Текст книги "Афганский тюльпан"

7
1991 год

Лето девяносто первого он провёл целиком во Владивостоке. Практика закончилась. Ему, не читая, подписали дневник, где было всё, чего требовала программа. Филатов и ещё пара студентов с курса неплохо потрудились, подготавливая отделение после ремонта к запуску.

– Я понимаю, что вам надо было с больными возиться, – говорила старшая сестра неврологии, вздыхая и ставя подписи. – Но это вы ещё успеете, жизнь впереди большая. Помогли с ремонтом, с уборкой – вот и спасибо вам.

Миша давно уже понял, что много проблем по учёбе можно решить с помощью дел, к самой учёбе не имеющих никакого отношения. Пришёл на отработку по биоорганической химии, повесил в аудитории шторы – и тебе закрыли два пропущенных занятия. Явился на гистологию, чтобы разобраться с лекциями, которые не посещал, перетащил какие-то ящики по этажу – и ты уже не прогульщик. Так что угрызений совести за дневник практики, в котором всё было неправдой, он не испытывал, поскольку сделал много полезного за это время. Он красил стены и батареи, оттирал плинтусы и пол от краски, помогал менять лампочки в палатах и коридоре, разгружать тяжёлые коробки, носить столы на пищеблок, собирать и двигать кровати. Поэтому нельзя было сказать, что практика далась ему даром – потрудиться для этого пришлось изрядно.

В оставшийся от каникул месяц он часто ездил в ДКЛ, где его постепенно стали узнавать и даже приветствовать – в основном те, кто танцевал у зеркал. Санёк каждый раз выпускал его рядом с собой на сцену, они стали фактически лицом дискотеки.

Сам Санёк был личностью весьма мутной. Жил он неподалёку от ДКЛ, на Махалина, почти у самой церкви. О себе и родителях не распространялся, в гости не звал. Возраста он был с Мишей практически одного – может, на год-другой старше. Интересовали его музыка, танцы, девчонки, сигареты, пиво и немного машины – время от времени между танцами он мечтательно рассуждал о Nissan Skyline.

– Видел, какие фонари сзади? – спрашивал он у Филатова, который пока не особо разбирался в японских автомобилях. – Круглые. Больше ни у одной машины таких нет. Нет, может, и есть, – чесал он в затылке, – но я не видел.

Миша не чувствовал, что может крепко с ним подружиться. Если говорить откровенно, Санёк ему был как человек неинтересен. Шутил он очень прямолинейно и тупо, говорить с ним о чём-то, кроме музыки, оказалось делом бессмысленным. Но в своём танцевальном ремесле он был хорош, этого не отнять. Да и познакомиться с Ремезковым и Завгаром без него вряд ли бы получилось.

– Я ещё годик тут побуду с парнями, а потом пойду в Матросский клуб, – говорил Санёк, рассказывая, как его заждались на другой дискотеке. – Там не только дэнс, там я буду сам свой дискач вести без саундмастера, один. Короче, там можно будет развернуться. Музыка твоя, звук твой, сцена – танцуй не хочу! Могу и тебя туда подтянуть, Миха, мне только в кайф!

Филатов на мгновение задумывался над тем, чтобы вместе вести дискотеку в Матросском клубе (место было для него загадочное, он знал лишь его расположение, но никогда не был внутри), потом кивал, соглашаясь со всем, что говорил напарник, а сам старался посматривать за тем, как работает пара известных диджеев.

Иногда он даже осмеливался спрашивать, что сейчас играет, но чаще всего понять с первого раза было трудно – музыка была громкой, а Юра говорил вполоборота, особо не переживая за правильность произношения. Поэтому перед дискотекой пришлось идти в студию звукозаписи и спрашивать, есть ли у них сборники того, что крутят в зале.

Конечно, всё было. Вот только денег в кармане было гораздо меньше, чем аппетитов у студента. Он с завистью смотрел внутрь небольшого помещения с несколькими бобинными и кассетными магнитофонами, на которых и творилось бесконечное действо звукозаписи с утра до вечера. За прилавком чаще всего сидел странноватый худощавый человек вне возраста, в очках и синем костюме, который был своему хозяину явно мал. Белая рубашка, чёрный галстук-полосочка, бегающий и явно не очень трезвый взгляд – Миша долго не решался начать с ним разговор, а когда начал, то к этой картине добавил ещё и небольшое заикание, что осложняло общение.

