Текст книги "Седой Кавказ. Книга 1"

– Куда ты собираешься поступать?

– В Краснодарский мединститут, – полубоком села девушка напротив стола.

– А почему так далеко?

– А в ближних городах только денежные проходят.

– А у нас в Грозном не хочешь поступать, или только мединститут тебя привлекает?

– Хочу стать врачом.

– А почему именно врачом? – не унимался Самбиев.

– А кем еще может стать женщина? – защищалась Полла.

– Ну, скажем, учителем, – серьезно советовал экономист.

– А может, дояркой? – Полла улыбнулась, и озорная искорка мелькнула в ее глубоких темно-синих глазах.

Самбиев потупился, бросил исподлобья тяжелый взгляд.

– При чем тут доярки? – выпалил он.

– Да я так, к слову, – вновь смутилась девушка. – Просто я дала себе слово, если с трех раз в мединститут не поступлю, то пойду в доярки… Сейчас вторая попытка.

Арзо глубоко вздохнул.

– Только не в доярки, – посоветовал он.

– А почему бы и нет, кому-то ведь и доярки нравятся? – вновь лукавая усмешка промелькнула в глазах девушки.

Наступила долгая, неловкая пауза, нарушил ее Арзо.

– А ты бесстыжая.

– Прости… Село маленькое. Одни сплетни… А если честно, мои отец и мать, как односельчане, гордятся твоими поступками.

Вновь пауза. Осанка экономиста выпрямилась, стала важной.

– А ты?

– Ха-ха-ха, а я не со всеми!

– Странная ты девушка, – рассердился экономист.

– Так ты, может, так и напишешь в характеристике – «странная», «бесстыжая», – смеялась Полла, искоса поглядывая на Самбиева, потом вдруг стала серьезней. – Прости меня. Просто твоя мать и сестра каждый день на прополке только о тебе и говорят, и я многое знаю, и мне интересно.

– И что они болтают про меня? – вскипел Арзо.

– Они не болтают, а восхваляют… И я верю, – ирония мелькнула вновь в ее голосе.

– Слушай, я не ожидал, что есть такие разболтанные девушки у нас в селе.

– Ну, это серьезный упрек, – резко отреагировала Полла, – я могу тоже обидеться.

Они посмотрели в разные стороны, надулись.

– Ну ладно, перейдем к делу… – Самбиев взял ручку, чистый листок. – Какого ты года?

– Разве в характеристике год рождения нужен?

– Раз ты такая грамотная, могла бы и сама написать.

– Спасибо. Я так и сделаю… До свидания. Извини.

Арзо был сражен, такой самоуверенности в первую же встречу от чеченской девушки, в глухом Ники-Хита, он не ожидал.

В тот же день вечером сестра Деши говорила брату:

– Полла просила у тебя прощения… А вообще она никому спуску не дает, за словом в карман не лезет… Ей-богу, молодец. И, кажется мне, нравишься ты ей, не зря мать ей все уши прожужжала.

– И ты тоже, – ухмыльнулся Арзо.

– Да, и я тоже. Да знал бы ты ее, это она с виду бойкая. А так очень уязвимая. В поле последние свои тапки бережет, босая ходит, а потом по ночам ноги отпаривает, трет их до посинения камнями… На учебу мечтает заработать. Да все мы одинаковые, нищие… Но она одержимая, упрямая, как вол, пашет одна.

А Арзо о своем думал.

– Слушай Деши, а как это она, как и вы, в поле, а белизну сохранила?

– Ха-ха-ха, так она вся укутана, в шароварах ходит, только кисти, ступни и глаза на виду. Красивые у нее глаза, да, Арзо!?

– Да и не только глаза.

– Бессовестный, я расскажу маме.

– Что ты расскажешь?

– Что ты девок рассматриваешь.

– Так, ну ладно, не о том ты болтаешь. Маленькая еще.

На следующее утро Самбиев выдумал себе задание – объезд бригад колхоза с проверкой. В полдень оказался у свекловичного поля. От жары многие в поле не вышли. В лесополосе, окаймлявшей стогектарное поле, в густых посадках дикой акации и тополя нашел мать и сестру.

– О, привет, братишка, – вскочила Деши. – Ты что это к нам пожаловал?

– С проверкой объезжаю бригады, – устало заявил Арзо, вытирая рукой пот с лица, присаживаясь рядом. – Жарко… Могли бы сегодня и дома посидеть.

