Текст книги "Господин Осень"

Глава 1

Сколько можно?.. Почему всегда все сваливается на тебя, накрывая лавиной, что поспешно катится, вбирая в себя все больше и больше проблем… Каждый раз что-то новое, что-то непредвиденное и внезапное, но выбивающее из колеи окончательно. Наступает момент, когда становится просто невыносимо.

Несомненно, она была из тех сильных людей, что никогда не сдаются, которых очень сложно надломить и которые, несмотря на падения и неудачи, идут только вперед. Безусловно, она придерживалась неколебимого мнения: главное, все живы и здоровы, а остальное неважно. Все насущные проблемы и мелкие неприятности рано или поздно изживают сами себя и попросту растворяются в кручине повседневности. Однако, когда все накапливается потихоньку, как снежный ком, со всех сторон и отовсюду, когда терпишь покорно и очень долго – даже всякое твердое терпение может пошатнуться, и в определенный момент ты просто срываешься. На миг тебе кажется, еще чуть-чуть и ты сдашься… Иногда так хочется, чтобы жизнь перестала подбрасывать всякие неприятности, тем самым пытаясь проверить на терпение и закалить, сделать жестче и сильнее. Так хочется…

В одну из самых непримечательных и весьма серых суббот, когда ненавистная учеба и загруженные будни были позади, а вихрь повседневных дел ненадолго обошел стороной, она сбежала в лес. Просто бездумно шла, куда глаза глядят, и когда спустилась вниз, к небольшой речушке, остановилась и бесцеремонно плюхнулась на жесткую траву. Ее тут же обдало речной свежестью, вперемешку с хвойной прохладой и запахом векового соснового леса. Умиротворение тиши и природная гармония подействовали на нее покровительственно, и она прикрыла веки, вслушиваясь в слабый скрип ветвей и успокаивающий шелест листвы.

Осень в этом году выдалась довольно теплой и уютной и ворвалась в ее сердце, щедро наградив необъяснимой тягой к поиску воодушевленного окрыления и созидательного вдохновения. Вот только чувства эти были живы совсем не долго – их в миг заглушили насущные неприятности в университете, вызванные обильным количеством зачетов и курсовых проектов, и передряги в личной жизни, созданные одним весьма неприятным неконгруэнтным субъектом, наговорившим ей множество грубостей.

Да, это место было самым подходящим, чтобы вдоволь насладиться тишиной и побыть наедине с собой. Никто здесь не увидит ее слабость – ее слез отчаяния, приступов ноющей тоски, необъяснимого душевного одиночества и невысказанной боли. Здесь она может остаться самой собой без притворства, без примерки маски стойкой непоколебимой девушки, которой не страшны никакие преграды.

Она чувствовала себя загнанной в тупик собственных путаных мыслей и непонятных чувств; чувств, с которыми была не в силах совладать. По бледным щекам, щедро покрытых пудрой, скатывались дорожки слез, а сама она едва сдерживала нарастающие всхлипы. Но все же, когда стало невыносимо тошно – она решила дать волю эмоциям, и разрыдалась как маленький ребенок. Пустой взор янтарных глаз был прикован к дальнему сизому берегу, на котором красовался маленький уютный домик, видневшийся за камышами.

Интересно, если сбежать на тот берег… в тайне ото всех поселиться в спасительном прибежище… спрятаться от целого мира за створками затхлых и уютных окон…

– Да что ты будешь делать! – послышался туманный голос позади.

Девушка от неожиданности и испуга вздрогнула, ощутив, как сердце совершило бешеный кувырок и пустилось вскачь. Если бы она не была так абстрагирована от всего окружающего и глубоко поглощена собственными мыслями – она бы расслышала в этой внезапно вырвавшейся фразе открытое, едва скрываемое возмущение.

Она опасливо обернулась и, к своему удивлению, увидела необычного юношу, стоявшего в нескольких метрах позади и выглядывающего из-за мольберта. Отложив в сторону кисть, он принялся придирчиво рассматривать холст, а затем вскинул взгляд серых глаз поверх полотна, приковав взор к ней.

