Текст книги "Поцелуй Ехидны"

На фото были ничем не примечательные дети, только какого-то недокормленного вида. Может такой эффект давали короткие стрижки, почти наголо, или взгляд. В этих взглядах болезни не было, а была какая-то обреченность, раннее понимание жизни. Пролистал, посмотрел первые страницы, задержка психического развития. Предыдущий психолог писала, старая школа. Сейчас такие заключения не пишут. А раньше сплошь и рядом, в основном детям из многодетных, неблагополучных семей. Дома с ними не занимаются в школе сплошные прогулы и двойки, родители не могут прокормить столько ртов. И директор школы принимает решение помочь. И тогда у обычного, социально запущенного ребенка появляется такая запись. И едет он на казённые харчи. В казенный дом, где периодически еще и одежду выдают из гуманитарной помощи. Ребенок одет, обут, накормлен. Находится в тепле и под присмотром. Влад думал, что это хорошо. Если государство не хочет, именно не хочет, помогать таким людям, то это хоть какой-то способ облегчить им жизнь.

– Одна из грубейших ошибок считать, что педагогика является наукой о ребёнке, а не о человеке. Вспыльчивый ребёнок, не помня себя, ударил; взрослый, не помня себя, убил. У простодушного ребёнка выманили игрушку; у взрослого – подпись на векселе. Легкомысленный ребёнок за десятку, данную ему на тетрадь, купил конфет; взрослый проиграл в карты все своё состояние. Детей нет – есть люди, но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными влечениями, иной игрой чувств…, – цитировал Януша Корчака, Дмитрий Анатольевич. Влад с ним был полностью согласен. Но также он понимал, что клоуны на телевидении для того и существуют, чтобы в нужное время развлекать телезрителя, или отвлечь его от каких-нибудь более серьезных проблем. Такая разновидность обезьянки, которая помогает отвлечь отдыхающих в то время, когда чистят их карманы. И вот по этой причине, он старался телевизор не смотреть. Пролистал папки с похожим содержимым. Кивнул на прощание Елене и Дмитрию и вышел. Тяжелая дверь отсекла голос Дмитрия Анатольевича как бритвой. «Ого, какие хорошие двери, – почему-то пришло в голову Владу, – массив».

Матвей сидел в кресле закинув ноги на выдвинутый из-под парты стул. Прихлебывал кофе и морщился как от зубной боли.

– Голова болит? – пожав руку поинтересовался Влад.

– Нет, просто не выспался. А у тебя как самочувствие? – Понимающе улыбнулся Матвей.

– Да все Слава Богу, – вернул улыбку Влад. – ну что готов к марш броску?

– Сейчас чашку помою и поедем, – Матвей поднялся и пошел к умывальнику.

Машина конечно была гораздо больше чем у Влада. Тяжелый приземистый крайслер. Американцы, они любят все большое. И хорошая аудиосистема. Из колонок доносился с детства знакомый голос:

Я смотрю в темноту, я вижу огни.

Это где-то в степи полыхает пожар.

Я вижу огни, вижу пламя костров.

Это значит, что здесь скрывается зверь.

Я гнался за ним столько лет, столько зим.

Выехать собирались с самого утра, но все как обычно. Пока бумаги, пока кофе, пока поговорить и когда выехали, то по дороге к школе уже шли учителя. Сейчас воспитатели, которые работают с подъёма, сдадут вахту и в школе начнутся уроки. Воспитатели в это время свободны, кто на машине, тот едет домой, чтобы не сидеть в школе. Кто-то сидит пишет планы и отчеты. Превратили профессионалов в бумагомарателей. Вместо непосредственной работы с детьми надо написать тонны бумаг о том, как ты работал с детьми. Все эти филькины грамоты потом подшиваются в папки для чего-то там очень нужного.

Я даже знаю, как болит у зверя в груди,

Он идет, он хрипит, мне знаком этот крик.

Я кружу в темноте, там, где слышится смех,

Это значит, что теперь зверю конец.

Я не буду ждать утра, чтоб не видеть, как он,

Пробудившись ото сна, станет другим.

