Текст книги "Корона из шипов"

– Мы знаем правила, рядовой Пейн, – Акар Анатчиш прервал его. – Нет необходимости пересказывать их. Чтобы занять это место, вам нужно было прочитать их несколько раз, это всем понятно. Не рискуйте ошибиться.

Регент умолк.

– Да, господин, – сказал он. – Будьте добры передать мне конверты, и я больше не украду ни минуты вашего времени.

– Нет, нет, – сказал беззаботно Петр, который первым протянул конверт и плавно помахивал им из стороны в сторону, пока камни на его перстнях переливались, ловя свет под нужным углом. – Воровство – это неправильно. – Он указал на него острейшим углом своего конверта.

– И время дороже золота, – вступил в перепалку Берн с не меньшим озорством, чем его компаньон, вытаскивая свой конверт из потайного кармана епитрахили[1]1
  Епитрахиль – принадлежность богослужебного облачения священника и епископа – длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь.


[Закрыть].

Если бы Тиберий Тахира явился на встречу в одном из своих тисненых халатов, он мог бы величественно достать его из рукава. Однако, как и большинство, он извлек его из кармана, без особых изысков. Его тело действовало по наитию, разум же был где-то в другом месте.

Назначенный описал крюк, обойдя сзади секиров и секейру, чтобы забрать запечатанные конверты из их рук. Когда настала очередь Пемондарка, тот не выпустил его. Рядовой оказался на перепутье. Должен ли он вырвать его из пальцев секира или пойти дальше? Он убрал руку.

Секир засмеялся ему в лицо.

– Давай, забирай. – Он снова протянул конверт. Но когда Дагмар потянулся за ним, П. отвел кисть.

К. и С. ухмыльнулись. Дженевра закатила глаза, скрестив руки.

– У некоторых из нас есть дела в наших владениях, – секир А. буравил его хмурым взглядом.

– Нервничаешь, Акар? – подначивал его Пемондарк. – Волнуешься, что не успеешь домой, чтобы научить наследника достойно принимать поражение.

– Ты еще не выиграл, – процедил он сквозь зубы.

Конверт выпал из его руки, и оказался прочно зажат пальцами регента в суматохе соперничества, грозившей захватить весь стол. Насмешка изменила их лица.

– Пока что, – ответил Петр, его глаза превратились в два острых лезвия.

Сават положил руку на плечо Пемондарка.

– Ясно, что эта новая веха все изменит, – возвестил С. – Но, господа, мы сильнее всех. Давайте не позволим подобным мелочам одолеть нас. Настоящие герои этого дня не мы…

– Это конверты, – Бельтесорн прервал его. – Все остальное сейчас не имеет значения.

На этот раз все согласились. Они забыли о мелких ссорах, которые приносили мало пользы, и наблюдали за регентом. Перемешанные конверты были в его руках. Голодные глаза следили за ним. Безымянный чувствовал, как они зависят от него. Он не решился более испытывать их терпение, быстро перетасовал конверты и начал открывать наугад. Их глаза не пропускали ни единого движения его пальцев. Назначенный положил их на стол стопкой, печатями вверх. Восковые узоры инициалов на каждом конверте, все разные, все уникальные, неповторимые.

Когда кончики его пальцев коснулись первого, лица зрителей застыли. Секиры и секейра облачились в лучшие из своих масок, делая вид, что любая излишняя реакция им нипочем и их умы по-детски обнажены перед остальными. Уверенность в точности собственного выбора, кого бы ни выбрали при этом их соперники, защищала их от непредвиденной насмешки.

Конверт С. был разорван, и его тайна открылась. Назначенный прочитал вслух имя. Сет Станкевичус. Сават кивнул от лица своего наследника.

Легкая улыбка порхнула на губах Кента. Удовлетворение пробежало волной по всему его телу. Первый, кто войдет, – последний, кто умрет. Великий победитель. Он уже слышал гром аплодисментов в честь его победы.

«Мовок Моркевир» – имя из следующего конверта некоторых удивило. Но поскольку его наследник не был достаточно взрослым для участия в Арене, а дочь заболела, у секира М. не было другого выбора, кроме как выдвинуться самому, чтобы сохранить честь Имени. Это легко можно было просчитать, но немногие потрудились даже чуть подумать. Секира К. это не касалось.

