Текст книги "Такое вот детство"

Глава, где Максим ходит, а Маринка кормит

Вечером мама попросила завтра идти из школы сразу домой. Ей надо было помочь с грядками. Максим всё не мог заснуть, думал, как завтра успеть и вовремя быть дома, сходить к своей собаке, да, именно к своей. Он считал её уже частью их маленького коллектива: он, Маринка, Герда и щенки, и один из них – обязательно Мухтар. Он боялся, что Маринка без него не справится, или справится и её укусит собака, или, наоборот, пустит к щенкам, а его в этот момент не будет. А в этот момент они обязательно должны быть вдвоём. Ничего не придумав, он решил, что они купят консервы, он пойдёт помогать маме, а Маринка пойдёт к собаке и просто поставит ей консервы: не оставлять же её голодной, честное слово. А потом она вернётся и всё ему расскажет.

Максим усиленно топтал дорожки вдоль верёвки, которую натягивала мама. Она каждый год разводила около дома красивый цветник. И вот некоторые цветы уже высунули свои стебельки, а клумба, тянущаяся вдоль всего дома, ещё не была разбита на сектора. Мама всегда так делала: натягивала верёвки, прокапывала вдоль них, – и они протаптывали дорожки, деля клумбу на кусочки, и в каждом участке росли свои цветы. Одни уже отцветали, другие только принимались, и так до поздней осени на клумбе менялись цветы одни за другими. Он пыхтел и топтал, топтал и пыхтел, а ещё поминутно оглядывался на калитку. Казалось, Маринки нет уже целую вечность. Он даже пару раз бегал в дом посмотреть на часы, но часы были не на его стороне и всё время врали, что прошло ещё только двадцать минут. Наконец Маринка прибежала, вся раскрасневшаяся и запыхавшаяся, ей было тяжело бегать из-за полноты, и она в общем не очень-то и любила это дело. Но сейчас глаза прямо горели, она делала над собой огромное усилие, сдерживаясь, но что-то её распирало изнутри. И только присутствие Максимкиной мамы не давало ей возможности прямо сейчас поделиться своей новостью. Наконец мама сказала:

– Иди поздоровайся с подружкой, а я пока схожу в дом, попью воды и поставлю чайник. Попьём чаю.

Она улыбнулась, поправила косынку и скрылась за углом дома.

Максим, даже не обтирая о траву сапоги, кинулся к Маринке, и они чуть не столкнулись лбами.

– Она меня лизнула!

– Кто? – не понял Максим. – Собака?

– Герда. Я открыла консервы и отошла. Она вышла, поела, а потом подошла и лизнула мою руку и совсем не лаяла.

– А потом?

– Потом она убежала, – Маринка погрустнела. – Я без тебя не пошла к щенкам.

Максим обнял Маринку за плечи и с чувством сказал:

– Вот видишь, если кого-то накормить, он станет добрее! – Отпустил довольную собой девочку и продолжил: – Просто она, наверное, давно не ела, поэтому и кормить её надо было дольше.

Маринка всхлипнула.

– Ты чего? – удивился Максим.

– А ты подумай, сколько она не ела, голодала, если мы её кормим, кормим, а она вот только чуть-чуть подобрела.

– Ничего, у меня ещё деньги есть. Откормим. Пошли чай пить, у нас сушки есть. – Максим взял девочку за руку, и они побежали в дом.

Глава, в которой настал тот самый день

И этот день настал. Как только они пришли, Герда выбежала из автобуса и бросилась к ним. Максим инстинктивно заслонил девочку, но собака подбежала, виляя хвостом, и начала крутиться вокруг, напрашиваясь на ласку. Мальчик осторожно погладил её по голове, и собака от избытка чувств упала на спину, подставляя живот под детские руки.

Конечно, домой они опоздали. Пока Герда поела, пока они посмотрели на трёх симпатичных толстопузых щенков, смеялись, как они неуклюже, тыкаясь в руки носами, лизались и пытались покусывать их за пальцы. Герда в это время крутилась вокруг, прижималась боками к детям и заглядывала им в глаза, как бы спрашивая: «Ну как, красивые щенки? Правда, красивые? Вам нравятся? Мои!».