Я не буду ждать утра, чтоб не тратить больше сил,

Смотри на звезду – она теперь твоя.

Искры тают в ночи, звезды светят в пути,

Я лечу и мне грустно в этой степи.

Это Матвей сделал громче. Он сосредоточенно рулил, не нарушая тишину разговорами, только постукивал по рулю пальцами, в такт музыке.

И существуют проверки которые проверяют эти папки. И на основе этих неверных данных создают свои. А на их папки так же есть проверка, а на ту проверку, у которой так же есть папки, тоже есть проверка. Ужас, как у Роджера Желязного в «Стальной крысе», – прибор для поиска жучков в приборе для поиска жучков. Когда читаешь такое в детстве то смешно, во взрослой же жизни, печально.

Когда утро взошло, успокоилась ночь,

Не грозила ничем, лишь отправилась прочь.

Он еще крепко спал, когда слабая дрожь

Мелькнула в груди, с неба вылился дождь.

Он еще крепко спал, когда утро взошло.

Влад повернул регулятор убавляя музыку.

– Не нравиться песня? – Матвей повернул к нему голову.

– Нравиться, я слушал их еще на пластинке. У меня были. Наутилус, Бригада С, Владимир Высоцкий. Высоцкого было особенно много, на пленке. Такие тяжелые бобины с пленкой. Еще была такая штука радиола, не помню точное название. Сверху ставились бобины. Ниже шли настройки радио. А еще ниже, такая выдвижная штука, выдвигаешь, а там проигрыватель пластинок. Вот такой вот комбайн. Отец на нем Высоцкого крутил, да и много других исполнителей было. Вот и осталось с детства любовь к нашей старой музыке.

– Родители живы еще?

– Да, живут в городе. Почти городе, мы с окраины. Частный сектор.

– Работают? Хозяйство держат?

– Ты откуда свалился? Какие свои хозяйства? Может где-то они и есть. Но у нас нет. Почти ни у кого. Раньше люди и овец держали и кур, и гусей, телят растили. Выпускали или привязывали днем в поля, вечером забирали. А сейчас все поля под застройки, да под зерновые забрали, свой скот пасти запретили. Но на пятнадцати-двадцати сотках не разгуляешься, не напасешься. В итоге и поля пустые, и дворы пустые. Зато в магазин привозят и мясо, и молоко. Покупайте кооперативное от нашего райпо. Уничтожили хозяйства в пользу купи-продай.

– А что люди? – заинтересовался Матвей.

– Что люди? Люди пьют. Молодёжь, кто посообразительней пытается уехать, устроиться где угодно, только бы не в нашей дыре. А остальные по кругу, как времена года. Умирают родители, на их место становятся дети, рожают детей, умирают и так далее. Нескончаемый конвейер.

– И это я слышу от того человека который лишь день назад с пеной у рта рассказывал мне о свободном человеке, – Матвей не издевался, он смотрел заинтересованно, словно пытался понять, о чем Влад ему говорит.

– Мое мнение такое, что человек становиться свободным тогда, когда осознает свое рабство, осознает и принимает его. Я реалист, я понимаю структуру нашего реального общества. И поэтому я свободен.

– Ну а ты как? Уехал? Искал свободу?

– Родители у меня простые работяги. Но книги у нас в семье читают все. Отец прочитал, наверное, библиотеки три. Поштучно не знаю, но точно больше шести тысяч. Очень интересный собеседник если не переходит на тему: «А вот в наше время…». Мать так же много читала, подолгу и интересно рассказывала.

– И ты от всего этого поумнел и пошел учиться?

– Нет, я, как и все нормальные пацаны с нашей улицы хотел стать бандитам.

– Это такой на БМВ и в коже?

– В том-то вся и проблема, – засмеялся Влад, – это парни хотели на БМВ и в коже, а я хотел на мерседесе и в костюме. И я понимал, что так сразу мерседес и костюм не дают. Придётся сначала заслужить БМВ и кожу. Постараться остаться живым, и потихоньку двигаться к своей цели.

– И что изменилась? Почему ты сейчас работаешь с детьми, а не являешься хозяином каких-либо полулегальных казино?

