Текст книги "Русский реактор. Новый запуск"

Тревога
Для перезапуска Русского реактора необходим пассионарный всплеск

Сергей БАТЧИКОВ

В 2015-2016 гг. мне довелось быть одним из организаторов серии конференций и круглых столов, посвящённых взаимодействию молодёжи и молодёжных организаций на евразийском пространстве в условиях геополитической напряжённости. Идея провести эти молодёжные встречи, создав таким образом коммуникационную площадку для обмена идеями и опытом в различных сферах, родилась не случайно. Ведь именно молодому поколению предстоит определить и сформировать образ будущего для страны и выполнить огромный объём работы для его воплощения в жизнь. Молодёжь, по мнению немецкого социолога Карла Мангейма, во все времена выполняет функцию оживляющего посредника социальной жизни, она – потенция, готовая к любому начинанию. Поэтому сегодня, обсуждая вопрос о том, с какой программой власть должна идти к своему народу в данный исторический момент, я бы хотел остановиться на проблемах молодёжи.

Ценностные ориентиры молодого поколения – это залог духовного здоровья нации.

Патриотизм – основа независимого развития страны.

Отношение к семье – основа стабильной демографической ситуации.

Профессиональный и образовательный выбор – это закладка ориентиров экономического развития страны.

Предпринимательский дух – залог построения мощной и эффективной экономики.

Сегодня в России в общественно-политическую жизнь входит поколение молодых, мировоззрение и взгляды которых сформировались после распада СССР. В результате внедрения на постсоветском пространстве стандартов и идеологии общества потребления, насаждения ложных ценностей значительная часть молодёжи оказалась объектом манипуляций. И сегодняшнюю российскую молодёжь в сравнении с поколениями предыдущих периодов характеризует постепенная утрата многих присущих российской цивилизации ценностей. Если раньше во главу угла ставился принцип общественного блага, то сейчас ему на смену приходит личный успех, зачастую – невзирая на принципы морали. По данным ВЦИОМ (опрос от апреля 2012 г.) более половины опрошенных в возрасте 18-24 лет (53%) полагают, что современный мир жесток, и поэтому, чтобы добиться успеха в жизни, иногда приходится переступать через моральные принципы и нормы. И лишь 33% ответило, что никогда не переступит через моральные принципы. При этом 40% молодёжи в этой возрастной категории считают многие моральные нормы устаревшими. При той информационной среде, в которой сейчас взрослеет молодёжь, можно с высокой степенью вероятности предположить, что со временем доля молодёжи, полагающей многие моральные ограничения анахронизмом, будет лишь увеличиваться.

В сегодняшней России только 47% молодёжи оценивает любовь к Родине и её благополучие как очень важные в своей жизни. За годы «реформ» патриотическому воспитанию молодого поколения не уделялось должного внимания, и постепенно молодёжь усвоила удобную формулу, что жить надо там, где лучше (т.е. там, где больше платят). Согласно опросу ВЦИОМ от июля 2015 г., 26% молодых людей в возрасте 18-24 лет и 18% в возрасте 25-34 лет хотели бы уехать за границу на постоянное место жительства, при этом многие предпринимают конкретные шаги по организации своего отъезда! При таком подходе молодёжь едва ли может стать локомотивом преобразований в стране.

В настоящее время только в США на постоянной основе уже работают 900 000 российских учёных и научных специалистов, 150 000 работают в Израиле, 100 000 – в Канаде, 80 000 – в Германии, 35 000 – в Великобритании, около 3000 – в Японии и около 25 000 – в Китае. В своё время французский математик Блез Паскаль говорил: «Достаточно уехать 300 интеллектуалам, и Франция превратится в страну идиотов»… О какой политике инновационного развития мы можем сегодня всерьёз говорить, если страна будет продолжать терять наиболее креативно мыслящих и предприимчивых молодых специалистов?

За годы «реформ» трансформировался подход молодёжи к созданию семьи, что оказывает огромное влияние на демографическую ситуацию в стране. Ориентация в первую очередь на материальное благополучие и карьерный рост ведёт к тому, что молодёжь откладывает создание семьи. Количество вступающих в брак в возрастных категориях 25-34 года и старше 35 лет начиная с 1995 г. неуклонно растёт, а число вступающих в брак до 24 лет стремительно снижается, что не может не сказываться и на количестве детей в семьях, и на здоровье новорождённых. Эта тенденция особенно заметна в регионах с преобладанием русского населения.

