Текст книги "Десять жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин"

«Россия» делала вид, будто осмысленного пролетарского протеста на самом деле нет: толпу развращают, так называемое рабочее движение является в полной мере искусственным и создается от случая к случаю, как политический таран. Сергей Сыромятников объяснял, что вопрос трудовых отношений пора изъять из рук социалистов и выработать для рабочих прогрессивную, но реальную государственную идеологию: «И капиталист, и рабочий – оба люди и не должны забывать об этом. Но более того, они люди взаимно обязанные…» Василий Янчевецкий своих взглядов не поменял. Государственная дума, несмотря на «правое» большинство, занята не столько созидательной работой, сколько политическими распрями. Господа радикалы, к которым он причислял и социалистов, и конституционных демократов, стремятся вести молодежь в духе протеста. А ведь их минутный успех может стоить стране целого поколения[59]59
  Россия. 1912. 4 мая (редакционная статья); Сыромятников С. Труд и капитал // Россия. 1912. 15, 18 апр. (редакционная статья, судя по стилю и содержанию, сочинена В. Янчевецким).


[Закрыть].

«Если вы хотите счастья и спокойствия родине, если хотите видеть Россию великой, – призывал он читателей «Ученика», – старайтесь быть более образованными, сильными, ловкими… Какие бы неудачи и беды с вами ни случились в жизни, не падайте духом, а собирайтесь с силами и идите дальше, куда зовет вас голос души и совести. Семь раз упадешь, а на восьмой встанешь – это любимая поговорка японцев, которые нечеловеческими усилиями добились славы и могущества»[60]60
  Ученик. 1912. № 38, 48.


[Закрыть].

С января по август 1912 года в «Ученике» печатается роман Янчевецкого «Афганский изумруд» – назидательно-приключенческая история «из современной жизни». Главные герои – состоятельный путешественник Сергей Печорский, нашедший в Афганистане изумрудные копи, и гимназист Вася Вьюгин, его родственник и помощник. Печорский убежден, что Россия окружена врагами, которые еще и подтачивают здание империи изнутри. Свой капитал он хочет направить на пользу родине, ему противодействует тайное общество «Азия для азиатов» во главе с японским резидентом. Шпионы хотят выведать местоположение копей, но Вьюгин, которому доверено хранить секрет, не попадается на козни. В нужный момент он едет на юг по вызову Печорского, везет ему карту, но по дороге в Туркестане гимназиста похищает шайка афганцев и везет через пустыню к своему главарю. На этом первая часть романа заканчивалась. Продолжение было обещано, но не последовало.

Долг молодых людей, настаивает Василий Григорьевич, – учиться и развиваться, чтобы суметь померяться знаниями и опытом со всяким иностранцем. Если не новое образованное поколение, то кто будет думать о будущем родины – японцы, англичане? «Ваши друзья – ваши книги, образованность, ваша смелость, ваши ясные глаза и сильные руки…»[61]61
  Напоминая о мировом противостоянии, Янчевецкий советовал путешествовать за границей, изучать языки, учиться в заграничных университетах – вообще, учиться у Запада. «Русская молодежь, даже окончившая университет, сравнительно с иностранцами мало культурна и необразованна, и ее нельзя сравнивать с заграничными студентами, которые работают в десять раз лучше и усерднее, чем русские студенты» (Ученик. 1914. № 35).


[Закрыть]

* * *

Исправно выполняя свои обязанности в редакции «России», он всегда находил время для юных разведчиков. Там – долг службы, здесь – дело для души. Хотя тоже своего рода служба.

«Организация не собирала никаких взносов, Янчевецкий нес все расходы на собственный счет. Он подъезжал на извозчике к месту сбора с целой грудой бамбуковых посохов с сыромятными ремешками, на которых все собирались выжигать даты походов, да так, кажется, и не собрались», – вспоминал один из его воспитанников.

Василий Григорьевич собрал 2-й легион разведчиков из учеников других гимназий, провел экзамены, соревнования по легкой атлетике, тренировочный, а затем и полноценный поход в окрестности Лахты. Разведчики разделились на два отряда и разошлись – один должен был найти и окружить другой. За день гимназисты отмахали тридцать верст по лесу, через канавы и болото, стычка «в штыки» закончилась мирным договором и индейскими танцами у костра. А на летних каникулах Янчевецкий устроил скаутский лагерь на берегу Финского залива. «Как здесь у них хорошо!» – радовался гостивший там Дмитрий Якушев, спортивный обозреватель «России» и постоянный автор «Ученика». Море, сосны, очарование природы и самостоятельной жизни, познавательные приключения и понятная мальчишкам дисциплина. «Счастливчики, вырвавшиеся из душных городских квартир под покров леса…»[62]62
  Ученик. 1912. № 37. Россия. 1912. 28 июня.