– Ну я подошел к вопросу серьезно, немного таскал железо, очень много времени провел на ринге, в тире. Пару раз даже на мелкие разборки ездил. А потом вся эта романтика закончилась. Главные бандиты у нас в стране ты сам знаешь кто теперь. И я пошел в институт. Два года отучился, устал и решил сходить в армию, отдохнуть.

– Отдохнул?

– Да, отдохнул. Разведка. Горячие точки. Полугодовой запой. Потом взял себя в руки, восстановился, доучился. Вот так и вышел «Педагог – психолог», который может хорошо надрать кому-то задницу или выбить сорок девять из пятидесяти. А ты задаешь такие вопросы как будто жил не у нас в стране. Ты как попал в нашу профессию? Не тянешь ты на простого учителя, вон и Марина Ивановна тебя испугалась.

– Ничего сверхъестественного. Родители у меня были богатые. Мы жили в Лондоне. Я там и учился. Родители погибли, когда я закончил школу и путешествовал перед Стэнфордом. Я вернулся к бабке с дедом. Со временем пришел в себя и все-таки закончил Стэнфорд. А работал первое время в госаппарате. Не у нас, у соседей. Но как начали в очередной раз делить власть, я плюнул и уехал. У меня у деда здесь квартира осталась еще с его молодости. Там и живу. Устроился к вам в школу. А боится она меня чисто инстинктивно. Ничего я ей не могу сделать. Это же система. Максимум уволят. Так на ее место другая такая же встанет. Так что все обычно.

– Нормальное обычно. Выпускник Стэнфорда и богатый наследник работает в нашей школе. И мы с ним сейчас едем вылавливать социально неблагополучных детей. Едем на его дорогом автомобиле. Нет, совсем ничего необычного.

– Как-то тут особо ничего не написано, – Влад открыл папки, начал пролистывать, – скудно. Пару строчек пару фраз и все.

– А ты у меня спроси, я вчера поговорил с учителями, сегодня с воспитателями.

– Узнал что-то интересное?

– Узнал, но не у них. А у уборщиц из спального корпуса, вот они всю информацию выложили. Кто там у нас первый?

– Бесогонов Максим, – он повернул дело Матвею, тот мельком глянул и опять перевел взгляд на дорогу.

– Была обычная семья муж, жена, сын. Он работал на заводе, она в детском саду помощником воспитателя. По профессии она архитектор. Но что бы сына взяли в детский сад, идет работать помощникам воспитателя. Пока сынок растёт, мама работает. И потихоньку, за жизненными хлопотами, забывает свою мечту стать известным архитектором. И вот когда сын идет в школу, она так и остается работать в детском саду. Отсутствие стажа, пропуск в четыре года. В общем трудовая книжка испорчена. Муж работает на заводе. Такой обычный мужик. Каким-то мастером в цеху. Каким не знаю. Особо не выпивает, только по выходным и по праздникам. Живут и живут, а тут все накрывается медным тазам, очередная дележка страны, работы нет, завода нет. Пока не закрыли, но сокращение идет тотальное. Зарплата в пару долларов, это уже хорошо. В итоге он остается без работы. Жена работает, но на зарплату нянечки, прожить невозможно. Муж начинает пить, периодически воспитывать супругу. Но как я понимаю, исключительно из чувства вины. Бил, а потом мирились и после каждого перемирия у них появлялся ребенок. В итоге со старшим, шесть. С жильем проблема, жена постоянно в декретном. Не хватает даже на еду. А на оплату коммунальных услуг уже не оставалось. Это сейчас какую-то помощь можно получить. Пособия появились, социальные службы. Конечно только в городах, но что-то дадут, чем-то помогут. А тогда этого всего не было. Квартира не приватизированная, от завода, и оказывается наше семейство, Бесогоновых в деревне, у матери жены. Благо свой дом и какое никакое хозяйство. Тут бы ему и взяться за ум, но нет, разгон уже набран и не остановить. И начинает наш Бесогонов бесов гонят по-настоящему. И как-то будучи в таком состоянии доводит супругу до реанимации. При помощи ухвата, которым он отбивался от чертей. На этот раз с рук ему это не сошло и ушел он в тюрьму. А там и сгинул от болезни и осталась женщина одна с кучей детей и очень старой матушкой. Старший уже успел закончить нормальную школу и уехал. По возможности помогает матери деньгами. Живет где-то в близлежащем городке и работает на заводе. Остальные дети проходят через нашу школу по очереди. Вот сейчас у нас учиться Максим. Причина неявки в школу отсутствие денег на билет и… она считает, что мы сами можем приехать и забрать. Обычная процедура с этой семьей. Заедем посмотрим и поедем дальше. Будем собирать с конца. Что бы не возить с собой толпу детишек.

