Текст книги "Закалка клинка"

Темрай поднес любимицу к глазам, чтобы убедиться, что она не треснула или не покоробилась, и резко отпрыгнул в сторону, уклоняясь от падающей стрелы, не попавшей в заветную цель. Его очередь была семнадцатой, ждать оставалось недолго. Вождь не опасался выиграть это состязание: он никогда не практиковался в вертикальной стрельбе, такой навык мог пригодиться разве что под стенами города, а убивать птиц в отличие от многих Темрай не любил.

Удивительно, как могли промахнуться пять лучших стрелков племени, размышлял Темрай, задрав голову и щурясь в попытке различить орла на фоне слепящего солнца. В тот момент, когда его пальцы уже приготовились отпустить стрелу, единственное облачко на всем небосклоне набежало на солнечный диск. Вождь чувствовал, как трепещет тетива, как свинцовой тяжестью налились плечи. Пришла пора избавиться от надоевшей стрелы. Он сосредоточился на птице и разжал пальцы.

«Проклятие – мелькнуло в голове.»

Сколько раз он готов был пожертвовать чем угодно, чтобы сбить пернатую мишень на глазах у всего клана! Сколько времени он провел, пуская стрелы в набитый соломой мешок, висящий на стене фургона, в надежде найти то неуловимое движение, которое будет посылать стрелы точно в цель, а не куда-то в общем направлении! Орел дернулся, замер и повалился вниз. Темрай тихо выругался, пытаясь понять, как такое могло произойти. Вероятно, боги, слушавшие его мольбы на протяжении десяти лет, решили над ним подшутить и даровали ему победу в тот момент, когда он меньше всего желал ее.

Повисла неловкая тишина: люди пытались решить, как поступить – взорваться аплодисментами или выразить негодование по поводу такого вопиющего нарушения древней традиции. Оставшиеся участники подняли стрелы и ушли, не выдавая обиды. Это был попинжай – единственное состязание, в котором вождь обязан был проиграть, чтобы позволить другим участникам продолжить борьбу. И как, скажите на милость, он должен вручать приз самому себе?

– Простите, – пробормотал Темрай, единственное, что в тот момент пришло ему в голову.

Теперь уже поздно что-то менять. Варвар забросил лук на спину и пошел к своему трону. Ему предстояло сказать заключительную речь.

Темрай подготовил ее и знал, что она хороша. Вначале краткий, но изящный панегирик предшественнику, затем официальное обнародование своих намерений вести клан против врагов, обоснование причин и выгод грядущих битв, несколько слов об особом предназначении народа равнин, немного мистики и в заключение крылатое выражение, которое будут передавать из уст в уста на протяжении столетий. Вместо этого Темрай откашлялся и сказал:

– Я знаю, что вы устали от речей, поэтому сразу о том, что нам предстоит. Как только одолеем перевал Надсин, начинаем рубить лес, сплавляем его по реке – я знаю, что у нас нет опыта, но если это могут другие, сможем и мы. Затем строим осадные машины – не беспокойтесь, я узнал, как это делается, ничего сложного, можете мне поверить. Со стрельбой у нас все в порядке – иногда даже слишком, – но нужно научиться бегать с бревном, если мы хотим прорваться в город. Через три дня жду предводителей команд волонтеров. Я задумал еще очень многое, но об этом позже. Я закончил, переходим к пиршеству. Ваше здоровье! Ах да, чуть не забыл, не играйте в попинжай, если боитесь, что орла убьют.

Последние слова Темрай произнес серьезно, но, опускаясь обратно на сиденье, был твердо уверен, что только что в язык вошла новая поговорка. Сотню лет спустя человек, чьи овцы смешались с чужим стадом или жена начала поглядывать на сторону, в ответ на свои протесты услышит насмешливое: «Не играй в попинжай…»

Между тем Темрай говорил со своим народом как вождь, а не мальчишка, нацепивший слишком большую для него шляпу отца. Он получит волонтеров для подготовки стенобитных команд, и спиленный лес поплывет по реке, И никто не осмелится шушукаться за его спиной, будто Вождь не знает, что делать. Его план сработает, и сработает потому что Темрай понял простую истину: если есть цель – стреляй, и плевать на правила.