Отцвела акация, вместо снежно-розовых воздушных кистей появились рогообразные зеленовато-бурые бобы. Из-за засухи опавшие цветки акации и на земле не потеряли формы, яркости, пьянящего запаха. Кучкуясь, они, как отвергнутые невесты, ютились в расщелинах и у корневищ трав. В отличие от цветков акации, тополиный пух, с готовностью праздных девок, лип к траве, восседал на открытых участках почвы, готовый от случайного веяния улететь в любую даль.

– Что-то раньше ты к нам не заезжал, – ехидно затараторила сестра, – видно, не к нам, а к Полле приехал.

– Прекрати, – рубанула Кемса. – Что это ты разболталась? Лучше бы как она работала, а то до утра на вечеринке, а днем мотыги поднять не может, к лесополосе тянешься, ждешь когда закат наступит… За Поллу некому горбатить, вот и пашет она с утра до темна, а ты за нашими спинами норовишь спрятаться.

– Перестань, мама, – тронул за руку Кемсу Арзо. – Деши у нас тоже работящая.

– Да чуть что, я во всем виновата, – обиделась девушка. – Вечно нет покоя, все я делаю, и все равно никто не видит.

– Я сказал, перестаньте, – возвысил голос Арзо и, чуть погодя, примиряя, спросил: – Вода есть у вас?

– Конечно, есть, – встала мать. – Вот Поллу жалко, и почему она не возвращается? Вот так весь день прополку делает, быстрее нас двоих работает.

– А где она? – не выдержал сын.

– Вон, в поле, одна-одинешенька, под самым палевом.

Арзо встал, козырьком руки прикрыл глаза. На горизонте волнилось знойное марево испарений, и далеко-далеко еле виднелся белый бугорок.

– Так это она? Одна? В такую жару на солнцепеке? – удивился он.

– Да, она, – рядом стояла мать, также прикрывая глаза. – Может, ты ей воды отнесешь?

– Так она ведь в своем костюме! – вскрикнула испуганно Деши. – Она сейчас придет или лучше я понесу.

– Не лезь, – злобно фыркнула Кемса на дочь. – Не голая… Помоги Арзо девушке, напои ее. Мы бы пошли, да больно уж жарко. Постарайся привести ее, пусть отдохнет маленько. – И уже вслед уходящему сыну крикнула: – Ты помягче с ней, она как необъезженная кобылица, норовистая, но породистая. Обуздаешь, счастлив будешь.

От этих напутственных сравнений Арзо засмеялся, обернулся.

– Нана, этой лошадью ты меня хочешь стреножить!..

– Хорошая жена – опора, плохая – обуза… Дай бог нам такую сноху, как Полла. Иди, мать сыну плохое не посоветует… И помни, помягче, – уже кричала она вслед.

Шагов пятьдесят оставалось Арзо до цели, когда Полла вдруг тяжело выпрямилась, потирая рукой поясницу и, видимо, мечтая о тени и воде, обернулась в сторону лесополосы. Увидев Самбиева, чуть не потеряла равновесие.

– Арзо, это ты? – вскрикнула она, в удивлении всплеснув руками. – Не подходи. Уходи, пожалуйста.

– Я с проверкой объезжаю поля, – пытаясь быть как можно серьезнее ответил экономист. – А здесь – чтобы дать тебе объективную характеристику.

– Я прошу тебя, не подходи. Я не в том виде, – просила Полла.

– А разве можно быть на колхозном поле «не в том виде»? – улыбнулся Самбиев. – Вроде ты одета, даже более того – вся укутана… К сожалению, – последнее он выговорил с усмешкой.

Он подошел ближе. На Полле был странный костюм в виде комбинезона с капюшоном из грубого льняного материала, скрывавшего все тело, кроме кистей, босых ног и глаз. От пота ткань прилипла и четко обрисовывала красивое тело.

– Я тебе воды принес, – протянул он фляжку.

Девушка ловко развязала «паранджу», жадно прилипла к горлышку.

– Кто тебе костюм сшил? – поедая глазами облепленную мокрой тканью грудь, спросил Самбиев.

– Сама, – ненадолго оторвалась Полла от емкости и вновь прильнула к фляжке.

– Зачем ты себя так мучаешь? – сжалился экономист.

Полла напилась, лицо ее расщедрилось улыбкой.