Конверт Тахиры не оправдал особых надежд. Как можно было предположить, он был пуст.

Петр Пемондарк устроился поудобнее на своем месте, вытянув длинную шею, когда регент представил всем его имя. Паден Пемондарк. Предсказуемо. Сават и Петр слегка кивнули друг другу в знак согласия.

Едва различимый даже ближайшим соседям вздох издал Тиберий, когда услышал имя рода Бельтесорна: Блуинс, претендентка на руку его сына. Он вспомнил свой совет и реакцию на него. Он посмотрел на Бельтесорна краем глаза, но даже не вздрогнул. Если дочь и рассказала ему, он бы не подал и вида.

Дагмар снова протянул руку.

– Род Кевалайн, – произнес он. Затвердевший воск треснул под его ногтем. Он аккуратно извлек карточку. На ней были вычерчены темные линии, – также принимает вызов.

Это не было неожиданностью. Кевалайны, наряду с Бельтесорнами, – самая многочисленная семья, с одиннадцатью побочными линиями, – они никогда не избегали зова Арены.

– Чтобы защитить линию преемственности завоевателя Галия Кевалайна, вызывается… – назначенный умолк, чтобы эхо его слов не затмило имя борца, которое он произнес, подобно другим, громко и ясно, – Келани Кевалайн.

Секир Кевалайн, не задумываясь, ухмыльнулся. Выражение лица Савата Станкевичуса и озадаченный взгляд Петра Пемондарка дали ему понять, что что-то пошло не так. Из гортани Джетенопикс вырвался непрошеный смешок.

– Келани? – процедил С.

Глаза Кента округлились.

– Что? – пробормотал он.

Келани – нет.

Коринтия – должна была гласить заветная карточка. Ее имя должен был озвучить регент, оно должно было эхом разойтись по залу.

Глаза Кента перебегали от одного секира к другому. Злорадство читалось на лицах Морквевира и Джетенопикс. Анатчиш являл собой глыбу безразличия, он, кажется, не осознавал причины всеобщего замешательства. Бельтесорн нахмурился, как будто видел, как мысли бурлят в голове К. Тиберий еле слышно пробормотал что-то.

Кевалайн поднялся и выхватил карточку из рук назначенного. Он прочитал ее. Да, она гласила «Келани».

К-Е-Л-А-Н-И.

Келани… Как это возможно? Он вписал Корин-тию, а не Келани. Он ошибся в написании? Думал о Келани, когда хотел написать «Коринтия»?

Он обвел линии пальцами. Нет. Им почти удалось обмануть его, но эти буквы, какими бы точными они ни были в своей имитации его почерка, не принадлежали его руке.

– Размышляешь, секир Кевалайн? – голос Дженевры был веселым. – Будет ли это первая Арена, которую ваш род не почтит присутствием?

Кент сжал челюсти.

Имя в конверте не могло быть изменено, особенно после того, как первый оказался вскрыт. Это было против правил. Можно было снять кандидатуру, но это унижение было равноценно поражению без боя.

В любом случае он знал, что это не тот момент, когда ему необходимо победить. Пусть даже с Келани на Арене, у которой Сет с легкостью выиграет, если не возьмет под свое крыло. Дело было в том, что Сават, в случае чего, не согласится обвенчать своего наследника с Кристин.

Семена вражды уже прорастали. Отречение было, возможно, единственным выходом, но это обеспечило бы на многие поколения презрение со стороны других, такое же или очень похожее на то, что испытывали к Джетенопикс. Он не мог этого позволить.

К. решил идти до конца – притвориться, будто это было его решение. Он не позволит другим узнать, что пал жертвой обмана, и сейчас же примет надлежащие меры, ни перед кем не склоняя голову, так как его род был рожден не для этого.

Взмахнув рукой, держа карточку между указательным и средним пальцами, он помахал ею перед носом назначенного. Тот взял ее с некоторым нежеланием. Лицо К. превратилось в камень.

