Текст книги "По ту сторону неоновых огней"

– Я, в общем-то, тоже всю дорогу лечился. В клинике тоже лежал пару дней. Правда, приехал изначально по другому поводу. Может быть, мы даже в одном месте лежали! Вы тоже голос лечили?

– Можно и так сказать. А почему «тоже»? Вы не похожи на глухого.

И тут до тебя наконец доходит. Ты не придумываешь ничего лучше, чем открыть от удивления рот и уставиться на неё, глупо хлопая глазами. Она мычит и не говорит, потому что она глухая. Г-л-у-х-а-я. Вот это, как говорится, поворот.

Она будто считывает твои мысли и всё понимает. Не отрывая от тебя глаз, она заходится тихим, стонущим смехом, прикрыв ладонью рот. Потом она выхватывает у тебя из руки телефон и, продолжая смеяться, пишет:

– Вашу реакцию, конечно, надо видеть. Никогда не забуду! Если что, я не совсем глухая. Не глухонемая. У меня сейчас просто период реабилитации, поэтому пришлось снять слуховой аппарат.

Ты читаешь это и не находишь, что ответить. Видя твоё совершенно ошалевшее лицо, она снова берёт твой телефон и пишет:

– Меня Маша зовут. Можно на «ты». А что, кстати, у тебя с голосом?

И вдруг становится легко и смешно, а все твои злоключения и долгие мытарства отходят куда-то на второй план, улетучиваясь из мыслей далеко и надолго. Ты хочешь что-то написать в ответ, но не можешь, ведь вы буквально хохочете, глядя друг на друга, не в силах ничего с собой поделать, да так, что от смеха болят скулы и наворачиваются слёзы. Прохожие подозрительно на вас смотрят и, шарахаясь, обходят стороной – для них это явно выглядит жутко и звучит как странное хрюканье двух идиотов. Откуда, скажите на милость, им, дуракам, понять, что хоть вы и не слышали никогда голосов друг друга, они всё равно почему-то отчётливо звучат в ваших головах, превращая каждое новое сообщение в странный аналог настоящей живой речи. И сейчас совершенно не важно, какими они окажутся на самом деле. Воистину, у Вселенной весьма своеобразное чувство юмора.

Ветры и трамваи

*

Трамвайный звонок, раздавшийся где-то за спиной, напомнил ей о доме, который уже давно казался таким чужим и далёким, превратившимся в череду обычных размытых воспоминаний. Она невольно улыбнулась им. Дешевый термос с горячим кофе в руках приятно грел пальцы и обжигал губы, отгоняя предрассветный холод. Она поправила свои небрежно собранные в пучок чёрные, как смоль, волосы и энергично зашагала в сторону парка. Город вокруг постепенно просыпался.

*

Там, дома, она любила ездить на трамваях. Часто после работы она специально шла пешком через несколько кварталов, чтобы сесть в трамвай и поехать на нём домой на другую сторону залива. На метро, конечно, было бы быстрее и проще, но такая дорога напрочь лишена той романтики и какого-то странного уюта, которые бывали необходимы ей как воздух. Под землёй не было извилистых холмистых улиц, толстых ленивых котов и бронзового закатного солнца над крышами и минаретами. Но трамвай – другое дело. Он шёл по её самым любимым местам родного Стамбула: сначала по проспекту вдоль Босфора, мимо университета, центра современного искусства, художественных галерей и старинных мечетей Али-Паши, что в этой части города смотрятся немного неестественно; затем прямо по Галатскому мосту через бухту Золотой Рог, где чаек, наверное, больше чем людей, а порывы ветра такие сильные, что, кажется, вот-вот унесут с собой весь трамвай; и, наконец, минуя Базар и бесчисленные пристани с лодками, выезжал на узкие извилистые улочки старого города, в котором всегда кажется, будто состав вот-вот заденет носом древние стены или зазевавшегося туриста. В этом, казалось бы, таком коротком маршруте было что-то магическое: проехав всего несколько километров, она успевала побывать, как ей всегда представлялось, в совершенно разных городах – как будто от них отрезали по кусочку и сшили в один причудливый узор из архитектурных стилей, эпох, культур и мировоззрений. Садясь в трамвай, она каждый раз мысленно совершала своё маленькое путешествие сквозь пространство и время. А проплывающие за окном улицы и дворцы возвращали её в детство, когда бабушка рассказывала ей сказки про султанов и принцесс.

