Текст книги "Инстинкт убийцы"

Глава 3

В технических характеристиках «Мини-Купера», который водила Фейт, утверждалось, что передние сиденья свободно вмещают пассажира или водителя ростом свыше шести футов. Как и во всем остальном, все решали несколько дополнительных дюймов, и Фейт вынуждена была признать, что испытывает немалое удовольствие, наблюдая за тем, как мужчина, который помог лишить ее мать работы, неловко пытается втиснуть свое длинное тело в ее машину. В конце концов Уилл отодвинул сиденье назад, так что оно едва не уперлось в заднее окно, и забрался в салон.

– Все в порядке? – спросила Фейт.

Уилл огляделся. Его рыжеватые, аккуратно причесанные волосы задевали стекло панорамного люка. Фейт он напомнил суслика, высунувшего голову из норы.

Он коротко кивнул:

– Поехали.

Она выжала сцепление, Уилл потянулся к ремню безопасности. На протяжении нескольких месяцев при мысли об этом человеке Фейт испытывала столь острую ненависть, что ей хотелось вырвать, чтобы избавиться от его вкуса у себя во рту. Эвелин Митчелл практически не делилась с дочерью подробностями внутреннего расследования, но Фейт видела, как отразились на ней бесконечные и беспощадные допросы. День за днем ее сильная и, казалось, неуязвимая мать превращалась в старуху.

Уилл Трент был ключевым фактором в этой жестокой трансформации.

Честно говоря, вина за это лежала далеко не только на нем. Фейт была офицером полиции, и ей было известно все о принципах круговой поруки. Но ей также было известно, что окончательно мать сломало предательство ее собственных подчиненных, этих алчных ублюдков, которые считали воровство вполне допустимым, если речь шла о наркоденьгах. Тем не менее Эвелин отказалась давать показания против кого-либо из своих людей. То, что город сохранил за ней пенсию, было настоящим чудом. Но Фейт знала, что у матери немало высокопоставленных друзей. Капитаном департамента полиции Атланты не мог стать человек, чурающийся политики. Эвелин до малейших тонкостей изучила правила этой игры.

Фейт была уверена, что Уилл Трент – полное ничтожество, подонок, которому доставляло удовольствие клеймить порядочных копов и изгонять их из полиции. Она никак не ожидала, что Трент окажется привлекательным долговязым мужчиной, который сейчас скрючился в салоне ее машины. Она также не допускала того, что он отлично знает свое дело. Но взять хотя бы то, как он сориентировался на месте преступления и насколько оказался прав, предположив, что Хамфри учится в каком-нибудь колледже (кто-кто, но Фейт обязана была об этом догадаться!). Одним словом, представший перед ней Уилл Трент совершенно не походил на канцелярскую крысу.

Как бы то ни было, но она была вынуждена с ним работать, помня об исчезнувшей девушке и двух парах родителей, которым очень скоро предстояло получить самое ужасное сообщение в своей жизни. Фейт знала, что сделает все от нее зависящее, чтобы помочь раскрыть это преступление, потому что, по большому счету, все остальное не имело значения. Тем не менее она не предложила включить кондиционер, хотя Уилл, несомненно, обливался пóтом в своем смехотворном костюме-тройке. И уж точно она не собиралась протягивать ему оливковую ветвь мира, первой начиная разговор. Она с удовольствием предоставила ему возможность сидеть, прижав колени к ушам и закипая в собственном поту.

Фейт посигналила, выезжая на Пичтри, и нажала на педаль газа, спеша занять крайнюю правую полосу, только для того, чтобы затем резко затормозить и остановиться позади облепленного грязью пикапа. Они официально вступили в ряды автомобилистов, вынужденных играть в игру под названием «старт-стоп», в которую неизбежно превращался в Атланте час пик, начинавшийся около половины третьего и иссякавший ближе к восьми. Приплюсуйте к этому ремонтные работы, и это означало, что пятимильное расстояние, отделявшее их от Теха, расположенного сразу за межштатной автомагистралью, должно было занять около получаса. Ушли в прошлое времена Старски и Хатча, когда можно было шлепнуть на крышу сирену и переть по городу, практически не глядя по сторонам. Это было дело Уилла Трента, и если ему хотелось перехитрить час пик, то он должен был потребовать, чтобы их доставила в Тех патрульная машина, а не ярко-красный «мини» со знаком мира на бампере.

