Текст книги "Саги Старой Пустыни"

… который Ксенна моментально выкинула наружу, после чего рывком дернула меня за угол коридорчика, ведущего от входной двери в главную залу и сама стала рядом.

– Самое главное – не высовывайся! – грозно зашептала в ухо мне она. – Запомни, отныне ты никуда не лезешь и твоя единственная задача – выжить. Я умирать из–за твой глупости не хочу.

Я молча кивнул, отлично понимая, какой обузой для нее теперь являюсь. Безжалостная убийца могла играючи расправляться с десятками врагов, но невидимые нити магии Красных соединяли сейчас наши сердца и наши жизни в одно целое.

– Вот и отлично. – Ксенна недобро усмехнулась и исчезла за поворотом к двери, в которую с криками «Оден!» уже вбегали самые ретивые адепты Ледяного Бога. Несколько ударов, звон разбиваемой вазы, длинный булькающий хрип – и Ксенна вновь появилась из–за угла, вытирая свои темные волнистые кинжалы о какую–то белую тряпку.

– Все, остальные не дураки и будут поджигать дом. – она кинула тряпку на пол и бросила взгляд на сгущающиеся за окном сумерки. – Нам нужны кони.

– Через два дома есть конюшня. Мы можем пробраться задними двориками, правда я не уверен, найдем ли мы там коней.

Нам невероятно повезло – когда мы добрались до сарайчика, где держал своих лошадей добряк Анвар, глава городской гильдии торговцев пряностями, мы нашли внутри двух красавцев коней, взнузданных и готовых к путешествию. Не повезло только самому Анвару – его труп со стрелой в спине лежал на пороге конюшни, озаряемый багровыми отблесками горящего дома. Ксенна постояла немного, задумчиво глядя на красное пятно, расплывающееся по спине торговца, а затем решительно вывела коней и привязала вожжи одного к луке седла другого.

– Нам нужно прорываться. Ворота наверняка охраняются и уже не имперской стражей. Воины не особо опасны, но вот лучники – совсем другое дело. Сделаем так. Ты будешь править конем и твое дело – не останавливаться. Я сяду сзади тебя и буду отбивать стрелы. И если Матери будет угодно – мы вырвемся из этого проклятого города.

Потрепав по холке нервно фыркающего и переступающего с ноги на ногу коня я запрыгнул в седло, подождал, пока руки Ксенны не обняли мои плечи – и бешенная скачка началась. Поначалу все шло отлично – иногда наперерез нам пытались выскочить из переулков группки в белых одеждах, но конь нес с такой скоростью, что им оставалось только кричать нам вслед невнятные проклятья. Несколько раз Ксенна дергалась и раздавался звон металла о металл – видимо стреляли с крыш. И вот уже почти на подъезде к городским воротам, когда я было начал надеяться, что серьезных препятствий мы не встретим, поворот вынес нас к перегородившей дорогу группе человек в двадцать. У этих, видимо, была военная подготовка и четкие инструкции – завидев нас, они тут же затушили факелы, которые до этого держали в руках, и в почти полной темноте в воздухе запели стрелы.

– Гони! – и под дикий вопль Ксенны я направил коня прямо на них, мысленно попрощавшись с этим миром и своей пусть недолгой, но такой бурной жизнью. Стыдно признаться, но я даже зажмурил глаза перед столкновением со строем. Раздался глухой удар, хруст, что–то полоснуло меня по ноге, а когда я открыл глаза, то понял, что мы проскочили и впереди виднеются распахнутые настежь ворота Аль–Хиры! Мы вихрем пронеслись сквозь них и еще полчаса мчались как безумные по пустой дороге, прежде чем решились отъехать немного в сторонку и разбить на ночь импровизированный лагерь.

