Текст книги "Хорошая дочь"

Раздался чей-то грубый кашель – возможно, мужчины. А может, и Гаммы: она в последнее время часто кашляла так, будто в ее легких остался дым пожара.

Снова кашель.

У Саманты волосы на затылке стали дыбом.

Задняя дверь была на другом конце коридора: на ее матовом стекле виднелся круглый отсвет фонаря. Продолжая идти к кухне, Саманта оглянулась. Она видела ручку двери. Представила, как поворачивает ее, хоть и шла в противоположном направлении. С каждым шагом она спрашивала себя, воображает ли она лишнее, или действительно есть повод для беспокойства, или это розыгрыш, ведь мама любила их разыгрывать: то приклеит пластиковые глаза на бутылку молока в холодильнике, то напишет: «Помогите! Я заложник на фабрике туалетной бумаги!» – на внутренней стороне картонной втулки.

Телефон в доме только один – дисковый аппарат на кухне.

В одном из кухонных ящиков лежит отцовский пистолет. Патроны в картонной коробке хранятся где-то отдельно.

Шарлотта засмеет ее, если увидит молоток. Саманта сунула его за пояс шортов сзади. Металл холодил спину, рукоять мокрым языком скользнула ниже. Прикрыв молоток футболкой, она вошла на кухню.

И застыла на месте.

Это был не розыгрыш.

На кухне стояли двое мужчин. От них разило потом, пивом и никотином. На руках – черные перчатки. На лицах – черные балаклавы с прорезями для рта и глаз.

Саманта открыла рот. Воздух уплотнился, словно вата, и перекрыл дыхание. Один из них был выше ростом. Тот, что пониже, был полнее. Тяжелее. Он был одет в джинсы и черную рубашку. Высокий – в линялую белую футболку с концерта какой-то группы, джинсы и высокие синие кеды с развязанными красными шнурками. Коротышка казался опаснее, но судить об этом было трудно, потому что за масками виднелись только рты и глаза. Но Саманта разглядывала не их глаза.

У того, что в кедах, был револьвер.

У чернорубашечника был дробовик, направленный прямо Гамме в голову.

Ее руки были подняты. Она сказала Саманте:

– Все хорошо.

– Ниче хорошего, – голос чернорубашечника шелестел, как гремучая змея или шаги по гравию. – Есть еще кто в доме?

Гамма покрутила головой.

– Никого.

– Не ври мне, сука.

Раздавался мелкий стук. Сидевшая за столом Шарлотта тряслась, и ножки стула колотили по полу, как дятел по дереву.

Саманта глянула назад в коридор, на заднюю дверь с отсветом фонаря.

– Сюда. – Мужчина в синих кедах указал Саманте на стул рядом с Шарлоттой.

Она медленно, аккуратно переставляя ноги, подошла и села, держа руки над столом. Деревянная рукоять молотка глухо стукнула о спинку стула.

– Че это? – чернорубашечник метнул взгляд в ее сторону.

– Простите, – зашептала Шарлотта. На полу под ней растекалась лужа мочи. Она качалась взад-вперед, опустив голову. – Простите-простите-простите.

Саманта взяла сестру за руку.

– Скажите, что вы хотите, – вмешалась Гамма. – Мы отдадим это вам, и вы уйдете.

– А что, если я хочу вот это? – Чернорубашечник сально посмотрел на Шарлотту.

– Пожалуйста, не надо, – сказала Гамма. – Я сделаю все, что вы хотите. Все, что угодно.

– Все, что угодно? – чернорубашечник сказал это так, что все они поняли, о чем идет речь.

– Нет, – сказал тот, что в кедах. Голос у него был молодой, нервный, а может, и испуганный. – Мы пришли не за этим. – Он прочистил горло, и его кадык задвигался под балаклавой. – Где ваш муж?

Что-то блеснуло в глазах Гаммы. Гнев.

– Он на работе.

– Тогда почему его машина здесь?

– У нас только одна машина, потому что…

– Шериф… – Саманта проглотила последнее слово, поздно спохватившись, что этого говорить не следовало.

Чернорубашечник снова посмотрел на нее.

– Че ты сказала, девочка?

Саманта опустила голову. Шарлотта сжала ее руку. Она чуть не сказала, что шериф… Шериф послал кого-то, и он скоро будет здесь. Расти сказал, что они пришлют машину, но Расти часто говорил то, что потом не сбывалось.