[Закрыть]

Тем же летом, в июле, на берегу восточной части залива Ван-Майен острова Западный Шпицберген был установлен заявочный знак «от имени и по поручению» титулярного советника Василия Янчевецкого.

Сигма вовлек друга в предприятие государственного масштаба. На июль 1912 года намечалась экспедиция известного исследователя Русанова на Шпицберген. Этот полярный архипелаг считался ничейной землей, но, как только на Шпицбергене обнаружили перспективные залежи угля, интерес к островам проявили Россия, Норвегия, Великобритания и другие государства. В ожидании международной конференции по правовому статусу архипелага МИД России предложил отправить на Шпицберген экспедицию частного характера, дабы подтвердить «наличность русских интересов». Горный инженер Самойлович разведал на Западном Шпицбергене угленосные площади и установил заявочные знаки ряда лиц, среди которых были кандидат прав Сыромятников и преподаватель 1-й Санкт-Петербургской гимназии Янчевецкий. А оказались они в компании сенатора Стюнкеля, тайного советника Арбузова (директора департамента общих дел МВД, возглавлявшего секретное совещание по организации экспедиции), статского советника Шинкевича (вице-директора того же департамента) и горного начальника в отставке Строльмана.

В следующем году полярные предприниматели учредили «Торговый дом для горных разработок «Грумант» и организовали новую экспедицию. 11 сентября 1913 года газета «Россия» сообщила о прибытии в Петербург первого груза русского каменного угля со Шпицбергена. Инженер Самойлович оценивал запасы застолбленных залежей в 10 миллиардов пудов. Их масштабная разработка предполагала соответствующие траты; пока договаривались с правительством о кредитовании и беспошлинном ввозе угля – началась война. К весне 1915 года в числе пайщиков «Груманта» остались лишь Арбузов, Шинкевич и почетный гражданин Агафелов. Но они так и не наладили промышленную добычу[63]63
  Российский государственный архив экономики. Ф. 466. On. 1. Д. 42. Л. 13–38, 92; Д. 40. Л. 18 (за указание местонахождения этих документов автор благодарит историка Г. Н. Боранову). В 1920 году права на эксплуатацию угленосных участков, принадлежавшие «Груманту», были выкуплены лондонской компанией «Англо-русский Грумант». Добычу она вела совместно с советским «Северолесом» и в 1931 году полностью продала свои шахты СССР. Так был основан известный трест «Арктикуголь».


[Закрыть]. Красивая коммерческо-географическая история не состоялась. Хотя Янчевецкий вряд ли о том сильно жалел – он был озабочен совершенно иными делами.

* * *

В архивном фонде Императорского Санкт-Петербургского университета хранится прошение В. Г. Янчевецкого о зачислении его вольнослушателем историко-филологического факультета. Датировано 18 сентября 1912 года (неудивительно – факультет продолжал блистать преподавателями). В формулярном списке отмечено, что на 1912/13 учебный год Янчевецкому назначено 15 уроков латинского языка в неделю. Однако преподавательских обязанностей он не несет с января 1913 года. Поскольку, согласно предложению заместителя министра народного просвещения, считается находящимся в командировке с ученой целью, без сохранения содержания, но с оставлением в должности сверхштатного преподавателя[64]64
  ЦГИА СПб. Ф. 14. On. 15. Д. 3197. Л. 4; Ф. 114. On. 1. Д. 11 586. Л. 121 об. – 122.


[Закрыть].

Опять провернулось «колесо с крючком». «Случай не раз обращался к моему отцу, и чемоданы не успевали запылиться…»

Дирекция СПТА предложила Василию Григорьевичу отправиться корреспондентом в Константинополь. События в Турции и на Балканах в то время волновали едва ли не все европейские столицы. В начале октября 1912 года Болгария, Сербия, Греция и Черногория объявили войну Великой Порте. Наступление союзников было стремительным и неудержимым. Болгары взяли Кирк-Килис, осадили Адрианополь и открыли себе путь на Царьград. Сербы и греки заняли Македонию. Греческий флот появился у Дарданелл. Две турецкие армии были разгромлены, но и силы Балканского союза едва не иссякли. Начались переговоры о мире.

