Текст книги "Токсичные родители всех времен и народов"

Когда дети подрастали…

Оставленные в семье дети совершенно иначе осознавали себя. Не могло возникнуть мысли, что они, родившись, облагодетельствовали отца и мать. Нет, напротив, они постоянно помнили, что и их могли выкинуть, как их безымянных братьев и сестер. Видя нищих калек, они думали о том, что если бы не милость родителей – и они могли бы пополнить их ряды. И это заставляло их бояться и уважать родителей, особенно главу семейства – то есть самого старшего мужчину в семье. Это мог быть отец, дед или даже прадед. Пока он был жив, его власть над домочадцами была абсолютной. Причем даже не предполагалось, что отец этой властью может злоупотребить.

Он считался собственником всего имущества большой семьи и единственный имел право им распоряжаться. Жена отца семейства и его дети не могли приобретать имущество даже для себя: все ими купленное или заработанное считалось собственностью главы семьи.

Он один имел право распоряжаться судьбами детей как хотел, даже когда они подрастали. Например, он мог продать сыновей в рабство на некоторый срок, обычно на год, но не более трех раз[18]18
  Этот обычай был зафиксирован в так называемом квиритском праве на 12 таблицах, относящихся к V веку до н. э.


[Закрыть]. После третьего раза он лишался родительских прав на этого ребенка.

Только отцу семьи разрешалось владеть землей и представлять семью в суде и экономических сделках. Даже вполне взрослые тридцатилетние, сорокалетние греки и римляне были лишены этих прав, пока были живы их отцы. Освободиться от этой докучной, обременительной зависимости можно было, лишь доказав, что глава рода – сумасшедший. По некоторым сведениям, драматург, трагик Софокл, доживший почти до 90 лет, был привлечен к суду своим сыном Иофоном, пытавшимся доказать, что старик выжил из ума. Софокл принес на суд свою новую трагедию и стал ее читать вслух, предложив судьям решать самим, чье это творение – безумца или здравомыслящего. Суд встал на сторону старика. Дело чуть было не дошло до суда над самим Иофоном, но и его можно понять: если отцу было под 90, то ему самому – за 60, а он все еще не имел имущественных прав.

Глава семейства имел право убить любого из своих сыновей, дочерей или внуков, если заставал их за каким-то непотребным занятием. Например, если застал дочь с любовником, он имел право убить обоих. При этом возраст дочери, ее чувства никакого значения не имели.

Примечательно, что когда некая вдова Понтия, жившая в I веке н. э., отравила двух своих сыновей, то, несмотря на всеобщее осуждение, законники испытали замешательство, за что ее осудить. Ведь она убила своих собственных детей. Возможно, будь на ее месте мужчина, он бы избежал кары, но женщине приписали заговор против императора.

Зато за убийство отца полагалась одна из самых жестоких смертных казней. Отцеубийце завязывали глаза, вывозили за город, раздевали догола и били палками до полусмерти. После этого заколачивали в одной бочке со змеей, собакой, обезьяной и петухом и бросали в Тибр. Обезумевшие животные нападали друг на друга и на человека, терзая его, пока он не умирал.

Святая Варвара и женщины из рода Юлиев

Отец семейства имел право выдавать дочь замуж либо женить сына. Причем первоначально согласие самих детей на брак не требовалось, помолвка заключалась двумя отцами семейств. Только уже в имперский период стали спрашивать мнение жениха. Римский юрист Юлий Павел, живший в первой половине III века, в «Комментарии к преторскому эдикту» уточнял: «Если подвластный сын возражает, то в его отношении брачный сговор не может быть совершен». Это было началом ограничения власти отца, которая перестала быть абсолютной уже в следующую эпоху.

Видный римский юрист Домиций Анний Ульпиан (170–223) при императоре Александре Севере ставший одним из самых влиятельных людей в Римской империи и трагически погибший во время беспорядков с участием преторианцев[19]19
  Преторианцы – гвардия римских цезарей.


[Закрыть], писал в своей книге «О помолвке»: «Дочь, не сопротивляющаяся воле отца, считается давшей согласие. Тогда лишь она может возражать против воли отца, когда тот выбрал ей жениха недостойных нравов или позорного». Аргументы «не нравится» или «не хочу замуж» в расчет не принимались.