– Она просто напугана, – сказала Гамма. – Почему бы нам не пойти в другую комнату? Давайте спокойно все обсудим и поймем, что вам, мальчики, нужно.

Саманта почувствовала, как в голову уперлось что-то твердое. Во рту появился металлический привкус ее пломб. В ушах зазвенело. Дробовик. Он приставил дуло к ее лбу.

– Ты что-то сказала про шерифа, девочка. Я все слышал.

– Нет, – вмешалась Гамма. – Она хотела…

– Заткнись.

– Она просто…

– Заткнись на хер, я сказал!

Саманта подняла глаза: дробовик повернулся в сторону Гаммы.

Гамма протянула руки, но медленно, будто пробираясь сквозь песок. Все они вдруг словно превратились в пластилиновых человечков на съемке чудовищного мультфильма. Саманта смотрела, как пальцы матери один за другим обхватывают укороченный ствол дробовика. Аккуратно подстриженные ногти. Крупная мозоль от карандаша на большом пальце.

Раздался почти неслышный щелчок.

Секундная стрелка на часах.

Защелка на двери.

Боек, ударяющий по патрону в стволе дробовика.

Может быть, Саманта слышала этот щелчок, а может быть, додумала его, потому что видела, как палец чернорубашечника нажал на курок.

Воздух взорвался красным туманом.

Кровь брызнула на потолок. Хлынула на пол. Горячие струи взвились над Шарлоттой и обдали пол-лица и шею Саманты.

Гамма упала на пол. Шарлотта закричала.

Саманта тоже открыла рот, но звук застрял у нее в груди. Она оцепенела. Крики Шарлотты слышались как далекое эхо. Цвета вокруг исчезли. Все зависло в черно-белой картинке, как старый фермер на своей фотографии. Решетка белого кондиционера обрызгана черной кровью. Оконное стекло испещрено черными пятнышками. За окном – темно-серое небо с крошечным огоньком одинокой далекой звезды.

Саманта потрогала шею. Осколки. Кость. Кровь, все залито кровью. Она почувствовала пульс. Это ее сердце или кусочки сердца матери пульсируют под ее трясущимися пальцами?

Громкость пронзительных криков Шарлотты выросла до уровня сирены. Черная кровь на пальцах Саманты снова обрела свой темно-красный цвет. Серое помещение расцвело невыносимо яркими красками.

Мертва. Гамма мертва. Никогда больше она не скажет Саманте уносить ноги из Пайквилля, не будет кричать на нее за глупую ошибку в контрольной, за недостаточное усердие на стадионе, за отсутствие терпения с Шарлоттой, за нежелание брать на себя ответственность. Саманта потерла пальцы один о другой. В ладони у нее лежал осколок зуба Гаммы. К горлу подкатила рвота. Слезы залили глаза. Горе завибрировало в ее теле, как струна арфы. В мгновение ока мир перевернулся с ног на голову.

– Да заткнись ты! – Чернорубашечник влепил Шарлотте такую пощечину, что она чуть не упала со стула.

Саманта поймала ее и прижала к себе. Они рыдали, тряслись, кричали. Этого просто не могло быть. Мама не могла быть мертва. Она должна открыть глаза. Она должна собрать свое тело обратно из кусочков, попутно объяснив им, как работает сердечно-сосудистая система.

А вы знаете, что среднестатистическое сердце перекачивает пять литров крови в минуту?

– Гамма, – прошептала Саманта.

Выстрел дробовика разворотил ее грудь, ее шею, ее лицо. Исчезла левая половина ее челюсти. Часть черепа. Ее прекрасный высокоразвитый мозг. Ее изогнутая надменная бровь. Никто больше не будет объяснять Саманте, как что устроено. Никого не будет волновать, поняла она или нет.

– Гамма.

– О господи! – Тот, что в кедах, остервенело шлепал себя по груди, пытаясь соскрести осколки костей и плоти. – Господи, Зак!

Саманту осенило.

Захария Кулпеппер.

Имя и фамилия неоновыми буквами замигали в ее памяти.

А за ними и все остальное: «Хищение транспортного средства». «Жестокое обращение с животными». «Публичное совершение развратных действий». «Развратные действия в отношении несовершеннолетнего лица».

Не только Шарлотта читала документы в папках своего отца. Расти Куинн много лет спасал Зака Кулпеппера от серьезных сроков. Неоплаченные счета Зака были постоянным источником разногласий между Гаммой и Расти, особенно после того, как сгорел дом. Он был должен им больше двадцати тысяч долларов, но Расти отказывался их взыскивать.

