Текст книги "Эти ведьмы не горят"

Когда добираемся до места, где мы накануне ругались, Вероника замирает.

– Здесь мы услышали крики, – тихо и подавленно говорит она, но я ей не верю. Она приехала в выпускном платье, темно-лиловом, длиной до колен. Наряд выигрышно подчеркивает белизну ее кожи. Кажется, не переоделась Вероника намеренно, желая продемонстрировать, чего я себя лишила.

– Да, и пошли на звук вон в ту сторону. – Я протискиваюсь мимо Вероники и вдруг чувствую себя одетой слишком просто (на мне джинсовые шорты и оранжевая футболка «Государственный университет Уинстон-Салем», которую мама купила, когда в книжном магазине учебного заведения устроили распродажу). – Енот висел на дереве. – Я показываю на ветку, на которой увидела принесенного в жертву зверька. Земля до сих пор красна от крови.

– Вы обе, стойте тут! – велит леди Ариана нам с Вероникой.

Верховная жрица пересекает полянку, опускается на колени и протягивает руки к лужице крови. Она закрывает глаза, делает глубокий вдох, и шоу начинается по-настоящему. Поднявшийся ветер метет вокруг нас, выдувает из моего хвоста отдельные прядки. Мурашки бегут по плечам, и я трясусь июньской жаре вопреки. Земля подрагивает, как поверхность пруда, в который бросили камешек. Магической силы на поляне столько, что голова кружится. Сознание мутнеет.

Мгновение спустя леди Ариана встает и, не открывая глаз, прижимает ладонь к стволу дерева. Затаив дыхание, жду, пока она считывает энергию, пульсирующую по кольцам высокого дуба.

Рядом со мной нетерпеливо ерзает мама.

– Это дело рук Кровавой Ведьмы? – материнский голос дрожит, а я гадаю, вспоминает ли она сказки, которые рассказывала мне перед сном: истории про Кровавых Ведьм и их магическую силу, позволяющую мгновенно поработить чужое сознание и остановить сердце жертвы. Доводилось ли ей встречаться с Кровавыми Ведьмами? Известно ли маме, как может напугать их энергия и скорость? В курсе ли она, как быстро заживают их раны?

Леди Ариана качает головой и гладит дубовый ствол, словно любимого пса.

– В древе следов магии нет. И в крови тоже.

– Значит, все в порядке? Мы по-прежнему единственный клан в Салеме? – От невероятного облегчения на мои глаза наворачиваются слезы. Мы в безопасности. Кровавая Ведьма за нами сюда не проследовала.

Леди Ариана поджимает губы.

– Разве я сказала, что закончила? – Стремительными, уверенными шагами она подходит к остаткам огненного пенктакля и опускается на колени, а Вероника до боли сжимает мне руку.

Я вырываюсь из ее тисков и беззвучно шепчу: «В чем дело?» – дабы не помешать леди Ариане.

Вероника кивает на пепельный пентакль, а потом у нее глаза на лоб лезут: верховная жрица подносит ладонь к земле.

И я вспоминаю.

Вероника использовала магию, чтобы погасить огонь.

Я вижу момент, когда леди Ариана улавливает в пепле следы магии. Ее глаза затуманиваются, порыв ветра налетает на нас и заставляет меня попятиться.

А затем мы с Вероникой проваливаемся сквозь землю.

– Я разочарована вами. – С нарочитой неспешностью леди Ариана приближается и сверху вниз смотрит на нас, увязших по шею. – Особенно тобой, Вероника. Как посмела ты использовать свой дар в присутствии неодаренных?

Наши родители бледнеют, у моей мамы аж челюсть отвисает.

Гнев леди Арианы направлен в основном на Веронику, но меня гложет паника. Инстинкты настойчиво требуют найти точку опоры и выбраться из земли, но именно к этому подстрекает верховная жрица, поэтому я не шевелюсь.

Магическая сила потрескивает вокруг нее. Каждая стихия тянется к ней, желая наполниться энергией женщины. Легкий ветерок превращается в штормовой. Примятая трава у ног леди Арианы поднимается, наливаясь яркой зеленью. Я делаю вдох, а земля плотно облепляет голени, бедра – и так выше, выше и выше, – пока у меня не перехватывает дыхание.

