Текст книги "Такое вот детство"

Глава, в которой поют песни и рассказывают страшные истории

Вечером раздали сухой паёк, а ещё были пахнущая дымом каша с тушёнкой, сосиски, сало и хлеб, чтобы жарить на костре. Сосиски просто жарили, а сало обжаривали и подставляли кусочек хлеба, чтобы жир зря не пропал, ели с зелёным луком. Было так вкусно, что Максимка решил, что это, пожалуй, даже вкуснее кильки в томатном соусе. После того как все наелись, расселись у костра, Иван Игоревич достал большой пакет «маршмеллоу», – это такой специальный зефир, который можно жарить, – и дети опять взялись за свои палочки, а кто-то начал просить Василия, чтобы он выдал им новые, так как старые они уже выкинули в огонь. Настало время десерта: зефирки при обжарке увеличивались в размере, как бы раздувались, становились сверху коричневыми и хрустящими, а внутри – воздушными и тягучими.

– Хоть что-то нормальное в этом походе, – протянула вечно недовольным тоном Галка, но её никто не слушал, даже ближайшие подружки. Все были заняты угощением и старались не обжечься.

Юля подошла и села на бревно рядом с ними, сообщив, что будет присматривать за их компанией, а то есть вероятность, что они убегут дубы смотреть или лягушек ловить. Кстати, лягушек было много, их многоголосое кваканье долетало до костра, разбавляясь трескотнёй цикад. Василий тихо напевал незнакомые песни:

 
– В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх:
Воет воем, что твои упокойники,
Если есть там соловьи, то – разбойники.
Страшно, аж жуть![6]6
  В. Высоцкий, «Сказка о нечисти».


[Закрыть]
 

По мнению Максимки, это была не песня, а спетая сказка. И под влиянием атмосферы и слов из непонятной песни Татьяна предложила:

– А давайте рассказывать страшные истории.

Дети согласно загалдели, а Василий, изменив перебор, замогильным голосом пропел:

 
– В заросшем парке
Стоит старинный дом.
Забиты окна,
И мрак царит извечно в нём.
Сказать я пытался:
«Чудовищ нет на земле».
Но тут же раздался
Ужасный голос во мгле.
Голос во мгле…[7]7
  «Король и шут», «Проклятый старый дом».


[Закрыть]
 

Последнюю строчку он почти провыл, да так жутко, что Кристина поёжилась и схватила Максимку за руку.

– А давайте, – подхватила Юля. – Я вот в детстве Успенского читала…

– Да ладно, – перебил её Иван Игоревич, – Успенский рассказывал сказки, а я сейчас расскажу жу-у-уткую историю, приключившуюся со мной в детстве. Вот кто-то из вас слышал, как вызвать гномика и попросить его выполнить ваше желание, какое бы оно ни было?

– Гномика? – Юля прыснула.

– Да, гномика! И попрошу больше не перебивать.

Юля согласно кивнула, и Иван Игоревич продолжил:

– Эта история произошла в моём детстве, в те древние времена, когда не было Интернета и нечистая сила безнаказанно бродила среди людей. Как-то вечером я возвращался один от друзей, из соседней деревни. Мы заигрались, и уже начинало темнеть. Я шёл и думал: как же мне попадёт от мамы, ведь мобильных телефонов ещё не было, и я не мог ей позвонить и сказать, что задерживаюсь. Я спешил и, чтобы срезать путь, пошёл через старый яблоневый сад, оставшийся с ещё более древних времён. Деревья там были большие, кривые, и росли на них невкусные осенние яблоки, брр. Иду я, значит, иду и вдруг вижу: стоит кто-то в полумраке. Ну, я подумал, что это сторож, и, не обращая на него внимания, пошёл дальше, а он так и остался справа от меня. Дальше гляжу: опять фигура стоит – и, по всем приметам, та же, что и в прошлый раз. Ну я мимо прошёл, обошёл на всякий случай шага на три, чтобы не так близко, и немного ускорился, но не побежал. Иду, а сам ногами громко топаю – я так всегда делаю, когда мне страшно. Смотрю: вон она, тёмная фигура, опять передо мной. Понял я, что не уйти мне просто так, и, решившись, пошёл прямо к ней, думаю, посмотрю хоть, кого я там так испугался. Подхожу и вижу старика с седой бородой да лохматыми бровями. Я был хорошим мальчиком, пионером, а пионер должен быть вежливым, я, значит, и говорю:

– Здравствуйте, дедушка.