«Сасурай не знал этого. Сасурай не брал Перимадеи. Возьму ее, я это сделаю», – думал вождь, когда при шли люди чтобы свернуть ковры и разобрать трон.

Конечно они не сбросили вождя на землю, но недвусмысленно намекнули что он им мешает. Темрай извинился и оставил их выполнять свою работу.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Устойчивая популярность, которой пользовался Патриарх Перимадеи среди граждан города, объяснялась их отношением к его должности, которая в разное время считалась утомительной, обременительной или синекурой, в зависимости от того, насколько глубоко обыватели задумывались над проблемой. Поскольку Патриарх всего лишь возглавлял Орден философов и ученых, занятых изучением далеких от практической жизни аспектов бытия, у горожан не было причин любить или почитать его, однако Алексий продолжал пользоваться любовью и восхищением. Выяснив, что его считают за мага, который защищает город от всяческих напастей вроде нашествий злых демонов, эпидемий чумы и ураганов, Алексий пришел в отчаяние. Затем он выбросил это из головы.

Когда весть о болезни Патриарха распространилась по городу, Алексий несколько раз столкнулся с проявлениями чрезмерной любви и обожания, исходивших от встревоженных горожан, которые, несомненно, хотели, чтобы он поскорее поправился и вновь стал на защиту города, прежде чем случится что-то непоправимое. Каждое утро у дверей своей кельи он находил цветы, фрукты, счастливые талисманы. Заботливые престарелые дамы присылали горшки с теплым мясным бульоном, высокопоставленные члены Ордена, словно им больше нечем было заняться, принимали делегации шумных сияющих детей, которые приносили венки из пахучих трав, сплетенные собственными неумелыми руками. Эта навязчивая забота доставляла столько беспокойства, что, как только Патриарх смог встать с кровати он вышел на балкон и приветствовал толпы горожан в надежде, что благожелательные преследователи наконец успокоятся.

– Как это трогательно, – прожурчал Геннадий, когда Алексий дрожащей походкой побрел к кровати, придерживая сведенную судорогой руку. – Совершенно посторонние люди в любую погоду приходят под окна твоего дома и забрасывают площадь цветами…

– Если кто-нибудь объяснит мне, как стог душистого сена может исцелить сердечную болезнь, я опубликую рецепт и разбогатею, – буркнул Алексий, укутываясь в одеяло. – Почему меня не могут оставить в покое?

– Потому что, – нежно промурлыкал Геннадий, – у тебя есть обязанности перед согражданами. Народу нужно кого-то любить, но люди не могут любить правительство – его никто не любит, – и они выбрали тебя. Ты должен быть с ними поласковей.

– Ты слышал, что они говорят? – простонал Алексий, зарываясь головой в подушку. – Они говорят, будто я сражался с неведомой тварью, насланной на город злобными врагами, и, естественно, победил, но получил тяжелую рану. Столько усилий, потраченных на то, чтобы убедить их, что мы не маги…

– Только добавили им уверенности в обратном, – довольно закончил собеседник. – Вот если бы ты разгуливал по городу в темно-синем хитоне, расшитом загадочными письменами, тебя бы тотчас объявили шарлатаном и забросали тухлыми яйцами. – Геннадий нехотя поднялся – Отдыхай, друг мой, от волнения ты начинаешь брюзжать.

– Я знаю, – ответил Патриарх. – Больше всего меня угнетает то, что я вынужден сидеть взаперти, когда нужно столько сделать?

– Не тревожься, – твердо сказал Геннадий, – твои расторопные секретари отлично справляются со всеми текущими делами – на мой взгляд, лучше, чем ты сам, и прочитывают все последние теоретические изыскания, так что даже я способен пересказать их тебе нормальным языком. Что касается всего остального, – Архимандрит многозначительно посмотрел на Алексия, – похоже, что с тех пор, как эти двое убрались туда, откуда пришли, все успокоилось. Думаю, мы должны быть благодарны, что сумели избавиться от них, прежде чем случилось что-то действительно серьезное.