Как можно забыть эти ощущения? Как можно забыть те сумасшедшие закаты над Босфором, сбивающий с ног ветер, оглушительный визг чаек и, конечно, пьянящий запах сразу двух морей, который врывается в салон трамвая каждый раз, когда открываются двери?

Это был её личный тайный ритуал, её личный Стамбул, который всегда спасал её, даже в те моменты, когда это, казалось бы, не под силу никому и ничему. Но всё же такие поездки лечили практически любые раны и забирали с собой даже самые горькие слёзы.

Здешние трамваи, конечно, не идут ни в какое сравнение.

*

Углубившись в воспоминания, она и не заметила, как вошла в парк. Ни трамваев, ни путей рядом уже не было. Она небрежно помотала головой, будто пытаясь избавиться от свалившегося наваждения.

Посмотрев на часы (до работы оставалось ещё целых полтора часа), она устроилась на ближайшей лавочке. За исключением редких бегунов и собачников, во всём Тиргартене не было практически ни души. Она достала свой учебник немецкого языка, чтобы немного подготовиться к предстоящим в следующем месяце экзаменам, но все её мысли продолжали возвращаться к этому несчастному трамваю.

Она уставилась куда-то вдаль и подумала о Мике.

*

Она была ей безгранично благодарна. В том, что она решилась наконец уехать из дома и оставить позади свой так нежно любимый, но отторгающий её город, была, безусловно, заслуга Мики. Ведь именно Мика приложила просто титанические усилия, чтобы её переезд и последующая жизнь здесь проходили гладко.

Но здесь, в Берлине, всё было иначе. Ни хуже, ни лучше, просто – иначе. Ещё до её переезда Мика изо всех сил старалась сгладить углы и убедить её, что тут всё почти как дома. Часами она могла взахлёб рассказывать про город, каждый раз вспоминая всё новые детали. Помимо красочных описаний берлинских улиц, мест и вечеринок, она часто и совершенно искренне говорила, какими классными могут быть берлинские трамваи: как они тоже пересекают разные эпохи и целые культурные пласты, как уютны старые вагоны, как строгие, но опрятные послевоенные многоэтажки сменяются вычурной и помпезной имперской архитектурой и, наоборот, как сохранившиеся старые улочки перетекают в широкие проспекты. И будто понимая, что этого будет мало, к трамваям Мика добавляла наземное метро:

– Тебе понравится, точно тебе говорю! Это же классно. Пути прямо на эстакаде, над землёй! Моя квартира как раз недалеко от открытой станции, – мечтательным тоном рассказывала Мика, увлечённо размахивая руками.

Как можно не верить в то, что тебе так искренне и воодушевлённо рассказывают? Какой бы ни была реальность, есть вещи, за которые очень хочется ухватиться. И она ей верила, цепляясь за эту общую мечту. И нет вины Мики в том, что первый блин всё же вышел комом. Ни ретро-трамваи, ни каменные эстакады наземного метро, ни милые ярко-жёлтые поезда так и не смогли стать достойной заменой её любимому лекарству. Всё это было не то.

– Нет, это всё-таки не моё, – сказала она Мике после первой поездки.

– Ну, ничего страшного. Это же не всегда происходит с первого раза. Ещё полюбишь, точно тебе говорю, – ответила Мика.

Но ни на второй, ни на третий, ни даже на десятый раз этого не произошло. Проблема была в том, что все эти виды, улицы, многоэтажки с архитектурой и без – были не её. Мика просто не учитывала, что делилась чувствами к своему городу. Ведь хоть ты тресни, а Берлин за окном никогда не станет Стамбулом.

