Текст книги "Мое безумие"
Автор книги: Калья Рид
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
14
Декабрь 2013 года
Синклер сдержал свое слово: месяц спустя, ранним субботним утром, мы переехали в дом нашей мечты.
У меня ушло несколько недель, чтобы упаковать наши вещи. Говорят, переезд – одно из самых тяжких испытаний в жизни. Но царивший вокруг хаос – упаковка вещей в коробки, вечные проверки этих коробок в поисках чего-то забытого – отвлекал меня от гнетущих мыслей. Мне было просто некогда зацикливаться на темных пятнах, что медленно проступали на моем браке.
Совершенно некогда.
Вместо этого я сосредоточилась на том, что мне казалось правдой: у каждой пары свои недостатки. Никто не идеален. Поставьте рядом двух людей, и их недостатки мигом станут еще более очевидными. Вот и все.
Мы были совершенно нормальной парой. Да и вообще, последние несколько недель Уэса было не узнать: ни грубости, ни вспышек раздражения. Передо мной снова был тот мужчина, которого я любила. Просто у него бывали плохие моменты. Я пыталась убедить себя в этом, хотя все еще сомневалась.
Уэс припарковал машину на противоположной стороне улицы. Когда грузчики загнали грузовик на подъездную дорожку, я посмотрела на наш дом. Хотя уже середина декабря, погода, похоже, на нашей стороне, на небе ни единого облачка. Чтобы согреться, я застегнула молнию на куртке под самое горло и надела черную вязаную шапочку. Уэс был одет мне под стать. Впервые за долгое время я увидела его без костюма и галстука.
Он улыбнулся мне и протянул руку.
– Добро пожаловать домой, миссис Донован.
С трудом верилось, что желанный день, наконец, настал. Мимо проехала машина, взметая на дороге ворох опавших листьев. Те выныривали из-под машины и, прежде чем медленно упасть на землю, взлетали в воздух.
– Ты готова к сегодняшнему дню?
– Абсолютно.
Взявшись за руки, мы быстро перешли и принялись за работу. Уэс помогал грузчикам, и, когда я тоже попыталась помочь, он улыбнулся и велел мне ничего не делать, лишь говорить грузчикам, куда что поставить. Чем я и занялась. Я стояла посреди фойе со свежевыкрашенными стенами. Окна сверкали чистотой, и в них светило солнце. Входная дверь стояла нараспашку. Грузчики входили и выходили, таская разобранную мебель, коробки, ковры. На моих глазах первый этаж медленно заполнялся вещами. По моей спине прокатилась волна возбуждения. Мне не терпелось поскорее вскрыть все коробки и сделать этот дом своим.
Во второй половине дня мы устроили перерыв, и вот тогда приехал Синклер. Не успел он припарковать машину позади нашей, как по моей коже как будто пробежал разряд тока. Когда он вышел из машины, я встала и, прислонившись к дверному косяку, впилась в него взглядом. Сегодня он был в джинсах и черной рубашке поло. Темные очки скрывали его глаза, делая похожим на тайного агента. Уэс пожал ему руку и, коротко поговорив с ним, жестом указал в мою сторону.
Как только Синклер заметил меня, его губы растянулись в улыбке. Он помахал мне. Я помахала в ответ и тотчас покосилась на Уэса. Тот показался мне слегка озадаченным, как будто он не знал, что ему думать про меня и Синклера.
– Наконец-то наступил день переезда, – сказал Синклер, подходя ко мне быстрым, уверенным шагом.
– Наконец-то, – сказала я с улыбкой.
– Дайте угадаю… вы говорите грузчикам, куда все складывать.
– Откуда вы знаете?
– Вы – королева этого дворца. Разве вы делали бы что-то другое?
Мы несколько мгновений стояли молча. Не зная, что сказать, я прочистила горло и отступила в сторону, давая ему пройти. Синклер снял солнечные очки и повесил их за ворот рубашки. Мне был виден выступ его ключицы и оливковая кожа до самого плеча.
Мой пульс не просто участился. Он как будто взлетел до небес. Он колотился о мое горло, умоляя выпустить его на свободу. И все из-за чертовой ключицы.
