Текст книги "Истины в моем сердце. Личная история"

Я разделила свой список дел на три категории: то, что нужно сделать срочно, то, что можно отложить, и долгосрочные проекты. На срочные дела отводилась пара недель, пара лет предполагалась для выполнения того, что можно было отложить, долгосрочные же проекты длились «столько, сколько потребуется». Долгосрочным целям отводилась последняя часть моего блокнота, там я записывала трудноразрешимые проблемы, с которыми мы сталкивались, – те, которые нельзя решить самостоятельно и за полгода, а возможно, даже и на протяжении всей карьеры. Вот это и есть самая важная работа. Именно так вы начинаете смотреть на вещи шире – не на политический момент, а на исторический. Основные проблемы системы уголовного правосудия не новы. Есть мыслители, активисты и лидеры, которые боролись за изменение системы на протяжении многих поколений. Со многими из них я познакомилась в детстве. Вы добавляете неразрешимые проблемы в список не потому, что они новые, а потому, что они большие, потому что люди боролись с ними десятки, может быть, даже сотни лет, а теперь это ваша обязанность. И важно то, насколько хорошо вы бежите свою часть эстафеты.

Так меня воспитала мама. Я выросла в окружении людей, боровшихся за гражданские права и правосудие, которое было бы одинаковым для всех. Но я видела также, как работает моя мама. Она занималась исследованиями рака молочной железы. Как и ее коллеги, мама мечтала о том дне, когда мы найдем лекарство. Но она не была зациклена на этой далекой мечте – она сосредоточилась на задачах, которые ставились прямо сейчас. Это работа, которая будет приближать нас к цели день за днем, год за годом, пока мы не пересечем финишную черту. «Делайте то, что должны делать прямо сейчас, а все остальное приложится», – говорила мама.

Именно так мы должны получать вдохновение, чтобы построить более совершенное общество: признать, что мы являемся частью более длинной истории и несем ответственность за то, как будет написана наша глава. Борьба за построение более разумной, справедливой и эффективной системы уголовного правосудия требует огромного труда. Мы знаем свои проблемы. Так что давайте закатаем рукава и начнем их решать.

Одним из ключевых вопросов, на которых я сосредоточилась в свой первый год в Сенате, была система залога. С помощью залога человека можно освободить из тюрьмы, пока он ждет суда. Сам вопрос залога начал привлекать внимание, которого он заслуживает, лишь недавно, и это важно, учитывая масштаб несправедливости, которую система залога привносит в жизнь людей.

В нашей стране человек невиновен до тех пор, пока не будет доказана его вина. Если он не представляет опасности для окружающих или с высокой долей вероятности не покинет округ, ему не обязательно сидеть в тюрьме в ожидании суда. Это основная предпосылка надлежащей правовой процедуры: вы можете сохранить свою свободу до тех пор, пока присяжные не осудят вас и судья не вынесет вам приговор. Вот почему Билль о правах однозначно запрещает чрезмерные суммы залога. Именно так должно выглядеть правосудие.

Но вот на что это не должно быть похоже, так это на систему, которая существует сегодня в Америке. Средний размер залога в США составляет 10 000 долларов. Но в американских семьях с доходом в 45 000 долларов в год средний остаток на сберегательном счете составляет 2530 долларов. Несоответствие настолько велико, что в любой момент времени примерно девять из десяти задержанных не могут позволить себе заплатить, чтобы выйти.

По своей сути система денежного залога благоприятствует богатым и наказывает бедных. Если вы в состоянии заплатить деньги вперед, то можете уйти, и когда суд закончится, вы получите их обратно. Если вы не можете себе этого позволить, то либо томитесь в тюрьме, либо должны заплатить поручителю, который стоит дорого, и деньги свои вы никогда не вернете.

Будучи окружным прокурором, я знала, что каждый день родственники подсудимых, выходя из Зала правосудия, пересекали улицу и шли в залоговые конторы. При этом они делали все возможное, чтобы найти деньги и расплатиться с поручителями, – закладывали имущество, оформляли кредиты на грабительских условиях, просили помощи у друзей или в церкви. Мне также было известно, что люди, у которых были шансы на оправдание, признавали себя виновными только для того, чтобы выйти из тюрьмы и вернуться на работу или домой к своим детям.

В журнале New York Times была опубликована история матери-одиночки, которая провела две недели на острове Райкерс[33]33
  Остров-тюрьма в проливе Ист-Ривер, относящийся к городу Нью-Йорк. Является самой крупной исправительной колонией в мире. – Примеч. пер.


