Текст книги "Карта нашей любви"

И если быть честной с собой, Холли поняла, что впервые всерьез задалась вопросом о своем отце, пока медленно поднималась в гору.

[Открытка 4]

Четверг, 22 сентября 1987 г.

Сэнди!

Удивлена? Я увидела ее в магазине Костаса, и она меня так рассмешила, что я решила купить ее. Только потом я вспомнила, что мне некуда ее отправить. Вот идиотка! Я так любила отправлять тебе открытки во время своих путешествий, что подумала, почему нет? Холли тоже нарисовала тебе черепаху. Она сказала мне, что это черепаха, хотя мне это больше напоминает зеленые каракули. Мне до сих пор кажется ужасно смешным, что первое слово, которое она сказала, было «черепаха», но она практически не расстается с этой зеленой стекляшкой. О, Господи, я так ее люблю! Я так вас обеих люблю! Я так рада, что Закинф стал нашим домом!

Поставь чайник, а?

Люблю,

Мама медвежонка

Глава 11

Холли открыла чемодан и рылась в куче одежды, пока не нащупала ремни маминого рюкзака. Крохотный макет дома, помятая фотография свадьбы бабушки и дедушки, рюкзак – вот все, что осталось от личных вещей Дженни Райт после смерти. Холли непонятно зачем бросила его в чемодан в последний момент. Однако рюкзак лежал здесь – потрепанный желтый холст с нашивками по всей передней части. Одна из них – Холли поняла это только сейчас – была греческим флагом.

После смерти родителей Дженни много путешествовала по миру, она часто рассказывала об этом, так что Холли всегда знала, как важен для нее этот рюкзак и все, что в нем хранится. Внутри лежала свернутая в рулон карта мира с отверстиями, куда молодая Дженни вставляла иголочки. Однажды они с Холли сидели на диване, и мама рассказывала Холли, как называются места, в которых она уже побывала: Китай, Шри-Ланка, Таиланд, Индонезия, Бали – список казался бесконечным, и наивная Холли с широко распахнутыми глазами от всего сердца просила маму сделать так, чтобы они съездили во все эти места вдвоем. Это было еще до того, как голубые глаза Дженни потеряли блеск, и она, улыбаясь дочке, обещала, что да, конечно, они вместе поедут в путешествие.

Утром после общения на пляже с Энни Холли перечитывала письмо от Сандры уже, наверное, двадцатый раз.

…мне стыдно признать, что сочетание трусости и надежды не позволили мне выяснить правду. Я сделала это только совсем недавно. Я надеялась, что она просто забыла обо мне, поставила на мне крест. В конце концов, именно этого я заслужила.

Почему? Почему именно этого она заслужила?

…Я знаю, у тебя должно быть много вопросов. Вопросов обо мне, о твоей матери, о том, почему я никогда не пыталась встретиться с тобой, когда ты выросла. Однако, боюсь, у меня больше нет времени, чтобы ответить на них. Я надеюсь, что, если ты приедешь на Закинф, в тот дом, где все начиналось, ты сама откопаешь правду в тех руинах, что я оставила после себя.

Но где именно? Где находилась эта правда и эти ответы? Холли обыскала каждый ящик в спальне Сандры и перевернула все шкафы в доме, но поиски ни к чему не привели.

Она сидела на плитке, опираясь спиной на кровать, положив карту мира на голые коленки. Проводя пальцем по Европе, она повернула на юг, пока кончик ногтя не коснулся отверстия, которое отмечало Закинф. Наверное, она могла бы объехать все эти места, отмеченные отверстиями, и не найти ответа. Он был здесь, на этом острове, и она знала, что правда ждет ее. Холли не могла терять еще один день, прежде чем отправиться на поиски.

Как называлось то место, о котором вчера говорила Энни, где мама и Сандра купались голышом? Порто что-то там? Свернув карту, Холли аккуратно положила ее обратно в мамин рюкзак и спустилась на первый этаж откопать рукописную карту из-под горы обрезков на кухонном столе. Развернув карту, она скрупулезно изучила все названия вдоль побережья: Порто Кукла, Порто Рокси, Порто Лимнионас… Вот оно! Именно на этом месте мама или тетя нарисовали огромное сердце, значит, это было важно.

