Текст книги "Искупление кровью"

Теперь сидела, с отвращением уставившись в тарелку. Отварные овощи, плавающие в неопределимом соусе, вокруг обрезка тухлятины. Кусок сыра, явно сработанного на комбинате по синтезированию пластмасс. Ломоть хлеба, не до конца размороженного. Яблоко, которым определенно играли в теннис… И все-таки нужно было что-нибудь съесть, иначе голод будет мучить всю ночь. На пустой желудок не заснуть. Она уже потеряла счет бессонным ночам. Нынче вечером, кроме данного омерзительного набора, было нечем перекусить. В ящиках пусто. Даниэль иногда приносил какие-нибудь лакомства. Всякие штуки, от которых развивается кариес и диабет. Но такие вкусные! Печенье, зерновые и шоколадные батончики. Но больше ничего нет.

Даниэль…

Она взглянула на свой старый будильник. Отсидит ли и он пожизненное? Останется ли рядом до конца? Было еще рано. И все-таки Марианна страшилась момента, когда он проскользнет в камеру. Страшилась как никогда. Быть холодной, этого достаточно. Дать ему то, что он хочет, думая о другом.

Она заставила себя проглотить сыр. Так и есть: пластик с ароматизатором. Поела еще хлеба, остальное отодвинула. Вместо десерта выкурила последнюю сигарету из пачки.

Руки дрожали. Лоно, вспоминая о боли, уже сжималось.

Вдруг он озвереет, как в прошлый раз? Нет, если я не стану его дразнить. В конце концов, сегодня он меня выручил. Мог отдать в руки этой сволочи. Но не отдал.

Она докурила «кэмел» до фильтра. Скверно будет, если он не придет. Голод, абстиненция.

Но он всегда держит слово. Возможно, самое главное его достоинство. Марианна попыталась представить, каков он с женой, с детьми.

Все девушки его находят красивым. Наверняка потому, что у них абстиненция!

Тем не менее Марианне нравились его глаза. Особенно в гневе. Ярость их окрашивала серым: как море в грозу. Высокий, крепкий. Амбал, одним словом. Часто циничный и холодный. Иногда пылкий и нежный. Непредсказуемый. Но всегда хитрый, себе на уме. Под мелодию поезда 19:40 она вспомнила день, когда их взгляды впервые встретились. Вовсе не сказочка о голубом цветке…

…Снаружи ночь. Марианне холодно. Спасшаяся из ада, она держится на ногах лишь каким-то чудом. Может быть, потому, что у нее нет выбора. Потому, что никто не готов нести ее на руках.

Она едва вырвалась из застенков централа, из когтей охранников, жаждущих мести. Раны недавно зашиты. Фасад кое-как подправлен.

Две надзирательницы встречают вновь прибывшую в незнакомом арестном доме в С. Ее новая темница. Здесь она будет ждать суда за Франсуазу. Ее так или иначе следовало перевести из Р. Здесь у нее не будет ключей от камеры, она не сможет разгуливать по тюрьме целый день. Здесь она останется под замком двадцать два часа из двадцати четырех.

Марианна разделась, вертухайка начинает досмотр, другая стоит на страже в другом конце комнаты. Снаружи, прямо за дверью, два вертухая с дубинками. Превосходящие силы.

«Они меня боятся!» – думает Марианна, и эта мысль согревает. Черт побери, какой тут холод! Хотя уже весна. Думать о смене времен года, хотя ей и мало дела до них с тех пор, как она сидит. Думать не важно о чем, лишь бы не переживать унижение в полной мере. А ведь она должна была бы уже привыкнуть.

Охранница пользуется случаем, со злорадной миной разглядывает знаки, оставленные коллегами. Здесь, как и там, ее ненавидят. Солидарность тюремщиков. Другая наконец заканчивает свою работу. Узаконенное изнасилование.

Марианна одевается. Оставленная в этом холодильнике, прикованная наручником к кольцу, вделанному в стену, она мечтает о сигарете, о горячей еде, о чашке кофе. О койке, пусть даже убогой. Путь был таким долгим. Километры и километры, в хаосе дорог, в заднем отделении фургона, в компании двух равнодушных жандармов.