– А не убегут?

Да нет. Эти не бегуны. Им в радость жизнь в нашей школе. Лучше, чем в деревни. Где три старухи, две тетки и не одного деда.

– А почему дедов нет?

– Спились, да умерли. Или сели. Иди сбежали от этих же тёток.

– Рассказываешь так, что заслушаешься. Ты книги писать не пробовал?

–Нет не пробовал. У меня воображение плохое.

Как Матвей и предполагал. к семье Бесогоновых приехали ближе к вечеру. Деревня была маленькая. С одной стороны, четыре дома, да с другой домов пятнадцать. Чуть дальше, сразу за пригорком, на котором по обычаю находилась кладбище, начиналась следующая деревня. Они шли в ряд, прерываясь лесками и кладбищами. И понять, что вы находитесь в другом населённом пункте, можно было только по указательному знаку. Так близко они подступали друг к другу. Хозяйкой дома оказалась шустрая, маленькая женщиной в заношенном, но чистом халате. Быстро заварив чая, она посадила приехавших за стол, Стол был старый, очень старый, как и вся мебель в доме. Когда-то добротная и дорогая мебель. Некоторые экземпляры и сейчас, после реставрации, можно продать довольно дорого. И чувствовалось в доме какое-то захламление. Нет, вещи не были разбросаны где попало, все было убрано и разложено. Но все равно казалось, что их здесь слишком много, что было не удивительно с таким количеством детей. Дети вели себя тихо, только испугано посматривали на чужих дядек, когда Влад с Матвеем осматривали и описывали условия проживания детей. Чай оказался крепким и сладким. Именно таким как нравился Владу. Он не любил всякие зеленые или ароматизированные чаи. Простой черный, а сахар под настроения. От еды они отказались, хоть Ирина Николаевна и пыталась им что-то предложить. Ее сын, Максим сидел на стуле и пытался сохранить серьезный вид. Но предательские, длинные передние зубы высовывались из-под верхней губы, когда он пытался спрятать счастливую улыбку. Он уже был там, в школе со своими друзьями, играми, вкусной едой и новой одеждой. Она ему была ох как нужна. Джинсы, которые он надел по случаю приезда представителей школы, были велики ему размера на два. Ждали участкового. Он пришел минут через пятнадцать. Грузный краснолицый дядька. Поздоровался за руку с Владом и Матвеем. Расписался в акте кивнул на прощание и ушел.

– Он не очень разговорчивый у нас, – проговорила как бы оправдывая его Ирина Николаевна, – а так человек хороший.

– И не навязчивый – заметил Матвей. И стал прощаться.

Утренняя мысль о том, что надо что-то менять в своей жизни, к вечеру исчезла. Инга не находила себе места. От телевизора ее тошнило. Книжная полка была заполнена какой-то фантастикой, которую, по одной книге в месяц, покупал муж. И не одного интересного романа. Чтобы про любовь и красивую жизнь. Она такие любила. Начала накатывать злость. Привычным движением достала зажигалку и вспомнила что сигарет в квартире то нет. Вышла на балкон, выбрала из пепельницы самый длинный окурок. Закурила, c наслаждением втянув в себя дым. Слегка закружилась голова. Но идея уже сформировалась и требовала действий: «Оставил меня одну, катается где-то, как бы, по делам. Какие ночные дела могут быть у работника образования за его нищенскую зарплату. Не позвонил. А я сидеть и ждать его не буду. Он не прекрасный принц что бы его ждать». Быстро сполоснувшись в душе, Инга наложила легкий макияж. От платья пришлось отказаться, осень, по ночам довольно прохладно. Джинсы, яркий гольфик, облегающий и выгодна подчеркивающий грудь, короткий плащик в крупную клетку. Скромно, но со вкусом. Вышла из квартиры и легко сбежала вниз по ступенькам. Бар «Диоген» располагался в полуподвальном помещении соседнего здания. Инга проходя мимо, часто слышала доносящиеся из него голоса и музыку. Спустившись по лестнице вниз, она на секунду остановилась: «Что я творю? Если Влад узнает, что его жена по кабакам ходит пока он работает. У него же везде знакомые. Но не все знают его супругу. Но это уже другой вопрос». Тяжелая дверь резко открылась, едва не угодив по носу. Инга отшатнулась, а из бара вывалилась веселая компания. Молодая крупноватая девица крашеная под блондинку и пара парней. Все смеялись и о чем-то оживленно разговаривали.

