Текст книги "Расчеловечивание"

На этом славном поприще отличился и Бодя. У него тоже есть пара треков чистапацанского рэпчика про войну.

Мама, где ты, мамочка?

Спаси меня!!!

Жаркие, пронизанные бесконечным ожиданием дни летели беззаботно и быстро. Фотография Большого стояла в холле на фоне российского флага. Водка в стакане, прикрытом закаменевшим ломтиком чёрного хлеба, постепенно испарялась. Сиреневый Ланос, изуродованный пулями, покрывался слоями времени, одиноко и монументально ночуя под деревом возле курилки. Его сменил белый красивый Форд. Оля перестала к нам приезжать. Она носила чёрное, редко отвечала на сообщения в интернете и проклинала эту войну, гремевшую всё ближе и ближе к нам. Соседний Дзержинск уже почувствовал на своём горле её нежные пальчики. Людей становилось всё меньше: они перебирались на блокпосты и жили там. Старый всё реже и реже ночевал на базе, а Элла Николаевна, очаровательно называвшая мужа по его позывному, вздыхала глубже и глубже.

Я ложился поздно, много переписывался с Ней. Стоя в кромешной темноте в курилке, я слушал «Песню про звёзды» Высоцкого и «Тёмную ночь» Бернеса. Киса прекрасно справлялся со своими обязанностями, но очень любил поворчать. Монах смотрел телевизор и с каждым днём все глубже уходил в себя. Джонни ездил с ребятами на задания, о которых ничего не рассказывал. Кузьмич гонял своих орлов и меня заодно. Водка постепенно испаряла часы и минуты, стакан Большого пустел. Майор сильно поменялся за это время. Он мог приехать ночью со своей охраной, и пройти мимо нас, сидевших возле входа на стульях, даже не посмотрев в нашу сторону. Он ушёл в какой-то другой, нехороший мир. Люди, которые пошли за ним и поверили ему, всё чаще и чаще озвучивали друг другу своё недовольство. Воздушные тревоги иногда загоняли нас в бомбоубежище, а зенитчики из соседнего посёлка устраивали нам красочные, завораживающие представления в небе. Я как-то раз отметил про себя, что сам комбат никогда не прятался вместе с нами под землёй. Он стоял с отсутствующим взглядом, курил и не смотрел вверх. Небо его больше не интересовало.

Все ребята из соседней комнаты разъехались по блокпостам. Там теперь жил один Юрка. А со мной – только Кузьмич. Через два дня уехали Монах и Орк.

Глава 5 из 13 возможных

– Товарищ! Нам трэба утреннюю дефекацию справить!

– О, Поэт, на, держи, – Киса протянул мне ключи, – скажи-ка мне вот что, ты не…

– Товарищ, оно не ждёт! Оно трэба!

– Ладно, потом загляни тогда.

Судорожно отковыряв амбарный замок, который появился на двери в туалет два дня назад, я ворвался в обитель самопознания.

Мы так и не смоги вычислить ту сволочь, которая умудрилась забраться с ногами на унитаз и чиркнуть какашкой по бачку нашего фаянсового стража. Вкупе с участившимися случаями прочего свинства в комнате отдыха, этот вопиющий акт неуважения к социалистической собственности повлёк дичайшие волны гнева со стороны командования, и было принято решение запирать дверь, а ключи хранить у Кисы, чтобы избежать постыдного рецидива. Я тут же воспользовался ситуацией и нарисовал несколько агитационных плакатов на тему приёма особо отличившихся на ниве непопадания в толчок в укропские снайперы без конкурса и рекламу двухнедельных курсов «Как писить сидя от Олега Ляшко». Залетевший в тот день на наряды по туалетам с лёгкой руки нашего оружейника Бодя клял небеса, но, в результате всё-таки выполнил свою миссию по чистке осквернённого унитаза. Это, однозначно, было возмездием ребят за его предыдущий залёт с автоматом, когда вся часть полночи не могла нормально уснуть. Я тоже вынашивал хитрый план мести, и как раз сегодня планировал его реализовать.

Выйдя на улицу и закурив чёрную сигарету, я посчитал оставшиеся в пачке. Три. Отлично. То, что надо. Утро весело играло яркими лучами над кронами деревьев, Элла Николаевна сидела в курилке под деревом и сосредоточенно набирала смс. Я направился к ней.

