Текст книги "Бетонная Луна. Розенберг. Том 1"

Я подъехал к своему особняку, который находился прямо на опушке леса, в отдалении от других домов. Из-за этого у меня фактически не было соседей. Ближе всех располагался особняк Энгеля Беккера, который жил там со своей дочерью Мелани, моей лучшей подругой. Мелани была на год младше меня, она темноволосая, милая, у нее очень мягкий характер. Девушка работала в школе учителем математики.

В детстве мы много времени проводили вместе. Когда мой папа Тилль был еще жив, он все шутил, что Мелани непременно станет моей женой. Мы с маленькой Мел постоянно играли в саду семьи Беккер. Она была такой миленькой, с острыми коленками, в платьице со звездочкой.

Эх, Мелани… Судьба свела нас вместе, чтобы мы не сошли с ума поодиночке. Моя лучшая подруга – самая добрая девушка из всех, что я видел. У нее и отец такой, хоть он и вжился в свой образ строгого и жесткого начальника. Но на самом деле это далеко не так. Энгель – замечательный человек.

Мелани потеряла маму раньше, чем я потерял своих родителей. Когда ей исполнилось четырнадцать, ее мама погибла в авиакатастрофе, возвращаясь в Германию из Старой Америки. Это был большой шок для их семьи – Энгеля и маленькой Мелани. Это был шок и для нас тоже.

Я вышел из машины, оставив ее на въезде в гараж. Особняк располагался на участке со множеством деревьев и зелени, огражденном полутораметровой живой изгородью. Гигантский трехэтажный особняк занимал около трети всей площади участка. За ним был небольшой сад с розами и красивой беседкой – гордость и любимое место отдыха моей мамы. Также там был гостевой домик, который сейчас использовался как сарай, и открытый бассейн.

Я поднялся по ступенькам на крыльцо, достал из кармана ключ, открыл дверь и вошел внутрь.

Передо мной возник длинный и темный коридор, в конце которого находилась винтовая лестница на второй этаж; в полу имелся люк в подвал. Слева и справа по коридору были расположены двери в разные помещения: в просторную кухню и столовую, гостиную с большим камином, уборную, небольшой бар, а также выход в гараж.

Отодвинув крышку люка в полу, можно было увидеть просторное и довольно глубокое подвальное помещение, куда вела полукругом длинная металлическая лестница. Тут царила абсолютная темнота, но если включить свет, то можно было увидеть несколько коротких рядов полок с коллекцией вин, которые долгие годы собирал отец и его предки. Здесь даже имелись очень дорогие экземпляры многолетней выдержки. Тут же я хранил свой спортивный инвентарь. Почти у основания лестницы в бетонную стену была встроена старая печь с отдельной трубой, необходимая, наверное, для отопления подвала в зимний период. Не помню, чтобы мы ей когда-то пользовались.

Еще тут была толстая дверь в подземный бункер – его построили в начале Второй мировой войны. Увы, я не знал комбинации для вскрытия двери; не уверен, знал ли ее отец. В любом случае, он унес эту информацию с собой.

Пол был сделан из брусчатки, но возле входа в бункер имелся небольшой «островок» из слегка пожелтевшего со временем кафеля.

Лестница, ведущая на второй этаж особняка, приводила нас в длинный светлый коридор с невысоким заборчиком над открытым пространством первого этажа. Здесь находилась большая ванная комната с джакузи и кабинет, копирующий мое рабочее место в полицейском участке. На стенах были прикреплены фотографии преступников и подозреваемых, различные газетные вырезки нераскрытых преступлений и так далее. Также на этом этаже находились две спальни и длинный балкон с видом на задний двор и уходящий вдаль лес.

Особняк был построен давно, несколько поколений назад, еще до основания Розенберга. Что примечательно, здесь находилось много потайных мест. Например, люк в подвал можно было заметить, только если очень хорошо приглядеться, потому что его крышка полностью сливалась с текстурой пола. А еще вход в подвал всегда был прикрыт ковровой дорожкой.