– Что встала? Проходи, – сказала блондинка, пытаясь обогнуть Ингу на узкой лестнице.

– Она стесняется, – засмеялся высокий и подтолкнул Ингу в спину, – иди не бойся, там тебя не съедят. Она автоматически сделала шаг и вошла в бар. Сразу бросались в глаза три бильярдных стола. Возле них суетились парни и девчонки, кто-то из них держал бокал, кто-то бутылку, все преимущественно с пивом. В нижнюю комнату, где располагался сам бар, вела еще одна коротенькая лестница. Сама комната была разделена на зоны кабинками в виде бочек. Вот почему «Диоген». Живучая легенда про философа, который якобы жил в бочке. Атмосфера была та что надо, пахло алкоголем и табачным дымом. Вывеска на трех языках, призывающая не курить, никого не смущала.

– Вот сюда-то мне и надо, – негромко проговорила Инга, – то что доктор прописал. Подошла к стойке. Бармен молодой крепкий парень со светлыми волосами. На бейджике написано «Леший».

– А почему Леший? – тут же поинтересовалась Инга, – В лесу живешь? Или потому что Леша?

– Просто потому, что фамилия такая, и по ней, то есть по фамилии, ко мне чаще и обращаются. Вот поэтому Леший. А имя у меня Владимир. Но вряд ли в этом баре кроме тебя это кто-то знает.

– Еще ты знаешь, – улыбнулась она.

– Не всегда, – покачал головой Леший Владимир, – иногда забываю.

– Налей мне чего-нибудь средней крепости. Мартини к примеру. И вон тех тоненьких сигареток пачку.

– Здесь курить нельзя, – флегматично заметил Леший.

– А где можно? – захлопала ресничками Инга, – Не на улице же? Там такой холод.

– Вон там, – кивнул Владимир в дальний угол где сидело пару человек.

– Хорошо, – легко согласилась Инга и прихватив бокал прошла абсолютно к другому столику. Где было и посветлее, и почище. Бармен вздохнул и продолжил заниматься любимым делом всех барменов, протирать стойку. На нее поглядывали, но не подходили. Это было для нее не привычно. В столице, когда она училась, не успеешь выпить один коктейль, как сразу же предложат другой. А здесь она допивала второй бокал мартини, да еще и за свой счет, провинция какая-то: «Ну ничего, я же и пришла просто послушать музыку, расслабиться и спокойно пойти домой. Все цивилизовано. Я замужняя жена, а на пару коктейлей денег хватит». Прервав ее горестные мысли к ней, гремя стулом подсела давнишняя знакомая блондинка. Хотя при этом освещении она была скорее рыжей. В руках бутылка мартини и бокал. Потянулась к Инге и долила почти до краев.

– Что скучаешь подруга? Ждешь кого? – Она помахала рукой и Леший принес тарелочку с маслинами и сыром, – ждешь и без закуски пьешь. Она замолчала на секунду осмысливая свои слова. – Вот видишь стихами заговорила. Я поэт. Наверное. Сегодня.

– А завтра? – лениво поинтересовалась Инга. Рыжая ее раздражала и говорить не хотелось в принципе.

– А завтра я протрезвею, хотя не факт – она протянула свой бокал, – я Галина. Не Галя, а именно Галина. Мне так больше нравиться.

