Текст книги "Только не Айви Покет!"

5

– Мисс Покет, извольте объясниться!

Горацио Бэнкс был страшно недоволен. Он мерил шагами гостиную, пока полиция обшаривала дом. На его запредельно высоком лбу пульсировали вены. Он смотрел на меня ледяным взглядом словно на какую-то дурочку. Возмутительно!

– Почему вы решили захватить грабителей в одиночку?! – рявкнул он. – Вы хоть представляете, чего это могло вам стоить?

Я хранила царственное спокойствие:

– Я вполне в состоянии сама разобраться с парочкой карликов, дорогуша. Как вы сами могли видеть, я полностью контролировала ситуацию.

Он указал на рытвину в штукатурке. Что было совершенно нечестно с его стороны.

– Что-то не похоже, мисс Покет! – прогремел он. – И по словам миссис Вэнс, вы едва не сгорели дотла.

– А на ней ни ожога не осталось! – прибавила экономка, вцепившись в чётки.

– Мисс Покет, сделка отменяется, – с серьёзным видом заявил мистер Бэнкс. – Дело приняло слишком опасный оборот. Как душеприказчик герцогини я имею полное право принимать любые решения относительно её имущества. Это закон.

Его слова потрясли меня. Такого я никак не ожидала. Отменить сделку? Неужели он действительно может это сделать? Но я была не лыком шита. И в точности знала, как поступить. Я разрыдалась. Весьма и весьма истерично.

– У меня была такая жуткая ночь! – стенала я. – Ужасная! Я едва не погибла!

Мистер Бэнкс хладнокровно разглядывал меня. Прежде чем он успел заговорить, я перешла в наступление. Не упуская ни малейшей подробности, я пересказала ему все события этой ночи. Как воры привязали меня к кровати… Пытались напасть в кухне… Набросились на меня в гостиной… Мистер Бэнкс ловил каждое моё слово.

Когда я закончила, он немного помолчал. Потом спросил:

– Эта женщина, что всё время держалась в тени, она что-нибудь говорила?

– Всего одно слово, – ответила я, немало разочарованная, что из всех возможных вопросов, которые могли родиться после моего рассказа, он выбрал именно этот. – Она сказала: «Поразительно!»

– И что, по-вашему, она имела в виду?

Я пожала плечами:

– Может быть, мои великолепные шелковистые волосы?

– Воры в ночи! – всхлипнула миссис Вэнс. – Вломились в дом, искали сокровища…

Поверенный фыркнул:

– Это не случайное ограбление, миссис Вэнс. Они знали, что ищут. Они явились за мисс Покет и… ожерельем, которое в настоящее время находится в её распоряжении.

– Сущая чепуха! – заявила я, нахмурив брови.

– Подумайте хорошенько, мисс Покет, – сказал поверенный. – Почему грабители связали в постели именно вас, а не меня или миссис Вэнс?

Ответа на этот вопрос у меня не было.

Мистер Бэнкс продолжал:

– Уверен, они намеревались отыскать алмаз Тик-так, а потом вернуться и забрать вас.

– Но почему? – спросила я. – Зачем я им нужна?

На это уже не нашлось ответа у мистера Бэнкса. Он оглядел перевёрнутую, поломанную мебель и разбросанные книги.

– Всё, что я знаю – вы в большой опасности.

Я покачала головой:

– Не бойтесь, мистер Бэнкс. Я прекрасный боец. Я дерусь отчаянно и безжалостно. Но ваша озабоченность понятна, принимая во внимание, что природа наделила меня красотой заточённой в башню принцессы.

Мистер Бэнкс снова фыркнул:

– Принцесса? С ума сойти.

– Вы не первый, кто заметил это, дорогуша. – Я царственно улыбнулась этому напыщенному простофиле. – Моя мать была из благородной семьи. Из тех, с которыми связано немало трагедий. Заколдованные замки, злые сводные сёстры, отравленные яблоки и всё такое.

– Довольно чепухи, мисс Покет, – грубо оборвал меня мистер Бэнкс. – Ожерелье в безопасности?

– Думаю, да.

Его голос потеплел:

– Возможно, вам не мешало бы проверить.

– Хорошо.

Что интересно, он так и не спросил меня, где я спрятала алмаз.