– Совсем нет, – сказал он. – Когда у вас много хороших карт в колоде, – он посмотрел в лицо Джетенопикс, – вы можете легко забыть, какую выбрали. Чувство, секейра Джетенопикс, которое ваш род вряд ли когда-нибудь сможет испытать. У тех из нас, у кого есть возможность победить, не один туз в рукаве.

Он сел на стул.

Кевалайн не отвернулся от пронзительного взгляда С. Они вытянули шеи, словно пытаясь превзойти друг друга. Если Сет победит, во всем Китовом мысу не останется места, чтобы скрыть его позор. Он мог только молиться богам, чтобы победителем оказался Паден.

Воздух пронзило напряжение между двумя достопочтенными родами, никто не осмеливался пошевелить даже мускулом, а ведь еще было два других имени, которые только предстояло объявить. Дженевра Джетенопикс с ледяным спокойствием выслушала свое имя. Имя кандидата от А., Аворика Анатчиша, затерялось в шуме, который поднялся, когда некоторые секиры вскочили. Им не терпелось покинуть Корни, чтобы не видеть остальных.

Иерархия Имен угрожающе колебалась, может быть, и заманчиво для тех, кто жался к ее подножиям, но не так соблазнительно для толпившихся на верхушке. И все из-за К., которые возмутительно нарушили все ожидания и договоренности, дробя на мелкие куски самые сильные союзы на своем пути, как бушующий ураган.

9
Недовольство К

Кевалайнов почти выволокли из их комнат. Солдаты, с разрешения секира, осмелились взять их под локти, дабы протащить по ночным коридорам в кабинет отца. Всех, кроме Кигана, который все еще лежал в постели без сознания.

Чтобы усмирить Коринтию, негодующую от дерзости собственных слуг, потребовалось три пары рук. Она не сдерживала себя в борьбе за свободу, пока ее не отпустили у самых дверей. Это не означало, что она отказывалась предстать перед отцом, но так обращаться с лересой нельзя. Ей не нужны были помощники, чтобы ходить пешком, для этого бог дал ей ноги.

Однако стража лишь повиновалась строгим приказам секира и, имея позволение вести себя грубо, не собиралась упускать такую возможность. Мотивы для такого поведения у всех были разные: гнев, желание, злоба, просто удовольствие на несколько мгновений оказаться сильнее хозяев…

Келани не брыкалась, однако и не скупилась на ругательства, которые выкрикивала в лицо стражнику, впившемуся ногтями в ее белую кожу. Она не могла вынести это двуличие и хамство и была уверена, что у солдат нет никаких причин для надругательств над ними в этот поздний час. Их отец никогда бы не позволил обращаться так со своим благословенным потомством. Он был единственным, кто имел право в силу своего положения вести себя с ними холодно, когда они по-настоящему заслуживали этого.

С другой стороны, ее младшая сестра была тише воды. Кирстин спокойно шла рядом с новобранцем, который невесомо обхватил ее руку своей. Лорен поступил так, не желая отставать от других, но он не подталкивал ее и никак не помыкал ею. По сути, он сам был вынужден торопиться, чтобы нагнать шаги Кирстин.

Курта, который, как обычно, кричал и пинался, принес на плече его кузен Седрик.

Лересы вошли в кабинет, намереваясь пожаловаться отцу на такое обращение, но при виде выражения его лица все их жалобы растворились как дым. Лишь несколько раз они видели его таким. Даже Курт внезапно успокоился. Отец позвал их не для того, чтобы играть в игры.

Они хранили молчание, вытянувшись перед ним. Бок о бок. Не имея ни малейшего представления о том, какая гроза обрушится на них.

Кент уперся кончиками пальцев в стол, подчеркивая свою неоспоримую власть над ними.

– Я спрошу только один раз, – предупредил он ледяным тоном. Его слова, казалось, обвили серпами их шеи, требуя немедленного ответа. – Кто это был?

Непонимание выразилось по-разному. Тем не менее у всех четверых были основания полагать, что именно они вызвали гнев отца. Все совершали поступки, которые он бы не одобрил и которые до этого момента казались им ничего не значащими.