– А можно у вас на свои кассеты записывать или только на ваши? – обратился он к работнику студии, чтобы хоть как-то обозначить свой интерес.

– Н-на любые, – сказал тот, встав в полный рост и поправив очки. Он оказался очень высоким, рукава пиджака были ему коротки, а через проход в центре прилавка было видно, что брюки едва достают до высоких носков. – У вас с с-собой?

– Да я так спросил. Просто нравится всё то, что на дискотеке играет. Хотелось бы записать.

– Это п-пожалуйста, – Филатов почувствовал лёгкий запах перегара и понял, что не ошибся. – День-два и заб-бирайте.

Он кивнул, с сожалением просмотрел все кассеты, выставленные на витрине под стеклом, и отметил красивый почерк, которым были подписаны вкладыши.

Их оформление было отдельным видом искусства. Далеко не каждый мог похвастаться тем, что его кассеты выглядят по-особенному. Надписи были разными – от простых рукописных заметок карандашом до рисунков цветными ручками или фломастерами.

Некоторые стремились к максимуму информации – от вкладышей, вырезанных из разных журналов до выведенных ювелирным почерком данных с фирменного винила от списка песен до хронометража. Вырезки были, конечно, более полными, но он не мог понять, кто их там в журналах размечает. Они никогда не совпадали размерами с коробочками – были то меньше, то больше. И самое главное – нужно было недюжинное везение, чтобы в журнале разместили вкладыш именно той группы, которая у тебя была. Чаще всего там оказывались странные рок-группы, про которые Филатов и не слышал никогда, но похоже, они были в фаворе у редакторов и оформителей. Это был «синдром сторожа» – кто что охраняет, тот это и домой уносит. В данном случае что редакторам нравилось, то и печатали.

В студии кассеты были аккуратно подписаны с торца каллиграфическими печатными буквами. У Миши разбежались глаза от незнакомых названий. Он даже разозлился на себя за то, что не может следить за музыкой в той степени, в какой ему этого хотелось.

Помощь пришла к нему фактически из его ближайшего окружения. Оказалось, что его одногруппник, Коля Резников, очень серьёзный меломан.

Как-то на занятиях Филатов рассказал, что весело проводил время в ДКЛ на дискотеке во время и после практики, а потом упомянул и студию звукозаписи, в которой полки ломились от бобин и кассет. На следующий день Коля подошёл к нему на перемене и отозвал в сторону:

– Ты в общаге живёшь? – уточнил он.

– Да.

– И как там у народа с музлом?

– Да не особо. У нас, например, в комнате магнитофона нет. У соседей вроде есть, иногда играет через стенку.

– А если группа собирается, например, или отмечают что-то на этаже?

– Обычно у двух-трёх человек просят на время. Кто-то так даёт, кто-то за еду. А чего ты вдруг с таким пристрастием интересуешься?

Коля помолчал, что-то прикидывая, а потом пояснил:

– Просто есть возможность людям музыку всякую писать. Как в студии. Вот я и хочу в общаге объяву повесить. Большой список музыки. И адрес твоей комнаты дать. Ты собираешь заказы и деньги, мне передаёшь, а я тебе через день готовые кассеты на пары приношу.

Миша недоверчиво посмотрел на Резникова:

– У тебя студия своя, что ли? Или есть выход на кого-то?

– Я тебе даже показать могу, что это за студия. Дома у меня фонотека, ещё отец начал собирать. Любую студию в городе могу за пояс заткнуть.

– Непохож ты на меломана, – усмехнулся Филатов.

– По-твоему, меломан – это кто-то вроде тебя? Вечно в наушниках, постоянно что-то слушает, напевает, пританцовывает, из дискотек не вылезает? – Одногруппник очень точно описал то, как видит Мишу. – Я люблю спокойно, дома, в кресле. Включить негромко, глаза прищурить, побалдеть… Чтобы не на плеере этом дурацком, а на нормальном аппарате, с усилителем, чтобы стрелочки-лампочки, чтобы во-от такие крутилки, – он показал, словно держит в руке что-то большое и круглое. – Чтобы верха слегка шелестели, а низы по пяткам и куда-то в живот…

Он мечтательно замолчал, глядя мимо одногруппника.