Патриарх задумчиво кивнул. В течение получаса после того, как островитяне отправились своей дорогой, Алексий испытал на себе все прелести противодействия, которые, он знал наверняка, ему не суждено забыть. Но, пролежав два месяца в кровати, созерцая изрядно надоевшую мозаику, мудрец сумел взглянуть на случившееся другими глазами. Его глупые эксперименты по удаленному проклятию совпали по времени с присутствием в городе натурала, обладающего огромной неуправляемой силой, а потому не умеющего контролировать последствия своего вмешательства.

С отъездом девушки противодействие прекратилось (иначе к настоящему моменту Патриарх был бы, несомненно, мертв), и все тем или иным образом стало на свои места. Немногословные отчеты Геннадия свидетельствовали, что Лордан ведет безупречную жизнь процветающего тренера, загадочная девушка, по всей видимости, исчезла, и за последнее время не произошло никаких выдающихся событий вроде эпидемии чумы или разрушительного землетрясения. Словом, все шло своим чередом…

…хотя, безусловно, Алексий понимал, что обманывает самого себя. Он не мог забыть кошмарного ощущения, как им манипулируют – манипулируют с той же легкостью, с какой Бардас Лордан обращается со своим любимым клинком. Это была не девушка, Патриарх мог поклясться, не ее довольно заурядный брат и уж тем более не один из жителей города. Возникал вопрос – кто? И другой, еще более тревожный: зачем?

– Я пойду, – сказал Геннадий, – зайду попозже. Ах да, там Далматий дожидается с письмами. Нет грешникам покоя…

Алексий подавил стон, глядя, как Далматий, самый бесцеремонный и суетливый из его секретарей, входит в опочивальню. Геннадий, по понятным причинам, исчез, Предоставив Алексию справляться собственными силами.

– Ничего такого, что бы могло вас побеспокоить, – прострекотал юноша, бросая увесистую связку пергаментов на стол и зажигая толстую свечу в изголовье кровати Патриарха. – Несколько энциклик для Архимандритов по вопросам доктрины…

– Какие вопросы доктрины? Мы ученые, а не священнослужители…

Далматий с состраданием посмотрел на Патриарха, в его взгляде читалось снисходительное терпение к тяжелобольному, страдающему человеку.

– Я рассказывал вам на прошлой неделе, – сказал он, – о генеральном конклаве, который пытается разрешить синтезодиатический парадокс путем сведения семи основных Принципов к шести. Это все…

– Великолепно, – возмущенно проворчал Алексий. – Законы природы изменяют путем открытого голосования. Кажется, пора встать с кровати и остановить это безумие.

– Вам никогда не приходило в голову, – с намеренной жестокостью произнес Далматий, – что, как только вы спустите ноги на пол, доктора сдерут с вас кожу живьем? Как бы там ни было, – продолжал он, разобрав толстую связку документов, секретарь помахал ими перед лицом Патриарха, – здесь находятся декреталии и ваша личная почта.

Пока Алексий подписывал письма, стараясь при этом не закапать постель свечным воском, Далматий излагал ему последние новости и слухи.

– Поговаривают, – болтал он, – что кочевники опять что-то затевают. На мой взгляд, пора принять к ним суровые меры.

Алексий, пролив на тыльную сторону ладони немного носка, поднял глаза и спросил:

– Да ну? Какие же, например?

– Снарядить армию, – ответил Далматий. – Разделаться с ними раз и навсегда, Я хочу сказать, что, на мой взгляд, крайне неблагоразумно позволять ордам необузданных варваров жить у нас на пороге.

Патриарх погрузился в воспоминания. Шесть лет назад, если память ему не изменяла, Далматий вместе с двумя сотнями других беженцев находился на борту утлого судна, под покровом ночи спешно покидавшего Блемию. Вина этих людей состояла в том, что их носы оказались слишком длинны, а волосы – не того цвета. Сегодня юноша с легкостью мог бы затеряться в толпе между Академией и Возничим мостом. Шести недолгих лет с лихвой хватило, чтобы забыть боль людской нетерпимости, если сейчас он с легкостью рассуждал о бездумном преследовании других.

