Текст книги "Дитя любви"

Глава 9

На мгновение у Мэгги подкосились колени, ей словно не хватало воздуха. Застыв от ужаса, она не могла поверить, что действительно видит Ника, здесь, у себя на дне рождения, в нескольких шагах от Лайла, который, стоя к ним вполоборота, разговаривал сейчас с одним из своих деловых партнеров и его женой. Если он заметит Ника, то будет вне себя от бешенства. Похолодев, Мэгги в смятении переводила взгляд с Ника на Лайла и обратно. «Пресвятая Дева Мария…» – мысленно произносила она молитву, которую так часто повторяла в детстве.

– С днем рождения, красавица! – рядом стоял Джеймс Брин, президент банка «Блуграс» и близкий друг Лайла. Улыбнувшись и непринужденно подставив щеку для поцелуя – на помощь пришла многолетняя практика, – она несколько минут поболтала с ним и его женой Эллен. О чем они говорили, Мэгги не смогла бы вспомнить даже под пыткой.

И все это время Ник не отрываясь смотрел на нее. Пробормотав слова извинения, что, мол, надо поговорить и с другими гостями, и как бы в шутку воздев руки – увы, ничего не поделаешь! – ей удалось наконец отойти от них, и, улыбаясь, она направилась к Нику. Его взгляд притягивал, и она шла к нему, словно пойманная на крючок рыбка.

Гости между тем прибывали, и в зале уже находилось не менее двухсот человек; они подходили к столам с закусками, смеясь и переговариваясь, брали напитки с серебряных подносов, услужливо подставленных снующими по залу официантами, и все же, рано или поздно, Лайл неизбежно должен заметить Ника. На приемах он слыл внимательным хозяином и каждому уделял хотя бы несколько минут, следуя своему правилу – постоянное движение и поддерживание контактов, – поэтому он неминуемо столкнется с Ником.

«А может, ей удастся уговорить его уйти?» – мелькнуло в голове у Мэгги.

– Поздравляю! – раздался веселый голос Сары, когда Мэгги подошла к ней и стоящим вокруг гостям. Это приветствие вернуло ее к реальности, и она улыбнулась.

– Спасибо. Я очень рада, что вы пришли. – Мэгги даже удивилась, как беспечно прозвучал ее голос и как естественно она всем улыбнулась.

– А мы, в свою очередь, благодарим за приглашение, – отозвалась женщина в голубом костюме, которую она заметила раньше. Как же ее зовут? Но, прежде чем она вспомнила ее имя, женщина, увидев запястье Мэгги, удивленно подняла брови. – Что у вас с рукой?

Мэгги коротко рассмеялась.

– Представляете, играла с собаками и упала! Пустяки, легкое растяжение.

Женщина сочувственно покачала головой.

– Воображаю ваши ощущения. Помню, как-то спускаясь по лестнице, я споткнулась о кошку. Мало того, что я упала, так еще вывихнула колено и недели три ходила на костылях!

– И все это время убеждала нашу дочь, что у нее аллергия на кошек, – усмехнувшись, вставил стоящий рядом мужчина. – Правда, безуспешно.

Все вежливо рассмеялись.

– Ты ведь знакома с Майком и Джоан Салливанами, не так ли? – запоздало представила их Сара, которая, кажется, не заметила в поведении Мэгги ничего необычного. Живя с Лайлом, Мэгги научилась на людях скрывать эмоции за непринужденной беседой. Благодарно посмотрев на Сару, она ответила:

– Конечно. И очень рада снова видеть их у себя. – Пожимая руку Майку и затем Джоан, Мэгги добавила, что ей очень нравится ее костюм, и в особенности цвет, а та в ответ выразила восхищение платьем Мэгги.

Мэгги стоило некоторых усилий поддерживать подобный разговор; от природы молчаливая, она, в противоположность Лайлу, не отличалась искусством произносить ничего не значащие фразы, а присутствие Ника еще больше смущало ее. Сердце ее бешено колотилось, он же, глядя на нее, спокойно стоял рядом и не вмешивался в разговор. Мэгги не смела взглянуть в его сторону и, едва соображая, продолжала светский обмен любезностями.

– Как поживает Бекки?