*

Она поёжилась. Первое время ей было очень стыдно не оправдать Микиных надежд. Но сейчас, сидя на этой лавочке, она понимала, что все сложилось как нельзя лучше. Именно так, как надо. Просто в то время, когда она только переехала, она ещё не успела найти что-то своё в этом чужом и незнакомом городе, не успела узнать, что её Берлин вовсе не в трамваях и метрополитене. Наоборот, он будто бы создан для неспешных утренних прогулок, чтения книг на лавочках и, конечно же, для велосипеда. Но, как водится, открыла она это совершенно случайно, после одной слегка затянувшейся вечеринки в соседнем квартале.

Вспомнив это, она улыбнулась, встала со скамейки и, убрав так и не открытый учебник, медленно пошла в сторону озера. Мысли её упорно не желали переключаться на что-то другое. Она задумалась: действительно, а как так вышло? Почему она вдруг начала влюбляться в места, которые ещё недавно в упор не замечала?

*

Взять даже этот парк, Тиргартен. В нём, по большому счёту, нет ничего особенного. Деревья, лавочки, бюсты королей и королев, большая колонна по центру – а где этого нет? Да, есть целый мемориал Второй Мировой Войны, с танками, гаубицами и памятниками советским солдатам. Но всё это ей было нисколько не интересно. А вот тот факт, что практически в центре города есть такой огромный зелёный оазис – почти лес! – будоражил её воображение. В Стамбуле подобных мест попросту нет.

Она очень хорошо запомнила тот день, когда они с Микой впервые пришли сюда. Была суббота, часов 6 утра, во всём городе, казалось, не было ни души. Только летнее солнце и щебетание птиц.

Они возвращались через парк из одного полуподпольного техно-клуба, уставшие и счастливые. Она восторженно глазела по сторонам, опьянённая зеленью и пространством, а Мика удивлялась:

– Да ладно тебе, это же обычный парк!

– Ты не понимаешь, Мика! Это не просто парк! Это свобода! Здесь просто потрясающе… – отвечала она, захлёбываясь эмоциями.

Она, конечно, немного лукавила: парк действительно был достаточно обычным, но только здесь (и ещё, наверное, на парочке проспектов) она испытывала то, что в Берлине испытать довольно сложно – чувство масштаба и простора, которое в Стамбуле ощущалось на каждой площади. По крайней мере по ощущениям, это был такой небольшой кусочек дома. Но Мика, слава богу, этого не заметила:

– Ну, ладно. Я рада, что хоть тут тебе нравится. Пойдём теперь велики возьмём.

После этого и случилась у неё, что называется, любовь со второго взгляда. На этот раз окончательно и бесповоротно.

Они пошли до ближайшей автоматической стойки проката и, сев на велосипеды, пересекли весь парк, выехав к каналу и доехав по извилистым набережным практически до своей квартирки в Кройцберге.

Город буквально заиграл новыми красками. Ездить на велосипеде здесь было одно удовольствие. Ни одна малейшая деталь окружающего пейзажа теперь не могла ускользнуть от её внимания – она ехала и наслаждалась самой атмосферой этой поездки, позволяя себе раствориться в городском потоке. Она моментально вспомнила то щемящее ощущения радости, которое каждый раз испытывала в своём любимом стамбульском трамвае. Ей так понравилось это чувство, что на следующий день она уже сама взяла велосипед и одна поехала кататься по городу, доехав аж до Александрплац. По пути проехалась по нескольким мостам и под эстакадами метро, пересекла множество трамвайных путей и абсолютно непохожих друг на друга улиц. Охвативший её тогда восторг она просто не могла описать словами.

То, что не получилось у метро и трамваев, получилось у велосипеда.

*

Сжимая в руке свой термос с уже изрядно остывшим кофе, она проверила часы и решила, что пора двигаться в сторону работы – так, на всякий случай: она была очень рассеяна сегодня из-за этих мыслей, воспоминаний, ощущений и, конечно же, из-за того факта, что ровно год назад, в этот самый день, она окончательно переехала в Берлин.