Когда они уходили, проводила их метров за сто от свалки и, гавкнув, убежала к детям. Помахав Маринке рукой и отказавшись от приглашения зайти, Максимка в приподнятом настроении спешил домой. Он пытался придумать, как уговорить маму и отца – особенно отца – взять собаку или собаку и щенка, а лучше всех. Он бы построил с отцом, если бы он согласился, или с дядей Виталиком – он не откажет, он добрый – загон. Такой, как в телевизоре, с сеткой и дверцами, чтобы кормить и заходить туда. Но как же уговорить? Ответа на этот вопрос он не знал.

Глава, в которой всё рушится

На следующий день, освободившись раньше Маринки, он побежал в магазин за очередными консервами. Тётка Вера отсчитала ему сдачу и, пряча глаза, сказала:

– Отец твой заходил, просил передать, чтобы ты немедленно шёл домой. Именно сразу, никуда не заходил, а шёл прямо домой.

Максим впихнул банку между учебников и с тревогой побежал в сторону дома, ведь, наверное, там что-то случилось. В кухню он вбежал, запыхавшись от бега. В доме царило напряжение, очень плотное, осязаемое. Отец хмуро сидел за столом и пил чай. Увидев Максима, он кивнул ему на пустой стул и крикнул:

– Мать, иди-ка сюда. Нам сейчас сын расскажет, откуда он взял деньги и, главное, кого он каждый день кормит консервами. Ты их видела? – спросил он у тихо вошедшей матери.

Та покачала головой и суетливо вытерла руки о халат.

– Итак, сын мой, расскажи нам, кого это ты кормишь ежедневно? И откуда берёшь деньги? Ты пересчитала у себя? – отец снова обратился к матери.

Та кивнула и прошептала:

– У нас всё на месте.

– Ну, мы слушаем, – отец отхлебнул чаю и поморщился. Видно было, что у него болит голова. Рука, которая лежала на столе, иногда вздрагивала, и он сжимал её в кулак, прятал под стол и там, под столом, вытирал её о штаны, потом доставал, смотрел на неё и клал на место до следующего приступа дрожи.

– Мы кормим собаку, у неё щенки, и…

– Собаку? – отец поперхнулся чаем. – Вы кормите собаку? Мать, ты это слышала? Они собаку кормят!

Та стояла безучастно и, кажется, не особо реагировала, только с удивлением переводила взгляд с одного на другого, как бы не понимая, о чём они говорят, или как будто первый раз их видит.

– И с кем? С этой Пашкиной девчонкой? И на чьи деньги?

– У меня есть деньги, – Максим выпрямился на стуле. – Я на скейт копил.

– Он на скейт копил! А вместо этого кормит бездомную собаку! Лучше бы матери отдал! Видишь же, что сидим периодически без денег… А он на скейт копит и собак кормит! – Отец завёлся, он всё чаще прятал руку под стол и вытирал её о штаны. – С чего это ты решил кормить собак?

– Собаку, – поправил Максим. – Она там одна… И у неё три щенка красивых. Она была злая, а мы её кормили, и она стала доброй и пустила нас к щенкам. Ведь правильно говорят, что если кто-то злой, то его надо накормить, и он станет добрым.

И тут Максима посетила счастливая мысль. Как же он раньше об этом не догадался? Он быстро залез в ранец, вытащил консервы, и не успел никто опомниться, как он, оббежав стол, поставил их перед отцом и ловко, уже натренированно сорвал крышку.

– Папка, ты поешь и тоже станешь добрым! А потом мы эту собаку заберём к себе. – Максим уселся на свой стул и стал ждать, радуясь, что так ловко обо всём позаботился.

У отца затряслись уже обе руки и губы в придачу, он приподнялся и побагровел.