27 декабря Янчевецкий сел на пароход, следующий из Одессы в Константинополь. Оставаясь издателем «Ученика», редакторские обязанности он передал Якушеву. Отрядом юных разведчиков согласился руководить штабс-капитан Пантюхов.

«Г-н Янчевецкий непринужденно делился с нами своими воззрениями на русскую политику в восточном вопросе, – запомнилось его случайным попутчикам. – Сообщил, что раньше он побывал в различных странах Ближнего Востока, жил и в Персии, в Тегеране, рассказал о своих лекциях о панисламизме, читанных им незадолго перед тем в С. – Петербурге… На следующий день, в полдень, мы были уже в турецкой столице»[65]65
  Отчет о поездке в Константинополь двух командированных Петербургским армянским кружком членов его. Государственный архив РФ. Ф. 578. On. 1. Д. 1863. Л. 2.


[Закрыть].

Глава 5
Корреспондент высшего уровня

«Город сплетен, интриг и сюрпризов», – отметил Василий Янчевецкий по прибытии в Константинополь[66]66
  Отрывочные записи о жизни и работе в Константинополе обнаружены в рабочей тетради Яна, озаглавленной «Скитания» и датированной 1938 годом (РГАЛИ. Ф. 2822. On. 1. Д. 98). По некоторым признакам это фрагменты писем, которые он посылал в Петербург знакомому, служившему в СПТА или МИДе. Каким образом Ян смог сделать выписки – загадка. В данной главе также цитируются или обобщаются сведения из писем и телеграмм В. Янчевецкого, публиковавшихся в газете «Россия» с января по декабрь 1913 года.


[Закрыть].

Он поселился в гостевом доме православного Ильинского подворья, двери которого выходили в один из тех бесчисленных узких переулков, что лабиринтом опутывали всю Галату – торговую и портовую часть турецкой столицы. Наверное, Василий Григорьевич согласился бы с мнением автора очерка, недавно напечатанного в «Вестнике Европы»: «Хотя стал он убог и грязен, перестал пугать врагов и не нажил настоящих друзей, хотя рассыпается прахом старый быт и не пришла к нему на смену новая культурная налаженность жизни, но все-таки этот громадный, пестрый, меняющийся город источает из себя какое-то своеобразное очарование».

Турция уже четвертый год как конституционная монархия. Власть султана ограничена парламентом, где представлены даже национальные меньшинства – греки, армяне, славяне. До августа 1912 года правящей была партия «Единение и прогресс». За границей ее основателей – прогрессивно мыслящих офицеров и политиков – называют младотурками. Именно они устроили революцию, открывшую перед угасавшей империей новые возможности. Но мало что успели сделать. Младотурок отстранила от власти консервативная партия «Свобода и согласие». Балканский союз начал войну в подходящее время.

«Что выгоднее России? – размышлял Янчевецкий. – Сохранить Турцию или «подтолкнуть падающего»?» Послы Австро-Венгрии, Великобритании, Германии, Италии, России и Франции рекомендовали оттоманскому правительству пойти на уступки Балканскому союзу. Взамен они обещали «моральную и материальную помощь великих европейских держав для того, чтобы устранить пагубные последствия войны». Пока нота рассматривалась, Константинополь жил обычной жизнью. Русские газеты сообщали: город спокоен и оживлен, военное положение незаметно. 10 января 1913 года этот город преподнес большой сюрприз всем наблюдателям.

Лидер «Единения и прогресса» Энвер-бей в сопровождении нескольких офицеров и солдат ворвался в зал Порты, где шло заседание правительства, застрелил военного министра и от имени страны и армии потребовал отставки кабинета, склоняющегося к постыдному миру. Великий визирь подчинился. В тот же день султан назначил нового главу правительства – сторонника младотурок.

Во время переворота Василий Янчевецкий действовал как журналист экстра-класса. Уже через полчаса (по собственным словам) он знал, что случилось в Порте. Поскольку на городском телеграфе быстро отправить достоверное сообщение было невозможно, он хоть с задержкой на два дня, но нашел способ отправить кружным путем «фактическое изложение переворота». Да еще и с подробностями – кто из заговорщиков что говорил и делал.