– Доброе утро, какие новости? – кивнула она.

– Ой, да, как обычно: в Славянске война, у нас – тишина. Под Саур-Могилой начались бои. По большой политике тоже без изменений: никто нас не признаёт, всяческие Европы и прочие Америки усиленно санкционируют, а Путин на это всё клал с кремлёвской башни. Так, что тут у нас ещё есть, – я листал пальцем новостную ленту. – Ага, ещё сегодня у нас заканчивается перемирие, но его хотят продлить на четыре дня, а Порох будет подписывать экономическую интеграцию.

– Перемирие?

– Ну, у нас вроде тихо пока, беспилотники, правда, каждую ночь кружат.

– Ага, а Славянск? Сам же только шо сказал. Вот бы добраться до этого Порошенко! Ууух, морда! Президент, блин, писюн газированный!

Этот её оборот заставил меня расхохотаться.

– Как, как вы сказали? Газированный?

– Ну! Зла не хватает уже!

– Да нет, Элла Николавна, откуда ж он теперь газированный-то? Газа-то нема!

Вдоволь насмеявшись, мы отправились на кухню. Потягивая чай, она серьёзно посмотрела на меня и сказала:

– Слушай, а вот съезди на пару дней на блокпост какой-нибудь, посмотри, как там дела обстоят. Может новости какие будут, или напишешь что интересное. А то сидишь здесь, ничего не делаешь. Я же вижу, скучно тебе. Разве за этим сюда приехал?

– Да я тоже думаю, пора куда-то уже выдвигаться. Домой – рано. В Славянск бы, да как туда попасть? Я ж в наш батальон уже вжился, многих знаю. Так что, да, вы правы, так и сделаю.

Вернувшись в свою комнату, я сел за стол и сосредоточенно взялся реализовывать коварный план по воздействию на Бодю. Попавшегося по пути Студента я прихватил с собой, чтобы было веселее. Аккуратно вытащив губку фильтра из сигареты, я спичкой начал выковыривать из неё табак. Освободив от него половину бумажного цилиндра, я взял небольшую петарду, которую специально на этот случай взял у Кисы ещё вчера вечером. Поместив её внутрь, и как следует присыпав по краям табаком, вернул фильтр на место. Всё, теперь осталось угостить назойливого Бодю нужной сигаретой. Вероятность успеха – тридцать три процента – меня вполне устраивала.

– И кому этот гостинец?

– Как кому? Известно, кому. Кто тебе спать позавчера не давал?

– Да, ладно, может, не надо?

– Надо, Серёга, надо. Я и так от скуки на стену лезу, так ещё ты такой правильный попался.

– Ну, сам смотри. Я пойду, не успел позавтракать.

Уложив сюрприз в чёрную пачку с надписью «GEM», я отправился на поиски. Подойдя к воротам, где наш горе-солдат дежурил с охотничьим ружьём, я завёл разговор о погоде и новостях.

– Братан, слушай, угости сигареткой, а то у меня сейчас нету… – это было предсказуемо.

– Да, держи, не вопрос! – я протянул ему пачку.

Снаружи засигналил автомобиль, Бодя засуетился, убрав сигарету за ухо, и начал открывать ворота. Белый Форд Майора заехал во двор и остановился. За рулём сидел то ли Лёлик, то ли Болик, я так и не взял в толк, кто из них кто. Завидев меня, комбат жестом пригласил подойти.

– Слушай, давай-ка ты, того, собирайся, на блокпост езжай. Сегодня.

– Надолго? – мне, если честно, совсем не хотелось неделями жить в походных условиях.

– Ну, пара-тройка дней, а там разберёмся.

– О, ну тогда я согласен.

– Добро, к вечеру Батман должен заехать, с ним уедешь.

Я с нетерпением ждал взрыва, стоя так, чтобы видеть Бодю, но в этот раз ему повезло. Знойный июнь всё никак не хотел заканчиваться. В течение дня я ещё раз угощал своего доброго друга из этой пачки, но гадёныш оказался чрезвычайно везучим. Сходив в город и купив мороженого, я вернулся на базу. Время уже близилось к семи вечера.