– Не думаю, что у нас до сих пор осталась армия, – спокойно ответил Патриарх, – я бы знал об этом.

– Можно провести мобилизацию, – возразил Далматий. – Кроме того, существует гвардия. Более чем до статочно, чтобы преподать кучке грязных варваров хороший урок. Они что-то затевают на равнинах в верховьях реки, зачем-то сплавляют лес. Бред какой-то. Нет, ну скажите на милость, зачем варварам столько леса? – добавил он с усмешкой.

Лордан, когда ему задали примерно тот же вопрос, не нашел, что ответить. Он ремонтировал один из тренировочных мечей, а потому притворился, будто не слышит.

– Очевидно, – продолжала Эйтли, – будет выслан разведывательный отряд под командованием – ох, как же его зовут? Имя вертится на языке…

– Окажи мне услугу, подержи палец здесь, нет-нет, вот здесь, пока я намазываю клей. Осторожно, он липкий!

– Максен! Точно, Максен. Говорят, на равнинах его имя стало легендой.

Лордан вздохнул и опустил кисть в горшок с клеем.

– Максен мертв, ответил он, – уже двенадцать лет.

– Ох, – Эйтли невольно вздрогнула, – кто же тогда командует армией?

– Никто – слой клея оказался слишком тонким. Лордан пощелкал языком, бросил в горшок еще несколько шариков и размешал. – У города нет армии, если, конечно, не считать армией настенное украшение, называемое гвардией. Армии не существует уже двенадцать лет. На мой взгляд, это хорошо.

– Я могу теперь убрать палец?

– Потерпи еще немного, нужно, чтобы клей стал горячим. Так что, согласно твоей проверенной информации, происходит на Равнинах?

– Откуда я знаю? Говорят, будто варвары затеяли крупное строительство в верховьях реки: кто-то видел, как огромные бревна сплавляют вниз по реке. Только мне кажется, что кочевники не занимаются подобными вещами: они терпеть не могут лодки и вообще все, что связано с водой.

– Не могут, – согласился Лордан, – или, во всяком случае, не могли. Но теперь все могло измениться. Возможно, они решили продавать лес, учитывая размеры строительства в городе.

– Не исключено, – ответила Эйтли, – только я слышала, будто они объявили нам войну. По слухам, старый вождь отправился к праотцам, а его преемник оказался воинственным парнем.

– А, пустое бахвальство, – отмахнулся Лордан, не сводя глаз со стыка, который он клеил. – Когда к власти приходит новый вождь, всегда начинается какая-то возня. Ему же нужно продемонстрировать свою силу. Это ничего не значит.

– Похоже, ты знаешь о них все, – чихнув, сказала девушка. – Откуда?

– Рассказывали, – уклончиво ответил Бардас. – Солдатские байки и прочие истории. В кабаках встречается много старых солдат. Спасибо, теперь можешь убрать палец. Передай мне веревку, пожалуйста.

– И все же слухи меня тревожат, – сказала Эйтли после короткой паузы. – Что, если они действительно решили напасть на нас? У нас нет армии…

Лордан недовольно поморщился.

– Если бы у нас была армия, – проворчал он, – тогда бы им было с кем воевать. Это единственный способ потерпеть поражение. Единственное, что они могут сделать, это перейти на ту сторону реки и смотреть, как корабли с пшеницей входят в залив. Также они наверняка заметят большие каменные штуки – мы их называем стенами…

– Ладно, не ерничай. Мы привыкли думать, будто стены несокрушимы, но я ничего не знаю об осаде и прочих тонкостях. А что, если мы ошибаемся?

– Хорошей подсказкой послужит тот факт, что город ни разу не пал от нападений с суши, – ответил Лордан, терпеливо обматывая бечевку вокруг рукояти. – Чтобы взять город, нужно как минимум иметь хорошую технику: осадные машины, тараны, стенобитные орудия. Кочевники не умеют их строить. Нет, – добавил он, – они смогут проникнуть в город, если кто-то откроет им ворота, а вероятность этого ничтожно мала.

