Текст книги "Хроники смутных дней"

Конечно же, Аве и прежде доводилось видеть бедность. Лондонская нищета слыла кровожадным чудовищем. Богатые и чистенькие жили всего в паре кварталов от гадких грязных закоулков, где босиком бегали уличные бродяги, где отчаяние жило в каждом доме. Смерть была здесь частым гостем, а нищета выжигала благородство и надежду из любой души, которая чувствовала её смердящее дыхание. Приходилось усмирять сердце и из последних сил стараться, чтобы гостья с косой не наведалась в дома близких и дорогих людей.

Но прежде Ава никогда не видела беженцев. Никогда не видела сотен угнетённых людей, вынужденных покинуть свои дома, чтобы идти куда глаза глядят. Ава посмотрела на мать, которая прижимала к себе девочку чуть младше самой Авы, и её сердце сжалось от жалости. Они невидящими глазами смотрели в пустоту, пока девочка не кашлянула, и мать, повинуясь вековому инстинкту, не прижала лицо дочери к себе. Этот жест материнской любви вызвал неожиданный спазм в груди Авы. Неужели это зависть? Чему тут завидовать? Эти люди познали невзгоды, которые даже невозможно себе вообразить. У них не было ничего, они страдали от нищеты и болезней, но… мать и дочь были друг у друга. Это была близость, возникшая за годы совместной жизни. У неё самой никогда такого не будет. Теперь она даже не знала, кто её мать.

Ава резко обернулась. Это был не её мир. Не её народ. Она ничем не могла помочь им, так же как не могла спасти всех оборванцев, шныряющих под ногами по Девил-акр в Лондоне.

– Малайка, ты можешь вернуть меня домой?

Внезапно она поняла, что больше всего на свете ей хочется снова оказаться на Бишопс-гейт.

Малайка посмотрел на Аву сверху вниз:

– Таково твоё сердцевеление сейчас?

Аве потребовалось несколько мгновений, чтобы понять его слова.

– Да. Именно так.

– Твой отец благодушен и треволнеет над тобой. Он благодобр к тебе, но он не благомудр, как Виолетта. Внемледарствуй ей, и пусть твоё мудродрево крепчает. Тебе потребуются его плоды, когда ты возврадомишься, Авушка. Тогда, когда настанет твоё время.

Малайка говорил, и казалось, что это ветер шелестит ветвями деревьев, но суть его слов было трудно понять. О чём он? Слушать Виолетту больше, чем отца? Они оба лгали и выбили почву у неё из-под ног. Зато теперь Ава знала, что их слова ничего не стоят – сплошной обман, который, однако, тесно переплетался с её жизнью. Теперь у неё ничего не было, не было места, куда можно было бы приткнуться. Если у неё и был центр, так это там – в Лондоне. Ава почувствовала отчаянное желание собрать все разрозненные части самой себя в единое целое, и начинать нужно было именно оттуда.

Ава посмотрела мимо Малайки. Джек уже сидел на земле, и его глаза ярко блестели на истощённом лице. Её сердце сжалось от боли, но почему-то у неё было смутное ощущение, что это его боль передалась ей. Сейчас казалось невозможным бросить его прямо тут. Когда они встретились взглядами, мальчик резко отвернулся. Аве показалось или на его лице появилось умоляющее выражение? Джек поднялся на ноги.

– Ты должен доставить Аву домой, Малайка. – Его голос был ровным, как лист бумаги. Джек засунул руки в карманы и посмотрел на Малайку поверх головы Авы. – Эти люди никуда не денутся. Дом Хаммера находится прямо за этим мостом, я могу пойти туда и принести еду и одеяла.

Джек говорил безэмоционально, но Ава чувствовала фальшь. За его словами скрывалось что-то, чего она пока не понимала. Она почувствовала приступ наивной, детской любви к Джеку. Словно они росли в одной семье. Но как такое возможно?