– Тебя на Майорский забрать надо, да? – ко мне обратился незнакомый человек.

– Ты – Батман?

– Ну, типа того.

– Тогда меня. Погодь, я в располагу сбегаю за сумкой.

Я уложил в свой зелёный вещмешок только самое необходимое, наивно полагая, что еду на два, максимум три дня. Напоследок решил заглянуть в оружейку:

– Всё, сваливаю!

– А куда? – Киса пил чай и жевал баранку.

– На Майорский. Как там, не знаешь?

– О, так это один из лучших. Повезло!

– А чё ты хотел-то с утра?

– А, раз уезжаешь, то и ничего. Фильм думал новый попросить скачать.

– Ну, как вернусь – обеспечу! Счастливо, дружище!

– Пока…

Батман был высок, лыс и очень улыбчив. Грубоватый голос его подчёркивал характерный присвист: у него не было четырёх верхних резцов. Отвечая на его дежурные вопросы, я смотрел по сторонам. Мимо серого ЗАЗ Шанс, на котором он приехал на базу, неслись незнакомые кварталы. А, стоп, вот здесь мы проезжали, когда к Большому ехали. Вот эту вышку я помню. Мост. Да. Горловка, однозначно, становилась моим новым родным городом.

Блокпост встретил нас неуклюжими баррикадами из покрышек, досок и бог весть чего ещё. Мы свернули куда-то налево и оказались на небольшой площадке между двумя одноэтажными кирпичными сооружениями. Батман заглушил двигатель, и мы вышли. Множество новых людей ходили туда-сюда по территории блокпоста. Опа, да это же Вова! Невысокий и полноватый, мой собеседник из ночи прощания с Большим шёл в нашу сторону:

– Здорово, чувак! Ты к нам, да?

– А то ж, – обречённо ответил я.

– Да не ссы, всё нормально у нас здесь. Давай, обустраивайся. Вон там у нас располага, – он указал рукой на вход в странное здание.

Вечернее солнце лизало макушки деревьев. Вещмешок понуро висел на локте. Я вошёл. Советских цветов коридор, шаг, шаг, шаг, стена, поворот налево, шаг, комната. Окна зашторены, за окнами – зелень. На полу ровными рядами – матрасы. У дальней стенки – восемь кроватей. Кто-то спал, кто-то занимался своими делами. Я заметил Орка. Он сидел и невозмутимо зашнуровывал ботинки.

– О, привет! – он поднял на меня взгляд.

– Привет. И меня сослали, – я подошёл к нему и пожал его руку.

– Почему сослали? Это ещё ничего. Вот на Веровке вообще на земле спят. Так что у нас это скорее курорт.

– Кормят-то нормально?

– Отлично, Алёнка у нас мастер, – он встал, подмигнул мне и вышел из комнаты.

– Нде…

– А, чуть не забыл, – в дверном проёме показалась его голова, – матрас в гараже возьми и устраивайся.

Места было очень мало. Кинув на пол мешок, я тоже направился к выходу. Мы занимали здание железнодорожной станции. Не пассажирской, а технической. Половину здания занимали железнодорожники, которые работали, несмотря на войну. Они носили рыжие форменные жилетки, и у них были любопытные молоточки: длинная металлическая рукоять и наваренная на неё головка от обычного домашнего молотка. Прямо перед зданием было много-много железнодорожных путей. Одна из веток оканчивалась тупиком прямо в нескольких метрах от меня. Здесь же были разбиты две клумбы с мальвами и какими-то жёлтыми красивыми цветами. Слева в кустах пряталась дверь в подвальное помещение. Она была закрыта на большой амбарный замок. Казалось, что если бы сколь-нибудь профессиональные головорезы из спецназа захотели атаковать нас, у них не возникло бы с этим никаких проблем. Я направился в гараж, который теперь служил складом. К нему была пристроена бывшая торговая палатка, под радушным навесом которой расположился большой обеденный стол, обставленный стульями. Там сидели Батман с Вованом, которого все звали Икс, и ещё какими-то ополченцами. Их автоматы стояли, прислонённые к столу. Видимо, ребята с ними не расставались.