Пока они ползли мимо Художественного музея и концертного зала симфонического оркестра Атланты, мысли Фейт то и дело возвращались к месту преступления. Она приехала в дом Кампано минут на десять позже Лео. Мать рассказывала ей, что труднее всего приезжать туда, где совершены преступления против детей. Она говорила, что в этом случае необходимо забыть о своей семье и сосредоточиться на работе, а выплакаться позже, оставшись в одиночестве. Фейт поступила с этим советом так же, как и со всеми другими советами, которые ей давала мать, а именно – отмела его в сторону. И только сегодня, войдя в этот дом, она осознала, насколько та была права.

Увидев безжизненное тело Адама Хамфри в кроссовках той же фирмы и такого же цвета, как и те, что только в прошлые выходные Фейт купила своему сыну, она буквально физически ощутила удар в живот. Она стояла в прихожей, чувствуя себя так, как если бы воздух внезапно покинул ее легкие. «Джереми», – произнес тогда Лео имя ее сына. Это не было с его стороны сочувствием. Он хотел, чтобы Фейт образовала нечто вроде магической материнской связи с Абигайль Кампано и заставила женщину рассказать, что же произошло в ее доме.

Мимо прогрохотал автобус, и «мини» встряхнуло потоком воздуха. Они стояли в длинной пробке, ожидая возможности повернуть направо, когда Фейт заметила, что Уилл обнюхивает свою ладонь. Она отвернулась к окну, сделав вид, что не находит в поведении своего спутника ничего странного.

Он указал на рукав пиджака.

– Это запах мочи?

Она сделала машинальный вдох. Так человек нюхает прокисшее молоко, если кто-нибудь сует его ему под нос.

– Да.

Приподнявшись на сиденье, чтобы достать телефон из заднего кармана брюк, он стукнулся головой о крышу. Потом набрал номер, подождал несколько секунд и без всяких предварительных любезностей сообщил человеку на другом конце линии:

– Похоже, в глубине кладовой в комнате Эммы есть моча. Я думал, запах исходит от собачьей подстилки, но теперь уверен, что эта моча свежая. – Он кивнул, как будто собеседник его видел. – Я подожду.

Фейт молча ожидала. Свободная рука Уилла лежала на колене, и он пальцами теребил заутюженную стрелку на брюках. У него была самая заурядная внешность. Фейт прикинула, что он на несколько лет старше ее, а значит, ему лет тридцать пять или около того. Еще на месте преступления она заметила тонкий, слегка кривоватый шрам на его верхней губе. Теперь, в лучах заходящего солнца, струящихся в стеклянный люк на крыше, она увидела еще один шрам, зигзагом опускающийся по шее от самого уха. Повторяя контуры шейной вены, он уходил в воротник рубашки. Фейт не была судмедэкспертом, но, похоже, на него напал кто-то, вооруженный зазубренным ножом.

Уилл поднял руку к лицу и почесал подбородок. Фейт поспешно перевела взгляд на дорогу.

– Хорошо, – произнес он в телефон. – Вы можете сравнить ее с группой крови у подножия лестницы? – Он помолчал, слушая собеседника. – Спасибо. Премного благодарен.

Захлопнув телефон, Уилл положил его в карман. Фейт ожидала объяснения, но он, похоже, отлично себя чувствовал, держа свои мысли при себе. Возможно, он рассматривал ее лишь как персонального водителя? Или она ассоциировалась у него с ошибкой Лео Доннелли? Она не могла винить его за это. Фейт была на месте преступления. Она переливала из пустого в порожнее с матерью Эммы, в то время как ключи к разгадке преступления требовали к себе неотложного внимания. Она была напарником Лео, а не его подчиненной. Все, что упустил он, упустила и Фейт.