– Добросердечен ты, Джек, но долгопутником ещё не можешь быть. Я крылатну тебя. – Мужчина посмотрел на Аву: – Да, Ава должна домовращаться. Она разбледнелась и не готова, а нам нужны военяги. Тебе стоит умужествинить сердце и заполноить разум. Быстрее, крохи.

Он наклонился и подхватил детей за талии, по одному в каждую руку, и на этот раз он не стал предупреждать, а просто взмыл в воздух, от чего у Авы снова перехватило дыхание, да и у Джека, судя по его вздоху, тоже. Малайка нёсся так стремительно, что прошлый полёт казался лёгкой ленивой прогулкой. Его крылья хлопали, когда они летели над рекой, устремляясь к далёким огням. От потока ночного воздуха на глаза Авы набежали слёзы, и их поток не прекращался, пока они не снизились. Девочка наконец-то смогла сморгнуть влажную соль с ресниц, чтобы рассмотреть, куда они направляются.

Даже на такой высоте ей в лицо пахнул жар литейного цеха. Рев и столпы огня, вырывающиеся из труб, бряцанье металла о металл, возгласы рабочих и запах палёных волос и металла напоминали картины ада. Ава взглянула на Джека и увидела, как в его глазах отражается пламя, а сам он широко улыбается. Он был дома. Он знал, чему принадлежит. Ава снова почувствовала укол зависти.

Малайка опустился на землю и отпустил Джека.

– Домашествуй к знахарке, чтобы восполниться, я привертаюсь скоро.

Мальчик обернулся, приложил руку к груди и склонился, как тот человек на реке:

– Благодарствую, Малайка.

Он подошёл ближе и вытянул руку. Ава не могла различить, смотрит ли мальчик на неё, его лицо казалось лишь силуэтом на фоне огней. Джек взял её за руку и крепко сжал, как и прежде, как будто от рукопожатия он становился сильнее. Словно он что-то вытягивал из неё. Ава инстинктивно пожала его руку в ответ, как будто это был самый естественный жест в мире, прежде чем Малайка снова взмыл в воздух и разъединил их.

Аве показалось, что её лишили чего-то. Вырвали с корнем. Она приложила руку к саднящей груди, в голове эхом отдавались взмахи крыльев её спутника.

Слабобледный, полупропащий… От современной леди ничего другого и не требовалось, кроме как бледнеть, но почему-то сейчас, под мерный звук крыльев Малайки, эти слова казались обличающими.

Ава не сразу поняла, что изменилось. Тёмная ночь струилась, как песок, и яркие точки звёзд пронзали тьму. Воздух раскалывался на крошечные осколки, и липкий ужас прокатился по её телу. Так бывает, когда ты просчитался в количестве ступенек и нога ступила в пустоту. Её тело покрылось мурашками, и волосы встали дыбом, как у животного, почуявшего близкую опасность.

Ава крепко зажмурилась, но тошнота не отступала. «Тошнота» было неподходящим словом, чтобы описать это ощущение сжатия, а затем внезапного расширения, как будто все её частички разлетелись во все концы света. Она схватила Малайку за руку и простонала.

Малайка внезапно отпустил её, и желудок предательски вжался в позвоночник, но девочка тут же поняла, что стоит на твёрдой земле. Ава распахнула глаза и споткнулась, но рука её спутника была наготове и аккуратно подхватила девочку. Они очутились среди бесконечного потока людей, и Малайка нырнул в него, ловко петляя направо и налево, а вот ноги Авы по-прежнему были ватными и непослушными, как у марионетки. Она мрачно уцепилась за его руку, стараясь не упасть.

Аве не нужно было оглядываться, чтобы понять, что они очутились в Лондоне. Запах грязи и конского навоза на улицах, чад, проникавший в воздух из тысяч заводских труб, – всё это говорило ей о том, что она в своём мире. Как и неизбывный смрад Темзы. А удушливый запах гнилых овощей и мяса подсказал, что они очутились на рынке. Бросив взгляд в сторону, девочка заметила знакомый шпиль Хаксмурской церкви и почувствовала глубокое облегчение от возвращения домой.