Миссис Вэнс вышла в вестибюль и принялась распекать ночного констебля. Мистер Бэнкс последовал за ней и попытался унять её пыл. Я решила вернуться в постель, но прежде навестила музыкальную гостиную и проверила, на месте ли алмаз Тик-так. Всё было в порядке.

– Кто знал, что из-за дурацкого камня поднимется такой переполох? – проговорила я вслух.

Тайная панель встала на место, надёжно скрыв драгоценное ожерелье.

Они обыскали дом. Полицейские и мистер Бэнкс, я имею в виду. Смотрели везде. Никто особенно не удивился, когда оказалось, что одно из окон в задней части дома разбито. Очевидно, через него-то грабители и вошли.

На следующий день к обеду пришло письмо от леди Амелии Баттерфилд. Я прочла его с интересом в присутствии мистера Бэнкса.

– Итак? – спросил он.

– Как я и ожидала, – ответила я, складывая письмо. – Леди Амелия была совершенно счастлива получить известие от меня. Она приглашает меня в Баттерфилд-парк и предлагает отправиться сегодня же дневным поездом. Она утверждает, что не помнит меня по визиту в Мидвинтер-холл – что я отношу на счёт её тяжёлой умственной отсталости, – но будет рада меня видеть. Так что, как видите, мистер Бэнкс, наша миссия близка к завершению.

Мрачное лицо поверенного не сделалось ни на йоту счастливее:

– Я считаю, вам следует подождать, прежде чем отправляться в Баттерфилд-парк. Если повезёт, полиция выйдет на след воров. Тогда мы сможем решить, как поступить далее.

– Чего же нам ждать? – настоятельно спросила я.

– Мисс Покет, я волнуюсь за вас. – Тут он посмотрел на меня почти с нежностью. – Когда-то у меня была сестра. Такая же необузданная и живая, как вы. Я был очень привязан к ней, и… полагаю, вы напомнили мне её. – Он прокашлялся. – Мы должны позаботиться о вашей безопасности, мисс Покет, вот и всё, что я хочу сказать.

Это застало меня врасплох. Самую малость. Разумеется, меня все любят, но я несколько не привыкла к тому, чтобы за меня волновались. Такие чувства свойственны родителям.

По крайней мере, мне так говорили.

Я безоблачно улыбнулась:

– У меня есть работа, мистер Бэнкс, и я намерена выполнить своё задание. Я сяду на четырёхчасовой поезд в Саффолк.

– Тогда я еду с вами, – без колебаний заявил он. – Вы не должны путешествовать одна. Это слишком опасно.

– Но я еду не одна, – сказала я, весьма довольная собой. – Леди Амелия пишет, что её племянница Ребекка сейчас в Лондоне и вернётся тем самым поездом. Мы будем путешествовать вместе.

На это поверенный не нашёл что возразить. Но нашёл условие, чтобы вставить:

– Я провожу вас на вокзал и прослежу, чтобы вы благополучно сели на поезд.

Я горделиво фыркнула:

– Как вам угодно, глупенький.

Миссис Вэнс собрала мне с собой корзинку еды, но, признаться, я почти всё съела ещё в экипаже по пути на вокзал. Мистер Бэнкс всю дорогу морочил мне голову, поучая, что я должна сделать, а чего ни в коем случае не делать. Я кивала – по большей части в нужных местах.

На вокзале поверенный отправился покупать мне билет, а я стала разглядывать газеты и книги в киоске, рассчитывая приобрести какой-нибудь роман в дорогу. Вообразите моё удивление, когда я совершенно случайно столкнулась возле киоска с мисс Олвейс. Она направлялась в деревню на севере, где жила её матушка, и скоро должен был подойти её поезд. Бедняжка объяснила, что ей пришлось задержаться в Лондоне на целый день из-за непомерных требований издателя. Этот грубиян в пух и прах разнес её новую книгу, заявив, что по увлекательности она может соперничать разве что с наблюдением за ростом помидоров, и потребовал внести множество изменений. Но милую мисс Олвейс куда больше тревожило ночное происшествие в Белгравии.

– Когда я прочитала в газете о взломе, то сразу поняла, что это тот самый дом, где ты остановилась… – Мисс Олвейс дрожала от волнения, как может дрожать лишь перепуганная старая дева. – Я пришла в такой ужас! Айви, ты не пострадала? Они тебя не ранили?