[Закрыть], арестованная по обвинению в угрозе благополучию ребенка, потому что оставила его со своим другом в приюте, пока покупала в магазине подгузники. Эта молодая женщина не смогла внести залог в размере 1500 долларов, и к тому времени, когда ее освободили, ребенок уже находился в приемной семье. В другом случае шестнадцатилетний Калиф Браудер был арестован в Нью-Йорке по обвинению в краже рюкзака. Его семья не смогла наскрести залог в 3000 долларов, и ждать суда Калиф отправился в тюрьму. Следующие три года он провел в ожидании, бесконечном ожидании, большую часть времени находясь в одиночном заключении. Его не судили и не вынесли никакого приговора. Это трагическая история от начала до конца: в 2015 году, вскоре после того, как его наконец освободили из Райкерса, Калиф покончил с собой.

Система уголовного правосудия наказывает людей за их бедность. Где же справедливость? И где же смысл? Как это способствует общественной безопасности? В период с 2000 по 2014 год рост количества заключенных на девяносто пять процентов происходил за счет тех, кто ожидал суда. Это были в основном обвиняемые в ненасильственных преступлениях, чья вина не была доказана. Мы тратим 38 миллионов долларов в день, чтобы держать их в тюрьме, пока они ждут рассмотрения своего дела в суде. Возможность выйти из тюрьмы под залог не должна зависеть от того, сколько денег у человека в банке. Или от цвета кожи: черные платят залог на тридцать пять процентов больше, чем белые, за то же самое обвинение. Латиноамериканцы платят почти на двадцать процентов больше. Это не просто совпадения. Это системная проблема. И мы должны это изменить.

В 2017 году я внесла в Сенат законопроект, призывающий штаты изменить свои системы залога, отойдя от произвольного назначения денежной суммы и обратившись к системам, в которых оценивается фактический риск опасности человека для общества или фактический риск бегства. Если человек представляет угрозу для общества, мы должны задержать его. Если мы подозреваем, что человек собирается бежать, мы должны задержать его. В противном случае мы не должны наживаться на взимании денег в обмен на свободу. Моим ведущим соавтором в этой работе является Рэнд Пол, сенатор-республиканец из Кентукки, с которым я категорически не согласна по большинству вопросов. Но вопрос залога – это один из тех вопросов, по которым мы с ним согласны – в котором все мы должны быть согласны. Это вопрос, который может выходить – и выходит – за рамки политики, и так или иначе мы собираемся решить его.

Есть кое-что еще, что нам давно пора сделать: отменить провальную войну с наркотиками и начать с легализации марихуаны. По данным ФБР, в 2016 году за хранение марихуаны было арестовано больше людей, чем за все насильственные преступления. В период с 2001 по 2010 год более семи миллионов человек были арестованы за простое хранение марихуаны. Среди них непропорционально много черных и темнокожих. Один яркий пример: в течение трех первых месяцев 2018 года девяносто три процента людей, арестованных полицией Нью-Йорка за хранение марихуаны, были цветными. Эта расовая диспропорция ошеломляет и возмущает. Необходимо легализовать марихуану и регулировать ее распространение. Необходимо снять судимость с миллионов людей, которые были арестованы и заключены в тюрьму за ненасильственные преступления, связанные с марихуаной, чтобы они могли продолжать жить на свободе.

Давайте сделаем это с четким пониманием того, что если речь идет о легализации, то у нас есть нерешенные вопросы. Не существует широко применяемого эквивалента алкотестера, который сотрудники правоохранительных органов признали бы стабильно надежным. Нам надо инвестировать в решение. Также следует признать, что нам неизвестна степень влияния марихуаны на здоровье. Поскольку она была признана препаратом Списка 1[34]34
  Перечень наркотических средств, согласно определению закона США «О контролируемых веществах». – Примеч. ред.


[Закрыть], врачи и ученые смогли провести лишь ограниченные исследования ее воздействия. Мы должны просчитывать любые риски. А это означает, что мы обязуемся проводить исследования, слушать то, что говорит нам наука, и учитывать эту информацию, перед тем как что-то сделать.