Обменявшись с ними положенными фразами, я прошёл в гараж, и Алёна помогла мне найти матрас. Спальное место я организовал очень просто: плащ-палатку накинул на матрас и сложил под голову кое-какую одежду. На высоком столе у входа лежала куча мобильников и зарядных устройств. Там же я оставил заряжаться планшет. На сегодня никаких дел не было, и я лежал, глядя в потолок и вдыхая тяжёлый, густой воздух этого странного помещения.

В одном ряду со мной лежали ополченцы: Космонавт – улыбчивый, светловолосый мужчина лет сорока, Ярик Бодрицкий, которого все называли Бодрич, и мордатый, крупный дядька с красным лицом и тяжёлым взглядом, со странным позывным 88. Оказалось, что это не модное нынче в нехорошей среде зашифрованное «Хайль Хитлер», а всего лишь название квартала Горловки, где он жил. В следующем ряду расположился улыбчивый темноволосый Вилли, хозяин синей милицейской формы Омон, который, кстати, не был ментом, а просто носил эту форму, Орк, Малой с Алёнкой, и ещё один человек, которого я сразу идентифицировал как хронического, убеждённого алкаша. Именно при виде него во мне снова проснулся нехороший вопрос: «Куда я попал?».

Этот мужик, под полтинник лет, был отцом Ярика – Игорем Бордрицким и в общении оказался крайне интеллигентным и приятным человеком. Вот же ж внешность какая обманчивая-то бывает. Дальше расположился Фил, тоже уже взрослый дядька, Икс, Батман, Сармат – невысокий, весёлый и очень предприимчивый парень неопределённого возраста, и Андрей Белый, который мне почему-то приснился в том отвратительном кошмаре в первую ночь на базе ГО.

На следующий день Икс, который оказался ни много ни мало – командиром блокпоста, начал думать, что же со мной делать. Вообще, блокпост выполнял функции не только некоего очага обороны. Его главным назначением был контроль дороги: досмотр машин, проверка документов, отлов подозрительных элементов и прочее. Там людей хватало, и общими усилиями мне придумали занятие: отныне я буду отвечать за безопасность территории нашей маленькой базы. Вован предложил мне выбрать себе людей, человека три-четыре, и придумать нам графики дежурств, расположение постов и прочие должностные инструкции.

Оружия не хватало катастрофически. На двадцать человек у нас было четырнадцать автоматов. Мне повезло: уехавший куда-то на днях Паганини сдал свой автомат, и никто ещё не успел его приватизировать. Я подошёл к деревянной стойке, где хранилось оружие, и взял одиноко стоявший стволом вверх АК-74 в руки. Это был мой автомат, я сразу почувствовал. Как-то само собой все приняли этот факт, и никому не приходило в голову оспаривать моё владение им. Тем более, моя должность, пусть новая и маленькая, всё равно подразумевала руководство, и было бы неправильным мне быть безоружным. В своё ведение я попросил перевести Малого Серёгу, с которым более или менее был знаком, флегматичного, вечно живущего где-то в социальной сети Ярика и Орка. Последнего отдать отказались, мотивируя тем, что он в прошлом был милиционером, и его навыки были нужны при проверке документов на дороге. Вместо него ко мне в отделение был выписан старый, лет шестидесяти пяти, дед по имени Чегевара. Про него рассказывали, что он был на этом блоке с самого начала и так и жил здесь. Толку от него было мало, но и вреда особого тоже. Был, правда, случай, когда он попытался сбить самолёт из охотничьего ружья, до смерти перепугав проходившего мимо бойца, но в целом он был тихим, незлобным дедом. Ещё одной его особенностью было умение постоянно рассказывать что-то остро-политическое про бандеровцев, киевский режим и прочие ужасы наших реалий. Он был, как радио. Скучно стало – подошёл к нему, погромче сделал и слушай. Надоело – отошёл. А он вещал себе дальше. У нас его любили. По-доброму.

Я записал себе в обязанности организацию дежурства на двух постах: возле гаража и возле входа в казармы, охрану и учёт оружия, поддержание всяческого правопорядка. Икс, подумав, добавил мне счастья: в подвале, оказывается, жили весёлые алкоголики. Такие же, как и в УВД, нарушители комендантского часа, дебоширы и мелкие хулиганы. Теперь эта братия была в моём ведении. И полетели дни.