Улучшение демографической ситуации, о котором неустанно говорят власти, на деле оказывается фикцией. В России продолжается естественная убыль населения. Согласно данным Росстата, за период 2008-2014 гг. чистая естественная убыль населения превысила 333,3 тыс. человек, что «компенсируется» притоком низкоквалифицированной рабочей силы из стран ближнего зарубежья.

Крайне тревожная ситуация сложилась сегодня в сфере образования.

Основы духовного, культурного и национального самосознания будущих граждан России закладываются в школе, об огромной роли которой мы можем прочитать в книге Леонида Кучмы «Почему Украина не Россия?»: «При любом отношении к происходившему в 20-х годах надо признать, что если бы не проведённая в то время украинизация школы, нашей сегодняшней независимости, возможно, не было бы. Массовая украинская школа, пропустившая через себя десятки миллионов человек, оказалась, как выяснило время, самым важным и самым неразрушимым элементом украинского начала в Украине». К этому можно добавить, что «рыцарей» Майдана, участников кровавой бойни в Одессе и боевиков Национальной гвардии также воспитала в 1990-е и нулевые годы новая украинская школа.

Будущее российской цивилизации во многом зависит от того, как российская школа справится с задачей формирования идентичности молодых граждан России, с задачей воспитания патриотов своей страны, как она сумеет воспитать нравственного человека.

В Послании президента Федеральному собранию говорится: «В школе нужно активно развивать творческое начало, школьники должны учиться самостоятельно мыслить, работать индивидуально и в команде, решать нестандартные задачи, ставить перед собой цели и добиваться их».

Однако эти исключительно правильно сформулированные задачи плохо согласуются с тем, что в ранге заместителя председателя Совета по науке и образованию при президенте РФ реформой образования продолжает рулить Фурсенко, в своё время провозгласивший, что «недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других».

Очевидно, что, отказавшись от воспитания человека-творца, мы откажемся от своего будущего!

Тревожная ситуация сложилась с высшим образованием. Российские вузы выпускают всё больше офисного планктона. По данным Росстата, доля специалистов инженерного и технического профиля в структуре выпускников вузов с 1990 по 2014 г. снизилась с 43,8% до 19,9% при одновременном увеличении доли выпускников в области экономики и управления с 13,8% до 37,2%. С 12,2 до 21,1% возросла доля специалистов гуманитарного профиля. В распределении занятых по видам деятельности в возрасте 19-29 лет преобладает занятость в финансово-экономической, административной и социальной деятельности (более 2/3 от общего числа занятых), что свидетельствует о наметившемся переходе российской экономики к финансово-торговым и сервисным функциям при импорте большинства основных товаров из-за рубежа. При таких структурных деформациях трудно рассчитывать на построение промышленной экономики в ближайшей перспективе. Молодёжь доминирует в таких секторах, как финансовая деятельность, гостиницы и рестораны, торговля, а в таких стратегически важных сферах, как образование, здравоохранение, обрабатывающая промышленность доля молодёжи неуклонно сокращается. (Для примера: в медицинской сфере доля молодёжи за последние 15 лет снизилась с 23,1% до 15,7%.) Переход молодых специалистов из сферы услуг в сферу производства представляется крайне маловероятным. Это означает, что в перспективе 15-20 лет страну ожидает острейший дефицит кадров для структурной перестройки экономики.

Ценностные ориентиры молодёжи определяют направления дальнейшего развития страны, но в то же время сами эти ценностные ориентиры должны закладываться и формироваться государством. Молодёжь – это наиболее восприимчивая к внешнему воздействию социальная группа. И если государство не будет проводить продуманную, взвешенную и последовательную работу с молодёжью, то ориентиры и интересы подрастающего поколения будут формироваться западными фондами и продукцией Голливуда в угоду интересам глобального бизнеса. Если мы не воспитаем человека-творца, а будем, по совету Фурсенко, выращивать потребителей, то страна обречена на сырьевой статус, зависимое развитие и сокращение населения. Государственная молодёжная политика должна охватывать все уровни – детские сады, школы, систему профессионального образования, вузы, а также такие мощные факторы воздействия на сознание подрастающего поколения, как СМИ, кино и Интернет.