Кроме того, надо перестать относиться к наркомании как к угрозе системе общественной безопасности, а воспринимать ее как угрозу системе здравоохранения. Когда люди, страдающие наркоманией, попадают в систему уголовного правосудия, наша цель должна состоять в том, чтобы помочь им. Пришло время всем нам признать, что зависимость – это болезнь, что она наносит ущерб жизни людей, которые этого не хотели и никогда к этому не стремились. Пора понять, что закон не должен дискриминировать зависимых людей. Если человек страдает от зависимости, то система уголовного правосудия не улучшает, а только ухудшает его положение. Он нуждается в лечении, и мы должны бороться за систему, которая обеспечивает это лечение.

Даже когда люди совершают преступления, предполагающие тюремное заключение, нам следует отказаться от представления о том, что они неисправимы и не заслуживают второго шанса. У нас все еще есть обязательные минимальные меры наказания, многие из которых непропорционально распределены по расовому признаку. И необходимо отказаться от попыток чрезмерно, до бесчеловечности ужесточать принципы вынесения приговоров, которыми мы руководствовались десятилетиями.

К счастью, мы уже начали видеть прогресс: за десять лет, прошедших после того, как мы запустили программу «Снова на верный путь», около тридцати трех штатов приняли новую политику вынесения приговоров и управления исправительными учреждениями, направленную на поощрение альтернатив тюремному заключению и сокращение рецидивизма. А с 2010 года двадцать три штата снизили количество заключенных. Но еще многое предстоит сделать для того, чтобы наказания были соразмерны проступку.

Также нужно разобраться с тем, что происходит за тюремными стенами. В настоящее время женщины представляют собой самый быстрорастущий сегмент заключенных наших тюрем. Большинство из них – матери, и подавляющее большинство пережили жестокую травму, которая обычно не диагностируется и не лечится. Многие содержатся в учреждениях, где не поддерживается ни элементарная гигиена, ни репродуктивное здоровье. Пока вы читаете эти строки, беременных женщин заковывают в кандалы. Я бывала в женских тюрьмах, слышала истории о том, как заключенные сталкиваются с риском сексуального насилия, когда за ними наблюдают мужчины-охранники в ванной или душе. В 2017 году я с гордостью выступила соавтором законопроекта, направленного на решение некоторых из этих проблем. Это разговор, который мы в нашей стране ведем редко, – а вести его необходимо.

В ближайшей перспективе одной из важнейших задач является борьба с теми, кто сводит на нет результаты, которых мы добились за последние годы. Нынешняя администрация возобновила эскалацию войны с наркотиками, вновь сделала упор на необходимости тюремного заключения, а не реабилитации, свернула расследования нарушений гражданских прав в полицейских департаментах, которые начались во времена администрации Обамы. Они даже пытаются разорвать соглашения, заключенные между министерством юстиции Обамы и рядом полицейских департаментов, соглашения, которые должны были положить конец политике и практике, нарушающим конституционные права людей. Нельзя возвращаться назад как раз в тот момент, когда мы только-только встаем на путь прогресса. Надо действовать с яростной настойчивостью. Этого требует справедливость.

Мы должны открыто, без всяких оговорок, признать, что наша система уголовного правосудия работает, исходя из расовых предубеждений. Это признание начинается с ясного и недвусмысленно заявления: черные жизни имеют значение – и мы говорим правду о том, что это означает. Факты налицо: почти через четыре года после того, как Фергюсон, штат Миссури, стал истоком движения Black Lives Matter, генеральный прокурор штата сообщил, что чернокожих водителей там останавливают на восемьдесят пять процентов чаще, чем их белых соседей. Во всей стране, когда полицейские останавливают чернокожих водителей, они в три раза чаще обыскивают машину, чем у белых водителей. Черные употребляют наркотики не больше, чем белые, но за это их арестовывают в два раза чаще. И тогда они платят залог более чем на треть больше, чем белые. А когда их судят, черные получают сроки, почти на двадцать процентов превышающие сроки белых. Латиноамериканцам не намного лучше. Это просто чудовищно.

Одно дело сказать, что черные жизни имеют значение. Однако осознания и солидарности недостаточно. Надо принять суровую правду о системном расизме, который привел ко всему этому. И мы должны превратить это понимание в политику и ввести практику, которая реально может все изменить.

Когда я была генеральным прокурором, то собрала высшее руководство нашего следственного бюро во главе с Ларри Уоллесом, директором бюро правопорядка моего офиса, и сказала им, что хочу ввести программу подготовки наших сотрудников, которая позволит выявлять скрытую предвзятость и обеспечивать процессуальную справедливость. Скрытая предвзятость появляется на доли секунды. Это бессознательный импульс, который наш мозг использует, чтобы помочь нам вынести быстрое суждение о незнакомце. Полицейским на местах чаще, чем кому-либо, приходится принимать решения за доли секунды в ситуациях, когда неосознанное предубеждение может привести к смертельному исходу.

