Текст книги "Хорошая дочь"

Глава пятая

Старого «Мерседеса» Расти вполне предсказуемо не оказалось на парковке, когда Ленор подъехала на свое место позади здания. Чарли видела по телевизору в прямом эфире, как отец выходит из больницы. Оттуда до офиса полчаса езды, примерно столько же до дома Уилсонов, то есть он, видимо, заехал куда-то еще.

Ленор сказала Эве:

– Расти уже едет сюда.

Это было неправдой, но ей все время приходилось говорить это разным клиентам.

Эву местонахождение Расти, похоже, не интересовало. Она с отвисшей челюстью наблюдала, как за их спиной закрываются тяжелые автоматические ворота. Закрытое пространство с рядами сенсорных фонарей и видеокамер, решетками на окнах и двенадцатифутовым забором с колючей проволокой выглядело как военная база внутри тюрьмы строгого режима.

Годы шли, а Расти все так же получал угрозы: кто-то вечно обещал убить его, потому что он выступал адвокатом бандитов-байкеров, наркоторговцев и убийц детей. А если к списку добавить нелегальных мигрантов, профсоюзы и абортарии, неудивительно, что чуть ли не у каждого жителя штата был зуб на Расти Куинна. У Чарли на этот счет была своя теория: большая часть угроз убийством исходит от Кулпепперов. И только за небольшую их часть надо благодарить честных граждан, искренне верящих, что Расти Куинн служит правой рукой Сатаны.

Страшно подумать, что они сделают, когда разойдется слух о том, что Расти защищает девушку, устроившую стрельбу в школе.

Ленор припарковала свою «Мазду» около «Субару» Чарли. Она повернулась к Эве Уилсон.

– Давайте я покажу, где можно помыть руки.

– А телевизер у вас есть? – спросила Эва.

– Может, лучше не… – начала Чарли.

– Я хочу посмотреть.

Чарли не могла запретить взрослой женщине смотреть телевизор. Она вышла из машины и открыла Эве дверь. Та не шелохнулась. Она сидела, глядя прямо перед собой и сложив руки на коленях.

– Мне ведь это не снится?

– К сожалению, нет, – сказала Чарли.

Женщина медленно повернулась. Ноги ее в пижамных штанах выглядели как тонкие палочки. Бледная кожа казалась прозрачной на ярком солнечном свете.

Ленор мягко закрыла водительскую дверь, но с таким лицом, будто хлопает изо всех сил. Она жутко злилась на Чарли с момента, как заметила ее в окне спальни. Если бы не Эва Уилсон, она оторвала бы Чарли голову и выкинула ее в окно машины.

– Я с тобой не закончила, – выдавила Ленор.

– Супер! – Чарли улыбнулась во весь рот, потому что удержаться и не подлить масла в огонь она не могла.

Ленор не сказала бы Чарли ничего нового о ее идиотских поступках: она сама все прекрасно понимала. Если она в чем-то и преуспела, так это в умении грызть себя.

Она отдала Эве Уилсон пакет с вещами, чтобы поискать свои ключи.

– Я открою. – Ленор разблокировала стальной защитный экран и гармошкой сдвинула его в сторону.

Для тяжелой железной двери понадобился код и еще один ключ, который отпирал засов, идущий через всю дверь и задвигающийся за оба стальных косяка. Ленор с усилием повернула защелку. Издав низкое «ды-дын», дверь наконец открылась.

– Вы тут вроде как деньги храните? – спросила Эва.

Чарли поежилась. Она пропустила Ленор и Эву вперед.

Знакомый сигаретный запах как-то пробрался в сломанный нос Чарли. Она запретила Расти курить в здании, но опоздала со своим приказом лет на тридцать. Он носил эту вонь с собой, как Пиг-Пен из комиксов «Пинатс». Можно было сколько угодно мыть и красить стены и даже менять ковролин – запах не исчезал.

– Сюда. – Ленор бросила Чарли еще один многозначительный взгляд и проводила Эву в зону ресепшена – депрессивную темную комнату с металлическими рольставнями, закрывающими вид на улицу.

Чарли пошла к своему кабинету. Прежде всего надо позвонить отцу и сказать, чтобы тащил свою задницу сюда. Нельзя оставлять Эву Уилсон сидеть на продавленном диване и узнавать новости о своей дочери по телевизору.