Но не это оказалось самым интересным. Однажды я обнаружил в своем кабинете комнату… Обнаружил абсолютно случайно: протирая раму огромного зеркала, я нащупал на ней какую-то выпуклость. Тогда я подумал, что неумелый мастер капнул туда клеем или испортил раму штукатуркой, и попытался отодрать выпуклость ногтями. И вдруг зеркало начало двигаться – оно открылось мне как дверь! Внимательно осмотрев раму, я нашел там маленький рычажок, который, очевидно, и нащупал во время уборки.

Моему взгляду открылась совсем маленькая комнатка, причем совершенно пустая. На тот момент у меня не было никаких идей, что с ней делать. Отец никогда не рассказывал об этой комнате, и я даже поверил в то, что он и сам не знал о ней…

На третьем этаже находился кабинет отца, родительская спальня, детская, еще одна гостиная и ванная комната. Здесь так же, как и на втором этаже, тянулся огромный балкон: взору открывался чудесный вид на город, прекрасное небо, реку и горы вдалеке.

В кабинете отца имелась и вторая потайная комната. И она так же была спрятана за массивным зеркалом. Только, в отличие от первой потайной комнаты, эта не была пустой: на полках и настенных крепежах находилось различное оружие и боеприпасы – автоматы, пистолеты, гранаты, а также экипировка, вплоть до перчаток для карабканья по деревьям, пары бронежилетов, армированных рукавов и креплений для фонарика… На одной из полок в стопку были сложены фальшивые автомобильные номера. Наверняка все это принадлежало отцу, но до сих пор я почему-то сомневался, что оно имело какое-то отношение к его профессии. Я долго думал, стоит ли спрашивать у Энгеля о происхождении этого оружия, но все же не стал – не хотел раскрывать сам факт находки. Меня очень долго терзало любопытство, но со временем, оно только угасало.

В коридоре третьего этажа с потолка свисала веревка, потянув за которую можно было выдвинуть складную лестницу на чердак. Там я складировал всякий хлам – то, что жалко выкидывать. Наш дворецкий говорил мне: «если чем-либо не пользуешься полгода – эта вещь тебе не нужна и от нее можно избавиться».

Я уселся на лавочку на балконе и с кружкой кофе встретил рассвет. Организму дико хотелось спать, но я был в сильном эмоциональном напряжении после работы и знал, что уснуть все равно не смогу.

Внутренний диалог прервал зазвонивший телефон. Я достал его из кармана брюк; на экране было написано «Ральф Шнайдер».

Ральф – высокий худощавый кареглазый парень двадцати семи лет. Это мой старый добрый друг. Когда-то мы вместе учились, но потом полицейская академия ему наскучила, и он бросил учебу.

Сейчас Ральф – рок-музыкант, играет на гитаре, занимается вокалом. Чтобы соответствовать имиджу, он отпустил маленькую черную бородку, выкрасил волосы в черный с красными прядями и проколол нижнюю губу. А в ушах у него вообще живого места не осталось.

У него была страсть к дорогим рубашкам с галстуками и стильным черным джинсам в обтяжку. Когда он бросил академию, то улетел в Пенсильванию, чтобы профессионально заниматься музыкой, а еще поступил на заочное отделение факультета политологии. Мы остались хорошими приятелями, продолжая общаться по возможности. Иногда он возвращался в Розенберг, правда, происходило это все реже и реже.

– Да, Ральфи! Слушаю тебя, – обрадовавшись, ответил я на звонок.

– Привет! Черт, Клос, как давно я тебя не слышал! – сказал мне друг.

– Как у тебя дела?

– Как всегда – отлично, пою с группой в барах. А у тебя? – поинтересовался он.

– Тоже ничего, – помедлив, ответил я. – Весь в работе. Все как всегда. Ты, кстати, в Германию не собираешься?

– Нет. Пока не планирую, – огорчил он меня. – Ты ведь там еще не женился?

– Нет, конечно, ты бы узнал об этом заранее, Ральфи.

– Это даже радует, потому что рановато в нашем возрасте жениться! С Лис у вас все хорошо, надеюсь?

– Да, все в порядке. О свадьбе думаем, но пока больше думаю я, как ни странно…

– Понимаю, но все равно считаю, что о семье думать еще рано! Вот! Вам бы просто вместе пожить для начала.

В ответ я только вздохнул.