– Ты, конечно, прав, – сказала Эйтли, вытирая руки о кусок ветоши, свисающей со спинки стула, – иначе император как-то отреагировал бы.

– Естественно, он для этого и существует. – Бардас затянул неприметный узелок и перекусил бечевку. – Если тебе нравятся кошмары об иноземных завоевателях, лучше опасайся островитян.

– Я думала, они наши союзники, – возразила девушка.

– В настоящее время – да. Они ведут с нами торговые дела, но не отрицают, что предпочли бы получить то же самое бесплатно. Более того, это единственная нация, располагающая мощным боеспособным флотом. Хотя ему тоже не попасть в залив из-за орудий на стенах. Честно говоря, я не могу представить, чтобы кто-нибудь в здравом уме решился атаковать город. На свете существует множество других, более доступных мишеней. Все, готово. Повезло, лишь второй, который приходится ремонтировать. Неплохо, если хочешь знать мое мнение.

Лордан зажег свечу и задул лампу. По причине позднего времени Классы были пустынны, выручало, что фехтовальщик заранее договорился со смотрителем, что тот оставит ему ключ от боковой двери.

– Пойдем поедим, – обратился он к Эйтли, я зверски проголодался.

Бардас поворачивал ключ в скважине, когда кто-то окликнул его. Он обернулся и увидел перед собой как-там-ее, свою загадочную ученицу.

– Что вы делаете здесь в такое время?

– Вы велели мне отработать стойку с мечом, – ответила девушка, словно учитель оскорбил ее своим вопросом.

Она выглядела усталой, ее челка взмокла и сосульками падала на вспотевший лоб.

– Если у вас найдется свободная минутка, вы могли бы посмотреть, как я делаю?

– Думаю, да, – озадаченно пробормотал Лордан, пытаясь совладать с удивлением.

– Я заплачу, сколько нужно.

Она посмотрела на наставника, затем перевела взгляд на Эйтли.

– Квотер за каждый час индивидуальных занятий сверх ежемесячной платы, – твердо сказала помощница, – я включу эту сумму в ваш счет.

Эйтли бросила взгляд на Лордана, в котором читалось:

«Осторожнее, тебя хотят надуть». Вместо ответа он отрицательно качнул головой. Лордан был уверен, что Эйтли ошибается, хотя, вне всякого сомнения, девушка вела себя странно. Вокруг нее витал ореол загадочности, завеса, подобная той, за которой скрывается император во время аудиенций чтобы никто не мог лицезреть его персону. Или что-то в этом роде. В общем, странная девушка.

– Ты подождешь меня? – нервно спросил Лордан.

– Нет, я домой, – покачала головой Эйтли, – мне же никто не платит за сверхурочное время.

– Хорошо, – сказал фехтовальщик, закрыв за помощницей дверь, – идем в демонстрационный зал, там светлее. – Он махнул рукой в сторону высокой арки. – Захватите факел, чтобы зажечь свечи.

Ступив на огромную пустынную арену, экс-адвокат вдруг почувствовал себя очень неуютно. Демонстрационный зал представлял собой точную копию зала суда, что бы студенты имели возможность привыкнуть к множеству скамей для зрителей и специфической акустике. Правда, строители допустили ошибку – нигде мечи не издавали такого резкого и громкого звука, как здесь, но этого недостаточно, чтобы вывести из равновесия бывалого фехтовальщика.

– Побольше света, – крикнул он в темноту, довольный, что его голос звучит громко и уверенно, – мы не платим за воск.

Девушка не ответила, и Лордан ощутил себя глупцом.

«Зачем я согласился на эту авантюру? Может, Эйтли права, меня намеренно завлекли сюда, чтобы испортить репутацию?»

Он попытался припомнить черты лица своей ученицы. Бардас никогда не задумывался, красива ли она. Объективно говоря, красива, непривычной красотой, но все же… нет, он не должен об этом думать. Не тот случай.