– Я требую объяснений. – Негромкий голос пропитывает воздух и врезается в уши – от неодобрения не спрятаться, не скрыться. – Следов Кровавой магии я не обнаружила, поэтому спрашиваю снова. Дитя, почему ты так бездумно использовала свой дар?

Закопанная рядом со мной Вероника напрягается. С губ девушки слетает сдавленный крик – она пытается вдохнуть, но земля еще сильнее сдавливает ей грудь. Ее родители встревоженно переглядываются, но не вмешиваются. Никто не вмешивается, когда верховная жрица наказывает членов ковена.

– Другого выхода не было, – хрипит Вероника между вдохами.

– Альтруизм – не повод нарушать законы Совета.

– Но…

– Исключений Совет не предусматривает. Само наше существование требует строжайшей секретности. – Леди Ариана качает головой, будто собираясь сделать что-то неприятное.

– Погодите! – Я пытаюсь выбраться наружу, но тщетно. – Вероника не виновата. У нее и впрямь не было выхода. Парни сцепились в драке и катились прямо в огонь. Никто ничего не заподозрил, клянусь!

– Те парни – регуляры?

Земля сжимается вокруг моей груди.

– Ну да.

Грустная улыбка смягчает морщинистое лицо верховной жрицы, и я вижу в нем нечто скрытое от других: любовь и разочарование моей бабушки.

– Ханна, я жду от тебя большего. В последний раз халатное отношение к магии привело к тому, что регуляры на нас ополчились. Охотники на ведьм истребили сотни нам подобных, прежде чем мы созвали Совет и дали им отпор. Они перебили столько Заклинательниц Салема… Ты это знаешь.

– Да, – бормочу я. Уроки истории мне не требуются. – Нельзя использовать магию прилюдно. Нельзя рисковать собой ради регуляров и спасать регуляров от самих себя. – Я речитативом повторяю напоминалку леди Арианы, которой она потчует нас на еженедельных собраниях ковена.

– Знать, может, и знаешь, Ханна, но не понимаешь, – вздыхает моя бабушка, опять превращаясь в леди Ариану, Стихийницу, верховную жрицу одного из крупнейших ковенов Америки. – Ты поймешь. Со временем.

Последние фразы мне не нравятся.

– Вероника, наш следующий частный урок откладывается на месяц.

Вероника мертвенно бледнеет.

– На месяц? Урок был запланирован на август, а если отложить его еще на месяц… Я к тому времени в колледж уеду!

– Следовало думать, прежде чем безалаберно использовать магию. Радуйся, что я не отправляю тебя в колледж со связывающим амулетом! – Угроза леди Арианы повисает в воздухе, и меня мутит, хотя направлена она на Веронику. Перспектива снова носить связывающее кольцо и держать магическую силу в узде практически невыносима. – Ханна, ты наказана вместе с Вероникой. Твое полное посвящение откладывается на тридцать дней.

– Но я ничего не сделала!

Магия, которой я мечтала научиться всю сознательную жизнь (воздушные сообщения, скраинг или, попросту говоря, ясновидение, появление огня из ничего), вновь становится для меня недоступна.

– Мама, а не слишком ли сурово? – спрашивает отец, пытаясь меня защитить. – Ханна ведь рассказала нам про жертвоприношение регуляра сегодня утром.

Лицо леди Арианы остается невозмутимым.

– А правонарушения Вероники она упомянула?

Папа молчит, и верховная жрица покачивает головой.

– Тим, я не могу оказывать Ханне протекцию. И тебе бы не смогла. Девушки понесут одинаковое наказание. За свой выпад Ханна на неделю отстраняется и от обычного урока.

В душе вспыхивают гнев и горькое разочарование. Лишь благодаря строжайшему самоконтролю удерживаю рот на замке и не даю волю слезам. Зло смотрю на Веронику: за свой выпад она дополнительное наказание не получила! Однако вслух я ничего не говорю. С таким везением меня еще на неделю от уроков отстранят за то, что дышу слишком шумно.

– Пойдемте! – Леди Ариана уводит наших родителей к машинам. – Девочкам нужно обдумать свои поступки. – Она оборачивается, смотрит на меня, и я улавливаю слабое подобие бабушкиной любви. – Удачи!

5

Мы по-прежнему в земле.

Лишь ценой самоконтроля, который вбивали в меня с рождения, я не поддаюсь панике. Касаясь земли, я умоляю стихию отпустить меня, но она до сих пор пропитана силой моей бабушки. Теперь ее магия сильна и неуступчива, она сама подобна леди Ариане.