Меня оставят гнить здесь всю ночь? Хуже того: отправят прямиком в карцер и зададут взбучку. И в конце концов убьют. Я ведь все-таки не бессмертна.

Дверь наконец открывается. Входит женщина, за ней мужчина. Надзирательница останавливается на пороге. Блондинка, волосы средней длины, прическа каре. Черты нежные, мягкие. Что-то еще под этим кроется. Мужчина подходит. Здоровенный амбал. Первое, что она замечает, – это его глаза. Голубые, как небо летом. Она встает, держась за стену. Всегда лучше встречать их стоя. Так сохраняешь достоинство. Гордость.

– Значит, это ты – Марианна де Гревиль…

Ему явно не по себе. Взгляд ледяной голубизны вперяется в кромешную черноту ее глаз.

– Меня зовут Даниэль Бахман, – объявляет он невозмутимо. – Я начальник женского блока. А это Жюстина Феро, дежурный надзиратель.

Заговорил до того, как бить. Но это ее не совсем успокоило. Есть такие, кому нужна раскачка. Тем более что лицо его по-прежнему холодно как смерть. Он закуривает, Марианна с наслаждением вдыхает табачный дым.

– Должен информировать, что директор решил применить к тебе совершенно особые меры. Тебя поместят в одиночную камеру. У тебя нет права на работу и на участие в различных программах, предложенных учреждением…

У Марианны от тоски перехватывает горло.

– Если я не смогу работать, как же мне отовариваться?

– Это не моя проблема… У тебя нет денег?

– Нет… Мне никогда ничего не посылают.

– В таком случае у тебя ничего и не будет. Следовало подумать, прежде чем калечить охранницу.

Марианна хранит спокойствие, хотя санкции уже сыплются градом. Зачем усугублять ситуацию? Она так устала.

– Ты не сможешь покидать камеру без наручников.

– Наручников? – в ужасе повторяет Марианна.

– Да, наручников. Тоже особая мера… Есть еще вопросы?

– Нет, месье.

Кажется, его немного удивил ее уважительный тон, ее вежливость. Но взгляд остается невероятно жестким.

– Предупреждаю: станешь ерепениться – я у тебя отобью такую охоту. Понятно?

– Да, месье.

– Превосходно.

Он не усердствует. Не пользуется ситуацией, чтобы раздавить ее или унизить. Может, это уловка? Вряд ли он так сразу и раскроет карты. Отцепляет ее от стены.

– Повернись.

Застегивает наручники, походя замечая следы на запястьях. Ссадины, синяки повсюду. Берет ее за руку, они выходят из комнаты, впереди Жюстина, так до сих пор и не раскрывшая рта. Бесконечные коридоры, высоченная лестница. Ряды решеток. Начальник все время крепко держит ее за руку. Догадался, что, если ее отпустить, она упадет? Останавливаются перед дверью под номером 119. Марианна не понимает.

Офицер открывает дверь, заводит ее внутрь, снимает браслеты.

– Тебе принесут поесть…

Марианна глядит на него в изумлении, опускается на стул.

– В чем дело? Камера не подходит для мадемуазель?

– Я… Разве меня не отведут в карцер? – шепчет Марианна.

Его черед изумляться.

– В карцер? За что? Ты еще ничего не нарушила!

Теперь и Жюстина подает голос. Такой же нежный, как ее лицо.

– С вами плохо обходились, да?

Марианна грустно улыбается ей. Плохо обходились? Истязали, пытали!

– Здесь этого не будет. Успокойтесь. Хотите посетить врача?

Марианна как во сне. Все и в самом деле закончилось?

– Нет, мадам.

– Уверена? – переспрашивает начальник. – Ты едва на ногах стоишь!

Есть в ней что-то удивительное. Он думал встретить истеричку, кровожадное чудище. Или женщину, сломленную жизнью. Но перед ним – молодая девушка, почти девчонка. Следы страдания на лице, на теле.