На всякий случай Чарли пошла длинным путем мимо кабинета Расти: вдруг он припарковался перед зданием. Белая краска на его двери сочилась желтым никотином. Пятна расходились по гипсокартонным стенам и закрывали потолок, как тучи – небо. Даже на дверной ручке – никотиновая пленка. Чарли натянула рукав на пальцы и, подергав ручку, убедилась, что дверь заперта.

Его здесь нет.

Чарли сделала длинный выдох и пошла к своему кабинету. Она специально выбрала для себя противоположное крыло здания, в котором в прошлой жизни располагались офисные помещения сети канцелярских магазинов. Архитектура одноэтажного строения имела сходство с шалтай-болтайностью фермерского дома. Зона ресепшена у них с отцом была общая, но практика у Чарли была полностью своя. Другие юристы также периодически снимали помещения в здании, оформляя помесячную аренду. Университет Джорджии, Исследовательский университет штата Джорджия, Морхаус-колледж и Университет Эмори иногда присылали стажеров, которым тоже нужны были столы и телефоны. Работающий с Расти детектив, Джимми Джек Литтл, устроил себе кабинет в бывшей кладовке. Как Чарли поняла, Джимми Джек хранил там свои бумаги, надеясь, что полиция два раза подумает, прежде чем обыскивать помещение в здании, доверху набитом юристами.

На стороне Чарли ковролин был пушистее, а обстановка приятнее. Расти повесил на ее дверь табличку «Понять, Простить и Партнеры» – так он подшучивал над ее вечным стремлением урегулировать дела своих подзащитных во внесудебном порядке. Чарли была не против выступить в суде, но большинство ее клиентов были слишком бедны, чтобы позволить себе судебный процесс, и слишком хорошо знали пайквилльских судей, чтобы тратить время на борьбу с системой.

Расти же, наоборот, с удовольствием бы оспаривал в Верховном суде США штраф за парковку, если бы кто-нибудь ему позволил.

Чарли стала искать ключи от кабинета в своей сумке. Ремешок соскользнул с ее плеча. Она раскрыла рот. На школьном альбоме Келли Уилсон красовался мультяшный генерал Ли, потому что воин-конфедерат был символом школы.

«Адвокат, располагающий любым предметом, который в текущих обстоятельствах может служить вещественным доказательством участия его подзащитного в противозаконных действиях, обязан информировать органы правопорядка о местонахождении данного предмета либо передать им данный предмет».

От внимания Чарли не ускользнул тот факт, что она читала Геку нотацию о сокрытии улик, держа под мышкой альбом Келли Уилсон.

Хотя можно сказать, что Чарли столкнулась с юридическим котом Шредингера. Невозможно узнать, содержит ли альбом улики, пока не откроешь его. Она снова стала искать ключи. Самое простое решение – это бросить альбом на стол Расти, и пусть он сам решает, что с ним делать.

– Пойдем. – Ленор вернулась, готовая высказать все, что у нее накопилось.

Чарли махнула рукой в сторону туалета на другом конце коридора. С полным мочевым пузырем она этот разговор не выдержит. Ленор зашла вслед за ней и закрыла за собой дверь.

– Мой внутренний голос подсказывает, что нет смысла устраивать тебе взбучку, потому что ты слишком глупа, чтобы понять, какая ты дура.

– Пожалуйста, послушай этот голос.

Ленор погрозила пальцем.

– Вот не надо здесь умничать.

Остроумные ответы посыпались в голову Чарли, как из рога изобилия, но она сдержалась. Она расстегнула джинсы и села на унитаз. Ленор мыла Чарли в ванной, когда та была слишком убита горем, чтобы ухаживать за собой. Так что можно писать при ней.

– Ты никогда не продумываешь свои действия, Шарлотта. Ты просто берешь и делаешь. – Ленор мерила шагами тесное помещение.

– Ты права, – сказала Чарли. – И я знаю, что ты права, и еще я знаю, что ты не заставишь меня чувствовать себя еще хуже, чем я уже чувствую.

– Так просто ты от меня не отделаешься.