Разговор получился трудным – и это понятно. Все присутствовавшие руководители высшего звена посвятили свою жизнь работе в правоохранительных органах и приносили присягу. Им было нелегко смириться с мыслью, что люди из их бюро страдают предвзятостью, что это влияет на общество и что их нужно обучать, чтобы справиться с проблемой. Но состоялась честная беседа, и в конце концов руководители не только согласились, что это важно, но и выразили готовность участвовать в создании и формировании программы обучения, курировать и отстаивать ее необходимость.

Ларри и мой специальный помощник Сьюзи Лофтус разрабатывали учебный план, который можно было бы предложить полицейским академиям и руководству правоохранительных органов по всему штату. При создании программы мы сотрудничали с полицейскими департаментами Окленда и Стоктона и Калифорнийским товариществом, выступающим за безопасность в сообществах, привлекли профессора Дженнифер Эберхардт из Стэнфордского университета, чтобы оценить эффективность программы. Наша инициатива стала первым общегосударственным курсом по выявлению скрытой предвзятости и обеспечению процессуальной справедливости, который был предложен по всей стране.

Никто из нас не обольщался по поводу того, чего мы можем достичь. Мы понимали, что такие усилия сами по себе не избавят систему от власти предрассудков. И мы, конечно, знали, что всю систему пронизывает не только скрытая, но и явная предвзятость. Расизм в Америке реален, и полицейские департаменты от него не застрахованы. В то же время мы считали, что специальная подготовка будет иметь реальное значение, что для большинства сотрудников правоохранительных органов осознание собственных скрытых предубеждений может стать откровением. Мы были уверены, что серьезные обсуждения ситуаций, включенные в учебный курс, принесут плоды. Этот опыт останется у человека в голове, им он будет руководствоваться, когда пойдет на улицу.

Необходимо сказать еще одно: в Америке процветает полицейская жестокость, и мы должны искоренить ее везде, где только она возникает. С появлением смартфонов то, что было хорошо известно только определенным сообществам, теперь видит весь мир. Больше нельзя сделать вид, что этого не происходит. Нельзя игнорировать или отрицать факты, когда мы смотрим видео, в котором офицер стреляет в спину убегающего от него безоружного Уолтера Скотта[35]35
  Полицейский Майкл Слагер убил выстрелом в спину убегавшего от него чернокожего Уолтера Скотта. Слагеру предъявили обвинение в убийстве после публикации видео, противоречащего показаниям полицейского, которые были даны в его рапорте. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Нельзя игнорировать ужас подруги Филандо Кастиле[36]36
  Неправильно истолковав действия Кастиле, полицейский открыл огонь в момент, когда Кастиле потянулся к бумажнику. Подруга Кастиле, Даймонд Рейнольдс, снимала происходящее на видео. Присяжные не нашли доказательств вины полицейского и оправдали его. – Примеч. пер.


[Закрыть], которая истошно закричала, увидев, как полицейский выстрелил в него семь раз в момент, когда Кастиле потянулся за водительскими правами. Это случилось в присутствии четырехлетней девочки, находившейся на заднем сиденье. «Все хорошо, мамочка… Все хорошо. Я здесь, с тобой», – говорила девочка в душераздирающей попытке утешить мать. Невозможно забыть слова Эрика Гарнера[37]37
  Эрик Гарнер вступил в конфликт с нарядом полиции, отказавшись подчиниться полицейским, и не дал надеть на себя наручники. Тогда белый полицейский Дэниел Панталео применил против него удушающий прием. Примерно через час Эрик Гарнер, у которого были астма и болезнь сердца, скончался в районной больнице. – Примеч. пер.


[Закрыть], сказанные им в отчаянии: «Я не могу дышать», – когда полицейский душил его во время ареста за продажу сигарет.

Мы должны помнить, что подобные трагедии происходят вновь и вновь, большинство из них не засняты и невидимы. Если люди боятся убийств, избиений и преследований со стороны полиции, патрулирующей их улицы, можем ли мы искренне утверждать, что живем в свободном обществе?