Холли открыла путеводитель на странице с картой и сравнила две картинки. Она не была великим экспертом по чтению карт, но не похоже, чтобы Порто Лимнионас находился слишком уж далеко отсюда. Возможно, всего на несколько миль дальше, чем Каламаки, но в юго-западной части острова, а не в юго-восточной. Как говорилось в путеводителе, нужно было просто следовать по указателям, ведущим на север, к месту под названием Килиоменос, а Лимнионас будет указан там. Что в этом может быть сложного?

Вдохновленная собственным планом и горя нетерпением выйти на солнышко, Холли бросила в сумку самое необходимое, ручкой нацарапала название мест на руке и взяла шлем с дивана. Если мама была способна на приключения, то уж Холли точно справится не хуже.

Порто Лимнионас оказался естественным проливом, который находился в начале очень длинной асфальтовой дороги. Холли пришлось довериться инстинктам, медленно двигаясь по изгибам и поворотам, потому что бухты не было видно, пока она не выехала на самую вершину. В путеводителе было сказано, что это место много лет скрывалось от туристов, и поэтому оно осталось в большей степени нетронутым, а ландшафт и море сохранили ту красоту, что досталась им от природы.

На вершине скалы, фасадом к морю, стояла крошечная таверна с выкрашенными в белый цвет стенами и выцветшим золотым названием на крыше. Холли неуверенно остановилась около нее и сняла шлем и солнечные очки. Несколько столиков на улице были заняты, официанты бегали в таверну и обратно. Камни под ногами Холли были чистыми, абсолютно белыми, а с растущих вокруг деревьев доносился непрерывный хор сверчков.

Проходя мимо входа в таверну, Холли взглянула вниз со скалы и ахнула. Прямо под ногами лежала бухта в форме сапога, обрамленная скалами с обеих сторон. Вода в бухте оказалась самого красивого бирюзового цвета из всех, которые Холли когда-либо видела. Даже с высоты было понятно, насколько она прозрачная. На более глубоких местах вода казалась темнее, и именно в эти бассейны цвета берлинской лазури с соседней скалы ныряли по очереди местные подростки.

Разум Холли настойчиво требовал зайти в таверну и утолить жажду после сорокаминутной езды, но сердце не могло устоять против волшебной воды. Повесив сумку на плечо, она отправилась по уходящей вниз каменной тропинке, пока не дошла до вытесанных в скале ступенек. Здесь она порадовалась, что выбрала кеды вместо шлепок, потому что с каждым шагом из-под ее ног вылетала горсть камешков. Сложно сосредоточиться на ходьбе, когда вокруг такая красота, и Холли довольно медленно спускалась до самого низа.

Солнце как раз достигло своей самой высокой точки, и большинство людей отправились в таверну, чтобы пообедать в тени. Вокруг была приятная тишина, если не считать дикого визга ныряльщиков на скале. Холли, не теряя времени, скинула одежду и растянулась на гладком камне в одном купальнике. Она и не подозревала, что ее кожа может настолько сильно потемнеть всего за несколько дней. Холли лениво подумала, как Руперту понравится ее загар, а затем представила Эйдана, чья веснушчатая кожа лишь слегка порозовела.

Она попыталась представить здесь хихикающую обнаженную маму, когда она прыгала в воду. С кем Сандра и мама купались голышом? Или они могли раздеться только друг при друге? Холли почувствовала укол зависти, когда представила себе эту картину. У нее никогда не было брата или сестры, и вообще кого-либо, хотя бы отдаленно напоминавшего близкого друга. Будь у нее подруги, возможно, она вела бы себя так же беспечно с ними, как мама с тетей. Как близнецы могли стать такими далекими друг для друга?