Я поспешила отвернуться. Синклер ничего не заметил. Он обошел фойе, критически оглядывая стены и пол.
– Что скажете? – спросил он.
– Красиво, – ответила я. Совершенно искренне. Этот дом действительно был домом моей мечты.
Синклер двинулся по коридору к кухне, я же как будто приросла к месту. Я хотела последовать за ним, но боялась, что Уэс увидит нас вместе.
Я вернулась на свое место у входной двери. Через несколько минут Синклер вновь шагал по коридору. Он вышел на крыльцо и огляделся.
– Как дела? – небрежно спросил он, не решаясь посмотреть мне в глаза.
– Нормально.
– И это все? – улыбнулся он.
Всякий раз, разговаривая с Синклером, я чувствовала, что он как будто что-то ищет. Напряжение не отпускало меня, и это при том, что мне жутко хотелось расслабиться и начать непринужденный разговор.
– Что вы будете делать в выходные? – спросила я у него.
– Наверно, устрою себе отдых.
– Какой же это отдых, если вы приедете к клиенту, – возразила я.
– Поскольку дом закончен, вы больше не клиент. – Он приподнял бровь. – Теперь мы друзья.
Друзья.
Нет, это слово явно не подходит. Друзья не смотрят друг на друга так, как смотрим мы. Между нами не было ничего дружеского, но я кивнула и слабо улыбнулась ему.
– Разве у вас нет семьи?
– Нет. Никакой семьи, – улыбнулся он.
Я уже это знала, но хотела услышать от него самого.
С тех пор как я узнала, что он брат Рене, я частенько как бы невзначай спрашивала ее о нем. Хотела узнать как можно больше. Это было нехорошо, но мое любопытство было сильнее меня. Он был средним ребенком из трех. Холост. Никаких бывших жен. Никаких детей. Никого.
Мне же не давал покоя вопрос: как такое может быть? Почему этот невероятный человек до сих пор один?
– Почему нет? – вырвалось у меня.
– Почему у меня нет семьи?
Я кивнула.
Синклер усмехнулся и пожал плечами.
– Наверно, я еще не нашел свою единственную.
– Обязательно найдете.
– Вы так думаете?
– Конечно.
А потом он посмотрел мне прямо в глаза. Его лицо было серьезным.
– Может, я уже нашел ее.
От его взгляда у меня перехватило дыхание.
– Может быть.
Гнетущая пауза. Мы оба застыли как статуи. Между нами повисла горстка невысказанных слов.
– Мне пора, – наконец сказал Синклер. – Я рад, что вам нравится ваш дом.
– Да, я в полном восторге.
– Увидимся позже.
Он даже не пытался скрыть намек. Тот прозвучал громко и отчетливо. Это был мой шанс все прояснить. Достаточно покачать головой, и все соблазны, все искусы вмиг исчезли бы. Но вместо этого я кивнула. Я его услышала, услышала его мольбу и согласилась.
В конце дня к нам заехала моя мать. Мы все вместе поужинали, а потом мы с ней приступили к распаковке вещей.
У моей матери явно чесались руки. Она мгновенно превратилась в ту милую маму, которая растила меня. Когда кухня была распакована, она тотчас взялась за гостиную. Она несколько раз просила Уэса выйти к нам и помочь. И хотя он валился с ног от усталости, он не сказал ни слова.
– Мам, уже поздно.
Она встала руки в боки и громко выдохнула:
– Который час?
Я взглянула на часы и простонала:
– Без четверти двенадцать.
– Ой, я понятия не имела, что уже так поздно. – Она оглядела гостиную. Диван и мягкое кресло стояли под углом к телевизору. Перед диваном был расстелен ковер. Лампы включены в розетки, а на столиках стояли фотографии. Осталось лишь повесить занавески и картины.
Мать схватила сумочку и пальто. Мы с Уэсом проводили ее до двери. Если честно, мы опасались, не дай бог, что она оглянется на голые стены, найдет дрель и начнет вешать карнизы для штор.