Десятилетняя дочь Салливанов и, как догадалась Мэгги, владелица злополучной кошки, ходила в ту же закрытую частную школу, что и Дэвид, поэтому Мэгги очень обрадовалась, что вовремя вспомнила ее имя.

– Все хорошо, – просияла Джоан. – А как дела у Дэвида? Он поедет в этом году в летний лагерь?

Последующий разговор с четой Салливанов продолжался от силы еще минуты две, но они показались Мэгги вечностью. Краем глаза она видела, что Лайл движется в их сторону и вот-вот заметит Ника, а она надеялась улучить момент и уговорить его уйти.

– Думаю, ты не сердишься, что я привела с собой гостя? – вмешалась в разговор Баффи, в то время как Джоан повернулась за бокалом вина. Обращаясь к Мэгги, Баффи взяла Ника под руку и при этом лукаво посмотрела на Мэгги. Непроизвольно отметив про себя ее ярко накрашенные ногти, Мэгги отрицательно покачала головой. А как иначе она могла отреагировать?

– Я так и думала. В конце концов, Ник действительно твой старый приятель. А когда я сказала, что приглашаю его на твой день рождения, он с радостью согласился.

– От всей души поздравляю, Магдалена, – тихо произнес Ник, когда Мэгги взглянула на него. Глаза его улыбались, но лишь она могла разглядеть в них скрытую насмешку.

– Надо же, мистер Кинг, а я и не знал, что вы знакомы с Форрестами! – удивленно воскликнул подошедший Джеймс Брин, пожимая руку Нику и одновременно беря с подноса бокал шампанского. – Как идет бизнес с ночными клубами?

– Великолепно, – затягиваясь сигаретой, ответил Ник. – Мы расширяемся. Только что оформили покупку «Литтл Браун Кау» в Индиане и подумываем еще о двух клубах, но уже на этой стороне реки.

– Если решите обратиться в мой банк за кредитом, дайте знать.

– Уверена, что вы говорите это всем состоятельным людям, – пропела Баффи, вскинув глаза на Джеймса Брина и одновременно сжимая руку Ника. Вероятно, Брин не понял, что это своего рода пробный камень, но Мэгги сразу разгадала ее замысел: Баффи упорно пыталась прощупать финансовое состояние Ника и решить для себя, стоит ли заняться им всерьез.

Но, как ни странно, ей и самой было любопытно, чем же он занимается. Он сказал, что купил «Литтл Браун Кау», а на самом деле? На чьи деньги? Неужели на свои? Вряд ли. Когда она знала его, у него за душой не было ни гроша. А может – такую возможность нельзя исключать, – он занимается какими-нибудь махинациями? Выглядит и говорит он как вполне преуспевающий человек, да и в самой манере держаться явно чувствуется уверенность в себе, а это приходит только с деньгами, уж она-то знает, а впрочем, ничего удивительного: с его склонностью к авантюризму он всегда умел казаться таким, каким хотел. Никто не знает его лучше, чем она, по крайней мере, знала когда-то. А коли это в его интересах, так он может соврать и глазом не моргнуть, да так, что комар носу не подточит.

Но, в, конечном итоге, все сводится к одному вопросу: что он делает в Луисвилле? Не выскочил же он как чертик из табакерки только для того, чтобы отдать ей фотографии и пленку, в этом она не сомневалась. Она сердцем чуяла, что он что-то затеял, причем затеял недоброе. Но для кого? Если он замыслил одурачить Брина и местных банкиров, выдавая себя за бизнесмена и убедив их, что у него есть средства для покупки ночных клубов, ради Бога, это ее не касается. Но даже если он и вправду занимается законным бизнесом и у него действительно есть средства, то это также не имеет к ней никакого отношения. Как говорится – всего наилучшего. Только пусть оставит ее в покое.

Но оставит ли?

Стоило ей сопоставить факты, и она похолодела: если бы он действительно хотел оставить ее в покое, то не пришел бы сегодня в клуб.

Что ему от нее надо? Может, просто хочет завести нужные связи? Может быть, а может, и нет.

– Далеко не всем, – усмехнулся Брин. – Только тем, на ком мой банк имеет возможность заработать.

– Вы, по крайней мере, говорите напрямик, – рассмеялась Джоан Салливан, в то время как Эллен Брин укоряюще легонько толкнула мужа. Баффи же одарила Ника соблазнительной улыбкой.