Ее продолжало грызть любопытство, но постепенно его сменил гнев. Она была офицером полиции Атланты, а не лакеем! Из‑за высокого служебного положения ее матери за каждым повышением, которое получала Фейт, неизменно следовали слухи, но в отделе по расследованию умышленных убийств очень скоро поняли, что она находится там только благодаря тому, что она чертовски хороший коп. Фейт уже давно перестала кому-то что-то доказывать. В этом просто не было необходимости. И теперь ей не нравилось, что ее отодвигают в сторону.

Стараясь говорить спокойно, она поинтересовалась:

– Вы собираетесь рассказать мне, что все это означает?

– А? – Он был явно удивлен, как если бы напрочь забыл о ее присутствии. – Прошу прощения. Я не привык работать с другими людьми. – Он развернулся в ее сторону, насколько это только было возможно. – Я думаю, Эмма пряталась в кладовой. Наверное, она обмочилась. Чарли сказал, что по большей части моча впиталась в туфли, но небольшая лужа собралась на полу в глубине кладовой. Должно быть, я не заметил, что мои перчатки намокли, и перенес часть мочи на собачью подстилку.

Фейт попыталась самостоятельно ответить на остальные свои вопросы.

– Они собираются сравнить ДНК в моче с кровью у подножия лестницы, которая, по вашему мнению, принадлежит Эмме?

– Если она секретор, они смогут сделать поверхностный сравнительный анализ уже через час.

Около восьмидесяти процентов населения классифицировалось как секреторы, и это означало, что их группа крови проявлялась и в других жидкостях организма, например в слюне или сперме. Если Эмма Кампано была секретором, ее группу крови было легко определить, сделав анализ мочи.

– Им придется сравнить ее с ее ДНК, но это очень неплохое начало, – заметила Фейт.

– Вот именно.

Казалось, он ожидает дальнейших вопросов, но у Фейт их не было. Уилл развернулся и стал смотреть вперед.

Загорелся зеленый свет, и Фейт медленно выжала сцепление. Не успели они проползти и шести футов, как загорелся красный, и движение снова замерло. Она думала об Эмме Кампано. Мало того что девушку похитили, теперь от нее разило собственной мочой, а ее последним воспоминанием, возможно, стал вид изуродованного тела зверски убитой лучшей подруги. От этих мыслей Фейт охватило желание позвонить сыну, несмотря на то что звонок склонной к гиперопеке матери не вызвал бы у него ничего, кроме раздражения.

Уилл снова принялся ворочаться на сиденье. Она поняла, что он пытается снять пиджак, ударяясь головой о крышу и в процессе этих мучений свернув зеркало заднего вида.

– Мы еще немного постоим на этом светофоре, – сказала она. – Вы можете выйти из машины и спокойно его снять.

Он взялся за ручку двери, но вдруг замер и издал деланый смешок.

– Вы, случайно, не собираетесь уехать?

Ответом ему был изумленный взгляд Фейт. Уилл поспешно выскочил из автомобиля, снял пиджак и успел вернуться на свое место в ту секунду, когда красный свет светофора сменился зеленым.

– Так лучше, – кивнул он, аккуратно складывая пиджак. – Спасибо.

– Положите его на заднее сиденье.

Он так и сделал, и они проехали еще шесть футов, прежде чем снова загорелся красный свет. Фейт никогда не умела ненавидеть людей, сталкиваясь с ними лицом к лицу. Даже имея дело с некоторыми из преступников, которых ей приходилось арестовывать, она осознавала, что понимает их мотивы, хотя никогда не оправдывала их действий. Мужчину, который, вернувшись домой, застал жену в постели со своим братом и убил обоих… Женщину, застрелившую не один год издевавшегося над ней мужа… По своей сути люди были довольно предсказуемыми созданиями, и у всех всегда и на все были свои причины, даже если порой этой причиной становилась собственная глупость.

Этот ход мыслей снова вернул ее к Эмме Кампано, Кайле Александр и Адаму Хамфри. Были ли они каким-то образом связаны друг с другом, или до сегодняшнего дня девушки никогда не видели Адама? Адам был первокурсником Теха. Девушки учились в выпускном классе суперпрестижной частной школы в соседнем городке, расположенном в десяти милях от университета. Между ними должна была существовать какая-то связь. Должна была быть причина того, что все они сегодня оказались в этом доме. Должна была быть причина для того, чтобы Эмму похитили.