– Вы мне? – недоуменно спросила она, когда их взгляды столкнулись, и шмыгнула носом. Остатки недавних слез все еще теплились на ее щеках.

– Тебе-тебе! – резко сказал незнакомец с неприкрытым недовольством. – Я был так увлечен запечатлением пейзажа, что даже не заметил в нем лишнюю деталь, и случайно нарисовал твой силуэт.

– Ой, простите … – виновато сказала она и поспешила вытереть глаза. А затем собралась было встать, чтобы быстро умчаться отсюда, как незнакомец остановил ее:

– Куда? – невозмутимо сказал он тоном, нетерпящим возражений. – Раз уж попала в «кадр», будь добра, позируй до последнего. Иначе картина будет неоконченной.

– Хорошо… – только и смогла сказать она и вновь уселась на траву, устремив пустой взгляд вдаль. Снова ее уединению помешали. Ну неужели даже в лесной глуши, на берегу непримечательной речушки, невозможно побыть одной? Даже здесь найдут…

– Ну и? Что у тебя случилось? – после продолжительной тишины, позади вновь послышался приятный низкий голос.

– Ничего не случилось, – спокойно отозвалась девушка, сохранив невозмутимое самообладание. Еще не хватало изливать душу первым встречным незнакомцам.

– Ну конечно. И от того ты ревела в три ручья, что ничего не случилось?

– Я не… Неважно, – осеклась она и поспешила холодно добавить: – Я не думала, что здесь меня может кто-то увидеть.

– Это, кстати, мое излюбленное место. Я здесь пишу уже далеко не первый день.

– Вот как… Я не знала, правда. Пришла, куда глаза глядели – наобум.

– Дело твое. Я тебя надолго не задержу, остались лишь контуры деревьев и камышей по бокам, и можешь идти реветь дальше.

Она фыркнула, а затем сказала с искренним сожалением:

– Надеюсь, я не испортила вам картину…

– Ты отлично вписываешься в пейзаж и ничуть не портишь его по композиции и цветовой гамме. Вот только выглядишь слишком печальной… – задумчиво ответил он.

– Это плохо? – девушка дернула головой, собираясь обернуться, но после того, как незнакомец настойчиво приказал ей сидеть смирно и не шевелиться, поспешила вернуться в прежнее положение.

– Отнюдь. Даже страдания могут быть по-своему прекрасны.

Необычный он какой-то… и странный. Да и ладно, ей-то какое дело. Попозирует недолго и назад, домой… в привычную однообразную рутину и бесконечный быт, в увековеченную повседневную жизнь и продуктивные тошнотворные будни… На мгновение она всем нутром почувствовала, что не хочет уходить отсюда, не хочет покидать это прекрасное тихое место, разбавленное новым таинственным знакомством, вселившим в сердце ране чуждое тепло…

– А все-таки, – вновь нарушил тишину художник. Девушка уже не так резко реагировала на него, напротив, прониклась к незнакомцу с необъяснимым душевным доверием. – Нечасто я вижу девушек твоего возраста, которые приходят к ручью, чтобы ощутить гармонию леса и побыть в приятном одиночестве среди природы. В это время года люди здесь вообще не частые гости.

– Вот именно. Потому и хотела уединиться, что людей в этом месте не бывает, – с неожиданным вызовом отметила она.

– Я здесь каждую осень.

– Не замечала раньше… – она вдруг снова потеплела.

– Мы спокойно могли разминуться, ведь лес довольно большой. Чтобы заплутать здесь – особо стараться не нужно.

Призадумавшись, девушка переспросила:

– Каждую осень? А как же остальные дни?

– Готово. Можешь быть свободна, – спокойно сказал он.