Я вышла на крыльцо и устало привалилась к Уэсу. Где-то вдалеке лаяла собака. На другой стороне улицы в доме соседа горел свет. Жалюзи были опущены, но я видела движущиеся тени. Вдоль дороги выстроились в ряд фонари. Этот небольшой квартал был таким, каким я его себе представляла.
– Что ж, не буду вам мешать. Отдыхайте. – Мать крепко обняла меня и отстранилась. – Завтра ждите меня с утра для второго раунда распаковки.
– Непоседа, – поддразнила я ее.
Мать уже зашагала к машине, но тут мне в голову пришла одна мысль.
– Мам! – Она обернулась. – Подожди секундочку. Я кое-что забыла. – Я схватила на кухне телефон и бросилась к входной двери.
– Прежде чем уедешь, может, сфотографируешь нас двоих?
Она взяла у меня телефон, но игриво закатила глаза.
– Ты и твои фотографии…
Она отошла на середину дорожки. Уэс положил руку мне на плечо. Моя рука обвилась вокруг его талии.
– Улыбочку… раз… два… три.
Я улыбнулась.
По крайней мере, мне так кажется.
15
Ноябрь 2015 года
Доктор Кэллоуэй записывает все, что я вспоминаю. Ее рука буквально летает по бумаге. Я говорю быстро и понимаю, что ей нелегко, но часть меня боится, что если я не скажу все сию же секунду, то не скажу никогда. Но она поспевает за мной и никогда не просит ничего повторить.
Когда я заканчиваю, она кладет ручку и смотрит на меня.
– Значит, между вами с Уэсом все было непросто.
Вот оно. Я знала, что нам потребуется доверительный разговор врача и пациентки. С кем-то другим я бы попыталась сменить тему. Но, испытывая к доктору Кэллоуэй толику доверия, я отвечаю:
– Похоже на то.
Я убираю волосы Эвелин со лба, и мои руки дрожат. Как будто уловив мою нервозность, она запрокидывает голову и смотрит на меня.
– Две вспышки, и обе на ровном месте… Думаю, тут занервничает любой.
Я смотрю в пол, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями.
– Я была напугана.
Доктор Кэллоуэй молчит.
Я закрываю глаза.
– Это просто не имело смысла. Я не понимала, что происходит. Мне казалось, что я…
Внезапно я умолкаю. Ведь признай я, что мне показалось, будто я схожу с ума, как мои слова будут использованы против меня.
Я встаю.
– Я могу идти?
Моя просьба, похоже, ее не удивляет. Она пожимает плечами.
– Если хочешь.
– Я бы хотела.
Я едва ли не бегом бросаюсь к двери. Я уже почти вышла в коридор, когда доктор Кэллоуэй окликает меня. Я нехотя оборачиваюсь.
Кэллоуэй улыбается мне.
– Страх – это нормально.
Ей легко так говорить, ведь не она окунается в свое прошлое. Ей не нужно переживать его заново. Дверь за мной закрывается. Эвелин ерзает у меня на руках. Вертит головкой влево и вправо. Полностью игнорируя Элис, я спешу в свою комнату. И как только переступаю порог, хватаю со столика бутылочку.
Обычно, когда я даю Эвелин бутылочку, она мигом успокаивается и вновь становится очаровательным ангелочком, которого я так люблю. Сегодня она отталкивает ее, как будто это яд. Я меняю ей подгузник. Я пеленаю ее. Я даю ей соску. Я нежно ее качаю.
Все бесполезно.
Терпение начинает изменять мне. Она продолжает истошно вопить, и вскоре мне уже кажется, что мои барабанные перепонки вот-вот лопнут. Я не могу ни на чем сосредоточиться. Я задыхаюсь. Стены как будто наступают на меня.
– Хватит орать! – кричу я.
Напуганная моим криком, она плачет еще громче. Это не ее вина. Все это не ее вина. Я делаю глубокий вдох, кладу дочь в кроватку и спешу в ванную. Будь у двери замок, я бы точно заперлась. Я хочу побыть одна. Всего одну минуту, когда мне не нужно беспокоиться о том, что медсестры начнут стучать в дверь.
Всего одна минута на то, чтобы все обдумать.