Фейт выжала сцепление, медленно продвигаясь вперед. На встречной полосе стоял регулировщик из числа дорожных рабочих, направлявший поток машин в объезд. По его лицу струился пот, а оранжевая куртка прилипла к груди, как клочок мокрой туалетной бумаги. Инфраструктура Атланты разваливалась на части. Казалось, что никто ничего не делает, пока не происходило очередное ЧП. Невозможно было выйти из дома, не натолкнувшись на ремонтную бригаду. Впрочем, то же самое происходило и в других крупных американских городах.

Несмотря на первоначальное решение, Фейт включила кондиционер. Одного взгляда на рабочего хватило, чтобы жара показалась ей нестерпимой. Рассеянно глядя на грузовик с засохшей грязью на брызговиках и американским флагом на заднем стекле, она пыталась думать о чем-то холодном, например о мороженом и пиве.

– Ваш брат все еще в Европе?

Фейт так удивилась, что все, что ей удалось из себя выдавить, было:

– Что?

– Ваш брат… Он ведь хирург? Военный, кажется?

Она почувствовала себя оскорбленной, хотя, разумеется, расследование, которое вел Уилл в отношении ее матери, давало ему право знакомиться и с жизнью ее детей. А значит, он знал, что Зик служит в Воздушных силах и живет в Бранденбурге. Уилл также имел доступ к психологическим характеристикам Фейт, ее школьным табелям, истории ее замужества, истории ее ребенка… ко всему.

Она не поверила своим ушам.

– Вы что, издеваетесь надо мной?

– С моей стороны было бы непорядочно делать вид, что я о вас ничего не знаю.

Его тон был таким же непроницаемым, как и лицо, что разозлило ее еще больше.

– Непорядочно, – эхом отозвалась она, думая о том, что существовала причина на то, что ему было поручено проверять отдел по борьбе с наркотиками.

Уилл Трент не был похож ни на кого из ее знакомых полицейских. Он вел себя иначе, одевался иначе, ходил иначе и даже говорил иначе. Ему, наверное, было наплевать на сломанные жизни мужчин и женщин, принадлежавших к семье, частью которой он все равно никогда не смог бы стать.

Впереди загорелся зеленый свет, и она выжала сцепление, резко обогнув грузовик и повернув направо с левой полосы. Пока она выполняла этот в высшей степени незаконный маневр, руки Уилла, которые он по-прежнему держал на коленях, даже не дрогнули.

– Я пыталась вести себя цивилизованно, – наконец заговорила она, – но мой брат, моя мать, вся моя семья – это запретная тема. Понятно?

Он никак не отреагировал на ее выпад, не считая того, что сменил тему.

– Вы ориентируетесь на территории университетского городка?

– Вы отлично знаете, что ориентируюсь. Вы запрашивали в банке мои учетные документы, чтобы убедиться в том, что я могу позволить себе оплачивать обучение.

Он так спокойно и терпеливо принялся объяснять ей ход своих мыслей, что Фейт даже передернуло от отвращения.

– Прошло уже почти четыре часа со времени смерти Адама, и еще больше с того момента, когда похитили Эмму Кампано. В идеале нам необходимо срочно попасть в его комнату, а не ожидать, пока юридический отдел даст нам добро.

– Декан сказал, что это простая формальность.

– Люди часто меняют точку зрения после того, как поговорят с юристом.

Ей нечего было на это возразить.

– Мы не можем войти в его комнату без ключа.

Он потянулся к заднему сиденью, где лежал свернутый пиджак, и вытащил из кармана пластиковый пакет для улик. Внутри был ключ.

– Чарли нашел это в коридоре на втором этаже. Мы позвоним вашему декану, когда прибудем на место, но я не вижу причин до его появления не попробовать открыть дверь комнаты Адама этим ключом.