Она удивленно обернулась и вновь посмотрела на человека, стоявшего от нее в нескольких метрах, и только сейчас смогла разглядеть художника как следует. Выразительность загадочного лица подчеркивали острые скулы и удивительные серые глаза, в которых читались врожденная сдержанность, безмятежное спокойствие и… теплая доброта. Сам он был – словно нарисованный персонаж таинственной картины или герой книги, сошедший со страниц. Немного взъерошенные темные волосы трепетались на слабом ветру, а щеки были слегка обветрены под натиском осенней прохлады. Художник складывал кисти в чехол и спокойным взглядом оценивал только что написанное творение, совсем не обращая внимания на «модель».

Девушка аккуратно поднялась по небольшому склону, попутно затянув зеленый клетчатый шарф потуже, и подошла к художнику.

– Могу я взглянуть? – спросила она.

Юноша оторвался от своих дел и вскинул на нее удивленный взгляд, будто думал, что она уже давно ушла. Без слов он развернул к ней холст, и девушка застыла на месте, потеряв дар речи. Шедевр – это еще слабо сказано… Каждая линия, каждый штрих, каждый мазок кисти словно были отголоском ее собственной души, отпечатком ее томящегося в непонятном ожидании сердца. Она четко разглядела свой задумчивый печальный профиль, смотрящий вдаль, взгляд, стремящийся найти ответ на поставленный вопрос о жизни. Не ее жизни, но жизни, к которой она всегда стремилась, которую всегда хотела обрести, переполняясь нерушимым огнем – беззаветной верой. Словно это было никогда и нигде… но в то же время было.

– Это… – заворожено шепнула она. – Волшебно…

Незнакомец улыбнулся:

– Рад, что тебе понравилось. Но картина еще не закончена, осталось написать дальний пейзаж – другой берег реки.

Девушка заглянула в серые глаза, аккуратно скользящие меж пестрых штрихов чудесной картины, и спросила:

– А можно вас попросить изобразить тот домик на другом берегу реки?

– Понравился?

Она вновь посмотрела на противоположный берег. Утопающий в грядущих сумерках он скрывался за пеленой тумана.

– Да… Он… будто давно ждет меня.

– Он отлично дополнит картину и твой грустный взгляд, стремящийся к поиску спасительной надежды.

– Спасибо вам.

– За что? – незнакомец снова посмотрел на нее, ненадолго оторвавшись от сборов, а затем продолжил складывать мольберт и планшеты в сумку.

– За то, что подарили надежду, – немного помолчав, она решила добавить: – Я Марго, кстати.

– «Жемчужина». Красивое имя, – легко и просто сказал незнакомец. Без какого-либо смятения и замешательства, без намерения снабдить комплиментом или прочей глупостью. Просто сказал то, что сказал, и Маргарита в любой другой ситуации, будь на его месте обыкновенный тривиальный парень, начала бы робеть, чувствуя неловкость и прилив крови к щекам. Но сейчас она не почувствовала ничего, кроме чистой искренней благодарности. Благодарности за то, что этот незнакомый человек и таинственный предшественник вырвал ее ненадолго из замкнутого круга обыденной повседневности, тянущей ее словно бы на дно, и даже помог ей ощутить необъяснимое облегчение и умиротворенную безмятежность, спокойствие души…

– Что ж, господин Осень, – улыбнулась она и снова посмотрела в загадочные серые глаза. – Мне пора домой. Я уезжаю завтра… Учусь в другом городе, а здесь бываю только на выходных.

– Вот как, – художник наконец упаковал инструменты своего ремесла и обмотал шею серым шарфом, вдохнув вечернюю промозглую свежесть леса. На выдохе он спокойно сказал: – Тогда до следующих выходных.

Марго была рада услышать эти слова и, засунув руки в карманы черного пальто, зашагала в обратном направлении, откуда прибыла в это укромное, скрытое ото всех, тихое место. Пройдя несколько метров по лесной тропе, усыпанной опавшими желтыми и красными листьями, она услышала отдаленный, все тот же приятный голос, раздавшийся позади:

– Не хмурь бровей из-за ударов рока, упавший духом гибнет раньше срока!

На секунду Марго остановилась, почувствовав истомленный окрыляющий спазм в области сердца, а затем ответила:

– Ни ты, ни я не властны над судьбой. Мудрей смириться с нею – больше проку!