Далее Василий Григорьевич регулярно передавал в Петербург новости политического, военного и экономического характера со ссылками как на официальные, так и на свои источники, в том числе «самые близкие к комитету «Единение и прогресс» и нынешнему правительству», или же на некие слухи. Среди «унионистов» на самом деле не было единства в отношении к смене власти, затягивание войны тревожило столичных финансистов и коммерсантов, так что Янчевецкий находил, от кого получать информацию. Вот что, к примеру, он писал о брожении в турецкой армии: «Главари «военной лиги», находящиеся в Чаталдже, заявили, что будут до конца сражаться за освобождение Адрианополя, но в тот день, когда будет подписан мир, со своей армией явятся в Константинополь и не оставят в живых ни одного члена комитета «Единение и прогресс»[67]67
  Янчевецкий В. Письма из Константинополя // Россия. 1913. 27 февр.


[Закрыть].

Позиционные сражения в Юго-Восточной Фракии шли без особых успехов для обеих сторон, пока в марте под напором болгар не пал Адрианополь. И Константинополь в конце концов склонился к миру. 17 мая 1913 года делегаты Турции и Балканского союза подписали в Лондоне мирный договор. Турция отказалась от территорий, занятых союзниками на материке, и от Крита. Судьбу островов Эгейского моря, на которые претендовала Греция, а также точную границу на востоке Балкан предстояло решить особой Комиссии европейских держав.

В Константинополе не стало спокойно и по заключении мира. Никогда еще, телеграфировал Янчевецкий, не было стольких арестов и высылок неугодных лиц. 29 мая он сообщает о раскрытом полицией заговоре группы гражданских чиновников и офицеров. Заговор становится поводом для новых арестов и смены кабинета министров. В состав правительства, по сведениям Янчевецкого, войдут «крайние унионистские элементы», в том числе Талаат-бей и Джемаль-бей. Сведения подтвердились. Талаат, идеолог пантюркизма, занял пост министра внутренних дел, а Джемаль, начальник столичного гарнизона, – министра общественных работ. Энвера великий визирь назначил военным министром. Диктатура трех пашей – так впоследствии назовут историки этот триумвират.

Воспользовавшись распадом Балканского союза (прежние соратники теперь воевали за новые границы между собой), Энвер-паша взял реванш. Турецкая армия вытеснила болгар из Восточной Фракии. «Турки спешно заняли Адрианополь. Что сделает Россия – никак не понять, – отмечал Янчевецкий. – Отсюда она кажется каким-то громадным загадочным сфинксом или мамонтом, сонным и неповоротливым»[68]68
  Из записей в тетради «Скитания».


[Закрыть]. Российская империя в конфликт не вмешалась. 16 сентября Константинополь и София заключили сепаратный договор, оставивший за турками то, что они успели отвоевать.

* * *

 
Когда грозят удары зла,
Или страданья, иль лишенья,
Вы говорите без смущенья:
«Иншалла!»
 
 
Когда в бою смерть подошла,
Судьбы свершив предначертанье —
Засмейтесь! Ярких звезд блистанье
Еще увидим – «Иншалла!».
 
 
Ваш верен путь и даль светла,
Но не окончена дорога…
Всегда вперед! И скажем строго:
«Иншалла!»
 

Это стихотворение, сочиненное в Константинополе, Василий Янчевецкий нигде не печатал и неизвестно кому читал, а восстановил по памяти в 1934 году[69]69
  РГАЛИ. Ф. 2822. On. 1. Д. 106. Л. 5 об.


[Закрыть]. «Иншалла», «Если пожелает Аллах», – строчка из Корана, признание милости и могущества Всевышнего и смирения человека перед ним, обязательные для мусульманина слова, если он говорит о своих намерениях.

Как известно, о взглядах любого человека можно судить по деталям. В апреле 1913 года Василий Григорьевич прислал в редакцию «Ученика» фотографию юного героя – мальчика-добровольца, воевавшего в турецкой армии. Портрет напечатали на обложке журнала с пояснением Янчевецкого: «В минувшую Балканскую войну все наши помыслы были с братьями-славянами, но это не мешает нам по достоинству оценить проявление геройства среди турок, которые тоже сражались за честь и славу своей родины».