А он мне в ответ:

– Здравствуй, внучек.

– А не заблудились ли вы, дедушка? Давайте я вас выведу из сада, – предлагаю я, а он засмеялся харкающим смехом и говорит:

– Нет, сынок, не заблудился я, да и не смогу я отсюда выйти уже, как бы ни хотел, навсегда в этом саду останусь, – и смотрит на меня глазами-угольками, посмотрел и говорит: – Ты очень смелый и добрый пионер, за последние десять лет никто ко мне не подошёл, все боятся, стороной обходят. Чего бы ты хотел, мальчик, за свою смелость? Проси – исполню!

Я подумал и говорю:

– То, чего я хотел бы, вряд ли можно исполнить, – вежливо кланяюсь ему, ну чтобы попрощаться, а старик взял меня за плечо, крепко так взял, притянул к себе и говорит:

– Я-то, может, уже и не смогу, стар стал, но мой младший брат точно сможет.

– Младший?

– Да, младший, самый маленький, он ещё не вырос, и поэтому мы зовём его гномиком. В древности люди часто его вызывали, а потом забыли и начали вызывать «красную руку» или «пиковую даму», а ведь действительно исполняет желание только гномик. Так вот, зайди в тёмное место и положи вот… – он достал из кармана шоколадную конфету и протянул мне, – положи развёрнутую конфету и проговори три раза: «Гномик, гномик, покажись», увидишь два святящихся глаза, как у кошки, – это значит: он пришёл. Ты сразу говори своё желание, только быстро, и зажигай свет. Тогда всё у тебя сбудется. А теперь иди и не бойся, мама ругать не будет. Побежал я домой, а конфету по дороге выкинул, не поверил я старику. Утром просыпаюсь, шорты надеваю, а конфета-то в кармане лежит. Ну я и решился, зашёл в сарай, положил на полку развёрнутую конфету, закрыл двери, а все щели заткнул мешками. Посидел и быстро, но отчётливо проговорил: «Гномик, гномик, выходи», сказал, сижу и пялюсь в темноту. Потом показалось мне, что появились как бы белые пятна, я глаза протёр – и точно: какие-то, ну не так чтобы огоньки, а что-то светлое двигалось и шло из угла да прямо к конфете. Я испугался за свою жизнь и говорю: «Хочу быть бессмертным, – и добавил, – как вампир». Это просто я перед этим Брэма Стокера[8]8
  Брэм Стокер – ирландский писатель, наиболее известный как автор романа «Дракула» (1897 г.).


[Закрыть] читал, и сильно-сильно толкнул дверь на улицу. Солнце ворвалось в помещение и осветило пол: никого, конечно, там не было, но я со страха рванул на улицу и бежал, пока не добежал до конца деревни, как раз к тому яблоневому саду. Но был день, светло, и сад был абсолютно нестрашным. Постоял, отдышался и пошёл домой. Солнце прогнало весь страх, я шёл и ругал себя всеми дурацкими словами: и за гномика, и за вампира, надо же сказать такое: вампир – ну смешно же. А ночью мне приснился сон: как будто из зеркала, что было на стене сбоку от кровати, высунулась старая сухая рука и провела несколько раз по моим волосам. Потом раздался знакомый голос: «Ну что, ты получил своё желание?». Я ответил: «Да, старик, получил!» – и проснулся. Утром пошёл в тот сарай и увидел свою конфету, угощение для гномиков. Поднял её и опешил, – Иван Игоревич вновь перешёл на зловещий шёпот. – На конфете были отчётливо видны следы маленьких зубов, как будто кто-то старался откусить небольшой кусочек. Я выронил её и вновь убежал, – он замолчал, и повисла тишина, потом чей-то испуганный голосок спросил:

– А что дальше?

Иван Игоревич как будто ждал этого вопроса.

Он встал во весь рост, сделал шаг назад, чтобы оказаться в месте, не освещённом костром, и уже оттуда произнёс хриплым голосом:

– И теперь по ночам я превращаюсь в вампира, заманиваю в лес маленьких детей и пью их кровь! О-хо-хо-хо-хо, – зловещий смех стал отдаляться всё дальше и дальше, а потом затих. Дети испуганно молчали, а потом какая-то девочка шмыгнула носом и дрожащим голосом произнесла:

– Татьяна Павловна, мне страшно.

