Текст книги "Сердце горца"

ГЛАВА 8

Габби проснулась до рассвета. На какой-то миг ее тело уже пробудилось, но разум по-прежнему был окутан дремой, и она сквозь сон подумала, что этот день такой же, как и другие – нормальный, мирный, наполненный обычными делами и выполнимыми задачами.

И тут – бабах! – в ее голове проснулись воспоминания: она провалила собеседование, выдала себя Существу, обязалась выполнить сегодня недельный объем работы и ее жизнь превратилась в сущий ад.

Она сердито перевернулась в постели, отчаянно пытаясь снова заснуть, чтобы не видеть его сейчас. Но не тут-то было. Адам Блэк находился в душе. Габби слышала, как он... оно там плещется. Всего в дюжине шагов по коридору от ее спальни. Высокое, смуглое, сексапильное и совсем обнаженное Существо. Прямо в ее доме. В ее душе. И пользуется ее мылом и полотенцами.

И к тому же оно пело. Сексуальным хрипловатым голосом со странным кельтским акцентом. Напевало старую песенку Софи Б. Хокинс: «Я хотел бы быть твоим любовником, ласкать тебя всю ночь до рассвета...»

«Готова поспорить, что все так и будет», – мечтательно отозвался девичий голосок у нее в голове.

– Дайте мне револьвер, – прошептала Габби.

– Дайте мне револьвер, – сказала Габби Джею, когда зашла в кабинет.

Поставив чашку кофе на свой стол, она положила сумочку в ящик, рухнула на стул, поправила юбку и повернулась к проходу:

– Где можно купить револьвер, Джей?

Джей Лендри, практикант, работающий за соседним столом, медленно развернул свой стул и вопросительно посмотрел на нее.

– Габби, с тобой все в порядке? Джеф сказал, ты заболела. Тебе уже лучше? Ты как-то странно себя вела.

– Все в порядке, – сказала она, закинув ногу на ногу так, что одна туфля болталась в воздухе. – Просто мне интересно, где можно купить револьвер.

– Зачем он тебе? – удивленно спросил Джей.

– Я живу в опасном районе, – неумело солгала она. Не то, чтобы она боялась, что ее поймают на этой лжи и осудят за то, что она собиралась сделать. Для доказательства убийства нужно не только оружие, но и тело. А поскольку никто, кроме нее, не мог видеть тело, раз-два – и никакого преступления! К тому же это была самозащита, и прочее, и прочее.

– Займись карате.

Она закатила глаза:

– А что мне делать в ближайшие «как минимум несколько лет», за которые я стану хоть немного опытным бойцом?

Джей пожал плечами:

– Ну, пусть твой парень переедет к тебе.

– У меня больше нет парня, – раздраженно ответила она.

Он, похоже, ничуть не удивился.

– Наверное, это потому, что ты так много работаешь, Габби. Я уверен, он просто устал от того, что ты за работой света белого не видишь. Я бы и сам от такого устал. Знаешь, – он огляделся по сторонам и предусмотрительно понизил голос, – Джеф бы тебя так не напрягал, если бы не был уверен, что ты справишься. Он знает, что ты готова просидеть все выходные, разбирая дело Роллинсов. Знает, что ты выложишься по полной программе, лишь бы что-то себе доказать. А что он собирается делать на выходных, ты не интересовалась? Я тебе скажу. Я слышал, как сегодня утром он договаривался с какими-то дружками, что в выходные будет играть в гольф на Хилтон Хед. Он будет загорать, потягивать пивко, пока ты сидишь здесь в своем...

– Ну ладно, хватит, – рассердилась Габби, и в ней стала потихоньку закипать злость. Но все по порядку: сначала нужно убрать с дороги одно подлое Существо, а уж потом она разбе рется с Джефом Столлером и его планами поиграть в гольф. – Речь не обо мне, и не о моем бывшем молодом человеке, и не о моем начальнике. Речь лишь о том, где достать оружие.

– Ты меня пугаешь. И я тебе не скажу. – Джей отвернулся, уткнувшись носом в монитор.

– Ой, ради бога, я просто возьму и посмотрю в телефонном справочнике, если ты мне не поможешь.