Улыбнувшись, она обернулась, но от загадочного человека и след простыл. Лишь только слабый ветер подбросил в воздух опавшие листья, и деревья покачали хвойными ветвями, точно прощаясь с ней.

Теперь Марго возвращалась домой, ощущая в сердце совсем иное, не знакомое ей ранее томительное чувство – чувство тёплого ожидания, которое согревает даже в самую дождливую и промозглую осень, в самую холодную и ненастную непогоду. Теперь она знала – ей не страшны грядущие рабочие будни, не страшны насущные рутинные проблемы. Теперь в ее жизни появилось то, ради чего она перестанет бездумно проживать дни. Появилось то, чего стоит ждать…

Глава 2

Дождь… Капли нещадно тарабанили по закрытым пластиковым окнам, за которыми застыли тусклые и смазанные улицы города… высокие многоэтажные дома, кажущиеся унылыми и одинокими на фоне городской суеты… длинное шоссе, по которому, расплескивая лужи, мчались скучные и непримечательные автомобили…

Осень уже перевалила за свою треть, в чем можно было убедиться, взглянув на палитру, что каждый год неизменно украшала охапки деревьев в насыщенные теплые цвета. Осенняя гамма разбавляла листву ярко-золотистыми, величественно-багряными и меланхолично-бурыми уютными оттенками. Но между тем, она уже начала медленно, но верно увядать, опадая последними теплыми отголосками, которых подбрасывал и разносил сквозь серые улицы промозглый ветер.

Дождь стал ее верным спутником в это одинокое время года, он играл на струнах души, успокаивал неистовое сердце и убаюкивал истомленное сознание, наделяя гармонией и умиротворением. Облокотив подбородок о правую ладонь, она безучастно наблюдала за отбивающим по стеклам ритмом холодных капель, и думала…

– Надеюсь, в следующий раз вы лучше подготовитесь к семинару, – раздался мягкий, но властный голос, вернувший ее в разум. – Ваши ответы оставляют желать лучшего. И вообще, за мою многолетнюю практику вы первая группа с таким невозможным и халатным поведением!

Послышался хохот. Марго оторвалась от меланхоличного вида, томившегося за окнами университета, и без малейшей на то охоты вернулась назад – в реальность. Неожиданно прозвенел звонок, и она удивилась про себя: уже? Или это она настолько глубоко ушла в себя, выпав из происходящего, что не заметила, как прошло целых полтора часа пары?

– Всё, – преподавательница устало махнула рукой, мол, выметайтесь уже, надоели. – Свободны!

Едва она договорила спасительную фразу, как студенты, не заставив себя долго ждать, ликующе вскочили с мест, попутно пихая в сумки лекционные тетради, а затем сломя голову вылетели из аудитории. Те, кто не изъявлял желания бежать в столовую, собирались более размеренно.

Марго, не обращая ни на кого внимания, спокойно вышла из кабинета, смешиваясь с потоком учащихся, постепенно наполнявших просторную рекреацию корпуса. С начала занятия она ни с кем не обмолвилась ни словом, да и вообще за последние дни стала относиться ко всему происходящему с неким отрешенным безразличием. Она всего лишь выполняла обыденные обязанности ответственной (местами нет) студентки, небезучастной одногруппницы, хорошей приятельницы и надежной представительницы профсоюза фотографов; но почему-то не чувствовала себя в этом круговороте живой… Совсем не чувствовала. А чувствовала ли хоть когда-нибудь? Наверное, там… на берегу реки. В лесу непримечательного, но такого родного и уютного городка…

– Эй, Маргарин! – сзади послышался догоняющий голос, когда она уже спускалась по лестнице. – Подожди!

– Жду, – она замедлила шаг, дождавшись основоположника сего прозвища, а также своего очень хорошего друга. – Да не торопись ты так, Глеб.