Резкий порыв ветра заставил её дёрнуться от холода. Пока она шла в сторону выхода в город, сражаясь с сильными потоками воздуха, в её голове снова всплыл образ дома, уже довольно размытый и оттого ещё более притягательный. Под сердцем предательски кольнуло. Ещё одна вещь вызывала в ней приступы щемящей ностальгии: погода. Всё-таки ей иногда не хватало разгула стихии. Берлин в этом плане город стабильный, здесь редко бывают резкие смены погоды и серьёзные скачки температуры. Но Стамбул – дело другое. Ей снова, хоть на миг, захотелось обманчивого солнца весной, холодного пронизывающего ветра с залива или Босфора, мокрого снега в апреле и адского пекла летом. В Берлине всегда было +15, в Стамбуле же такая температура вполне могла означать практически зимний мороз. Ну а ветер… Вот сейчас этот, по местным меркам, шквалистый ветер – это разве ветер? Стамбульскому «бризу» (как она его называла) и в подмётки не годится.

Год. Ровно год ей понадобился, чтобы понять, как она по всему этому скучает. Время сгладило накопленный негатив, остудило эмоции и позволило взглянуть на всё с другой стороны. Может, было не так уж и плохо?

Через 10 минут она уже вышла из парка и направилась в сторону кофейни на улице Кюрфюстендамм, в которой она работала. В точно такой же, только в Стамбуле, они и познакомились с Микой.

*

Это была обычная сетевая кофейня, каких много практически в каждом уголке планеты. Находилась она в одном из самых оживлённых мест Стамбула – на углу улицы Истикляль и площади Таксим. Довольно далеко от её дома, но в её случае это был скорее плюс, чем минус. Она и рада была бы устроиться работать куда-то поближе к дому или учёбе, но в родном районе никто не хотел брать её на работу: отец с матерью сделали практически всё возможное, чтобы этого не случилось. Владельцы местных заведений лишь презрительно морщились, когда она приходила к ним в поисках вакансий. В лучшем случае ей просто врали, что свободных мест нет. Она прекрасно знала, что они врут – по тому, с какой скоростью там менялись работники.

Так и получилось, что работала она теперь именно здесь. Подальше от родителей, от знакомых и от всех, кто мог что-то о ней знать.

Каждый день в этой кофейне бывали сотни, если не тысячи, человек – сказывалась близость к одной из главных туристических и деловых артерий города. Иногда людей было столько, что работа превращалась в сущий ад. Благо, что из-за учёбы в университете она чаще всего работала в вечернюю смену, а к этому времени поток посетителей обычно спадал. В одну из таких смен, когда на улице уже темнело, а внутри сидели от силы 5-6 человек, к стойке подошла высокая, худощавая девушка с бледным лицом и соломенными волосами, и заказала ромашковый чай. Она была иностранкой, прекрасно владеющей английским. Разговорившись, девушка спросила совета о том, как провести свой первый вечер в Стамбуле. Конечно, она была совсем не против местного гида, который, к тому же, заканчивал работать всего через пару часов! Договорились пойти вместе.

– Кстати, я Мика, – уходя, сказала девушка.

– А я Айше.

В тот первый вечер они прогулялись только по окрестностям. Проехались на туристическом трамвайчике по улице Истикляль, поднялись на Галатскую башню, спустились на фуникулёре к набережной и дошли до Галереи современного искусства, откуда на своём любимом трамвае Айше проводила Мику в старый город, где та остановилась в комнате у какой-то пожилой женщины. Она приехала всего на несколько дней, но в итоге задержалась почти на месяц. Сейчас для неё ничего удивительного в этом нет, но тогда Айше почему-то ни разу не спросила, как Мике удалось так надолго отпроситься с работы.

Она показывала Мике Стамбул так же, как та потом показывала ей свой Берлин. Со всеми его (или её?) закатами, трамваями и толстыми котами. Они гуляли по её любимым местам, музеям, заведениям. Ели её любимую еду и делали фотографии с её любимых ракурсов. Пока Айше работала, Мика либо ждала её прямо в кофейне, либо слонялась где-то неподалёку. А через месяц в аэропорту они расставались лучшими друзьями, будто знакомыми всю жизнь.