Сильно никто не пострадал – у меня было несколько крупных порезов, видимо, полученных при лобовой конной атаке, да у Ксенны в бедре торчала небольшая стрела с белым оперением. Моя невозмутимая убийца покачала ее из стороны в сторону, пробурчала «Ну, слава Матери, не зазубренная», и деловито начала выковыривать ее кинжалом. Пока она возилась, я успел привязать коней и – хвала Аль–Лат, Манат и Уззе! – обнаружил притороченный к седлу второго скакуна сверток. Старина Анвар, видимо, собирался в дорогу, когда его настигла подлая стрела Верных, потому как внутри оказался нехитрый рацион путешественника – горсть фиников, кусок жилистого сушеного верблюжьего мяса, пара лепешек, кожаная фляга с водой и бутыль отличного вина. Выложив все это на небольшой плоский камень, я уселся с одной стороны, подождал, пока с другой присядет закончившая все хирургические процедуры Ксенна – и следующие минут пятнадцать мы молча и увлеченно жевали. Никто из нас с утра не стал даже завтракать перед судом, а все испытания безумного дня разожгли аппетит настолько, что, клянусь Ваалом, мне показалось, что ничего вкуснее я в жизни своей не ел. Наконец насытившись, я просто откинулся назад и уставился в темное безлунное небо, на котором ярчайшими драгоценностями горели, иногда подмигивая мне, звезды. Ночная тишина пустыни убаюкивала, и я почти погрузился в сон, несмотря на довольно прохладный ветерок, но внезапно вспомнил про вино, и решил, что сон подождет. Пожалуй, в моей жизни еще не было моментов, когда мне действительно настолько необходимо было выпить! Приподнявшись, я откупорил бутыль, отхлебнул глоток, чувствуя, как тепло благословенного винограда разливается по жилам, и передал бутылку девушке. Какое–то время мы молча передавали вино друг другу, а когда бутыль наполовину опустела, я решился заговорить.

– Что мы будем делать дальше? Я даже не представляю теперь, чего ждать от будущего… До сих пор не могу поверить, что Хан убит и Аль–Хира горит, хотя и видел это собственными глазами. Это все равно, как если бы перед тобой в одно мгновение рассыпался в пыль черный храм Мекки со всеми своими идолами, а Тигр с Евфратом обмелели бы за одну ночь…

– Пока что нам нужно затаиться. Через несколько дней раздобудем себе другую одежду и вернемся к столице, чтобы узнать, чем все кончилось. Хотя, если честно, Ахмар, я не верю, что Империя все еще существует. Верные явно хорошо подготовились, и не будь меня с судом, в ближайшее время они все равно бы взбунтовались. Слуги Льда определенно сделали выводы из прежних неудачных мятежей и вели себя в Аль–Хире очень спокойно, не привлекая внимания и не разглашая истинное число всех, уверовавших в Одена. Дождались, пока их зараза распространится. А я просто предоставила им такой удобный случай – одним ударом обезглавить Империю. Теперь Хан мертв, войско дезорганизовано, напуганные горожане под угрозой смерти присягнут Льду. А там уже просто вопрос времени, как быстро у них получится подмять под себя всю страну. В Мисре они управились очень резво.

– Если ты действительно так думаешь, то к чему нам тогда возвращаться к Аль–Хире? Самим идти в руки фанатиков?

– Вот что заставляет меня идти туда, Ахмар! – Ксенна резко ударила кулаком по своей груди. – Та проклятая штука, которую ты засунул в меня. Которая может убить меня в любое время. Я должна найти магов. Цитадель какое–то время продержится даже против этих безумных толп. Я проберусь туда и заставлю, упрошу, куплю, словом, любыми способами я сделаю так, чтоб Красные забрали свой проклятый артефакт обратно. А после этого… мой путь ты знаешь.

– Знаю… Пролить много крови во имя своей богини и умереть во имя бога безумцев.

– Именно. И я не собираюсь даже обсуждать это. Если ты хочешь мне помочь, лучше попробуй набрать валежника вон в тех кустах. Мне не нравится ощущение в моей ране, надо развести хоть какой–то костер и посмотреть.

Да, спорить с этой фурией было воистину бесполезно, поэтому я молча осушил бутыль и, слегка петляя, побрел к темнеющим неподалеку кустам. Насобирав охапку хвороста, я вернулся к Ксенне, которая за это время обустроила импровизированное кострище. Она деловито наломала ветки, сложила в пирамидку, достала откуда–то огниво – и вот уже веселый маленький язычок пламени заплясал в круге камней, заставив ночь за пределами нашего лагеря потемнеть еще больше. Ксенна присела к костру, осторожно вытянула вперед ногу и долго–долго всматривалась в свою рану, временами аккуратно пальцем ощупывая ее.