– Тебе кажется, это просто? – Чарли широко развела руки, чтобы продемонстрировать свои травмы. – Сегодня утром я попала в зону боевых действий. Поспорила с копом, получила вот это. – Она показала на свое лицо. – Я унизила своего мужа. Который раз. Я потрахалась с парнем, который оказался то ли мучеником, то ли педофилом, то ли психопатом. Я устроила нервный срыв при тебе. И лучше тебе даже не знать, что я там делала, когда приехали спецназовцы. Серьезно, лучше тебе ничего не знать, потому что так тебе проще отрицать свою причастность.

Ленор раздула ноздри.

– Я видела, как они целились тебе в грудь, Шарлотта. Шестеро мужчин с винтовками наготове и пальцами на курках, готовые убить тебя в любую секунду, пока я стою во дворе и заламываю руки, как беспомощная старуха.

Чарли вдруг поняла, что Ленор не злится. Она страшно напугана.

– О чем ты вообще думала? – требовала ответа Ленор. – Зачем рисковать жизнью? Что там было такого важного?

– Ничего такого важного.

Чарли и так уже было очень стыдно, а тут еще по щекам Ленор покатились слезы.

– Прости. Ты права. Не надо было мне этого делать. Ничего этого. Я дура и идиотка.

– Полная. – Ленор взяла туалетную бумагу и отмотала кусок, чтобы высморкаться.

– Пожалуйста, наори на меня, – попросила Чарли. – Не могу видеть тебя такой расстроенной.

Ленор глядела в сторону, а Чарли хотелось утонуть в море ненависти к себе. Сколько раз у нее были точно такие же разговоры с Беном? Тот случай в магазине, когда Чарли толкнула мужчину, который ударил свою жену. Или чуть не попала под машину, пытаясь помочь какому-то водителю с неисправным автомобилем на обочине. Спорила с Кулпепперами, встретив их в центре города. Ездила в Низину посреди ночи. Тратила свою жизнь, защищая грязных наркош и кровожадных ублюдков. Бен говорил, что Чарли побежит и сунет голову под бензопилу, если обстоятельства сложатся соответствующим образом.

– Не будем же мы обе реветь, – сказала Ленор.

– Я не реву, – соврала Чарли.

Ленор передала ей туалетную бумагу.

– Почему ты считаешь, что он психопат?

– Я не могу об этом говорить. – Чарли застегнула джинсы и пошла к раковине помыть руки.

– Мне стоит беспокоиться о том, что ты возьмешься за старое?

Чарли даже думать об этом не хотела.

– У камер наблюдения есть слепая зона.

– Это тебе Бен сказал?

– Ты знаешь, что мы с Беном не говорим о делах. – Чарли вытерла подмышки намоченным бумажным полотенцем. – У психопата мой мобильник. Мне надо его заблокировать и купить новый. Я сегодня два заседания пропустила.

– Суд закрылся, как только появились новости о стрельбе в школе.

Чарли вспомнила, что это стандартная процедура в подобных случаях. Один раз уже была ложная тревога. Как и Эва Уилсон, она с трудом верила в реальность происходящего.

– У тебя на столе контейнер с двумя сэндвичами. Если ты их съешь, я схожу в магазин и куплю тебе телефон, – предложила Ленор.

– По рукам, – согласилась Чарли. – Послушай, прости меня за сегодняшнее. Я постараюсь так больше не делать.

Ленор закатила глаза.

– Ну да.

Чарли подождала, пока Ленор закроет дверь, и продолжила свое импровизированное подмывание. Протирая интимные места, она изучала свое лицо в зеркале. Выглядела она все хуже и хуже. Под каждым глазом – по синяку, как у жертвы домашнего насилия. Переносица темно-красного цвета, с горбинкой вдобавок к той горбинке, что осталась после прошлого перелома.

Она спросила у своего отражения:

– Может, хватит уже быть такой дурой?

Отражение смотрело на нее так же недоверчиво, как и Ленор.

Чарли вернулась в свой кабинет. Вывалила содержимое сумки, чтобы найти ключи. Потом пришлось думать, как засунуть все обратно. Потом она поняла, что Ленор уже открыла дверь, потому что Ленор всегда была на два шага впереди. Чарли бросила сумку на диван у двери. Включила свет. Ее стол. Ее компьютер. Ее кресло. Приятно быть среди знакомых вещей. Офис не был ей домом, но она больше времени проводила здесь, особенно с тех пор, как Бен переехал, так что это было лучшее из возможного.