Читателям «Ученика» он сообщал, что весь погрузился в изучение современной Турции, турецкого языка и всей странной и непонятной для европейца жизни Востока. В частном письме, посланном в Петербург осенью 1913 года, заметил: «Я хотел бы пробыть здесь еще год, чтобы поработать над турецким и новогреческим языками». А как же семья? Ольга приезжала в Константинополь, привезла Женю-гимназистку и маленького Мишу. «Женя учится по-гречески плавать в море и гуляет с Мишей…»

Евгения Можаровская вспоминала, как одно время отец несколько раз исчезал по ночам. А потом объяснил причину. В русское консульство принесли записку от девушки-еврейки, увезенной из Одессы руфианом – так называли профессиональных соблазнителей, обещавших своим жертвам в южных городах России счастливую жизнь, а в Константинополе продававших в публичные дома. Девушка умоляла ее спасти. Пока в консульстве думали, Янчевецкий разузнал обстановку там, где держали пленницу, среди бела дня пришел в «дом с закрытыми ставнями» и, ошеломив врага внезапностью, увел ее. И немедля посадил на русский пароход, отправлявшийся в Одессу. «В ближайшие за тем вечера на отца было произведено несколько покушений, но, к счастью, безрезультатно…»[70]70
  РГАЛИ. Ф. 2822. On. 1. Д. 310. Л. 3.


[Закрыть]

* * *

Политическая журналистика – наполовину разведка. Охота за конфиденциальной информацией едва не стоила Василию Григорьевичу должности (хорошо, что не жизни).

«17.Х.1913. Я сообщил совершенно верные сведения о проливах и о намерении Порты воспретить проход греческих судов, что не состоялось из-за поднявшегося шума. Если агентству будет угодно меня уволить, то это будет напоминать тех восточных сатрапов, которые казнят гонца, привезшего известие о поражении войск. Я проработал десять самых горячих месяцев, которые остались историческими в жизни Константинополя и Турции» (позднее и в другом документе он упомянет, что получал разные ценные сведения от чиновника военного министерства, араба по национальности, и морского офицера-боснийца).

Поскольку предупреждения дважды не подтверждались, в МИД посчитали их ложными и отметили, что не могут с доверием относиться к деятельности Янчевецкого. Корреспондента отстоял посол Гирс, объяснивший его «промахи» недавним пребыванием в Турции. Пройдет немного времени, и в министерских справках Янчевецкого станут называть осведомленным и опытным журналистом.

Среди корреспондентов агентства в Австро-Венгрии и Балканском регионе Василий Григорьевич был самым высокооплачиваемым после представителя в Вене -7200 рублей годового вознаграждения. Для сравнения, в России оклад генерала в должности командира корпуса составлял 7800 рублей в год. Помощнику Янчевецкого константинопольскому греку Теодосиадису платили 1200 рублей. У Василия Григорьевича имелся шифр для особо важных и конфиденциальных сообщений, и такие телеграммы он отправлял через посольство[71]71
  АВПРИ Ф. 140. On. 477. Д. 864. Л. 105. Д. 858. Л. 4.


[Закрыть].

6 декабря Янчевецкий телеграфировал об очередном заговоре, раскрытом турецкой полицией, и одновременно сообщал: «Отсутствие средств делает положение правительства крайне тяжелым». Тем не менее 18 декабря в Константинополе прошла манифестация с музыкой и знаменами в честь годовщины основания империи. «В передовом турецком обществе настойчиво проповедуется необходимость принятия мер для возрождения турецкого народа, порабощаемого европейским влиянием».

У Янчевецкого появился грандиозный замысел, одобренный в Министерстве иностранных дел.

«Вы думаете, что Турция отсталая, варварская страна? Ошибаетесь, как ошибался и я, приехав сюда, – признавался он в письмах читателям «Ученика». – Конечно, в Турции большинство населения – необразованные, некультурные люди. Но во главе государства стоят горячие, увлеченные люди, получившие образование в Европе или в турецких гимназиях и университете, которые хотят возродить страну, испытавшую ужаснейшие поражения. Я вижу, с какой горячностью эти люди работают над тем, чтобы сделать турецкое население более просвещенным и счастливым, страну – более сильной и могущественной… У меня есть приятели – турецкие муллы, писатели и разные деятели из так называемых младотурок, которые поставили перед собой целью возродить Турцию и дать ей счастливую новую жизнь…»[72]72
  Янчевецкий В. Письма к ученикам из Турции // Ученик.
  1914. № 26, 35.