Она не думала о том, что именно узнает, приехав сюда, потому что по дороге было столько интересного. Поля коз, гектары лесов и деревни, которые словно вырастали из-под земли и исчезали также быстро, пока она проезжала мимо. Но у нее оставалась надежда, что она что-нибудь почувствует, когда приедет сюда, – может быть, новое ощущение близости с мамой. Холли с ужасом признавалась себе, что до сих пор чувствует застарелую, глубоко укоренившуюся ненависть к матери. На эту тему с ней разговаривали всего двое взрослых – Саймон и психолог по сложным ситуациям с ироничным именем Джой. Оба они говорили о том, что нужно отпустить свои чувства. Она кивала, улыбалась и говорила им, что так и сделает. Но так и не сумела.

– Яссу!

Перед ней на стол упало меню, и, подняв голову, Холли улыбнулась молодому официанту. Она купалась в великолепной прохладной воде, пока не увидела, что таверна опустела. Тогда она поднялась обратно по ступенькам – это оказалось гораздо проще, чем спускаться.

Она мельком взглянула на меню, уже зная, что закажет – воду, фраппе и греческий салат. В списке числилось много блюд, которые искушали разбавить новый привычный рацион из нарезанных помидоров и сыра фета. Свежие сардины на гриле, осьминог в уксусе, домашние колбаски и котлеты из сердца. Но пока она воздержалась. У нее будет достаточно времени, чтобы все попробовать в ближайшие десять дней. В ожидании еды Холли отпивала понемногу холодный сладкий кофе и с интересом наблюдала, что происходит в ресторане.

Похоже, на Закинфе была традиция ставить на кассу очень пожилых женщин, а еду и напитки разносили в основном мужчины. Вокруг бегали греческие дети разных возрастов. Они часто попадали под ноги официантам, но те лишь смеялись и шутливо бранили их.

Маленькая темноволосая девочка лет пяти с двумя косичками и ободранной коленкой сидела за одним из столиков и ела огромное шоколадное мороженое с забавным выражением крайней сосредоточенности на лице. Холли улыбнулась. Пожилой грек с аккуратной бородой в серой рубашке подошел к девочке и вытер ее подбородок салфеткой. Холли слышала, как он негромко сказал что-то, судя по тону, что-то ласковое. Он повернулся, чтобы вернуться на кухню, и увидел, что Холли на них смотрит. Она смущенно отвернулась, чтобы ее не поймали за подглядыванием. Когда она подняла глаза через несколько секунд, он все еще смотрел на нее – казалось, что он не может оторвать глаз.

– Какой настойчивый, – хихикнула она про себя, натянула майку поверх купальника и снова отвернулась к морю. Широкая веранда с украшенными вазами столами, около каждого по четыре стула с плетеными сиденьями, окружала ресторан снаружи. С крыши свисали яркие пучки бугенвиллеи, розовые лепестки которой сочно выделялись на фоне белых стен и морского простора. Уши Холли уже привыкли к стрекоту цикад, и она даже могла различать тихий звук волн, ударяющихся о скалы.

Пока она наслаждалась видом, впитывая настоящий момент всеми органами чувств, принесли салат.

– Яссу!

Маленькая гречанка с мороженым в руке медленно подошла к столу Холли и теперь смущенно смотрела на нее. Одна из косичек начала расплетаться, а розовую пластиковую резинку она сжимала в ладошке.

– Яссу! – ограниченный словарь Холли не позволил ей сказать больше, поэтому они обе только продолжали молча улыбаться друг другу несколько минут.

– Англия? – спросила девочка почти шепотом.

– Да! – широко улыбнулась Холли. – Меня зовут Холли, – сказав это, она ткнула пальцем себе в грудь, понимая, что выглядит немного глупо.

– Холли, – повторила девочка. Несколько секунд она жевала соломинку и думала, нахмурив брови. Потом положила руку на грудь и прошептала: – Мария.

– Мария – очень красивое имя, – сказала Холли в надежде, что девочка поймет хотя бы эмоции, если не слова.

Малышка смущенно поежилась, все еще глядя на девушку, потом очень осторожно положила соломинку на стол и убежала в сторону кухни.