Она впихнула в себя один из оставленных Ленор сэндвичей с арахисовым маслом и джемом. Просмотрела электронную почту и ответила на имейлы с вопросом, все ли у нее в порядке. Ей надо было бы прослушать голосовую почту, обзвонить подзащитных и узнать в суде, на какое число перенесены заседания, но ее все еще трясло, и сконцентрироваться было трудно.

Гек почти признался, что забрал орудие убийства с места преступления.

Но зачем?

Вообще-то лучше было бы спросить «как?».

Револьвер – немаленькая штуковина, и, учитывая, что это орудие убийства, полицейские должны были сразу же начать искать его. Как Геку удалось протащить его за пределы здания? В штанах? Засунув его в сумку ничего не подозревающего врача «Скорой помощи»? Возможно, пайквилльские полицейские предоставили Геку свободу действий. Вряд ли они стали обыскивать мирного гражданина, которого сами только что ранили. Кроме того, Гек стер снятое Чарли видео, тем самым доказав, что он на их стороне – с учетом того, насколько мистер Гекльберри верил в существование сторон.

Но агенты Дилия Уофорд и Луис Эвери не были ничем обязаны мистеру Гекльби. Так что они мариновали его четыре часа, пока дырка от пули в его руке медленно сочилась кровью. Вероятно, они подозревали, что он взял пистолет, а также что местные копы как идиоты разрешили ему выйти из здания, не обыскав.

Дача ложных показаний агенту ФБР карается заключением в федеральной тюрьме на срок до пяти лет и штрафом в размере 250 000 долларов. Более того, уничтожение улик, ложь, затрудняющая расследование, и возможное обвинение в соучастии в двойном убийстве после его свершения – и Гек больше никогда не сможет работать в школе, а может, и вообще нигде.

Все это поставило Чарли перед трудным выбором. Если она не хочет разрушить парню жизнь, ей придется найти способ рассказать отцу о пистолете, не упоминая Гека. Она знает, как поступит Расти, если почувствует запах крови. Такого симпатичного, аккуратно постриженного рубаху-парня присяжные, конечно, с говном съедят и не подавятся. Никакие военные заслуги и благородный выбор профессии не помогут, если он будет давать показания в оранжевой тюремной робе.

Обернувшись, она посмотрела на часы над диваном: 14:16. Этот день – просто какой-то блядский бесконечный шар.

Чарли создала новый вордовский документ. Надо напечатать все, что она помнит, и отдать Расти. Он, наверное, уже слышал версию Келли Уилсон. А Чарли может хотя бы рассказать ему то, что уже рассказала следователям.

Она поднесла руки к клавиатуре, но печатать не начала. Она смотрела на мигающий курсор. Не знала, с чего начать. Очевидно, с начала, но это самое трудное.

Режим дня у Чарли обычно был выбит в граните. Она встает в пять утра. Кормит разнообразных животных. Идет на пробежку. Принимает душ. Завтракает. Едет на работу. Едет домой.

Когда Бен ушел, она проводила вечера за чтением рабочих документов, бессмысленным просмотром ТВ и смотрением на часы в ожидании времени, когда ложиться спать уже не позорно рано.

Сегодняшний день прошел совсем по-другому, и Расти надо будет знать почему. Можно начать с малого – найти, как на самом деле зовут Гека.

Она открыла браузер. Набрала в строке поиска «учителя Пайквилльская средняя школа». На экране закрутилось маленькое радужное колесико. В конце концов появилась надпись: «Не удалось открыть страницу».

Она попробовала пойти в обход главной страницы, набирая в адресной строке наименования подразделений, фамилии учителей и даже название школьной газеты. Но ничего загрузить не удалось. Серверы Пайквилльского департамента образования не рассчитаны на сотни тысяч зевак, пытающихся зайти на сайт школы.

Чарли открыла новую вкладку поиска. Набрала «Гекльби Пайквилль».

– Черт, – пробормотала она.