Убийственная, просто неописуемая скука сидения на одном месте изредка прерывалась боевыми тревогами. Такими же ложными, как и все остальные. Я читал новости про Славянск, который ежедневно подвергался жесточайшим обстрелам, про дипломатические войны в ООН и прочие события в войне и в мире. «Шо там по новостям?» – было самой частой фразой, которую я слышал.

На четвёртый день моего пребывания на МБП стало ясно, что о «паре дней» Майор слукавил и что служить мне здесь до самого возвращения домой. Но я не грустил. В целом, если не считать скуку, особенно – по ночам, мне даже нравилось находиться здесь, на этом маленьком островке республики. Мы с Яриком дежурили по двенадцать часов в сутки. Ночью – всегда я. Как-то в обед Белый с Малым и Сарматом куда-то засобирались. Изнывая от скуки, я сразу же подошёл:

– Чего мутите?

– Поехали с нами, как раз место есть! – Малой улыбнулся до ушей.

– Куда едете-то?

– Да на стрельбы. Патронов вот левых коробку намутил. Тренировки у нас сам видишь, какие, – Белый скривился, – хоть сами себе устроим. Поедешь?

– Конечно! Секундочку подождите, – и я побежал в казарму за камерой и автоматом.

– Это тебе зачем? – Белый недоверчиво покосился на фотоаппарат.

– Ну, как зачем? Для истории!

– А, пресса, значит? – он улыбнулся.

– Ну, что-то вроде того.

Серебристый Ланос Сармата тронулся. Мы ехали куда-то в сторону Славянска, если верить указателям, и через несколько километров нырнули в посадку. Попетляв немного по грунтовке, машина въехала в глубокий карьер и остановилась.

Всем своим видом показывая, что умею обращаться с оружием, я деловито стоял у большого камня и заряжал магазин. Всего нам предстояло сделать по десять выстрелов, но ситуация с обеспечением была такая, что и этому мы радовались, как дети, не забывая, конечно, ворчать. На одном из патронов была зелёная отметка. Трассирующая пуля. С детства у меня было трепетное отношения к этим пунктирам войны: я вырос на афганских песнях, которые слушал отец, и была там одна про трассера, которая особенно мне нравилась. Сунув патрон в карман, заменил его обычным.

– Пресса, а ты стрелять умеешь? – умел Белый так искоса посмотреть, криво улыбнуться и поставить в тупик.

– Вот сейчас и увидишь, – уклончиво ответил я.

Я лёг на землю, открыл рот, чтобы звуковая волна не оглушила меня надолго, сдвинул рычажок до нижнего положения одиночной стрельбы и прицелился. Мишень, висевшая на дереве метрах в тридцати от нас, была нарисована от руки. Нажав на курок, я вздрогнул. Как же громко стреляет эта штуковина! Отбив девять выстрелов, я сказал, что патроны кончились. Никто не считал, и у меня теперь появился этот маленький талисман.

– А для прессы-то очень даже не плохо! – крикнул Сармат, стоя возле дерева и оценивая мои результаты.

По очереди отстрелялись все ребята. Я обратил внимание, что у каждого автомат был подписан. Обычной шариковой ручкой на зеленоватом советском ремне были выведены их позывные. Вернувшись на базу и сменив Ярика на посту, я задумался о том, что мой автомат тоже нужно подписать. Только не так, как у всех. Центром этой войны для меня была Она. От Неё ли я сбежал сюда, ради Неё ли – не важно. Важно, что Она играла главную роль, и моя рука уверенно вывела на ремне Её имя. Вопреки ожиданиям, никто не поинтересовался у меня, почему я подписал оружие именно так. Каждый, наверное, понял меня правильно.

В один из дней по какому-то делу приехал Юрка. Он подошёл ко мне, посмотрел прямо в глаза и, понизив голос, спросил:

– Хакер, это ты Старому в сигарету петарду засунул?

– Бля, – только и смог выдавить я, прыснув то ли от смеха, то ли от ужаса.

– Нет, ну ты? Просто он на меня думает.

– Да, петарду засунул туда я. Только не Старому. Дружище, ты не переживай, я ему скажу, обязательно! Как же так вышло-то, а?