На прощание Мика, конечно же, сказала:

– Слушай, а давай теперь ты ко мне? Приезжай, как сможешь. Будет классно.

*

Пока она шла, изначально пустынная улица Кюрфюстендамм начала понемногу оживать. Город проснулся, и множество совершенно разношёрстных людей стали заполнять его спеша кто куда, а залитые солнцем здания уже не выглядели такими сонными и безжизненными. Айше шла этой дорогой уже в сотый раз, но она так и не перестала восхищаться этим. Казалось бы, обычное дело для обычного города, но для неё в своё время это было настоящим откровением. Только тут, как она подумала в свой первый приезд сюда, могли одновременно открывать свои смежные двери веганская закусочная и халяльная мясная лавка, модная маленькая кофейня и сетевой фастфуд-гигант, церковь и подпольная мечеть в подвале панк-сквота. Сейчас удивление уже ушло, но восторг так никуда и не делся.

Немного не доходя до кофейни, Айше перешла улицу и села на лавочку, с которой был виден вход – времени до открытия было ещё много, и ей не хотелось, чтобы старший смены, который часто приходит сильно заранее, заметил её и заставил вместе с ним расставлять в зале стулья и считать количество трубочек в диспенсере у кассы. Она и в обычные-то дни не горит желанием этого делать, не то что сейчас.

«Сейчас, ещё чуть-чуть посижу и пойду», – подумала она, снова погрузившись в себя. Она уже решила, что после работы обязательно купит вина и отпразднует с Микой сегодняшнюю дату. Переезд сюда определённо был лучшим решением за всю её не особо долгую жизнь.

*

После первой поездки в Берлин Айше понадобилось совсем немного времени, чтобы решиться на переезд.

Неопределенность пугала, но даже после нескольких дней в Германии ей стало окончательно ясно, что в Стамбуле, каким бы родным, любимым и уютным он ни был, ей больше делать нечего. Другое дело – Берлин. Мика, куча новых знакомых, удобная программа в университете – что может лучше?

Родители не поняли, но она и не ждала их понимания. В конце концов, они узнавали о ней (на их взгляд) вещи и похуже. Отец, видимо уже окончательно махнув на неё рукой, попросту перестал с ней разговаривать. А вот мама орала. Грозилась запереть Айше дома, отобрать паспорт и выбить из неё всю эту «дурь» – да так, что её лицо багровело и практически сливалось цветом с платком на голове. Угрозы сопровождались пощёчинами и порванной одеждой, из-за чего в какой-то момент Айше стало действительно страшно. А вдруг и правда отберут паспорт?

И она до сих пор горда собой, что не струсила и не отступила. В голове быстро промелькнули воспоминания о спешном побеге, который пришлось осуществлять практически сразу же, пока родители не опомнились и впрямь не начали исполнять свои угрозы.

Всё случилось очень быстро: наспех собранные вещи, оплаченный Микой билет, нервная дорога в аэропорт. Сейчас всё это вспоминать было, конечно, смешно. Но тогда она находилась в постоянном страхе, что её не пустят в самолёт или что родители каким-то образом перехватят её и запрут дома. Потом, уже будучи в Берлине, она ещё долгое время в каждом встречном турке видела родственника или знакомого, который в любой момент может похитить её и вернуть обратно в Турцию.

Айше понимала, что её родители вряд ли пойдут на такой шаг, но в то же время прекрасно знала, что подобные случаи происходят тут сплошь и рядом, поэтому страх и привычка шарахаться от каждого, кто хоть отдалённо был похож на турка, преследовали её практически весь прошедший год.

Ей вообще было странно видеть такое количество бывших соотечественников. В некоторых местах складывалось впечатление, что она так и не уезжала из Стамбула, что вызывало неприятное ощущение дежавю. Наверное, дело было в том, что они все были слишком турками – бороды, наряды, платки. Ей было непонятно, как, почему, зачем они здесь так ходят? Особенно женщины в бурках, хиджабах, никабах. Их же никто не заставляет. Нет этих строгих взглядов, тихой злости и стыдных пощёчин. Когда она только приехала в стамбульский аэропорт, то, зарегистрировавшись на рейс, первым делом сняла с головы столь ненавистный разноцветный платок, который её заставляли носить, и выкинула его в ближайшую помойку. Какое облегчение она тогда почувствовала! Будто с плеч упал целый Эверест.