[Закрыть]

12 марта 1914 года в Константинополе в здании парламента состоялось первое заседание Русско-турецкого комитета, созданного по инициативе Янчевецкого. Он же занял должность секретаря этого общества. В России заслуги корреспондента СПТА отметили орденом Святого Станислава II степени и очередным повышением в чине (что означало уже личное дворянство). Его новые цели – взаимное сближение Турции и России и разъяснение необходимости для Турции оставаться нейтральной, дружественной страной великим мировым демократическим державам.

Германия, и прежде помогавшая Порте военными советниками, чутко поняла, что нужно восточной империи с новыми лидерами и амбициями и как может пригодиться такой союзник в вероятной европейской войне. В ноябре 1913 года в Константинополь прибыла военная миссия генерала фон Сандерса. Турки намеревались передать ему под командование 1-й армейский корпус, сосредоточенный в районе проливов. Россия в сложной дипломатической игре добилась согласия оставить генерала только членом Верховного военного совета. Но сближение Германии и Турции эта формальная уступка не приостановила.

«Среди турецкой интеллигенции были люди, не желавшие войны… Но наша работа была слишком слаба, – сожалел Василий Григорьевич, – по сравнению с той громадной работой, которую вели немцы, разбрасывавшие направо и налево субсидии и субвенции, подкупавшие отдельных членов младотурецкой партии, убеждавшие их всей силой своей организованной работы, что Турция в союзе с центральными державами победит весь мир и вернется былая слава блистательной Порты». Уже в марте 1914 года некоторые турецкие газеты писали: Россия ведет политику, преследующую цель раздела Оттоманской империи, и в случае вооруженного конфликта между Германией и Россией Турция сделает правильный выбор. «Под дьявольским соблазном немцев в воображении турок рисовалась величайшая мусульманская империя, – вспоминал Янчевецкий. – Эта перспектива нашептывалась членам младотурецкой партии всеми деятелями германского посольства»[73]73
  Из статьи В. Янчевецкого (без заголовка) в газете «Республиканец», Челябинск, 26 ноября 1918 г.


[Закрыть].

Когда разгорится война и Порта примет сторону Берлина, в Константинополе, словно в насмешку над былыми стараниями русских, состоится учредительное собрание Германо-турецкого общества – во главе с самим Энвер-пашой.

* * *

Вообразите горные теснины. Что-то нарушает видимый покой на крутом склоне, вниз срывается камень, увлекает за собой другой, третий. Грохот тревожит соседнюю вершину, рушится снежный пласт – и вот уже две лавины с разных сторон несутся вниз, порождая новые, и ничто не может удержать эти силы, столкновение неминуемо… Примерно так в 1914 году разворачивалась Великая война, которую позже назовут Первой мировой.

15 июня в Белграде боснийский серб Таврило Принцип стреляет в эрцгерцога Франца-Фердинанда, наследника австро-венгерского престола, и его супругу (убийца – член тайной организации, поставившей целью добиться независимости Боснии от Австрии). Расследование покушения не удовлетворяет Австрию, озабоченную ростом политических амбиций Сербии и сербского национализма на Балканах. 10 июля Вена предъявляет Белграду ультиматум: суть всех требований сводится к пресечению на территории Сербии любой деятельности, которую можно расценить как антиавстрийскую. Белград ответил после того, как заручился у Санкт-Петербурга обещанием поддержки в случае военного конфликта. Одни пункты сербы приняли, по другим попросили доказательств, требование передать австрийцам расследование убийства эрцгерцога отклонили.

Посчитав ответ возмутительным, Австро-Венгрия 15 июля объявляет войну Сербии. Спустя два дня Российская империя начинает всеобщую мобилизацию в армию. 18 июля Германия, следуя союзному договору с Австро-Венгрией, объявляет войну России. Поскольку Россия и Франция связаны оборонительным союзом и французы отказались предоставить гарантии нейтралитета, Германия 21 июля объявляет войну Франции – немецкие войска вторгаются в Бельгию и устремляются к французской границе. На следующий день Великобритания, будучи гарантом нейтралитета Бельгии, объявляет войну Германии. 23 июля Австро-Венгрия объявляет войну России. Следом Париж и Лондон объявляют войну Вене. На исходе июля австрийцы вторгаются в Сербию, а русские войска в начале августа – в Восточную Пруссию и австрийскую Галицию. Если в первом большом сражении с германцами русские терпят поражение, то на Юго-Западном фронте одерживают победы.