– Мне вот такие прыганья и кривлянья не нужны, – внезапно выйдя из транса, продолжил он через несколько секунд. – У меня музыка для серьёзных людей – Deep Purple, Pink Floyd, Beatles, Metallica. Лично для меня главная любовь – Depeche Mode. Могу часами крутить с любого места. Слышал про таких, надеюсь?

– Personal Jesus? – спросил Филатов, надеясь, что угадал.

– Это все знают, – Коля был рад и такому ответу. – А вот Enjoy the Silence слышал?

– Нет, наверное, – виновато ответил Миша.

– Даже и сказать нечего тебе, – Резников разочарованно развёл руками. – Между прочим, они даже из одного альбома, Violator, за прошлый год. Запомни раз и навсегда, если музыку любишь. Когда группа нравится, слушай весь альбом целиком и сам решай, где в нём для тебя хиты, а где проходняк. Потому что верить тому, кто компиляции составляет – значит, никогда и ничего, кроме Personal Jesus, у Depeche Mode не услышать. Да и у любой группы так будет. Но мы отвлеклись. Как тебе идея со студией звукозаписи?

– Интересно, конечно, но пока не представляю, как это будет, – начал было Филатов, но Коля остановил его.

– Не за просто так, Миха. Не за просто так. Десять процентов со всех заказов. Ну и плюс бери у меня всё, что нравится, и слушай. Или, если хочешь, буду тебе закатывать кассеты бесплатно.

– Понимаешь, я не один живу. Моим соседям нафиг не нужны никакие заказчики музыки. А в общаге, если ты не в курсе, могут припереться и посреди ночи за кассетами.

– Для них тоже что-нибудь придумаем, – махнул рукой Резников. – Могут за полцены заказывать. Мне лишь бы народ пошёл. Может, чуть позже найду, где точку сделать, чтобы тебя не грузить. У меня, кстати, знаешь, что есть?

– Что?

– Наша группа, местная. «Мумий Тролль». Не слышал?

– «Муми-Тролль»?

– Не, они «Мумий Тролль», – уточнил Коля. – Два альбома, «Новая луна апреля» и «Делай Ю-Ю». Точно не слышал?

– А должен?

– Ну как сказать «должен». Они ж типа «социально опасные». «Новая луна апреля осветила небосвод, но мы ей уже не верим, нам она ничего не несёт», – напел он.

– Капец, опасная, – скептически посмотрел на одногруппника Филатов.

– Это про КПСС, про апрельский съезд, – чуть ли не шепнул ему Резников.

– Про что?

– Ты вообще газеты читаешь? – отступив на шаг, спросил Коля. – Или только попса всякая в уши тебе долбит, а на остальное плевать? Лагутенко, студия «Декада», «Инопланетный гость», «Делай меня точно, мама»? Нет? Никаких ассоциаций? Короче, просто поверь – за их кассетами точно придут.

Он хлопнул Мишу по плечу и сказал в заключение:

– Считай, договорились. Я большой список сделаю всего того, что у меня есть, повесим в фойе общаги, напишем, куда обращаться. Ну и время – тут уж сам решай, но если они будут приходить, а ты на дискотеку сбежал, то мало чего получится.

Филатов вздохнул, но решил, что никаких прямых обязательств у него перед Резниковым нет, поэтому сидеть как привязанный, ожидая заказы, он не будет. Если что, парни в комнате помогут (по крайней мере, он очень надеялся на них и на обещание писать им музыку подешевле).

Уже через пару дней в фойе появился плакат, совмещавший в себе сразу несколько опций – рекламу самой студии, координаты комнаты для заказов и приличный список того, что Коля мог записать. Комендантша никак не отреагировала на это. У Миши даже возникло впечатление, что это замануха – понаблюдает издалека, посмотрит, что к чему, а потом или сорвёт плакат, или попросит за это денег, на что он сразу и намекнул своему партнёру по бизнесу – наверняка придётся делиться не только с ним и соседями по комнате, но и с комендантом.

– Будем рассматривать вопросы по мере их поступления, – по-взрослому ответил на это Коля. – Проще, конечно, дать. Но всё будет зависеть от проходимости точки. Если по одной кассете в неделю будут заказывать, я ей на пачку сигарет не заработаю.