Гугл предложил: «Возможно, вы искали: Гекльберри». Поисковая выдача началась с нескольких новостей о том, как в школах пытаются запретить «Гекльберри Финна». Затем – статья в «Википедии» о чернике «гекльберри», официальной ягоде штата Айдахо. В конце страницы – статья из «Урбан дикшинари» о том, что выражение «Я твоя черника» означает «Я твой мужчина» на сленге девятнадцатого века.

Чарли постучала пальцем по мышке.

Надо бы посмотреть CNN, MSNBC или даже Fox, но она не смогла заставить себя зайти на новостные сайты. Уже целый час она прожила без слайд-шоу в голове. Возобновлять поток жутких воспоминаний не хотелось.

Кроме того, это дело Расти. Чарли, возможно, вызовут в качестве свидетеля обвинения. Она подтвердит то, что расскажет Гек, но для присяжных это будет только один кусочек пазла.

Если кто-то и знает больше, то это миссис Пинкман. Ее кабинет расположен прямо напротив от того места, где должна была стоять Келли, когда начала стрелять. Юдифь Пинкман должна была увидеть все первой. Увидеть, что муж мертв. Что Люси умирает.

«Пожалуйста, помогите нам!»

Чарли все еще слышала, как кричит эта женщина. Четыре выстрела уже прозвучали. Гек уже стащил Чарли за тумбочку. Он звонил в полицию, когда она услышала еще два выстрела.

Чарли оторопела от того, как внезапно и четко она все вспомнила. Шесть выстрелов. Шесть патронов в револьвере.

Иначе Юдифь Пинкман получила бы пулю в упор, открыв дверь своего класса.

Чарли посмотрела на потолок. Эта мысль вытащила из памяти старую картинку, которую она не хотела видеть.

Ей захотелось выйти из офиса.

Она взяла контейнер со вторым сэндвичем и пошла искать Эву Уилсон. Чарли догадывалась, что Ленор, с ее южной привычкой пытаться всех вокруг накормить, наверняка уже предложила Эве поесть. Она понимала также, что Эва слишком переживает, чтобы есть, но в любом случае не хотела оставлять ее надолго одну.

У ресепшена Чарли обнаружила знакомую картину: Эва Уилсон на диване перед громко орущим телевизором.

– Хотите сэндвич? – предложила она Эве.

Та не ответила. Чарли собиралась спросить еще раз, но поняла, что Эва сидит с закрытыми глазами. Рот немного приоткрыт и сквозь отверстие на месте отсутствующего зуба раздается мягкое посвистывание.

Чарли не стала ее будить. Стресс может выключить тело, если оно не выдерживает. Пусть у Эвы Уилсон сегодня будет хотя бы минута спокойствия. Пульт от телевизора лежал на журнальном столике. Чарли никогда не спрашивала, почему он все время такой липкий. Большинство кнопок не работают. Остальные застревают. Кнопка выключения не работает. Кнопка выключения звука испарилась, оставив вместо себя прямоугольную дырку. Она подошла к телевизору посмотреть, как его выключить.

В новостях был тот период затишья, когда реальной новой информации не поступает, поэтому в студии собирают экспертов и психиатров обсудить, что могло произойти, о чем Келли могла думать и почему она могла поступить так, как поступила.

– И ведь есть прецедент, – говорила симпатичная блондинка, – если вы помните песню «Бумтаун Рэтс»…

Чарли решила выдернуть шнур из стены, но тут ведущий перебил психологиню.

– У нас срочные новости. Включение с пресс-конференции, которая сейчас проходит в Пайквилле, штат Джорджия.

Картинка сменилась, и Чарли увидела трибуну для выступлений, установленную в каком-то знакомом месте. Столовая в полицейском участке. Они убрали столы и повесили на стену синий флаг с гербом Пайквилля.

Полный мужчина в коричневых брюках и белой рубашке стоял за трибуной. Он посмотрел налево, и камера повернулась к Кену Коину, который раздраженно махнул мужчине, чтобы тот начинал.

Коин, очевидно, хотел бы выступить первым.