Сегодняшняя молодёжь не увязывает решение проблем России с собственной активной деятельностью. Поэтому одна из задач государственной молодёжной политики – воспитание пассионарности. Необходимо воспитать в молодом поколении чувство ответственности и ощущение, что от них (их ценностных установок, профессионального выбора, здоровья, а главное – деятельной энергии) зависит будущее страны. Когда Лев Гумилёв впервые употребил термин «пассионарность», его вызвали на редколлегию журнала «Вопросы истории» и спросили: «Что это за качество, которое вы называете «пассионарностью» и которое мешает людям устраивать свою жизнь наилучшим образом?» По мнению Гумилёва, доминирующими для пассиона-риев являются их потребность в активности, «повышенная тяга к действию», необоримое внутреннее стремление «к целенаправленной деятельности, всегда связанной с изменением окружения, общественного или природного…».

Пассионарность исключает бездействие, равнодушие и удовлетворённость достигнутым. Без пассионарной энергии новую Россию не построить! Пассионарность обладает одним важным свойством – она «заразительна». Это значит, что люди нормальные (а в ещё большей степени – импульсивные), оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя как пассионарии, происходит индукция пассионарности. Это издавна использовалось в военном деле. Сегодня России жизненно необходим пассионарный всплеск как альтернатива потребительско-обывательскому благополучию. Только он может перезапустить русский реактор. И в этом я вижу главную задачу государственной молодёжной политики.

Пассионарность обладает одним важным свойством – она «заразительна». Это значит, что люди нормальные (а в ещё большей степени – импульсивные), оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя как пассионарии, происходит индукция пассионарности. Это издавна использовалось в военном деле. Сегодня России жизненно необходим пассионарный всплеск как альтернатива потребительско-обывательскому благополучию. Только он может перезапустить русский реактор.

Предложить миру альтернативную модель
Из выступления на XXV Международных Рождественских чтениях

Епископ Городецкий и Ветлужский АВГУСТИН

Советский Союз в XX веке благодаря воплощению в жизнь принципиально новой модели развития выполнял роль защитника слабых народов и поборника справедливости. И ныне именно Россия может и должна предложить миру новую парадигму и модель жизнедеятельности человека.

Советское – это не национальное, не религиозное и не сословное понятие. Политическая воля и система творит новый тип личности: все работают на мощь государства, и государство возвращает членам общества всё необходимое для формирования советского типа личности и советского образа народной жизни: всё бесплатно, всё честно, всё ответственно. Советский Союз – это огромная семья во главе с отцом.

СССР учился и брал всё лучшее у других мировых держав. Советская модель имела авторитет в мире, у других народов. У истоков создания этой модели, которой не было аналогов в прошлом, стоял Сталин. Он хотя и мог иметь в качестве примера некоторые исторические личности: Петра Первого, Ивана Грозного, Александра Невского и других, – но здесь был другой масштаб, другие обязанности и ответственность: на советский проект смотрел весь мир, шёл анализ, делались выводы всех способных к рассуждению и пониманию сил человечества.

Эта модель объединила в один Союз, в одну идею, в одно мировоззрение, одну идеологию и одну цель десятки этносов, наций, народов, личностей и родила новый феномен – с пятнадцатью национальными республиками, с мощнейшей законодательной, научной, образовательной, здравоохранительной, хозяйственно-экономической базой, защищённой Вооружёнными силами, уникальной системой государственной безопасности на основе новой Конституции.

285 миллионов населения Советского Союза в Отечественной войне с мировой коалицией проявили жизнедеятельность этой модели и системы и доказали её жизнеспособность. Но последующие правители уже не были способны управлять данной государственной машиной.

Сегодня, когда не стало такой мощной государственной и мировой силы, каковой был Советский Союз – как защитник слабых народов, как поборник социалистической справедливости, как социалистическая модель альтернативы капитализму, транснациональным капиталистическим корпорациям и транснациональной банковской системе, – сегодня человечество оказалось перед лицом фундаментального вопроса. Или принять существующую парадигму и модель жизнедеятельности для всех народов планеты – я имею в виду сегодняшнее доминирование американцев, – или выработать и принять другую модель.