Подчас это порождало конфликты. Примером такого конфликта отца и дочери может служить легенда о святой Варваре, дочери некоего Диоскора – аристократа из Малой Азии. Жила она в III веке в городе Илиополе Финикийском. Диоскор – гиперопекающий отец, желавший держать все под контролем, запер красавицу Варвару в башне. Выходить в город ей разрешалось крайне редко, но все же каким-то образом Варвара познакомилась с христианами Илиополя и приняла крещение. Ну а когда речь зашла о замужестве, решительно отказала жениху-язычнику.

Святая Варвара. XV век

Диоскор невероятно разозлился: христианство в том веке было под запретом. Девушку подвергли пыткам, но она от веры не отреклась, и тогда Диоскор обезглавил свою дочь. Для нас в этой истории главное то, что отец по закону имел власть над жизнью и смертью дочери, а девушка не имела права распорядиться своей судьбой.

Аналогичные довольно токсичные отношения существовали и между римским императором Октавианом Августом (63 г. до н. э. – 14 г. н. э.) и его дочерью – Юлией Старшей. Римские историки – Светоний, Тацит – пересказали нам эту невеселую повесть, не делая ни малейших попыток идеализировать действующих лиц.

Юлия была дочерью Октавиана от второго брака. Ее мать звали Скрибония, с ней император развелся якобы по причине ее злого нрава. Третью жену императора звали Ливия, но этот брак был бездетным.

Светоний говорит, что Октавиан свою единственную дочь, а впоследствии внучек, воспитывал так, что они умели даже прясть шерсть – это считалось традиционной добродетелью римской женщины. «Он запрещал им все, чего нельзя было сказать или сделать открыто, записав в домашний дневник; и он так оберегал их от встреч с посторонними, что Луция Виниция, юношу знатного и достойного, он письменно упрекнул в нескромности за то, что в Байях он подошел приветствовать его дочь». Не правда ли, возникает образ тираничного гиперопекающего отца?

Девушка обладала сильным характером, и стремление отца контролировать каждый ее шаг ей очень досаждало. Сохранилась фраза, брошенная Октавианом: «У меня есть две своенравные дочери – римский народ и Юлия».

Нельзя сказать, чтобы Август любил дочь, скорее она была для него всего лишь орудием в политических сделках. Чуть ли не с самого рождения он обещал ее в жены то одному, то другому своему союзнику. Первая помолвка Юлии состоялась, когда девочке было всего два года. Когда Юлии исполнилось четырнадцать, Август выдал ее замуж за Марка Клавдия Марцелла, своего двоюродного брата, который был на три года ее старше. Спустя полтора года ее муж умер – возможно, его отравила Ливия.

Юлия Старшая. I в. до н. э.

Не прошло и двух лет, как Август снова выдал Юлию замуж – на этот раз за Марка Агриппу, который был ее на четверть века старше.

В этом браке молодая женщина родила троих сыновей и двух дочерей.

Внуков Август усыновил, «купив их у Агриппы по древнему обычаю», сообщает нам Светоний: Август трижды ударил монетой о стол, громко произнеся: «Заявляю, что по квиритскому праву этот человек мой». Это был отголосок древнего закона, говорившего, что сын, трижды проданный отцом, выходит из-под его власти. К сожалению, оба юноши умерли очень рано.

В 12 году до н. э. пятидесятилетний Агриппа неожиданно умер. Август тут же нашел третьего мужа для дочери. Им стал усыновленный Августом сын Ливии от первого брака – Тиберий.

Брак этот был насильственным для обеих сторон: принудили не только Юлию, но и Тиберия вынудили развестись с горячо любимой женой.

В итоге супруги возненавидели друг друга. Юлия откровенно шпионила за мужем, отправляя отцу разоблачительные письма, в которых правда была переплетена с явными преувеличениями. Она мечтала об одном – жить от мужа отдельно, и в конце концов добилась этого. Казалось, она наконец обрела свободу.

Но Юлия забыла про права отца семейства.

Не только как император, но и как старший мужчина в роду, Август имел полное право контролировать поведение своих родственников. И он делал это, причем крайне жестко, считая, что выполняет свой долг. Светоний сообщает: «…обеих Юлий, дочь и внучку, запятнанных всеми пороками, ему (то есть Августу) пришлось сослать».

Что же случилось?

Оказывается, Юлия, добившаяся права жить с мужем раздельно и давно перешагнувшая тридцатилетний порог, имела любовника. Возможно, что не одного. Однако римляне всегда обожали сплетничать и вечно все преувеличивали. Среди воздыхателей Юлии называли Семпрония Гракха, а также Юла Антония, младшего сына Марка Антония. Болтали, что она посещает ночные вечеринки на Форуме, переходившие в оргии.