Вдруг раздался звон вилки по стеклу, и все обернулись на звук. Подняв глаза, Мэгги увидела, что у стола, держа бокал и широко улыбаясь, стоит Лайл.

– А сейчас нас ждет великолепный торт, и я лично очень хочу его попробовать, – начал он. – Но прежде мы поздравим мою жену с днем рождения и пожелаем ей счастья, не так ли? Мэгги, дорогая, где ты?

Он обвел глазами зал, и Мэгги пошла ему навстречу.

– Ах, вот ты где! Иди сюда! – Он нашел ее глазами, затем его взгляд скользнул дальше и замер. Даже не оборачиваясь, Мэгги поняла: за ее спиной он увидел Ника. Взгляды мужчин встретились. На какой-то момент наступила тишина, и ей показалось, что сейчас она услышит электрический разряд и над головой блеснет молния: так бывает, когда в грозовом небе сталкиваются тучи.

Она застыла на месте, видя вокруг улыбающиеся лица гостей, которые ждали, пока она подойдет к Лайлу. Ощущая почти физически, как эти двое пожирают друг друга глазами, Мэгги невольно обернулась. Медленно подняв бокал и в упор глядя на Лайла, Ник улыбнулся ему невозмутимой, дерзкой, вызывающей улыбкой. Быстро посмотрев на мужа, она – и остальные двести человек – увидели, как его лицо побледнело, и он, чуть отступив назад, оперся рукой о стол.

– Все в порядке, Лайл? – Гамильтон поддерживал его под руку, обеспокоенно заглядывая в лицо. Тут же подошли еще человек десять, а Люси, бесцеремонно работая локтями, уже пробиралась к брату.

Мэгги подоспела в тот момент, когда Лайл, сбросив руку Гамильтона, выпрямился и, досадливо поморщившись, сказал:

– Да, все хорошо. И перестань кудахтать. Легкое головокружение, просто мне надо поесть.

– Да сядь ты, ради Бога! – Гамильтон был искренне обеспокоен.

– Говорю тебе, все хорошо. Где Мэгги?

– Я здесь. – Протиснувшись между Гамильтоном и Люси, она встала так, чтобы Лайл видел ее. На секунду он задержал на ней взгляд, и ее пронзил ледяной ужас: внутренне содрогнувшись, она прочла в этих холодных голубых глазах, что вечером ее ждет жестокое наказание.

Стиснув ей локоть, Лайл повернул Мэгги лицом к гостям. Глядя на обращенные к ней лица, она улыбалась, хотя кровь стыла в жилах. До сегодняшнего вечера он только раз смотрел на нее так; это случилось через несколько месяцев после рождения Дэвида, когда она еще не подозревала, какое чудовище скрывается под маской элегантности и напускной доброжелательности. В тот жуткий вечер она впервые по-настоящему увидела и узнала своего мужа. С тех пор воспоминания неотступно преследовали ее.

И сейчас, когда рука Лайла стискивала и прижимала ее к себе, она не сопротивлялась и, словно манекен, продолжала улыбаться. Не дай Бог, если кто-нибудь что-нибудь заметит! Держать стиль, работать на публику – вот семейное кредо Форрестов, и сейчас, как все они, она следовала ему неукоснительно.

– Как вы знаете, мы собрались здесь, чтобы поздравить мою жену с днем рождения. Тридцать лет назад она появилась на нашей грешной земле. Так давайте отбросим формальности и, выражаясь словами Марии-Антуанетты, поедим от души!

Лайл сделал знак пианисту, и тот заиграл традиционную мелодию «Желаем счастья в день рождения!». Гости дружно подхватили, а Мэгги, сияя улыбкой и изображая счастливую, горячо любимую жену, испытывала в этот момент совершенно противоположные чувства, стиснутая, словно железным обручем, рукой Лайла.

Стоило ей представить, что ждет ее вечером, когда они с Лайлом останутся одни, как от страха у нее на глазах выступили слезы.