– Твою мать! – Зак явно увидел, что Саманта его узнала. – Твою мать!

– Мама… – Шарлотта еще не поняла, как изменилась ситуация. Все, что она могла, – это смотреть на Гамму, трясясь при этом так, что зубы стучали. – Мама, мама, мама…

– Все хорошо. – Саманта пыталась погладить сестру по голове, но ее пальцы запутались в липких от крови и осколков костей прядях.

– Ниче хорошего. – Зак сорвал маску. Выглядел он угрожающе. Щербатое лицо. Круги красных брызг вокруг рта и глаз: выстрел дробовика окрасил то, что не закрывала маска. – Какого хера? На хера ты сказал мое имя, малыш?

– Я н-не говорил, – ответил, запинаясь, тот, что в кедах. – Прости.

– Мы никому не скажем. – Саманта смотрела вниз, будто могла притвориться, что не видела его лица. – Мы ничего не скажем, обещаю.

– Девочка, я только что разнес твою мамашу в клочья. Ты реально думаешь, что выйдешь отсюда живой?

– Нет, – сказал тот, что в кедах, – мы не для этого пришли.

– Я пришел забрать свои счета, малыш. – Стальной взгляд Зака стрелял туда-сюда по кухне, вращаясь, как пулеметная башня. – Но щас я думаю, пускай Расти Куинн сам мне заплатит.

– Нет, – возразил тот, что в кедах, – я же говорил…

Зак заставил его замолчать, уперев дробовик ему в лицо.

– Давай-ка думать, на хер, стратегически. Нам надо сваливать из города, значит, нам надо много бабла. Все знают, что Расти Куинн хранит кеш в доме.

– Дом сгорел, – Саманта услышала эти слова прежде, чем осознала, что произнесла их. – Все сгорело.

– Твою мать! – закричал Зак. – Твою мать!

Он схватил того, что в кедах, за локоть и утащил в коридор. Он держал дробовик направленным на них, палец на курке. Саманта слышала ожесточенный шепот перепалки, но понимать отдельные слова ее мозг отказывался.

– Нет! – Шарлотта упала на пол. Дрожащей рукой она схватила руку матери. – Не умирай, мама. Пожалуйста. Я тебя люблю. Я так тебя люблю.

Саманта посмотрела на потолок. Красные линии перечеркивали его как нелепое граффити. У нее полились слезы, стекая за воротник единственной футболки, не сгоревшей в пожаре. Она позволила горю прокатиться по телу, прежде чем взять себя в руки. Гаммы больше нет. Они одни в доме наедине с убийцей, и от шерифа никто не приедет.

«Пообещай, что всегда будешь заботиться о Чарли».

– Чарли, вставай. – Саманта потянула сестру за руку, отводя глаза, потому что смотреть на развороченную грудь Гаммы, на переломанные ребра, которые торчали, как зубы, было невыносимо.

А вы знаете, что зубы акулы состоят из чешуи?

– Чарли, вставай, – шепнула Сэм.

– Не могу. Я не могу отпустить…

Сэм втащила сестру обратно на стул. Приложила губы к ее уху и сказала:

– Беги, как только сможешь. – Ее голос был очень тихим, он шел из глубины горла. – Не оборачивайся. Просто беги.

– О чем это вы шепчетесь? – Зак упер дробовик в лоб Сэм. Металл был еще горячим. На стволе запеклись кусочки плоти Гаммы. Она почувствовала запах жареного мяса. – Че ты ей сказала? Убегать? Смываться?

Шарлотта пискнула. Она приложила руку ко рту.

– Че она сказала тебе делать, куколка? – спросил Зак.

Сэм затошнило от тона, каким он заговорил с сестрой.

– Ну че ты, детка. – Взгляд Зака скользнул по маленькой груди Чарли, ее тонкой талии. – Мы же с тобой подружимся?

– Х-хватит, – выдавила Сэм.

Она вспотела и дрожала. Почувствовала, что, как и Чарли, теряет контроль над мочевым пузырем. Дуло ружья дрелью ввинчивалось в череп. Но она все равно сказала:

– Отстань от нее.

– Я разве с тобой разговариваю, сучка? – Зак так надавил дробовиком, что Сэм запрокинула голову. – С тобой?

Сэм сжала кулаки. Она должна это прекратить. Она должна защитить Шарлотту.