Фейт притормозила у следующего светофора. Что еще он от нее скрывает? Ее бесило то, что Уилл ей не доверяет. С другой стороны, она не дала ему ни малейших оснований вести себя иначе.

– Я знаю, где находится Тауэрс-холл, – ответила она сквозь зубы.

– Спасибо.

Фейт с такой силой стискивала руль, что заболели руки. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Затем по очереди разогнула пальцы.

– Я знаю, что веду себя как стерва, но моя семья – это запретная зона, – повторила она.

– Это справедливое требование, и я не согласен с тем, что вы так себя ведете.

Он молча смотрел в окно, пока машина ползла по Десятой улице, постепенно приближаясь к Теху. Фейт включила радио и начала искать сводку по дорожному движению. Когда они пересекали межштатную автомагистраль, она посмотрела вниз на I‑75[4]4
  Interstate 75 (I‑75) – основная межштатная автомагистраль, соединяющая район Великих озер с юго-востоком США.


[Закрыть], с этого расстояния скорее напоминавшую забитую машинами парковку. Более полумиллиона машин каждый день въезжали в город через этот коридор и таким же образом его покидали. И в любом из этих автомобилей могла находиться Эмма Кампано.

Окружающие их автомобили использовали этот виадук для выезда на семьдесят пять – восемьдесят пять[5]5
  Совместный участок двух магистралей, проходящий через деловой центр города.


[Закрыть], так что к тому времени, как «мини» оказался по другую сторону моста, движение заметно поредело. Фейт покинула Десятую улицу и въехала на Фаулер. По знакомым извилистым улочкам она быстро добралась до интересующего их общежития.

Технологический институт Джорджии занимал около четырехсот акров в самом центре Атланты. Жители Джорджии могли обучаться здесь бесплатно, но академические требования закрывали дорогу сюда абсолютному их большинству. Добавьте туда же расходы на жилье, учебники, оплату лабораторий, и не у дел оказывались очень многие. Счастливчики получали полную стипендию, остальным оставалось надеяться на то, что их родителям удастся получить повторную закладную на свой дом. Тех неизменно фигурировал в первой десятке большинства рейтингов колледжей и вместе с университетом Эмори считался частью системы старейших учебных заведений Юга страны. По окончании курса его выпускнику ничего не стоило вернуть родителям долг.

Фейт притормозила на Техвуд-драйв, пропуская студентов, которые, похоже, даже не догадывались о назначении пешеходных переходов. Группа молодых людей загикала при виде блондинки в «мини». Фейт даже не посмотрела в их сторону. Она искала место для парковки. Найти место для машины на территории университетского городка всегда казалось ей нерешаемой задачей. Наконец она сдалась и въехала на стоянку для инвалидов. Опустив защитный козырек, она показала охраннику полицейское разрешение на парковку в надежде на то, что этот документ покажется ему весомым основанием для вторжения.

– Давайте звоните своему декану, – кивнул ей Уилл.

Пока Уилл высвобождал свое тело из машины, Фейт успела поговорить с секретаршей декана. Закончив разговор, она тоже вышла из автомобиля и заперла дверцы.

– Декан Мартинес все еще совещается с юристом по телефону. Он хочет, чтобы мы обождали его здесь. Он присоединится к нам, как только закончит разговор. – Фейт указала на большое кирпичное четырехэтажное здание. – Это Гленн-холл. Тауэрс сразу за ним.

– Ведите, – кивнул Уилл и зашагал за ней, но шаги Фейт оказались значительно короче, и вскоре они уже шли рядом.

Со своими пятью футами восемью дюймами[6]6
  Около 170 см.


[Закрыть] Фейт никогда не считала себя коротышкой, но рядом с ним ощутила себя карлицей.

Занятия еще не закончились, и повсюду небольшими группками бродили студенты. Хотя Уилл оставался в жилете, она не скрывала его кобуру и пистолет. Фейт была одета в хлопчатобумажную блузку с короткими рукавами и легкие брюки, что с учетом более чем стоградусной жары было вполне разумно, но не могло скрыть золотой щит на ее левом бедре и пистолет на правом. Таким образом, появившись на аллее между Гленном и Тауэрс-холлом, они устроили настоящий переполох.