– Ты… ты… – такое чувство, что ему не хватало воздуха, – ты сравниваешь меня с собакой? Считаешь, что меня надо кормить, чтобы я стал добрее? Ах ты, щенок!

Максим вжался в угол и сильно зажмурился. Он не понимал, что сделал не так, но ему вдруг стало очень-очень страшно.

– Сядь! – раздался строгий окрик матери. – Сядь! – и неожиданный звук пощёчины.

Максим быстро открыл глаза, он думал, что отец ударил маму, но нет. Папа изумлённо таращился на мать и держался рукой за щёку.

– Я считаю, что тебя слишком хорошо кормят и ты зажрался, мой дорогой! Сядь, я сказала, потом поговорим, – грозным голосом приказала мать и взяла за руку Максима.

– Пошли, сынок, сегодня переночуешь у тёти Шуры с Маринкой, а нам с папой поговорить надо.

Она залезла в холодильник, кинула в пакет полкольца чесночной колбасы и, пошурудив половником, достала из кастрюли кость с небольшими ошмётками мяса.

– Отнеси это своей собаке и беги к Маринке. Тёте Шуре я сейчас позвоню.

Глава, в которой существуют великаны

Маринка обижалась, что Максим не взял её с собой. Она сидела надутая, но всё-таки девочке очень нравилось, что он будет ночевать у неё и она сможет ему всё-всё рассказать про Ольку и новую книжку, которую ей купили, и про задание, которое будут давать на лето, и ещё много-много чего интересного. Но когда он рассказал ей, как мамка с отцом поругались по поводу собаки и что ему теперь, скорее всего, не разрешат держать ни собаку, ни щенков, она расстроилась ещё сильней, но уже за Максимку и щенков.

Назавтра была суббота, и спать они легли уже поздно, когда вдоволь надурачились и наелись от пуза шоколадных хлопьев с молоком.

…Он шёл по тёмному лесу – нет, солнце немного пробивалось сквозь кривые ветки, но как-то странно, не сверху, а откуда-то спереди. Туда он и шёл. Постепенно дорога становилась полегче, и ему уже не приходилось перелезать через толстые змеевидные корни и уклоняться от ветвей, что лезли в глаза, именно в глаза, как нарочно. Наконец тропинка вывела его к светлой полянке, там в центре стояла маленькая девочка в ярком платочке и цветастом сарафане. Он хотел у неё что-то спросить, но не мог вспомнить, кто он и чего хочет, и поэтому просто подошёл и посмотрел на неё. У девочки было лицо его мамы, как у очень молодой мамы, такую он видел в фотоальбоме, который любила рассматривать бабушка, пока была жива.

– Пошли, мальчик, я тебя спрячу, – сказала девочка-мама голосом взрослой мамы, – пошли, а то скоро придёт он. – «Он» она произнесла каким-то грубым, чужим голосом, это прозвучало как колокольный звон: «ОН-Н-Н».

«Кто он? – хотел спросить мальчик. – Папа»? – но не успел: где-то рядом затрещали ветки, и ему вдруг стало очень и очень страшно.

– Побежали, – предложил он маме-девочке, но та отрицательно покачала головой.

– Нет, мне не убежать, а ты прячься, – и приоткрыла лаз под деревом, а там, в светлом помещении, похожем на внутренность старого пазика, сидела собака и улыбалась ему почти по-человечески. Он прыгнул вниз, мягко приземлился и повернулся, чтобы помочь ей, этой красивой девочке с лицом мамы, но она уже закрывала лаз. Он успел заметить, как к ней большими шагами, ломая кусты и небольшие деревья, шёл заросший волосами великан-людоед, и у этого страшного великана было лицо папы…

Максим вздрогнул и проснулся, рядом под вторым одеялом спала Маринка, мирно посапывая и глупо улыбаясь. За окном занималась заря, скоро наступит утро.