– Спасибо за воду. Хочу сегодня или хотя бы до завтрашнего обеда закончить. Мне повторить биологию еще надо.

Вдруг лицо ее посуровело.

– Уходи, – резко сказала она, прикрывая грудь. – У тебя такой взгляд…

– Какой?

– Бесстыдный, даже похабный.

– Ты ошибаешься, – усмехнулся Арзо, глаза его от солнца совсем зажмурились, образуя на коже вокруг глаз многочисленные лучики морщин. – Взгляд изучающий, для написания достоверной, полной характеристики.

– Изучил?.. За воду спасибо. А теперь уходи.

– Пойдем вместе, – стал серьезным Арзо, – а то удар хватит.

– Что это ты так обо мне озаботился? – перешла в атаку Полла.

Сузились в недовольстве губы Арзо, в том же тоне хотел съязвить, но в это время легкий, едва уловимый освежающий ветерок щекотнул вспотевшее лицо. Он посмотрел в сторону гор. Брюхатое, как взбитые сливки, облако зависло над недалекой вершиной Эртан-Корт. Снова ветерок, теперь уже чувствительнее, приятнее, резвее. И прямо на глазах, как на дрожжах, облако стало расширяться, клубиться, покатилось вниз. Раскат далекого грома сотряс воздух, эхом обволок мир.

Снизу облако отучилось, налилось свинцом, покатилось с горы, покрывая мраком предгорье, превращаясь в лавину мглы. Несколько коротких молний вспыхнули вдоль фронта, обозначая вектор направленности грозы. Один, другой, третий резкий порыв ветра – и моментально стало прохладно.

– Неужели будет дождь?! – взмолилась Полла.

Спинами развернулись листочки тополя, и серебряное колье лесополосы огородило плантацию. В низине вздыбилась придорожная пыль, боясь от влаги превратиться в грязь, закрутилась в угодливости, извивающимся столбом потянулась вверх, пытаясь облизать обвисшее брюхо тучи. Но стихия безжалостна. Мощный гром сотряс мир, покатился тяжелой колесницей вперед. Частокол молний озарил мрачный небосклон, соревнуясь в яркости с солнцем. Ветер из прерывистого стал шквальным, холодным, сырым. К земле прижал он всю растительность, полусогнутые, застыли деревья. Мрак окутал весь мир, и под звук непрекращающегося многотонового органного грома с гор обваливалась шумная стена ливня.

– Да-а-а-ла!1919
  ¹ Дала (чеч.) – Бог


[Закрыть] – взмолилась Полла.

Первые крупные капели вонзились наискось в Поллу и Арзо.

– Побежали! – приказал Самбиев.

– Постой, – силилась перекричать шум стихии девушка, – туда далеко, – указала она в сторону, где находились Кемса и ее дочь, – здесь рядом навес.

Указывая путь, Полла бежала впереди, поскользнулась, упала. Арзо схватил ее за теплую, сильную кисть.

– Отпусти, – отпрянула она. – Беги впереди, я за тобой.

Под крышей они оказались насквозь промокшими. Навес представлял собой жалкое, дырявое строение. Кругом плотной стеной низвергался ливень. Полла дрожала, радостным озорством блестели ее глаза.

– Какое счастье, дождь! – вскрикнула весело она. – Урожай будет.

– Это я его принес! – заважничал Арзо. – Видишь, какой я везучий?

– Это еще неизвестно, – усмехнулась Полла. – Лучше бы тихий, долгий дождь, чем скоротечная, ветреная гроза… Еще, не дай Бог, градом посыплется. Тогда всему конец.

И как бы оправдывая ее опасения, о крышу забарабанили жесткие удары, под навес густо посыпались небольшие ледяшки.

– Вот что ты принес, – с укоризной проговорила огорченная девушка.

– Вам, женщинам, не угодишь! – вскричал Арзо, размахивая руками. – Была страшная засуха, молили Бога о дожде, и вот благодать сыплется щедро, а они снова недовольны.

Страшный гром прямо над их головами ударил в землю, затрясая хилый навес, резкая молния озарила испуганные лица.

– Да-а-а-ла! – с ужасом вскричала Полла и кинулась к Арзо.

От страха они обняли друг друга, застыли, потрясенные стихией… и только частое, горячее дыхание выдавало их жизнь… Снова и снова молнии, раскаты грома, стук града… и тревожный бой сердец. Совсем рядом ударила молния, еще яростнее прижалась Полла, и вдруг, будто пронзенная током, отскочила:

– Прочь, прочь от меня! – закричала девушка, закрыв лицо большими ладонями, села на корточки.