– А ты нашел себе новую девушку?

– Конечно, тут с этим проблем нет! Город у нас большой, выбор всегда есть… Ладно, Клос, не буду отнимать у тебя время.

– Глупости не говори! Мы еще созвонимся! Пока!

– Счастливо! Был рад тебя услышать.

Еще с минуту я смотрел на небо, погрузившись в мысли. Затем отправился спать. Обещая чудесный день, взошло осеннее нежное солнышко.

***

Проснулся где-то только в третьем часу дня. На подоконнике, в ожидании первого приема пищи сидела моя недовольная кошка Викки. Почти на автомате приготовил себе яичницу, налил в кружку чай из суданской розы. Систематическая работа по ночам, когда случалось что-то серьезное (а происходило это довольно часто), сильно сказывалась на образе жизни, а, следовательно, и на самочувствии. Пожалуй, единственное, что меня пока удерживало в полиции – достойная зарплата и множество социальных гарантий.

Позавтракав, я принял душ и отправился к своим друзьям детства – Йохану Краузе и Фритцу Брауну. На улице было немного прохладно, поэтому я надел худи на черную водолазку, а также спортивные штаны и кеды, и отправился за друзьями.

Словно щупальца, тучи заволокли серое небо. Только бы дождь не пошел…

Дом Брауна напоминал миниатюрный замок: прямоугольное здание с башней, огромные окна, отделка внешних стен под камень. Он достался Фритцу в наследство от отца. Я подошел к его дому и нажал на кнопку дверного звонка.

На порог вышел Фритц. Мой друг был старше меня на три года; он чуть ниже меня ростом, с короткими светлыми волосами. Фритц долгое время служил в армии Нового Порядка, где сделал себе большую татуировку на правой руке – от пальцев до самой шеи. У него были чистые голубые глаза, такие, которые очень нравятся девушкам. Дополняла его образ улыбка, не сходившая с лица. Мой старый друг работал в Управлении железнодорожным транспортом. Сегодня у него был выходной.

– Привет! Как насчет того, чтобы погулять? – предложил я.

– Привет! Я всегда за, ты же знаешь. Только погоди минутку, – Фритц ушел, чтобы переодеться, и снова вернулся. На нем была камуфляжная майка, кофта, спортивные штаны и белые потертые кроссовки.

– Куда пойдем? – поинтересовался он.

– Давай сначала дойдем до Йохана. Возьмем парня с собой.

Фритц Браун. Он был не первым моим другом, но именно с ним мы больше всего протоптали дорог в этом поселке и городе. И если бы нас не разделила армия и учеба в академии, думаю, мы бы до сих пор оставались лучшими друзьями.

Что касается Йохана, к которому мы сейчас направлялись – это была полная противоположность Фритца – начиная с высокого роста и заканчивая длиной волос. Йохан был очень худым парнем с длинными светлыми волосами, предпочитал носить рубашки с брюками. Ему только исполнилось двадцать шесть лет, он недавно получил второе высшее образование в Мюнхене, отучившись на программиста, и теперь зарабатывал на жизнь фрилансом. Парень был слабохарактерным, но добрым, скромным и очень робким. Жил с родителями на другом конце Штерна.

– С Элли вчера поругался, – сообщил по пути Фритц. – Опять.

Элли была его девушкой, с которой они жили вместе уже три года, и за это время многократно расставались. Ругались они, наверное, ежедневно. Мне кажется, им это даже нравилось.

– Я иногда не понимаю, из-за чего она психует. Вот вчера, например – мы только ремонт доделали, а она непонятно из-за чего на меня обиделась, вылила краску на лестницу. Орала так, что я уж подумал, что сейчас соседи придут. Или вызовут полицию. Защитишь меня от Элли, если что? – подмигнул Фритц.

Мы подошли к роскошному особняку семьи Краузе. Силуэт Йохана был виден в окне на втором этаже. Мы любили подшучивать над ним, но делали это исключительно по-дружески.

– Парень, выходи! – заорал Фритц.

– Я сейчас не могу, надо убраться в комнате, – ответил Йохан. У него был тихий монотонный голос, в то время как у Фритца – громкий, командный, выработанный в армии и немного хриплый от сигарет.