Она невольно посмотрела на свои руки. Следов от отцовских палок уже не было видно, но всё же ей до сих пор иногда казалось, что она чувствует эту жгучую боль. Всё-таки до того, как «махнуть рукой», он частенько прибегал к таким радикальным методам внушения.

*

От этой картинки в голове Айше передёрнуло. Она злорадно усмехнулась. Сейчас, сидя на этой лавочке, ей было хорошо. Несмотря на тяжесть мыслей, в груди у Айше растекалось тёплое чувство удовлетворения. «Выкусите», – подумала она. Но мысли о родителях никак не хотели покидать её.

*

Так было практически всю её жизнь. Школа, университет, работа – она всё делала как будто вопреки, упрямо ломая представления родителей о её будущем. Сколько она себя помнила, столько и продолжались все эти нелепые, злые стычки. «Сделай то»; «сделай это»; «не позорь нас»; «сколько раз ты делала сегодня намаз?»; «выйдешь на улицу в таком виде, выпорю»; «девочка должна сидеть дома» и так далее. Айше часто с усмешкой думала, что в этом есть некая злая ирония: ведь угораздило же её родиться в, наверное, самой консервативной семье самого прогрессивного и либерального города в стране!

«Я буду делать, что хочу. И гулять, когда хочу и с кем хочу», – говорила она себе рыдая, когда отец запер её дома на целых две недели только из-за того, что какой-то парнишка решил проводить её до дома после школы. Она уже тогда твёрдо решила, что устроится на работу и накопит на переезд куда-нибудь подальше от этого ада, чего бы ей это не стоило.

Она тогда и предположить не могла, что случится, когда на втором курсе университета родители каким-то образом узнают её тщательно скрываемый секрет. Впервые за всю жизнь ей стало по-настоящему страшно, глядя на покосившееся от злости лицо отца. Её жизнь на какое-то время превратилась в сущий кошмар, отголоски которого преследовали её в течение нескольких лет, в том числе когда она пыталась устроиться на первую работу. Чему её научила эта история, так это бо́льшей осмотрительности и пониманию, что к некоторым целям лучше идти в тени.

Неудивительно, что в какой-то момент она начала сбегать по ночам – вопрос, который она неоднократно задавала себе потом, был только в том, почему она не додумалась делать так раньше, ещё много лет назад. Ведь не считая дороги из университета или с работы в её любимом трамвае, ночь была тем единственным способом почувствовать себя по-настоящему свободной. Она могла идти, куда хочет, делать, что хочет, и не оглядываться по сторонам.

*

На тихой улице раздался заливистый лай собак. Это моментально вернуло её в ту другую часть жизни в Стамбуле: залитые солнцем крыши домов, приятно уставшие от прогулок ноги, собаки, с лаем гоняющие котов во дворе, рёв муэдзина, созывающего на утреннюю молитву, бабушка Айгюль, которая любила её, несмотря ни на что, первая любовь и такой родной трамвай…

Вопреки всему, к своему родному городу она продолжала относиться с теплом и трепетом. Возможно, когда-нибудь ей даже захочется туда вернуться. А пока только еле заметное щемящее чувство тоски в груди – казалось бы, невзирая на весь тот ужас, который она только что перемалывала у себя в голове.

Тяжело вздохнув, Айше отогнала от себя все тревожные мысли и, следуя советам знакомого йога-энтузиаста, решила сконцентрироваться на позитиве. Она смотрела вокруг и улыбалась. Это было прекрасное, залитое солнцем утро. Мимо неё прошла женщина-мусульманка и, увидев её улыбку до ушей, что-то пробормотала и заспешила прочь. Сейчас Айше относилась к этому всему спокойнее, нежели первое время. Наверное, она просто перестала ждать отовсюду подвоха.