– Отлично, – заявил Лордан, ставя последнюю свечу в канделябр – Возьмите меч из красного чехла. Осторожнее, это мой Спебреф.

Девушка кивнула и потянула за конец бечевки. «Она грызет ногти, а я и не замечал». В руке ученицы клинок выглядел до странности чужим, словно его верность могла ставиться под сомнение. Девушка отбросила чехол и встала в позицию, выбросив в сторону руку с мечом.

– Практически правильно, – попытался подбодрить ее Лордан. – Левое плечо немного назад, правую ногу на одну линию с мечом. Отлично, теперь стойте.

Наставник начал негромко считать, одновременно развязывая второй чехол. По непонятным причинам пальцы вдруг перестали слушаться, и в довершение ко всему он сломал ноготь.

– Вы усложняете себе задачу, – бросил Бардас, вынимая боевой меч и принимая позицию. – Не нужно сжимать рукоять, пусть она свободно лежит в ладони. Смотрите на меня.

Бардас встал напротив ученицы и медленно поднял меч, так что два клинка слились в одну линию.

– Видите, я отпускаю пальцы и держу его только основанием большого пальца. В этом и есть секрет упражнения, упругий захват надежнее, чем деревянная хватка. Вот, так уже лучше. Продолжайте, у вас хорошо получается.

Девушка, казалось, совершенно не слушала, точнее, не обращала внимания на его объяснения и подбадривания. Лордан снова поймал себя на мысли, что она не хочет учиться, она должна учиться в силу досадной, но неизбежной необходимости.

«Впрочем, ее мотивация меня совершенно не касается, чему я несказанно рад».

– Перерыв, – объявил инструктор по окончании минуты.

Девушка нахмурилась, словно собираясь возразить, за тем опустила меч.

– Сейчас попробуем сделать еще раз, но уже две минуты. Постарайся держать меч так, как я показывал, хорошо?

Ученица кивнула. Это краткое движение выглядело как жест, призванный свести к минимуму общение между ними. Такими кивками обмениваются адвокаты, когда судья прочитал обвинение и им больше нечего сказать друг другу, кроме как: «Теперь давай попытаемся убить друг друга».

Лордан невольно вздрогнул.

– Начали.

Они подняли клинки одновременно, и фехтовальщик обнаружил, что девушка смотрит ему в глаза из-за стальной стены. Лордана пронзило неприятное чувство, будто он вновь находится в зале суда. Но в суде в глазах противника читается скрытый страх, этот же страх он видит и в твоих глазах. Человечность – единственное чувство, которое объединяет их в начале и в самом конце поединка. В глазах девушки страха не было, в них вообще ничего не было.

«Больше никогда, – пообещал себе Лордан, – ни за какие деньги».

Фехтовальщик продолжал считать: минута сорок пять, минута пятьдесят… Она не двигалась. Впечатляющее зрелище, особенно для того, кто постоянно сбивался при выполнении этого упражнения в классе. Лордан начал нервничать: возможно девчонка специально сбивалась на занятиях, чтобы вынудить его остаться после, – но для чего ей это нужно? Бардасу казалось, что им манипулируют. К тому же он не мог отделаться от ужасного ощущения, что за ними наблюдают.

«Брось, Бардас, тебе скоро начнут мерещиться розовые лягушки. Заканчивай и иди домой».

– Минута пятьдесят восемь – девушка тихонько всхлипнула, признавая свое поражение. Лордан понимал ученицу: его плечо и рука разламывались от боли, но благодаря долгому опыту он мог продолжать. Кончик ее клинка задрожал сильнее.

«Достаточно, – решил фехтовальщик, и затем, внезапно, в голову пришла мысль: – Нужно показать ей следующую ступень – восстановление после стойки. Она заслужила это».

Бардас проверил позицию и внезапно совершил стремительный выпад в сторону девушки. Она поняла его и мгновенно парировала, после чего они обменялись серией коротких ударов. «Какие способности, я даже завидую ей», которая закончилась тем, что наставник выбил из ее рук меч едва заметным, внешне слабым поворотом запястья. Локоть пронзила резкая боль, так что у Лордана перехватило дыхание. Он согнулся пополам, держась за предплечье, и тихо выругался.