– Чудовищно пострадала, дорогуша, – геройски отвечала я. – Вся эта история была страсть какая опасная. По меньшей мере дважды я оказывалась на волосок от гибели. Меня чуть не зашибли насмерть. И чуть не изжарили до хрустящей корочки. Воспитание не позволяет мне описать в подробностях, как тяжело мне пришлось, но должна сказать, что и сотня морских волков на моём месте скорчилась бы в агонии.

– Бедная девочка! – вскричала мисс Олвейс и поправила очки на носу. – Надеюсь, полиция уже схватила негодяев?

Я покачала головой:

– Они всё ещё на свободе, дорогуша. Возможно, планируют новое нападение.

– О боже! – ахнула мисс Олвейс.

Тут было самое время упомянуть о том, что ночные грабители удивительно походили на низенького человечка в капюшоне, которого я видела с мисс Олвейс.

– Очень неловко вышло, – сказала я, заплатив шиллинг за два романа.

– Как странно, – сказала она. Потом её лицо сделалось до ужаса серьёзным: – Господи, Айви, надеюсь, ты не подозреваешь моего знакомого по путешествию? Уолтер встретился с отцом и сразу направился в Бристоль, чтобы воссоединиться с остальной семьёй. Как видишь, это никак не мог быть он.

Звучало абсолютно логично. Не то чтобы я его подозревала, во всяком случае всерьёз. Просто казалось несколько странным, что за два дня мне встретилось так много карликов в капюшонах.

– Конечно, если у тебя есть сомнения, тебе лучше рассказать о бедном Уолтере в полиции. Если… если только ты уже не рассказала?

Я заверила мисс Олвейс, что ничего не говорила о нём полиции. Похоже, на душе у неё полегчало. Бедняжка, она всё принимает так близко к сердцу!

– Я очень переживаю за тебя, Айви. – Мисс Олвейс взяла меня под руку, и мы отошли от киоска. Она понизила голос до шёпота: – Тебе приходится путешествовать с алмазом Тик-так. Беречь его до дня рождения Матильды Баттерфилд. Какая огромная ответственность для столь юной девочки! Ах, если бы… если бы только я могла отправиться с тобой в Саффолк, чтобы тебе не пришлось быть одной. – Мисс Олвейс вытаращила глаза. – Ой, Айви, мне только что пришла в голову потрясающая мысль! Что, если я поменяю билет и поеду с тобой в Баттерфилд-парк? Правда, было бы чудесно?

– Но разве вы можете так поступить, дорогуша? – опешила я. – А как же ваша матушка на смертном одре и всё такое?

У мисс Олвейс сделался несколько раздосадованный вид. Но лишь на мгновение:

– Ах да, конечно. Бедная моя мама…

Тут я заметила, что с другой стороны платформы к нам идёт мистер Бэнкс, и указала на него мисс Олвейс, желая представить их друг другу. Увы, в это самое мгновение мисс Олвейс вспомнила, что ей надо торопиться, чтобы не опознать на поезд. И она поспешила прочь. Очень-очень поспешила.

Мистер Бэнкс проявил невиданный интерес к моей подруге. Задал мне добрую дюжину вопросов. Повертел головой во все стороны. Потом довёл меня до вагона (у меня был билет в первый класс, как вы понимаете). И стоял на платформе, пока поезд не тронулся. Бедняга имел такой вид, будто в любую минуту ожидал нападения. Я помахала ему, но он не ответил мне тем же.

Я была рада, когда Лондон со всеми его бедами остался позади. Алмаз Тик-так лежал в зашитом кармане моего платья, саквояж стоял у ног. Выглядела я изумительно. Прямо как дочка банкира. Или, по меньшей мере, племянница сыродела.

Когда я вошла, Ребекка Баттерфилд уже сидела в вагоне. Дорогуша мистер Бэнкс купил мне билет на место рядом с ней (в первом классе!). Ребекке было тринадцать, и она была хорошенькая на свой простоватый лад, хотя веснушки её ужасно портили. У неё были вьющиеся светлые волосы, свободно падавшие на плечи, невыразительные светло-карие глаза и не отличающийся особенной красотой рот. Она куксилась и сутулила спину как прачка. На коленях у неё лежала небольшая коробочка, обёрнутая коричневой бумагой и перетянутая лентой. Казалось, Ребекка не могла отвести от неё глаз.

– Ты раньше бывала в Саффолке? – спросила она вскоре после того, как мы отъехали.