Спиталфилдс! Никогда прежде Ава так не радовалась этим загаженным улицам и людской давке. Никаких хищных воронов или отравленных беженцев. Никаких проникающих в сознание лицедеев. Ну ладно, может, кое-что из этого и было, но имело вполне привычный облик. Это был её смердящий район, и это был её народ. Внезапно суета и убожество показались ей милыми и родными.

Но почему никто не обращал внимания на Малайку? Конечно, многое повидали эти улицы, и лондонцы были самыми невозмутимыми людьми на свете, но гигантский полуодетый человек с крыльями обязан был вызывать хоть искорку интереса. Ава посмотрела на своего спутника и оторопела. Она держалась за руку высокого седовласого горбуна, чьи крылья были укрыты потёртым плащом, каким здесь никого не удивишь.

Малайка остановился пред дверями её дома. Ава помедлила в нерешительности. Она ещё не знала, как правильно себя вести в таких обстоятельствах. Просто поблагодарить и попрощаться? Он спас ей жизнь, и они вместе пересекли миры – довольно необычное явление. Но казалось абсурдным пригласить его на чашечку чая.

Малайка побарабанил по двери, и она открылась, словно кто-то только этого и ждал. В дверях появились отец и Виолетта, на чьих лицах отражалось облегчение и тревога одновременно. Виолетта бросилась к Аве и крепко её обняла, прежде чем следом броситься на шею Малайке. Её всхлипывания смешались с отцовской сухой благодарностью. Они вдвоём пригласили Малайку и Аву в дом, но мужчина отступил, приложив руку к сердцу жестом, который уже был знаком Аве.

– Я сердцую от встречи с вами, замечательные создания. Молодёжь домашнулась, как и предсказуемо. Не дай её сердцу успокоиться, Билл. Я должен возвертаться к болезным страждущим.

Он повернулся к Аве и пристально посмотрел на неё своими голубыми глазами:

– Ты ещё вернёшься в Донлон, Авадушка. Твоя мать дожидается тебя там.

С этими словами он вышел обратно на улицу и растворился в толпе.

Глава 10
Ава

Лондон, сентябрь 1858

Виолетта, причитая и охая, отвела Аву в её комнату, сняла с неё грязную одежду, искупала в горячей ванне, и только тогда девочка немного пришла в себя.

Она посмотрела экономке прямо в глаза:

– Малайка… Он правда сказал, что моя мать ждёт меня там? – Голос девочки дрожал. Она до сих пор сомневалась, что правильно поняла его слова.

– Сказал.

– Я же просто неправильно поняла? Он просто так выразился, а имел в виду что-то совсем другое?

Малайка плёл слова, как проволоку, придавая им новые смыслы. Вот единственное объяснение. Иначе и быть не может. Ава не сводила взгляда с Виолетты, и сердце её отчаянно билось в груди.

Экономка глубоко вздохнула и прекратила суетиться.

– Твой отец наверняка хотел бы, чтобы я сказала, что это какой-то тайный язык, Ава. Но мне кажется, ты заслужила право знать хоть часть правды. Да и возврата к прежнему уже не будет. – Экономка повернулась к девочке и посмотрела ей прямо в глаза: – Малайка хотел сказать, что твоя мать жива и ждёт тебя в Донлоне.

– Мама… жива? – повторила Ава едва слышно.

Всё это время она могла бы смотреть в лицо матери. Она могла бы чувствовать тепло материнских рук, как та девочка с Мортлейка. Обнимать, слышать её голос, её смех. Осознание потери как кинжалом полоснуло по душе Авы.

Почему? Почему её мама так тщательно скрывалась?

Внезапная догадка пришла ей в голову. Может быть, её мать не в себе? Джек же описывал, что такое может быть.