Под завершающие аккорды гости зааплодировали, и Лайл, достав из внутреннего кармана пиджака маленькую плоскую коробочку, завернутую в блестящую серебристую бумагу и перевязанную серебряной ленточкой, торжественно вручил ее Мэгги. Не переставая улыбаться, она приняла подарок и, стараясь унять дрожь в руках, принялась развязывать ленточку. Все, что делал Лайл, включая женитьбу на молодой девушке, на которую он смотрел как на приобретение, и празднование, устроенное по случаю рождения сына, делалось «на публику», и ежегодная демонстрация подарков жене не была исключением. Мэгги прекрасно понимала, что если бы он не жаждал поразить многочисленных знакомых, коллег и деловых партнеров, показывая, как он заботится о жене и какие деньги тратит на подарки, то никогда и не вспомнил бы о ее дне рождения.

В кожаной коробочке лежала бриллиантовая брошь в виде пантеры.

– Когда-то она принадлежала герцогине Виндзорской, – довольный собой, громко произнес Лайл, пока Мэгги, как положено, подняв коробочку, демонстрировала подарок гостям. Повсюду слышались восторженные восклицания. Следуя установленной процедуре, Мэгги посмотрела на мужа и улыбнулась.

– Какая изумительная брошь! Спасибо. – И, презирая себя, она встала на цыпочки и быстро поцеловала Лайла в щеку. Его кожа была холодной, как у какого-нибудь земноводного, и Мэгги с трудом сдержалась, чтобы не передернуться от отвращения, но она сыграла отведенную ей роль в этом спектакле и, когда вновь повернулась к гостям, отметила, что глаза Лайла довольно блестят.

– Пусть пока побудет у меня, а когда вернемся домой, положим в сейф. – И с этими словами Лайл взял у нее коробочку с брошью и вновь убрал во внутренний карман. Мэгги не удивилась, она знала, что наденет брошь только тогда, когда Лайл захочет произвести на кого-нибудь впечатление. Все драгоценности, которые он покупал ей, он хранил под замком, преследуя все ту же цель – поставить ее в полную от него зависимость. И не потому, что всерьез опасался, что она уйдет, нет, Дэвид по-прежнему был его главным козырем, а так, на всякий случай, чтобы не создавать прецедента.

С сияющей улыбкой Мэгги разрезала огромный пятислойный шоколадный торт и, как это делает невеста на своей свадьбе, первый кусок протянула Лайлу. Таков был ритуал, установленный Лайлом, причем он настоятельно требовал, чтобы такой порядок неукоснительно соблюдался каждый год. Поначалу она с ума сходила от фальшивости и ханжества, а с годами привыкла и к большему – вся ее жизнь превратилась в сплошное ханжество. Если бы только показуха и ханжество составляли корень ее несчастий? она была бы рада.

После того как Лайл съел свою порцию и дал кусочек Мэгги, пианист заиграл снова. Она едва успела вытереть губы, как Лайл, схватив ее за руку, чуть ли не бегом поволок к площадке для танцев, поскольку танец после разрезания торта тоже входил в установленный ритуал. Лайл прекрасно танцевал и, как и в остальном, не упускал случая продемонстрировать свое искусство. Выделывая разнообразные па, он то быстро кружил Мэгги, так, что ее длинное, до пола, платье, развевалось, то, элегантно отставив ногу, ронял ее на колено и вновь кружил. Положив руку ему на плечо, она с застывшей улыбкой продолжала играть предписанную роль, роль, которую играла вот уже двенадцать лет. Танец окончился, и гости восхищенно захлопали в ладоши. – Веселитесь, друзья! Буфет в вашем распоряжении, а танцплощадка ждет вас! – крикнул Лайл. Ритуал закончился. Вернувшись к столу, он выпустил ее руку. Мэгги на секунду задержалась, чтобы выслушать похвалы в адрес мужа. Наконец все слова были сказаны, и, оглянувшись, она увидела, что множество пар, смеясь и разговаривая, отходят от буфета и направляются к площадке, где уже начались танцы. Официанты между тем подавали креветки по-креольски, бифштекс а-ля Веллингтон и другие закуски, а также обносили тортом гостей. Лайл и Джеймс Брин в окружении бизнесменов что-то обсуждали в дальнем углу зала. Имея миллионы, Лайл никогда не останавливался в своей неустанной погоне за деньгами, и его деловая активность не прекращалась ни на минуту. Получив временную передышку, Мэгги с тоской посмотрела на дверь. Ей совершенно необходимо было глотнуть свежего воздуха и обдумать, что же делать дальше.

А что она может сделать?