Отсюда нам не выбраться.

– Чушь какая-то! – бурчит Вероника, убедившись, что мы одни. – У меня сегодня три вечеринки в честь выпускного. Я маникюр испорчу.

Я закрываю глаза, отчасти чтобы не закатывать их из-за неадекватных приоритетов Вероники, и опять борюсь с силой земли, умоляя чуть сдвинуться, смягчиться, ослабить хватку. Бесполезно: реакции – ноль.

– Может, не стоило прилюдно использовать магию? Ты бдительность потеряла.

– Если бы не твой безрассудный страх перед Кровавыми Ведьмами, леди Ариана ничего не узнала бы. – Чертыхаясь, Вероника борется с непреклонной стихией. – Ты не меньше меня виновата.

– Нет ничего безрассудного в страхе перед тем, кто пытался тебя убить! – огрызаюсь я, и Вероника затыкается. Я продолжаю сопротивляться, но чувствую себя муравьем, пытающимся сдвинуть гору. Усложняет дело и то, что земля всегда была моей слабейшей стихией.

Вероника преуспела не больше. Она стонет, сопротивляется, но безнадежно вязнет в почве.

Пока мы напрягаем магическую энергию, чтобы выбраться из вертикальных могил, я мысленно возвращаюсь к прошлому вечеру. Зачем регулярам устраивать подобное? Чего они надеялись добиться? И наконец, чьих рук это дело?

Главным подозреваемым по-прежнему кажется Эван, учитывая его покупки в «Котле», хотя вину парня они не доказывают.

А Нолан? На жертвоприношение он отреагировал бурно. Он и впрямь разозлился или таким образом скрывал свое участие? До нашего с Джеммой приезда в лес у него было предостаточно времени, чтобы совершить обряд.

Или наговоры ни при чем? Может, Саванна пыталась меня подкозлить? Поскользнулась в кровавой луже и наврала, что видела убегающего, поскольку хотела скрыть свое преступление?

– Бесполезно! – вздыхает Вероника: на ее лбу проступил пот. – С магией леди Арианы нам не совладать.

Вероника права, но я об этом не говорю. Я молчу. Что бы она ни думала, случившееся – ее вина. Ветерок усиливается и колышет траву, которая фактически находится на уровне наших глаз. Землю верховная жрица заговорила, а воздух не тронула.

– Помнишь, как Гейб в восемь лет без разрешения сбросил связывающий амулет на праздновании Белтейна?[5]5
  Белтейн – кельтский праздник, посвященный началу лета, который традиционно отмечают первого мая.


[Закрыть] – спрашиваю я и, вопреки всему, улыбаюсь при упоминании младшего брата Вероники.

Она смеется.

– От танцев вокруг майского дерева у него закружилась голова, и он закрутил целый циклон, едва не погубивший сад леди Арианы. – Взгляд Вероники становится сердитым. – Первое посвящение Гейбу за этот проступок лишь на две недели отложили.

– Он был ребенком. Разумеется, его наказали мягче. – Я хмурюсь. – И окружали его тогда члены ковена, а не регуляры.

– И к чему ты ведешь?

– К тому, что у меня есть идея. – Магическая сила буквально вибрирует под кожей – я тянусь к воздуху и подчиняю его себе. Сначала он сопротивляется (воздух – стихия увертливая), но вскоре покоряется моей воле и начинает крутиться.

Предельно сосредоточившись, создаю небольшой циклон и не даю ему слишком разрастаться. Мини-торнадо распускает мне волосы и хлещет ими по лицу. Когда ветер достигает максимальной скорости, направляю воронку в землю. Почва взлетает вверх, словно брызги фонтана: моя импровизированная «лопата» бурит и разрыхляет ее, ослабляя тиски. В контроль над воздухом я вкладываю всю себя, пока не забиваются мышцы и не тает магическая энергия. Я искренне надеюсь, что моих стараний хватит.

Когда торнадо стихает, а почва перестает фонтанировать, наши с Вероникой физиономии перепачканы грязью. Вылезаю из развороченной могилы и падаю навзничь, чувствуя, как грудь ходит ходуном от натуги.

– Здорово! – улыбаясь, хвалит Вероника. Если бы не знала ее лучше, решила бы, что она мной гордится. Тепло ее взгляда и знакомое «мы против всех» пронзают броню вокруг моего сердца.