Мужчина сдвинул микрофон вниз, потом вверх и потом снова вниз. Он наклонился слишком близко к микрофону и произнес:

– Меня зовут Рик Фейхи. Я дядя… – Его голос надломился. – Дядя Люси Александер. – Он вытер слезы тыльной стороной ладони. Лицо его раскраснелось. Губы были ярко-розовыми. – Члены нашей семьи попросили меня… Ох…

Фейхи вынул из заднего кармана сложенный лист бумаги. Руки его тряслись, и бумага трепетала, как на ветру. Наконец он расправил листок на трибуне и сказал:

– Члены семьи попросили меня прочитать это заявление.

Чарли обернулась к Эве. Она по-прежнему спала.

Фейхи начал читать:

– «Люси была замечательной девочкой. Все время что-то придумывала. Любила петь и играть со своей собакой Шэгги. Изучала Библию в классе миссис Диллард при баптистской церкви „Маунтин“ и любила там читать Евангелие. Лето она проводила у бабушки с дедушкой на ферме в Эллиджее, и там она помогала им собирать я-я-яблоки… – Он вынул из заднего кармана платок и вытер пот и слезы со своего круглого лица. – Нашей семье остается только верить, что Бог поможет нам пережить это страшное время. Мы просим всех молиться за нас. Мы также хотим выразить нашу поддержку Управлению полиции Пайквилля и сотрудникам прокурора округа Дикерсон, мистера Кена Коина, которые делают все возможное, чтобы как можно скорее свершилось правосудие над убий… – Его голос снова надломился. – Убийцей Люси».

Он поднял глаза на журналистов и добавил от себя:

– Да, Келли Уилсон – убийца. Она совершила преднамеренное убийство.

Фейхи повернулся к Кену Коину. Они обменялись скорбными кивками, видимо, подтверждая какие-то предварительные договоренности.

Фейхи продолжил:

– «Наша семья просит журналистов и других граждан уважать нашу частную жизнь. Время и место похорон пока неизвестны».

Он посмотрел вдаль, за скопление микрофонов и камер. Думал ли он о похоронах Люси, о том, как ее родителям придется выбирать детский гроб для своей дочери? Она была такой крошечной. Чарли вспомнила, как сжимала в своей ладони нежную ручку девочки.

– Мистер Фейхи, – начал один из репортеров, – расскажите, пожалуйста…

– Спасибо. – Фейхи ушел с трибуны.

Кен Коин дружески похлопал его по плечу, когда они прошли мимо друг друга. Чарли видела, как начальник ее мужа сжал руками трибуну, будто собрался ее трахнуть.

– Я Кен Коин, окружной прокурор, – сообщил он собравшимся. – Я готов ответить на ваши вопросы о расследовании этого жестокого убийства. Будьте уверены, дамы и господа. «Око за око» – вот какая расплата ждет виновных в этом чудовищном…

Чарли вынула телевизионный провод из розетки. Повернулась, чтобы убедиться, что Эва не проснулась. Она сидела в той же позе, все еще в пижаме. Пакет с одеждой стоял на полу у ее ног. Чарли задумалась, есть ли у них где-нибудь одеяло, но тут звякнула, открывшись, и бабахнула, закрывшись, входная дверь.

Только Расти входил в здание с таким грохотом.

К счастью, Эва не проснулась от шума. Она только подвинулась на диване, склонив голову набок.

Чарли оставила сэндвич на столике и пошла искать отца.

– Шарлотта! – прогремел Расти. Дверь его кабинета со стуком открылась. В стене уже и так была дыра от дверной ручки. Он никогда не упускал возможности наделать шуму. – Шарлотта!

– Я здесь, папочка. – Она остановилась у входа. Его офис был завален вещами, и входить было просто некуда. – Эва Уилсон у ресепшена.

– Умничка. – Он не поднимал глаз от бумаг, которые держал в руках. Расти всегда хватался за несколько дел одновременно, никогда не сосредоточиваясь на чем-то одном. Даже сейчас он одновременно притопывал ногой, читал, мурлыкал что-то себе под нос и пытался поддерживать разговор. – Как она?

– Не очень. Она недавно отключилась. – Чарли разговаривала с макушкой его головы. В его семьдесят четыре года он все еще обладал пышной шевелюрой «соль с перцем», которую он слишком сильно отращивал по бокам. – Не набрасывайся на нее. Боюсь, она плохо понимает происходящее.

– Учту. – Он сделал запись в своих бумагах.