Глава, в которой строят вольер

Дни стояли тёплые, даже жаркие. Максимка пытался научиться свистеть: не по-детски, вытянув губы трубочкой, а по-взрослому, с двух пальцев. Пока получалось какое-то шипение, больше похожее на охрипшего гуся, но он старался. Ему надо уметь свистеть, а то как же собаки будут его слушать? Маринка бежала ему навстречу, раскрасневшаяся и какая-то взбудораженная.

– Там твой папка вернулся, – выпалила она ещё на расстоянии и остановилась, как будто её вдруг посетила какая-то мысль.

Ранец выпал из рук Максима, свистеть перехотелось. Да и зачем теперь это всё надо? Отец вернулся, и он теперь наверняка выгонит собак.

– Когда?

– Ещё с утра. Мой папка его привёз.

После той ссоры он не видел больше отца. Мамка сказала, что он в городе, лежит в больнице, лечит нервы. Максимка понял: нервы – это чтобы не дрожала рука, не надо было её постоянно прятать и вытирать о штаны.

Он только уточнил:

– У него и голова перестанет болеть?

– Перестанет, – согласилась мама.

– И вы не будете больше ругаться?

– Не будем, – улыбнулась она и погладила его по голове.

Отца не было почти три недели, Максимка, конечно, скучал, но понимал, что в доме стало светлей, мама улыбалась, они дурачились, вместе читали, много смеялись, смотрели мультики, и, самое главное – он забрал со свалки металлолома собаку и её щенков.

Герда поселилась у него в пустующем дровяном сарае и тотчас была переименована в Собаку. Также появились два сторожевых служебных пса: Мухтар и Рекс. Правда, ещё очень маленьких, но уже рычащих. Приходил дядя Виталик и, оглядев их пасти, вынес вердикт: «Злые будут, жуть!». У Маринки появилась Герда, как она и хотела, и всё шло прекрасно, но вот вернулся отец…

Максим не знал, вылечил он себе нервы, или всё так же у него трясётся рука и болит голова. Если болит и трясётся, значит, выгонит и Собаку, и щенков. Он с опаской вошёл во двор, отец что-то делал в конце двора за забором. Питомцев нигде не было видно. Слёзы навернулись на глаза: выгнал. Не будет Собаки, не будет Рекса и Мухтара, не будет работы в милиции и на границе. Он кинулся к отцу, распахнул заднюю калитку и замер. Собака и два служебных щенка ходили за отцом как привязанные и мешали ему работать, а он строил. Уже были вкопаны столбы и сделан деревянный настил, в стороне лежал рулон сетки в крупную ячейку.

Отец строго посмотрел на Максимку:

– Ну и где ты так долго ходишь? Бегом обедать и мне помогать! А то сколько твоим питомцам в сарае жить? Пора бы им в свой дом въехать.

Максим всё-таки заплакал. Он не понимал, почему. Всё же вроде хорошо, но слёзы текли и, на миг повиснув на кончике носа, срывались вниз. Шмыгнув носом, он кивнул и помчался переодеваться.

До вечера они строили, пилили и прибивали. Когда мать вышла в очередной раз звать их ужинать, всё было готово. Максимка собирал инструменты в ящик, а отец подметал щепки и стружку.

– Покрасим на неделе. Съезжу в город, куплю краску, и покрасим, – проговорил отец.

– А когда ты в город поедешь? – поинтересовался Максимка.

– Да теперь часто буду ездить, – отец опёрся на метлу и глянул на мальчика. – Меня дядя Паша взял к себе на работу водителем.

– На свой джип? – ахнул мальчик.

– Нет, – улыбнулся отец. – На другую машину, у него их много. Увидишь в понедельник. А сейчас пошли в дом: хорошо поработали, надо хорошо поесть.

Вечером после обязательного чтения Максимка прошлёпал к телевизору, забрался к отцу на колени и спросил:

– Папка, а ты зеркала откручивать умеешь?

Конец первой части

Часть вторая
В погоне за черепахой

Глава, в которой Максим выходит на охоту, а Маринка рассуждает о ведьмах

– Иди, к тебе твоя подруга пришла, – заглянула в комнату мама.