– Это очень пессимистично, – не согласился Филатов. – Студии неплохо зарабатывают.

– Студии, – уточнил Резников. – Не путать со студентами. Их в городе сейчас не пять штук. И даже не десять, наверное. В нашем случае, я думаю, нам на руку будет человеческая лень.

– В смысле?

– Зачем куда-то идти, если можно купить прямо в общаге. То есть при прочих равных – а я обещаю отличное качество – здесь будет просто ближе.

– Есть другой момент, – решил уточнить Миша.

– Какой?

– Общага – это не Клондайк. Здесь денег не так уж и много. По крайней мере, я пока вижу именно так.

– А принцип «Золотого телёнка»? Помнишь? «Если в мире есть денежные знаки, значит, у кого-то их много». Не дословно, но по сути.

Он был согласен с цитатой, но к студентам она применялась слабовато. Что и подтвердила первая неделя, за которую к нему в комнату так никто и не заглянул.

Он специально вечерами спускался в фойе и смотрел, интересуется ли кто рекламой Резникова. Лист ватмана с большим заголовком «Студия звукозаписи» привлекал внимание далеко не всех. Филатов увидел лишь пару раз, как к плакату подходили ребята и быстро читали список. Однажды девочка с его курса остановилась возле рекламы, внимательно изучила всё, что там было написано (даже водила пальцем по строчкам), но дойдя до низа, где были указаны номер комнаты и цена, постучала по ней пальцем и разочарованно покачала головой.

Спустя примерно десять дней он сообщил Резникову, что студия совершенно не пользуется популярностью. Коля думал не больше сорока пяти минут. На следующем перерыве между парами они опять уединились в дальнем конце коридора, и Резников спросил:

– Что насчёт живой рекламы?

– Не понял.

– Как сделать так, чтобы о студии узнали? – уточнил свою мысль Резников.

– В каждую комнату заходить и рассказывать? – попробовал угадать Миша. – Не, я не пойду.

– Ты откуда о новой музыке узнаёшь?

– Ви-Би-Си слушаю, – ответил Филатов не задумываясь.

– Мы тоже можем прозвучать. Только не на радио.

– А как? Колонку в окно? У меня девятый этаж. Слышно будет далеко, но башка лопнет у тех, кто в комнате.

– «Башка лопнет» … Мелко, – разочарованно вздохнул Коля. – Мысли шире, чувак. Дискотека.

Он сложил руки на груди и застыл неподвижно в ожидании реакции.

– Дискотека? – переспросил Миша, не очень понимая, куда и о чём думать.

– Есть зал, – махнул рукой Резников, намекая на третий корпус. – Есть аппарат. Поверь, в институте точно есть аппарат. Я специально не узнавал, но в курсе, что тут группа репетирует. Плюс проходят вечера, день открытых дверей и прочие мелкие шалости. Есть ещё музыка – целый шкаф. Покажу – поверишь. И есть два человека, которым всё это нравится. Музыка, танцы, деньги.

Два человека – это были они. Коля снова, как и в случае со студией, автоматически пристроил одногруппника в напарники. Но на этот раз Филатов не раздумывал ни секунды. Волшебное слово «дискотека» заставило его сердце биться чаще. Оставалось узнать, зачем она нужна.

– Думаешь, дискотека как-то… – начал было он, но Резников не стал слушать.

– Будем прямо на дискотеке кассеты продавать. Сборники с теми песнями, что играют. Ну и плюс в микрофон расскажем о себе. Точнее, о тебе. Кто ты, где ты. Про студию.

Идея была неплохая. Филатов на следующий день отправился с ней в Молодёжный совет.

– Зал? Для дискотеки? – дама в огромных очках приподняла брови, выслушав его предложение. – В третьем корпусе?

Следом, судя по интонации, должно было идти «Да вы с ума сошли, юноша!», но внезапно он услышал совершенно противоположное:

– Ну хоть кому-то это интересно, чёрт побери!

Она встала из-за стола, открыла форточку и закурила, тревожно поглядывая на дверь.

– Сколько вас? – спросила она между затяжками.

– Двое. Этого хватит.