– Вот и прекрасно. В этом случае я не буду проходить по делу как соучастник.

«Студенты-юристы могут быть невежественными в вопросах, которые касаются ответственности», – подумала Габби, шмыгая носом и поворачиваясь обратно к столу.

И стиснула зубы. Адам Блэк взгромоздился на подоконник. Он снова надел кожаные брюки – черные как ночь и мягкие на вид, и ее взгляд какое-то время был прикован к ним. Его наряд дополняли белая футболка, обтягивающая его массивную грудь, и уже другая пара дорогих синевато-серых замшевых ботинок. В одной руке он держал «Золотые страницы». Его черные волосы ниспадали шелковым водопадом до самой талии, и от каждого виска спускалось по косичке. От одного лишь взгляда на него у Габби пересыхало во рту, а ладони становились влажными. И содержание гормонов в ее теле подскакивало до предела.

– Ты объявляешь мне войну, ka-lyrra? – мягко спросил он. Вырвав у него из рук телефонный справочник, Габби прошипела:

– Война уже началась. С того момента, как ты ворвался в мою жизнь.

– Что? – спросил Джей за ее спиной.

– Ничего, – бросила она через плечо.

– Это неправильно, ирландка. Между нами все могло бы быть прекрасно. – Рука Адама была все еще вытянута, и он Дотянулся до ее распущенных волос и пропустил их между пальцами. Затем прищурился, и его глаза потемнели от страсти. – Мне нравится, когда у тебя распущены волосы. Делай такую прическу почаще. Шелковые пряди, в которые мужчина может зарыться руками. – Из его груди послышался мягкий воркующий звук – такой эротичный, что у нее затвердели соски. Вскочив с подоконника, он пересел на краешек ее стола, уставившись ей в лицо и поставив ноги по бокам ее стула. Его пах оказался почти на уровне ее глаз, и большой, обтянутый кожаными брюками бугор невозможно было не заметить. Переведя взгляд на его лицо, Габби прошипела:

– Ты не мужчина, ты Существо.

Ну кого она пыталась убедить! Ни одна женщина не смогла бы смотреть на Адама Блэка и называть его «оно». Он изматывал ее, испытывал ее терпение, отвлекая тем самым от более важных вопросов, например, как от него избавиться. «Сдайся ему, О'Каллаген, – устало говорила она себе. – Сопротивляться бесполезно, учитывая, как существенно ты проигрываешь. Прибереги силы для другого раза. Для того, в котором у тебя будут шансы на успех».

– А распущены они, – сухо продолжала Габби, не желая упустить возможность высказать свое недовольство (какое мерзкое было утро!), – лишь потому, что ты занял ванную наверху, и я не могла забрать свой фен и заколки. Я не могла взять даже зубную щетку. И еще ты использовал всю горячую воду. – Она принимала душ внизу (поспешно и за закрытой дверью – словно это было препятствием для Существа, которое могло менять свое местоположение, – но все же это создавало иллюзию защищенности, и Габби была рада довольствоваться такой иллюзией, ведь реальность так угнетала), в ледяной воде, от которой у нее по коже пошли мурашки. Затем она натянула чулки и надела кослом, с трудом проглотила завтрак и выскочила из дома, приняв решение избегать Адама Блэка насколько это возможно.

– Габби? – Голос Джея звучал обеспокоенно.

Не глядя в его сторону, Габби отрезала:

– Я говорю по телефону, Джей; включила наушники.

– Прости, – ответил он, вздохнув с облегчением.

– Готов поклясться, ирландка, что ты врешь больше, чем я, – и почти также умело. Неужели ты решилась бы на убийство? Это заставляет меня остановиться и задуматься, с каким подлым человеком я связался.

– Да как ты смеешь вести себя так, будто я ...

Но она не успела сказать и сотой доли того, что хотела, потому что проклятое Существо снова исчезло. Габби яростно отбросила «Золотые страницы» в сторону (какой толк в покупке оружия, когда Адам уже предупрежден? К тому же она сомневалась, что у нее хватит духу навести револьвер на создание, так похожее на человека, и спустить курок, не говоря уже о том, чтобы избавиться от тела. Хотя никто другой не мог его увидеть, вряд ли она смогла бы оставить его в своем доме или в офисе) и придвинула к себе дело Десни. Она хотела сделать сегодня как можно больше, потому что знала, что Адам Блэк еще вернется.