Я так не могу. Уже не могу.

Пока Вероника, набрав в грудь воздуха, выползает на траву, я поднимаюсь и ухожу с полянки, сопротивляясь ветру, тянущему назад.

– Ханна, подожди!

За спиной хрустят ветки: Вероника бросается вдогонку. Она останавливает меня как раз за один поворот до машин, и пока мы еще скрыты из вида.

Я отстраняюсь от ее прикосновения.

– Чего тебе?

Вероника делает шаг вперед, но не огрызается. Она выглядит… смущенной.

– Зачем ты это сделала?

– Что?..

– Заступилась за меня. Перед леди Арианой и другими. Зачем?

Заставляю себя пожать плечами, но движение ограничено близостью Вероники.

– Не поймай меня Бентон, я поступила бы так же.

– Не знаю… – Она качает головой, приближается еще на шаг и ведет пальчиками вниз по моей голой, испачканной землей руке. – Думаю, все гораздо сложнее. – Вероника переплетает наши пальцы. – Ты до сих пор меня любишь?

Вопрос Вероники терзает сердце: мне удается лишь покачать головой в ответ. Я вырываюсь из ее тисков и отступаю. Нельзя показывать, что моя кожа остро реагирует на ее прикосновения. Что ее слова когда-то были абсолютной правдой.

– Ладно тебе, Ханна! – У Вероники срывается голос, а я не в силах на нее взглянуть. – Нам было так хорошо вместе!

Нет, не было.

– Сейчас мне не до этого. – Я пробую отвернуться, но Вероника встает у меня на пути.

Она подходит ближе, и меня накрывает знакомый запах: цветочный гель для душа, кокосовый шампунь, приправленный легкими земляными нотками. Вероника наклоняется и прижимается ко мне лбом.

– Не отрицай, что скучаешь по мне, – шепчет она, обдавая мое лицо теплым дыханием. – Я очень по тебе скучаю.

Хочется сказать ей «нет» и заявить, что никогда не любила ее, но не могу. Я ее любила. Сначала как подругу, потом как девушку, за которую собиралась замуж. Сейчас, когда она так близко, я помню лишь об этом.

Я молчу, а Вероника приникает ко мне. А затем я взлетаю.

От прикосновения теплых губ к моему рту все чувства, которые я пыталась гасить, вспыхивают с новой силой. Любовь, страсть, жар всего пережитого. Здравому смыслу вопреки, я отвечаю на поцелуй. Ни капли нежности в происходящем нет. Есть отчаяние. Голод. Много боли.

Я обнимаю Веронику за талию, скользя ладонями по тонкой ткани платья. Платья, которое мы выбирали вместе. Я плотнее прижимаю ее к себе, наши тела чуть ли не сливаются, но мне этого мало.

Вероника кусает мне губу, и физическая боль воскрешает причины, по которым наши отношения закончились. Я отстраняюсь, ненавидя себя за то, что на меня столь сильно действует внезапная потеря контакта. Не касаясь Вероники, чувствую себя инвалидкой.

– Нам так нельзя. Мне нельзя. – Выдох получается судорожным, я не могу сдержать слезы. – Между нами все кончено.

– Но почему? У нас была идиллия. Ее можно вернуть. – Зеленые глаза Вероники наполняются слезами и кажутся еще ярче. – Ты хочешь меня не меньше, чем я тебя. Поцелуй это доказывает.

– Он доказывает лишь то, что мне одиноко.

– Ладно тебе! Поцелуй был страстный. – Вероника резко смахивает слезы, словно ей претит показывать слабость, но смягчается. – Я тебя люблю.

– Нет, не любишь. – Протискиваюсь мимо нее к родительской машине. – Тебе нравилось иметь безотказную девушку. Стоило мне разок озвучить свои потребности, ты сразу же меня бросила.

Вероника хватает меня за руку и разворачивает лицом к себе.

– Неправда.

– Еще как правда! – Мой голос разносится по лесу, пугая птиц. – Я говорила тебе, что мне не нравится компания тех Заклинательниц, а ты плевать на все хотела. Ты стремилась их впечатлить и не слушала меня.