Я сжимаю край раковины и, понурив плечи, глубоко вдыхаю. Затем включаю воду и смотрю, как прозрачная струйка кружится вокруг сливного отверстия. Делаю еще один глубокий вдох, набираю пригоршню воды и ополаскиваю лицо. На ощупь беру полотенце – оно всегда висит слева от меня – и промокаю кожу насухо. Когда я смотрю в зеркало, я вижу себя, но не такой, как на самом деле. На мне та же одежда, что и в тот день, когда мы переехали в дом. Мои глаза, которые обычно совершенно пусты, теперь полны страха.
Я смотрю на юную Викторию.
Она такая красивая, что, когда она мне улыбается, я прислоняюсь к раковине, чтобы не упасть.
Она знает, что ее волшебная сказка не такая, какой она ее себе представляла, но все равно не теряет надежды. Я вижу это в ее глазах. Юная Виктория верила в любовь. Она не знала, что станет одной из тех душ, которые предали.
Она не знала.
Я протягиваю руку и прослеживаю в зеркале черты ее лица. Мое сердце идет трещинами от боли.
– Что случилось с нами? – шепчу я ей.
Она наклоняется. Я напрягаюсь, готовая к тому, что она протянет руку и затащит меня в свою жизнь.
Но она этого не делает.
Я моргаю. Ее образ мгновенно исчезает, и я снова смотрю на себя.
Раздается резкий стук в дверь. Я оборачиваюсь. Внутрь заглядывает медсестра. Слава богу, это не Элис, а гораздо более приятная сестричка дневной смены.
– Просто проверяю, как ты.
Я не готова выйти из ванной. Я не готова встретиться со своей дочерью. Будь у меня возможность просидеть здесь весь день, я бы так и сделала.
– Хочу быстро принять душ, – лепечу я.
Медсестра кивает.
– Ладно.
– Но можно мне бритву? Мне нужно побрить ноги.
Я женщина, мне под тридцать, и я прошу разрешения воспользоваться бритвой. Если не брать в расчет прошлое, наверное, это самое печальное, что я слышала в своей жизни.
Медсестра сомневается. Кто знает, вдруг у меня на уме самоубийство?
– Я не собираюсь резать вены или что-то в этом роде, – поспешно добавляю я.
Наконец она кивает.
– Хорошо, но я должна стоять прямо за дверью.
Она уходит и через несколько секунд возвращается с розовой бритвой. Интересно, у них тут кладовка, под завязку набитая розовыми бритвами?
Я закрываю за собой дверь и включаю душ. Он выпускает холодные струи, но постепенно вода становится теплее. Я быстро сбрасываю одежду и вешаю на крючок на стене. От холодного воздуха я вся покрываюсь гусиной кожей.
Я захожу в душ и задергиваю занавеску. Теплые струи бьют по телу. Мышцы мгновенно расслабляются. Я закрываю глаза и запрокидываю голову, подставляя под воду волосы. Когда они основательно намокают, я медленно поворачиваюсь, чтобы вода намочила каждый дюйм моей кожи.
Это безумная мысль, но мне невольно подумалось, что если простоять здесь достаточно долго, возможно, вся эта тьма вокруг меня – застрявшая внутри меня – смоется. Я начинаю понимать: правда имеет свою цену. И больше всего на свете ей нужен ваш рассудок.
Он заманивает вас обещаниями подарить вам свободу, но если вы посмотрите на мелкий шрифт, то он оставит вас наедине с вашими сомнениями и страхами, и вскоре вы почувствуете, что сходите с ума. Иногда она вмешивается и спасает вас. Иногда нет.
И все, что я переживаю заново, лишь добавляется к старой боли.
Как будто чем больше воспоминаний возвращается ко мне, тем громче становятся голоса. Но порой мне кажется, что они будут звучать громче, пока я окончательно не восстановлю мельчайшие подробности своего прошлого. Потом они умолкнут.
16
На следующий день во время обеда я тихонько баюкаю Эвелин – скорее для того чтобы заглушить голоса в моей голове, чем успокоить ее. Если напевать достаточно долго, то назойливые голоса исчезают. Но я знаю: это лишь временная передышка.