– Она… она сумасшедшая? – прошептала девочка? – Её похищали? Она не…

В голове тут же всплыл образ жуткой лечебницы для душевнобольных: женщины в грязных смирительных рубашках, прикованные цепями к полу, для потехи публики. Женщин упекали в психушки по разным причинам, и те, кто туда попадал, редко возвращались к нормальной жизни.

– Нет, Ава, она не сумасшедшая, даже наоборот, и её не держат в лечебнице. Сейчас я тебе скажу ещё кое-что. Тебе многое предстоит узнать, но ты должна помнить об одном. Твоя мать всегда любила тебя и любит, что бы ни случилось. – Виолетта наклонилась к девочке: – Как бы тебя ни уверяли в обратном. Поняла?

Нет, она не поняла. Ава вообще перестала что-либо понимать.

Виолетта поджала губы.

– На сегодня достаточно. Тебе нужно поспать. Тебе слишком многое пришлось пережить.

Спать? О каком сне может идти речь?

Виолетта кивнула на ночную рубашку, лежавшую на кровати Авы.

– Виолетта, я только что узнала, что у меня есть мать, которая живёт в другом мире. Да я теперь никогда не засну. Слишком всё непонятно! Кто она? И почему она…

– Спокойной ночи, Ава, – сказала Виолетта. Она развернулась и вышла из комнаты, плотно затворив за собой дверь.

Чепуха какая-то. О сне не могло быть и речи. Ава всё ещё была в шоке. Её сознание, подобно акробату, балансирующему на высоте, пыталось найти опору.

Слишком много вопросов роилось у неё в голове. Слишком много, чтобы сосредоточиться на чём-то одном.

Внезапно Аве показалось, что её тело налилось свинцом. Казалось, что болит всё сразу. Девочка приподняла ноги, чтобы рассмотреть следы от вороньих клювов, и со стоном откинулась на спину. Она полежит так минутку, соберётся с мыслями. Пару мгновений спустя она забылась глубоким сном.

Сознание вернулось к Аве, когда кто-то ласково потрепал её за плечо. Виолетта. От неё пахло лавандовой водой и карболовым мылом. Девочка подалась вперёд. Она лежала под одеялом в сорочке, а ночная рубашка также аккуратно лежала в изножье кровати. Виолетта позаботилась об этом?

– Я, кажется, заснула, – пробормотала девочка.

И в эту минуту она вспомнила, что её мать жива. От этой мысли стало физически больно. Потом она вспомнила про Джека и вздохнула. От этой мысли стало тепло, как если бы она обняла старую любимую игрушку.

Виолетта поставила на край кровати поднос с тарелкой, горкой хлеба с маслом и чашечкой кофе.

Ава отвернулась:

– Мне не хочется есть.

– Вчерашний ужин, а в придачу сегодняшний завтрак и обед уже давно прошли, – быстро проговорила Виолетта. – Уже почти пришла пора следующего ужина. Твой отец ещё не закончил работу, но мне показалось, что тебе захочется чего-нибудь перекусить. – Экономка присела рядом и погладила девочку по руке. – Тебе нужно поесть, дорогая, набраться сил.

Вчера? Ава широко распахнула глаза и уставилась в окно. Виолетта успела отдёрнуть шторы, и оказалось, что лучи солнца даже не сдвинулись с места с того момента, как она заснула. Она проспала целый день. Ава чувствовала себя губкой, которую погрузили в воду, но она всё никак не может впитать достаточно влаги. Как можно проспать сутки и при этом чувствовать усталость?

– Какой сегодня день? – Нельзя сказать, что этот вопрос так уж важен, но он казался естественным в этой ситуации. Казалось, что ответ поможет ей вернуться к размеренной жизни.

– Четверг.

Ава подскочила на кровати. Весь сон как рукой сняло. Вот теперь это важно.