Какую позицию займет Турция? 5 июля Янчевецкий известил Петербург: «Генеральный инспектор Восточной Анатолии Гофф и министр внутренних дел Тала-бей вчера имели совещание в германском посольстве в присутствии германского посла барона Вагенгейма. Совещание было продолжительное, но содержание беседы пока узнать не удалось…»[74]74
  Российский государственный исторический архив. Ф. 1358. On. 1. Д. 985. Л. 14.


[Закрыть]

Вскоре после этого сообщения Василия Григорьевича вызвали в Россию. Чем он в эти дни занимался в столице – неизвестно, кроме одного. Янчевецкий возобновляет издание «Ученика», прервавшееся в конце апреля, когда редакции пришлось съехать из конторы закрывшейся газеты «Россия». Он выпустил сразу два номера – за 12 июля, подписчикам которого рассылает привезенные турецкие марки, и за 19 июля, обещая читателям «продолжать дело аккуратно» и прилагать к журналу «Газету «Ученика» с военными и мировыми новостями. Но в первом же ее выпуске, набранном в печать 19 июля, принес извинения: «Вследствие обстоятельств военного времени издание журнала «Ученик» приостанавливается… Сам я уезжаю на войну и желаю всем нам счастья и победы». На прощание он поместил в газете свое стихотворение:

 
Вы видите – широкой лавой
На Русь идут полки врагов.
Но гневен наш орел двуглавый,
На страшный бой готов.
 

Янчевецкий вернулся в Турцию, где 20 июля была объявлена мобилизация. Российского посла великий визирь заверил, что это всего лишь подготовка на случай нападения Болгарии. В тот же день визирь подписал с германским послом тайное соглашение. Турция обязалась вступить в войну с Россией, но до поры до времени будет заявлять о своем нейтралитете.

В начале августа посол Грис докладывал в Петербург: мобилизация идет с большой настойчивостью, в турецких кругах растет уверенность в неизбежности войны с Россией, и с минуты на минуту можно ожидать вспышки, сигнал к которой будет дан немцами. Янчевецкий, в свою очередь, сообщал со ссылкой на беседу с членами Русско-турецкого комитета: «Ближайшими помощниками Энвера-паши являются офицеры германской военной миссии, которых он разместил во всевозможных управлениях военного министерства и армии… Немецкие офицеры желают держать турецкое общественное мнение под гипнозом известий, благоприятных Тройственному союзу»[75]75
  Царская Россия в мировой войне. Т. 1. Л., 1926. С. 25–26; Телеграмма Янчевецкого РГИА. Ф. 1358. On. 1. Д. 985. Л. 42.


[Закрыть].

Разумеется, эта телеграмма не была опубликована. Среди сообщений от зарубежных корреспондентов ПТА, помещенных в столичной прессе с августа по октябрь, появилось только одно из Константинополя – о посещении султаном смотра военных судов. Война с Турцией представлялась неизбежной, и Петрограду демонстрация своей осведомленности была ни к чему. Последняя сохранившаяся в архивах телеграмма, отправленная Янчевецким, датирована 20 августа. На документе есть пометка о том, что копия передана в МИД. Василий Григорьевич пишет, что в случае войны постарается вместе с посольством выехать в Россию, а его агент в Константинополе будет посылать «интересные сведения в Румынию по условному адресу». Передавать (телеграфировать) эти сведения в Петербург поручено другому помощнику, тоже греку по национальности.

Турецкая столица жила в лихорадочном ожидании войны и обстановке подозрений. На площади перед почтамтом установили виселицы – казнили четырех служащих, которые будто бы перехватывали письма, адресованные некоторым министрам. То есть шпионили.

Василий Григорьевич, вероятно, сообщал теперь конфиденциальные сведения непосредственно российскому послу. 30 сентября Гирс отправил в Петроград две депеши, ссылаясь на лично незнакомый ему секретный источник, связанный с комитетом партии «Единение и прогресс»: «За последние дни [на заседаниях комитета] Энвер-паша особенно энергично настаивал на начатии военных действий против России… В комитете партии и в кабинете было решено, ввиду необходимости для турецкого флота играть известную роль, чтобы флот выходил в море и делал там эволюции, а некоторые из быстроходных судов постоянно держались в море»[76]76
  Телеграмма Янчевецкого. РГИА. Ф. 1358. On. 1. Д. 985. Л. 46; депеши посла см.: Царская Россия в мировой войне. Т. 1. С. 50–51.