– Ну… – Я посмотрела в окно, потом снова на Ребекку. – Я только что из Парижа. Немало постранствовала по миру. Столько разных мест повидала, что всего и не упомню.

– Какая же ты счастливая, Айви! – воскликнула Ребекка, явно ошеломлённая моими словами. – Я бы тоже хотела посмотреть мир. Посетить экзотические страны. Отправиться куда-нибудь далеко-далеко…

– О да, это чудовищно увлекательно. – Я вздохнула с видом победительницы. – Хотя порой мне хочется, чтобы моя жизнь была не так переполнена приключениями и чуть менее удивительна. Неплохо бы для разнообразия побыть заурядной тупицей вроде тебя.

Она растерянно заморгала – очевидно, не ожидала, что такая юная девушка, как я, может столь светски вести беседу.

Я спросила:

– Ты живёшь в Баттерфилд-парке?

Ребекка мрачно кивнула:

– Мне больше некуда идти.

– Ты напрасно так хмуришься, – сказала я. – Мы знакомы совсем недавно, но я уже заметила, что когда ты куксишься, у тебя вся кожа идёт пятнами.

Она ахнула:

– Что ты сказала?!

Несчастное создание явно было туговато на ухо.

– Пятнами, дорогуша, – повторила я громче. – Когда тебя одолевают мрачные мысли, что, вероятно, происходит постоянно, твои щёки вспыхивают, как будто тебе засветили в лицо мячом для крикета.

Что интересно, Ребекке, похоже, было приятно услышать это. Вот странная! Она улыбнулась – впервые с начала нашего знакомства – и спросила:

– Откуда ты, Айви? – Она повернулась ко мне, продолжая сжимать коробочку на коленях. – Кто твои родители?

– Мои родители? – Я поправила бант в волосах, чтобы выиграть время на размышление. – Мой отец поляк. Он художник. Рисует в основном фрукты. Иногда цветы. Бедный, как церковная мышь, но сногсшибательно одарённый. Моя мать умственно отсталая. Она помешалась на флейте Пана и сбежала с оркестром в Берлин, когда мне было восемь. Она шлёт мне деньги, когда может, и письма каждую неделю. Пишет она на немецком, так что я понятия не имею, о чём там говорится. Но наверняка о чём-то страсть каком трогательном и душераздирающем.

Ребекка Баттерфилд смотрела на меня со смесью потрясения и зависти.

– Но кто же тогда о тебе заботится? – спросила она.

– Я сама, – радостно ответила я. – Уже полтора года я работаю горничной, и мне это очень подходит. Кроме того, скажу тебе по секрету, скоро я стану обладательницей небольшого состояния – как только доставлю ожерелье с бриллиантом твоей кузине Матильде.

Услышав это имя, Ребекка побледнела:

– Ах да, конечно. Наверное, это подарок на день рождения?

Я кивнула:

– Особенный, единственный в своём роде подарок от герцогини Тринити. Герцогиня умерла – кто-то заколол бедняжку ножом в сердце, – но её последним желанием перед смертью было, чтобы Матильда получила ожерелье.

– У Матильды полным-полно драгоценностей. – Ребекка улыбалась, но лицо у неё при этом было такое, будто она проглотила навозного жука. – Столько, что и не сосчитать. Знаешь, зачем я ездила в Лондон, Айви?

– Развеяться, дорогуша?

Она покачала головой:

– Чтобы примерить новое платье. Нужно ли мне новое платье? Хочу ли я новое платье? Не имеет значения. Бабушка сказала, что на балу в честь дня рождения Матильды я должна быть в новом платье. На меня никто и не посмотрит, но на балу Матильды всё должно быть безупречно.

– А она что, противная? – спросила я.

– Матильда очень красивая, – последовал кроткий ответ. И больше Ребекка ничего не сказала.

Между нами надолго повисло молчание, и я уже почти задремала, убаюканная покачиванием поезда, когда Ребекка предложила мне кусок вишнёвого торта. Я с радостью согласилась и спросила, нет ли среди её дорожных припасов картошки. Или, может быть, тыквы. Увы, ничего такого не нашлось.

– Я старшая, – проговорила она, пока мы уминали торт за обе щёки. – На целых триста семьдесят шесть дней старше Матильды. – Ребекка пристально посмотрела на меня. – Это девять тысяч двадцать четыре часа. Ты понимаешь, Айви?