– Выходи, кому говорю! – снова повторил Фритц. Потом обратился ко мне: – Ладно, Клос. Мы возьмем его штурмом.

Я только рассмеялся, покачав головой.

Недолго думая, Фритц залез на машину, которая стояла возле гаража. Затем зацепился за крышу гаража, влез на нее, ухватился за открытое окно Йохана, подтянулся и наконец очутился прямо в его комнате. Я услышал возмущенные крики парня, отчего засмеялся еще громче.

Через десять минут они оба спустились на улицу.

– Миссия выполнена! – объявил Фритц.

Судя по выражению его лица, Йохан был не особо доволен «выполненной миссией».

– Куда пойдем? – спросил парень.

– Давайте просто пройдемся по Штерну, – предложил я. Ничего лучше прогулки по осеннему поселку не было, от свежего воздуха взбадривался организм, а друзья детства могли составить хорошую компанию, отвлекая от мыслей о ночных событиях.

Мы гуляли до вечера, вспоминая случаи из детства. Затем Фритц начал рассказывать армейские истории, которые периодически сменялись рассказами Йохана о своей студенческой жизни в общежитии. Правда, его истории строились по принципу: «А вот мой сосед как-то раз…» или «Однажды Хейн такое устроил!» Сам Йохан, наверное, только и делал, что писал программы. И, слава богу, он нам об этом «увлекательном» процессе никогда не рассказывал.

– Йохан, что ж ты врешь, да тебя бы никогда не выгнали из общежития!

– А вот и могли! – парень словно гордился этим.

– Нет. Если только за то, что ты тратил много электроэнергии.

Йохан залился краской от возмущения.

– Да и выгнали бы – ничего страшного! Ты же оптимист. Большой город – большие возможности! Вокзал там тоже большой, найдешь, где прилечь.

– Да пошли вы! – Йохан беззлобно улыбнулся.

Мы дружно рассмеялись.

Последний раз я смеялся так искренне, наверное, только когда жил со своей семьей. Тяжелые воспоминания не хотели уходить из головы, как сильно я этого ни желал. А работа в полиции сделала меня еще более серьезным: становилось не до смеха, когда каждую неделю приходилось разбираться в очередном тяжком преступлении и сталкиваться с тем, что среди нас ходили звери в человеческих масках – очень быстро я стал ненавидеть мир… Такой, каким его сделали люди.

Под конец прогулки я рассказал друзьям о ночном происшествии в Рок-Порте. Но вдруг наш разговор неожиданно прервал Энгель – позвонил мне, спросил, где я нахожусь, на что получил ответ, что я гуляю в Штерне.

– Да просто хотел зайти на кофе, Клос, – напросился комиссар.

– Хорошо, герр Энгель. Заходите через полчаса, – предложил я и, попрощавшись с друзьями, пошел домой.

Только сейчас я заметил, что с каждым вечером все раньше и раньше начинает темнеть…

III
Сон

Я вернулся домой.

Мой гигантский трехэтажный особняк. Настолько же большой, насколько бесполезный и пустой.

Я уже давно прокручивал в мыслях планы о том, чтобы поскорее продать его и съехать отсюда на квартиру в Розенберг, но… не мог этого сделать. Это ведь был мой дом – все, что осталось от нашей семьи. Все это пространство – огромные комнаты, этажи, коридоры, по которым слоняешься, не находя места, и понимаешь, что в одиночестве тут потихоньку сходишь с ума, сам того не замечая. Медленно, изо дня в день…

А когда-то дом был полон жизни. Отблески счастливого прошлого порой стоят перед глазами, и тогда ты погружаешься с головой в воспоминания, а порой бежишь от них. Я всегда удивлялся людям, которым было неизвестно это чувство, когда и музыку слушать уже не можешь, потому что почти каждый отдельный звук или слово связаны с прошлым, с воспоминаниями, и в тишине сидеть – стены давить начинают. Я считал таких людей настоящими счастливчиками. Потому что сам в такие моменты постоянно ощущал желание куда-нибудь уехать – туда, где были люди, движение, жизнь. И возвращаться – только чтобы покормить Викки и лечь спать.