Девушка пришла в ярость от собственного провала и молчала.

– Если тебя это утешит, – выдохнул фехтовальщик, – ты была великолепна.

Он массировал предплечье, сожалея, что решил продемонстрировать свое мастерство, и, получив травму, чувствовал себя неловко. Впрочем, ее это, казалось, не беспокоило.

– Я проиграла, – зло ответила девушка. – Вы взяли надо мной верх.

От этих слов Лордана вновь охватило чувство отчетливого беспокойства.

– Мне казалось, что я считаюсь твоим наставником, – внешне удивленно произнес он.

– Хорошо – это еще недостаточно, – заявила девушка. – Ты можешь быть очень хорош, но умрешь, если соперник лучше.

Казалось, эти слова она адресует кому-то другому.

– Именно поэтому я рад, что вовремя ушел, – сказал он. – Больше всего на свете я не люблю перфекционистов.

Ученица бросила на наставника обиженный взгляд и сложила руки на груди, обхватив пальцами предплечья. Лордан уже видел раньше этот характерный для женщин жест, но плохо представлял, что он означает. Ситуация приводила его в смущение, Бардас понимал, что нужно что-то сказать, но не находил слов.

– Прости, я не хотел обидеть тебя, – сказал он. – Почему неудача тебя так задела? Ты делаешь неплохие успехи и намного обошла своих одноклассников.

Девушка слегка отстранилась, словно хотела не слышать его слов.

– Я хочу быть лучшей, – ответила она.

– Ты уже лучшая. У тебя талант к фехтованию, какой мало кто имеет. Внезапно Лордана осенило. – В семье были адвокаты?

– Дядя был фехтовальщиком. – Ученица теперь смотрела на него в упор, как прежде, только сейчас их не разделяли два ярда холодной стали. – Возможно, вы слышали о нем, его звали Теофил Хедин.

Лордав нахмурился, имя не вызвало никаких ассоциаций.

– Я не запоминаю имен, – ответил он, – лиц не могу забыть, но имена… Просто влетают в одно ухо, а в другое вылетают – он угрюмо усмехнулся. – Кроме того, в нашей профессии зачастую встречаешь человека лишь однажды, поэтому нет особого смысла запоминать его имя.

– Понимаю, – кивнула девушка.

Она подняла клинок и, держа его за лезвие у самой рукояти, произнесла:

– Мы могли бы повторить еще раз?

Ох нет, только не это, ну почему?..

– Да, конечно, – энергично ответил наставник. – Только, боюсь, я не составлю тебе компанию. Вывих запястья обойдется мне в кругленькую сумму.

Ученица кивнула и взяла меч за рукоять.

– В этот раз я попробую продержаться четыре минуты.

Лордан вздрогнул.

– Хорошо, – сказал он, – начинай.

Она подняла меч. Клинок находился точно на уровне впадины между ключиц совершенная стойка Ортодоксальной защиты. Лордан отвернулся, про себя считая секунды и запаковывая второй клинок. Закончив, он обернулся и обнаружил, что девушка даже не шевельнулась. Впечатляет, даже если она ненормальная.

Когда занимаешься самостоятельно, начинай с одной минуты и постепенно старайся увеличивать время. Не пытайся сделать сразу три или четыре минуты – это принесет больше вреда, чем пользы.

Ученица не сводила с наставника глаз, точнее, она не сводила глаз с треугольника у основания шеи, маленькой впадины между ключиц. Казалось, будто она занималась этим всю жизнь. Неожиданно Лордану пришла в голову мысль, что если девушка сейчас слегка согнет колено и перенесет вес на правую ногу, то проткнет его прежде, чем он сможет пошевелиться.

Лордан почувствовал, что ладони стали липкими от нота, и попытался подавить острое желание сделать пару шагов назад.

– Три минуты, – объявил он.