– Ханна…

– Нет! Теперь ты мне голову не заморочишь. Никогда. – Я тяжело и судорожно глотаю воздух. Думаю о той поездке, и по телу растекаются призрачные ощущения. – Ты не помогла, даже когда на меня напала Кровавая Ведьма: слишком занята была расшаркиванием перед людьми, которых видела в первый и последний раз в жизни.

Воспоминания грозят затянуть на дно. Боль, сковывающая лицо. Моя кровь на руках у другой ведьмы.

Ее улыбка, когда она подчинила себе мое тело и поставила меня на колени.

– Можно слово сказать? Или ты опять перебьешь? – Я скрещиваю руки на груди, и Вероника продолжает: – Признаю, что в случае с Кровавой Ведьмой повела себя не лучшим образом…

– Она едва не убила меня! Ты вообще представляешь, что чувствуешь, когда твое тело подчинено Кровавой магии?

– …но нельзя же из-за одного инцидента перечеркнуть все наши отношения, – тараторит Вероника без умолку. – Вот откуда половина наших проблем.

– Отлично, забудем Нью-Йорк, – соглашаюсь я, хотя прекрасно помню, как руки Кровавой Ведьмы сжимали мое горло.

Вероника увлеклась беседой с тремя Заклинательницами, с которыми мы познакомились на Манхэттене, и отказалась меня слушать. Она бросила меня в Центральном парке, когда я упрашивала ее закончить болтовню. Кровавая Ведьма напала на меня вскоре после того, приняв за Заклинательницу.

Я вырываюсь из плена воспоминаний и сосредоточиваю злость на Веронике.

– Я всегда плясала под твою дудку. Ты решала, когда нам устроить свидание и чем заняться. Ты выбирала рестораны. И даже пыталась решить, как и когда нашим отношениям придет конец.

Вероника отступает на шаг и недоуменно хмурит лоб.

– О чем ты?

– Я же не глухая идиотка! Я поняла каждый их твоих намеков, что «трудно любить на расстоянии» и «большинство школьных романов заканчиваются на выпускном». Я знаю, ты собиралась бросить меня, когда уедешь в колледж.

– Я никогда не говорила, что хочу тебя бросить. – На глаза Вероники навертываются слезы, но по щекам ни одна не катится. – Сказала я правильно: на расстоянии любить, действительно, трудно, но, думаю, у нас получится. Я хочу, чтобы получилось.

– Это совсем не важно. Уже не важно. – Протискиваюсь мимо нее к машине. – Поздно. Того, что между нами было, не вернешь.

– Почему? – Вероника хватает мое запястье. – Почему не вернешь?

«Она никогда не поймет». Осознание этого начисто лишает боевого духа, оставляя лишь сердечные муки. Я аккуратно высвобождаю руку и начинаю говорить так тихо, что шум деревьев почти заглушает мой голос.

– Вот сейчас я пытаюсь объяснить, как больно ты мне сделала, а ты не слышишь. – Слезы жгут глаза, и я не в силах их сдерживать. – Ты разбила мне сердце и ничего не заметила. Разве могу я… – Горло сжимается, и я отвожу взгляд. Разве могу доверить тебе залечивать мои раны?

Вероника не отвечает. Когда я поднимаю голову, она смотрит на меня, но не говорит ни слова.

Ответа я не жду. Говорить уже не о чем. Я снова разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Разговор не окончен.

Слова застревают в горле. Я и посмотреть на нее не могу.

– Окончен, Вероника, окончен.

6

После стычки с Вероникой нервы расшатаны до предела. Я игнорирую все попытки родителей поговорить о случившемся: до конца выходных запираюсь в комнате и врубаю музыку, которая может показаться странной. Для меня это как вкусняхи для заедания стресса. В плейлисте и тяжелый металл, и драматические саундтреки к шоу, и лиричные поп-баллады. Снова и снова слушаю любимый «Гимн разбитому сердцу», плачу под него, пока не сбивается дыхание. В итоге мама умоляет меня поставить другую песню. Любую другую.

Надеваю наушники и изливаю боль на холсте, не обращая внимания на то, сколько краски попадает на одежду. В понедельник руки у меня по-прежнему в разноцветных пятнах. Собираясь на работу, оттираю их, наверное, вечность. Еще вчера в какой-то момент у меня произошел душевный перелом: пульсирующая боль сменилась бурлящим гневом. Поверить не могу, что из-за Вероники я лишилась целого месяца подготовки и урока на этой неделе. Ей известно, как сильно мне хотелось приобщиться к следующему уровню магических знаний. Уверена, на мои хотелки ей плевать.