Ее тело дрожало то ли от озноба, то ли еще от чего.

…Как началась, так же внезапно гроза закончилась. Воздух посвежел; стал легким, прозрачным, прохладным. Вдалеке, где-то за перевалом, еще хрипел выдохшийся гром. С крыши навеса еще падали капли. В выемке блестели градинки. На западе сквозь выдоенное облако пробились лучи солнца, полукругом соединяя Кавказские горы и Чеченскую равнину, перекинулся радужный мост.

Полла стояла спиной к Арзо, поправляла роскошные длинные густые волосы. До нитки промокшая льняная ткань плотно прилипла к ее телу, четко обозначая соблазнительный контур упругой фигуры. Чувствуя его обжигающий взгляд, она обернулась: суровостью и гневом пылало ее лицо.

– Хоть теперь уйди, – сквозь зубы выдавила она.

– Прости меня, Полла, – тихо вымолвил Арзо.

– Мне не за что тебя прощать, – она стояла снеприступным видом. – Я благодарна судьбе… Я очень суеверна. Ты вестник грозы, даже бури… Давай простим друг друга и по-доброму разойдемся. Ты уходи первым.

Мешая грязь, с трудом передвигаясь, побрел Арзо к матери и сестре. Удаляясь, он ни о чем не думал, просто досада и стыд съедали его. Лишь много позже, вспоминая этот день, он понял, что «кобылицу» обуздать он тогда не смог, а она его стреножила.

…Буквально через день после грозы, терзаемый любовью, Арзо послал к Полле сестру с просьбой выйти на свидание, но получил категорический отказ. Тогда за интересы сына ринулась к Байтемировым мать.

– Дорогая Кемса, – спокойно отвечала девушка, – я еду поступать, шесть лет буду учиться. Вы и ваш сын столько ждать не будете, да и не хочу я этого. Поэтому я не вижу смысла зря терять время и мне, и тем более ему.

Кемса потупилась.

– Между вами что-то произошло в тот день, – заговорщически утверждала мать.

– Абсолютно ничего, – засмеялась Полла, – твой сын очень деликатный парень, но, увы, я дала нигат2020
  ¹ Нигат (чеч.) – обязательство


[Закрыть] стать врачом. Ведь у нас в Ники-Хита нет ни одного врача.

– А если ты не поступишь?

– Лучше пожелай мне удачи.

Опечалилась Кемса.

– Дай Бог тебе удачи! Славная ты девушка!.. А Арзо не справился. Значит, больше никогда не улыбнется ему женское счастье… Несчастный мой сын.

– Не пойму я тебя, Кемса.

– Поживешь с мое – поймешь.

…После первой грозы дожди зачастили, напоили влагой иссохшую землю, сочным цветом оживилась природа.

Перед обеденным перерывом Арзо и еще пара молодых ребят из колхоза, вооружившись булыжниками и осколками кирпичей, сбивали с вершины абрикоса чуть созревшие плоды.

– Арзо! – выглянула в окно секретарша. – Самбиев, тебя здесь ждут.

– Скажи, что у меня обед, – поддался азарту стрелка экономист.

– Это наша работница, поторопись, и принеси побольше абрикосов и нам.

У двери кабинета стояла уборщица Зура – мать Поллы.

– Прости меня за беспокойство, – страдальческая улыбка застыла на ее лице.

В кабинете Самбиев раз, другой попросил женщину сесть, чувствовал перед ней какую-то неловкость, однако Байтемирова, все так же виновато улыбаясь, отказалась. При виде ее он подумал, как могла у такой изможденной, маленькой смуглой женщины родиться такая красивая дочь. Лицо с кулачок, сморщенное, болезненное, жалкое. А глаза потухшие, тоскливые, едва видимые.

– Меня Полла прислала, – сказала она, и вновь виноватая улыбка или гримаса исказила ее лицо. – Я насчет характеристики.

– Она давно готова, – полез в стол Арзо. – Все как положено, печать, подписи председателя, секретарей парткома и комсомольской организации. С такой характеристикой ее и без экзаменов должны принять, – попытался пошутить экономист.