– Ну, как, как. Так и вышло. Вечер, лето, красота. Птички поют. Выходит он покурить, вдруг как бахнет! Блин, я думал, что все плохие слова знаю, – Юра говорил очень интенсивно. – Ладно, что в руке взорвалась. Так бы точно мне ногу прострелил.

– Бля, – на ум не приходило больше ничего, я инстинктивно втянул голову в плечи.

– Ладно, тогда, полетел я, давай, бывай! – и он убежал куда-то, оставив меня в самом идиотском положении, в которое я когда-либо попадал.

Ночью, часа в четыре, привычный скрежет вагонов и окружавшую его зыбкую предрассветную тишину нарушили крики. Опять поймали какого-то алкаша. При детальном рассмотрении выяснилось, что этот высокий, смуглый и невероятно черноволосый человек напился и решил пойти записаться в ополчение. Лично я не разделял методов Батмана, но этот товарищ отправился в подвал. Там уже сидели разные безымянные организмы, но я не вникал. По какому принципу они туда попадали и выходили оттуда – мне было неведомо. Малой, правда, рассказывал, что один умудрился сбежать, протиснувшись между дверью и косяком, но я ему не поверил. Уж больно узкая там была щель. Вообще за Малым была замечена любовь к преувеличениям, и я осторожно относился к его сумасшедшим историям.

Война текла вяло. Иногда, конечно, постреливали где-то далеко, но нас это никаким образом не касалось. Прошла неделя. Вещей у меня с собой практически не было, и в один из дней я поехал с Батманом на нашу базу, оставив Ярика старшим.

Она была очень рада узнать, что я, пусть ненадолго, всего на два дня, но всё-таки приехал в относительно безопасное место. Я ощущал себя иначе: познавшим жизнь, опытным, стрелявшим. Старого на базе больше не было. Он теперь жил дома и приезжал редко, только чтобы решить какие-то вопросы. На нём, оказывается, держалось очень и очень многое. От продуктов и до стройматериалов, от переговоров с различными социальными группами и до приёма гуманитарки. Со слов Эллы Николаевны я узнал, что Станислав Иванович не совсем в ладах с нашим комбатом и поэтому отстраняется от жизни батальона. За себя и всех своих товарищей я мог сказать однозначно: если бы встал выбор, мы все пошли бы за Старым. Я хорошо запомнил тот вечер, когда Майор даже не взглянул на нас, о чём-то весело беседуя со своими телохранителями. Мне это показалось недопустимым, и вот теперь моё настроение разделял в том числе и Старый.

Встретив его на следующий день, я подошёл к нему:

– Станислав Иванович! – начал я официозно.

– Привет, братик, – он тепло меня обнял, – как тебе живётся?

– У меня-то всё нормально, но вот есть один момент, – я замялся, – в общем, я готов на подвал, на расстрел, куда угодно, но это я подсунул петарду в ту сигарету, а не Юрка!

– Ай, забыто уже сто лет, как! – он совершенно невозмутимо похлопал меня по плечу и отправился по своим делам.

– И вам всего доброго, – я так и остался стоять на плацу.

Вечером я впервые позволил себе нарушить сухой закон. Киса позвал меня в оружейку, принёс из столовой целую запечённую курицу, овощей, картошки. У нас была двухлитровая бутылка колы, куда мы и опрокинули мой маленький флакончик со спиртом.

– Ну, за победу! – я налил себе полный стакан сомнительного напитка и поднял его.

– За победу, Поэт!

Блин, крепкая штука получилась, однако! Скривив лицо, я быстро закусил добротным куском курятины.

– Как тут у вас, без меня?

– Ну, как, как. Андрюша наш во вкус вошёл, командует тут всем, чем только можно. Свиней вон завёз.

– Чего? Свиней?

– Ну. Не база, а колхоз какой-то, ей-богу.

– Которые хрюкают?

– Да я тебе говорю. Вон, у гаражей им загон сделали. Вонь стоит, мама родная!

– Даааааа… Доигрался хуй на скрипке. Военная база.

– Не говори. Зато у меня новое развлечение появилось. Жаль только, не актуально больше.

– Говори, не томи!

– Так Бодю нашего помнишь?

– Конечно.