Я ничегошеньки не понимала:

– Отлично понимаю, дорогуша.

– Баттерфилд-парк должен был бы отойти ко мне как к старшей. Но бабушка объявила своей наследницей Матильду.

– Но ведь на этот счёт наверняка существуют правила, – заметила я. – Законы и всё такое.

– Когда бабушка вышла замуж в первый раз, Баттерфилд-парк лежал в руинах и прежним владельцам пришлось его продать. Её отец купил это имение в качестве свадебного подарка дочери, – пояснила Ребекка. – Так что бабушка может сама решать, как с ним поступить. – Она опустила глаза на свёрток у себя на коленях. – Мама хотела, чтобы имение досталось мне. Она его очень любила, особенно сады. Будь она жива, никогда бы не позволила бабушке так поступить.

– Твоя мама умерла?

Ребекка кивнула:

– Прошлым летом. Сердце.

– Ой, мне так жаль, дорогуша.

– Отец завёл себе другую семью в Италии, – тихо-тихо проговорила Ребекка. – Поэтому мы с мамой были вдвоём.

– А теперь, когда её не стало, родственники обращаются с тобой ужасно жестоко, да? – спросила я с надеждой. – Бьют, запирают в подвале, морят голодом?

Она долго молчала. Потом сказала, глядя в окно:

– Большую часть времени они меня просто не замечают. А когда замечают, им делается неловко. Они считают, что я странная. – Она пытливо посмотрела на меня: – А как ты думаешь, Айви, – я странная?

– Ты, конечно, не красавица, – сказала я, проявив умопомрачительное чувство такта, – и выглядишь несколько чудаковатой. Но мне ты очень понравилась. Кроме того, тебя жестоко пытают, а это страсть как интересно!

Ребекка снова уставилась на свою коробочку.

– Что это у тебя? – спросила я.

Вопрос, похоже, застал её врасплох. Она нервно сглотнула:

– Ничего. В смысле ничего особенного.

– А можно я сама решу, особенное оно или нет? Ну пожалуйста, дорогуша! Я умираю от любопытства!

Ребекка нахмурилась. На лице у неё промелькнул лёгкий ужас. Потом она сказала:

– Поверь мне, Айви, ты будешь разочарована. Просто маленькая покупка, которую я сделала в Лондоне. Ужасно скучная.

Я вздохнула:

– Я не отстану от тебя, дорогуша. Буду спрашивать, пока ты не свихнёшься!

На веснушчатом лице Ребекки отразилось безграничное смирение с судьбой. Она с нежностью обхватила коробочку руками:

– Ну ладно. Это подарок Матильде на день рождения. Да, только и всего – просто маленький подарок. Несколько лент для волос и пояс. Матильда наверняка скажет, что это ужасно скучно. Вот видишь, и правда ничего интересного.

Но я не поверила ни единому её слову.

6

Мы стояли у станции с нашими сумками у ног и ждали, когда приедет экипаж и умчит нас в Баттерфилд-парк. В искусстве ожидания мне нет равных. Однажды я ждала чуда. Ждать пришлось целых семь с половиной недель. Но я не сдавалась.

Однако в тот день я устала. К тому же начинало темнеть.

– В письме леди Амелии не было сказано, что она пришлёт за нами повозку, – призналась я. – Просто я думала, если уж меня с радостью ждут…

– Не удивляйся, Айви, – сказала Ребекка, по-прежнему неотрывно глядя на свою коробочку. – Уверена, тётя хотела послать повозку. Но в Баттерфилд-парке так легко забыть о ком-то – если только этот кто-то не Матильда.

– У тебя ещё остался торт, дорогуша? – поинтересовалась я.

– Ты съела последний кусок двадцать минут назад, – вздохнула Ребекка. – Придётся идти пешком. Надеюсь, ты привыкла к долгим прогулкам.

– О, в искусстве пеших походов мне нет равных! – Я взяла свой саквояж. – Когда мне было четыре года, я с отцом обошла всю Индию. Он хотел рисовать ашрамы[4]4
  Ашрам – обитель мудрецов и отшельников в Индии.


[Закрыть] и слонов. И я даже не вспотела.

Ребекка нахмурилась:

– Это неправда.

– А кто может проверить? – Я кивнула на её чемодан. – Ну что, идём?