Холли посмотрела ей вслед, затем поддела вилкой красный лук. «Какое здесь чудесное место для детей», – подумала она, глядя на шумных и довольных ребят, носившихся вокруг. Она часто ловила себя на чувстве жалости к угрюмым детям, которых встречала в Лондоне. Неизвестные угрозы города заставляли их держаться поближе к родителям. Здесь у малышей было гораздо больше свободы и времени, чтобы поиграть на улице, а не жить запертыми в многоэтажках или этих отвратительных клубах после школы.

Холли нечасто общалась с детьми в Лондоне. Ни у кого из друзей их еще не было, и она редко сталкивалась с ними, не считая странной женщины на работе, которая приносила однажды в офис своего новорожденного малыша. Холли не могла сказать, что не любит детей – на самом деле они были замечательными, – просто у нее никогда не возникало желания заводить собственных. Она не знала, хочет ли Руперт детей. Они никогда этого не обсуждали, и, слава богу, никто из друзей об этом не говорил. Им слишком нравилось ходить по вечерам в пабы и рестораны, чем думать о детях.

Холли всегда считала, что заводить ребенка – не самая лучшая для нее идея после того, что случилось с матерью. Могло ли материнство стать основной причиной ее алкоголизма? В последние несколько жутких месяцев она много раз говорила Холли, что ненавидит себя за то, что стала плохой матерью и испортила жизнь им обеим. Холли никак не могла допустить, чтобы то же самое случилось еще с одним ребенком.

Она знала, что мама забеременела в двадцать лет; по нынешним меркам это безумно рано. Ей вот-вот исполнится тридцать, а она еще не чувствует себя взрослой. Возможно, потому, что ей очень рано пришлось начать заботиться о себе. Теперь, когда у нее появилась хоть какая-то уверенность в себе, она наконец-то начала наслаждаться жизнью.

«Но действительно ли ты счастлива? – прошептал тихий голос внутри. – На самом ли деле твоя жизнь в Лондоне с Рупертом – это то, чего ты хочешь?» Неизвестно почему, как только она подумала о Руперте, в голове возник образ Эйдана, в поношенной одежде, с лохматыми волосами и певучим ирландским акцентом. Холли задумалась, что он здесь делал. Почему выбрал Закинф своим домом? Он говорил, что его мать жила здесь, но должна быть более серьезная причина. Стоит попробовать выяснить в поездке на следующий день.

Мысль о том, что они проведут вместе так много времени, заставила ее немного заволноваться, но в то же время это ощущение казалось приятным. Они с Рупертом уже находились на будничной стадии отношений, и Холли даже нравилась их предсказуемость. А теперь она вспомнила чувство, которое испытываешь, только-только познакомившись с кем-то, неопределенность и волнение, которые бурлят в ожидании встречи. В Эйдане было нечто такое, что заставляло ее волноваться, но важнее его самого было то, какой она становилась рядом с ним. Она чувствовала, что не должна притворяться кем-то другим, и впервые за долгое время ей не приходилось сдерживать настоящую себя, заменяя более осторожной и защищенной Холли Райт.

Прибежал официант и унес ее пустую тарелку. По дороге к кассе Холли подошла к холодильнику и взяла себе шоколадное мороженое. Маленькая Мария – не единственная сладкоежка на этом свете. На ходу разрывая обертку, Холли вернулась на освещенные солнцем каменные ступени, ведущие к морю. Она однозначно была в раю. Какая бы причина ни заставила ее маму уехать отсюда, она должна быть очень плохой.

Глава 12

Оказалось, что выбрать одежду для путешествия гораздо сложнее, чем она себе представляла, думала Холли, в отчаянии отбрасывая очередное платье.

Еще ее ужасно раздражало, что он не сказал, когда они выезжают, так что она понятия не имела, во сколько он начнет лупить в дверь и найдет ее стоящей среди кучи одежды.

Было семь тридцать утра, солнце стояло еще невысоко. Приятный утренний свет медленно проплывал по плитке, и, глядя на него, Холли заставила себя трижды вдохнуть, чтобы взять себя в руки. Во время сессий с психологом Джой она научилась успокаиваться при помощи медленного размеренного дыхания. Большинство людей дышат неправильно – вдыхают только до уровня плеч. На самом деле нужно дышать животом. Все это прекрасно, но, услышав дельный совет про дыхание, убитая горем и вспыльчивая Холли грубо напомнила о времени. У кого вообще есть время на какие-то упражнения с дыханием?