– Инга, – церемонно склонила голову и приподняла бокал.

– Что серьезно? Прикольное имя. А полное как звучит?

– Это и есть полное имя. Есть еще Ингеборге, но это не ко мне. Мое полное имя, по документам, Инга.

– Хорошее имя, звучное, почти так мое, – Галина звонко рассмеялась и вытащила сигарету, – Ты откуда, я что-то тебя здесь раньше не видела?

Это была темная прогалина между деревьями. Идти туда не хотелось, но придётся, иногда просто нет выбора. И сейчас именно тот момент. Ты боишься, жмёшься, придумываешь отговорки, но там в глубине себя ты знаешь, идти придется. И идти одному, ведь в этот важный для тебя момент ты один. Рядом нет никого. Но за этими свивающимися, переплетёнными ветками было что-то, чего он боялся, боялся до такой степени что холодели и немели конечности. Темная прогалина уходила в темноту, а он стоял и почти физически чувствовал, как холодные пальцы страха скользят ему вдоль позвоночника. Волосы на руках начали подниматься, когда он понял, что ему не кажется и пальцы действительно есть. Чуть выше уровня поясницы кто-то касался его холодными пальцами, настолько холодными, что чувствовалась через одежду. «Это мне сниться», – проговорил он и ущипнул себя за ногу. Больно. Поворачиваться не хотелось от слова «Совсем». Но он должен был увидеть кто это. Медленно, очень медленно, он повернул туловище, неуклюже переставляя одеревеневшие ноги, а следом и голову, тоже медленно. И наконец развернулся. Рывком открыл крепко зажмуренные глаза. Вздохнул. Никого. Поле, кустарники и вдали очертания хозяйственных построек школы. Никого. Один, какое это счастье быть одному. И в этот момент он ощутил холод на своем животе. Да, это был тот же ребенок. Потеряшка. Низкий, очень худой, с длинными почти до колен руками. На измученном лице выделялись белые без зрачков глаза. И все тот же кислый запах. Влада было трудно испугать, но этого ребенка он боялся, и этот запах он проникал куда-то в подкорку и вытаскивал на свет детские кошмары. а именно детские кошмары самые живучие и самые кошмарные. Ноги стали ватными, он отступил назад, шаг, еще шаг. Ребенок мелко переступая шел на него, ничего не говоря, только как-то неловко, как плеть, поднимал свою бледную руку и указывал куда-то за спину Влада. Он поднимал, а она обессиленно падала, но он делал усилие и вновь поднимал. И указывал, указывал как бы говоря: «да посмотри ты уже». Рывком обернувшись Влад увидел стоявшую в темном проеме высокую, худую фигуру. Она была не подвижно, только вспыхивали и гасли в темноте искорки глаз. Фигура выглядела опасной, но не такой жуткой как этот мутноглазый ребенок и Влад принял решение пойти к нему, подальше от этого мальчика. Он шел, почти что бежал, вокруг становилось темнее, деревья давили со всех сторон. Фигура приближалась медленно, как в замедленной сьемке, а мальчик не отдалялся и подталкивал пальцем в спину как бы говоря: «беги дядя быстрее». И вот, он подошел совсем близко. Фигура оставалось такой же темной. Посмотрел за спину, там уже привычно маячил бледный силуэт. Взглянул на фигуру. Хоть она и была темной, Влад понял, что это человек и довольно молодой. Но в данный момент не это привлекло его внимания, а такие же бледные пустоглазые существа, бывшие когда-то детьми, они выходили из-за спины темной фигуры и становились полукругам, отрезая путь к побегу. А по спине пробегали, поглаживали, успокаивали холодные пальцы как бы говоря: Не бойся, нас не бойся. Вот ты и дома, ты вернулся, теперь мы о тебе позаботимся». Тут Влад не выдержал и заорал от страха.