Максимка оторвался от огромной книги. Её привёз отец буквально через пару дней, как дядя Паша взял его водителем. Теперь он часто ездил в город «по работе». Интересно звучит: «по работе». Как-то он спросил, как это можно ехать по работе, едут же по дороге в город, это как-то неправильно, сказал он. А говорить надо правильно. Папа посмеялся, потрепал его по голове и объяснил, что можно ездить по работе, а можно ездить по своим делам. Максимка подумал пару минут и кивнул:

– Тогда понятно, – и повернулся, направляясь к себе в комнату. Но папа не дал ему уйти:

– И что же тебе понятно? Расскажи нам с мамой.

Они сидели за столом, у мамы было хорошее настроение, она улыбалась, а иногда даже брала папину руку в ладони и держала, а когда Максим поворачивался к ним, то отпускала, как будто боялась, что он увидит, но он-то всё равно видел.

– «По работе», – терпеливо начал Максим, – это значит ехать и делать то, что скажет дядя Паша, а по «своим делам» – это ехать и делать то, что скажет мама.

Родители переглянулись и захохотали. Смех был весёлый, и Максимка, поняв, что смеются не над ним, а что им просто весело, ушёл к соседнюю комнату. Там его ждала толстая книга с цветными иллюстрациями под названием «Эн-ци-кло-пе-ди-я». Название было сложно читаемым и трудновыговариваемым, но он справился. Вот и в данный момент книга лежала перед Максимкой на столе, и он что-то сосредоточенно там вычитывал, шевеля губами от усердия. Маринка его отвлекла, но он был рад приходу своего друга: не придётся теперь идти к ней самому. Ведь у него был план, а его планы – порой глупые, как тот, когда они полезли за голубями на крышу и уронили лестницу, а порой удачные, как показал случай с собакой, – он привык осуществлять только с ней, с боевой подругой Маринкой. Боевой подругой её назвал дядя Паша, Максим не знал, что это значит, но дядя Паша улыбался, а значит, ничего плохого.

– Пошли со мной, – потянул он девочку за руку, когда они вышли из двора.

– Куда? – Маринка, конечно же, пошла следом за ним, любопытство брало верх, но нетерпеливо дёргала его за рукав. – Куда мы идём?

– Увидишь.

Они спустились между домами по узкому проходу, тропинке, что вела на центральную улицу. С одной её стороны шла невысокая изгородь, а за ней – ряд старых высоких вишен, они недавно отцвели, и, судя по количеству цветов, ягод в этом году будет очень много. С другой стороны шла грубая изгородь, сбитая из столбов и жердин, – огород одной бабульки. Максимка её боялся, хоть и жили они по соседству. Она никогда не здоровалась, а смотрела всегда пристально, как будто в чём-то его уже подозревала. И при этом быстро перебирала губами, словно что-то беззвучно шептала, скорее всего, какое-нибудь заклинание из чёрной магии. Он поделился своими соображениями и выводами с Маринкой, та подумала и абсолютно с ним не согласилась.

– У неё нет чёрного кота и вообще нет ни одного животного, которые должны быть у злых колдуний, а у них должно быть животное, я в кино видела.

С этим уже не согласился мальчик.

– А вдруг у неё кто-то живёт вон в том сарае, – он показал рукой на покосившееся строение, состоящее из брёвен и огороженное по периметру плотным забором из серых кривых досок. По мнению Максимки, один вид этого сарая уже являлся убедительным доказательством, что бабка – ведьма. Девочка насмешливо фыркнула на все его доводы и побежала вниз по тропинке. Пообещав себе ещё вернуться к этому вопросу (конечно, после того, как всё разузнает), мальчик бросился вдогонку. Собаки, приняв это за очередную игру, неслись следом, путаясь под ногами.

Глава, в которой засада провалилась

– Подожди, нам не туда, поворачивай.