– Ты думаешь, у нас есть возможность ее в чужой край отпускать, – омрачилось лицо Байтемировой. – С детства мечтает врачом стать… А у нас кроме нее и кормилицы нет, ребята еще маленькие… Спасибо тебе, большое спасибо.

Она двинулась к двери и у самого порога застыла в нерешительности. Совсем тихим, виноватым голосом вымолвила:

– И еще, Арзо, даже не знаю, как сказать… Полла просила… – Женщина совсем засмущалась, нервно дрожал листок в ее руках. Арзо понял, что она и говорить стесняется и не говорить боится.

– Вернись, в чем дело? – постановил он.

– Пол-л-а, – сбился вконец ее голос, – должна на днях уехать… Спрашивает, нельзя ли в счет будущего урожая получить аванс.

– Сколько? – сразу же бросил Арзо.

– Не знаю… Она-то просит двести… Ну, хотя бы сто рублей… Я даже не знаю, как она поедет, ей и надеть нечего, – женщина согнулась, заплакала. – А жить на что будет? Заартачилась, хоть убей ее… Что мне делать?.. Как-нибудь аванс оформить нельзя ли, а мы осенью, если доживем? – голос ее сорвался, всхлипывая, она отвернулась.

Арзо вскочил, слегка подбадривающе погладил костлявое плечо женщины.

– Успокойся, все можно. Когда она уезжает? Все сделаем, зайди через недельку, он задумался и добавил: – а лучше пусть сама зайдет.

Дома во время однообразного скудного ужина, Арзо спросил у матери:

– Что это с Зурой Байтемировой? Очень плохо выглядит.

– Как что? – печально ответила Кемса. – Наша жизнь в изгнании: голод, холод, болезни, унижение… Кто в Казахстане не сдох, до сих пор плоды репрессии пожинает… Еще долго мы страдать будем.

Рано лег Арзо спать, а сон не шел, все думал он о Полле, не знал, как ей можно помочь. Долго ворочался, где-то в полночь, поняв, что не уснуть, вышел во двор. Ночь была тихая, прохладная, чуточку ветреная. Из-за редких облаков, как праздник в мрачной жизни, выглядывала стеснительная луна. В лесу угрожающе выл волк, обеспокоенные этим, жалобно отвечали гавканьем сельские собаки. На краю села кто-то неумело, с надрывом и с тоской растягивал гармонь. Вдалеке, на равнине, блекло мерцали огоньки низинных селений. В воздухе стоял пьяный вкус спелой вишни и перезревшего тутовника.

Озадаченный Самбиев не знал, как быть с помощью абитуриентке. Преждевременно оформить аванс невозможно, хотя фактически работа выполнена. Но выход надо найти, даже в нарушение инстукции.

В раздумьях Арзо спустился к реке, по неровностям каменного грунта побрел вверх, к родному наделу, под бук. Почему-то казалось, что река, протекая около их участка, звучит как-то иначе: мягче, ублажающе, роднее. Долго сидел на мощных корневищах бука. Его знобило, неумолимо клонило ко сну, а он все сидел, пытался размышлять. Ничего не сообразив, еле передвигая ноги, двинулся домой. Спал, как убитый, проснулся поздно; разбитый, кислый.

Был выходной день. Накануне Арзо намеревался косить бурьян в родовом наделе. Однако из-за непогоды мать не разбудила его. Неторопливо шел редкий летний дождь. После истязающей жары затянувшееся ненастье было в радость. Вызвал слюну запах пережаренного кукурузного чурека и чай душицы —обычный завтрак Самбиевых. Сидеть дома Арзо не мог, дума о Полле не давала покоя. Ища уединения, он по пустынному селу, перемешивая дорожную грязь, направился вновь к родимому очагу. Из-за густой кроны под бук слабый дождь едва пробивался. Только изредка крупные капли с трудом преодолевали толщу листвы. Арзо долго сидел на корневище, слушал мерную гармонию непогоды и разошедшуюся от дождя речку. Незаметно он задремал и, к удивлению, ему опять приснилось, как он лезет вверх и как ему страшно. Тяжело, одиноко, и вновь его подхватывают ветви бука и возносят на вершину, а кругом простор, весь мир под ногами… Крупная капля привела его в сознание. Он резво вскочил и решил наяву покорить вершину великана. Вспоминая детские игрища, бросился на штурм, ствол был мокрый, шершавый, необхватный. Облепленная грязью обувь предательски скользила. Тогда он разулся и ринулся вновь. Тяжело, очень тяжело покорялась высота великана. В детстве он лазил легче, да и помощи ветвей, как во сне, не было. До вершины долезть побоялся, слишком скользкими были сучья. Полюбоваться окрестностями, насладиться своим возвеличением тоже не смог – кругом листва. И самое главное – слезать оказалось еще тяжелее и опаснее. Дважды, сползая, он срывался, и только природная изворотливость и везение спасли его от падения.