«Было бы неплохо, – размышляла она, – исчезать в любой момент, когда не хочешь продолжать разговор». Она знала многих мужчин, которые отдали бы свою правую руку за эту уникальную способность.

Повернувшись к компьютеру, Габби мысленно вычеркнула убийство как крайнюю меру, к которой она могла бы прибегнуть. Но если все будет действительно ужасно, она найдет в себе силы и сделает то, что задумала. (Не признавая, что все действительно ужасно на данный момент, она надеялась немного развеять тревогу, но ее разум распорядился иначе.)

Открыв папку, Габби решила собраться и вникнуть в суть дела. И замерла, увидев готовое заключение. Неужели она закончила все вчера вечером и так устала, что забыла об этом? Нет. Даже падая от усталости, она не могла бы об этом забыть. Она присмотрелась. Это был не ее почерк. У нее были отвратительные каракули, а здесь красивый почерк, аккуратный, четкий, мягкий. Скорее высокомерный, если так можно сказать о почерке. В нем не было ни капли нерешительности. Нахмурившись, Габби стала читать. Через несколько минут, все еще продолжая читать, она пробормотала:

– Черт возьми, глазам своим не верю.

Было вполне логично, что, когда она хотела его видеть, он не появлялся. Его не было большую часть дня. И она мучилась вопросом, какие еще подлости он готовит. Офис был уже пуст, когда он снова появился в половине восьмого, невероятно близко к ней, с сумками из – о Боже, нет! – она на мгновение закрыла глаза – только не это!

Из «Мезонетты». Пятизвездочного ресторана, ни больше ни меньше.

Но на этот раз Габби хорошо подготовилась. Целый день она ела конфеты (это не составляло никаких сложностей), чтобы не быть голодной и не польститься на то, что он ей принесет.

И все же «Мезонетта»? Ух-х-х! Она резко помотала головой и отказалась даже смотреть на пакеты, даже думать о том, какие восхитительные деликатесы таились внутри них. Габби отпрянула от него. Когда Адам положил пакеты ей на стол, она схватила толстую, перевязанную лентой папку и за пустила ею в него, ударив его прямо в грудь.

– Как? – спросила она.

– Что «как», ka-lyrra? – Поймав папку, он аккуратно положил ее на стол.

– Как ты выполнил всю мою работу? Когда ты ее выполнил?

Он пожал плечами.

– Мне не нужно спать так долго, как тебе.

– Ты хочешь сказать, что вчера ночью за несколько часов ты лично написал заключения по семи моим делам?

– По девяти. Потом я понял, что два из них не твои, и разорвал их.

– Разве ты знаешь достаточно о том, чем я занимаюсь, чтобы обсуждать вопросы ответственности сторон?

– Ой, я тебя умоляю. – Похоже, его это сильно оскорбило. – Я живу не первую тысячу лет и наблюдаю, как люди решают подобные вопросы. Я пролистал несколько других твоих дел и взял их за образец. Человеческое право удивительно простое: вы обвиняете всех, кроме себя. Я просто обвинил всех и вся, о ком упоминалось в деле, кроме лица, которое вы представляете, и подкрепил это сведениями, которые смог выудить, в подтверждение своих слов.

Габби старалась не рассмеяться. Действительно старалась. Изо всех сил. Но Адам заявил это так вкрадчиво, с таким мягким выражением лица и так удачно выразил то, за что она ненавидела дела о персональном ущербе, что она не сдержалась. У нее вырвался легкий смешок. Который превратился в смех. И она бы смеялась и дальше, если бы на его губах не появилась легкая улыбка, а глаза не засияли. Он подошел к ней, обнял за талию своими большими руками и внимательно посмотрел на нее.

– В первый раз вижу, как ты смеешься, Габриель. Так ты становишься еще красивее. Не думал, что это вообще возможно.

Ее смех резко оборвался, и она отодвинулась от него. Но было слишком поздно, его руки уже оставили свой жгучий отпечаток на ее теле, словно горячее любовное клеймо.