– Четверг? Но мы же отправились в Гринвич в понедельник. Я вернулась в тот же вечер.

Виолетта помешала бульон и спокойно взяла поднос.

– Нет, моя дорогая. Ты вернулась в среду. А теперь есть.

Ава послушно уселась так, чтобы Виолетта могла поставить поднос ей на колени, а сама мысленно пыталась сложить все частички мозаики в целую картинку. Если она вернулась в среду, то куда подевались вторник и большая часть среды?

– Но… но я же провела в том месте не больше пары часов. Разве не так?

Виолетта поднесла ложку ко рту Авы. Она что, собирается кормить её с ложечки, как глупого птенца? Ава вздохнула, но послушно открыла рот и проглотила суп. Стоило ощутить языком насыщенный мясной вкус, как Ава позабыла обо всём на свете. Оказывается, она просто умирала с голоду. Девочка выхватила ложку и с жадностью набросилась на суп.

Виолетта довольно наблюдала за ней.

– И да, и нет, – наконец ответила она. – В Донлоне ты провела всего пару часов, но здесь поток времени двигался быстрее. Время струится между двумя городами, и никогда не знаешь наверняка, сколько ты отсутствовал, пока не вернёшься. В Донлоне то же самое.

Пока Виолетта говорила, Ава почти доела суп и теперь кусочком хлеба собирала ароматную гущу со дна тарелки.

– Вот почему ты оголодала, как бродячая кошка. У тебя пару дней не было ни крошки во рту.

Желудок Авы издавал странные булькающие звуки. Она не обратила на них внимания и взяла еще один ломоть хлеба.

– Виолетта, я даже не знаю, с чего начать спрашивать. Я окончательно запуталась.

– Крошка, я всё понимаю. Сначала тебе нужно восстановиться. Подумай пока о другом.

Ава дожевала последний кусочек хлеба. Никогда раньше она не испытывала такого голода, дикого чувства, которое заставляло её думать только о еде. На улицах было так много людей, которые чувствовали себя так же каждый день. Которые были вынуждены жить в постоянном страхе, что завтра им нечего будет есть. Ава почувствовала прилив сил и только теперь поняла, до чего может дойти человек, если его совсем не кормить.

Ава с сожалением проглотила последний кусочек.

– А ещё есть?

Виолетта покачала головой:

– Пока нет, дорогая. Слишком много сразу так же плохо, как и совсем ничего. Вот твой кофе. Выпей.

Ава взяла чашку.

– Виолетта?

– Да, Ава.

– Зачем вы выдумали, будто бы моя мама умерла?

Женщина вздохнула:

– Так решил твой отец. Понимаешь… тут столько всего, но без его согласия я не могу ничего объяснить.

Девочка обхватила обеими руками дымящуюся чашку и поднесла к губам. Мысль о том, что её мать жива, всё еще не могла уместиться в её сознании. Девочка раскрыла глаза, в которых скопилось столько невысказанной вины, но тут за окном послышался шум подъехавшей кареты.

А как же Фиби? Ава совсем забыла о ней. Она всё ещё в Донлоне? Или барахтается где-то в сером полумире? От воспоминания об этом жутком месте Аву прошиб пот, и она поспешно отогнала видение. Очутиться там она бы не пожелала даже злейшему врагу.

Виолетта подошла к окну и выглянула на улицу. Потом недовольно покачала головой:

– Мы провели в обществе этой парочки слишком много времени. Твой отец чуть с ума не сошёл, когда ты пропала. Обращался в полицию, газеты, к частным сыщикам. Ты себе не представляешь, какое внимание это привлекло. Исчезновение девочки из высшего общества, ученицы академии мисс Басс, отправившейся посмотреть комету Донати. И, конечно, нам пришлось обратиться к органам правопорядка, и твой отец зарёкся это делать, после того как… впрочем, не важно. – Она смущённо посмотрела на Аву: – Что-то я заболталась. Столько всего случилось за последние пару дней…

– Виолетта, а что произошло в обсерватории? Я видела мужчину в плаще с каким-то хронометром в руках и мистера Таймворда, несущегося к нему навстречу. Нас… то есть Фиби схватили?