Свернув с центральной улицы, они вышли на протоптанную в поле дорожку, которая вела в близлежащую деревню. Были ещё две окружные асфальтированные дороги, но жители предпочитали короткий путь и ходили напрямую: так ближе, речку перешёл – и уже там, на месте. Максимка уверенно вёл свою команду к песчаному карьеру. Когда-то там брали гравий, но теперь это место было забыто взрослыми, и только дети изредка приходили сюда полежать на берегу, таком импровизированном пляже, чтобы потом, разогревшись, с разбегу прыгнуть в мутноватую воду неглубокой реки, медленно текущую меж заболоченных берегов. И, наверное, эта самая заболоченность и маленькая глубина не собирали на берегу много людей, в основном все предпочитали пройти немного дальше, туда, где чище и глубже. Немного поднявшись по сыпучему склону, Максимка выбрал высокий валун, ловко забрался на него, повернулся и протянул руку Маринке. Та, ухватившись за неё, долго скользила подошвами кроссовок по мху, обильно росшему по бокам, чуть не стащила друга вниз, но всё же забралась и села рядом.

– Что мы здесь делаем? – свистящим шёпотом спросила девочка.

– Ждём, – коротко ответил Максим и начал внимательно осматриваться по сторонам.

– Кого ждём? Кто-то ещё придёт?

Собаки бегали друг за дружкой, обнюхивая незнакомое место. Потом успокоились и начали носиться, поднимая лапами тёплый песок.

– Никто не придёт, мы ждём, когда появится черепаха.

– Черепаха? Здесь?

– Да, здесь, что непонятного-то? Папа говорил, что они здесь живут. А ещё я прочитал в эн-ци-кло-пе-ди-и, что во второй половине мая они выползают откладывать яйца, а сейчас как раз вторая половина мая.

– Яйца – это как куры? – засмеялась Маринка.

– Ага, как куры, только яйца немного другие.

– Но они же увидят тебя и не вылезут.

– Вылезут, – уверенно возразил мальчик, – а мы их увидим и поймаем, – и, подумав, добавил: – Хотя бы одну.

Маринка не стала спрашивать, зачем ему черепаха, «надо» – это убедительный довод, объяснения ей и не требовались. Она поёрзала на камне, усаживаясь поудобней, и стала ждать. Ждала терпеливо целую вечность, то есть очень много времени, примерно минуты три-четыре.

– Максимка, – свистящим шёпотом проговорила она, – а вдруг они сегодня не выползут?

– Выползут, куда они денутся, ведь уже вторая половина мая и вечер. В энца… энце… в книге всё так и написано, а её учёные писали!

Маринка промолчала: раз учёные, то тогда, конечно, не поспоришь.

Мальчик сосредоточенно обводил глазами местность с редкими тонкими берёзками и чахлым кустарником в поисках движения. Но двигались только два подросших щенка, да неугомонная Маринка ёрзала на камне. Ей всё не сиделось.

– Да посиди ты тихонько, – толкнул Максим её локтем в бок, – а то услышат и не вылезут.

– Да твои собаки их быстрее распугают, – не осталась в долгу девочка и толкнула его в ответ. От неожиданности Максимка соскользнул с камня и, глухо ударившись пятой точкой, приземлился в песок. Посидел, ошалело хлопая глазами, встал, попытался отряхнуть штаны, но зелёно-коричневые разводы от мха не отряхались. Ну всё, теперь попадёт от мамы. Ещё раз осмотрел безжизненный берег, зачем-то подошёл поближе к воде, походил туда-сюда, подумал.

– Пошли уж, – махнул головой наблюдавшей за ним девочке, – сегодня их точно не будет, нашумели мы очень. – Свистнул собакам и напрямую через поле направился в сторону дома.

– Может, в этом году они не будут вылазить? – на ходу рассуждала девочка.

– Сегодня не вылезли, вылезут завтра. Май ещё не закончился. Пойду в воскресенье.

– А меня с собой позовёшь?

– Тебя позову, а вот их – нет, – он кивнул на Рекса и Мухтара, – а то они мне всех черепах распугают.