Но они вернутся. Они всегда возвращаются.
Вокруг меня пациенты либо едят, либо просто размазывают еду на тарелках. Стоит тихий гул разговоров. Некоторые пациенты, как я, все три приема пищи сидят за одним и тем же столом. Остальные садятся где угодно. Они немного говорят, но никогда слишком долго. Большую часть времени мы все едим в тишине. Фэйрфакс не то место, чтобы заводить себе верных друзей.
Риган сегодня сидит напротив меня. Во время еды она почти не произносит ни слова.
– Прекрати свое гребаное мычание! – огрызается она.
Если бы она слышала голоса в моей голове, то, возможно, поняла бы. Я просто смотрю на нее и назло ей напеваю еще громче.
– Серьезно тебе говорю, прекращай! А не то я отрублю себе уши и швырну их в тебя! – Для пущей вящести Риган берет пластиковую вилку и угрожающе подносит к своему левому уху.
– Не слушай ее. По-моему, это красивая мелодия. Что это за песня?
От неожиданности у меня перехватывает дыхание. Я поднимаю голову и вижу Синклера. Он стоит возле моего стола. Риган опускает пластиковую вилку и нахально пялится на него. Я ее не виню. В черных брюках и рубашке с расстегнутым воротником он выглядит настоящим красавцем.
– Привет, – тупо говорю я.
– Привет. – Синклер улыбается и указывает на пустой стул напротив меня. – Можно сесть?
Я радостно киваю, словно китайский болванчик.
Он придвигает стул. Его ноги слегка касаются моих. Но меня как будто бьет током.
Это его третий визит ко мне. Я ощущаю в груди приятное тепло. Моя бдительность ослабевает. Мое тело расслабляется.
– Что ты напевала, когда я вошел? – спрашивает он.
Я пожимаю плечами, внезапно смущенная тем, что он застукал меня за пением.
– Просто детская песенка, которая нравится Эвелин.
Его улыбка слегка тускнеет, но я делаю вид, будто не замечаю, потому что моя дочь поворачивает головку и смотрит на Синклера. Она улыбается ему, и когда ей кто-то нравится, этот кто-то нравится и мне.
– Хочешь подержать ее? – предлагаю я.
Синклер откидывается на спинку стула. На его лице застыло удивление. Он бледнеет и задумчиво смотрит на Эвелин.
Риган громко присвистывает.
– Не воспринимай это предложение как шутку, Высокий и Задумчивый Брюнет. Сладкая Мамочка никому не позволяет держать на руках ее ребенка.
Синклер молчит, и мне в душу закрывается нехорошее предчувствие.
– Тебе не нужно брать ее на руки, если тебе это не нравится, – лепечу я.
– Ей хорошо у тебя на руках, – тихо отвечает он.
Чтобы скрыть обиду, я наклеиваю на лицо улыбку. Мне и в голову не приходило, что Синклер может не любить детей. Ничего страшного, правда?
По идее, да. Но не для меня. Я хочу, чтобы Эвелин ему нравилась. Я хочу, чтобы он увидел ее сладкую улыбку и взял на руки.
– По-моему, ты ей нравишься, – говорю я. Синклер неловко ерзает на стуле.
– Разве ей не нравятся другие люди?
Я решительно качаю головой.
– Нет. Она почти ни к кому не идет на руки.
Риган выплевывает воду, разбрызгивая мелкие капли по всему столу.
– Надеюсь, ты шутишь?
Когда я уклоняюсь от ее вопроса и сердито смотрю на нее, она закатывает глаза и, держа обеими руками поднос, встает.
– Как всегда, было приятно пообщаться, Сладкая Мамочка.
Она уходит и начинает изводить другого пациента. Я делаю глубокий вдох и переключаю внимание на Синклера.
Он качает головой.
– Это твоя подруга?
– Риган? Я бы не стала называть ее подругой.
– У тебя есть здесь друзья?
Раньше я бы показала на Эвелин и сказала ему, что, когда со мной моя дочь, мне не нужен никакой друг. Но теперь этот ответ уже не работает так, как раньше. Мне нужен кто-то, на кого можно опереться, кто помог бы мне докопаться до моих воспоминаний.