– Ну, что там? – я уже готовился отпустить шуточку о том, что такую прекрасную ножку не под силу испортить даже Верным, но ответ Ксенны выбил из головы все мысли о шутках, да и пожалуй, все мысли вообще.

– Моя смерть…

– Какая еще смерть? – Ахмар ошарашено смотрел на меня. – Ты хочешь сказать, что…

– Стрела была отравлена. Видишь, как напухли края? А вот от них уже тянутся маленькие фиолетовые нити. Это яд растекается по крови. Яд известный, я даже могу его сама изготовить. – я помолчала, затем медленно распустила один из поясных ремней и перетянула бедро повыше раны, так, чтобы не перекрыть совсем ток крови, но замедлить его, насколько это возможно. – Максимум через три дня я умру. Это уже никак не остановить.

– Нет, нет! Должен же быть способ! А маги? Маги могут помочь, мы доберемся до них и..

– Мы никуда не доберемся. К рассвету я уже вряд ли смогу стоять на ногах. Даже здоровой и отдохнувшей пробираться в Цитадель было бы трудной задачей, для которой понадобились бы все мои силы. А отправится сейчас в таком состоянии в город, набитый жаждущими крови Верными… Проще прямо тут вспороть себе горло кинжалом и не мучиться.

– Не может быть, чтобы нельзя было совсем ничего сделать! Я спасу тебя, я сам проберусь в Цитадель и добуду лекарство, я… – Ахмар сбивчиво бормотал это себе под нос, пытаясь обмануть уже даже не меня, а себя самого.

– Ты дальше ворот Аль–Хиры не пройдешь, не смеши меня. Послушай, я прошу тебя сейчас об одном – заткнись и оставь меня в покое. Заканчивается мой жизненный путь, и причем совсем не так, как мне бы хотелось. Я должна последний раз поговорить с Великой Матерью и приготовиться стать ее частью. Ты можешь остаться неподалеку, но прошу, не мешай мне ни словом, ни делом.

Ахмар молча кивнул и отошел. Я подкинула еще валежника в костер, подождала, пока он разгорится. Потом закрыла глаза и попыталась слиться со всем вокруг. Холодный ночной ветерок – это я. Каменистая, крошащаяся в пальцах земля – это я. Черный лик неба – это я. Вечный свет звезд – это я. Все – это я, я в Матери и Мать во мне. Еле слышно, почти что про себя, я зашептала:

«Ты, что родила меня, родила всех нас, и будешь всегда.

Ты, что ведешь меня, ведешь всех нас, и будешь всегда.

Ты, что примешь меня, примешь всех нас, и будешь всегда.

Твоя дочь возвращается к тебе, распахни ей лоно свое.

Позволь мне вернуться.»

И меня охватило целиком это знакомое чувство единения, теперь я уже не пыталась слиться со всем миром, я была им. Во все стороны простиралась я землей, уходила ввысь небом, и оттуда сверху смотрела на себя, жалкую фигурку, скорчившуюся у костра, окруженного со всех сторон тьмой. Глазами Матери смотрела я на себя, мыслями Матери думала о себе, и задала себе, а значит и Матери, вопрос. Я готова? Я исполнила все, что могла?

И тут поняла, почему все оказалось именно так. Почему выжила именно я, страж Пещеры Наследования, для чего встретила Ахмара, зачем магия красных соединила меня с ним, а смертельный яд сейчас растекается по моим жилам. Все нити жизни сплетались в единый узор и теперь я видела, как он будет продолжен.

Я открыла глаза и вновь стала собой, но теперь я знала, что делать.

– Ахмар!

– Да! – он быстро подбежал ко мне.

– Ты был прав, надежда еще есть. Великая Мать может меня спасти. Да, я знаю, ты не веришь в богов и сомневаешься даже в магах, но не перебивай меня, выслушай до конца. Если мы успеем добраться до того священного места, которое я охраняла и куда так желали попасть Красные – я буду спасена. Я знаю это так же твердо, как то, что солнце каждый день восходит, а зерно, брошенное в землю, плодоносит. Средство меня спасти есть и мы должны оказаться там до истечения трех дней. Просто поверь мне!

– То место… – Ахмар печально посмотрел на меня. – Ты говорила, оно находится возле Зафарры. Мы не успеем, даже если загоним коней насмерть.