– Чтобы музыку включать, и одного достаточно, – ухмыльнулась дама. – Тебя как зовут?

– Миша Филатов, второй курс, восьмая группа.

– Нина Григорьевна, – пыхнула клуб дыма в форточку хозяйка кабинета. – Так вот для музыки и одного хватит. Но там ещё надо стулья убирать, надо кого-то для охраны, кого-то на билеты… Или вы бесплатно хотите?

Он пожал плечами.

– А как лучше?

– Да пофиг, – пожала плечами дама. – Но можно и копеечку заработать. Лишней не будет. Поэтому, если за деньги – ещё и билеты надо напечатать. С типографией договориться.

– Придёт человек сто, – посчитал Миша. – Сто билетов я сам нарисую. Сейчас главное другое. Надо посмотреть на аппаратуру. Понять, выполнимо ли то, что мы задумали.

– Завтра приходи после занятий, я ключи от кладовки возьму, где это всё стоит, сходим. И напарника своего тащи, – она выкинула окурок в форточку. – Всё, иди. А я подумаю, как это до ректора донести. Хотя это, наверное, не его уровень. Можно и с людьми попроще договориться.

На следующий день они с Резниковым стояли за спиной у Нины Григорьевны рядом со входом в актовый зал и смотрели, как она из связки на огромной резинке пытается из нескольких десятков ключей подобрать нужный.

Дверь в то помещение, которое громко называли «Аппаратной», была в десяти метрах от входа в зал. Выглядела она так, словно не всякий раз удавалось открыть её ключом, поэтому регулярно вышибали ногами, а потом заколачивали трещины вокруг замка фанерой. Косяк тоже был будто собран из кусков.

Дама чертыхалась, роняя ключи на пол. Коля протянул руку, предлагая помощь, и уже со второй попытки открыл дверь.

Внутри оказалось две больших колонки Мише по плечо, две подставки с гитарами, усилитель, три кассетных деки, несколько бухт проводов и удлинители. Отдельно удивили ударная установка и клавиши.

– Да какие-то пацаны играют, – пояснила Нина Григорьевна. – Редко в последнее время приходят, всё пылью покрылось.

Коля поднял с клавиш тетрадку, полистал:

– Стихи, – объявил он всем, потом шёпотом прочитал и положил обратно. – Песни пишут, похоже.

Он потыкал в немые клавиши пальцами, вздохнул и принялся рассматривать магнитофоны. Найдя провода, включил их, проверил соединение с усилителем, достал кассету из сумки. Нина Григорьевна тем временем нашла в углу пепельницу из консервной банки, закурила и присела на стул в углу рядом с колонкой.

Когда внезапно заиграла музыка, она чуть не упала на пол – звук был изначально выставлен очень громкий. Бабахнуло так, что она выронила сигарету, вскочила и отбежала на несколько шагов.

– Тише делай, придурок! – заорала она, но Коля уже и так среагировал и скрутил громкость, поэтому «Тише делай!» они прочитали по губам, а «Придурок!» прозвучал на весь этаж уже в полной тишине.

– А звук неплохой, – помолчав немного, сделал вывод Резников. – Здесь, конечно, сложно оценить, надо в зал вытаскивать, но есть надежда, что дури в них хватит, – он похлопал колонку рядом с собой.

– Неплохой, – буркнула дама, доставая другую сигарету. – Я из-за вас чуть пожар не устроила.

Она затоптала окурок на полу и отодвинула стул от колонки.

– Посмотрели? Что думаете?

– А вы с администрацией разговаривали?

– Если бы не разговаривала, вряд ли бы мы сейчас тут сидели, – ответила Нина Григорьевна. – Эти ключи только пацанам из группы дают, и то не всем, только руководителю, Андрей его зовут, кажется. И я вам так скажу – ему вряд ли понравится, что аппаратуру надо с кем-то делить. Может, он и сам захочет дискотеки проводить.

– Это мы придумали! – почувствовав конкуренцию, возмутился Коля.

– Я тебе открою тайну, мальчик, – выдохнув дым в его сторону, покачала она головой. – Дискотеки придумали так давно, что ты к этому не имеешь никакого отношения. Я вам навстречу иду, потому что с меня тоже спрашивают всякие мероприятия – выставки, концерты и прочую молодёжную активность. И дискотека мне поможет кое-какие галочки в плане закрыть. Особенно по посещаемости. Лишь бы только без драк обошлось, порчи имущества и – не дай бог! – пожаров.