Когда отдышавшийся одногруппник наконец нагнал ее, они направились вдвоем на следующую пару. Минуя коридоры, Марго всматривалась в толпы изнуренных студентов, интенсивно обсуждающих что-то разнообразное, разбавляя галдеж смехом и импульсивными жестами. Обыкновенные и заурядные люди. Совсем не похожие на…

– Завтра снова уезжаешь домой? – спросил он, оборвав мысль, не успевшую поселиться в ее голове.

– Ага, – ответила она равнодушно.

– Не хочешь хоть раз остаться на выходных в городе? Соберемся все вместе в кои-то веки, сходим куда-нибудь.

– Нет желания, – спокойно пожала плечами девушка.

– Да ладно тебе, ты все еще переживаешь из-за расставания? Он того вообще не стоит, и слава богу, что убрался из жизни! Идем! Развеешься!

– Какого расставания? – удивленно остановилась она, нахмурив брови в попытке вспомнить.

«А, это…» – пронеслось в голове. У нее уже давно из головы-то вылетела та история… Когда это было? Будто в другой жизни…

Преподавателя еще не было, и девушка снова сидела, задумчиво всматриваясь в окно. Дождь не прекращался. Казалось, он только усилился. В такую уютную погоду хотелось сидеть дома и пить кофе, укрывшись домашним пледом и читая книгу. Но деваться некуда, нужно учиться и работать. Как же медленно тянулись дни…

В аудиторию как всегда уверенно зашел староста со словами:

– Народ, завтра вечером в клуб! Кто идет?

– Я пас, – лениво отозвалась одна из одногруппниц, на дух его не переваривающая, на что староста лишь закатил глаза.

От остальных слышались радостные переливные возгласы, заглушившие звук дождя. Обсуждению сопутствовали веселые лица, выражающие чуть ли не вселенское счастье. Маргарита оторвалась от осеннего пейзажа за окном и, как всегда безучастно, взглянула еще раз на одногруппников. Какие же все-таки они другие… Слишком примитивные. Слишком шаблонные. Недалекие… Одним словом – совсем чужеродные. У них совершенно иная жизнь и альтернативного рода ценности, и Марго их не осуждала. Ведь каждому свое. Удивительно, почему вдруг сейчас она стала задумываться о таком? Раньше ей вовсе не было дела до подобных мыслей.

После пар она отправилась в клуб фотографов, в котором имела честь состоять с первого курса, для завершения сентябрьской статьи в журнале. Ребята также вели свой университетский альманах, где печатали свежие новости о насыщенной жизни института, фотографии, статьи, очерки на различную тематику и даже стихотворения всех желающих студентов.

Но сегодня вечером Марго сидела перед компьютером, будучи не в состоянии нажать хоть одну клавишу. Ее мысли давно витали в облаках, абстрагировавшись от всего, а сама она смотрела в пространство, так и оставив свои пальцы томиться в бездействии над клавиатурой. В их уютной каморке играла приятная тоскливая песня The Raspberries – Don’t want to say goodbye.

– Поезжай-ка ты домой, Ма́ргарет. Выглядишь неважно, – сжалился над ней ее коллега, а по совместительству и руководитель кружка, обожающий придумывать своим подопечным экстраординарные псевдонимы. – Я сам добью две последние колонки, а завтра утром отправлю в редакцию.

Девушка вернулась с небес на землю, почувствовав стыд, и тут же замотала головой, встрепенувшись:

– Нет. Пожалуй это будет наглостью с моей стороны, – потерев глаза, она продолжила печатать текст.

– Иди, пока предлагаю. Ты всегда хорошо работаешь, имеешь право хоть раз взять маленький выходной. Я тебе это как начальник разрешаю. Может, успеешь еще на последнюю электричку.

– Храни тебя Велес*, Рома! – шутливо отозвалась она.

Тот лишь устало отмахнулся:

– Проваливай уже.

– Спасибо!

Дверь за ней торжествующе захлопнулась.

***

Странно, но Маргариту ни разу не посетила отталкивающая мысль, которая могла бы одним махом вселить сомнение в сердце, что этот загадочный вестник, этот господин Осень, может ее обмануть, или просто-напросто забыть и не прийти. Она знала, что когда снова явится к тому месту – встретит его там. Просто знала и все. Потому ждала выходных с неистовым трепетом сердца.