– Вот, – Киса откусил половину помидора, – он ко мне попал. Залетел опять на чём-то, я уже не помню, и попался мне в руки. Поэт, ты не представляешь, какой это кайф! Ты ему говоришь: Бодя! Он смотрит на тебя умоляюще, дескать, не надо, пожалуйста! Давай я сортиры буду чистить! А ты такой: свиньи, Бодя, свиньи! И он туда идёт. Блин, я же, ты знаешь, человек не злобный, но Бодя…

– Да, – перебил его я, – Бодя мёртвого заебёт. Где он, кстати? Тут?

– Не актуально ж, говорю. Уехал наш дружок в Россию, нет его больше с нами.

– Жаль, а я уж хотел посмотреть, как он тут у тебя живёт.

– Ну, увы.

– А это что? – я заметил стоявшую на оружейной стойке странную винтовку.

– Это? – он взял её в руки, – это СКС. Кажется, сорок второго года.

– Да ну! – я выхватил у него старинное ружьё и стал его разглядывать, – и откуда такой у тебя?

– Да завезли нам оружие. Двадцать первый век же, ты как думал?

Мы сидели до самого рассвета, вспоминая прошлое и мечтая о будущем. Он рассказывал о своей семье, о нелёгкой, но важной работе оружейника, о совсем распоясавшемся Старшине, о неучтённом оружии, которого у комбата было неизвестно сколько, и обо всём на свете. Я любил этого долговязого, улыбчивого мужика и был счастлив, что её величество война свела меня с ним. Каждый из тех, с кем теперь был знаком, достоин отдельного долгого разговора, если не многотомного художественного произведения. Воистину, война фильтрует многомиллионные массы людей, вымывая, как самородки, самых лучших, и переплавляет их в оружие.

Элла Николаевна ласково звала их «Перепёлочками». Моя логика напрочь отказывалась придумывать нормальное объяснение этому названию. Два тентованных УРАЛа, которые прятались от посторонних глаз в нашем просторном гараже, приезжали и уезжали без лишнего шума. Старшего у них звали Гюрза. Они заняли наши две пустующие комнаты. Я ещё одного парня запомнил: все руки изрисованы татуировками, высокий такой, коротко стриженый. Он, помню, сидел за своим ноутбуком и слушал старую песню, где были слова: «А в чистом поле – система ГРАД». Строжайшая секретность, которой были окутаны все их передвижения, была оправданной.

К обеду молнией примчалась новость о том, что наши на Майорском блокпосту задержали украинского диверсанта. Был короткий бой, никто не пострадал, но одного удалось взять. Остальные ушли, но это было не важно. Про местное НКВД, как называли спецслужбу Беса, ходили легенды. Причём не только страшные, но и смешные. Так или иначе, командование получило новые сведения, и две наши БМ-21-ГРАД работали почти каждый день. Из тех обрывков разговоров, которые мне удавалось услышать, они ездили куда-то за Артёмовск, быстро отстреливались и уходили обратно. Ребята стреляли мастерски и наносили противнику тяжелейший урон.

– И как, давно они у нас тут? – я сидел за столом напротив нашего врача и пил кофе.

– Да с тех пор, как ты уехал, наверное, – Элла Николаевна уже допила свой чай.

– Ну, как всегда. Как я уеду – так что-то происходит. Проклятье какое-то.

– А сегодня как раз у ваших весело было. А ты здесь! Как совпало-то, а? – она улыбнулась.

– Не говорите… А что всё-таки произошло между Старым и Майором?

– Я не думаю, что надо это озвучивать, но в двух словах, – она сделала паузу, – неправильно Майор себя ведёт.

– Знаете, у нас у всех почти какая-то неприязнь к нему выработалась. Не могу объяснить. Как-то отдалился он от народа. Зазнался, не зазнался, не могу точного определения дать.

– Это точно, – она прикурила тонкую сигарету, сделала быструю затяжку, резко отвела в сторону руку и выпустила в летний день концентрированную струйку дыма, – это точно…

И снова – блокпост.

Мой.