Она вспомнила первое свидание с Рупертом много месяцев назад. Как она нервничала, сколько платьев, брюк, блузок, юбок и различных комплектов белья она перемерила, пока готовилась. Конечно, в итоге оказалось вообще неважно, во что она была одета, потому что он повел ее прямиком в магазин за новым платьем и настоял, чтобы она его сразу надела. Это был такой замечательный день!

Немного ободренная напоминанием, что у нее уже есть любимый мужчина и она вовсе не должна переживать из-за нового, Холли достала обрезанные джинсы и продела один из старых шарфов Сандры вместо ремня. Вытащила из кучи одежды простую белую майку и натянула ее поверх купальника. Сойдет, упрямо подумала она. В конце концов, она не собиралась поражать ничье воображение.

Собачий лай предшествовал стуку в дверь.

– Готова к экспедиции? – спросил Эйдан, когда она открыла дверь. На нем были черные шорты, потрепанные эспадрильи, голубая футболка и улыбка почти такая же широкая, как у Филана, который терся у его ног.

– Конечно, – застенчиво улыбнулась она. – Я возьму сумку.

Эйдан наблюдал с порога, как она забрала свои вещи со стола. В отличие от упорядоченной жизни в Лондоне Холли вернулась к своему любимому состоянию хаоса, и весь пол покрывали обрезки ткани.

– Была занята? – Эйдан держал останки особенно яркого саронга.

Холли вспыхнула, щеки покрылись румянцем ярче, чем тряпка в его руках.

– Я люблю шить, – ответила она, не понимая, почему вдруг начала разговаривать, как последняя идиотка.

– Точно, – он бросил лоскут обратно на пол.

Филан вынюхивал под столом и теперь радостно жевал косточку очень большого бюстгальтера телесного цвета.

– Филан! Брось! Не трогай это!

– О, не переживай, – закатилась смехом Холли, – это не мое.

Эйдан скользнул глазами по ее бюсту гораздо меньшего размера, и она самоуверенно сложила руки на груди. Ей показалось или теперь была его очередь краснеть?

– Мне нравится, как ты здесь сделала, – сказал он, показывая на новую скатерть.

Холли сшила ее из остатков хлопкового халата Сандры и изысканного кружева, которое нашла в шкафу на кухне. А накануне успела закончить лоскутное полотно и повесила его напротив задней двери, где, как она и думала, оно выглядело невероятно выигрышно при дневном свете.

– Я просто подумала, что это поможет сделать дом уютнее, – сказала она. – Я же продаю, так что нужно сделать его более привлекательным для потенциальных покупателей.

Эйдан поднял брови, услышав это, но оставил без комментариев. Вместо этого он спросил, можно ли воспользоваться туалетом перед тем, как они отправятся в путь.

– Не волнуйся, – пошутил он, поднимаясь по лестнице, – я не буду смывать бумагу в унитаз.

– Ха-ха-ха, – ответила она, но улыбнулась.

Филан путался у нее под ногами всю дорогу, пока они шли по тропинке до джипа Эйдана. Снаружи он был покрыт слоем грязи, но Холли с удивлением обнаружила абсолютную чистоту в салоне. Она почувствовала слабый запах антисептика, когда открыла дверь, а на заднем сиденье было расстелено покрытое рыжей собачьей шерстью одеяло. Филан радостно запрыгнул на него и высунул свою блестящую голову из окна, пуская слюни по грязи на двери.

Холли пристегнулась и положила свою сумку на пол. Она уже поставила телефон на беззвучный режим на случай, если позвонит Руперт. Вчера вечером она хорошо сыграла идеальную девушку, разговаривая с ним почти целый час после того, как вернулась из Порто Лимнионаса. Он безумно скучал по ней, так он сказал. Больше она без него никуда не поедет. Было похоже, что ему по-настоящему интересно, когда она рассказывала о том, что видела на острове, разумно опустив все истории о Сандре, которые услышала от Энни. Если она начнет рассказывать о тете, рано или поздно дойдет и до мамы, а Руперт понятия не имел, что на самом деле случилось с Дженни Райт. Но, к счастью, он вообще не вспомнил о Сандре. Она не понимала, поступал он так, потому что чувствовал, что ей не хочется об этом говорить, или ему просто неинтересно.