– Привет, мистер Осень.

– Ну здравствуй, жемчужина, – художник спокойно, склонив голову на бок, наносил один за другим легкие красочные мазки, растушевывая их толстой кистью. В левой руке он держал палитру, временами смешивая в ней нужные оттенки. Оторвавшись от холста и взглянув на нее, он сказал вновь приятным голосом: – Пришла все-таки.

– Как я могла не прийти, мы ведь условились, – улыбнулась девушка.

Плюхнувшись на траву недалеко от его творческого бедлама, она начала копаться в сумке и достала небольшую деревянную коробочку с термосом:

– А я тут с гостинцами. Подумала, должно быть, ты проголодаешься после продуктивной работы и решила испечь сырные маффины с беконом. И про горячий кофе, конечно же, не забыла!

– То, что нужно, – губы юноши дрогнули в кроткой полуулыбке, а умеренный взгляд серых глаз ненадолго остановился на увековеченном пейзаже, затем он отложил кисти на подставку мольберта и, последовав ее примеру, аккуратно расположился на траве. Когда он потянулся, позвоночник его хрустнул. – С самого утра пишу.

– Без перерывов? – изумленно спросила Марго, разливая кофе по пластиковым чашкам.

– Да. Небо сегодня потрясающее, – благодарно приняв угощение, юноша вскинул голову вверх, – очень хотел успеть запечатлеть, пока солнце не скроется за облаками.

День сегодня выдался и впрямь теплым и довольно приятным, безветренным. Солнце светило ярко, а молочные облака окутали светло-голубое небо, отчего меланхоличные дожди ненадолго обошли стороной этот прекрасный кусочек, сохранивший тепло минувшего сентября. Однако осенняя стужа одолевала даже сквозь пальто и плотный шарф, надетые поверх теплого свитера. Но октябрьская прохлада не пугала Маргариту, и ни за что не удержала бы ее дома в этот день.

– Удалось?

Он кивнул. Взглянув на его аккуратные черты лица, на его слегка розоватые от холода щеки, Марго только сейчас заметила едва уловимую усталость, скрытую за неподдельным блеском живых серых глаз. Она хорошо понимала его как творческая личность со своими безумными ураганами вдохновения в голове, потому и решила оказать небольшую поддержку и приготовить что-нибудь вкусное. Но если быть совсем уж честной, ей просто хотелось немного порадовать его. А ел он, надо заметить, очень сдержанно, не спеша, но с большим удовольствием.

– Если ты смотришь на меня так, из опасения, что я отравлюсь, или в ожидании вердикта, то поспешу обрадовать: очень даже вкусно.

Марго рассмеялась.

– Умеешь же ты похвалить.

– Честное слово! – он посмотрел таким искренним взглядом, что не поверить ему было бы просто преступлением. – Спасибо.

Она улыбнулась.

– Больше не хочется плакать? – в словах художника проскользнула нота некой доброй издевки.

– И не собиралась! – с вызовом ответила Марго. – Это был всего лишь душевный порыв, что, между прочим, случается со мной очень и очень редко.

– Зато если бы не твои слезы, у меня бы не вышла такая полноценная картина.

Девушка лишь фыркнула.

Она сидела на пожухлой траве, слегка откинувшись назад и облокотившись ладонями о землю, и вслушивалась в умиротворенное беззвучие леса… В слабый шелест еще не опавших листьев и колыхание разлапистых ветвей на ветру… В журчание ручья и содрогание высоких речных камышей, в безграничное спокойствие… Слившись с гармонией лесного склона воедино, она наблюдала за тем, как безустанно работал Осень. Его точеные плечи, спрятанные под теплым темно-синим свитером, были расправлены и в то же время слегка напряжены. Он орудовал кистью так, словно она была продолжением его аккуратного изгиба руки. Плавными и легкими движениями он наносил новые штрихи, и постепенно пустые пробелы натянутого на планшет листа заполнялись пестрыми масляными красками. Временами художник останавливался и, отшагнув на небольшое расстояние назад, пристально вглядывался в свою картину то склоняя голову на правый бок, то аккуратно перемещая на левый. Осанка его одинокого силуэта всегда держалась ровно, дыхание – размеренно.