Но в глазах – скорее воля, чем боль. Неужели она и правда перенесла все это – такая спокойная, такая сильная?

– Врачи подлатали все, что можно было подлатать. Что до переломов, то время упущено…

– Думаешь, я пролью над тобой слезу? – огрызнулся офицер.

– Нет, месье. Ваше сострадание не интересует меня.

Неплохо отбрила. Даниэль улыбнулся.

– Я бы хотела поесть, если вы не возражаете. И поспать.

– Еду сейчас принесут. Потом можешь спать хоть двенадцать часов, если есть такое желание! Раз у тебя ничего нет, я распоряжусь, чтобы завтра тебе выдали все необходимое.

– Можно у вас попросить сигарету?

Она ждет отказа, но желание слишком велико, стоит попытаться. Начальник вынимает пачку из кармана, кидает на стол.

– Спасибо, месье.

– Не за что. Я приму тебя завтра у себя в кабинете. Тебя осмотрит врач, и ты встретишься с директором, месье Санчесом.

Она кивает, берет сигарету, удивляясь тому, что пачка почти полная.

– Огонька не найдется?

Он кладет зажигалку рядом с сигаретами.

– Где же ты берешь курево, если у тебя нет денег?

– В централе я работала…

– Я уже говорил: здесь у тебя нет права на работу. Придется обходиться без сигарет.

…Марианна вскарабкалась на стул, шел тихий дождик. Она просунула руку через решетку, чтобы свежие капли коснулись кожи.

Ее влекло к Даниэлю с самого первого мгновения. Но только нынче вечером она себе в этом призналась. Его голос – серьезный, спокойный. Широкие плечи. Глаза – голубые, как в сказке. Может, просто потому, что такие красивые глаза у мужчины. Просто потому, может быть. Нет. Не просто.

Он обращался с ней как с человеком. Она для него – не просто номер в тюремном реестре. Даже когда бывал крут. В конце концов, разве у него был выбор? Он боялся. Боялся, что она покалечит его охранниц.

После этой первой встречи они вступили в беспощадный бой. Оба сильные, что один, что другая. Никто из двоих не хотел остаться побежденным.

Он обнаружил ее единственное слабое место. Сигареты, наркотик.

Он затыкал ей рот, снабжая дозами и табаком. Заставляя торговать собой. Единственный способ ее подчинить. Поставить под контроль. Или почти. Это причиняло Марианне боль. Такую боль…

Раздатчица пришла убрать тарелку. Жюстина пожелала спокойной ночи, спросила, как настроение. Соланж заступила на смену: заключенных ждет ночь, полная кошмаров.

Марианна слегка привела себя в порядок. Свет в умывальной оставила включенным: не хотелось быть в темноте. Легла послушать, как плачет небо. Она так устала. Будто прожила долгие-долгие годы. И жизнь утомила ее.

Поезд 20:20 напрочь снес стены тюрьмы, громыхая в унисон с грозой.

Открыв глаза, она удивилась, почему так тихо. Поняла, что проспала долго. Угадала его силуэт в полутьме. Даниэль сидел у стола. Как же она не услышала скрежета ключа в замочной скважине?

– Почему ты не разбудил меня?

Он закурил, в его глазах отразился огонек зажигалки. Закат солнца над океаном.

– Тебе нужно восстановить силы. И потом, я не тороплюсь. Париотти уже проходила. Я прятался в сортире!

– Я ничего не слышала, – прошептала Марианна. – Так вымоталась…

– А ведь она включала свет, даже барабанила в дверь!

– Как всегда…

Наконец она встала, потянулась, села перед ним:

– Принес что нужно?

– Блок и два грамма.

Даниэль включил фонарик. Марианна разглядела подарки, лежащие на столе. Шприц и жгут, во-первых. А еще… Она широко раскрыла глаза. Целый мешок съестного!

– Я видел, какая мерзость в тарелках сегодня вечером, – улыбнулся он. – Уверен, ты и куска не проглотила. Верно?