– Не льсти мне. Не будь со мной таким милым, – проговорила она сквозь зубы. – И больше не делай за меня мою работу.

– Я просто хотел помочь. Вчера вечером ты выглядела такой уставшей.

– Какое тебе до этого дело? Не вмешивайся в мою жизнь.

– Я не могу.

– Потому что я отказываюсь жертвовать всем своим миром ради того, чтобы помочь тебе вернуть свой? – резко спросила она.

– Нет, – спокойно ответил Адам, прищурившись. – Потому что мне не нравится твой начальник. Мне не нравится, как он на тебя смотрит. Мне не нравится, как он с тобой разговаривает. Мне чертовски не нравится весь этот балаган. И когда я снова стану собой, я исправлю положение.

Габби замерла. Адам Блэк выглядел злым и говорил со злостью. Искренней злостью. Его разозлило то, как с ней обращаются. Его лицо стало мрачным и грозным, а в глазах засверкали золотые искорки.

Это было ужасно и жестоко с его стороны – вести себя так, как будто у него есть чувства. И как будто она ему не безразлична. Особенно когда Габби не знала больше никого, кто бы так к ней относился. Конечно, он сделает все, чтобы соблазнить ее, – даже изобразит эмоции и притворится, что проявляет заботу. В конце концов, не потому ли это называется соблазном, что жертве внушается ложное чувство безопасности и благополучия? А как его создать, если только не притвориться, что проявляешь заботу?

«У него нет души. Нет сердца. А значит, нет эмоций», – напомнила она себе. Схватив свою сумочку, она выключила компьютер и вышла из кабинета.

«Заключения были действительно очень хорошо написаны», – раздраженно думала Габби полтора часа спустя, вывалив на кровать белье из корзины и сортируя его. Погружение в рутину повседневных дел помогало ей не замечать, что «син сириш ду» собственной персоной сидит сейчас внизу у нее в кухне, потягивая скотч прямо из бутылки («МакАллан» пятилетней выдержки) и печатает что-то на ее ноутбуке, атакуя интернет.

К тому времени как Габби пришла домой, он уже был там, приступив к следующей стадии своего плана. Обед из пятизвездочного ресторана был разложен на обеденном столе в гостиной, розы с высокими стеблями наполняли комнату превосходным ароматом, шторы были задернуты. Горели свечи, сверкал изящный хрусталь, и Габби знала, что у нее такого не было. На скатерти лежали серебряные приборы, которых она никогда не видела, стоял фарфор...

Габби с гордо поднятой головой прошла мимо него к ступенькам, но Адам преградил ей дорогу своим телом и поймал ее за руку. Он повернул к себе ее лицо, молча смотрел в него долго-долго и лишь потом отпустил ее.

Она ничего не сказала, решив не сдавать свои позиции. Даже когда он потянулся к ней своим смуглым лицом и его губы оказались в нескольких миллиметрах от ее губ. Он использовал свою неотразимую мужественность в попытке подчинить ее своей воле. Стоически не поддаваясь искушению ответить на безмолвное приглашение, Габби продолжала упорствовать, встречаясь с его взглядом и отказываясь верить, что в его глазах может быть что-то кроме хладнокровного расчета. А если в какой-то миг она и допустила мысль о его человечности, о влечении, об искреннем желании, об искусительном нетерпении в глубине его сверкающих золотом глаз, то все это можно было объяснить мерцанием свечей.

И не более.

Его изложения дел были лучше, чем любое заключение, которое она когда-либо писала. Превосходные, убедительные, яркие. Габби не сомневалась, что выиграет каждое дело, которое он описал. Она завидовала, читая их, и удивлялась, как она сама не подумала о таком аргументе или о такой утонченной, хитрой уловке. Она знала, что в двух делах из тех, что он описал, люди, которых она представляла, виноваты сами более чем на пятьдесят один процент (их дела взяли на рассмотрение только потому, что это были «друзья друзей», а ее угодливый начальник оказался кое-кому обязан – возможно взамен на какие-нибудь льготы в гольф-клубе), но, прочитав аргументы Адама, даже она приняла бы решение в пользу своего виновного клиента.