– Ты завтракала? – спросил Эйдан, глядя на нее – руки на руле.

– Да. В смысле нет. То есть да. – Холли сдалась. Что ей точно давалось плохо в присутствии этого мужчины – это говорить связно.

– Ладненько, – бодро произнес он. – Думаю, я знаю, куда отвезти тебя в первую очередь. Мы перекусим, а потом попробуем отыскать несколько мест с карты Сэнди. Как там оно называлось, поле, которое пахнет дерьмом?

Холли захихикала и опустила стекло, когда он завел двигатель, чтобы вдохнуть сладкий аромат растущих вокруг инжиров. Когда Эйдан переключил скорость и направил джип вниз с горы, его колено коснулось колена Холли. В этот момент она почувствовала разряд тока, направленный прямо в грудь. Ей правда надо держаться покрепче.

Они отправились на север и первые десять минут сидели в тишине. Холли вполне устраивало просто сидеть и любоваться прекрасными видами, а Эйдана, похоже, вообще не беспокоило молчание. Филан свернулся на заднем сиденье и положил свою шелковистую голову на лапы, глядя на них по очереди из-под ресниц.

Сегодня облаков стало больше, но их роль заключалась только в том, чтобы небо выглядело чуть драматичнее. Проехав по прибрежной дороге несколько миль, Эйдан свернул от моря, и вскоре дорога стала круто уходить в гору. Холли воспользовалась тем, что он полностью сосредоточился на дороге, и рассмотрела его более тщательно. Ей нравилось, как его руки выглядели на руле и как играли мускулы, когда он крутил его. Несмотря на ветер, проносившийся в открытые окна, ей очень хотелось обмахиваться свернутой картой.

– Итак, Холли. – Наконец он ненадолго повернулся к ней. – Чем ты занимаешься в… Кстати, откуда ты?

– Я живу в Лондоне, – ответила она. Вообще-то, она была ниоткуда. – В Далстоне, это недалеко от Хэкни. Знаешь?

– Не, извини, – улыбнулся Эйдан. – Я никогда не любил Лондон. Я вырос в деревне, а потом много лет путешествовал. Я думаю, большой город, скорее, напугал бы меня.

Холли подумала, что вряд ли что-то может напугать такого большого и уверенного человека, как Эйдан, но вместо этого сказала:

– Я работаю в большом интернет-магазине, который продает одежду. Называется «Флэш».

– «Флэш»? – Эйдан не смог сдержать смех. – Ты серьезно?

– Я знаю, – она тоже рассмеялась, – это, наверное, самое позорное название на свете, но есть места и похуже.

– Я всегда хотел быть ветеринаром, с самого… – Пастух переводил стадо коз через дорогу, и Эйдан остановился, чтобы пропустить их. – Сначала я нашел ягненка, когда мне было шесть или семь лет. Бедный малый запутался в колючей проволоке на заборе, и я не мог его достать. Он бился, истекал кровью, а поблизости никого не было.

Эйдан прервался, чтобы крикнуть что-то приветственное греку с козами, перед тем как тронуться, и снова взглянул на Холли.

– Что случилось с ягненком? – спросила она с тревогой в голосе.

– Он умер, – просто сказал Эйдан, улыбаясь в ответ на ее вздох ужаса. – Я бежал три мили до фермы, и все, что сделал старый ублюдок фермер, – это приехал с ружьем и пристрелил бедного барашка.

– Довольно печальная история, – заметила Холли.

– Да, я всю жизнь это помню, – признался он. – И тогда я решил: «Научусь ухаживать за животными, чтобы в следующий раз я мог помочь».

– А я до сих пор не знаю, что бы хотела делать, – произнесла Холли, не подозревая, что скажет это, пока не услышала сама себя.