Татьяна поднялась, подкинула в костёр тонких веток – пламя сразу же жадно взметнулось – и позвала:

– Иван, выходи, хватит ерундой заниматься, всех детей перепугал, – подошла, села рядом с Леной и обняла её за плечи. Раздались шаги, и в круг испуганно вскрикнувших ребят вошёл Иван Игоревич, неся в руках небольшой ящик на ремне, оказавшийся впоследствии автомобильным холодильником.

– А вот и десерт подоспел. Кто хочет мороженое?

– Я, я, я, – закричали дети наперебой, вмиг позабыв про страшного вампира.

Утро не обошлось без приключений: во всех трёх палатках проснувшиеся мальчишки оказались щедро намазанными зубной пастой. Паста мылилась и плохо отмывалась холодной водой. Над ними смеялись все: и девочки насмешливо, и воспитатели по-доброму. Василия уже не было, а Иван Игоревич объяснял кое-как отмытым детям, что мазать пастой – это старая добрая традиция их лагеря и повелась она ещё со времён, когда лагерь был пионерский, но он про неё забыл, а вот кто-то, по-видимому, помнил и кое-кому рассказал. При этих словах он пристально посмотрел на Юлю, но та, невинно захлопав ресничками, начала засыпать в котелок гречку и попросила:

– Вы, Иван Игоревич, лучше воды принесите, позавтракаем здесь, а на обед пойдём в лагерь. После завтрака – прогулка по лесу.

– А пляж? – спросила Наташка.

– Пляж – в обычные дни, а мы в походе. Сходим к озёрам и дубам, ведь не все там были, особенно днём.

Глава, в которой Максим становится помощником диджея

Сегодня было кино, но так как кино – дело добровольное, это же не зарядка, то он крутился рядом с дядей Славой – так он называл местного звукооператора и диджея: смотрел, как он настраивает пульты, крутит какие-то крутелки, от этого звук менялся на разных колонках по-разному. Максим ходил от одной большой, выше его роста, и кричал: «Есть». Дядя Слава кивал головой и что-то подправлял, потом показывал пальцем на другую, и Максим радостно бежал, прислушивался к звуку, осторожно прикладывая к сеточке руку.

– Дядя Слава! – крикнул он, и тот поморщился: ведь просил, чтобы его называли просто «Слава», но мальчик никак не мог привыкнуть к тем отношениям, что имели место быть в лагере, и упрямо называл его «дядя». – Дядя Слава, в колонках как будто сердце бьётся, – Максим держал руку на сетке, – как живое.

– Ну конечно, – улыбнулся диджей, – конечно, живое, музыка – она же живая и имеет свойство возвращать к жизни. Вот, например, приходит человек грустный и печальный, и если ему включить весёлую музыку, он, даже если не захочет, всё равно повеселеет. Сейчас поставлю для тебя, – он чем-то пощёлкал, и из колонок понеслось: «Косил Ясь конюшину…»

Максимка рассмеялся. У него действительно улучшилось настроение.

– Эй, ты, – раздался знакомый голос, и настроение начало ухудшаться. – Всё конюшину косишь? У вас в деревне этим занимаются? Или решил на закрытии лагеря то же самое показать? Так не надо, все и так поняли, что ты колхозник.

Может, и надо было папе рассказать, из-за чего, то есть из-за кого он хотел уехать. Может быть, его бы тогда забрали. А теперь надо иг-но-ри-ро-вать. Он повернулся, неразлучная троица приближалась. Даже не взглянув на Наташку с Галкой, мальчик обратился к Марине:

– На закрытии будет что-то другое, не Ясь, но я ещё не знаю, что именно. А ты будешь участвовать с нами?

Маринка не посмотрела на него и всё же ответила:

– С вами – это с тобой и твоей Яниной, да? Нет, не хочу, – и, толкнув его плечом, прошла мимо. Следом, свысока глянув на него, проследовали её подруги.

– Что, парень, проблемы с девочками, ревнуют?

Максим пожал плечами, он не понял слова «ревнуют», но решил не вдаваться в подробности.

– Ревнуют, – сам себе ответил дядя Слава. – Приезжай через пару лет, ещё вместе танцевать будете.

Максим вспомнил, как на школьной линейке танцевали старшие мальчишки и девчонки, как это было красиво, но не мог себя представить танцующим с этой розовой рыбой. Сплюнул сквозь зубы – не получилось. Вытер слюну с майки и ответил:

– Не могу я постоянно сюда ездить, у меня собаки.