Поднявшись на вершину небольшого холма, мы оказались на липовой аллее, с которой открывался великолепный вид на Баттерфилд-парк. Особняк был очень красивый, фасад украшали мраморные колонны, а над крышей вздымались к небесам величественные башенки и трубы. Западное крыло венчала башня с часами. Вокруг особняка раскинулся английский парк, где виднелись клумбы с розами и тюльпанами, цветущий луг, яблоневый сад и прелестный летний домик. Парк был со всех сторон окружён лесом.

– Он просто чудо! – заявила я.

– Уикэм заботился о парке, – сказала Ребекка. – Он очень любил наши сады. И я думаю, он был единственным человеком в имении, кто по-настоящему нравился бабушке – не считая Матильды, конечно.

Я всё поняла с полуслова:

– Давно его не стало?

– Прошлой зимой. Теперь у нас новый садовник. – Ребекка почесала нос. – Молодой, умный и полный новых идей насчёт луга. Его все на дух не выносят.

– Вас можно понять, – заметила я.

Ребекка хихикнула.

Мы лёгким шагом двинулись по усыпанной гравием дорожке, и моя спутница снова помрачнела.

– Наверное, они ещё не разобрали декорации после вчерашнего театра, – сказала она. – Тётушка считает себя писательницей. Она обожает ставить свои пьесы на сцене или заставлять актёров читать стихи. – Она заметила неотразимую улыбку на моём лице. – Ты умеешь играть на сцене, Айви?

– Я блестящая актриса, – сказала я. – Объездила всю Америку с постановкой «Таинственного сада»[5]5
  «Таинственный сад» – детский роман Фрэнсис Бернетт, впервые опубликованный в 1911 году. Пьесы по мотивам романа с тех пор множество раз ставили в театре, было также несколько экранизаций и мюзиклов. Мэри Леннокс – главная героиня истории.


[Закрыть]. Я играла в нем Мэри Леннокс, разумеется. Критики были от меня без ума. Они писали, что на сцене я ослепительна, как пожар среднего уровня сложности.

Ребекка нахмурилась:

– Ничего ты не играла.

– Определённо играла, – сказала я. – Я в этом почти уверена.

У больших дубовых дверей поместья нас встретил дворецкий и препроводил в большой зал. Я посмотрела по сторонам. Стены были отделаны чёрным деревом, наверх вела массивная изогнутая лестница, над мраморным камином висел огромный герб, а под сводчатым потолком красовалась великолепная люстра. В доме было больше девяноста комнат. Западное и восточное крыло. Помещения для слуг. Колоссальных размеров библиотека. Лестницы повсюду, куда ни глянь. Витражи. Залов и коридоров больше, чем в больнице.

– Где тётушка? – спросила Ребекка дворецкого.

– Она в библиотеке, ждёт нашу маленькую мисс Покет, – раздался голос позади нас.

– Чёрт! – Ребекка поспешно сунула свою коробочку мне в руки. – Сделай вид, что это твоё! – прошептала она. – Пожалуйста!

Разумеется, я подыграла ей – недаром у меня все задатки прирождённой мошенницы. Обернувшись, я впервые увидела Матильду Баттерфилд. Она была полной противоположностью своей кузины: тёмные волосы, жгуче-карие глаза, самые ярко-алые губы, какие мне доводилось видеть, и оливковая кожа. Она выглядела как кукла – красивая, но не вполне настоящая.

Ребекка представила нас друг другу, и мы обменялись вежливыми приветствиями. Однако взгляд Матильды был прикован к коробочке у меня в руках.

– Это он и есть? – с живым интересом спросила она. – Мой бриллиант?

Я опустила глаза на коробочку:

– Конечно нет, дорогуша.

– Тогда что же это? – спросила Матильда.

Ребекка гулко сглотнула, взглядом умоляя меня не выдавать её. Я не имела представления, что происходит, но понимала: бедняжке нужна моя помощь.

– Ничего, – сказала я. – Просто купила кое-что в Лондоне.

– Так ничего или кое-что? Ты путаешься в ответах, Покет.