В последующую ночь кошмарный сон преследовал его. Снилось Арзо, что он хочет залезть на дерево, а не может: ствол скользкий, необъятный, шершавый, до крови растирает он руки, но все бесполезно. А вокруг дерева стоят какие-то уродливые, незнакомые люди и смеются над его бессилием, и они рады безуспешности очередной попытки. И только где-то с краю расплывчато стоит Полла и кусает в обиде губы, только она огорчена его беспомощностью.

До рассвета Арзо побежал к буку. Стал перед великаном, разулся и уже приготовился к штурму вершины, но гложущая сознание мысль подсказала, что не эту вершину надо покорять, это бессмысленно и рискованно в сырую погоду. В рассветных сумерках он увидел, что мощный ствол весь облеплен грязью от его ботинок после вчерашних покорений. Нарвав охапки мокрого разнотравья, он стал старательно, любовно очищать ствол родного дерева – символа фамилии, тейпа, села.

Первый солнечный луч из-за перевала застал его сидящим в задумчивости на корневище бука. Видимо, кормилец великана передал сок родной земли и телу Самбиева. Четкий, ясный план действий сложился в его сознании, подхлестнул его, загладил чувство собственной ущербности, господствовавшее над ним последние несколько дней.

В понедельник, в девять утра, сразу же после планерки, Самбиев положил перед председателем заявление от имени Байтемировой Поллы об оказании материальной помощи в размере двухсот рублей из председательского фонда в связи с поступлением в вуз.

– Не много будет? – только сказал Шахидов.

– Она ведь передовик, – аргументировал Самбиев. – Мы обязаны помочь. Односельчане.

– Да, – размашисто подписал заявление председатель.

Аналогичная просьба легла и на стол председателя профкома, только теперь от имени матери, уборщицы конторы.

– Нет у меня таких денег, – вскричал профсоюзный лидер, обдавая экономиста водочным перегаром.

– На пьянки есть, а на достойное дело нет? – гневно прошипел Самбиев. – Или только для избранных есть профсоюзная помощь?

– Не учи. Молод еще. – Вскочил секретарь, закурил сигарету. – Ладно, пусть зайдет, я с ней сам поговорю.

– Нет, не зайдет, – твердо ответил Самбиев, – и «отката» никакого не будет… Ей положено.

Долгая пауза.

– Ладно… Только сто рублей, больше не могу… А с тебя бутылка.

Следом на стол заведующего центральным током (самого доходного места) Самбиев положил собственноручно написанный наряд: «Очистка и подготовка территории тока к уборочной страде». Исполнители Байтемировы З. и П. Сумма – 214 рублей с копейками.

– Так у меня есть свои уборщицы, – взмолился завтоком.

– Знаю, твои дочери и сноха, – даже не моргнул Самбиев, – они и так внакладе не останутся. А это перепиши, сам подпиши и заверь у главного агронома… К вечеру занеси.

– Так это противозаконно, – воспротивился завтоком.

– С каких это пор ты стал радеть за законы? – усмехнулся Самбиев.

– А что я скажу ревизорам?

– Что ты их удочерил.

На следующее утро в кабинет Арзо вбежал главный бухгалтер.

– Самбиев, ты что, хочешь всю наличность выдать Байтемировым?

– Не всю, а положенную им премию и зарплату.

– Я не могу выдать такую сумму в один день. У меня еще есть срочные денежные обязательства.

– Хм, – усмехнулся Самбиев, – ты не путай общеколхозную кассу со своим карманом. Все обязательства равнозначны, а зарплата колхозникам – в первую очередь.

Побагровел главный бухгалтер, злобно уставился на Самбиева.

– Все выполнено по закону, – продолжал в том же спокойном духе экономист, – расчетный ордер выписан, ваше дело заверить и передать документацию в кассу.

– Рано ты в галоп взял, —нервно стал потирать маленькие ручки бухгалтер.