– Оставь нас в покое, Захария Кулпеппер.

Она сама от себя не ожидала такого сопротивления. Она была напугана, но каждая крупица ее страха наливалась гневом. Он убил ее мать. Он пристает к ее сестре. Он сказал им, что они не выйдут отсюда живыми. Она подумала о молотке за поясом шортов, представила, как всаживает его в мозг Зака.

– Я знаю, кто ты такой, ты гребаный извращенец.

От этого слова его передернуло. Ярость исказила его лицо. Его руки сжали дробовик, а костяшки пальцев побелели, но голос звучал спокойно:

– Я вырву тебе веки, и ты будешь смотреть, как я вырезаю целку твоей сестры ножом.

Он и она смотрели друг другу в глаза. За угрозой последовала оглушительная тишина. Сэм не могла отвести взгляд. Страх бритвой полосовал ее сердце. Никогда в жизни она не встречалась с таким абсолютным, безжалостным злом.

Чарли начала поскуливать.

– Зак, – сказал тот, что в кедах, – пойдем, чувак. – Он ждал. Они все ждали. – Мы же договорились?

Зак не двигался. Никто не двигался.

– Мы договорились, – повторил тот, что в кедах.

– Конечно, – прервал молчание Зак. Он позволил тому, что в кедах, вынуть дробовик из своих рук. – Я за свои слова отвечаю.

Он было отвернулся, но передумал. Сделал резкий выпад рукой. Сграбастал лицо Сэм, пальцами обхватил череп, как мяч, и толкнул ее так, что стул из-под нее упал, а голова звонко ударилась о край раковины.

– Я извращенец, говоришь? – Его ладонь раздавила ее нос. Его пальцы горячими иглами воткнулись ей в глаза. – Че еще ты хочешь про меня сказать?

Саманта открыла рот, но на крик не хватило воздуха. Он ногтями прорезал ее веки, и лицо ее разрывалось от боли. Она схватила его за толстое запястье, вслепую пиналась, пыталась его царапать, бить, чтобы прекратить боль. По ее щекам потекли кровавые слезы. Зак нажимал с такой силой, что его пальцы тряслись, и она чувствовала, как ее глаза вдавливаются в мозг. Он согнул пальцы, пытаясь разорвать ее веки. Она ощутила, что его ногти скребут по ее глазным яблокам.

– Хватит! – закричала Чарли. – Прекратите!

Давление прекратилось так же быстро, как началось.

– Сэмми! – Чарли горячо, испуганно дышала. Она потянула руки к лицу Сэм. – Сэм? Посмотри на меня. Ты видишь что-нибудь? Посмотри на меня, пожалуйста!

Сэм осторожно попробовала открыть веки. Они были порваны. Казалось, она смотрит сквозь кусок старого кружева.

– А это че за хрень? – спросил Зак.

Молоток. Он выпал из ее шортов.

Зак поднял его с пола. Изучил деревянную ручку и выразительно посмотрел на Чарли.

– Знаешь, куда я могу его засунуть?

– Хватит! – Тот, что в кедах, схватил молоток и швырнул его в коридор.

Они слышали, как он проехал по деревянному полу.

– Да ладно, братан, шучу.

– Вставайте обе, – приказал тот, что в кедах. – Пора с этим заканчивать.

Чарли осталась на полу. Сэм моргала кровью. Она не знала, куда двигаться, потому что почти ничего не видела. Свет с потолка лил в глаза, как горячее масло.

– Помоги ей встать, – сказал Заку тот, что в кедах. – Ты обещал, чувак. Не надо делать еще хуже.

Зак так рванул Сэм за руку, что ее плечо чуть не вылетело из сустава. Она кое-как встала, опираясь на стол. Зак толкнул ее к двери. Она наткнулась на стул. Чарли взяла ее ладонь в свою.

Тот, что в кедах, открыл дверь.

– Вперед.

Выбора у них не было – пришлось идти. Чарли шла первой, немного боком, помогая Сэм спуститься с крыльца. Когда яркий свет кухни остался позади, боль в глазах слегка поутихла. Ей не понадобилось привыкать к темноте. В поле зрения виднелись только какие-то тени. Сейчас они должны были быть на беговой тренировке. Они умоляли Гамму впервые в жизни позволить им пропустить ее, а теперь мама мертва, а их под дулом дробовика выводит из дома человек, явившийся сюда, чтобы с помощью оружия аннулировать счета за адвокатские услуги.