Аромат кофе манит, но я достаю из холодильника энергетик. Аромат у кофе – божественный, но вкус как у грязи. Когда я плюхаюсь на свое место за обеденным столом, мама ставит передо мной тарелку с яичницей-болтуньей и тостом с маслом.

– Сегодня длинная смена? – спрашивает папа, вплывая в столовую с термосом для кофе. Он одет для суда – вместо одного из чумовых галстуков повязал синевато-серый. У него полная судебная нагрузка: с тех пор как его начальница, окружной прокурор, ушла в декрет, он рассматривает куда больше дел, чем обычно.

– Угу.

Интересно, коллеги отца поделились с ним предположениями относительно инцидента в лесу? У меня на телефоне срабатывает напоминалка: до выхода из дома осталось пять минут. Я торопливо запихиваю еду в рот.

Папа целует маму на прощанье.

– Хорошего дня! – говорит он у самой двери.

Мы с мамой остаемся одни. Чудесно!

Мать пытается меня разболтать – спрашивает о рисовании, о планах на неделю, но я выдаю односложные ответы.

– Очень хотелось бы, чтобы ты перестала дуться. – Вскинув брови, она потягивает кофе и ждет ответ.

– Я не дуюсь, я ем.

Телефон опять пищит. Если не уйду через пару минут, то опоздаю.

– Прости, мам, мне пора. – Запихиваю кусок тоста в рот, бегу на кухню и ставлю тарелку с недоеденной яичницей на разделочный стол.

Мать окликает меня у двери.

– Ханна, подожди!

Я жду. Не сказать, что терпеливо.

– Я опоздаю!

– Просто… Знаю, для тебя выходные получились сложными. – Впервые с наложения бабушкиного наказания мамино лицо смягчается. – Уроки леди Арианы могут показаться тяжелыми, но она старается исключительно во благо ковена. Она тебя любит.

– Твоя верховная жрица тоже была такой суровой?

Раньше мама жила в прибрежном городке в паре часов езды от Сиэтла и входила в ковен поменьше. Ради работы в университете она перебралась в Салем, влюбилась в парня (моего будущего отца) и осталась здесь.

Она молчит слишком долго, значит, правду не скажет.

– Ладно, не имеет значения. Мне пора. – Я выскальзываю за дверь, когда телефонная напоминалка вызванивает последнее предупреждение.

На работу еду в каком-то злом тумане. Я блаженная идиотка. Понимаю, почему у нас такие строгие законы – разоблачение было бы катастрофично, – но хочется, чтобы родители иногда за меня заступались. Еще хочется бабушку вроде Джемминой, которая пекла бы сладкое и разрешала своей внучке устраивать ночевки с подружками. Она баловала бы меня, разрешала засиживаться допоздна и готовила бы мои любимые вкусняхи.

От черной зависти в животе киснет наспех проглоченный завтрак. Когда подъезжаю к «Полету у ночного котла», в магазине горит свет, но на двери по-прежнему красуется табличка с надписью «Закрыто».

– Лорен! – окликаю я начальницу, толкая незапертую дверь. – Она не отвечает, и сердце болезненно сжимается. – Лорен, ты здесь? Мне перевернуть табличку?

В глубине магазина скрипит стул. Замираю, моя магическая сила расправляет крылья и тянется во все стороны. Я гашу порыв, обуздываю энергию.

– Лорен!

– Я с посетителем. Заходи! – Голос Лорен плывет по воздуху, как фимиам на ветру, и магия, бурлящая под кожей, наконец успокаивается.

Переворачиваю табличку на «Открыто» и направляюсь к кассовому терминалу, чтобы отметить время прихода на работу. Пока вбиваю четырехзначный пароль, шторы на окне слева вздрагивают и колышутся. В другом конце торгового зала начальница беседует с каким-то мужчиной. Он стоит ко мне спиной, и слов его не слышно, но Лорен краснеет. Она жестом показывает на дверь, и мужчина оборачивается.

Черт!

Детектив Арчер. У меня на работе. Что он тут делает? Детектив пробирается мимо кассы, замечает меня, судя по взгляду, узнает, но едва кивает, шагая к двери. Звенит колокольчик. Все, он ушел. Когда мой бешеный пульс ставится нормальным, я поворачиваюсь к Лорен.