И тогда Август принялся закручивать гайки. Во 2 году до н. э. тридцатисемилетняя Юлия была арестована. Август расторг ее брак с Тиберием, обвинил дочь в разврате и даже в участии в заговоре против него. Последнее, конечно, было крайне маловероятным.

Семпроний Гракх был сослан, как и еще несколько друзей Юлии. Юла Антония заставили покончить с собой. Саму Юлию Август сослал на крошечный остров Пандатрию. Навестить ее можно было только с личного разрешения Августа. Вместе с ней в ссылку разрешили поехать ее матери, Скрибонии, которая сама изъявила такое желание.

Светоний так описывает условия ссылки: «Сосланной Юлии он (Август) запретил давать вино и предоставлять малейшие удобства; он не подпускал к ней ни раба, ни свободного без своего ведома, и всегда в точности узнавал, какого тот возраста, роста, вида, и даже какие у него телесные приметы или шрамы. Только пять лет спустя он перевел ее с острова на материк и немного смягчил условия ссылки; но о том, чтобы совсем ее простить, бесполезно было его умолять».

Августа за такое обращение с дочерью никто не осудил. Напротив, современники считали, что он довольно мягко поступил с Юлией: ведь по закону он имел право ее убить.

Умерла Юлия уже в правление Тиберия, который значительно урезал ее содержание. Тацит писал, что Юлию, «ссыльную, обесславленную… лишенную всякой надежды, он довел до смерти лишениями и медленным истощением, полагая, что за долговременностью ссылки смерть эта останется незамеченной».

Схожей была судьба и внучки Августа – Юлии Младшей.

Август рано выдал ее замуж. Некоторое время Юлия вместе с мужем – патрицием Луцием Эмилием Лепидом Павлом – жила в большом особняке за городом. Юлия сама придумала проект этого дома и очень его любила. Но Августу дом не понравился: тот счел его слишком просторным и приказал разрушить. Напомним: Август – как старший мужчина в роду считался собственником всего родового имущества, а значит, и дома внучки. Ну и кроме того, он был императором. Очевидно, это сильно обострило отношения деда и внучки. Подлила масла в огонь и ссылка Юлии Старшей.

В 8 году двадцатисемилетнюю Юлию Младшую, как и ее мать, Август обвинил в прелюбодеянии (у нее действительно был любовник) и сослал на архипелаг Тремити в Адриатическом море. В ссылке у Юлии родился сын, но Август по праву старшего в семье бедняжку «не захотел ни признавать, ни воспитывать», то есть приказал отнести младенца в пустынное место и там выбросить.

Юлию навещал ее любовник, поддерживала родня, но в Рим женщина более не вернулась и умерла в ссылке.

Неприятная история. Но симпатии рассказчика – то есть Светония – оказываются на стороне Августа. Да и сам он считал именно себя пострадавшей стороной: «Лучше бы мне и безбрачному жить, и бездетному сгинуть!» – пафосно восклицал он, слегка перефразируя строку из «Илиады», когда с ним заговаривали о его детях.

Тиберий

Так что же был должен совершить родитель по отношению к своим детям, чтобы общество его осудило? Ответом могут служить семейные отношения императора Тиберия – преемника Августа – и его пасынка, сына Ливии от первого брака. Ливия старательно расчищала сыну путь к трону – интриговала, пускала в ход подкуп и даже яд и кинжал. И в итоге… стала сыну в тягость. Заняв трон, Тиберий вообразил, что мать претендует на равную с ним власть. «Он начал избегать частых свиданий с нею и долгих бесед наедине, чтобы не подумали, будто он руководится ее советами; а он в них нуждался и нередко ими пользовался. Когда сенат предложил ему именоваться не только «сыном Августа», но и «сыном Ливии», он этим был глубоко оскорблен. Поэтому он не допустил, чтобы ее величали «матерью отечества» и чтобы ей оказывали от государства великие почести; напротив, он не раз увещевал ее не вмешиваться в важные дела, которые женщинам не к лицу», – говорит нам Светоний. Так, к примеру, Тиберия взбесило то, что при пожаре в храме Весты Ливия взяла на себя руководство устранением последствий.