– Ты видишь что-нибудь? – спросила Чарли. – Сэм, ты видишь что-нибудь?

– Да, – соврала Сэм: в глазах у нее все мелькало, как от диско-шара, только вместо вспышек света она видела серые и черные кляксы.

– Сюда, – сказал тот, что в кедах.

Он повел их не к старому пикапу, припаркованному на подъездной дороге, а за дом, в поле. Капуста. Сорго. Арбузы. То, что выращивал старый фермер. Список посевов был единственной их находкой в шкафу на втором этаже. Соседняя ферма недавно арендовала его триста акров, и в начале весны здесь засеяли сразу тысячу.

Сэм чувствовала свежезасеянную землю босыми ногами. Она опиралась на Чарли, которая крепко держала ее за руку. Другую руку Сэм слепо вытянула вперед, будто опасаясь на что-то наткнуться в чистом поле. С каждым шагом слой темноты в поле ее зрения становился гуще. Чарли была серым пятном. Тот, что в кедах, был высоким и худым, как у2гольный карандаш. Зак Кулпеппер был черным квадратом угрожающей ненависти.

– Куда мы идем? – спросила Чарли.

Сэм почувствовала, как дробовик уперся ей в спину.

– Иди давай, – отозвался Зак.

– Не понимаю, – сказала Чарли, – почему вы это делаете?

Судя по направлению голоса, она обращалась к тому, что в кедах. Как и Сэм, она уловила: хоть он младше и слабее коротышки, но почему-то именно он здесь главный.

– Что мы вам сделали, мистер? – спросила Чарли. – Мы же просто дети. Мы ничего этого не заслужили.

– Молчи, – предупредил Зак. – Заткнитесь вы обе.

Сэм еще крепче сжала руку Чарли. Теперь она почти совсем ослепла. Очевидно, уже навсегда, правда, навсегда – это не так и надолго. По крайней мере для Сэм. Она ослабила хватку на руке Чарли. Без слов она пыталась внушить сестре, чтобы та внимательно смотрела по сторонам и была готова бежать при первой возможности.

Гамма показывала им топографическую карту местности позавчера, в день переезда.

Она пыталась завлечь их прелестями деревенской жизни, обращая внимание на те места, которые в будущем можно было бы исследовать поподробнее. Теперь Сэм мысленно перебирала эти достопримечательности, обдумывая путь побега. Соседская земля уходит за горизонт: свободное открытое пространство, которое, побеги Чарли туда, грозило бы ей пулей в спину. Деревья окаймляют дальнюю правую сторону участка – густой лес, где, как предупредила Гамма, наверняка полно клещей. За лесом – ручей, который уходит в туннель под метеорологической вышкой, ведущий к асфальтированной, но полузаброшенной дороге. Заброшенный амбар в полумиле к северу. Еще одна ферма в двух милях на восток. Заболоченный пруд. Там наверняка полно лягушек. А здесь – бабочек. Если не шуметь, в этом поле можно увидеть оленей. Не выходи на дорогу. Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет.

«Пожалуйста, беги, – Сэм мысленно умоляла Чарли. – Пожалуйста, беги и не оборачивайся».

– Что это? – спросил Зак.

Они разом оглянулись.

– Машина, – сказала Чарли, но Сэм видела только свет фар, медленно движущийся по длинной подъездной дороге к дому.

Человек от шерифа? Кто-то подвозит папу домой?

– Черт, они в два счета вычислят мой пикап. – Зак, как погонщик, дробовиком подталкивал их в сторону леса, чтобы они шагали быстрее. – Давайте шевелитесь, а то застрелю вас прямо здесь.

«Прямо здесь».

Шарлотта оцепенела. Ее зубы опять застучали. Она наконец связала одно с другим. Поняла, что они шагают навстречу своей смерти.

– Из этой ситуации есть другой выход, – сказала Сэм.

Она говорила с тем, что в кедах, но презрительно фыркнул в ответ Зак.

– Я сделаю все, что вы хотите. – Сэм слышала, как Гамма говорит вместе с ней. – Все, что угодно.

– Черт, – сказал Зак, – а ты не подумала, что я и так возьму все, что хочу, тупая ты шлюха?

Сэм попробовала еще раз:

– Мы не скажем, что это вы. Мы скажем, что вы все время были в масках и…

– Ага, с моим пикапом у дома и трупом вашей мамаши на кухне? – Зак опять фыркнул. – Вы, Куинны, мать вашу, думаете, что вы – самые умные. Думаете, вы можете кого угодно заболтать.