Ава столько всего не понимала. Но один вопрос терзал её больше всего.

– А какое отношение вы с отцом имеете к тому, другому, миру?

Раздался дверной звонок, и Виолетта с излишней поспешностью бросилась к выходу из комнаты.

– Я должна открыть. А ты пока отдыхай.

– Кто там?

– Мама Фиби. Эта женщина неисправима.

С этими словами Виолетта поспешила вниз по лестнице, унося с собой ещё больше загадок.

Ава переставила поднос на тумбочку возле кровати и опустила ноги на пол. Меньше всего на свете ей хотелось встречаться с матерью Фиби или даже просто вылезать из постели – усталость не отпускала её. Однако Ава ни за что на свете не хотела пропустить такой разговор. Она давно выросла из того возраста, когда подслушивала разговоры взрослых с лестницы, но каждый настоящий ребёнок знает, как выведать секреты взрослых.

Ава поспешно оделась, мысленно проклиная завязки на корсете – так много складок! Она мечтала, чтобы появилась одежда, которую можно надеть одним движением. Когда её внешний вид был достаточно приличным, чтобы её не посадили в тюрьму или не упекли в психушку, она на цыпочках прокралась к двери, и неслышно спустилась по лестнице, пока не стали слышны голоса из гостиной. Ава присела на ступеньку и осторожно высунула голову.

Голос матери Фиби доносился отчётливо:

– С тех пор как исчезла моя дорогая девочка, я не могу найти себе места. У меня такое слабое здоровье, вы же понимаете, а это потрясение подорвало последние силы. Мой врач вынужден прописывать мне самые новые лекарства, а они такие дорогие, мистер Бейли! Но у него такая практика в Берлингтон[2]2
  Торговые ряды в Лондоне – два ряда магазинов, сверху закрытых аркой.


[Закрыть], что нужно иметь большие связи, чтобы просто попасть к нему на приём, так что удивляться не приходится. Мне нужно поддерживать своё здоровье, чтобы ухаживать за Фиби, когда она вернётся. Вы же знаете, что рассказывают об этих похищениях, мистер Бейли? Что они выворачивают душу наизнанку. Иссушают дух. Бедная моя Фиби.

Женщина перестала говорить и только всхлипывала. Ава слышала голос отца, который говорил что-то ласково-успокаивающее. Дверь распахнулась, и из комнаты вылетела Виолетта. Ава почти слышала, как экономка закатила глаза, и сама побыстрее отпрянула от перил, чтобы её не заметили. Виолетта унеслась на кухню, чем-то погремела и вернулась с подносом, на котором стояли наливка и несколько стаканов. Ава услышала, как брякнул поднос о столик, и дверь снова закрылась. Что эта женщина вообще здесь делает? Судя по поджатым губам экономки, Виолетта тоже задавалась этим вопросом.

Похоже, настойка быстро привела в чувство мать Фиби, и её голос зазвучал с прежней силой. Ава мысленно поблагодарила удачу – такой голос через любые двери услышишь.

– Мой доктор лично наблюдал некоторых пациентов после исчезновения. Он говорит, что часто очевидцы сообщают о механизме, который может быть задействован в похищениях. Какой-то прибор, похожий на хронометр или карманные часы. Он утверждает, что если бы удалось его изучить, то стало бы легче понимать, как лечить такие случаи или даже избегать их.

Молчание.

– Вам доводилось видеть такие механизмы, мистер Бейли? Или, может быть, вашей дочери? Вы были последними, кто видел мою дорогую Фиби. – Её голос снова задрожал.