– Ну, это просто. – Он положил локоть на дверь. – В чем твоя страсть?

– Я люблю шить, – тихо сказала она.

– Так делай это.

– Но это же не так просто, да? – ответила она. – Я не могу просто шить вещи.

– Почему нет?

Господи, как он раздражал!

– Потому что Лондон – довольно дорогой город.

– Ну а все эти топ-дизайнеры, ну, ты знаешь, Дальче и Гафни или кто там еще, им нужны люди, чтобы шили для них. Или еще лучше – почему тебе не стать одной из них и создавать одежду, как они?

«А ведь он серьезно», – подумала Холли.

– Мне надо просто стать Дольче и Габбана? – спросила она. – Заговорить по-итальянски и брать тысячи евро за носки?

– Ну не обязательно за носки, – рассмеялся Эйдан. – Но, серьезно, ты должна делать то, что делает тебя счастливой.

Глупо, но Холли почувствовала подступившие слезы. Отвернувшись, она незаметно вытерла глаза рукой. Если Эйдан и заметил что-то, он ничего не сказал. Наоборот, мягко сменил тему, показывая на маленькую ветхую церковь, которая показалась впереди слева.

– Здесь моя мама выходила замуж, – сказал он, когда они проезжали мимо.

– О! – Холли придала заинтересованность голосу.

– Это продлилось недолго. Ее брак, я имею в виду. – Он пожал плечами на выражение лица Холли. – Всего несколько месяцев. Мама никогда не была сильна в этих делах. Я вообще поражен, что ее последний брак до сих пор цел. Если бы я делал ставки, я бы не дал больше нескольких месяцев.

Холли не знала, что ответить, ей вдруг стало неуютно от того, как Эйдан много ей о себе рассказывает.

– Извини, – повернулся он к ней, – я не хотел портить тебе настроение. Ты уже, наверное, поняла, что мы с мамой не сильно близки.

– Не извиняйся. – Холли была поражена. – Я тоже не могу похвалиться особо теплыми отношениями со своей.

– Как насчет твоей тетушки Сандры?

Это был вполне невинный вопрос, но Холли почувствовала, что начинает замыкаться.

– Мне жаль, что я не так хорошо ее знала, – осторожно сказала она. – У меня появилось впечатление, что мы очень похожи. Я имею в виду, что она, наверное, была похожа на меня.

– Ну, она тоже любила шить, – согласился Эйдан. – И ты иногда похожа на нее своим поведением. Это напоминает мне о ней.

Он знал ее так близко?

– До этой недели я даже не знала, что она и моя мама были близнецами, – призналась она. – И никогда не видела фотографий Сандры.

– Правда? – Он был в шоке. – В доме должны быть фотографии, неужели нет?

– Я не нашла, – ответила Холли. – Я так надеялась найти что-то, ну, знаешь, письма, например, но не нашла ничего.

Эйдан молчал несколько секунд, проходя особенно узкий поворот. Стены с обеих сторон от джипа стояли всего на расстоянии фута или около того, и Холли инстинктивно сжала плечи, когда они проезжали это место.

– Мы уже недалеко, – сказал он.

Впереди Холли увидела небольшую деревню. На горе виднелись мельницы и круглая каменная башня между низкими белыми домиками.

– Это Волимес, – сказал он, сбрасывая скорость, когда они проезжали несколько приземистых зданий. – Я не уверен, что это место отмечено на твоей карте, но мне нравится сюда приезжать, так что я решил показать его тебе.

Они заехали в маленький двор, и Эйдан припарковал джип в тени большого дерева. Филан радостно подскочил и застучал лапами по двери в ожидании, пока его выпустят. И тут же поднял ногу на ближайший пучок травы. Двор был пуст, не считая старика, который стоял около самодельных киосков. С места, где они припарковались, Холли видела множество горшков разной формы, размера и цвета, кучу тряпок и аккуратные пакетики диких трав.

– Иногда сюда заезжают туристические автобусы, – объяснил Эйдан. – Хороший способ для местных немного заработать.

Она пошла за ним через двор, но ее привлек последний киоск. Деревянный прилавок заполняли мотки с кружевом, и Холли провела пальцами по каждой из них по очереди.