Особняк всегда был гордостью каждого члена нашей семьи. Кроме меня. Хотя и закрадывались мысли, что, возможно, когда-нибудь я все же создам семью и стану продолжателем рода Хайнеманнов. Вот тогда этот набор стройматериалов, наверное, снова станет мне дорог и приобретет какой-то новый, не так сильно связанный с прошлым, смысл… если до этого я отсюда не уеду.

Я зашел на кухню, включил чайник в ожидании герра Беккера. Посмотрел на часы, выполненные в форме деревянной совы: ее глаза ходили из стороны в сторону в такт маятнику. На работу было еще не скоро.

Захотелось услышать голос любимой. Я взял телефон и набрал ее номер.

– Приветик, Клос! – я улыбнулся, когда она ответила.

– Привет, Лис. Чем занимаешься? – спросил я, упав на диван в гостиной.

– Крашу маме волосы. А ты?

– Жду Энгеля, мы сегодня вместе едем на работу.

– Ясненько, – сказала Лис. Слышно ее было нечетко: наверное, придерживала плечом трубку. Или вообще включила громкую связь.

– Увидимся на выходных?

– Конечно. Только завтра я сначала к сестре заеду. А потом обязательно увидимся. Договорились?

Отсрочка. Самая надежная форма отказа.

– Отлично, Лис, – тихо шепнул я в трубку.

– Скучаю…

– Как твое здоровье?

– Неплохо. Немного болит голова…

Лис часто жаловалась на головные боли.

– Что-то случилось?

– Не волнуйся, это давление. Погода, наверное, меняется.

– Таблетку какую-нибудь выпила?

– Я кофе выпила. Давление ведь упало. Напиши мне, как приедешь на работу.

– Хорошо, дорогая.

Я сбросил вызов и включил телевизор. Просмотрел пару сюжетов новостей, пошел на кухню выключить чайник и наконец услышал звонок в дверь. На пороге стоял герр Энгель. У него был очень печальный и потрепанный вид.

– Что-то случилось, комиссар? – спросил я у него.

– Да, Клос. Я устал, и у меня ужасно ноет спина, – он неискренне улыбнулся и зашел внутрь.

– Проходите в гостиную, – пригласил я его. – Кофе, герр Энгель?

– Давай, наливай, не откажусь! – кивнул он, снимая куртку.

Я пошел на кухню и налил нам кофе. Ветер гонял траву за окном, качались ветки деревьев, а на небе собирались тучи.

– Как дела у Мелани? – спросил я, неся две полных чашки в руках.

– Скучает по тебе. Уже второй месяц в школе работает. Почему ты перестал заходить в гости? – комиссар сделал глоток кофе, позволив мне ответить.

– Не знаю. Надо зайти, наверное.

Я почесал затылок и тоже принялся за кофе. Энгель сел на диван поудобнее. С минуту мы сидели в тишине, только маятник часов на кухне издавал какой-то звук.

– Эх, помню, мы сидели на этом диване с твоим отцом, Клос, – предался воспоминаниям Энгель. – Кажется, что это было вчера… Мы каждый выходной пили здесь пиво, смотря телевизор. Было же время!

Я печально посмотрел в пол и невольно погрузился в архивы памяти – эти двадцать семь шкафов с папками. По каждому шкафу на один чертов год жизни. Я структурировал свою память еще в школьные годы, увлекшись книгами по психологии. Сначала вел что-то типа дневника: в конце каждого месяца описывал события, произошедшие в моей жизни, и сохранял их в виде текстовых документов на компьютере. Но со временем научился обходиться и без них. Занятия психологией также помогли корректировать воспоминания: я мог делать отдельные из них более яркими, либо же наоборот гасить эмоциональный окрас.

Энгель смотрел на меня так, как будто перед ним сидел вовсе не я, а Тилль. Возможно, он видел во мне частичку отца. Он надеялся, что я вырасту таким же, как он. Более того, Энгель делал меня таким – копией своего друга… Я же не сопротивлялся.

Прогоняя печальные мысли, я достал из холодильника две бутылки пива и предложил комиссару выпить.

– Может, лучше..?

– Перед работой, Клос? Да ты с ума сошел! Черт бы тебя подрал, ладно, давай ее сюда.