Тем не менее, шагая по университетскому городку и глядя на юные лица вокруг, Фейт вдруг поняла, как сильно ей хочется заниматься этим расследованием. Даже если не принимать во внимание то, что такой напарник, как Лео Доннелли, был очень и очень далек от ее идеала, Фейт не могла даже представить себя на месте матери, потерявшей ребенка. Беседа с Абигайль Кампано стала одним из самых трудных событий в ее жизни. Все, что могла припомнить несчастная мать, – это то, как она ссорилась с дочерью, и те ужасные вещи, которые они друг другу говорили. Тот факт, что ее дочь пропала, а не погибла, не делал ситуацию менее страшной. Фейт хотела сделать все от нее зависящее, чтобы помочь вернуть Эмму домой. Она испытывала необъяснимое желание дать Уиллу Тренту понять, что, несмотря на сегодняшние промахи, может быть ему полезна.

Для начала она рассказала ему то немногое, что ей было известно об этой части территории Теха.

– Это общежития первокурсников. Отдельно для девушек, отдельно для юношей. В них живет около шестисот человек. Они расположены ближе других общаг к стадиону, и тут всегда шумно. Мест для парковки первокурсникам отводится крайне мало, поэтому машины есть лишь у немногих. По крайней мере, на территории университетского городка.

Провалившись в скрытую в глубокой траве ямку, она стала смотреть под ноги, чтобы ненароком не получить травму.

– Что ты здесь делаешь?

Сначала она узнала кроссовки. Они были той же фирмы и того же цвета, что и обувь, которую она всего несколько часов назад видела на ногах Адама Хамфри. Из кроссовок торчали две тонкие, похожие на волосатые палки ноги. Шорты мешком висели на узких бедрах, открывая взгляду верхнюю часть трусов. Юноша был одет в порванную вылинявшую футболку, которую терпеть не мог его дядя, капитан Воздушных сил, с надписью «Нет крови в обмен на нефть!».

Задним числом Фейт ничуть не удивило то, что она столкнулась с Джереми, который жил в Гленн-холле на протяжении последних полутора недель. Хотя она совершенно точно знала, что сейчас ее сын должен находиться на занятиях. Она помогла ему составить расписание еще несколько недель назад.

Она так ему и сказала.

– Что случилось с введением в биомеханику?

– Нас отпустили, – огрызнулся он и повторил свой вопрос: – Что ты здесь делаешь?

Фейт покосилась на Уилла Трента, который с невозмутимым видом стоял рядом, и подумала, что у расследования, в ходе которого пострадала ее мать, были и свои плюсы. К примеру, для него не явилось неожиданностью то, что у тридцатитрехлетней женщины есть восемнадцатилетний сын.

– С одним из твоих сокурсников произошел несчастный случай, – ответил за нее Уилл.

Джереми был воспитан двумя поколениями полицейских. Он отлично знал их язык.

– Вы хотите сказать, что он умер?

Фейт никогда не лгала сыну.

– Да. Но пока это должно остаться между нами. Его звали Адам Хамфри. Ты его знал?

Джереми покачал головой.

– Он козлятник?

По какой-то загадочной причине обитатели Гленн-холла именовали себя этим титулом.

– Нет, – ответила она. – Он жил в Тауэрсе.

– Занятия только начались. Я еще никого не знаю, кроме пердунли. – Еще одно прозвище, на этот раз обозначающее его соседа по комнате. – Я могу о нем поспрашивать.

– Не стоит, – ответила Фейт, борясь с желанием протянуть руку и заправить ему прядь волос за ухо. Он перерос ее, когда ему исполнилось тринадцать. В тех немногих случаях, когда Джереми разрешал матери проявлять свои чувства в присутствии других людей, она была вынуждена приподниматься на цыпочки, чтобы поцеловать его в лоб. – Я загляну к тебе позже.

– Не надо. Тут и так все пускают слюни. МКХТ – это полное дерьмо.

– Не говори «дерьмо».

– Мам!