– Нет, – наконец говорю я. – Здесь нет друзей… но сейчас здесь вы. Ведь вы друг, да?
– И всегда им был, Виктория. – Его рука тянется через стол. На секунду она зависает над моей, но в последний миг он ее убирает и переплетает перед собой пальцы.
Он все меньше и меньше кажется мне чужим. Чувства и эмоции пускают во мне корни и медленно, но верно растут. Перед моим мысленным взором мелькает воспоминание: мы вдвоем гуляем по дому в день переезда. Я ощущаю его рядом с собой, хотя, по идее, мне это не положено.
Мне хочется чувствовать себя виноватой. Порядочный человек всегда чувствует вину. Но это все равно что пытаться выдавить из себя слезы или сочувствие. Если их нет… то их нет, и это делает меня последней дрянью на свете.
Я снова украдкой смотрю на Синклера, но натыкаюсь на его взгляд.
– Я тебя помню, – говорю я так тихо, что, боюсь, он меня не слышит.
Но он слышит. Он тотчас бледнеет, и я не могу сказать, рад он или напуган.
Я должна заговорить, прежде чем храбрость изменит мне.
– Я помню, как встретила тебя возле дома. Для приемки работ, на которую я опоздала, верно?
– Ты не опоздала. Поверь, у меня были клиенты, которые…
– …которые опаздывали почти на два часа. Вот это опоздание, – заканчиваю я за него.
По его лицу скользит легкая улыбка. Он сглатывает комок и проводит обеими ладонями по лицу.
– Это надо же! – выдыхает он. Его руки падают на стол, как гири. Он упирается локтями в столешницу и подается вперед. – Ты еще что-нибудь помнишь?
– Я помню день, когда мы переехали.
– Правда?
– Правда.
Он на миг как будто разочарован. Меня так и тянет попросить его поделиться мыслями. Но я не прошу, хотя он явно думает о нас двоих. Я вижу это по его глазам, по тому, как они смотрят вдаль. Возможно, вспоминает те моменты, которые я только что упомянула. А может, и нет.
Я нервно облизываю губы.
– Между нами есть что-то еще, ведь так?
– Конечно, есть, да и разве не было?
Я быстро моргаю, из последних сил пытаясь сдержать слезы.
– Я также помню твою сестру… Мы с ней дружили, не так ли?
– Все верно. Дружили. Чего я никогда не мог понять, ведь она любит всеми командовать и не лезет за словом в карман. Вы с ней были полной противоположностью друг другу, но неким образом это сработало. – Он на миг умолкает. – Ты боишься все вспомнить?
– Иногда нет. Но чаще да. Не знаю, как я отреагирую на правду. – Я зажмуриваю глаза, потираю переносицу и глубоко вздыхаю.
– Это слишком тяжело для тебя? – спрашивает он.
– Нет.
Да.
Но я ему этого не скажу.
Синклер упирается локтями в стол и наклоняет голову ближе. Я машинально делаю то же самое. Эти зеленые, с золотистыми крапинками глаза смотрят на меня в упор. Они манят, затягивают меня в себя, хотя у меня есть все причины держаться от них как можно дальше. Мои внутренности вновь начинают скручиваться узлом, по коже как будто пробегает ток.
– Расскажи мне что-то, чего я не помню, – тихо говорю я.
Синклер смотрит мне прямо в глаза.
– В самый первый раз, когда я поцеловал тебя, я ощутил вкус твоей души, и она была всем, чего нет во мне… Светом в моей тьме. Радостью среди моих забот. Этот момент навсегда останется со мной. Может, ты и забыла о нас, но я всегда буду это помнить.
От его слов мое сердце летит в тартарары. Я крепче прижимаю к себе Эвелин и задаю вопрос, который, как я знаю, не имею права задавать.
– Синклер, ты любил меня?
Он медленно-медленно опускает руки и буквально прожигает меня взглядом. Мои пальцы невольно начинают дрожать.
– Я любил тебя тогда и люблю сейчас.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?