[Закрыть].

В ночь на 16 октября турецкие крейсеры и миноносцы направились к Одессе, Севастополю, Феодосии и Новороссийску. О том, что Турция вступила в войну, корреспондент ПТА узнал в последнюю минуту, когда надо было уже спасаться. «В порту, готовясь к отплытию, стоял русский пассажирский пароход, который регулярно ходил рейсом Одесса – Стамбул, – рассказывал на склоне лет Михаил Янчевецкий (за мальчиком в Константинополе присматривала Мария Маслова – секретарь Василия Григорьевича, работавшая еще в редакции «Ученика», она и поведала повзрослевшему Мише подробности бегства). – Отец пришел домой. Там была тогда моя воспитательница Мария Алексеевна. Он ей сказал: «Возьмите с собой сумочку, в которую положите только самое необходимое, и идите в порт, на пароход. Все. Лишнего ничего не брать. Я тоже приду». Только он поднялся на пароход, сразу и отплыли. Той же ночью началась Русско-турецкая война. Корабли противника вошли в Черное море. Тем не менее мы с отцом спаслись»[77]77
  Интервью с М. Янчевецким // Газета. 2003. 3 апр.


[Закрыть].

На память о Константинополе у Василия Григорьевича остался перстень с индийским изумрудом, который он сберег, несмотря на передряги революции, Гражданской войны и последующих лет и продал лишь в 1942 году, когда понадобились деньги на лечение маленького внука. Тайну перстня Ян приоткрыл в одном из своих поздних рассказов: камень – звено ожерелья, которое он подарил в знак благодарности некоей девушке-англичанке, удержавшей его от безумного поступка, продиктованного отчаянием. «Потом я уехал из этого турецкого города, не успев попрощаться – за мной следили…»[78]78
  Ян В. Сон про Мэри Конт. РГАЛИ. Ф. 2822. On. 1. Д. 76. «Гляжу в мой изумрудный перстень и думаю: спасибо тебе, Мэри Конт, что ты явилась среди моих любимых людей моих снов…» О продаже перстня Ян упомянул в письме сыну от 16 марта 1943 года.


[Закрыть] Может, это лишь фантазия автора, для которого Восток, несмотря ни на что, оставался миром удивительных впечатлений. Но в любом случае изумруд долго еще напоминал Янчевецкому о городе интриг и сюрпризов.

* * *

Полковнику Николаю Раше хватило минуты, чтобы составить мнение о госте. Пришел в гражданском платье, хотя мог явиться в вицмундире и при орденах. Одевается не без щегольства – отличный костюм английского покроя, в нагрудном кармане сложенный с элегантной небрежностью шелковый платок. Выправка как у военного, никакой торопливости в жестах, спокойный, уверенный взгляд. Полковник припомнил характеристику, данную начальником 2-го политического отдела МИДа Константином Гулькевичем: высоко порядочен, весьма энергичен, отлично знаком с Турцией. Что ж, может быть, очень даже может быть…

– Дмитрий Янчевецкий, корреспондент «Нового времени», арестованный в Вене, кем вам приходится?

– Он мой старший брат. Вы что-то знаете о его судьбе?

– Немногим больше, чем сообщали в газетах. Содержится в императорско-королевской гарнизонной тюрьме. Министерство иностранных дел хотело было выслать его из Австрии, но воспротивились военные. Они подозревают вашего брата в шпионаже. Нет-нет, – Николай Карлович заметил вопрос в глазах собеседника, – к разведывательной работе он отношения не имел. Все подозрения строятся на его статьях с критикой в адрес проавстрийской партии среди галичан. Известно также, что он водил дружбу с некоторыми славянскими депутатами австрийского парламента, симпатизирующими России. Доказательств нет, следствие идет… Но позвольте спросить: почему вы сами предлагаете услуги разведывательному ведомству?

– Я хотел бы с наибольшей пользой применить свои знания, опыт и связи. Известно ли вам, что в Бухарест прибыли турецкие шпионы и двое из них замечены? Полагаю, что эти лица пошли бы на работу в русских интересах. Переговоры с ними, разумеется, поведут румынские агенты, будто бы собирая сведения для Румынии.