Тиберий со временем прекратил всякое общение с матерью и за последние три года ее жизни виделся с Ливией только один раз – «всего один день и лишь несколько часов». Светоний добавляет: «Он и потом не посетил ее, когда она заболела, и заставил напрасно ждать себя, когда она умерла, так что тело ее было погребено лишь много дней спустя, уже разлагающееся и гниющее. Обожествление ее он запретил, уверяя, что такова была ее воля. Завещание ее он объявил недействительным; со всеми ее друзьями и близкими, включая тех, кому она на смертном ложе завещала схоронить ее, он расправился очень скоро…»

Неуважение к матери – тяжкий проступок, по мнению древних. Но, возможно, Тиберий был добрее к другим родственникам? Увы. Светоний сообщает, что и к обоим своим сыновьям – и к родному, Друзу, и к приемному, Германику, – он никогда не испытывал отеческой любви. Историк, конечно, тут же поясняет: мол, пьяница и бузотер, типичный мажор Друз был противен отцу своими пороками, так как жил легкомысленно и распущенно. Но ему и в голову не приходит обвинить отца в том, что тот плохо воспитал сына. Нет, это сын виноват, что позорит род, – так считали римляне.

А вот по отношению к приемному сыну Германику Тиберий проявлял самую настоящую «токсичность»: «Германика он до того старался унизить, что славнейшие его деяния объявлял бесполезными, а самые блистательные победы осуждал как пагубные для государства. Когда же тот по случаю внезапного и страшного неурожая явился в Александрию, не испросив на то позволения, он принес на него жалобу Сенату». Дело в том, что в египетский город Александрию никакой сенатор не имел права вступать без дозволения императора, собственностью которого являлся Египет.

Когда Германик погиб от руки убийцы, римляне полагали, что это Тиберий направил руку киллера. И это подозрение Тиберий только укрепил, жестоко расправившись после этого с женой и детьми Германика.

Свою невестку Агриппину он сослал на остров Пандатерию, а когда она стала роптать, то приказал бить несчастную плетьми, и центурион выхлестнул ей глаз. «Она решила умереть от голода, но он приказал насильно раскрывать ей рот и вкладывать пищу. И даже когда она, упорствуя, погибла, он продолжал ее злобно преследовать: самый день ее рождения велел он отныне считать несчастливым». То есть рожденных в этот день младенцев ждала печальная участь.

От Германика у Тиберия было трое внуков – Нерон, Друз и Гай. Двух старших Тиберий то приближал к себе и представлял Сенату, то вдруг сам писал тому же Сенату обвинения на них. В конце концов дедушка объявил юношей «врагами отечества» и приказал уморить их голодом. Нерона – на острове Понтии, Друза – в подземелье Палатинского дворца. «Предполагают, что Нерон был вынужден сам покончить с собой, когда якобы по воле Сената к нему явился палач с петлей и крючьями; а Друза голод измучил до того, что он пытался грызть солому из тюфяка. Останки обоих были так разметаны, что их лишь с великим трудом удалось впоследствии собрать».

Выживший сын Германика – Гай наследовал престол, получив известность под прозвищем Калигула. Однако столь жуткое детство, гибель отца, матери и двух старших братьев, постоянный страх за собственную жизнь свели его с ума. Он вошел в историю как один из самых непредсказуемых и жестоких римских императоров, прожил недолго, однако потомством обзавестись успел. Калигула тоже проявил себя как токсичный родитель – но прямо противоположным образом. Он свою единственную дочь обожал и разрешал ей буквально все. Особенный восторг у него вызывало то, что девочка часто злилась и, впадая в ярость, царапала лица игравшим с ней детям.

– Моя натура! – с гордостью говорил император и гладил ее по головке.

И сам Калигула, и его пятилетняя дочь погибли во время дворцового переворота.

Сыновняя почтительность

В Древнем мире в случае конфликта родителей и детей законы однозначно были на стороне родителей. Провинности детей карались очень строго. Законы царя Хаммурапи гласили: «Если сын ударит своего отца, то ему должно отрезать пальцы. Если приемный сын… скажет своему отцу, вырастившему его, или своей матери, вырастившей его: «Ты не мой отец» или «Ты не моя мать», то ему должно отрезать язык».

В «Эпосе о Гильгамеше» слуга Энкиду, побывавший в преисподней, рассказывает, что он там видел: «Того, кто слов матери и отца не чтил, ты видел?» – «Да, видел». – «Каково ему там?» – «Воду мутную он пьет, насыщенья не получает». – «Того, кто проклят матерью и отцом, ты видел?» – «Да, видел». – «Каково ему там?» – «Он наследника не имеет, его дух одиноко блуждает».

Пятая Книга Моисеева (Второзаконие) гласит: «Если у кого будет сын буйный и непокорный, неповинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не слушает их; То отец его и мать его пусть возьмут его и приведут его к старейшинам города. И скажут старейшинам города своего: “сей сын наш буен и непокорен, не слушает слов наших, мот и пьяница”; Тогда все жители города его пусть побьют его камнями до смерти; и так истреби зло из среды себя, и все Израильтяне услышат и убоятся…».