Даниэль даже принес бутылочку лимонада, такого, какой ей по вкусу. С фонариком вместо свечи они разделили этот странный ужин. Даниэль тоже проголодался.

– И тебе не удалось поесть?

– Да… Времени не было спуститься в столовую.

Насытившись, она вскрыла блок. Все было чудесно. Вот только настал момент платить за пристрастия. Батарейки в фонарике приказали долго жить, пара погрузилась в полутьму. Только неоновый свет в умывальной да горевший во дворе фонарь их спасали от кромешной тьмы.

– Знаешь, о чем я думала перед тем, как заснуть? Вспоминала тот вечер, когда меня привезли сюда… Когда ты мне отдал свои сигареты и зажигалку.

– Ты их сохранила?

Она заколебалась:

– Да.

– Почему?

– Сама не знаю. Может, потому, что это подарок. Подарки не выбрасывают!

Они умолкли на несколько минут. Потом Марианна решилась:

– Я хотела тебе сказать… Насчет сегодняшнего… Спасибо, что выручил меня…

– Я не позволю этим кретинам здесь у меня вершить суд!

– Думаешь, у меня… будут неприятности?

– Нет, ведь я забрал шприц и жгут. Кстати, тот тип, кажется, знает тебя… Тот, со смазливой рожей…

– Да. Он… он был вертухаем в централе Р.

– Как он… нагнал на тебя такого страху? Я никогда не видел, чтобы ты так боялась кого-то.

– Он… был в составе… карательного отряда, когда… Он был хуже всех.

– Понял, – отрезал Даниэль, чтобы прекратить ее страдания. – Теперь все кончено.

Он взял Марианну за руку, та обошла вокруг стола. Даниэль тоже встал. У него было время подумать об этом моменте. Целый час, когда он сидел, глядя, как девушка спит. Ожидал ее пробуждения, позволяя заняться пожару.

Вернуться к прежнему. Простому обмену. Вот что он пообещал себе. Чтобы все было как раньше. До той ночи, когда он преступил предел, зашел в запретную зону.

И все-таки он взял ее лицо в ладони. Все смотрел и смотрел в мягком свете, заливавшем камеру. Достаточном, чтобы любоваться печальной тьмой ее черных глаз. Таких близких.

Не поддаваться. Иначе с ней не будет сладу. Ни слова не говоря, Даниэль надавил ей на плечи, поставил на колени. Тут не о чем говорить. Она и так поняла. Уже принялась расстегивать ему ремень. Только он должен испытывать наслаждение. Она получила, что хотела, пусть больше ни на что не рассчитывает. Одни лишь цепи, чтобы ее обуздать. Даниэль закрыл глаза, не удержавшись, погладил ее по волосам. Почему такое чувство, будто он совершает что-то ужасное? Хуже, чем побои…

Наслаждение было сокрушительным, он схватился за край стола. Рухнул на стул, а Марианна исчезла за створками. Вернулась через минуту, закурила, скинула джинсы и улеглась. Молчаливое приглашение. Но он не двинулся с места, все еще под впечатлением. В полной тишине проходили минуты.

– Так и заснуть недолго, – вдруг прошептала Марианна.

Он наконец приблизился. Она была такая красивая. И принадлежала ему. Даже, наверное, слишком принадлежала. Даниэль сел на край койки, прикоснулся к ее бедру. Такое сильное искушение. Один жест, один взгляд – и все рухнет. Но если он сейчас убережется, Марианна это сочтет поражением. Слабостью. Может быть, поймет, что его гложет.

Чтобы потянуть время, Даниэль расстегнул рубашку. Летняя униформа. Только рубашка небесно-голубого цвета, что так идет к его глазам.

Достаточно лечь сверху. Всегда сверху. Он никогда бы не позволил, чтобы Марианна доминировала. Это под запретом по молчаливому соглашению. Может быть, она обняла бы его: это тоже под запретом. Даниэль прижимал ей запястья к матрасу, напоминая о правиле. Все очень просто. Достаточно овладеть ею. Ей будет немного больно, как всякий раз, когда он проникал в эту долину, иссохшую, лишенную желания.