Они подсели за столик ненавязчиво, только что девчонки сидели одни и вот уже с ними рядом смеются и шутят три парня. Два брюнета, один повыше с неприятным лицом, второй пониже, чем-то похожий на монгола. Третьим был высокий симпатичный блондин. Вечеринка набирала обороты. Галина их представила. Инга кивнула, но через секунду уже запуталась, Кто из них Сергей, кто Андрей, а кто Женя. Как она поняла, это были знакомыми Галины, а блондинчик был еще и в роли спонсора. Появились тарелочки с салатами, бутербродами и парни, демонстративно отказавшись от мартини перешли на водку. Разгуляться то в общем им не дали, прервав на середине очередной неприличный анекдот к столику подошёл Леший и вежливо, но твердо напомнил, что через пятнадцать минут они закрываются. Парни сделали стойку, пытаясь отстоять побольше времени, но блондинчик кивнул соглашаясь с требованием Лешего и все засобирались. Галина метнулась к стойке и принесла одноразовый контейнер, в который предупредительный бармен начал перекладывать их бутерброды.

– Ты не дрейфь, – обратилась она к Инге, – если шоу должно продолжаться, то оно продолжится, сейчас пойдем ко мне, я рядом живу.

Инге уже не хотелось ни куда идти, но и обидеть только что приобретенных друзей она тоже не хотела.

– Пошли, только я ненадолго.

«Хорошо, что город не большой, даже такси брать не придётся», – подумала она, вдевая руки в любезно поданный блондином плащ. вспомнив что это он оплатил их счет Инга снизошла до улыбки, неискренней, почему-то он ей не нравился. Идти оказалось и правда не далеко. Квартира Галины находилась через два дома от того, в котором жили они с мужем. Новые дома с широкими лестницами и чистыми подъездами.

–Ты чего орешь? – вырвал его из кошмара знакомый голос.

Влад открыл глаза и замотал головой по сторонам. выискивая глазами детей и темную фигуру. Его окружал уютный интерьер автомобиля. Почти не слышно гудел двигатель, из магнитолы лилась тихая мелодичная музыка. Выдохнув он повернулся к Матвею. Тот улыбался.

– Кошмар приснился или нечистая совесть спать мешает.

Влад протер рукой лоб, тот был влажный от пота.

– Очень уж как-то реалистичный сон. Давно ничего такого не снилась.

– Адреналина много выделилась во сне, – авторитетна заявил Матвей, – Да и проснулся резко. От этого сон кажется реалистичным и все детали помнишь.

– Какие-то очень неприятные детали, – проворчал Влад и вспомнив глаза этих существ вздрогнул.

– Да, вижу, – снова улыбнулся Матвей.

– Это тебя за границей научили постоянно улыбаться? – не выдержал Влад.

– Конечно, где же еще, – легко согласился Матвей, – очень удобная привычка, можешь улыбаться в любой ситуации. Там улыбки отвязали от эмоций и привязали просто к мышцам. И делаем упражнение, улыбаемся, не улыбаемся, улыбаемся, не улыбаемся. Матвей продемонстрировал включение и выключение улыбки.

Что-то пошло не так. Еще немного выпили, и гулянка быстро переросла в что-то другое. Галина поочередно целовалась с брюнетами, которые танцевали с ней, сначала по очереди, а в данный момент пристроились уже вдвоем. Один спереди, другой со спины и двигаясь в такт музыке, переплетались руками и губами. Инга целовалась с блондином, постоянно отталкивая его наглые руки, стремящиеся то расстегнуть джинсы, то залезть под гольф, который каким-то непонятным образом бы уже задран к самой груди. Руки жадно шарили по голому телу, а губы были требовательными, но нежными. Она почувствовала, как у нее тяжелеет низ живота и в паху тяжело пульсировало сильное желание. Оно было таким жгучим и внезапным, аж свело судорогой колени. И в это время рука блондина проникла под трусики и начала нежно гладить набухшие губки, периодически ловко задевая пальцами по заветной точке. Инга приподняла таз навстречу удовольствию, сильнее прижалась к руке, двигаясь в такт, застонала.

Он пересел за руль, а Матвей уселся сбоку, откинул назад голову и через пару минут ровно засопел. Влад немного убавил музыку, что бы не мешала. Машина шла мягко, скорость совсем не ощущалась.