– Мрачно вы обо всём думаете, – Миша подошёл к магнитофону и сделал чуть погромче. Музыка Depeche Mode не мешала разговаривать, отлично играя фоном.

– Опыт богатый. Драться, возможно, будет и не с кем, а вот курить в зале точно станут. А там шторы – выбежать не успеешь. Придётся пару преподавателей звать, нагружать их патрулированием…

Филатов сразу почему-то представил Мотавкина с красной повязкой дружинника на рукаве шикарного костюма в тонкий рубчик. Стало смешно, он улыбнулся.

– И нечего ржать, – увидев это, возмутилась Нина Григорьевна. – Попробуй ещё их уговорить. Все занятые, профессура, никому не прикажешь. Есть парочка тех, кто горой стоит за Молодёжный совет и за всякие кэвеэны и капустники. Юрка Красников с оперативной хирургии, например. Он ещё сам и на виолончели играет. Но это к делу не относится. Короче, буду его привлекать. Итак, что у нас в сухом остатке? Дата есть уже?

– Через пару-тройку недель, – неопределённо ответил Резников. – Музыку подберём, запишем кое-что, потом надо будет на зал всё это проверить, плюс у нас там ещё два коллоквиума намечается, они время на подготовку сожрут…

– Тоже неплохо. Мне время надо на свои административные дела. Согласовать всё это, запланировать. Возможно, приказ захотят издать, чтобы от всех проблем отмазаться. Назначат ответственных лиц, потому что если не можешь победить, то надо что? Правильно – возглавить.

– Думаете, могут и отказать? – спросил Коля. – Вы ключи взяли, значит, какое-то условное согласие есть.

– Очень условное, я бы сказала. Ведь в деканатах как думают? «Как бы чего не вышло!» Вы в институт зачем поступали? Учиться или танцульки танцевать? Вот и учитесь! А хотите мероприятий – так в музей институтский сходите. Там вам всё покажут и расскажут про наш институт. Они и студенческий театр любят только тогда, когда он выступает подальше от института. Зато если вдруг диплом выиграют на фестивале юмора – сразу «Вот какие мы руководители, помогаем молодым, чем только можем!» А билеты на поезд за свой счёт, костюмы за свой счёт, музыку им пишут только потому, что есть ещё бескорыстные друзья. Была репетиционная комната в переходе первой общаги – заколотили нахрен.

– Почему? – удивился Миша.

– Потому что кому-то этот переход приглянулся для других целей. Только ни сил, ни желания не хватило. В итоге одни ушли, другие не пришли. Свалку в том переходе устроили. Так что смотрите, если у вас всё вкривь и вкось получится, то можно и из института вылететь, а если идеально пройдёт, то кто-нибудь это дело подхватит, а вас побоку.

– Всё настолько серьёзно? – Резников даже выключил кассету и внимательно посмотрел на Нину Григорьевну.

– Я вам наихудшие варианты показываю, потому что вижу – вы парни хорошие, увлечённые. Просто лишний раз вспомните, зачем вы здесь. Стране врачи нужны, солдат у неё и так хватает.

– Мы помним, – вздохнул Филатов. – Хотелось верить в то, что одно другому не мешает…

– Не мешает. Только не все это понимают. У нас знаете, за что отчисляют? Был один мальчишка, Вова Лукьянов. Отличник, каких мало. Староста курса, активист, в кружке хирургическом занимался, олимпиады выигрывал. А на третьем курсе чёрт его дёрнул сходить на набережную к американскому кораблю береговой охраны и сигареты там купить у матросов. Всё, прощай, медицина, привет, армия. «Нам фарцовщики не нужны!» – ректор на заседании так и заявил. За пачку сигарет, понимаете?

Миша посмотрел на Колю, а потом спросил:

– Вы нас отговариваете, что ли?

– Да упаси бог, конечно, нет. Я за вас буду горой стоять. Просто чтобы вы знали – Молодёжный совет не всесильный. Откажут – я лбом не прошибу эту стену.

Но прошибать не пришлось – им разрешили.