Она кивнула, соглашаясь и понимая причину его дискомфорта. Джереми поплелся дальше, волоча по траве новенький шестидесятидолларовый рюкзак.

Когда Фейт было шестнадцать, она повсюду таскала с собой годовалого сына, и люди часто принимали его за ее младшего братишку, чем неизменно вгоняли Фейт в краску. Когда ей было двадцать пять, она злобно ощетинивалась всякий раз, когда мужчины полагали, что возраст ее сына является точным мерилом ее распущенности. К тридцати годам она достаточно примирилась со своим прошлым, чтобы принимать его таким, как есть. Все совершают ошибки, и самым главным было то, что она любила своего сына. Ей пришлось нелегко, но присутствие Джереми позволяло ей спокойно сносить пристальные взгляды и явное неодобрение окружающих. К сожалению, их мир разлетелся вдребезги, когда в прошлом месяце на ознакомительной лекции для первокурсников один из соседей Джереми по общежитию заявил, едва увидев Фейт: «Слышь, мужик, сексуальная у тебя подружка!»

– Это Тауэрс? – поинтересовался Уилл, показывая на красное кирпичное здание напротив Гленн-холла.

– Да, – кивнула она, ведя его через пустой двор. – Когда я разговаривала с Мартинесом, деканом по делам студентов, он сказал, что соседа Адама по комнате зовут Харольд Нестор, но на занятиях он еще не появлялся. Мартинес говорит, что у него возникли какие-то семейные проблемы. Видимо, заболел кто-то из родителей. Очень сомнительно, что парнишка приступит к учебе.

– У Нестора есть ключ от комнаты?

– Нет. Насколько известно Мартинесу, Нестор ни разу не видел Адама.

– Надо будет это уточнить. У кого еще есть ключ от их комнаты?

– Если не ошибаюсь, общий ключ есть у охранников городка. Здесь нет комендантов, все держится на студенческом самоуправлении, но выборов еще не было.

Уилл дернул входную дверь. Она не поддалась.

Фейт указала на большую красную табличку, запрещающую впускать в общежитие незнакомых людей. Она напрочь забыла об этой детали.

– Без пропуска не войти.

– Ясно. – Уилл прижался лицом к стеклу, осматривая вестибюль. – Пусто.

– В бумажнике Адама пропуска не было.

Она оглядела двор, надеясь, что их выручит кто-нибудь из слоняющихся без дела студентов, но поблизости никого не было.

– Похоже, все же придется ждать Мартинеса и его юристов.

Уилл сунул руки в карманы и принялся изучать многочисленные объявления на двери. В дополнение к красной табличке была еще синяя, инструктирующая инвалидов о том, что следует нажать на кнопку на стене, чтобы получить доступ в здание, а также заламинированная зеленая страничка из блокнота, рекомендующая студентам в экстренных случаях звонить по указанным на ней номерам.

Уилл смотрел перед собой, сосредоточенно нахмурив лоб, как будто пытался открыть дверь посредством силы мысли.

После инцидента с мочой Фейт уже не пыталась его просчитать. Она подошла к переговорному устройству системы внутренней связи, рядом с которым висел указатель имен всех живущих в общежитии студентов. На кнопки кто-то наклеил листок с надписью «СЛОМАНО! НЕ ПРИКАСАТЬСЯ!». Она пробежала взглядом по списку. «Хамфри А.» значилось рядом с номером триста десять.

Уилл стоял рядом с ней. Фейт подумала, что он тоже читает имена, как вдруг он спросил:

– Что такое МКХТ?

Она почувствовала, что краснеет.

– Это личное.

– Извините.

Он потянулся к списку.

– Переговорное устройство не работает, – напомнила она.

Он смущенно улыбнулся.

– Я вижу.

Он нажал на кнопку для инвалидов пониже переговорного устройства. Раздалось жужжание, затем громкий щелчок, и входная дверь со стоном отворилась.

Фейт ожидала язвительного замечания, но Уилл ограничился кивком, приглашающим ее войти в здание впереди него.