Ава мысленно вернулась к сцене, которая навсегда запечатлелась в её памяти. Человек в плаще держал в руках что-то похожее на золотой хронометр. Что с ним потом случилось? Девочка склонила голову, чтобы расслышать ответ отца, которого было гораздо труднее услышать, чем мать Фиби.

– …никогда не видел, то, что вы… абсолютно точно… ничего подобного там не было, миссис Фортескью.

Ава нахмурилась. Отец ведёт себя подозрительно. Он просто не мог не заметить незнакомца и предмет, который тот сжимал в руке. И даже если почему-то вдруг он не видел его, то уж потом обязательно бы всё разузнал? Как отец мог проглядеть то, что она так отчётливо видела своими глазами? Может, очки его подводят.

Ну или он врал миссис Фортескью прямо в лицо.

Ерунда. Её отец всегда уважал светские нравы и был порядочным человеком.

И при этом всю жизнь обманывал тебя, Ава. Чего стоит ещё одна ложь?

Дверь в гостиную открылась. Миссис Фортескью протиснулась сквозь дверной проём, кринолин на её юбке сжался, как пружина. Наряд был метра три в обхвате. Дама едва протиснулась через проход, и Ава отчётливо увидела на её лице брезгливую гримасу, когда женщина проходила по узкому холлу. Но её голос, вопреки выражению лица, по-прежнему оставался спокойным и дружелюбным.

– Благодарю за поддержку и за уделённое мне время, мистер Бейли. Мне нужно спешить на приём к врачу. Визит к нему на вес золота, вы же понимаете.

Юбка наконец протиснулась полностью и свободно всколыхнулась. Мать Фиби повернулась к отцу и Виолетте с самым приветливым выражением лица:

– Пожалуйста, дайте мне знать, если выясните что-нибудь – пусть даже какую-то мелочь – о том ужасном дне. Жаль, что не удалось поговорить с вашей дочерью. Прошу, сообщите мне, когда она достаточно поправится, чтобы мы могли встретиться. Нам остаётся только молиться о возвращении моей несчастной девочки и, конечно же, о скорейшем выздоровлении Авы.

Снова раздался дверной звонок.

– Миссис Фортескью, прошу прощения. – Виолетта попыталась обойти даму с одной стороны, чтобы добраться до двери.

– Ой, – миссис Фортескью казалась озадаченной, но приподняла один край наряда, освобождая крошечный проход, чтобы экономка могла протиснуться вдоль стены. И Ава знала, хотя и не видела, что сейчас она картинно приподняла брови. Виолетта обошла препятствие и открыла дверь.

– А, миссис Бельвиль. Прошу вас, входите, – обратился отец к женщине на пороге.

Он обернулся к великосветской даме и пояснил:

– Миссис Бельвиль – продавец времени. Она доставляет его по всему Лондону точно в срок, от двери до двери. – Он улыбнулся невысокой женщине, вошедшей в холл с хронометром в руках.

На лице миссис Фортескью отразилась целая гамма чувств. Она вскинула руку к груди, на её щеках, как пятна вина на скатерти, проступил румянец.

– Вы доставляете время? Где вы его берёте? – ахнула она.

Отец рассмеялся:

– Это всего лишь фигура речи, миссис Фортескью. Миссис Бельвиль каждый день определяет точное время по Гринвичу, а затем оказывает невероятную услугу, доставляя это время в дома и конторы по всему Лондону. Как иначе мы узнаем, что наши часы показывают точное время, если не видим шар времени на Гринвиче?

– Ах, – дама поспешно обмахнула лицо и выдавила лёгкий смешок. Ава высунула голову и заметила, как подозрительно прищурилась Виолетта.

Миссис Фортескью снова рассмеялась:

– Просто недоразумение. Я подумала… Как глупо с моей стороны. Я отняла слишком много вашего времени. Мне нужно спешить. До свидания.

Она подобрала юбки, прошагала мимо Виолетты, не оборачиваясь, и бесцеремонно протиснулась через открытую дверь к ожидавшему её экипажу.