Его взгляд задержался на каждом. Глаза, словно две иглы, готовые расковырять все в поисках истины. Курт вообще не мог вынести этого взгляда. Кирстин сглотнула, и серп вонзился глубже в ее кожу, но она не отвернулась. Келани приоткрыла рот и громко задышала, не в силах сопротивляться. Коринтия была более опытной и сохраняла спокойствие.

Кент оттолкнул свой стул, усеянный орнаментами, и обошел стол, держа руки за спиной и демонстрируя с каждым шагом и движением все больший гнев.

– Чем позже объявится провинившийся, тем страшнее будет наказание, – пригрозил он.

– Отец, не мог бы ты сказать нам, в чем заключается преступление, – отважилась уточнить Коринтия недрогнувшим голосом. Если Кигана не было рядом, лишь у нее хватало мужества сохранять самообладание. Сила ее тела укрепила в ней силу духа.

Взгляд отца молнией метнулся в ее сторону.

– Преступление? – внезапно повторил он, сплевывая слюну. – Это слово не воздает должное осквернению и бесчестью, жертвой которых я пал. Из-за вас, проклятые отродья, – он ткнул в них пальцем, – эта династия обречена на вечные страданья.

Кирстин и Келани одновременно опустили головы, предчувствуя бурю, хотя еще не понимали, из-за чего именно.

– Единственное, что я вижу, когда смотрю на вас, это позор, – презрительно продолжил он.

Секир схватился за голову, пока что-то искал на столе. Его пальцы вцепились в кусочек бумаги.

– Если к тому времени, когда Арена начнется, предатель не объявится, я не постесняюсь выломать кости ваших рук, чтобы вы никогда более в своей жизни не прикоснулись к перу, – он предполагал наказать всех.

Это была не шутка. Кент Кевалайн не шутил с такими вещами. Особенно когда это касалось его детей. Угроза была реальной. Они поняли это по искрам, летящим из его глаз. Раньше до такого еще не доходило.

Подбородок Кирстин задрожал. Она бессознательно попыталась спрятать руки за спиной. Но когда осознала, что отец следит за каждым ее движением, аккуратно опустила их, сжав кулаки.

– Нет… – прошипела Келани, будто слова выползали изо рта.

– Тебе не повезет разделить с ними эту участь, – крикнул отец.

На лице лересы застыло недоумение.

Коринтия сдержала всплеск отвращения. Красивая и милая Келани, папина радость, конечно, нет! Ее мягкие и тонкие руки были предназначены для того, чтобы удовлетворить все волнующие желания белокурого лерена.

– Тебя не будет здесь, когда это случится. – Глаза дочери распахнулись еще больше. – Ты будешь прятаться, – секир показал оборот карточки всем наследникам, – ради чести рода.

Келани увидела, как буквы сложились в ее имя. Она открыла рот, но, не издав ни звука, снова закрыла его. Лереса уставилась на Кирстин. Та покачала головой, пожимая плечами.

– Что это значит? – разрезал тишину голос Коринтии.

Кент всхлипнул в язвительном смешке.

– Тебе ли не знать.

Коринтия взглянула на сестру, прежде чем продолжить.

– Но… но… п-почему? – заикаясь, заговорила девушка. – У нее нет ни единого шанса выиграть, – воскликнула она с возмущением, показывая на сестру пальцем.

Кент окатил ее волной презрения.

– У тебя еще меньше, – заверил отец прямо, заставляя ее держать мнение при себе.

Коринтия прикусила язык, с яростью глядя на отца. Ее лицо напряглось. Зубы сжались. Ногти впились в ладони.

Было жарко и душно. Келани нервно потянулась к воротнику платья, чтобы отлепить его от вспотевшей кожи и дать ход воздуху. Она задыхалась.

– Победить? – повторила она.

Ее рука повисла в воздухе, словно хотела за что-то ухватиться. Сестра взяла ее ладонь в свою.

– Это, должно быть, шутка, – сказала Кирстин, понимая серьезность ситуации, принимая все, но не разделяя гнев отца. Она забыла, где она и с кем. В этот момент она думала лишь о сестре и о себе.

Кент вонзил в нее взгляд.

– Я похож на шутника, Кирстин? – едко спросил он. – Кевалайн не шутят. Особенно когда на кону Арена.