«Так что это все-таки было? Прошлой ночью?» – Влад точно знал, он не спал и до чертей еще не допился. Сейчас в темноте, и в тишине ночи все казалось подозрительным. И то что обычный, вечно пьяный сторож очень профессионально рассуждает на тему подростковой психологии и проводит параллели со странами и Сталиным. Хорошо хоть Эдипов комплекс не приплел. Еще он знает такие слова как Арахнология и Герпетология. Его странные советы, не гулять ночью по территории школы. Странный свет во второй комнате директора. Странные сны. Хотя совет не гулять по территории ночью не странный, а нормальный. А вот жуткая бабка с языками-щупальцами. Такого же не бывает, это какой-то фильм ужаса. Но все-таки Влад знал, что это реальность. Как и те холодные пальцы, что трогали его ноги пока он тонул в вонючей жиже. Он понимал, что мозг еще не принял в себя весь кошмар происходящего. Такое нельзя сразу переварить и осознать. Но скоро он смириться с тем, что это правда и тогда что-то надо будет делать. Действовать он не боялся. Этому его хорошо научила война, через которую ему пришлось пройти. Но там все было просто и известно. А по поводу теперешней ситуации он был в затруднении. Трасса была пустой и темной. Только теперь Влад осознал, что кроме них здесь никого нет. Тогда что это за постоянное движение в зеркале заднего вида. Он дернул рычажок очищая заднее стекло. Странно, никого нет. Рядом заворочался Матвей. Открыл глаза. Посмотрел по сторонам.

– Через километра полтора кемпинг, заезжай туда. Отдохнём, а с утра выедем, как раз всех заберем и к ночи будем в школе.

Влад еще раз тревожно осмотрел пустую трассу и нажал педаль акселератора разгоняя тяжелую машину.

Сидящий на троне говорил. Говорил свысока, со своего срока жизни, а жизнь его была очень долгой. Бесконечной по меркам человека.

– Тебе то что до них? Вы же Первые, вы выполнили свою функцию и совершенно ничего не должны этим смертным.

– Рискну напомнить тебе, что твоя раса так же покинула эту территорию, а вот ты для чего-то остался. Какая твоя цель?

– Первый! Цель у нас с вами одна, энергия, сила. Только подходы разные. Мы просто контролируем развитие. Тихо и мирно. Или не мирно. Тут уж мы сами решим. Мы играли в эти игры, когда вас и этих планет еще не было, и будем играть после того как вы все погибнете. А вот с вашей помощью что произойдет? Свобода воли, прогресс, технологии, рост населения, раскол в обществе, повсеместные войны и гибель. А нам не надо прогресс в таком масштабе, нам важен сам человек, его род, его память, его сила, его жизненная энергия. Ты не представляешь какой в человеке ресурс. Не одна ваша станция не сможет столько генерировать. Когда я соберу достаточное количество этой силы я подчиню себе время. Я вернусь сам и верну весь свой род. И да, в отличии от вас, нам важен ресурс, и он всегда находится в хорошем состоянии. Мы о нем заботимся, мы милосердные боги.

– Милосердные боги которым требующие постоянной жертвы. Да, вы бережете свою кормовую базу. Доводите до определённого уровня, а потом война, мор, эпидемия на выбор. И общество скатывается назад.

– Оно скатывается назад, для того что бы опять развиваться. Но до определённого уровня. Мы не даем им уничтожить самих себя. А что даете им вы? – Тифон злился. Очень злился на своего врага. Он знал его, они встречались с ним и в прошлом и в будущем. Тот, кто сорвал все его планы и начинания, или еще сорвет, он плохо разбирался в хитросплетениях времени. Пока не хватало силы. Но у него был помощник, про которого Первый знать не может. Или может? Он поэтому и пришел. Взглянул на лицо Первого. Знает.

– Ты знаешь.

– Да, я знаю. И про этапы, и главное про Нее.

– Но тогда ты понимаешь, что Ее не остановить.

– Мы убрали почти всех посредников, остался только один в семнадцатом веке, но там сейчас эпидемия, неразбериха и только поэтому он еще жив. Наследник у тебя в двадцать первом, а ты здесь, в точке отсчета, точке ноль. Вот и всё. Игра подходит к своему завершению.