Высокий мужчина в дорогом темно-синем костюме внезапно преградил ей дорогу. Ник. Еще до того как она взглянула в его лицо, она уже знала, что это он. Он был серьезен, но искорки в его глазах говорили, что он догадывается, как ей неприятна эта встреча.

Невольно бросив взгляд в дальний конец зала, она с облегчением заметила, что Лайл, повернувшись к ним спиной, по-прежнему разговаривает с друзьями и не видит их.

Глава 10

– Шампанского? – спросил Ник, протягивая ей узкий хрустальный бокал с золотистым искрящимся напитком. В другой руке он держал второй бокал, лениво покачивая им в ожидании ответа.

– Пожалуйста, уходи, – тихо, стараясь сохранить небрежное выражение лица, проговорила Мэгги, не обращая внимания на протянутый бокал и вновь бросая взгляд на Лайла.

Не говоря ни слова, Ник залпом выпил свое шампанское (если бы Лайл увидел такое пренебрежительное отношение к дорогому вину, он бы пришел в бешенство), а затем одним глотком опрокинул и содержимое ее бокала. Слегка кивнув проходящему мимо официанту, он не глядя поставил на поднос пустые бокалы, с непроницаемым лицом официант тут же исчез.

– Как? Уйти просто так с твоего дня рождения? Да ни за что в жизни!

– Пожалуйста, Ник.

– Боишься, что старина Лайл расстроится? – Глаза его сузились. – И справедливо: очень может быть. А разве тебя это волнует?

– Да, волнует. – «Вот уж что правда, то правда», – мелькнуло у нее в голове. Она была в панике. Ник не понимает, да и никто здесь не понимает.

– Почему? Ведь ты не любишь его, разве нет?

– Нет, не люблю. – Она больше не могла лгать. По крайней мере, Нику. От страха она чуть не падала в обморок, и сейчас, как никогда, ей вдруг захотелось прижаться к его груди, чтобы он крепко-крепко, как когда-то, обхватил ее руками. Он всегда защищал ее, но теперь, увы, это невозможно. Она сама сделала так, что это стало невозможно. – А сейчас, пожалуйста, уходи. Ты осложняешь мне жизнь.

– Ну, если не любишь, то почему не уйдешь от него? Ведь не деньги же тебя держат, за двенадцать лет у тебя их скопилось достаточно. Или он заставил тебя подписать добрачное обязательство? – Она ясно различила в его голосе язвительные нотки.

– У меня Дэвид.

– Ну и что? Масса родителей, у которых есть дети, разводятся. И он привыкнет.

– Сейчас не время и не место обсуждать это. Во всяком случае, тебя не касается, почему я предпочитаю не разводиться.

– Ты так думаешь, Магдалена? – Ник произнес эти слова очень тихо. Мэгги подняла глаза, и их взгляды встретились. Он напряженно следил за ней, словно стараясь прочесть ее мысли, а его губы, готовые сложиться в горькую усмешку, слегка подергивались.

Ах, Ник, Ник! Как хорошо ей знакомо это выражение, это лицо, такое родное, любимое, дорогое… Сердце ее болезненно сжалось.

– Уходи, – проговорила она сквозь сжатые губы и уже повернулась, чтобы отойти.

– Только с тобой. На этот раз только с тобой. – И он схватил ее за руку выше локтя. Невольно взглянув вниз, она заметила его загар, который выглядел еще темнее на фоне ее белой кожи и крахмальной манжеты его рубашки, черные волоски на запястье, дорогие золотые часы. Сильная, горячая, с чуть грубоватой ладонью рука властно держала ее так, словно он имел все права на это. О, как бы она хотела, чтобы так и было!

– Пожалуйста, отпусти. – Боясь привлечь внимание гостей, Мэгги не пыталась вырвать руку, она даже повернулась к нему, чтобы сделать его жест менее заметным, и слабо улыбнулась.

– Не могу. – И рот его искривила горькая улыбка, которую он пытался сдержать раньше. – Мне кажется, и ты не хочешь этого. Хоть раз скажи правду, Магдалена. Ты действительно хочешь, чтобы я уехал? – Он разжал пальцы, и теперь они почти ласкали ее. В этот момент она вырвала руку.

– Да, – ответила она тихо, но с холодной твердой решимостью. – Ты осложняешь жизнь, а мне этого совсем не надо.