Айше проводила женщину взглядом и, вытянув ноги, сладко потянулась. За прошедшие десять минут всё вокруг окончательно стряхнуло с себя сон и ожило, правда, с небольшим ощущением лени. Берлин всегда был неторопливым городом, но сегодня это особенно бросалось в глаза. «Наверное, всех заворожило это чудесное утро, вот и ленятся из дома выходить», – подумала она и зевнула. Ещё чуть-чуть и нужно будет идти на работу.

*

Айше вспомнилось, почему она решила устроиться на работу именно сюда. В тот день, когда к ней в кофейню в Стамбуле пришла Мика, заходил ещё один потерявшийся иностранец, который с порога поинтересовался, нет ли в меню пряного чая латте. Специальной смеси для его приготовления в тот день не осталось, поэтому Айше пришлось импровизировать и делать напиток из подручных материалов. Иностранец вроде бы остался доволен результатом, но денег с него она не взяла.

Потом, уже обосновавшись в Берлине и вполне сносно выучив язык, она начала искать работу и первым же делом пошла на разведку в кофейню этой же сети. Филиал на улице Кюсрфюстредамм она выбрала из-за близости к своему любимому парку. Придя туда, она, как ей показалось, увидела в том огромном зале того самого иностранца из Стамбула. К её удивлению, в руках он держал колесо от велосипеда.

Как ей потом объяснила Мика, многие Берлинские велосипедисты, пристегнув велосипед к столбу или забору, снимают переднее колесо или руль, чтобы его не украли, пока они отходят по своим делам. Но в тот момент Айше показалось это настолько нелепым и неправдоподобным, что она рассмеялась практически во весь голос – да так, что к ней подошёл администратор и поинтересовался, всё ли с ней в порядке.

– Со мной всё отлично. Я просто хочу у вас работать, – ответила она ему.

Всё происходящее она восприняла как знак судьбы. Мика же назвала её сумасшедшей, но отговаривать не стала – сказала, что лучше начинать с таким настроением, чем с лицом каторжника.

*

Так и пролетел перед глазами весь последний год – вспышками, обрывками, ощущениями. Айше специально сегодня встала пораньше, пошла пешком и сделала такой большой крюк через парк, чтобы успеть оглянуться назад на всё, что происходило с ней в последнее время (наверное, ещё сказывалась та давняя привычка сбегать, чтобы побыть одной). Иначе весь день она бы витала в облаках и не смогла бы нормально работать, ведь даже за всё то время, что она просидела сегодня на лавочках, она так и не заглянула в свой учебник (хоть на носу и важный экзамен), а что уж говорить о работе? Теперь, собравшись с мыслями, она встала и пошла ко входу в кофейню.

Подойдя к двери, Айше потянула за ручку, но та не поддалась. Она попыталась ещё раз, но дверь совершенно очевидно была заперта. Внутри кофейня была абсолютно безжизненна, по крайней мере через большие прозрачные окна не видно было ни души. Она посмотрела на часы: вроде бы время верное, уже через 15 минут нужно было открываться, а старшего смены до сих не было и следа.

Недолго думая, Айше достала телефон и набрала его номер.

– Алло, – ответил сонный голос на том конце.

– Гюнтер, где ты? Нам открывать через 15 минут! – сказала она, уже почуяв неладное и начиная изрядно нервничать.

– Что? Какие 15 минут? Ты с дуба рухнула? Сегодня суббота. Мы через 3 часа только открываемся. И вообще, сегодня не твоя смена, чего ты припёрлась-то? Спи иди.

Ошеломлённая, она повесила трубку и, не веря своему счастью, поспешила в сторону дома, стараясь не оглядываться, будто боясь, что сейчас Гюнтер выскочит из кофейни, догонит её и с ехидной усмешкой на лице скажет ей, что это была всего лишь шутка.

Только потом, уже оказавшись на набережной и отдышавшись, она вдруг поняла, что буквально десять минут назад этот день стал не просто чудесным, а самым прекрасным днём на свете. Суббота! Как же она могла забыть? «Совсем, видать, замоталась», – сказала она сама себе вслух. И пошла домой с улыбкой до ушей.