Между тем, Марго далеко не бездельничала. Наблюдая за одиноким предшественником, она вновь ощутила, как сердце ее наполняется неожиданным окрылением, воодушевляющим ее на новые думы. Она полностью прониклась этим новым вдохновением и, вооружившись блокнотом с ручкой, продолжила писать обрывки очерков и зарисовки строк, посетившие ее под воздействием волшебной музы. Кажется, за этот вечер она расписала несколько эскизов для альманаха на две недели вперед, и даже запечатлела пару интересных и красивых кадров на свой фотоаппарат.

– Так ты, получается, мой конкурент? – с улыбкой произнес юноша, нарушив тишину, когда солнце уже приближалось к горизонту. Его бледный задумчивый профиль купался в багряных лучах заката.

– Если ты про извечное противостояние художников и фотографов, то я в любом случае тебе и в подметки не гожусь, – справедливо заметила девушка, пытаясь поймать более удачный кадр расстилавшегося пейзажа. Нацелив объектив и выбрав нужный фокус, она нажала на кнопку.

– Можно я сфотографирую, как ты пишешь? – вдруг осмелилась попросить она несколькими минутами позже. – Обещаю, что никто кроме меня не увидит эти кадры. Буду хранить их как самую сокровенную реликвию.

– Насколько я знаю, фотографы никогда не обманывают, если дают подобную клятву, – тепло посмеялся художник. Серые глаза улыбались, а сам он мягко кивнул: – Конечно, можно.

Марго запечатлела тот самый волшебный кадр, который мечтала сделать очень давно. Живописная композиция, увенчанная теплыми оттенками цветовой гаммы, включала в себя несколько раскидистых ветвей, за которыми таился красивый и сдержанный профиль загадочной фигуры, задумчиво наблюдающий поверх картины – вдаль. Он казался далеким странником, путешествующим по миру в поисках чего-то непостижимого, но такого важного… И она была счастлива, что теперь у нее есть этот сказочный, полюбившийся ее трепещущему сердцу, кадр.

– Извини, но я смогу проводить тебя только до конца леса, – сказал художник после того, как упаковал все художественные принадлежности и сложил мольберт. Солнце уже давно скрылось за горизонтом.

Марго тоже сложила все свои вещи и перекинула чехол с фотоаппаратом через плечо.

– Я бы и сама дошла.

– По такой темени? – усмехнулся юноша, взяв орудия своей стихии.

– Я знаю этот лес как свои пять пальцев, – с гордостью уведомила девушка.

Они тронулись вверх, по раскидистой петляющей тропе небольшого лесного склона. Марго шла, привычно заложив руки в карманы пальто, и вдыхала полной грудью ночную октябрьскую свежесть. В воздухе веяло грядущими морозами и желанным одиночеством, которое хотелось удержать в своем сердце хоть на крохотное мгновение. Удивительно, но рядом с этим необычным странником она ощущала себя отчаянно живой и, что не менее важно, полноценной, но при этом и чувствовала отрадное одиночество, то самое одиночество, когда хочется спрятаться от целого мира и быть только наедине с собой.

– Мы пришли, – нарушил тишину художник по мере приближения к городу.

Марго вернулась в сознание и отметила, что они находились уже на стыке лесной рощи и ее родного городка. Впереди виднелись огни автострады, уютные девятиэтажные дома, вывески маленьких магазинчиков, уличные фонари. Позади – темная и непостижимая загадка природы. Поразительный контраст…

– Прости, что не могу довести до дома.

Марго помотала головой, улыбнувшись:

– Я здесь в двух шагах живу, все нормально. И… спасибо, что проводил, – немного помолчав, она добавила: – Что ж, господин Осень, тогда до следующих выходных.