– Послушайте, – умоляла Сэм, – вам все равно придется уехать из города. Вам совсем не обязательно нас убивать. – Она повернула голову к тому, что в кедах. – Пожалуйста, подумайте об этом. Просто свяжите нас. Оставьте где-нибудь, где нас не найдут. Вам так и так придется уехать отсюда. Зачем вам лишняя кровь на руках?

Сэм ждала ответа. Они все ждали. Тот, что в кедах, откашлялся и наконец сказал:

– Извини.

Зак победно рассмеялся.

Сэм не сдавалась.

– Отпустите мою сестру. – Ей пришлось замолчать ненадолго, чтобы сглотнуть слюну. – Ей тринадцать. Она еще ребенок.

– Тоже мне ребенок, – отозвался Зак. – Сисечки вон как торчат.

– Заткнись, – предупредил тот, что в кедах. – Я серьезно.

Зак цыкнул.

– Она никому не скажет, – продолжала попытки Сэм. – Она скажет, что это был кто-то незнакомый. Правда, Чарли?

– Может, черный? – спросил Зак. – Как тот парень, которого твой папочка отмазал от срока за убийство?

Чарли выпалила:

– Ага, как он отмазал тебя от срока за то, что ты показывал свою пипиську маленьким девочкам?

– Чарли, – взмолилась Сэм, – пожалуйста, молчи.

– Пусть говорит, – ответил Зак. – Мне нравится, когда они сопротивляются.

Чарли притихла. Они вошли в лес, и она все еще молчала.

Сэм шла следом, ломая голову над аргументами, которые убедили бы людей с оружием отказаться от задуманного. Но Зак Кулпеппер был прав. Его пикап перед домом все меняет.

– Нет, – шепнула себе под нос Чарли, озвучивая спор, идущий у нее в голове: она часто так делала.

«Пожалуйста, убегай, – молча заклинала Сэм. – Можно, можно бежать без меня».

– Шевелись. – Зак упер дробовик ей в спину, и Сэм пришлось шагать быстрее.

В ее ноги впивались сосновые иглы. Они углублялись в лес. Стало прохладнее. Сэм закрыла глаза, потому что пытаться что-то разглядеть не имело смысла. Она просто шла через лес, держась за Чарли. Шуршала листва. Они перешагивали через поваленные деревья, потом перешли узкий ручеек: наверное, он тек к большому ручью от фермы.

«Беги, беги, беги, – Сэм безмолвно упрашивала Чарли. – Пожалуйста, беги».

– Сэм… – Чарли остановилась. Обхватила сестру рукой. – Там лопата. Лопата.

Сэм не поняла. Она потрогала свои веки. Те слиплись от запекшейся крови. Она мягко надавила, пытаясь приоткрыть глаза.

Поляна перед ними залита голубым лунным светом. Здесь не только лопата. Горка земли высится около свежевыкопанной ямы.

Одна яма. Одна могила.

Теперь она не видела ничего вокруг, кроме разверстой черной бездны. Это было не ограбление и не попытка запугиванием заставить списать долг за юридические услуги. Все знали, что после пожара Куинны едва сводили концы с концами. Борьба со страховой компанией. Изгнание из отеля. Покупки в секонд-хенде. Захария Кулпеппер, видимо, предположил, что Расти попробует пополнить счета, заставив должников расплатиться. И он был недалек от истины. На днях Гамма кричала Расти, что двадцать тысяч долларов, что должен им Кулпеппер, могли бы сильно поправить дела.

То есть все это затеяно из-за денег.

И, хуже того, из-за глупости, потому что счета не умерли бы вместе с отцом.

Сэм почувствовала, как снова закипает гневом. Она до крови прикусила язык. Захария Кулпеппер не просто так был вечно под следствием. Как всегда, в его преступлениях хромали и план, и исполнение. Они оказались здесь в результате череды ошибок. Могила была вырыта для Расти, но Расти опоздал, потому что он вечно опаздывает, и поскольку сегодня мама разрешила им пропустить беговую тренировку, могила теперь предназначается Чарли и Сэм.

– Ладно, малыш, твоя очередь. – Зак упер приклад дробовика в бедро. Другой рукой вытащил из кармана выкидной нож и раскрыл его. – От выстрелов будет много шума. Вот, возьми. Перережь ей горло, да и все: представь, что режешь свинью.