– Их делают здесь, – появился Эйдан за ее плечом. Старик заспешил к ним, чтобы поздороваться, и теперь улыбался Холли, демонстрируя ряд великолепных зубов. Эйдан сказал ему что-то по-гречески и затем повернулся к Холли.

– Обычно они просят десять евро за метр, но он говорит, что для тебя специальная цена. – Он подмигнул ей. Грек что-то пробормотал Эйдану, показывая через стол.

– Он предлагает тебе сделку, – перевел Эйдан. – Восемь метров за сорок евро.

– Это выгодно? – Холли уже представляла, сколько красивых вещей она сможет сделать из этого кружева.

Эйдан пожал плечами.

– Вещи стоят столько, сколько мы готовы отдать за них.

Через десять минут ее запас греческого кружева был надежно уложен в джипе, и Эйдан с Холли сели в кафе. Они были единственными посетителями, но женщина средних лет, приглядывавшая за местом, все равно не очень-то торопилась, принимая у них заказ. Эйдан широко улыбнулся, когда она вернулась.

– Греков надо полюбить, – сказал он. – Ты можешь бросить миллион евро с неба, а они все равно сначала допьют свой кофе, а потом пойдут собирать деньги.

– Сложно их обвинять, – сказала Холли, вспоминая суетливость и напористость лондонцев. – Здесь все такие расслабленные.

– Иногда слишком расслабленные, – ответил он. – Не так-то просто объяснить греку, что больное животное нужно показать именно сегодня, а не на следующей неделе. Когда я только открыл свою клинику в городе, я был уверен, что все понесут своих любимцев ко мне. Но я так ошибся на этот счет.

Вернулась женщина с фраппе и смущенно улыбнулась, раскладывая салфетки.

– Наверное, она узнала тебя, – сказал Эйдан, когда они снова остались вдвоем. – Сэнди часто приезжала сюда, чтобы купить кружево.

Холли взглянула на него.

– Поэтому ты привез меня сюда?

– Отчасти. – На его лице не было видно раскаяния. – А еще потому, что я хотел показать тебе настоящий Закинф, не туристический. То, как люди живут здесь, в этой деревне, сохранилось на протяжении веков.

– Здесь так тихо, – с изумлением отметила Холли.

«И красиво», – подумала она. Кафе, в котором они сидели, было окружено белыми стенами с решетками для растений. Когда Холли присмотрелась, она увидела веточки винограда, вылезающие из окошек решетки, и сочные ягодки, гревшие свои бочка на солнце.

– Я подумал, мы могли мы подняться на смотровую площадку над затонувшим кораблем, – сказал Эйдан, отпивая фраппе. – Это место скорее туристическое, но это самый знаменитый памятник острова, и, если я не ошибаюсь, твоя мама и Сандра тоже считали его сто€ящим внимания.

Холли видела фотографии знаменитого пляжа затонувшего корабля с белым песком и акварельно синим морем. Дженни и Сандра нарисовали наполовину затонувший корабль на собственной карте и подписали: «сделать фото».

– Звучит идеально, – улыбнулась она. – Спасибо. За то, что ездишь со мной. Я знаю, ты, наверное, очень занят.

– Глупости. – Эйдан поднял руку. – Я никогда не занят, чтобы провести время с красивой девушкой.

От этих слов теплое чувство разлилось в груди Холли, и она попыталась избавиться от него, рассмеявшись.

– Я уверена, у тебя неплохой выбор девушек на острове, – сказала она. – Энни говорила, у тебя нет недостатка в поклонницах.

– Да ладно? – рассмеялся Эйдан. – Ей бы лучше держать рот закрытым.

– Ты не чувствуешь себя одиноким? – спросила Холли и сразу же пожалела об этом. Ее рот, похоже, сегодня жил отдельной жизнью.

– На этом острове невозможно чувствовать себя одиноким, – сказал он, помешав лед в стакане. – Когда ты подружился с греками, они становятся тебе родственниками. Куда бы я ни пришел, меня встречают с распростертыми объятиями.