– Если бы для себя, то рано, – тоже перешел на серьезный тон Арзо, – а это для достойных тружеников колхоза… Надо по возможности поощрять обучение молодежи, а то и новое поколение вырастет безграмотным.

– Как ты мыслишь масштабно! – съязвил бухгалтер.

– Кому-то ведь надо, – развел руками Самбиев.

– Может, и надо, – процедил сквозь зубы бухгалтер, и уже из коридора крикнул, – но в кассе денег нет.

Открытый скандал не последовал, но обозначилось явное противостояние. Старые воротилы колхоза насторожились: к их щедрому стойлу лезло еще одно рыло. Оно еще «не в пуху», и на сей раз не для себя старается, но что оно вообразит, почувствовав вкус ограниченного лакомства? Все замерли в ожидании: расходный ордер выписан, а в кассе денег якобы нет. Самбиев проверить наличность не имеет возможности, хотя и знает, что скрыто деньги выдаются. И тогда следует вовсе неожиданный ход. На стол председателя ложится копия письма старшего экономиста по труду и зарплате колхоза «Путь коммунизма» Самбиева в адрес республиканского Агропрома, райисполкома и Агропромбанка, в котором служащий обвиняет кредитное учреждение в невыделении причитающихся денег в преддверии летней страды.

– Ты что, с ума сошел, – вскричал председатель, – да как ты смеешь сочинять письма в обход меня!

– Обеспечить зарплату и выдачу денег – моя забота, – смотрел прямо в глаза Шахидову Самбиев. – Не все ведь на вашу шею вешать, – прикидывался он простачком.

– Так ведь вся исходящая корреспонденция должна быть за моей подписью.

– Да, желательно, но чтобы не подставлять вас и не ссорить с начальством, я решил взять на себя эту нелегкую миссию… Но если вы возражаете… Просто в кассе, говорят, нет денег.

Тяжелым, свинцовым взглядом впился председатель в экономиста.

– Может, наряд уберем? – бросил он.

– Зачем? Через меня каждый месяц десятками проходят «левые» наряды.

– Но ведь есть лимитированный фонд зарплаты!

– Да, есть. Пусть кто-то умерит аппетит. А вы, я знаю, на стороне рядовых тружеников колхоза… Это правое дело, и я уверен, вы его поддержите.

В тот же день Байтемировы получили огромную для них сумму. Зура со слезами благодарила Арзо. А еще через несколько дней Деши заговорщически сообщила брату:

– Я была у Поллы. Как она признательна тебе! Купила себе туфли, и такое платье сшила! Сказала, что завтра напоследок пойдет на вечеринку к Дуказовым… Ты пойдешь?

– Нет, – отрезал Арзо, а сам мечтал увидеть любимую девушку.

…Ночь была теплая, тихая, по-летнему темная. Луна еще не выползла из-за ближних гор. Только бесчисленные звезды загадочно мерцали в вышине. Стайками, в сопровождении взрослых женщин, ко двору Дуказовых потянулись незамужние девушки, совсем юные девчата и жаждущие реванша судьбы жеро. У настежь раскрытых ворот кучковались парни. Курили, громко смеялись, при появлении очередной группы, оценивая, замолкали, шептались, потом снова смех, шум. Здесь же тесно припаркованы колхозные тракторы, грузовики, меж них редкие мотоциклы и на самом почетном месте красные «Жигули», из до упора раскрытых окон которых с хриплым надрывом несется полублатная, низкопробная песенка.

Белхи-вечеринка началась. Под высоким освещенным навесом лицом к воротам в ряд сели девчата. Перед ними кучами громоздится свежевыкопанный чеснок. Цель белхи – помочь Дуказовым очистить и обрезать его и придать урожаю товарный вид. Однако хоть и желают все помочь Дуказовым, но беспокоятся в первую очередь о своей внешности. Вроде и пришли девушки на работу, а вид у всех праздничный, приукрасились невесты, как могли. И без труда можно определить, какие девушки пришли с одного двора или живут по соседству: у них румяна и помада одного цвета, и даже запах дешевых духов один. Но это редкость. А в основном все простенько одеты, и многим не до помады, тем более духов.

Напротив девушек полукругом уселись парни. Репликами, жестами, перемигиванием пытаются они завладеть вниманием той или иной девушки. Словом, идет прикидка, перекличка, оценка. После этого весь этот вечер и девушка и парень имеют право оказывать всевозможные знаки внимания только избранному партнеру. Правда, на танцы это ограничение не распространяется. Парень волен танцевать с любой девушкой, а девушка может танцевать после приглашения.