Расти держал ручку костлявыми пальцами так же, как сигарету. Когда люди говорили с ним по телефону, они представляли себе нечто среднее между Полковником Сандерсом из KFC и Фоггорном Леггорном из «Луни Тьюнс». Но он не был ни тем ни другим. Расти Куинн представлял собой высокую поджарую каланчу, но не такого типажа, как Бен, потому что Чарли скорее сбросилась бы со скалы, чем вышла замуж за мужчину, похожего на отца.

Кроме роста и неспособности вовремя выбрасывать поношенное нижнее белье, у двух главных мужчин в ее жизни не было ничего общего. Бен – надежный, но спортивный минивэн. Расти – бульдозер промышленных размеров. Несмотря на два инфаркта и двойное шунтирование, он радостно продолжал предаваться своим порокам. Бурбон. Жареная курица. «Кэмел» без фильтра. Споры до хрипоты. Бена больше привлекали неспешные вдумчивые беседы, крафтовое пиво и фермерские сыры.

На самом деле сейчас Чарли поняла, что у них появилось еще одно сходство: сегодня оба избегали смотреть на нее.

– Что она за человек? – спросила она.

– Девочка? – Расти набрасывал еще одну записку, мурлыча, будто ручка задавала музыкальный ритм. – Девочка-припевочка. Коин обосрется. Присяжные будут от нее без ума.

– Родители Люси Александер с тобой не согласятся.

– Я готов к битве.

Чарли поковыряла ковер носком ботинка.

Он из чего угодно сделает соревнование.

– Можно попробовать заключить сделку с Кеном, чтобы он отказался от требования смертной казни для нее.

– Да прям! – ответил он, потому что оба они знали, что Кен не пойдет на сделку. – Я думаю, нам попался настоящий единорог.

Чарли уставилась на отца. Единорогом они называли невиновного подзащитного – редкое сказочное создание, которого почти никто и никогда не видел.

– Ты серьезно? – изумилась она.

– Конечно, серьезно. С чего бы мне шутить?

– Пап, я была там. – Ей захотелось его встряхнуть. – Я была прямо там, в центре событий.

– Бен мне все рассказал. – Он откашлялся в локоть. – Похоже, тебе там несладко пришлось.

– Слишком мягко сказано.

– Я знаменит своей деликатностью.

Он перебирал бумаги. Снова замурлыкал. Она успела досчитать до тридцати, прежде чем он наконец посмотрел на нее поверх своих очков. Еще секунд десять он блаженно молчал, после чего рот его расплылся в улыбке.

– Вот это фингалы, а ты, мать, сильна! Похожа на бандито-гангстерито.

– Меня ударили локтем в лицо.

– Я уже сказал Коину готовить чековую книжку.

– Я не подавала жалобу.

Он все так же улыбался.

– Вот и правильно, малышка. Месть – это блюдо, которое подают холодным. Не надо пинать свежее говно в жаркий день.

Чарли закрыла глаза рукой. Она слишком устала, чтобы перебрасываться шуточками.

– Пап, мне нужно тебе кое-что сказать.

Ответа не последовало. Она убрала руку от лица.

– Про то, зачем ты была в школе сегодня утром? – Сейчас он уже не отводил от Чарли глаз. Их взгляды встретились на одно неловкое мгновение, и Чарли посмотрела в сторону. – В общем, ты поняла, что я уже знаю.

– Тебе Бен рассказал?

Он покачал головой.

– Старина Кенни Коин не отказал себе в удовольствии.

Чарли решила, что не станет оправдываться перед отцом.

– Я напишу все, что помню о сегодняшнем дне, и все, что я рассказала агенту Бюро расследований Джорджии. Со мной говорила глава местного отделения Бюро Дилия Уофорд. У меня есть ее визитка. Она допрашивала и других свидетелей вместе с агентом по фамилии то ли Эвери, то ли Эткинс. Бен был на моем допросе. Я думаю, весь или почти весь наш разговор слышал и Коин, из-за зеркала или из соседней комнаты.

Расти подождал, пока она закончит, и сказал:

– Шарлотта, я исхожу из того, что если ты не в порядке, ты мне об этом скажешь.

– Рассел, я исхожу из того, что ты достаточно умен, чтобы экстраполировать эту информацию из исходных данных.