Так просто… Но нынче вечером все это ему казалось невозможным. Хотелось ее поцеловать. А это более всего под запретом.

Хотелось прижать к себе. Под запретом. Можно ли забыть, что она совершила. Какую опасность представляет. Ведь он здесь чуть ли не на задании.

Марианна закрыла глаза. Не понимала, почему он медлит. Думала о том, что уколется, как только он уйдет. Круиз в мечту… Но начальник и не собирался приступать к делу.

– Что с тобой такое?

Не отвечая, он растянулся рядом. Койка и вправду была слишком узкой для двоих.

– Эй? У тебя что, не стоит?

Она захотела сама проверить, но Даниэль удержал ее руку.

– Знаешь что: если не можешь продолжать, лучше уходи. Потому что другая ненормальная вот-вот придет.

– Нет. До обхода еще больше часа… и я сам решу, когда мне уходить.

Она поднялась, взяла сигарету.

– И для меня захвати, красавица.

Она послушно потянулась к столу, повернувшись к нему спиной, едва удерживаясь на краю матраса.

– Такое бывает! – шепнула она, лукаво улыбаясь, о чем Даниэль догадался по тону ее голоса. – Такое со всеми мужиками случается!

– Ты-то что знаешь о мужиках? Ты еще так молода, красавица… Много ли мужиков у тебя было…

– Не говори ерунды! – возмутилась она от всего сердца.

– Ты никогда не умела врать… К тому же ты ошибаешься, я в полном порядке.

Даниэль схватил ее руку, положил на ширинку. Марианна руку быстро отдернула, будто обожглась. Даниэль рассмеялся. Еще бы! Он был даже в великолепной форме.

– Тогда не знаю, чего ты ждешь! – проворчала она. – Если больше ничего не хочешь, уходи, сейчас же!

Даниэль провел пальцами по ее спине, она вздрогнула.

– Хочешь спать?

– Нет. Собираюсь уколоться…

– Валяй, не стесняйся.

– Предпочитаю это делать в одиночестве.

Рука по-прежнему под футболкой, нежно поглаживает спину. Разряд в 220 вольт. Марианна не понимала, какую игру он затеял, ей всего лишь хотелось вколоть себе дозу.

– Я хочу остаться одна! Так что вставай и уходи! – взорвалась она.

– Попробуй выгони! Придется тащить меня в коридор! Правда, я вешу всего-то сто кило с небольшим, для тебя это не проблема!

– Жалкий мудак!

– Не будь вульгарной, красавица. Это тебе не идет…

Марианна резко высвободилась, вскочила с койки. Он явно домогался чего-то, выходящего за рамки. Она занервничала, а это опасно. Его, может, как раз и привлекал риск. Марианна вздохнула, совладала с собой и попыталась покончить дело миром.

– Уходи, пожалуйста.

– Нет.

Новый отказ окончательно вывел ее из себя.

– Черт, ты меня достал! Поимел, что хотел? Так убирайся!

– Не ори! Хочешь, что ли, весь блок переполошить? Хочешь дозу? Не отказывай себе в удовольствии, красавица. Ты заработала.

Одно это слово заставило ее испытать крайнее унижение. Заработала. Лучше бы уж сразу назвал шлюхой. Без обиняков. Так было бы честнее. Она вскипела:

– Я хочу, чтобы ты убрался!

Марианна, сердитая, так и стояла к нему спиной. Даниэль поднялся, обнял ее за талию, притянул к себе. Поцеловал взъерошенный затылок. Тонкую шею, молочно-белую. Старые привычки вернулись. Требовать, властвовать, принуждать.

– Я хочу чего-то особенного сегодня… Не можешь терпеть, да? Так давай, красавица, уколись при мне.

Так вот чего он хотел! Все еще хуже, чем она себе представляла.

– Ты и правда извращенец!

– Может быть! Но я не двинусь с места, пока это не увижу…

Она наконец дала себе волю и обернулась в ярости:

– Никогда!