Подобную новую модель жизнедеятельности миру может и должна предложить Россия. Это должна быть держава, которую не способны будут поколебать никакие мировые катаклизмы. И в этом смысле наивысшим фактором феномена Руси-России является историческая верность Православию.

Но для того, чтобы Россия смогла родить такую парадигму и универсальную модель жизнедеятельности народов на планете, нужна политическая воля.

По материалам РИА-Новости

Если мир объявляет нам войну…
Чтобы нас услышали, нужно делать резкие заявления

Иван ОХЛОБЫСТИН

Внешний мир фактически объявил России войну. Для того чтобы что-то изменить, необходимо задать горизонты, по пути к которым мы будем возрождать нашу Отчизну. Если мир нам объявляет войну, мы должны живо на это откликнуться. Наверное, надо перевести гражданское общество, – как минимум быть готовыми к этому, – в состояние военного положения, что влечёт за собой определённого рода надзор за экономической сферой, за другими областями нашей жизни.

И коли мир объявляет нам войну, мы должны объявить войну миру – к этому хотя бы внимательно отнесутся. Нас услышат. После этого начнут рассуждать, будут сверяться с доводами наших экспертов. Затем нужны резкие заявления, нарушающие привычный ход мысли среднестатистического гражданина, которого затягивает быт, телевизионная рутина, проблемы политического абсурда и весь тот хаос, в который погружена Россия.

Это прекрасная возможность весь тектонический пласт, на котором находится Россия, перевести в одну плоскость – и экономическую, и политическую, – и исходя из неё уже действовать, разбираться, наконец, уничтожать наших врагов, которых невесть сколько…

У нас выхода не останется, рано или поздно мы всё равно к этому придём. Рано или поздно нас припрут, и мы вынуждены будем метаться с автоматом Калашникова. А можно это сейчас сделать первыми.

У братского чеченского народа есть прекрасная книга – «Свод этических правил», «Къонахалла». У маленького гордого народа есть то, что должно быть и у всех нас, – единый свод этических правил. Имеет смысл силами компетентных людей – философов, политологов, экономистов – выработать некий морально-нравственный кодекс для граждан России исходя из которого мы могли бы рассуждать о взаимоотношениях между собой, решать жизненно важные вопросы. На Саур-могиле будет построена часовня (уже есть договорённость с афонскими монахами), где мы предполагаем хранить первый экземпляр этого кодекса.

Итак, сначала – создание кодекса. Далее торжественная закладка капсулы с кодексом, освещаемая в прессе, с салютом, с заявлениями о поддержке Русского мира и Новороссии. Это крайне необходимо, потому что миром правит информация, а не здравые доводы.

(Я могу переспорить кого угодно во время телевизионной полемики, хотя человек может в тысячу раз быть умнее и осведомлённее меня. Но, действуя простыми методами телевизионной интриги, я могу вывернуть всё наоборот. Поэтому без медийной составляющей мы ничего не сделаем.)

Нужно, чтобы нас услышали. Чтобы нас услышали, нужно делать резкие заявления, которые, разумеется, будут осуждать. Пусть осуждают. Но пусть при этом думают вместе с нами.

Итак, возвращаясь к идее кодекса. Затем следует торжественное препровождение кодекса на Афон. И третье – избрание человека, который будет хранителем кодекса, будет трактовать те или иные постулаты в спорных ситуациях.

Нам объявили войну. А если нам объявили войну – это прекрасный повод объявить войну всему окружающему миру. Я плохой знаток истории, но тем не менее отчего-то мне грезится, что наша страна росла, развивалась, входила в эволюционную экспоненту в послевоенный период, как правило, предварительно заплатив очень высокую цену. Но – либо так, либо никак.