– Пошли провода отнесём, расскажешь про собак… Ну, какая порода?

– Собаку-маму зовут Собака.

– Оригинально, – согласился дядя Слава…

Глава, в которой Максимке снится сон – тот, что не сбудется

И вот они с Маринкой опять стоят у остатков старого пазика и пытаются высмотреть в проёме окна, где там собака с щенками. Нет, он помнил, что она сидит у него в вольере, а щенки за это время немного подросли и очень даже обнаглели. Но законы сна требовали, чтобы он переживал и пытался высмотреть, где же там собака, ведь она наверняка голодная, и её надо покормить, а консервов у него с собой нет.

– Давай зайдём с другой стороны, – предложил он Маринке, и та ответила голосом мамы:

– Нет, не стоит, её давно там нет.

Он повернулся. Там стояла мама и смотрела на него, печально улыбаясь. Её руки нервно сжимали и комкали полотенце.

– Мама, а где папа? – испуганно спросил он. – Почему ты одна?

– И папы тоже нет, – ответила мама из сна, – нет и не будет, девочки сказали, что он пьёт, и он ушёл, чтобы тебя никто не дразнил и ты мог спокойно играть со всеми детьми.

– Пусть дразнят, – согласился Максимка, – они глупые и ничего не понимают! А где мои собаки?

– Дома, а мы в лагере, – ответила мама, опять превращаясь в Маринку. – А почему ты меня игнорируешь? – строго спросила она, очень хорошо выговорив это сложное слово.

– Мне так папа сказал, – ответил мальчик, уже совсем ничего не понимая.

– Тебе повезло, твой папа ушёл.

– Если он ушёл, то кто завтра ко мне приедет?

Маринка положила руку ему на плечо и проговорила тонким Юлиным голоском:

– Максим, проснись, опоздаешь на зарядку.

Он испуганно открыл глаза и осознал, что лежит в своей кровати, будит его Юля, а в комнате почти никого нет, все убежали умываться.

Несмотря на сон, папа приехал, приехал немного позже, после тихого часа. Максим уже расстроился, думая, что его не будет. Оказалось, что его просто задержала погрузка в городе, но он позвонил Маринке и попросил передать, что задерживается и будет позже.

– Она же тебе сказала? – даже не спросил, а утвердительно сказал папа.

Но Максимка отрицательно замотал головой:

– Нет, не сказала.

– Как? Я же её просил… или, может, я поздно позвонил, – отец выглядел сильно расстроенным, и Максимка поспешил его успокоить:

– Наверное, её не пустили в тихий час, у нас нельзя.

– Дисциплина – это хорошо, – легко согласился папа. – Смотри, что у нас есть, – отец достал из блестящей термосумки – была у него такая штука для водителей – пакеты с вредным питанием. Это мама так называла гамбургеры и кока-колу. Но сегодня её здесь не было, а был папа, который и сам с удовольствием откусывал от большого бургера и запивал его из ещё большей бутылки кока-колы, чем у сына. Они сидели на опушке леса, смотрели с такого расстояния на блестевшую вдалеке линию реки, очень напоминавшую асфальтированную дорогу, и ели вредные вкусности. Было тихо и хорошо.

– Пап, а игнорировать надо долго или можно иногда игнорировать, а иногда нет?

– А человек исправился? Попросил прощения?

– Нет, не попросила.

– Игнорировать – это способ для умных людей, он помогает избежать так называемой войны с заведомо более глупым, но многочисленным соперником. Если ты примешь вызов, то тебе придётся опуститься на их уровень, и там ты обязательно проиграешь, а вот игнорируя, ты как бы побеждаешь, и плюс хороший бонус – этим ты очень злишь своих недругов. А вот если дело просто в обиде, то тут всё не так просто. Если бы люди не прощали обиды, было бы очень плохо: распадались бы семьи и навсегда расходились бы друзья, да и не дружил бы никто никогда, потому что у людей не бывает отношений, когда кто-то кого-то по ошибке, по глупости или даже специально со злости не обидел бы.

– И что делать?

– Учитывая, что обижаться вечно глупо, то надо прощать, людям помогает прощение. Обязательно надо дать обидчику шанс, ведь не бывает безгрешных людей. Придёт время – и тебе понадобится этот самый шанс, эта возможность искупить свою вину. Ведь может случиться, что человек всё понял и осознал, а как об этом сказать, не знает, а тут ты приходишь ему на выручку. То есть делаешь первый шаг, прощая его, и при этом помогаешь и ему. Порой это самое главное. Ну я тебе и наговорил… ты хоть понял, о чём я?