Он закурил, снова уселся на стул. Марианна опять вздохнула, скрестила руки. Две воли, необузданные, вступили в бой. Но он знал, как совладать с этой новой химерой. Как проникнуть в самую глубину ее существа, во все ее тайны.

– Чего ты хочешь взамен, Марианна? – прошептал он.

– Ничего! – прорычала та. – Потому что я отказываюсь!

– Я тебе предлагаю последний шанс. Ты сможешь получить все, что захочешь, ничем притом не поступившись… Интересное предложение, а?

Это правда звучало заманчиво. В конце концов, если ему доставит удовольствие посмотреть, как она колется… Но ей столько всего не хватало. Не ошибиться бы в выборе.

– О’кей, – сказала она.

– Хорошо, – промурлыкал он. – Стало быть, чего ты хочешь, красавица?

Она колебалась. Побольше сигарет? Порошка? Или плеер, о котором она так долго мечтала? И несколько дисков, конечно. А если потребовать, чтобы он поспособствовал ее быстрейшему трудоустройству? Как подарок не очень-то впечатляет! К тому же хочется получить хоть немного свободы.

Она пошла по пути наименьшего сопротивления. Работу ей рано или поздно все равно предоставят.

– Я хочу… Хочу плеер и диски.

– Хорошо. Напиши, какие диски предпочитаешь. Не больше трех.

Марианна сдержалась, не стала выказывать свою радость. Она на такое даже и не рассчитывала.

– И чтобы в плеере было радио, – добавила она тоном капризной девочки. – Как в том, из каталога. За семьдесят пять евро…

– Ты его получишь! – пообещал Даниэль, улыбаясь.

– Надуть меня не в твоих интересах!

– Разве я когда-нибудь не сдержал слова?

Он млел в предвкушении зрелища, ей все еще было неловко.

– Чего ты ждешь?

Она взяла шприц, жгут и чайную ложку, открыла один из двух пакетиков с порошком. Даниэль следил за каждым ее движением, ничего не упуская.

– Ты будешь только наблюдать, больше ничего? Не воспользуешься тем, что я отрублюсь, чтобы…

– Зачем мне это?

– Мне почем знать! У тебя такие заскоки…

– Успокойся! Я буду делать только то, чего ты сама захочешь.

Она сделала вид, будто не поняла, насколько двусмысленна эта фраза. Включила свет, устроилась на койке.

– Выключишь, когда я уже ширнусь?

Даниэль кивнул. Глаза ее блестели от желания, природы которого она не понимала сама. Даже решила не копаться в этом. Стянув жгутом левую руку, высыпала половину пакетика в чайную ложку и поднесла зажигалку. Вобрала получившееся в шприц, прощупала руку, ища вену, не слишком исколотую. Даниэль не сводил с нее глаз, она боялась сделать что-то не так, настолько его присутствие стесняло.

Думай о подарке, Марианна. Ты часами сможешь наслаждаться музыкой, слушать радио, иметь связь с внешним миром! А через пять минут тебе будет все равно, есть ли кто-то рядом.

Она всадила в себя иглу. У Даниэля оборвалось сердце. Но он не отвел глаз. Марианна ослабила жгут, прилегла. Он выключил свет и присел рядом:

– Довольна?

– Да…

Марианна оставила иглу в руке. Даниэль заколебался. Решил потихоньку вытащить ее. Снова екнуло сердце. Неон подсвечивал ее щеки, полузакрытые глаза. Она раскинула голые ноги, прямо рядом с ним. Даниэль положил туда руку: кожа гладкая, как драгоценный шелк. Добрался до колена.

– О чем ты думаешь, Марианна?

– Ни о чем…

Она подождала, пока наркотик заполнит каждую клеточку тела. Трип только начинался, она еще могла управлять. А через несколько минут… Он все еще будет здесь. Она – тоже, совершенно беззащитная.

Опасность. Слишком поздно, чтобы ее избежать.

Ужасные сожаления, такое ощущение, будто она скинула броню перед лицом противника, вооруженного до зубов. Она открыла глаза. До смерти напуганная.