Право Древнего Китая определяло главу семьи как ее властителя. Безнаказанность отца, матери, деда и бабки по отцу за убийство сына или внука вследствие нанесения побоев сохранялась до XIX века. А вот сыновья и внуки, пытавшиеся без разрешения отселиться от большой семьи или присвоить часть семейного имущества, напротив – наказывались. Все имущество сыновей считалось собственностью главы семейства. Да и сами дети считались имуществом: в древности и в Средние века отец имел право их продавать. Всех – кроме старшего сына, пользовавшегося рядом преимуществ.

Отношение детей к главе семейства должно было быть безусловно почтительным и уважительным. Даже в том случае, если глава семьи совершал преступление, сын не имел права на него донести. Дочери выходили замуж, сыновья женились, повинуясь исключительно решениям отца.

Большое значение уделялось продлению рода: если вдруг у какого-то из сыновей своих детей не было, это рассматривалось как проявление сыновней непочтительности, причем вопиющей.

Глава семьи имел право на все – даже на жен и наложниц своих детей. Так, знаменитая красавица эпохи Тан Ян Юйхуань сначала стала женой сына императора – Шоуваня. Но когда ее приметил император Сюаньцзун, то без всякого стеснения отобрал молодую женщину у сына. Он имел на это право. Красавица получила титул Гуйфей – то есть «драгоценная наложница» – и столь сильно влюбила в себя императора, что стала причиной его недостаточного внимания к государственным делам и ряда политических неудач, которые в итоге вызвали мощное народное восстание. Ян Гуйфей пришлось покончить с собой – это стало основным условием, на котором повстанцы согласились сложить оружие.

Сыновняя почтительность для конфуцианцев являлась главным принципом, на котором строилось гармоничное общество. Без сыновнего благочестия, по мнению конфуцианцев, в обществе воцарится хаос. Исполнять приказы отца следовало даже во вред самому себе: «Когда правитель хочет, чтобы подданный умер, подданный должен умереть; когда отец хочет, чтобы сын умер, сын должен умереть», – гласила конфуцианская мораль.

Китаец был обязан заботиться о своих родителях, выражать скорбь по поводу их болезни и смерти и обязательно обеспечивать семье наследников мужского пола.

Даже находясь далеко от дома, китаец должен был помнить, что напившись пьяным или совершив какой-нибудь неприличный поступок, он опорочит имя своего отца. Однако в том случае, если кто-то из родителей вознамерится совершить какую-нибудь глупость или несправедливость, почтительный сын не должен был молчать, а со всем уважением дать родителю совет.

Популярны были специальные трактаты, посвященные этой теме. Один из них – «Сяо цзин», или «Канон сыновней почтительности» – был оформлен в виде беседы между мудрецом Конфуцием и его учеником Цзэн-цзы.

Китайцы понимали, что одними назиданиями толку не добьешься, а потому издавались сборники, в которых конфуцианская мораль была облечена в форму занимательных историй. Одним из самых известных таких сборников является «Двадцать четыре случая сыновнего благочестия».

Утагава Куниёси. Гравюра из серии «24 образца сыновней почтительности». 1848

Эти примеры вряд ли вызовут понимание у современного европейца, скорее в наши дни они воспринимаются как выражение крайне токсичных отношений, так как, руководствуясь сыновней почтительностью, их герои причиняли себе значительный вред. Так, персонаж по имени У Мэн по ночам раздевался догола и сидел рядом с постелями своих родителей, чтобы комары, кусая его, не беспокоили его отца и мать.

Бедняк Го Цзюй, живший со своей матерью, женой и сыном, забеспокоился, когда понял, что запасов еды не хватит на всех четверых. Тогда он решил похоронить заживо своего маленького сынишку, дабы престарелой матери досталось больше пищи. Пока Го копал, он обнаружил кучу золота и записку, в которой говорилось, что золото было подарком ему Небес. С этим золотом Го смог обеспечить всю свою семью.

А отшельник Лаолайзи даже в среднем возрасте одевался в яркую одежду, играл с игрушками и вел себя по-детски, чтобы развлечь своих родителей и сделать их счастливыми.

Ван Сян, дабы накормить свою очень злую мачеху любимыми ею карпами, пошел к замерзшей реке, разделся и лег на ледяную поверхность. Лед растаял, и Вану удалось поймать для мачехи двух карпов.