Ник неожиданно рассмеялся.

– Знаешь, а ведь и ты не делаешь мою легче!

– Значит, сделай так, чтобы было лучше для нас обоих, оставь меня в покое.

Но, несмотря на такой ответ, он вновь поймал ее руку и, сплетя ее пальцы со своими, повел к танцплощадке, на ходу похлопав пианиста по плечу.

– Черт возьми, Ник, отпусти! – яростным шепотом проговорила она, когда они достигли площадки и он повернул ее к себе, все еще держа за руку. Оказавшись в гуще танцующих и заметив, что многие уже посматривают в их сторону, она широко улыбнулась, понимая, что улыбка эта не введет в заблуждение Ника: ведь как никто другой он умел читать по ее глазам.

– Не ругайся, Магдалена, – нежно упрекнул он, как только зазвучала новая мелодия. Затем он обнял ее и начал танцевать.

«…Где мы бродили под дождем и где когда-то так смеялись…» – чуть слышно напевал он ей в ухо. И почувствовав, как земля уплывает из-под ног, она положила голову ему на плечо.

Как давно она не слышала эту песню, целых двенадцать лет! Иногда, когда она ехала в автомобиле, мелодия звучала по радио, но она тут же просила выключить приемник, потому что песня рождала в душе невыносимую боль, рождала столько воспоминаний… Прекрасных и в то же время мучительных. От них разрывалось сердце. И он знал это. Знал, черт возьми, и намеренно заказал эту песню, понимая, что она вспомнит то, о чем хотела забыть.

Нику всегда нравилась эта песня, как он говорил, под нее он думал о ней и называл ее «ее песней».

Мелодия обволакивала, унося в прошлое, руки его все крепче прижимали Мэгги к себе, и она, не соображая, что делает, обняла его за шею. Забыв обо всем на свете, она медленно кружилась в его объятиях. Уже было поздно что-либо предпринимать, она боялась, что, сделав попытку освободиться – ас Ником это вряд ли будет возможно, – она лишь больше привлечет к себе внимание.

Все же она попыталась хоть чуть-чуть отстраниться от него, но напрасно – он плотно прижимал ее к себе. Повернув голову, она посмотрела на него испепеляющим взглядом, в ответ он лишь подмигнул ей и блаженно улыбнулся. Никакой совести. Мэгги ничего не оставалось, как продолжать танцевать. Господи, повторяла она, хоть бы Лайл не видел.

Ник никогда не умел танцевать, единственное, на что он был способен, это топтаться почти на одном месте, делая два шага в сторону, и потом, повернувшись, еще два шага, вот и все. Но главное всегда состояло в другом: его руки крепко обнимали ее, и она замирала, чувствуя его грудь и бедра. В юности все окрестные девчонки хотели танцевать с Ником, и он не отказывал никому, и лишь в последние несколько месяцев, когда они по-настоящему любили друг друга, она, стала единственной…

«…Ты, моя кареглазая…» – прошептали его губы вслед за песней, а руки сжали ее еще крепче, и, сделав неуклюжий поворот, он вновь произнес эти слова.

Как Мэгги ни старалась, она больше не могла сопротивляться нахлынувшим воспоминаниям. Банкетный зал исчез, и они вновь танцевали на весеннем балу в ее школе. Они проникли туда тайком, потому что билеты по двадцать пять долларов были для них так же недосягаемы, как бриллианты сказочного магараджи. Ей было тогда шестнадцать, ему – восемнадцать. Она надела белое платье с пышными воздушными юбками, в волосах – серебряный цветок, все – благодаря воровскому искусству Ника. Сам он явился в черном смокинге, одолженном у приятеля, владельца похоронного бюро. Ник был так красив, что от одного взгляда на него у н»е начинало бешено колотиться сердце, а когда он пригласил ее танцевать, она задрожала. И это происходило в то время, когда он относился к ней, как к любимой, но маленькой и бесполой сестренке. Ей казалось, что он совершенно не замечает, как она сходит по netoy с ума, вернее, не замечал до того самого вечера.

Этот волшебный вечер она запомнила на всю жизнь. Прощаясь с ней у дома, он поцеловал ее в губы, и это прикосновение еще долго заставляло учащенно биться ее сердце и мечтать о том, что казалось тогда несбыточным.