– Арена, – пробормотала Келани с потерянным взглядом.

– Келани не может участвовать в Арене, – сказала, защищаясь, Кирстин.

– Она отвечает всем требованиям, – четко выразился секир. – Нет правил, запрещающих ей участвовать.

– Но Келани…

– Ты думаешь, я недостаточно серьезен? – взревел К. Его голос будто хрустел от напряжения. Потревоженная выкриком, Келани смотрела на отца. – Что я рад тому, что самая красивая из моих дочерей с самым многообещающим будущим на Китовом мысу, женщина наисильнейшего секира, должна умереть так глупо? Ты думаешь, я настолько глуп, чтобы уничтожить все своими руками?

Никто не осмелился попытаться ответить на эти вопросы.

Кент Кевалайн ждал возражений, держа руку наготове, дабы заглушить их. Но дети молчали.

– Однако Сет… – Коринтия, которая, задумавшись, опустила голову и снова подняла ее, – будет представлять свой род, – она говорила медленно, все еще размышляя. – Не так ли?

Коринтия с отцом предполагали, какие Имена могли быть оглашены еще до вскрытия конвертов, продумывая тактику, как использовать слабости соперников.

Секир, поморщившись, выпрямился.

Прежде он нависал над своими детьми, словно на него давил груз собственных слов и негодования. Он взирал на них сверху вниз, подавлял своей яростью. Он предвидел вопрос, который практически витал в воздухе.

– Да, это так, – он подтвердил. – И мы воспользуемся этим. Создадим новую стратегию. Келани его запутает, залезет к нему в голову, поиграет с ним немного, и он падет. Эта Арена будет выиграна Пемондарком.

Его разум заглянул чуточку дальше. С Сетом вне игры Присцилла получит Кигана. Еще одна выгодная помолвка, и Кевалайны не заметят разницы.

Келани наблюдала за ним в смятении.

– Если они найдут друг друга, – высказала предположение старшая сестра.

– Сет найдет ее, – сказал он с уверенностью. Он взял дочь за подбородок и приблизил ее лицо к себе, изучая. – Келани великолепно справлялась в последнее время, – похвалил он ее успехи в соблазнении Сета.

– Сет, – вымолвила она, и глаза наполнились слезами. Она не могла так с ним поступить. Она не могла предать его. Она не могла смотреть, как он умирает от ее рук.

– Сет раскусит твой план, если уже не догадался о нем, – вмешалась Кирстин, забыв все приличия и говоря с секиром на ты. – Ты не можешь отпустить ее, – настаивала она, глядя на него не отрываясь, не проговаривая при сестре своих истинных мыслей о том, что Сет сразу распознает ее слабости и избавится от нее при первой возможности.

Кент безвольно опустил руку.

– Решение принято, – проронил он. – Ничего поделать нельзя. Мы просто должны рассчитывать на то, что у нас есть.

– Да, если оно есть, – упорствовала Кирстин, подходя к Келани и протягивая ей руку.

Сестра дрожала, чувствуя, как мир зашатался. Слабость ползла по ее ногам. Она воспринимала происходящее как будто через запотевшее стекло и смотрела на все отстраненно, словно этот разговор был не о ней. Стены изгибались в хохоте. Земля влекла ее к себе с чрезмерной силой.

– Если будет слишком поздно отступать, Келани зажжет бенг…

Шум от удара был оглушающим до такой степени, что он множился, соприкасаясь со стенами и отталкиваясь от них.

Коринтия отошла в сторону, когда Кирстин упала на землю от пощечины отца. Она стояла на коленях, неестественно вывернув шею. Келани, держась одной рукой за живот, другой уперлась в плечо Курта, чтобы не дать волнению окончательно сбить с ног и ее. Младший брат оттолкнул ее с омерзением на лице, как будто от его сестры шел тлетворный запах. Но к этому моменту Келани смогла сама удержать равновесие.

– Кевалайны никогда не сдаются, – изрек секир, равнодушно прикрывая глаза.

Кристин смотрела прямо перед собой. Щека, по которой ударил отец, налилась кровью. Она поднесла руку, чтобы охладить жар. Пальцы коснулись чего-то липкого. Кровь из ровного и тонкого пореза в уголке.