И как характеризует наши стандарты правосудия тот факт, что полицейские так редко привлекаются к ответственности за подобные инциденты? Офицера из Миннесоты, застрелившего Филандо Кастиле, судили за непредумышленное убийство второй степени. Но его оправдали. В Огайо полицейский после погони забрался на капот автомобиля и сорок девять раз выстрелил в пассажиров, Тимоти Рассела и Малиссу Уильямс[38]38
  Двадцать девятого ноября 2012 года в результате погони тринадцать полицейских открыли огонь по бездомным чернокожим Тимоти Расселу и Малиссе Уильямс. – Примеч. пер.


[Закрыть], которые оба были безоружны. Офицеру предъявили обвинение – и оправдали. В Пенсильвании полицейский убил безоружного водителя выстрелом в спину, когда тот лежал лицом вниз в снегу. И его тоже оправдали за убийство.

Если в нашей судебной системе жестокость полиции не влечет за собой серьезных последствий, то какой вывод из этого должны сделать полицейские? И что должно думать общество? Общественная безопасность зависит от общественного доверия. Она зависит от людей, которые верят, что с ними будут обращаться справедливо и законным образом. Она зависит от системы правосудия, которая должна быть основана на понятиях объективности и беспристрастности. Она зависит от элементарной порядочности, которой требует наша Конституция.

Но когда чернокожих и темнокожих людей останавливают, арестовывают и осуждают с большей долей вероятности, чем белых, когда полицейские департаменты оснащаются как боевые полки, когда за вопиющими фактами применения смертоносного оружия не следует наказания, стоит ли удивляться, что авторитет общественных институтов, которые призваны обеспечить общественную безопасность, оказывается подорван?

Я говорю это как человек, который провел большую часть времени своей профессиональной жизни в правоохранительных органах. Как человек, который очень уважает полицейских. Я знаю, что большинство полицейских могут по праву гордиться своей службой, и их работа заслуживает самой высокой оценки. Понимаю, как трудна и опасна эта ежедневная работа, и знаю, как тяжело бывает семьям офицеров, которым приходится каждый день гадать, вернется ли домой в конце смены человек, которого они любят. Я слишком часто бывала на похоронах офицеров, погибших при исполнении служебных обязанностей. Но я также знаю следующее: считать, что вы должны быть либо за свободу полиции, либо за ее контроль, – это ложный выбор. Я и за то, и за другое, как и большинство знакомых мне людей. И давайте говорить об этом правду.

Давайте не делать ошибок, давайте возьмем на себя ответственность за каждый аспект нашей несовершенной системы уголовного правосудия. Мы должны изменить наши законы и наши стандарты. И нам надо избрать людей, которые сделают это своей миссией.

Поэтому давайте наберем больше прогрессивных людей в прокуратуру – средоточие самых серьезных проблем и самых правильных решений этих проблем. Прокуроры являются одними из самых влиятельных субъектов в нашей системе правосудия. У них есть полномочия расставлять приоритеты в своей работе. Они могут сосредоточить свое внимание на чем угодно – от дел о мелком или крупном мошенничестве до дел о сексуальном насилии. Они имеют право сажать преступников за решетку, но также имеют право по своему усмотрению отклонять случаи, когда полиция применяла силу чрезмерно или проводила обыск и конфискацию без достаточных оснований. Нам нужны люди из всех слоев общества, с разным прошлым и разным опытом, которые бы заняли нужные посты и использовали бы данную власть во благо.

Нам также необходимо поддерживать давление извне: организации и отдельно взятые личности могут инициировать значимые изменения. В качестве генерального прокурора я позаботилась о том, чтобы наше ведомство стало первым государственным правоохранительным органом, который потребовал оснастить своих сотрудников нательными камерами. Я сделала это, потому что это было правильно. Но удалось мне это потому, что движение Black Lives Matter оказало сильное воздействие на общество. Внеся вопросы безопасности в национальную повестку дня, движение создало внешнюю среду, которая позволила мне действовать изнутри. Именно так часто и происходят перемены. И я благодарю движение за помощь в проведении этих реформ, так же как делают и все мои коллеги.

Участие в борьбе за гражданские права и социальную справедливость не для слабонервных. Это так же трудно, как и важно, и победы могут не быть достаточно сладкими, чтобы уравновесить горечь поражения. Но давайте считать себя преемниками тех героев, которые отказались отступать. И когда нас огорчают и разочаровывают возникающие перед нами препятствия, давайте вспоминать слова Констанс Мотли, одной из моих вдохновителей, первой чернокожей американки, получившей назначение в федеральной судебной системе. «Отсутствие поддержки никогда не останавливало меня, – написала она. – На самом деле, я думаю, эффект был прямо противоположным. Я из тех людей, которых невозможно сбить с пути».