– Ты помнишь школьный бал, Магдалена? – прошептал Ник. Ее удивило, и в то же время она приняла как должное, что думали они об одном и том же. С Ником всегда так было. Он почти мгновенно угадывал ее мысли.

Закрыв глаза, она молча положила голову ему на плечо.

Так они и закончили этот танец.

Музыка стихла, но она не заметила этого и открыла глаза, когда почувствовала, что Ник, по-прежнему держа ее за талию, слегка отстранился. Все еще находясь в каком-то полусне, она растерянно заморгала, а он лишь улыбался, глядя ей в глаза.

Люди вокруг открыто смотрели на них. Поймав на себе несколько удивленных взглядов, Мэгги покраснела, затем ее охватила паника. О Господи, только бы не видел Лайл…

– Не подходи ко мне больше, – с трудом проговорила она, сбросив его руки, и, повернувшись к нему спиной и улыбаясь светской улыбкой, направилась к краю танцплощадки. Ник шел следом за ней, она даже ощущала на себе его неотступный взгляд. Пианист заиграл следующую мелодию, и все снова начали танцевать, не обращая на них внимания. Только бы ей уйти от него, тогда Лайл ничего не узнает. Выйдя за пределы танцплощадки, она повернулась к Нику.

То, как она смотрела в его дразнящие каре-зеленые глаза, заставило бы отступиться любого, но Ник, зная ее неуравновешенный характер, лишь спокойно сложил на груди руки и приготовился к атаке.

– Мэгги! – От этого ледяного голоса, раздавшегося за спиной, она вздрогнула и испуганно обернулась. Посмотрев в лицо Лайла, она сразу поняла, что он видел, как она танцевала с Ником. Гнев тотчас пропал, и его место занял ужас, заполнивший все ее сознание. Возвращая к реальности, железные пальцы сдавили локоть, и от страха на ее коже выступили мурашки.

– Да, Лайл? – Кровь стучала в висках, и она почувствовала, что покрылась испариной. Держа ее за локоть, Лайл подошел к ней вплотную. Мэгги с удивлением заметила, что из-за его плеча, весело улыбаясь, на нее смотрит Джеймс Брин, а рядом стоят его жена Эллен и Баффи. И все они улыбаются. Даже губы Лайла искривились в подобии улыбки, только глаза оставались холодными. Слава Богу, что они не одни!

– Как не стыдно, Мэгги! Хочешь увести моего кавалера? – игриво проворковала Баффи и, протиснувшись к Нику, взяла его под руку, по-кошачьи лукаво заглядывая ему в лицо. Затем перевела взгляд на Лайла. – Лайл, ты ведь знаешь Ника Кинга? Наверняка знаешь, если он давнишний приятель Мэгги.

«Действительно ли в голосе Баффи прозвучали злорадные нотки или мне это только показалось?» – подумала Мэгги.

– Мы знакомы, – отозвался Ник после минутного молчания, – но это было короткое знакомство и к тому же очень давно. – Сделав паузу, он оскалил зубы в улыбке и посмотрел Лайлу прямо в глаза. – Приятно возобновить его.

– Мне тоже очень приятно.

В ответе Лайла Мэгги послышалась скрытая угроза. Даже Ник, казалось, не уловил ее, может быть, потому, что Лайл при этом вежливо наклонил голову. Ну конечно, ведь он не знал Лайла так, как она.

– Мистер Кинг только что купил ночной клуб в Индиане, он был заложен, и мы как раз хотели лишить владельца права выкупа. Ты, кажется, тоже хотел купить его, Лайл? Клуб «Браун Кау»? – И Джеймс Брин взглянул на Лайла.

– «Литтл Браун Кау», – невозмутимо поправил Лайл. – Но в отличие от мистера Кинга, который, насколько я понимаю, зарабатывает на жизнь, приобретая сомнительные заведения, меня интересует собственность как таковая, для меня это всего лишь форма инвестиции. И я к тому же считаю, что цены на землю и недвижимость вдоль береговой линии сильно занижены.

– Спасибо за подсказку! – рассмеялся Брин, снимая напряжение, которое чувствовали только Мэгги, Лайл и Ник. – Будь у меня сейчас несколько сот тысяч свободных, я бы немедленно начал скупать там недвижимость. Как ты думаешь, как отреагирует банк, если я сам себе дам ссуду?