Саня сидел на лавке напротив меня и рассказывал о себе. Паренёк молодой, пришёл по зову сердца и с благословения родителей. Из какого-то Мирного. Бесконечные названия мелких и не очень украинских населённых пунктов не оседали в моей памяти. Но его так и начали называть: Мирным. Малого Икс забрал в дорожную смену, и Саня занял его место. И ещё мне в отряд попал второй пенсионер, который тоже поступил к нам на службу, пока меня не было. Полный, кудрявый, улыбчивый Николаич занял моё место в комнате, и мне теперь негде было спать. Меня радовало, что люди приходят и, видя, что происходит, остаются служить именно у нас. Я заботился о своих ребятах, так что, отчасти, считал это и своей заслугой.

– Шо, места нету? – Малой зашёл в казарму за набором для чистки оружия и застал меня стоящим возле ровного ряда матрасов.

– Ну, стоит уехать на два дня, как сразу столько событий! Укропа ты видел, которого поймали?

– Да, конечно! Он сдался потом, когда мы их отряд засекли. К Бесу отвезли же. Слушай, давай к нам заселяйся, мы теперь в комнатке живём отдельной.

– Да брось, я ж мешать буду.

– Та не будешь, не парься! – он схватил меня за рукав и вытащил в коридор.

– Ты подумай, вы спокойно сексом трахаетесь, а тут я захожу!

– Шоо? – он согнулся пополам от смеха, – как, как ты сказал? Сексом трахаетесь! Аааа!

– Ты что, с луны свалился?

– Впервые слышу, – от хохота у него тряслись руки, и он не сразу попал ключом в замочную скважину. – Вот, тут с нами и живи! Матрас стели у шкафа и устраивайся.

– Спасибо, что приютили. В общем, я же по ночам дежурю, так что мешать, наверное, и правда, не буду.

– Дай коногонку, – он присел возле их матраса и что-то искал в большом рюкзаке.

– Самогонку?

– Коногонку! – он выговаривал донбасское «гэ» особо чётко в этом слове, – фонарь дай, вот лежит, за тобой.

– А причём тут самогонка?

– Бля, – он опять засмеялся, – умрёшь с тобой вообще! Короче, фонарь так называется. Раньше, короче, в шахтах работали лошади. И фонари, которые там использовались, называли коногонками. Ну, так и осталось, – он успокоился. – Понятно?

– Угу, понятнее не бывает. Всё, мне пора. Еда сама себя не съест. Спасибо ещё раз, Серёг, что приютили.

– Пошёл нахуй! – раздался мерзкий, гнусавый голосок у меня за спиной.

– Что?! – я резко обернулся.

– Шо? А! Так это у меня, когда смски приходят, такой вот сигнал раздаётся, – Малой улыбнулся.

– Так это, – у меня в голове, наконец-то, сошлось, – тогда на УВД при построении…

– Ага, – его улыбка становилась шире, – у меня. Я чуть там в голос не заржал, но, слава богу, не спалился.

– Тьфу ты.

И я вышел на улицу. Все обсуждали недавние события, ощутимо приблизившуюся линию фронта, работу наших ГРАДов и всё то, что я опять пропустил, уехав всего на два дня.

На следующий день на тупиковую ветку, прямо перед выходом из расположения части, железнодорожники загнали два дряхлых товарных вагона. Зачем они понадобились Иксу, он так и не объяснил, но, видимо, ему их предложили, и он просто согласился. Меня эта перестановка порадовала: уж очень неуютно я себя чувствовал, сидя ночью на посту и бессильно вглядываясь усталыми глазами в зияющую черноту зелёнки на другой стороне железнодорожных путей. Мне постоянно мерещились снайперы, диверсанты и прочая нечисть, а теперь нас разделяли эти вагоны, и это было хорошо. Пришедшая ко мне в гости ночь мягко оплетала чёрными текстурами деревья, вагоны, людей и клумбу с цветами, которую вечером я сфотографировал для Неё. Вдруг раздался какой-то шум.

– Принимай! – Батман тащил какого-то очередного алконавта. – Ключи у тебя?

– Да, ща, погодь, открою, – я встал и направился к погребу, выискивая ключ по карманам.

– Да стой ты, ща завалю! – он рычал на тщедушного, но достаточно проворного и норовившего выскользнуть из рук деда, который был на той стадии алкогольного опьянения, когда уже ничего не боятся, но и в сон ещё не клонит.