– Должны успеть. Сейчас. – я вытащила из поясного мешочка небольшой черный брусочек, похожий по виду на застывшую смолу и аккуратно разделила его кинжалом на четыре части. – Это для нас и для лошадей.

– Что это?

– Часть той магии, что Мать даровала нам, своим детям. Пусть она не так эффектна, как магия Красных, но она не менее надежна. Тут особым образом приготовленные травы, грибы и минералы. Стоит лишь проглотить кусочек – и тебе не нужны будут сон, отдых и пища.

– Как долго это средство будет действовать? – Ахмар взял один кусочек с моей ладони, понюхал и слегка наморщился.

– Для коней – пока мы не загоним их насмерть. Для людей – пока не иссякнут все силы и сон не свалит тебя на месте. Так ты поможешь мне?

– Конечно! – Ахмар решительно закинул в рот кусочек и с видимым усилием проглотил, затем схватил с моей ладони еще два. – Пойду, накормлю лошадей твоим зельем, а ты пока собирайся.

Я быстро проглотила оставшийся кусочек, засунула кинжал обратно в заплечные ножны и поднялась, ожидая, пока магия Матери начнет действовать. В желудке ощутимо потеплело, защипало и утихло, по телу пробежала легкая судорога и наступившее состояние бодрого всесилия заставило меня издать резкий гортанный выкрик. Пора в путь!

Следующие два дня слились в один мелькающий калейдоскоп. День, ночь, день, ночь. Мы скакали напролом, не разбирая пути, придерживаясь только направления, которое сообщал мне внутренний компас. На второй день пришлось остановиться, чтобы подтянуть упряжь на лошадях – она почти соскальзывала с липких, покрытых пеной отощалых созданий, в которых никто бы уже не смог признать тех красавцев, что мы выводили из аль–хирской конюшни. Пока Ахмар возился с ремешками, я опустила взгляд на свою ногу – и тут же поспешно его отвела. Времени у меня оставалось немного. Нога распухла, фиолетовые нити оплетали ее полностью, вокруг раны свисали лохмотья отслаивающейся угольно–черной кожи, сама же рана увеличилась в размерах и походила на колодец с желто–бурыми стенками, на дне которого белела виднеющаяся кость. Боли я не чувствовала, но владеть ногой уже не могла, так что Ахмару пришлось усаживать меня в седло. Он тоже старался не смотреть на мою ногу и по его взгляду было понятно, что он уже не верит в мое спасение, а просто выполняет последнюю волю умирающей. Пусть думает, что хочет! Я должна дойти.

– Я должна дойти. – эти же слова я произнесла на исходе второго дня, когда мы стояли над телами павших коней. – Тут уже недалеко.

Ахмар молча положил мою руку себе на плечо, схватил меня за талию и мы поковыляли по барханам. А через два часа действие снадобья начало заканчиваться – вместе с нашими силами. Появилась боль в ноге, выкручивающая при каждом шаге все внутри, в висках застучало и красноватая пелена начал потихоньку закрывать все вокруг. Рядом хрипло дышал, обнимая меня, Ахмар, его руки дрожали от перенапряжения всех жизненных сил. Но я должна дойти. И мы шли. Еще один бархан. И еще один. Оно уже где–то тут. Сейчас. Сейчас красная пелена окончательно закроет все и я смогу упасть и отдохнуть. Мать примет меня… Нет! Мать не примет тебя, пока ты не исполнишь все, что должна! Должна дойти. Вот он! Каменный утес, спрятавшийся меж песчаных холмов так, что издалека, несмотря на приличный размер, его не разглядеть. Ахмар, еще немного, держись, ты мне нужен! Дошли!

Я судорожно ощупывала руками камень скалы, пока не нашла место, где руки начинали уходить вглубь, как в податливое мягкое тесто. Я собрала все силы и заставила пелену перед глазами отступить и рассеяться.

– Вот вход. Задержи дыхание и иди за мной. Там я объясню тебе, что делать.

Ахмар попытался что–то сказать, но сил у него уже не было и он просто молча кивнул мне в ответ. Я взяла его за руку и нырнула вперед.

Помоги мне, Великая Мать!

Часть вторая: время льда.