Сбоку, меж фронтами молодых глаз, сидят гармонист и барабанщик. Вот тихо, вяло, осторожно растянулась гармонь. Несколько крайних молоденьких девчонок затянули лирическую песню, потом, вызывая невольно слезу и горечь, пару илли2121
  ¹ Илли (чеч.) – народная песня, сказание


[Закрыть] о несладком прошлом пропел гармонист.

– Хватит ныть, а то мы уснем, – бросала реплики молодежь.

– Давай лезгинку!

– Бей, барабан!

– Куда вы торопитесь, дайте оглядеться, – с лукавством в голосе, смеясь, охлаждала пыл молодежи хозяйка двора. – Еще не все красавицы подошли. Потом жалеть будете.

– Нам других не надо – давай танцы, – не сдавались парни.

Весело растянулась гармонь, яростно забил барабан, в круг выскочил совсем молодой парнишка.

– Убрать его, – скомандовали старшие. – Пусть старший откроет круг.

В центре оказался сам хозяин – Дуказов. Он медленно загарцевал. С ним танцевать вышла пожилая, но еще бойкая соседка. Она кокетничала, заводила старика, кружилась юлой. Соревнуясь с ней, из кожи вон лез Дуказов. Посыпались шутки, возгласы, крики. Женщины поддерживали танцовщицу, парни – Дуказова. Хор девочек затянул шуточную частушку. Подыгрывая соседке, создавая непринужденную обстановку веселья, танцор выкидывал разные коленца. Наконец женщина, как и положено, первой «сдалась», в знак почтения и уважения стала хлопать старику. А Дуказов в знак силы и мужества еще проделал пару замысловатых па.

– Сельчане! – крикнул он задыхающимся голосом после танца, – я благодарен вам за помощь и внимание. Вот вам старший – тамада. Слушайте его. А в целом, молодежь, веселитесь, в меру трудитесь, танцуйте и, главное, не забывайте наших традиций и обычаев. Будьте друг к другу внимательны и добры.

…Танцевали, как и положено, маленькие дети. А потом понеслась страсть, молодая удаль, темперамент.

В это время Арзо еще пытался заснуть, крепился, однако сердце колотилось в ритме джигитовки, ноги невольно вздрагивали в такт восторженным крикам молодежи. Он вскочил и бросился к Дуказовым. Сзади понеслась Кемса. Деши уже давно дома не было.

Со стороны, из тени виноградника Самбиев увидел, как во двор Дуказовых поочередно вошли Зура Байтемирова, его сестра Деши и Полла.

– А ну, расступись, расселись, – распорядилась хозяйка двора, освобождая для Деши – сестры их снохи – и ее подруги место прямо в центре девичьего ряда.

На фоне высокой Поллы сестра Арзо казалась совсем хрупкой, юной. Байтемирова разнилась от всего ряда: простоволосая, с какой-то замысловатой, вспученной прической, в блестящем бархатном платье, которое, по мнению Арзо, совсем не соответствовало летнему сезону, но в условиях Ники-Хита было, видимо, сверхмодным в любое время года. Но главное – осанка – горделивая, прямая, где-то вызывающая.

– Поллу, Поллу в круг! – крикнула молодежь, и не успела Байтемирова толком оглядеться, как ее пригласили танцевать. Ее партнер был совсем юный, на голову ниже мальчишка, до которого в этот момент дошла очередь. Многие никогда не видели, как она танцует. Арзо даже взволновался, вдруг Байтемирова опозорится. Однако Полла и здесь превзошла всех: высокая, стройная как лань, грациозная, а движения – то нежные, плавные, сдержанные; то стремительные, быстрые, четкие. Вновь и вновь приглашали Поллу танцевать. И все больше и больше тяготилось сердце Самбиева. Рвался он в круг, но стеснялся. Пока его сверстники гарцевали на вечеринках, он постигал другие знания. Правда, в кружке бальных танцев, который не преминул он посещать во время обучения в университете, он освоил некоторые элементы лезгинки, но войти в круг стеснялся, предпочитал смотреть и страдать со стороны. Вдруг он заметил, как к тамаде подошла Кемса, что-то на ухо говорила, поглядывая в его сторону.