Тот, что в кедах, нож не взял.

– Давай, как договаривались, – сказал Зак. – Ты берешь эту. Младшенькую оставь мне.

Тот, что в кедах, не двигался.

– Она права. Нам необязательно это делать. Мы не планировали трогать женщин. Их вообще не должно было быть здесь.

– Чего-чего?

Сэм схватила Чарли за руку. Мужчины отвлеклись. Можно бежать.

– Что сделано, то сделано, – сказал тот, что в кедах. – Давай не будем больше никого убивать, так будет только хуже. Они ни в чем не виноваты.

– О господи. – Зак закрыл нож и сунул его обратно в карман. – Мы же все порешали на кухне, чувак. Тут без вариантов.

– Мы можем сдаться полиции.

Зак сжал дробовик.

– Хрена с два.

– Я сдамся. Возьму вину на себя.

Сэм подтолкнула Чарли: надо бежать прямо сейчас. Чарли не двигалась. Она крепко держала Сэм.

– Хер тебе. – Зак стукнул того, что в кедах, в грудь. – Я не собираюсь садиться за убийство только потому, что у тебя вдруг совесть проснулась.

Сэм отпустила руку сестры. Шепнула:

– Чарли, беги.

– Про тебя я никому не скажу, – продолжил тот, что в кедах, – скажу, что это все я.

– На моем долбаном пикапе?

Чарли попыталась снова взять Сэм за руку. Сэм, отстранившись, прошептала:

– Беги.

– Ублюдок. – Зак поднял дробовик и прицелился в грудь того, что в кедах. – Вот что мы сделаем, малыш. Ты возьмешь мой нож и перережешь этой суке горло, или я проделаю в твоих ребрах дыру размером с Техас. – Он топнул ногой. – Прямо сейчас.

Тот, что в кедах, выхватил револьвер и направил его в голову Зака.

– Мы идем в полицию.

– Убери от меня долбаную пушку, ты, сраное ссыкло.

Сэм ткнула Чарли локтем. Надо бежать. Надо убираться отсюда. Больше такого шанса не будет. Она буквально взмолилась:

– Беги.

Тот, что в кедах, сказал:

– Я сейчас тебя убью, а не их.

– Ты не выстрелишь, кишка тонка.

– Увидишь.

Чарли так и не двинулась с места. Ее зубы снова застучали.

– Убегай, – умоляла Сэм, – тебе надо бежать.

– Сраный мажор. – Зак сплюнул.

Он поднял руку вытереть рот, но это был отвлекающий жест. Он дернулся за револьвером. Тот, что в кедах, предвидел это движение. Он наотмашь ударил по дробовику. Зак потерял равновесие. Не смог устоять на ногах. Упал на спину, размахивая руками.

– Беги! – Сэм толкнула сестру. – Чарли, беги!

Чарли превратилась в смазанное движущееся пятно. Сэм шагнула за ней, подняла ногу, согнула руку…

Еще один взрыв.

Вспышка света от револьвера. Внезапная вибрация воздуха.

Голова Сэм дернулась так резко, что хрустнула шея.

Вслед за шеей все тело скрутилось в диком изгибе.

Она завертелась волчком, падая в темноту, как Алиса в кроличью нору.

«Ты знаешь, какая ты симпатичная?»

Стопы Сэм стукнулись о землю. Она почувствовала, как колени приняли на себя удар. Она посмотрела вниз. Голые ступни на мокром деревянном полу.

Подняла глаза и увидела свое отражение в зеркале. Необъяснимым образом Сэм стояла у раковины в ванной комнате фермерского дома.

За ней стояла Гамма, и ее сильные руки обнимали Сэм за талию. Мама выглядела моложе, мягче в своем отражении в зеркале. Бровь ее была изогнута, будто бы она услышала что-то, вызывающее сомнения. Это та женщина, которая объясняла незнакомому человеку в продуктовом магазине разницу между словами «примитивный» и «превентивный». Которая на каждую Пасху придумывала для них хитроумные квесты по поиску шоколадных яиц.

А сейчас – можно подсказку?

– Скажи мне, – спросила Сэм у маминого отражения, – скажи, что мне делать.

Гамма открыла рот, но не заговорила. Ее лицо начало стареть. Сэм вдруг затосковала по матери, которая никогда не состарится. Вокруг губ Гаммы разошлись морщинки. Гусиные лапки около глаз. Морщины стали глубже. В темных волосах появилась проседь. Подбородок потяжелел.