*

Войдя в свою небольшую квартиру по улице Бёкерштрассе, которую они на пару с Микой сняли месяц назад, зашла в спальную и тихо, чтобы не разбудить мирно сопящую Мику, переоделась и устроилась рядом, обняв её и нежно поцеловав в затылок. Та лишь легонько хмыкнула не просыпаясь.

По проходящим прямо за углом дома путям, поскрипывая, проехал поезд. Уставшая от долгой прогулки, Айше начала быстро проваливаться в сон. В её отключающемся сознании промелькнула лишь одна мысль: «Зачем мне эти трамваи, если есть это?». Со счастливой улыбкой на лице она заснула.

Один день из жизни Упула-Прадипа

[Расшифровка аудиозаписи Driver_7_Lanka.mp3 от 21.10.2017]

[Расшифровал и перевёл с сингальского Джеймс Смит]

[Комментарий расшифровщика: Объект уверенно обращается с диктофоном, говорит чётко, не заикается, но часто пускается в длинные рассуждения. Так что материала в этот раз достаточно. Кое-где (особенно в начале) я обрезал целые куски – в тех местах будут соответствующие пометки. Если будет нужно, я эти недостающие куски верну обратно в текст. Кроме того, в тексте много моих комментариев курсивом – потом вырежете всё, что не нужно.]

[Расшифровка]:

[Запись 1]

Привет! Меня зовут Упул-Прадип Дилаш, но мне сказали, что длинное имя вам ни к чему, поэтому можете называть меня просто Лаки. Все вокруг так меня и зовут всё равно. А иностранцы всегда улыбаются, когда я так представляюсь. Может, и вы там улыбнётесь. [Смеётся]. Ну да ладно. Я живу в городе [на самом деле, это скорее деревня] Хиккадува, что на юге нашего острова и недалеко от города Галле. По-моему, его построили португальцы в…

[далее идёт длинный комментарий об истории города Галле и окрестностей, который я вырезал – всё равно там почти всё неправильно]

Мне вроде как нужно рассказать о своём обычном дне. Как я работаю и так далее. В общем, так. Сейчас 6 утра, я как раз завтракаю. А потом – сразу за работу. Я…

[снова длительное и слишком подробное описание, на этот раз – завтрака]

Ну ладно, пока выключу, а то неудобно диктофон держать.

[Так, я тут должен пометить, что хоть я и написал, что речь у него чёткая, всё-таки надо сказать, у него в ней просто наиогромнейшее количество всяких смешков и мычаний. Что-то вроде нервного тика. Я везде просто помечал, что он смеётся. Как в субтитрах пишут. Иногда, правда, оставлял – там, где это действительно смех, а не смешок. Поэтому не удивляйтесь, что текст такой ровный получился, это просто я постарался. Но если бы вы всё это слушали, то к этому моменту прокляли всё на свете. Невероятно бесит.]

[Конец записи]

[Запись 2]

Ну что, пора работать. Моя машина называется Тук-тук, это такой маленький трёхколёсный грузовичок, чем-то даже мотоцикл напоминающий. В общем-то, привод у него и есть мотоциклетный, так что я знаю, о чём говорю. Он у меня синий. Никаких особых украшений вроде всяких цветов, плакатов и лампочек, как у многих, у меня нет. Только один небольшой плакат на внутренней стенке у пассажиров есть. Сам не знаю, зачем он там висит, но в своё время мне показалось, что это красиво. Ну, ещё есть небольшой флаг нашей страны на приборной панели. Ну а что я вам рассказываю, вы же всё фотографировали, так что знаете. Я его вчера с вечера заправил, так что сразу к рынку на станции поеду. Так. Для иностранцев ещё рано, они редко в это время просыпаются и ещё реже едут куда-то. Ну, если только эти, которые на досках катаются – сёрферы, или как их там правильно. Но они тут сами на скутерах гоняют, ого-го! Ох, как рычит!