Убрав в сторону недопитый кофе, мы выпили по пиву, обсуждая работу.

– Что это ты мне все про продажных полицейских, Клос? – возмутился Энгель.

– А что, не так? – спросил я. – Неужели ничего нельзя сделать? Неужели вы не можете никак повлиять на это?! Вы же комиссар.

– Я нихера не понял, Клос. Не будь ребенком! Ты прекрасно знаешь, как все устроено: я не могу никого увольнять. А Оракул занят только поиском сепаратистов. Остальные его не колышут, они для него не преступники. – Энгель взглянул на часы. – Так, нам пора на работу. Разговор продолжим в машине.

Я быстро надел форму, завел автомобиль, и мы выехали в полицейский участок. На улице уже сильно стемнело. Впереди нас ждал сверкающий огнями город и черное небо над ним.

– Герр Энгель…

– Чего тебе? – ответил он.

– А вам не кажется, что наш судья, герр Марвин Либерт, с недавних пор тоже продался? Я как-то на днях увидел в выпуске новостей…

– Клос, – перебил меня комиссар, – ты сегодня чертовски удивляешь меня своей наивностью! Паршивец Марвин давно куплен, словно вещь на рынке. Неспроста же его назначил бургомистр Майснер, которого, очевидно, выбрали не мы. Я и раньше не особо верил выборам, демократии и прочей чуши этого блядского Нового порядка. Но с приходом американцев все это дерьмо стало слишком явным. Вот бывший бургомистр, герр Сиджи – ты слышал о нем что-нибудь после его отставки?

Я покачал головой.

– Вот, вот. По слухам, Сиджи угрожала преступная группировка. Ему и его семье. В конце концов, он просто пропал, написав публичное письмо о своей отставке. А этот черт, Кристофер Майснер, выполняет все, что ему приказывают его хозяева. К тому же у бедолаги явные проблемы с психикой.

Комиссар сделал паузу, затем продолжил:

– Поэтому оставь свои безумные идеи навести в городе порядок. Защищай кого можешь, с достоинством выполняй свою работу. Большего мы все равно не сделаем.

Дальше ехали молча. Комиссар что-то напевал себе под нос.

Я все же рискнул выговориться до конца, чем вызвал недовольство комиссара.

– Вы не задумывались над тем, как формируется преступник?

Энгель хмыкнул.

– Академию решил вспомнить? Ну давай.

– Я имею в виду… нужно в корне пресекать преступления. Для этого необходимо в корне пресекать становление преступника. Наша проблема в том, что полиция борется с преступниками уже как со следствием, а не с причиной.

– Это не наша проблема! Это проблема родителей и образования, проблема политиков. А нам разгребать это дерьмо. Так ты хочешь сказать, что мы сами делаем из людей преступников?

– Именно! Ведь когда люди портят друг другу жизнь, мы говорим: «Ну и ничего такого, всякое в жизни случается». В то же время – это и есть причина появления разного отребья. Когда кто-то делает зло конкретному человеку, он же не думает, что тем самым наносит травму его психике. И я сейчас не только про конченых преступников типа убийц, воров и наркоманов – с ними и так все понятно. Я отношу туда же психопатов, извергов, взяточников, хулиганов, маргиналов и даже неверных любовных партнеров…

– О, куда тебя занесло!

– В социуме мы оцениваем их как «ненормальных». Тогда вопрос: кто их такими сделал?! – я развел руками. – Кто-то ломает нормальному человеку психику, травмирует его, тот, в свою очередь, портит жизнь следующему… и мы получаем цепную реакцию!

– Клос, куда тебя понесло? Нельзя пресечь это в корне! Это же может скрываться в самом детстве! Нельзя проконтролировать жизнь каждого человека с рождения!

– Нельзя?

В машине снова установилась длительная пауза.

– Клос…

– Что?