– Что он делал в «Котле»?

– Хм… – Лорен поправляет волосы, и широкие рукава платья загибаются до локтей. – Ты о Райане? В Салеме он недавно, думаю, решил познакомиться с владельцами местного бизнеса. – Лорен вздыхает и прижимается бедром к прилавку.

Что-то здесь не стыкуется.

– А что он все-таки делал у твоего будуара?

Лорен краснеет еще гуще.

– Я предложила ему погадать на Таро. За счет заведения.

– Что-то интересное увидела?

Вдруг карты рассказали об инциденте на костре? Маловероятно, конечно, но вполне возможно, тем паче детектив занимался этим совсем недавно.

– Ханна, ты же знаешь, я не вправе обсуждать расклады клиентов.

Внешность у Лорен типично ведьминская, причем прямо до нелепого – старомодное черное платье, темные волосы куда ниже плеч, подвеска в виде пентакля размером с бейсбольный мяч, но она профессионал до мозга костей. Не наряженная регулярка, а настоящая ведьма.

Ну, почти.

По рождению Лорен не ведьма, но с полным правом именуется верховной викканской жрицей третьего уровня. Магию она осваивала более десяти лет, прошла все уровни посвящения, досконально изучила свойства трав, кристаллов, лунных фаз и других явлений природы. Теперь Лорен консультирует адептов и тех, кто приходит к ней за наставлением. По части наговоров и снадобий она сейчас как Заклинательница. Тяга к новым знаниям у нее та же.

Однако на этом сходство заканчивается. Лорен не Заклинательница. Ее магии недостает охвата, могущества, стремительности. Тем не менее дар у нее есть.

– Скажу следующее, – продолжает Лорен, глянув на дверь, дабы убедиться, что детектив Арчер не задержался в магазине, – этот человек принесет Салему пользу. – Вздох у Лорен получается негромким и мечтательным, а затем она вспоминает о моем присутствии. – Почему бы тебе не вытереть пыль с полок, пока Кэл не пришел?

– Кэл?

– Да, – кивает Лорен. – Вчера он был на собеседовании и рвался приступить к работе. Когда появится, объяснишь, что делает кассир, ладно? У меня посетители – один за другим – почти до самого вечера.

– Без проблем. – Я достаю из-под прилавка тряпку для протирания пыли и чистящий спрей, который Лорен самостоятельно готовит из воды, уксуса и лимонного масла. Уверена, для пущей верности она благословляет каждую партию при свете полной луны.

Сначала я протираю прилавок, потом верхушки зеркал и багетов, которые висят вдоль задней стены. Посетители всегда угорают над вышитой крестиком угрозой: «Украдешь – наведу порчу».

Над дверью звенит колокольчик, я перерываюсь, дабы проводить в будуар Лорен ее первого сегодняшнего клиента. Большинство постоянных покупателей наведываются в «Котел» как раз потому, что Лорен – известная гадалка на Таро, и сегодняшний клиент исключением не является. Веду коротышку в элегантном черном костюме в глубь магазина, к будуару, который начальница окуривает свечами и фимиамом. Когда возвращаюсь к прилавку, кто-то барабанит пальцами по стеклу.

– Чем могу вам помочь? – спрашиваю я, пытаясь скрыть раздражение: стекло я только что почистила.

Барабанная дробь обрывается, парень поворачивается ко мне с широкой улыбкой, которая тотчас меня умиротворяет. Он примерно моего роста, с белокурыми волосами, выбритыми на висках и длинными на макушке. На нем темные джинсы и фирменная футболка с логотипом «Котла».

– Я Кэл. Сегодня начинаю здесь работать. – В подтверждение своих слов он показывает на наши одинаковые пурпурные футболки.

– Ханна. – Пожимаю ему руку. – Лорен занята, поэтому она попросила меня ввести тебя в курс дела. – Я жестом велю Кэлу идти за прилавок. – Она дала тебе код, чтобы отмечать время прихода?

Кивнув, парень достает из заднего кармана молескиновый блокнотик, открывает его и перелистывает.

– Ага, вот он.

Вывожу на терминале регистрационную заставку и прошу Кэла вбить код.

– Ты недавно в Салеме? – спрашиваю я, когда он успешно справляется. – Раньше я тебя не видела.