Ее кожа начала сходить.

Белые зубы показались сквозь дыру в щеке. Волосы превратились в жирные белые веревки. Глаза высохли. Она не старела.

Она разлагалась.

Сэм попыталась убежать. Ее охватил запах смерти: мокрая земля, живые опарыши, пробирающиеся под кожу. Гамма обхватила руками лицо дочери. Заставила ее обернуться. От ее пальцев остались только кости. Черные зубы превратились в торчащие лезвия, когда Гамма открыла рот и закричала:

– Я сказала тебе убираться отсюда!

Сэм сделала резкий вдох и проснулась.

Ее глаза приоткрылись, но не увидели ничего, кроме непроглядной тьмы.

Во рту у нее земля. Мокрая земля. Сосновые иголки. Ладони перед лицом. Она ощутила на них свое горячее дыхание. И услышала звук.

«Ш-ш, ш-ш, ш-ш».

Шорох метлы.

Взмахи топора.

Звук лопаты, бросающей землю в могилу. Могилу Сэм.

Ее хоронили заживо. Слой земли лежал на ней, как железная плита.

– Прости меня, – послышался запинающийся голос того, что в кедах. – Пожалуйста, Господи, прости меня.

Слой земли продолжал расти, воздух из легких Сэм выдавливало, будто тисками.

А вы знаете, что Жиль Кори был единственным обвиняемым в процессе над салемскими ведьмами, которого задавили насмерть?

Слезы наполнили глаза Сэм и полились по лицу. Крик застрял в горле. Паниковать нельзя. Орать и дергаться тоже нельзя – это не поможет. Они просто пристрелят ее. Мольбы о пощаде только приблизят смерть.

«Не глупи, – сказала Гамма. – Я надеюсь, у тебя уже закончился этот подростковый период».

Сэм сделала судорожный вдох.

И вдруг осознала, что в легкие проходит воздух.

Она может дышать!

Ее ладони были сложены чашкой перед лицом, создавая воздушный карман под землей. Сэм прижала ладони плотнее друг к другу. Она заставила себя замедлить дыхание, чтобы сэкономить драгоценный воздух. Этому ее научила Чарли. Много лет назад. Сэм представила сестру в ее детской скаутской форме. Ручки и ножки как палочки. Мятая желтая рубашка и коричневая жилетка со всеми заработанными ею нашивками. Она сидит за завтраком и читает вслух свое «Руководство по приключениям для девочек-скаутов».

«Если вы попали в лавину, не кричите и не открывайте рот, – читает Чарли. – Пока лавина не остановилась, поместите ладони перед лицом и постарайтесь создать воздушное пространство».

Сэм высунула язык, пытаясь оценить, как далеко от лица находятся руки. Кажется, четверть дюйма. Она попробовала согнуть пальцы, чтобы расширить воздушный карман. Свободного места вокруг не было. Почва плотно охватывала ее руки, почти как цемент.

Она попыталась понять, в каком положении находится тело. Она лежит не на спине. И не на боку, хоть левое плечо и прижато к земле. Бедра повернуты под углом к плечам. Холод пробирается через шорты к пояснице. Правая нога согнута в колене, левая – выпрямлена.

Скручивание корпуса.

Растяжка бегуна. При падении ее тело заняло знакомое положение.

Сэм попыталась перераспределить вес. Ноги не двигались. Попробовала пошевелить пальцами ног. Напрячь мышцы голеней. Задней поверхности бедра.

Ничего.

Сэм закрыла глаза. Она парализована. Она никогда больше не сможет ходить, бегать, передвигаться самостоятельно. В грудь комариной тучей ворвалась паника. Бег – это все, что у нее есть. Бег – это она сама. Какой смысл пытаться выжить, если она больше не сможет двигать ногами?

Она прижала руки к лицу, чтобы не закричать. По крайней мере, есть шанс, что Чарли убежала. Сэм видела, как сестра рванула в лес. Это последнее, что она видела перед выстрелом револьвера. Сэм представила себе убегающую Чарли: невероятно быстро перебирая тонкими ногами, она летит вперед, вдаль, не колеблясь, не останавливаясь и не оглядываясь.

«Не думай обо мне, – молила Сэм, как и миллион раз до этого. – Просто сконцентрируйся на себе и продолжай бежать».