Я вздохнула:

– На самом деле это очень личное, дорогуша. Моя тётушка Агнес сумасшедшая. Совершенно чокнутая. Вот уже много лет её не выпускают из психушки – с тех пор, как она взорвала дойную корову-медалистку миссис Дигсби. Разумеется, почти всё время её держат в смирительной рубашке. Но раз в неделю на один-единственный час рубашку снимают. И этот час свободы моя безумная тётушка тратит на то, чтобы печь маленькие кексики в бумажной обёртке. Ей это нравится. Для буйнопомешанной она чрезвычайно талантливый кондитер. – Я взглянула на коробочку, изобразив на лице подобающе сильные чувства. – Раз в неделю мне доставляют от неё единственный кексик с ванильной глазурью. Очень трогательно, правда?

Матильда некоторое время молчала, глядя то на меня, то на Ребекку. Потом спросила:

– Можно попробовать?

– Что попробовать, дорогуша?

– Кекс твоей сумасшедшей тётки, конечно.

Не успела я ничего ответить, как Матильда выхватила коробочку у меня из рук. И сделала нечто очень странное – поднесла её к уху. Я вопросительно посмотрела на Ребекку, но та лишь устало застонала и уставилась себе под ноги.

Матильда опустила коробочку.

– Так я и знала, – заявила она. – Ты опять взялась за своё, кузина?

– А за что она взялась? – поинтересовалась я.

Тут настал черед Ребекки выхватить коробочку.

– Не лезь не в своё дело! – прошипела она и почти бегом бросилась вверх по лестнице.

Я посмотрела на Матильду, ожидая, что она всё объяснит. Но та и не подумала.

– Пойдём, Покет, – заявила она, поворачиваясь на каблуках и шагая прочь из зала. – Бабушка хочет тебя видеть.

– Где Ребекка? – был первый вопрос леди Амелии после того, как я поставила на пол свой саквояж и с умопомрачительной любезностью представилась.

– Пошла в свою комнату, мама, – сладко улыбаясь, ответила Матильда. – Всё как всегда.

Леди Амелия оказалась царственного вида низкорослой толстушкой в платье из великолепного жёлтого шёлка. Она сидела за письменным столом, у ног её развалилась чёрная кошка. У неё (у леди, не у кошки) были такие же тёмные волосы, как у Матильды, и лицом они были очень похожи (очевидно, вели свой род от итальянских королей).

– Она что… опять? – спросила леди Амелия в раздражении.

Матильда кивнула:

– Боюсь, что так, мама.

– Ума не приложу, что делать, – устало сказала леди Амелия. – Мы всё перепробовали, чтобы заставить её перестать, но ничего не помогает.

Я могла лишь догадываться, что речь идёт о загадочной коробочке, которую привезла Ребекка. Поскольку я не имела ни малейшего понятия, что происходит, то с готовностью вызвалась помочь.

– Простите, леди Амелия, – отодвинув чашу с виноградом, я пристроилась на краешке письменного стола, – но за время пути из Лондона я успела неплохо узнать Ребекку. Совершенно очевидно, что бедняжка очень несчастна. Почему? Точно не знаю, но почти уверена, что это ваша вина. То есть не только ваша, а всего семейства.

Леди Амелия слушала меня с улыбкой (вот чудачка!):

– Ясно. Продолжай.

Я спрыгнула со стола и взяла себе винограда из чаши:

– Если она страдает от меланхолии, я знаю отличное средство. Всё, что потребуется, – это стакан клюквенного сока и молоток. Помогает безотказно.

Леди Амелия засмеялась. Смех её был довольно благозвучным, но что заставило её смеяться, я не имела представления.

– Она сумасшедшая, – фыркнула Матильда. – Несёт совершеннейшую бессмыслицу.

Думаю, она имела в виду свою кузину. Как грубо! Но прежде чем я успела дать ей окорот, в дверях появилась Ребекка. Она несколько робко вошла в библиотеку.

– С возвращением, Ребекка, – сказала леди Амелия. – Удалась ли твоя поездка в Лондон?

– Если вы имеете в виду, подогнали ли мне платье по фигуре, то да, – отозвалась Ребекка.

Леди Амелия внимательно смотрела на племянницу:

– И ты сдержала своё слово?

Та покосилась на Матильду, которая злорадно улыбалась.

– Разумеется, она не сдержала! – раздался надтреснутый голос с другого конца комнаты.

Я посмотрела туда, но никого не увидела. В том углу библиотеки окна выходили в розарий, и перед ними, спинкой к нам, стояло единственное кресло. В эту минуту из него медленно поднялась престарелая леди в чёрном платье. Тяжело опираясь на трость, она двинулась к нам.

– Глупая девчонка! – прошипела она в адрес Ребекки.