– Если бы Киган был здесь, он бы не потерпел этого, – бросила она со злостью.

На лице К. обозначилась пугающая улыбка. За два шага он настиг свою дочь. Кирстин попыталась отступить, но недостаточно быстро. Отец схватил ее за волосы. Их лица разделял лишь дюйм. Его дыхание обжигало ей кожу.

– Пока я жив, мое слово – закон, нравится тебе это или нет, – сказал он веско, упиваясь превосходством. – И пока Киган все еще прикован к постели, никто из вас не скажет ему ничего об Арене, даже если род Херальдумов мертв, – он выпустил ее из рук с нескрываемой ненавистью. – Это ясно?

Секир оглядел остальных детей и заставил их повторить то, что хотел услышать, – одним взглядом, режущим и опасным.

– Да, отец, – ответили Коринтия и Курт.

– Келани?

По ее щекам текли слезы. Из-за Кирстин. Сета. Кигана. Нет. Потому что она может вскоре умереть.

Она кивнула, почувствовав внезапную усталость. Она не была такой смелой, как сестра. Она не находила в себе ни крупинки силы. Она была рождена, чтобы угождать секиру. Сначала отцу, затем брату и, наконец, мужу. Она не могла вынести недовольства и разочарования на их лицах. В такие моменты совесть становилась ее злейшим врагом, и она шла у нее на поводу, потому что не могла не обращать на нее внимания, боясь обезуметь.

– Даже не думайте, что я забыл о главной причине, по которой привел вас сюда, – сказал он. – Я все еще требую назвать виновника и знаю, что один из вас изменил имя в конверте, возможно, потакая умыслам посторонних. Каждая секунда моего ожидания обернется страданиями для вас.

– Это была я, – внезапно призналась Келани. Ей нечего было терять, кроме тающих часов жизни. Она желала лишь прекратить потоки гнева и злости, источаемые отцом, которые сдавливали ее грудь. – Я не могла смириться с тем, что не увижу Сета снова.

После новости о смерти Херальдумов Келани тревожилась не столько потому, что в конверте было запечатано ее имя и она будет вынуждена сражаться, о чем она, очевидно, не знала, а из-за того, что угадала заранее выбор Станкевичусов. Она боялась, что больше никогда не увидит Сета, что их встреча в Тайне Флоры будет последней, что К. не успеет рассказать ему всего. Останется одна. Однако Келани не была настолько глупа, чтобы поменять имя Коринтии на свое. Если еще и была возможность побыть вместе с Сетом, то только при условии, что он победит и она выживет, попасть на саму Арену было чертовски сложно.

– Если бы не наш план, я бы наказал тебя за ложь. – Отец сплюнул. – Я хочу, чтобы ты уцелела, Келани. Не играй с моим терпением.

Келани взглянула на сестру, та отвернулась.

– Ни Киган, ни ты, – добавил он. – Но ты должна быть здесь, чтобы послушать.

Секир закончил это маленькое собрание. Он вызвал стражу, которая увела ее сестер и брата.

– Седрик и Лорен будут тренировать тебя, – обратился он к Келани, когда охранник, который до этого тащил ее сюда, снова зажал мертвой хваткой ее плечо.

– Вы же сказали, что…

– Я прекрасно знаю, что я сказал, Келани, – оборвал он ее. – Твоим оружием будет револьвер, а в ближнем бою воспользуешься ножом. Тебя обучат стрельбе и минимальной обороне. Возможно, ты не одолеешь самих противников, но это пригодится, если кто-то из местных жителей осмелится противостоять тебе. Я не прошу тебя совершать самоубийство. Кроме того, оружие и уверенность внушают страх. В конце концов, не важно, что ты не знаешь, как использовать их по-настоящему.

– Да, отец, – согласилась она.

– А что касается остальных, – он говорил о детях, но обращался к солдатам, сопровождавшим их, – они будут оставаться в своих комнатах до дальнейших распоряжений. Никто не должен переступать порог их покоев без моего согласия. Это понятно?

– Да, господин, – ответили они в унисон.