– До встречи, жемчужина. Удачи в учебе, – мягко улыбнулся он, одарив Маргариту новым приливом томительного тепла.

Возвращалась она домой с улыбкой, которая не желала сходить с ее лица.

Глава 3

С тех пор так и завелось. Каждые выходные они встречались в условленном, скрытом от целого мира и известном только им одним, месте. Маргарита приезжала домой поздними вечерами пятницы, целую субботу проводила в творческом урагане вдохновения, при этом обретая в глубине души умиротворенный штиль, а в воскресенье с неохотой возвращалась назад, в город, где училась; и уже не могла представить своей жизни без этого. Бесконечные продуктивные будни тянулись целую вечность, оттягивая выходные все дальше и дальше, а, между тем, ждать их она начинала уже в начале недели. Самым тяжелым был, пожалуй, понедельник, он протекал в замедленном режиме, сноровисто втягивая в свою плодотворность и без того изнуренных студентов. И пока те попутно вливались в темп – первые дни накрывали обильным количеством нудных занятий и поступающей работы. Когда с трудом наступал вечер вторника – она с неподдельной радостью осознавала, что ей остается пережить лишь среду и четверг, а там домой, в родной край. В любимый лес…

Ее захлестнула волна неистового окрыления, которой она покорно отдалась, чем удивляла и слегка пугала своих друзей – они, уж было давно, не ждали увидеть ее настолько отчаянно живой. Но зато этим она, несомненно, радовала своего руководителя в студкружке. Тот был в умопомрачительном восторге не только от взлетевших рейтингов их альманаха, но и от того, что завидел в глазах подопечной новый живой блеск, пришедший на смену тусклой отрешенности. Университетские выпуски журналов постепенно наполнялись новыми, пронизывающими до глубины души, строками и чудесными осенними фотографиями.

Марго будто заново родилась, подобно фениксу, что восстал из пепла, порожденного тоскливой и ноющей пустотой. Ее сердце ожило вновь. Раньше она ненавидела осень за ее невыносимо печальную и нестерпимо меланхоличную подноготную. В душе будто выключали свет, а сама она превращалась в робота, который лишь покорно исполнял свои обязанности, покуда не настанет весна, что растворит все тревоги и вселит какую-то непонятную надежду, но до очередной осени. И так из года в год. Но этой осенью все переменилось…

Первые две недели октября неожиданно удивили теплыми деньками, заставив сменить пальто на предшествующие легкие ветровки. Внезапно холод улетучился, промозглые ветра ненадолго отступили, над улицами взяла господство пора золотой осени, и город окутался в весьма приятное бабье лето. Казалось, после этих предстоящих и желанных выходных даже солнце будто ярче светило и согревало не только снаружи, но и изнутри, источаясь из глубины самого сердца.

В университете дела шли, на редкость, спокойно. Пары проходили в обычном режиме, выплескивая на бедных студентов неустанный поток информации кладези знаний. По окончании занятий Марго отправлялась в профсоюз фотографов доделывать работу, и каждый раз слышала в свой адрес восхищенное лепетание коллег. Одногруппники все еще не оставляли попыток зазвать ее в клуб или бар в одну из суббот, но после того, как поняли, что все без толку – перестали надеяться на ее компанию и оставили в покое.

Ни на что бы она не променяла эти томительные ожидания, эти предвкушения коротких, но самых запоминающихся встреч, эти чувства возбужденной радости перед предстоящей пятницей, за которой последует долгожданное событие – вот-вот и она снова очутится в лесном урочище и увидит Его, надо только потерпеть – о нет, ни на что не променяла бы!

Она не знала, кто он такой. Не знала, как его зовут и откуда он прибыл. Не знала, сколько ему лет и где он живет. Она не знала о нем ровным счетом ничего, и в то же время знала о нем намного больше и глубже, нежели о ком-либо другом. Он был роднее любого и ближе каждого из окружающих ее людей. Людей, что оставались такими обыкновенными и такими непримечательными по сравнению с ним. Наверное, потому что она чувствовала его душу и слышала его сердце.