В вестибюле никого не было, но запах здесь буквально валил с ног. Фейт не знала, что происходит с молодыми людьми в возрасте между пятнадцатью и двадцатью годами, но, что бы это ни было, в результате все они благоухали грязными спортивными носками и тигровым бальзамом. Почему она не замечала этого, когда сама была подростком, оставалось для Фейт загадкой.

– Видеокамеры, – заметил Уилл. – Какой там номер комнаты?

– Триста десять.

Он направился к лестнице, Фейт за ним. Быстрая походка Уилла заставила ее предположить, что он увлекается бегом. Этим могло объясняться то, что жира на нем было, пожалуй, меньше, чем на борзой. Фейт ускорила шаги, чтобы угнаться за ним, но к тому времени, когда она добежала до площадки верхнего этажа, Уилл уже пытался вставить ключ в скважину, держа его пластиковым пакетом, чтобы не оставить свои отпечатки.

Он открыл дверь, но не вошел, а зашагал дальше по коридору. Триста десятая комната располагалась рядом с кухней и напротив ванных комнат. Уилл постучал в триста одиннадцатую комнату, подождал несколько секунд, но все было тихо. Он прошел дальше и постучал в следующую дверь.

Фейт рассматривала комнату Адама, прислушиваясь к стуку, удаляющемуся по мере того, как Уилл проверял запертые двери. Размеры этой комнаты, как и комнаты Джереми, составляли приблизительно пятнадцать футов на одиннадцать, то есть она была площадью с тюремную камеру. По обеим ее сторонам стояли кровати, рядом с каждой – письменный стол. В распоряжении каждого из студентов были платяной и встроенный шкафы. Только одна кровать была застелена, на второй лежала подушка, как раз напротив телевизора. Похоже, Адам Хамфри пользовался обеими половинами комнаты в надежде, что Харольд Нестор так никогда и не появится.

– Кажется, сейчас здесь никого нет, – сказал Уилл.

Она взглянула на часы.

– Минут через двадцать это изменится. Что вы хотите, чтобы я сделала?

– Мои перчатки остались в пиджаке. У вас нет запасной пары?

Фейт покачала головой. Она давным‑давно избавилась от привычки ходить на работу с сумочкой, а ту пару перчаток, которую обычно носила в кармане, уже использовала на месте преступления в доме Кампано.

– У меня в багажнике лежит коробка перчаток. Я могу…

– Я сам схожу, – сказал Уилл, похлопывая себя по карманам жестом, к которому Фейт уже успела привыкнуть. – Я оставил в кармане еще и телефон. Сегодня я превзошел самого себя.

Она протянула ему ключи.

– Я позабочусь, чтобы никто ни к чему не прикасался.

Он поспешно направился по коридору к лестнице.

Фейт решила, что пока может взглянуть, с чем они имеют дело. Она подошла к первому столу, заваленному бумагами, старыми учебниками и механическими карандашами. На углу лежала небольшая стопка старых выпусков журнала «Гет-аут», судя по всему, специализировавшегося на активном отдыхе и походах. Второй стол был занят тем, что среди студентов, похоже, считалось предметами первой необходимости, – телевизором ЖКД, игровой приставкой, играми к ней и грудой DVD-дисков с вручную подписанными ярлыками. Она узнала названия некоторых последних голливудских блокбастеров. На других дисках просто значилось слово «порно» с рядом звездочек, видимо обозначающих степень порнографичности фильмов.

Один из ящиков был приоткрыт. Подцепив за край карандашом с соседнего стола, Фейт выдвинула его до конца. Внутри лежал журнал «Плейбой», два завернутых в фольгу презерватива и пачка засаленных бейсбольных карточек. При виде подобного соседства Фейт стало очень грустно. Адам Хамфри навеки останется наполовину мальчишкой, наполовину взрослым мужчиной.

Она опустилась на колени, чтобы взглянуть, не приклеено ли что-нибудь под пластиковой крышкой стола. Но ни там, ни между ящиками ничего не было. Фейт осмотрела второй стол и заметила свисающие края полиэтиленового пакета. Придерживая волосы, она вытянула шею, чтобы рассмотреть пакет поближе.