Солнце поднялось уже высоко, и маленькая ящерка, почти сливающаяся цветом с песком, блаженно замерла на вершине бархана, наслаждаясь теплыми лучами. Ящерка не видела, как из толщи скалы, непонятным образом оказавшейся когда–то на дне ложбины между песчаными дюнами, вылез человек весьма изможденного вида, и только когда он, пошатываясь, подошел почти вплотную, резко встрепенулась и побежала прочь, оставляя за собой на песке цепочку быстро исчезающих следов. Человек постоял немного на вершине, в свою очередь наслаждаясь согревающим теплом, огляделся по сторонам, и, очевидно, определившись, медленно побрел вдаль. Возможно, он знал как проходят караванные пути, а возможно ему просто повезло, но через несколько часов он подошел к небольшому оазису, где как раз разбивал лагерь небольшой отряд путешественников. Они заметили его издалека и внимательно следили за его неспешным приближением, прикрывая глаза ладонью от нестерпимо палящего уже полуденного солнца, но мечи доставать не стали – слишком уж бродяга был истощен и по виду не представлял никакой опасности, даже несмотря на пару кинжалов с волнистыми воронеными лезвиями, заткнутые за его пояс. Когда путник подошел поближе, один из путешественников, одетый богаче прочих, выступил вперед и заговорил с ним.

– Кто ты? Что с тобой случилось? – голос сразу выдавал в нем человека властного, привыкшего отдавать команды и ожидать от окружающих подчинения.

– Я путешествовал через пустыню и моя лошадь пала. Уже несколько дней я скитаюсь. Я бы хотел, добрые путники, добраться вместе с вами до ближайшего города, и поверьте, я могу отблагодарить вас за помощь. – он стянул один из золотых перстней, украшавших его пальцы, и протянул его говорившему.

– О, сразу видно благородного человека, не привыкшего просить одолжения. Одень свое кольцо назад, уважаемый, и, по законам гостеприимства, раздели со мной трапезу. Мне не составит труда довезти тебя до Зафарры, куда мы и направляемся, и единственная плата, какую я приму, это рассказы о твоих приключениях и путешествиях – мне почему–то кажется, что у тебя в жизни их было немало. Но сначала тебе надо поесть, ты уже так отощал, что почти не отбрасываешь тени.

Добродушно усмехнувшись в густую черную бороду, путешественник чуть ли не насильно усадил бродягу под уже установленный в оазисе навес и жестом велел остальным продолжать. Скоро под навесом уже была расстелена скатерть, на ней появились блюда с едой и кувшин с чистой родниковой водой, набранной из журчавшего неподалеку источника, а главе отряда и его гостю поднесены были украшенные затейливой резьбой мисочки для омовения рук. Пока странник ел, его радушный хозяин почти не притрагивался к пище, а больше одобрительно кивал, замечая как его гость подчищает тарелки.

– Вот, так–то лучше. Теперь по крайней мере пустынный ветер не унесет тебя прочь, подобно сухой траве. Ну так рассказывай, как ты лишился коня и как смог не затеряться и найти нас.

– Добрый человек, я с удовольствием буду рассказывать тебе истории всю оставшуюся дорогу, но сначала прошу тебя о последнем одолжении. Я долгое время жил затворником вдали от мира и не знаю новостей, но до меня доходили плохие слухи. Не удивляйся моему вопросу, который может показаться тебе безумным, но все ли в порядке со столицей и Империей?

– Ты из–за этого пустился в путь? – бородач усмехнулся. – Боюсь, уважаемый, что тебя ввели в заблуждение. Столица на своем месте и Империя по прежнему сильна и нагоняет страх на врагов – разве может быть иначе?

– Ох, слава богам! А то я уже начал бе…

– Богам?! – яростно вскричал его собеседник, внезапно перебивая его. – Богам?!!

И вскочив со своего места, схватил подвернувшийся ему под руку кувшин и со всего размаху опустил его на голову гостя…

Демон для правителя.

А еще свидетельствую о том, что вышел тогда Абд–Оден на площадь и в последний раз призвал хана принять Одена в сердце свое, демонов же наказать, хан же, Локи наущаемый, подпал под скверну и велел солдатам своим убивать Верных. Но увидел Оден, какое зло должно свершиться, и пришел на помощь детям своим – ледяной вихрь прошел по городу и упали замертво и хан, и воины его, и джинны, что ему служили, и ни один Верный в тот день не пострадал. Тогда демоны, чьи имена Ахмар и Ксенна, убоялись и бежали в пустыню, где и пребывают ныне, но вернутся, когда приблизятся последние дни этого мира, город же стал проклят.