О русском имперском синтезе. Взгляд лингвиста

Владимир ЕЛИСТРАТОВ

Постановка вопроса о новом запуске русского реактора напрямую связана с вопросом о «русских безднах» исторического пути, «чёрных дырах» истории, по выражению А. Проханова. В свою очередь, В. Аверьянов выдвинул в своих книгах по отношению к истории России историко-философскую концепцию «трёх смут». Речь идет о смутах начала XVII, начала XX и конца XX веков. Между ними, согласно выводам автора, есть существенное, так сказать, онтолого-типологическое сходство. Если угодно, сходство метафизическое.

История показывает, что «возвращение» к нормальному состоянию общества после Смуты часто бывает весьма болезненным и даже кровавым, с резкой сменой этнических, религиозных, культурных и прочих кодов. Но сам процесс неизбежен, это такой запрограммированный «тренд». При этом смуты всегда и везде цикличны. Смуты могут быть локальными (на уровне регионов и этносов) и более масштабными (например, на уровне суперэтносов).

В этом смысле идеальным примером «отлаженной системы смут» является Китай. И хотя, казалось бы, Китай – это совсем не Россия, но такое «странное сближение» мне кажется очень продуктивным.

Лингвисты хорошо знают, что освоение близкородственного языка приводит к неизбежным наложениям, контаминациям. Казалось бы, близкородственный язык осваивать легче, но влияние родного языка неизбежно и устойчиво. Отсюда – устойчивый акцент. Например, поляк будет упрямо произносить русское «Л» как т.н. билабиальное «Ł». При освоении неродственных языков такой контаминации нет. Там, конечно, тоже будут свои сложности, и немалые. Но столь устойчивых акцентных стереотипов в данном случае избежать легче. Так и в осмыслении близкородственных и неродственных культур.

Постоянные, уже многовековые, попытки сравнивать Россию с Европой, находить общие закономерности их развития неизбежно наталкиваются на одни и те же стереотипы.

Дело в том, что Россия в языковом и культурном отношении действительно имеет много общего с Европой, хотя бы благодаря длительным тесным контактам, но, снова выражаясь языком лингвистики ХХ века, «глубинные («deep») структуры» (генеративная лингвистика) у России совсем иные, хотя и много совпадений в структурах поверхностных («surface»). И у нас происходит постоянная путаница, когда мы «surface» принимаем за «deep», и наоборот. Можно сказать, что у русских вырабатывается некий устойчивый философский акцент по отношению к Европе и Западу в целом. Забегая вперёд, скажу, что основная характеристика глубинной структуры России – «синтетико-центростремительно-имперская», а Запада – «аналитико-центробежно-неимперская».

Парадоксальным образом китайская глубинная структура в целом совпадает с русской, она тоже синтетико-центростремительно-имперская. Но совпадений на уровне «surface», можно сказать, почти нет. Просто говоря, Россия и Запад похожи внешне, но различны внутренне. Россия и Китай – наоборот. Запад же и Китай различны и в смысле «deep», и в смысле «surface».

Поэтому и «глубинная история» (можно было бы употребить слово «метаистория», если бы его уже не употребил Д. Андреев в «Розе мира») Китая и России – типологически схожи.

Китайская история – череда регулярных смен династийных традиций и т.н. крестьянских войн, т.е. «постмодерных смут», вернее было бы сказать – «транссмут». У них есть хорошо известное понятие «небесного мандата» («гэ мин»). Династия получает «гэ мин» и процветает, потом она неизбежно «изнашивается», «разлагается» и теряет «гэ мин». Начинается кровавая транспостмодерная смута с «трансвакханалией» в конце, приводящая к приходу другой династии. Новый «гэ мин». И так до бесконечности. Эти примерно двухсотлетние циклы могут проходить сами по себе, а могут – с помощью внешней силы. В китайской истории было два крупнейших вторжения – монгольское и западное (по сути, как и у нас). И оба «рассосались». Кризис XIX-XX вв. (от «опиумных войн» до создания КНР) – это последняя масштабная китайская смута. Сейчас «небесный мандат» у КПК, такой же, в сущности, традиционной династии, как и все предыдущие. Следующая смута должна состояться где-то лет через сто. Плюс-минус.