Да, он явно был неглуп.

«Я прожил не одну тысячу лет», – сказал он ей. Она вздрогнула. Он очень древний. Адам Блэк – древний. И наверняка занимался всем, что можно придумать, хотя бы однажды. Так почему же ее удивляет, что он так хорошо выполнил ее работу? Он мог путешествовать сквозь время и пространство. Возможно, у него нет ни души, ни сердца, но, по крайней мере, за темными, блестящими, необычайно живыми глазами скрывался незаурядный ум.

Габби автоматически сортировала белье, руки двигались, а мысли были где-то далеко. Белое. Светлое. Темное. Темное. Темное. Светлое. Белое – стоп! Его футболка? И у него хватило наглости бросить свою грязную футболку в ее бельевую корзину? Сжав ее в кулаке, Габби повернулась, чтобы пойти и высказать ему, что он может сделать со своим грязным бельем. И остановилась. Снова пошла. И опять остановилась. Кусая губы, она стояла, горячо споря сама с собой. Затем с усталым вздохом она поднесла его футболку к лицу и глубоко вдохнула, закрыв глаза.

Разве может мужчина излучать более грешный запах? Легкий аромат жасмина, сандала и брызг ночного прибоя. Пряный запах таинственности и секса. Запретные, порочные вещи – то, что имеют в виду молящиеся, когда говорят: «Да избавь от искушения и да защити от всего зла». Он никогда не получит назад свою футболку.

Гораздо позже, после того как Габби отправилась спать, Адам заглянул в ее спальню в башне. Она мирно спала. Хорошо. Маленькая ka-lyrra слишком много работала. Она позволяла другим перекладывать на себя ответственность. Он положит этому край. Жизнь смертного слишком коротка. Им нельзя столько работать, они должны больше развлекаться. Он научит ее развлекаться. Когда он снова станет бессмертным, она не будет работать, у нее будет все, что она пожелает.

Все окна были открыты, и дул свежий ночной ветерок, скользя по тонкой простыне, под которой она спала. Лунный свет лился на кровать, освещая серебристым сиянием ее длинные волосы и осыпая жемчугом ее черты.

«Спит одетая», – заметил Адам с ироничной улыбкой. Мудрая девушка. Если бы ей хватило глупости уснуть голышом, он бы не смог себя сдержать. Одна лишь мысль о том, что она могла быть обнаженной под простыней... Да, он был сексуально одержим ею. Ее полной, округлой грудью, бесконечной притягательностью ее мягкой, женственной попки, ее полными, чувственными губами, ее волосами, глазами, руками. Ее огнем.

Даже ее девственность заводила его, наполняла первобытным желанием обладать, зная, что он будет первым мужчиной, который войдет в нее, наполнит ее собой, будет с ней так близок. Он соблазнит ее так искусно, что она больше не сможет представить свою жизнь без него; она будет принадлежать ему, когда бы он ни захотел, где угодно и так, как он захочет, не в силах что-либо возразить.

Адам знал: она ожидает, что он применит силу. Он видел это вчера в ее глазах, когда она сидела, привязанная к стулу, так дерзко говоря ему «нет». Как же мало она понимала в его планах.

Вчера утром, когда она ушла на работу (что, кстати, его не удивило: его упрямая Видящая не откажется от своего мира так легко, как он от своего), он досконально исследовал ее дом и узнал о ней все, что мог. Он посмотрел, какие книги она любит читать, какую одежду носит, какое белье имело счастье касаться ее груди и обнимать ее бедра, какое мыло и духи ласкают ее шелковистую кожу. Он изучил фотографии, открыл сумки с ее багажом и посмотрел, что она посчитала самым ценным, когда собиралась бежать. И с каждым открытием он хотел ее все больше и больше; она была яркая и жизнерадостная, и ее переполняли надежды и мечты смертных.

«Книги о Чаре» вызвали у него смех. Ну, кроме того тома, где он был так нагло оклеветан. Но он это исправит. В тоненьком томике Адам Блэк был изображен как самое мерзкое из Существ. О нем говорилось как о законченном лжеце, ловкаче и жулике, как о хладнокровном, надменном соблазнителе, которого не интересует ничего, кроме собственного сиюминутного удовольствия.