– Леди Элизабет, напрасно вы так строги, – сказала леди Амелия. – Я уверена, Ребекка старалась как могла. Для неё это довольно-таки непростая задача.

– Вздор! – рявкнула старуха. – Она должна прекратить, и она прекратит. А иначе… Может быть, кто-то сомневается, что я могу лишить её наследства?

Леди Элизабет оказалась вовсе не такой, какой я её представляла. Хотя она держалась с царственностью королевы Виктории, голова её походила на грецкий орех. Руки как клешни. Фигура – вешалка для одежды. Её кожа повидала больше непогоды, чем иной маяк. И ещё она была довольно-таки неприятной особой.

Ребекка пробормотала что-то насчёт того, что ей очень жаль, она больше не будет и всё такое. Я уже хотела сказать, чтобы принесли что-нибудь перекусить, когда леди Элизабет обратила своё морщинистое лицо ко мне.

– Где ожерелье? – ледяным тоном спросила она. – Только ради него тебя и пустили в дом, понятно?

– Алмаз в безопасности, – вежливо отвечала я. – А теперь будьте лапочкой и попросите принести мне дюжину сырых картофелин.

– Что тебе принести?! – рявкнула старуха.

– Ты, должно быть, проголодалась с дороги, Айви, – заметила леди Амелия и поспешно позвонила в колокольчик.

– До смерти, – сказала я. – Несколько дней не ела.

– Ожерелье, мисс Покет, – гнула своё старая вешалка, сверля меня яростным взглядом. – Отдай его сию же минуту!

– Это невозможно, дорогуша, – отвечала я, качая головой. – Герцогиня Тринити дала мне очень чёткие указания. Никто не должен видеть алмаз Тик-так до дня рождения Матильды, и я обязана вручить его на балу, в присутствии всех гостей.

В эту минуту в библиотеку вошла бледная женщина с ослепительно-рыжими волосами, стянутыми на затылке в тугой узел.

– Простите, что помешала, – резко сказала она. У бедняжки был сильный акцент. Американский, по-моему. – Мне нужна книга по французской поэзии, чтобы подготовиться к следующему уроку.

– Где у нас нюхательная соль? – пробормотала Матильда. – Я больше не выдержу ни одного её занудного урока.

– Матильда, нельзя быть такой грубой, – прошептала леди Амелия. – Мисс Фрост работает у нас всего несколько дней. Дай своей новой гувернантке шанс.

Мисс Фрост поднялась по винтовой лестнице к верхнему ярусу стеллажей и закопалась в книги. Но время от времени она украдкой поглядывала на меня. Мне она показалась смутно знакомой, но я никак не могла вспомнить, где её видела. Вот странно!

– Немедленно покажи мне бриллиант, Покет! – прорычала Матильда, обратив на меня полный ненависти взгляд. – Я имею право увидеть его! Иначе как я могу быть уверена, что он подойдёт к моему праздничному платью?

– Не бойся, Матильда, – жизнерадостно ответила я. – Природа наградила тебя такой непримечательной внешностью, что можно не сомневаться: ожерелье тебя просто чудесно преобразит.

Вредина сердито уставилась на меня, и губы её искривились в недоброй улыбке:

– Жаль мне тебя, Покет. Ты-то никогда не узнаешь, каково это – носить на шее бесценный бриллиант. Каково это, когда все девушки Англии отдали бы что угодно, чтобы оказаться на твоём месте.

– Зря ты так уверена, – не удержалась я. – Конечно, не все девушки Англии мечтают оказаться на моём месте, хотя меня два года подряд выбирали «Девушкой, которую почти наверняка сожгли бы на костре во времена инквизиции». Но что касается алмаза Тик-так, то должна сказать, я примеряла его, и он до умопомрачения оказался мне к лицу.

Тут в библиотеке раздался грохот. Все взгляды обратились на мисс Фрост, которая наклонилась, чтобы подобрать уроненную книгу. Лицо её было удивительно бледным.

– Ты не имела права надевать ожерелье! Оно не твоё! – прошипела Матильда.

Я почувствовала, что настало самое время для наглой лжи.

– Герцогиня Тринити мне разрешила. На самом деле эта милейшая, дражайшая необъятная толстуха прямо-таки настаивала, чтобы я его примерила. Она всегда была очень категорична, говоря об алмазе Тик-так.