И снова это ужасное ощущение, что тебя рассматривают, как интересный экспонат, что ты являешься подопытным в каком-то научном эксперименте. Сейчас что-то произойдет, Лордан чувствовал это каждым нервом.

Девушка сохраняла неподвижность, как статуя, словно некий бог заморозил ее в тот момент, когда она готовилась сделать выпад. Желание отойти перестало поддаваться контролю.

«Инстинкт, – успокаивал себя Бардас, – десять лет, проведенных в судах, приучили мгновенно уклоняться, если кто-то направляет на меня меч».

С каждой секундой происходящее угнетало его все больше. К потным рукам добавилась еще одна неприятность – начинала зверски болеть голова. Три двадцать пять, а клинок даже не колыхнулся.

«Что показывает, какой я прекрасный учитель».

Три пятьдесят пять. Лордан с ужасом ощутил, что у него начались галлюцинации. Он знал, что девушка не двигалась, но словно видел настоящее и будущее одновременно: острие клинка, застывшее в воздухе и плавно движущееся к его горлу.

«Если она сделает выпад, мне останется винить только себя».

Три минуты пятьдесят девять секунд…

Позади раздалось легкое покашливание. Лордан резко обернулся в тот самый момент, когда девушка согнула правое колено и опустила клинок вниз. В арке стоял мужчина и удивленно смотрел на них.

– Мастер Лордан?

Проклятие, это был Летас Моден, один из смотрителей, в его глазах читался упрек.

– Я заметил свет…

Бардас слегка поклонился.

– Я проводил с ученицей дополнительное занятие, – будничным голосом произнес Лордан. – Очень талантливая девушка. Позвольте представить, моя студентка…

«Проклятие, почему я никогда не помню имен?»

Девушка что-то буркнула под нос, но мастера Модена, это, похоже, не интересовало.

– Настоятельно прошу вас, мастер Лордан, предупреждать меня всегда, когда вы соберетесь давать своим студентам дополнительные уроки, – сказал он раздраженно. – Строго говоря, за это взимается дополнительная плата: за свечи, аренду площадей и прочее. Сейчас я прощаю вас, но если вы предполагаете практиковать ваши занятия регулярно…

Брови фехтовальщика трагически изломились. Головная боль достигла апогея, и он меньше всего на свете хотел, чтобы член совета смотрителей отчитывал его в присутствии ученицы.

«Какого лешего старый дурак шляется здесь в такое время суток? Ему что, не сидится дома?»

– Примите мои извинения, мастер Моден, уверяю вас, этого больше не повторится. Я непременно буду заранее предупреждать вас в будущем. Если вы соблаговолите уведомить моего помощника, сколько я должен за свечи…

Мастер Моден нетерпеливо махнул рукой.

– Вы еще долго? Кстати сказать, правила предписывают, чтобы в здании обязательно находился представитель смотрителей, когда используется снаряжение или площадки. Это, конечно, формальность, но мало ли что может произойти. – Он подозрительно оглядел девушку, словно заметил что-то странное, но не понял, что именно. – Возьмите хотя бы тот печальный инцидент на прошлой неделе. А ведь мы обязаны отчитываться перед властями за все, что происходит на территории Классов, особенно если здесь льется кровь.

Лордан ощутил холодок у основания шеи и невольно вздрогнул.

– Еще раз мои извинения, мастер Моден, – сухо произнес фехтовальщик. – На сегодня мы уже закончили, не беспокойтесь. Я сожалею о причиненных неудобствах.

Смотритель издал шмыгающий звук, по всей видимости, выражающий неодобрение.

– Я рад, мастер Лордан. Сударыня, – неохотно добавил он, – спокойной ночи.

Как только за ними захлопнулась дверь, Лордан почувствовал себя значительно лучше. Кровь в голове все еще стучала словно молот, но в целом боль начала стихать.

«Интересно, что все это значило? Во всяком случае, теория Эйтли не оправдалась».

Он вытащил ключ из замочной скважины, сунул его в карман и взвалил на плечи учебное снаряжение. Ночь была холодной, собирался дождь.