– Не смей даже шутить так! – воскликнула его жена и для убедительности ткнула ему в плечо пальцем.

– Да все понимают, что я шучу! Не воспринимай все так серьезно, – шутливо возмутился Брин, потирая плечо.

– Так, значит, вы купили «Литтл Браун Кау»? Это… такое уютное местечко! Там так самобытно! И вы сами будете вести дела? – восторженно тараторила Баффи, во все глаза глядя на Ника.

– Пока клуб не начнет приносить прибыль, придется вести дела самому, а потом найму новых управляющих. – С этими словами он вытащил сигарету и закурил.

– Вот как… – Баффи была очарована.

– И сколько же вы намерены пробыть в Луисвилле? – поинтересовался Лайл.

Ник глубоко затянулся и выпустил дым колечками.

– Столько, сколько нужно.

По телу Мэгги опять пробежала дрожь, когда она увидела, как Лайл и Ник посмотрели друг на друга. Неужели остальные ничего не чувствуют? Ей казалось, что почти нескрываемую враждебность должны заметить все.

Как только Ник произнес эти слова, пальцы Лайла еще сильнее стиснули руку Мэгги, и она чуть не вскрикнула. К горлу подступила новая волна страха, и она закусила губы. Вечером, дома, когда они останутся вдвоем, Лайл будет вне себя от ярости, и от одной этой мысли все поплыло у нее перед глазами.

– Вы неважно себя чувствуете, Мэгги? Вы даже побледнели, – с беспокойством спросила Эллен Брин.

Мэгги уже открыла рот, чтобы сказать, что все в порядке, но вдруг поняла, что у нее появилась сщси-тельная соломинка. Во что бы то ни стало надо сделать так, чтобы не оставаться наедине с Лайлом. Она знала его характер, и это пугало ее больше всего.

– А ведь я действительно заболеваю. Скорее всего, у меня начинается грипп. Дэвид переболел на прошлой неделе. – И она улыбнулась Лайлу своей лучшей улыбкой. – Думала, что смогу продержаться вечер, но, увы… Боюсь, придется поехать домой и лечь в постель.

– Мэгги, ты действительно так плохо себя чувствуешь? – Баффи едва заметно улыбнулась. Конечно, она будет только рада, если Мэгги уедет, а Ник останется с ней.

– Не хочешь же ты уйти со своего дня рождения? – бросил Лайл. В его голосе прозвучали слышимые только ею предупреждающие нотки. Он понимал, что она хочет ускользнуть от него, но в присутствии гостей ему вряд ли удастся ей помешать.

– Я отвезу тебя домой. – Предложение Ника было неожиданным. Этого она предугадать не могла. Подняв на него тревожный взгляд, она покачала головой.

– Нет, я…

– Я сам тебя отвезу, – перебил Лайл. Будучи слишком уверенным в себе, он даже для приличия не поблагодарил Ника, но то, как напряглось его тело, показало Мэгги, насколько он раздосадован. Или она ошиблась?

– Ты должен остаться с гостями, – твердо ответила Мэгги. – И речи быть не может, чтобы ты тоже уехал. Это будет слишком бестактно. – Затем она бросила на Ника быстрый взгляд. – И я вовсе не хочу портить твое свидание. Я возьму машину Сары, а она поедет с Люси и Гамильтоном. Или с Лайлом. – При этих словах Мэгги посмотрела на мужа.

Всего лишь на мгновение он задержал на ней свой взгляд, но успел сказать этим взглядом, что ее ожидает дома. Затем, чуть улыбнувшись, вежливо произнес:

– Если ты действительно больна, то ехать самой тебе не следует. Ты права: мы не можем уехать оба. – Глаза его торжествующе блеснули. – Типтон отвезет тебя. Извините меня, я позвоню.

Вытащив из кармана переносной телефон, с которым он никогда не расставался, и чуть отвернувшись, Лайл набрал номер. Мэгги понимала – он разрешил ей уехать лишь потому, что был уверен: Типтон отвезет ее прямо домой. Она будет под наблюдением и, кроме того, не сможет сбежать, поскольку все машины уже заперты в гараже. Лайл уедет с приема, когда захочет, в полной уверенности, что найдет дома провинившуюся жену.