– Преступность – это гниль, которую надо удалять хирургическим путем. Для этого общество и придумало полицию. Для безопасности. Это мы. Это наша работа. И как бы тебе ни хотелось лучшего, мы уже делаем для этого города все возможное! Все, что в наших силах. Может, сделали бы и больше, но вместо того, чтобы заниматься работой, чиновники плодят чиновников и создают друг другу внутреннюю работу. Спасибо тебе, господин Паркинсон44
  Речь о законах Паркинсона, эмпирически установленных историком С. Н. Паркинсоном


[Закрыть]. Произошло вот убийство – что делать? Писать чертовы бумаги. Одним, другим, замам, заместителям замов… А если что-то не напишешь – напиши, почему не написал. Ты сам все знаешь.

– Герр Энгель, я верю, что когда-нибудь мы будем жить в другом обществе.

«Добро пожаловать в Розенберг!» – прочитал я на табличке.

– Это будет светлый и чистый мир равенства и справедливости!

***

Мы подъехали к Даунтауну. Кругом стояли высокие здания, офисы, фирмы, корпорации. Настоящие бетонные джунгли, проносившиеся за тонированным окном автомобиля. На улицах горели фонари, на небе – тусклые звезды и луна. Впереди виднелось гигантское здание главного управления полиции Розенберга.

Я остановил машину на подземной парковке, мы вышли из нее и прошли к лифту в участок. Комиссар отправился в свой кабинет, а я быстрым шагом по длинному коридору – прямиком в отдел по расследованию убийств.

В тесном помещении с очень тусклым светом за столом сидел кареглазый Мориц Нойманн, мой хороший приятель. Он был высоким и худощавым. Друг профессионально занимался танцами уже много лет. У него были кудрявые каштановые волосы и постоянная улыбка на лице, обнажающая ряд самых белых зубов, которые я только видел. Кожа Морица была немного загорелой, что еще больше контрастировало с белоснежной улыбкой. Он был на год старше меня. С тех пор, как я начал с ним работать, мы стали частенько видеться и в нерабочее время.

– Привет, Мориц! – я подошел поздороваться.

– Здорово! – он протянул в ответ руку, роясь в каких-то бумагах. Он постоянно находился в работе. На столе всегда валялись папки, каждая из которых – нераскрытое преступление. Под стеклом его стола – газетные вырезки с информацией СМИ о раскрытых преступлениях. Я был убежден, что именно ему суждено стать будущим комиссаром полиции.

– Я вчера был на месте преступления с Ханком и Хайнцем. В Карбоне взорвали машину помощника депутата. Вот же работенка предстоит: никаких зацепок и улик! – не отвлекаясь от бумаг, промолвил он. – А мотив есть, и причем сразу у нескольких десятков человек.

Будучи очень умным, сообразительным человеком с аналитическим складом ума, Мориц постоянно над чем-то размышлял.

– А я был ночью с комиссаром в доках Рок-Порта. Психопат захватил заложников и держал их на складе. Райнхольд Вульф, слышал про такого? Среди заложников оказались родственники наших полицейских: Тома и Куно. Райнхольд взорвал здание со всеми заложниками и некоторыми полицейскими, проникшими внутрь, представляешь? Это было… жутко.

– Огонька ему в аду, – спокойно сказал Мориц. – Да, я уже в курсе.

Громко хлопнув дверью, в помещение вошел мой друг и напарник, детектив Хайнц Циммерманн – лучший из нас по физподготовке. Он был на год младше меня.

У Хайнца были короткие темные волосы, голубые глаза, острые черты лица. Он часто улыбался и шутил, разбавляя нашу напряженную работу долей веселья. Хайнц был очень добрым человеком и прекрасным другом.

– Привет, дружище, – поприветствовал он меня, расплываясь в улыбке. – Привет, Мориц!

– Привет.

Хайнц сел за свой стол – полную противоположность столу Морица. Там не было никаких бумаг – только компьютер, принтер, сканер, часы и кактус. Он включил компьютер и начал что-то печатать. Я тоже сел за стол: мой больше походил на стол Морица.

– Какое-то говно! – психанул Хайнц.

– Не говори… – поддакнул Мориц, который уже несколько часов просматривал записи с камер видеонаблюдения. Параллельно записи обрабатывались нейросетью.

Я посмотрел на часы, затем открыл ящик стола, достал оттуда чашку и банку кофе. Поставил кипятить воду.