За «традицию» в Китае отвечают конфуцианцы («консерваторы»), за «смуты» – даосы («либералы»). Всё то же самое. Кстати, у индусов в их индуизме точно так же различается вишнуизм («созидательный консерватизм») и шиваизм («разрушительный либерализм»). И они ни разу в истории Индии не вступили в конфликт. Намного позже англичане догадались все психотипы людей разделить на «тори» и «виги». Это очень неглупо. Дело в том, что т.н. политические убеждения, с моей точки зрения, есть не столько «ментальные убеждения», сколько разделение на психотипы, даже жёстче – типы «психосоматические». В данном смысле разделение на «консерваторов» и «либералов» («монархистов» и «анархистов» и т.д. и т.п.) есть то же самое, что разделение, например, на сангвиников и холериков. Иначе говоря, это есть вопрос биосферный. Что касается России, то в связи с этим надо сказать следующее. Внешние причины русских смут кроются в том, что западная пропаганда на протяжении веков неизменно используют один и тот же приём. Главная её задача – создать дисбаланс между деструктивным «либерально-даосско-шиваистскими» силами и конструктивными силами «консервативно-конфуцианско-вишнуистскими», обеспечив перевес первых. Приём прост и давно известен: выдача совпадающих у России и Запада «surface»-структур за якобы русские «deep»-структуры. Обычная семантическая подмена. И на это часто «ведутся» и «природные консерваторы». Тем более что поверхностные структуры всегда материальны, осязаемы, не требуют особого «духовного освоения», в отличие от глубинных. Но это – отдельная тема.

Ещё одно пояснение: современный западный постмодерн не является чем-то уникальным для самого Запада. Ситуация, аналогично современной, стала складываться в Европе где-то в конце XV – начале XVI вв., в эпоху коммерциализма, которая очень смахивает на современную. Коммерциализм, дошедший до своего апогея в виде продажи индульгенций, породил религиозные войны. Тогда – между католиками и протестантами, сейчас – между христианами и мусульманами. Вернее сказать, преимущественно между протестантами и мусульманами.

Здесь тоже есть своя лингвокультурологическая историческая преамбула. Хорошо известная. Но позволю себе её напомнить. В отличие от протестантов, православные, католики, мусульмане, индуисты и буддисты веками жили в ситуации диглоссии, т.е. наличии сакрального и профанного языка (санскрит и пракриты, церковнославянский и русский, латынь и прочие языки). Лютеранство и другие изводы реформации сняли противопоставление сакрального и профанного, высокого и низкого. То есть в рамках этого мировоззрения нет ничего зазорного в феминистском Евангелии, где Христос – это Христа, или в карикатурах на Мухаммеда. Слова «совесть» и «супермаркет» находятся в одном измерении. А значит, по сути, весь мир становится профанным и подлежащим «практической обработке» (читай: купле-продаже). Начав с борьбы с индульгенциями, протестантизм сам пришёл к тотальной, планетарной (опять же – транснациональной, трансгендерной и т.д.) профанной коммерциализации. Могут ли на это спокойно смотреть «диглоссийные культуры»? Нет. Собственно, термин «традиционные ценности» и подразумевает наличие ценностей, т.е. неких сакральных констант, находящихся в высшем измерении, не подлежащих профанизации.

Возвращаясь к Китаю и России. Наша история (история собственно России) короче китайской, и мы знали только три смуты и четыре русских «гэ мина»: Рюриковичей, Романовых, коммунистов и современную «династию», которую, пожалуй, ещё рано как-то называть. И все смуты проходили у нас с мощнейшим участием внешних сил.

Московская Русь, уже вполне евразийская, суперэтническая по масштабу, тоже зародилась в смуте раздробленности и татаро-монгольской «туге». Киевская же Русь не была евразийской империей. Её можно назвать Протороссией. А раздробленность и туга – это что-то вроде китайской «эпохи «Вёсен и Осеней» и «Воюющих Царств».

Итак, с точки зрения древнейшей живой цивилизации земли, а именно – китайской, «постмодерная смута» – это нормально. Она необходима для обновления сил. Её можно условно сравнить с карнавалом, с вынужденной временной победой хтоники, язычества, бахтинианского «телесного низа» и т.д. Для народа (любого) это всегда ситуация кризиса идентичности, «раздвоения Ивана» (Хуана, Жана, Иоганна и т.п.). Не случайно одна из центральных тем «постмодерна» ХХ века – шизофрения («шизоанализ», «шизопоток ризом», «капитализм и шизофрения» и т.д. и т.п.). Ровно как и в СССР диссидентство, т.е. «раскольничество» сознания, начиная с Хрущева рассматривалось именно как психическое заболевание, что онтологически, метафизически так и есть.