Неудивительно, что Габриель так яростно ему сопротивлялась, так недоверчиво восприняла его обещание. Самого Дьявола описывали не такими ужасными словами, как его. Что ж, он мог обойтись и без слов; за него скажут его поступки – тщательно обдуманные и спланированные. Он давным-давно понял, что соблазнить способны мельчайшие детали, утонченные и легкие прикосновения могли век голову самым упрямым.

«Господи, – подумал Адам, глядя на Габби, – ей, наверное ужасно жарко в этой одежде». Дома у нее было очень тепло даже на первом этаже, где он работал в сети. Еще одна вещь, которую он может сделать для нее.

Ему не удалось найти ничего о местонахождении Цирцена ни в одной базе данных, которые так любят составлять люди, но он и не очень-то на это надеялся. Его сын-полу-Существо мог быть не только где угодно, но и когда угодно. Было вполне вероятно, что он забрал жену и детей в горы, в свой собственный век, в более простую жизнь, где ему ничто не мешало. Но, так или иначе, Цирцен должен был скоро объявиться.

Кроме того, день оказался успешным и кое в чем еще: Адам посеял множество семян, которые уже начали приносить плоды. Не последнее место среди них занимала обычная футболка.

Габби сегодня вечером стирала – он это слышал. Но никакой истерики не последовало. Ни криков, ни утверждений, что, пока она жива, она не станет стирать его вещи. Не то чтобы он этого добивался. Поносив одежду, он просто выбрасывал ее и надевал новую. Шагнув дальше в ее комнату, он тихонько открыл ящик ее комода. Затем еще один. И еще один. И увидел ее там. Свою футболку. Она была аккуратно сложена и спрятана на самом дне ящика под парой свитеров.

Улыбка появилась на его лице. Адам закрыл ящик и подошел к ее платяному шкафу, открыл его и посмотрел вниз, в бельевую корзину. Как он и предполагал, она не стирала то, в чем была сегодня. Ее трусики исчезли в его кармане.

– Око за око, ka-lyrra, – мягко пробормотал он. – Ты оставила кусочек меня, я возьму кусочек тебя.

Он закрыл дверцу шкафа и снова посмотрел на Габби. Все его тело сгорало от такой страсти, что можно было наслаждаться одним желанием. Он весь пылал в огне и ощущал такое влечение, которое если даже и чувствовал когда-то, уже давно забыл об этом.

«Господи, – подумал он, глубоко вдыхая, – я чувствую, что живу». Ярко, остро, можно даже сказать... страстно. Самые простые чувства вдруг стали приносить огромное наслаждение, оказались такими сложными и многогранными. Даже то, как он каждый день выбирал одежду в «Саксе», приносило ему неведомое раньше удовольствие, потому что он делал это, пытаясь предположить ее реакцию, изучая, что она хотела бы видеть на нем. От чего у нее раскрывались глаза, расширялись зрачки и открывался рот.

Кожа. Ей определенно нравилась кожа.

Адам знал, во что будет одета Габби, когда он будет гладить ее по спине. Ни во что. Ее соски твердые и влажные и блестят под его языком. Ее обнаженные ягодицы в его руках, он поднимает ее и придвигает к себе, чтобы прикоснуться губами. И вот уже ягодицы повернуты к нему и подняты, чтобы...

Низкий рев вырвался из его груди. Стиснув зубы, он заставил себя отойти от ее кровати. Не сейчас.

Скоро она поймет, что он не такой, каким она его считает. Что Адам Блэк – нечто большее, чем кровожадный, нечестивый, глупый «син сириш ду», о котором говорилось в книге. Сегодня он провел несколько часов, переписывая ее, вычеркивая целые главы, просто вырывая страницы и вставляя новые.

Выходя из спальни Габби, Адам вдруг подумал, что даже если Цирцен не вернется, соблазнять Габриель О'Каллаген – не худший способ прожить жизнь смертного. По крайней мере до тех пор, пока Эобил не вернется за ним и не сделает его снова бессмертным.

Перед тем как уйти, он выключил ее будильник Он был не намерен отпускать ее завтра на работу.