– У нас патовая ситуация, как обычно. – Он бросил бумаги на стол. – В прошлый раз, когда я пытался угадать твое настроение, почтовая марка для отправления первого класса еще стоила двадцать девять центов, а ты потом не разговаривала со мной шестнадцать дней и восемнадцать часов.

Чарли уже давно перестала пытаться завоевать его расположение.

– Я слышала, что у школьной системы видеонаблюдения есть слепая зона.

– Откуда ты знаешь?

– От верблюда.

– А что еще он тебе рассказал?

– Они ищут информацию об орудии убийства. Похоже, они точно не знают, куда оно делось.

Он поднял брови.

– Вот это поворот.

– Это только догадка, – сказала Чарли, не желая навлекать подозрения на Гека. – Агент Бюро расследований Джорджии задавала мне кучу вопросов о том, где он был, где я видела его в последний раз, кто его держал, когда, что и где. Револьвер. Я не уверена на сто процентов, но думаю, он шестизарядный.

Расти прищурился.

– Ты ведь еще что-то знаешь? Если мне позволено экстраполировать?

Чарли развернулась и вышла, зная, что он пойдет за ней. Уже пройдя половину здания, она услышала его тяжелую поступь. Он всегда ходил длинными бодрыми шагами, считая, что быстрая ходьба сойдет за кардиотренировку. Он щелкал пальцами по стене. Мурлыкал что-то вроде «С днем рожденья тебя». Чарли видела отца в полностью спокойном состоянии только в одной ситуации – в зале суда.

Чарли взяла сумку с дивана в своем кабинете. Вынула альбом. Расти замер и перестал дышать.

– Что это?

– Это школьный альбом. Их еще иногда называют «ежегодник».

Он сложил руки на груди.

– Расскажи-ка поподробнее, а то твой старый папочка не понимает.

– Их покупают в школе в конце года. Туда вклеивают фотографии класса и разных занятий, а ребята пишут в нем разные послания, например: «Я тебя никогда не забуду» или «Спасибо, что помог с биологией». – Она пожала плечами. – Такая глупость. Чем у тебя больше подписей, тем ты более популярен.

– Так вот почему у тебя такого никогда не было.

– Ха-ха-ха.

– И как наша девочка? – спросил он. – Она была популярна или непопулярна?

– Я его не открывала. – Чарли помахала альбомом перед лицом Расти, показывая, что он должен его взять.

Он держал руки скрещенными на груди, но она уже увидела, что внутри его щелкнул переключатель – точно так же, как это происходило в зале суда.

– Где ты это нашла? – поинтересовался он.

– В шкафу Келли Уилсон у нее дома.

– До начала обыска по ордеру?

– Да.

– Кто-либо из представителей правоохранительных органов предупреждал тебя о том, что будет выдан ордер на обыск?

– Нет.

– А мать…

– Эва Уилсон.

– А Эва Уилсон передавала тебе этот предмет?

– Нет.

– Она твоя подзащитная?

– Нет, и спасибо, что помог мне чуть не лишиться лицензии.

– Ты не потеряешь лицензию: тебе поможет лучший адвокат в стране. – Расти кивнул на альбом. – Открой его для меня.

– Бери или брошу на пол.

– Черт побери, ты заставляешь меня скучать по твоей маме. – Его голос дрогнул. Он редко упоминал Гамму, а если и делал это, то только ради сравнения, обычно не в пользу Чарли. Он взял альбом и отдал ей честь. – Большое спасибо.

Он театрально зашагал по коридору. Чарли позвала:

– Эй, засранец.

Расти развернулся и заулыбался, шагая обратно в такой же манере. Он открыл альбом широким жестом. Разворот был покрыт надписями от руки: некоторые черной ручкой, некоторые синей, несколько – розовой. Разные почерки. Разные подписи. Расти перевернул страницу. Больше разноцветных чернил. Больше наспех нацарапанных посланий.

Если Келли Уилсон была одиночкой, она была самой популярной одиночкой в школе.

– Простите, мисс, – сказал Расти. – Я не нарушу ваши моральные принципы, если попрошу прочитать мне кое-что из этого? – Он постучал по лбу. – Я без очков.