– Да, нужно прощать. А часто?

– А вот здесь всё зависит от твоего решения, насколько ты готов взять на себя такую ответственность, простить. Но это, как говорится, уже совсем другая история. Пошли, проводишь меня, пора домой, а то мама уже заждалась.

Глава, где «тыц-тыц», и всё

Дядя Слава позволил посидеть за пультами, правда, попросил ничего не трогать и не крутить. На площадке были танцы, смена заканчивалась, надо было возвращаться домой. Конечно, было немного жаль, но, с другой стороны, дома есть речка, хоть и поменьше, есть лес, Максимка раньше в нём не был, но ведь лес везде одинаковый, и, значит, можно ходить в свой. Грустно расставаться с друзьями, но дома Собака, ещё Рекс и Мухтар, а также Маринка, но он пока не решил, простить её или игнорировать. Поискал, высматривая среди танцующих, где же они, подружки неразлучные, – троица обнаружилась немного в стороне от старших. Галка делала под музыку какие-то движения руками и ногами, а Наташка и Маринка пытались ей подражать. Максимка хмыкнул: ну и смешные эти танцы. Подбежала раскрасневшаяся Кристина, протянула жвачку.

– Держи, – поискала глазами урну, не нашла и засунула обёртку в карман, – пошли танцевать, а то скоро отбой.

– Я не умею, – он и представить не мог, что будет махать при всех руками и ногами, да ещё так смешно.

– Нет там ничего сложного, тыц-тыц, – Кристина изобразила несколько движений, – и всё, пошли.

И правда оказалось несложно, легко и весело. «Тыц-тыц», и всё.

Глава, в которой Максим возвращается домой

Собаки не переставали радоваться возвращению хозяина, но, как будто чуя подвох, старались не отходить от него ни на шаг. А с ними и веселей. Да, лес оказался таким же, как и в лагере. Правда, дубов в нём не было, в основном берёзы и сосны. Мама сказала, что, когда пойдут грибы, она возьмёт его с собой и научит различать съедобные и несъедобные. Речка прогрелась, и можно было весело плескаться на мелководье и согреваться, бегая наперегонки со своими питомцами.

Максимка даже пару раз сходил в другой конец посёлка, туда, к новым домам, где в основном и жили его одноклассники. И они весело поиграли в квадрат[9]9
  «Квадрат» – популярная дворовая игра в мяч, которая также является видом спорта, хотя и не вводится в специальные списки.


[Закрыть]. Очень интересная игра с мячом, но приходилось оставлять дома своих лохматых друзей, так как они думали, что играют с ними, и категорически отказывались соблюдать правила.

Папа работал на машине, а мама устроилась на работу в школу, преподавателем русского языка и литературы. Максимка сначала подумал, что она будет его учительницей, но мама объяснила, что будет учить его только после четвёртого класса, и добавила, что она за ним там ещё присмотрит. Он не понял, а что там присматривать, ведь он не прячется.

Лето продолжалось и казалось бесконечным, как жизнь.

Эпилог

Сегодня играли в футбол. Полных команд не набралось, но играли от души и долго, не деля игру по времени и на таймы. Интересное слово «тайм», Максимке понравилось. Он потный, но счастливый возвращался дамой, размышляя по дороге, сильно ли ему попадёт за очередные испачканные шорты. И тут увидел Маринку, она осталась ещё на одну смену, а он не стал, хотя родители и предлагали. Сашку Гороха и Кристину родители забрали, а он не захотел оставаться в одиночестве и провести ещё одну смену, игнорируя трёх подружек. Да и соскучился по дому.

И вот она идёт из магазина, в руке большой пакет, и на ней точно такая же розовая майка с блестящими, почти зеркальными чешуйками, как была на Галке в их первую встречу. Максим улыбнулся, вспомнив лагерь: всё-таки было весело. Сейчас, по прошествии времени, даже ссоры вспоминались с улыбкой. Он ускорил шаг, догнал подругу и взял у неё из рук пакет с продуктами: ей же тяжело.

– Знаешь, ты в этой майке похожа на большую розовую рыбу.

– Да, – просто сказала Маринка и улыбнулась.

Конец