– Зависит от того, что для тебя «недавно». Я только что окончил первый курс в Уинстон-Салеме. Вообще-то я из Бостона, но решил задержаться тут и подзаработать, а время есть: ведь я в экстернатуре. – Кэл показывает на кассу. – Можно попробовать?

– Да, конечно. – Вывожу на древнем терминале рабочий стол с глупой заставкой из начала двухтысячных и наблюдаю, как Кэл разыскивает регистрационную функцию. – Зачем тебе экстернатура?

– Образование – удовольствие недешевое, – отвечает Кэл, будто это самоочевидно. – Если получу диплом по компьютерным наукам за три года, то сэкономлю годичную стоимость проживания и обучения. А ты?..

– В смысле?

– Что ты изучаешь в колледже?

Щеки краснеют, но вопрос Кэла прозвучал так искренне, что позволяю себе откровенность.

– Я осенью пойду в двенадцатый класс, а Вероника уезжает в колледж. Она будет изучать журналистику в Итака-колледже в Нью-Йорке[6]6
  Частный гуманитарный колледж в североамериканском городе Итака известен во всем мире из-за своей Школы коммуникаций Роя Х. Парка, которая считается одной из лучших школ в области журналистики и средств массовой информации.


[Закрыть].

– Кто такая Вероника?

Сердце екает, когда я понимаю, что ляпнула. Мне казалось, что глупый рефлекс – бессознательная потребность «включать» Веронику в каждый эпизод своей жизни – уже исчез. Стерся. Пропал.

– Моя бывшая, – шепчу я, и внутри все сжимается в ожидании реакции Кэла. Каминг-аут – всегда нервотрепка, сколько раз его ни делай, а сейчас, после разрыва с Вероникой, к обычным переживаниям примешивается и горечь потери.

Кэл отвечает не сразу, внимательно меня разглядывая, после чего понимающе вздыхает.

– Мой первый бойфренд кинул меня за пару месяцев до того, как уехал в колледж.

– Да? – Новый коллега мгновенно кажется мне совсем родным: я словно замечаю лицо близкого друга в море чужих. – Что случилось?

– Отчасти ему, как и многим, не хотелось путаться в отношениях, ведь мы поступили в разные колледжи. Но я думаю, его не особо тянуло встречаться с таким парнем, как я.

Перехватив мой недоуменный взгляд, Кэл поясняет:

– Я трансгендер. Каминг-аут совершил в двенадцатом классе.

– Ой! – Старательно прячу удивление. – Жаль, что он тебя бросил.

– Ничего страшного. – Кэл широко улыбается, его бледные щеки розовеют. – С новым бойфрендом мне даже лучше, только он на лето уехал домой в Бруклин.

– Жаль, – сочувственно говорю я и показываю основные функции кассового терминала.

За работой мы обсуждаем наших бывших. Кэл тяжело вздыхает, слушая историю о прилюдной ругани, которой закончился мой роман, потом я выпытываю у него подробности знакомства с нынешним бойфрендом.

– Неужели еще бывают настолько непонятные кассы? Сколько лет этой? – спрашивает Кэл, прерывая свою историю: мы снимаем пробный отчет, и терминал ругается злобными гудками.

– Приспособишься, – обещаю я. – Порой стоит ей врезать.

– По-моему, не нужно так…

Я хлопаю кассу ладошкой, Кэл ежится от лязга древнего терминала.

– Теперь попробуй.

Недоверчиво на меня взглянув, Кэл пошагово выполняет инструкции, посматривая в блокнот, где уже кратко их записал. На этот раз выручка снимается без проблем.

– Говорила я тебе! – Я смеюсь – и Кэл тоже. Здорово, что у меня появился новый коллега. Лорен, конечно, классная, но ведь она босс.

Над дверью звенит колокольчик, извещая о новом посетителе.

Кэл растягивает губы в улыбке, по обаянию соперничающей с наисладчайшей «рабочей» улыбкой Лорен, и выдает приветливое: «Добро пожаловать в “Полет у ночного котла”!»

Энтузиазм заразителен, и я поворачиваюсь, чтобы тоже поприветствовать посетителя, но замираю, увидев, кто это.

Эван.

Сперва я едва его узнаю. Нет больше парня-гота, который заходил в магазин до костра. На лице нового Эвана ни капли косметики. Одет он в черные костюмные брюки и белую рубашку, на груди бедж с логотипом Музея ведьм.