Ключевым объектом изучения собственной национальной идентичности (=национального самопознания) является изучение кризиса этой идентичности. Лингвистика знает термин «отрицательный языковой материал». Так вот смута есть своего рода «отрицательный историко-культурный материал».

По законам подобных пульсаций стабильных эпох и смут живут, прежде всего, крупные геополитические образования, которые принято называть империями. Впрочем, слово «империя» подчас понимается слишком широко и расплывчато.

На мой взгляд, сейчас в мире есть три «полновесные» традиционные империи – Китайская, Индийская и Российская. Что касается Европы, то она не империя. Хотя всегда хотела ею стать.

Дело в том, что настоящая, полноценная империя (с неизбежными пульсациями в ней династий и смут) возникает, помимо всего прочего, при двух условиях: территориальной «недиффузности» («недисперсности») и наличии империообразующего народа, составляющего абсолютное большинство населения. Обязательное условие существования империи – это многовековой, преимущественно мирный контакт империообразующего народа с другими народами. То есть, иначе говоря, многовековое сосуществование империообразующего народа с другими народами на единой территории.

В Китае это ханьцы, говорящие на китайском, в Индии – бывшие восточные арии, говорящие на хинди (и раньше – на ведийском, эпическом санскрите и классическом санскрите), в России-Евразии – русские, говорящие на русском.

Именно на этих языках формулируются соответствующие «имперские идеи». Это очень развитые языки (об их специфике – чуть ниже), и именно поэтому они способны эксплицировать эту идею, которая имплицитно присутствует во всём национальном корпусе текстов. Собственно говоря, поэтому я и считаю, что национальная идея – это и есть национальный язык. Язык и тексты на нём – это золотоносные руды, а золото – идея. Нам надо просто научиться её извлекать.

Европа территориально недисперсна, но там нет империообразующего народа. Трагедия немцев заключается как раз в том, что они не империообразующий народ, хотя всегда хотели быть именно империообразующим. Кроме того, немецкий язык не может быть общеевропейским, подобно русскому в России или китайскому в Китае. А на английском европейскую идею не сформулируешь. Европа – это квазиимперия. Европейской идентичности не существует, это квазиидентичность. Болгары никогда не будут «соимперцами» голландцев, финны – португальцев. Это утопия. Они могут расплачиваться друг с другом евро и пересекать границы без виз, но это ещё совсем не империя. Это, выражаясь языком постмодерна, «симулякр империи».

В Китае это ханьцы, говорящие на китайском, в Индии – бывшие восточные арии, говорящие на хинди (и раньше – на ведийском, эпическом санскрите и классическом санскрите), в России-Евразии – русские, говорящие на русском.

Именно на этих языках формулируются соответствующие «имперские идеи». Это очень развитые языки (об их специфике – чуть ниже), и именно поэтому они способны эксплицировать эту идею, которая имплицитно присутствует во всём национальном корпусе текстов. Собственно говоря, поэтому я и считаю, что национальная идея – это и есть национальный язык. Язык и тексты на нём – это золотоносные руды, а золото – идея. Нам надо просто научиться её извлекать.

Не является империей и США, поскольку англосаксы – «пришельцы» и говорить об их мирном и многовековом контакте с автохтонными индейцами, латиноамериканцами и афроамериканцами не приходится. США – это ещё более «жёсткий» симулякр, чем Европа.

Думаю, совершенно ясно, что колониальные империи – это совсем не империи. Это просто временная дисперсная оккупация с целью грабежа. Хотя и не только.

Позволю себе повторить ещё одну в общем-то прописную истину. Перефразируя известную максиму о том, что «империя – это мир», можно сказать, что «империя – это традиционные ценности». Империи призваны хранить «сакральную константу» человечества. Это их главное предназначение. Именно поэтому на них и ополчаются те, кто хочет эти ценности низвергнуть.