В тот день все шло как обычно. После того, как я натаскал воды из колодца, насыпал корма скотине и подмел двор, оставалось еще немного свободного времени до обеда и я вышел поиграть с друзьями. Мы затеяли вышибалу – это когда нужно метко попасть специальным круглым камешком по стопке камней плоских, да так, чтобы она вся рассыпалась. Мне, как обычно, везло, и развалив уже три кучки я собирался было расправиться с четвертой, как послышался крик муршида Адиля, созывающего всех на полуденную молитву.

– Сила Локи растет, Верные, и жар пламени его накрывает землю! Соберемся же вместе и молитвой отцу нашему Одену поставим заслон скверне, пламя порождающей! – разносился над всей деревней его громкий чистый голос и когда мы добежали до молельни, почти все уже собрались. Адиль важно покивал головой, встал у нашего маленького алтаря – обычной пирамидки из белых камней, увенчанной заключенным в позолоченную оправу крупным кристаллом соли, и уже собирался прочитать вслух подходящую главу из Великих Саг, как вдруг понял, что забыл книгу дома. Он окинул собравшихся взглядом и остановился на мне.

– Халим, мальчик мой, ты знаешь где я живу. Принеси нам книгу. Времени до полудня почти не осталось, а я, – он невольно взглянул на свою ногу, неудачно сросшуюся после перелома несколько лет назад, – никак не успею обернуться.

– Да, муршид, сейчас, я мигом! – выкрикнул я и тут же понесся изо всех сил к его дому.

Забежав, я сразу увидел Саги – они лежали раскрытыми на столе, видимо Адиль перечитывал их, сочиняя проповедь, да там их и забыл. Крепко схватив книжку, я побежал назад – времени почти нет, наш отец Оден изнывает от дьявольской жары, и только молитвы верных могут вернуть ему сил. Ни секунды медлить нельзя, ибо с каждым мгновением сила Локи будет расти, пока вся земля не станет огненным морем, в котором мы все в мучениях сгорим. Только наша искренняя вера и слова из Великих Саг смогут остановить Скверну! Стрелой промчался я по улице, и уже почти подбегал к стоявшей около алтаря толпе, как вдруг…

Я не сразу понял, что случилось. Только что я бежал, а вот уже лежу лицом в пыли на деревенской дороге и саднит ушибленная коленка. Надо же было так невовремя споткнуться! А почему вокруг такая тишина?

– Скверна! – словно отвечая на мои мысли, взревел чей–то голос. Я посмотрел вперед слезящимися от пыли глазами, и то, что я там увидел, словно мгновенно зачеркнуло всю мою жизнь и швырнуло прямиком в адское пламя. Передо мной на дороге лежала книга. Лежала прямо в свежей коровьей лепешке.

– Смерть прислужнику Локи! – выкрикнул тот же голос, и первый камень больно ударил меня в висок, рассекая кожу.

– Смерть! – подхватило хором еще несколько глоток и еще два камня ужалили руку и лоб.

– Стойте, верные, остановитесь! – Адиль проковылял вперед и встал между мною и толпой. – Вы что, забыли, что скоро священный праздник и всех веропреступников велено отправлять в столицу? Кади Зафарры только вчера присылал вестника с напоминанием об этом. Фарид, иди сюда. Положи оскверненную книгу в мешок, я сам сожгу ее сегодня, а сына своего свяжи и отведи в мой сарай. Я пошлю голубя и завтра за ним приедут люди кади.

Уже позже, вечером, зайдя в сарай с большой глиняной кружкой воды, Адиль посмотрел на меня с жалостью и, подумав, сходил домой еще и за куском лепешки. Накормил меня ею из своих рук, дал попить, а потом долго сидел рядом, погруженный в раздумья.

– Я сделал для тебя все, что мог, Халим. – сказал он мне, уходя. И тихо добавил. – Я буду молить Одена, чтобы у тебя отняли руку или оскопили, но оставили жизнь…