Наконец с большим опозданием пришел детектив Ханк Бауэр, высокий, сильный молодой мужчина с длинными светлыми волосами, овальным лицом и открытым лбом. Он был мастером стрельбы из снайперской винтовки и таким же мастером в игре на гитаре. Ханк редко улыбался, но при этом любил пошутить. Ему, как и мне, уже стукнуло двадцать семь лет.

– Ты уже засыпаешь, что ли? – кивнув мне, спросил Ханк.

– Не без этого, – промолвил я, зевнув.

– Чертовы ночные смены55
  Из-за недостаточной численности штата в полиции детективы были вынуждены выходить на дежурства по специальному графику, зачастую даже по ночам. А в экстренных ситуациях – работать внеурочно


[Закрыть].

– И не говори…

Но я быстро получил заряд бодрости: в полтретьего ночи нам пришлось выезжать на место преступления. Сегодня ночью – дважды. Два чертовых убийства.

Выходя из участка, я встретил старую знакомую – Диану Кёнинг, секретаря Оракула. Ей, как и мне, было двадцать семь лет. Пару лет назад мы на какой-то короткий промежуток времени даже были друзьями. Но постепенно Диана практически перестала со мной общаться.

После работы мы разъехались по домам. Я подвез Энгеля в Штерн. Дома выпил стакан чая и лег спать, но от сна ужасно отвлекал звук капающей воды в ванной. Когда терпеть стало невыносимо, пришлось встать и перекрыть воду. Но стоило мне снова лечь, как мешать стало уже солнце за окном: надоедливые лучи пробивались сквозь шторки. Я закрыл лицо подушкой, но это не помогло мне уснуть. Выругавшись вслух, я встал с кровати и пошел в зал. Включив телевизор, тупо смотрел его в обнимку с Викки до девяти утра.

У меня так и не получилось уснуть.

Время тянулось медленно, словно сегодня оно никуда не спешило, взяло выходной и решило немного полениться… Кстати, совсем забыл, что Энгель обещал мне выходной.

Я позавтракал, потом позвонил Мелани – мы договорились встретиться вечером, погулять в лесу. Оставалось только верить, что я не засну к вечеру…

Хотя нет, я надеялся на обратное…

***

В шесть часов я зашел за Мелани. На ней была белая шапочка, серая легкая куртка и светло-синие джинсы. Руки украшали многочисленные кольца. Ее синие глазки осмотрели меня в поисках чего-то нового, потому что мы давно не виделись.

– Приветик, Клосик! – Мелани смахнула со лба каштановую челку и мило улыбнулась.

– Приветик, солнышко! – я был очень рад ее видеть. Она обняла меня, и вокруг стало чуть светлее.

– Куда пойдем? – спросила Мелани.

– Прямо! – поспешно ответил я, показав рукой на тропинку в лес, которая начиналась неподалеку от моего дома.

– Ой, а мы не заблудимся? – взволнованно спросила она.

– Нет. Ты же со мной, – пообещал я.

Я очень хорошо знал лес, потому что часто гулял по нему последние пять лет. Там я был наедине со своими мыслями. Этот лес… он был полон моих мыслей. И он просто огромный…

До наших ушей доносились разные звуки, шорохи – там была жизнь. Собирали орехи белки, пели песни птицы. Вроде бы и волки там были, но я их еще ни разу не видел.

Когда мы вошли в лес, Мелани взяла меня за руку. Здесь было намного темнее, чем в поселке.

– Пошли дальше, – сказал я ей с ободряющей улыбкой.

Когда за нашими спинами исчезли дома и остались только деревья, Мелани начала волноваться. Она крепко сжала мою руку.

– Не бойся, – сказал я с какой-то особой силой, убедив девушку и вселив в нее доверие. – Я же все здесь знаю.

Мы почти все детство провели в этом лесу. Бесстрашные и маленькие. Но после смерти мамы Мелани перестала сюда ходить. Я же, наоборот, проводил здесь очень много времени.

– Хорошо, Клос, – она улыбнулась. – Как у вас с Лис сейчас?

– Все хорошо. Правда… – я немного задумался, не зная, как выразить ощущение какой-то проблемы.

– Что, Клос?

– Мы очень редко видимся. У нее так много дел, что не остается времени на меня… И главное, я не понимаю, почему она не хочет переехать ко мне?