– Что ты станешь со мной делать?

Он улыбался. Не было в той улыбке ничего утешительного или любезного. Хищник, предвкушающий кровавый пир.

– Не беспокойся… Расслабься…

При этих словах ужас охватил ее, взорвался внутри, словно бомба. Марианна попыталась приподняться. Снова рухнула на подушку. Ушла слишком далеко.

Даниэль взял ее руку, поднес к губам:

– Ты не должна волноваться, Марианна. Лучше наслаждайся, как можешь…

Она снова закрыла глаза, упоение уже унесло ее. Телепортировало в другой мир. Даниэль держал ее за руку. Ничего больше. Она зря беспокоилась. Ее лицо расслабилось, появилась улыбка, ему незнакомая.

– О чем ты грезишь, красавица?

Она все еще пыталась сесть, Даниэль поддержал ее. Марианна приникла к нему, положила голову на плечо. Трип по высшему разряду. Она раздвинула его небесно-голубую рубашку, уже расстегнутую, положила руку ему на грудь. Ощутить животное тепло. Коснулась губами впадины над ключицей.

Посреди своего бреда она осознала все же, что он недавно побрился. Крепко-крепко прижималась к нему, а все-таки была далеко.

– Ты где?

– Сама не знаю… Я куда-то иду, я на улице… Я вышла на волю…

Значит, вот для чего нужны были дозы, которые он поставлял ей каждую неделю уже почти целый год. Порошок обладал волшебной властью: позволял выходить за стены тюрьмы.

– И что там, на воле?

– Столько всего ожидает меня… Столько всего… Чего душа пожелает! Я могу путешествовать, сесть на поезд…

– Почему не на самолет? На самолете можно дальше улететь!

Она расхохоталась, безумно, безудержно. Даниэль никогда не слышал, чтобы она так смеялась.

– Ты с ума сошел! Самолеты падают, как дохлые мухи! Мои предки погибли, когда самолет разбился, должна доложить!

– Скучаешь по ним?

– Ты о ком? – вскричала она между двумя взрывами хохота.

– О твоих родителях…

– О них?! Да я их и не знала толком! Даже их физиономий не помню! Гады они так или иначе!

– Как ты можешь так говорить, если совсем не знала их?

Марианна успокоилась:

– Они меня бросили…

– Ведь не нарочно.

– Какая разница? А? Какая разница?

– Никакой, ты права…

Оба надолго погрузились в молчание.

– Надо пойти навестить старика, – начала Марианна. – Теперь, когда я на воле, надо пойти его повидать…

Даниэль попытался понять, кто это: ее дед?

– Какого старика?

– Которого я завалила! Ты меня совсем не слушаешь!

– Да нет же, Марианна. Я тебя слушаю. Слушаю только тебя.

– Схожу к нему на могилу. Нужно объяснить ему, что это вышло случайно. Все потому, что я не чувствую своей силы… Как Ленни…

Даниэль нахмурился. Это еще кто такой?

– Я не нарочно, я была под кайфом… Как мне было догадаться, что он больной, а? Откуда мне было знать… Никто никогда мне не верит…

– Я тебе верю.

– Может быть, если я попрошу прощения, он оставит меня в покое. Не будет приходить, когда я сплю…

Он внедрялся в ее измученную душу, будто совершал кражу со взломом. Он давно уже задавался вопросом, что творится у нее в голове. Таится в глубине черных глаз. А Марианна продолжала свои излияния. Как будто его здесь не было. Или он не был реальным. Иногда ничего нельзя было понять. Но он следовал за Марианной в ее собственный, личный сумрак. В извивы ее раскаяния, то неистового, то неуклюжего. Потом в ее странствия – на поездах, на кораблях. Она так хорошо рассказывала свои мечты… Звуки, запахи, музыка, вкус – все там было. Ее обуревали простые, обычные желания. Она переносила в невероятное, волшебное измерение самые банальные вещи. Все, что он совершал каждый день, даже не отдавая себе отчета. Даже не догадываясь, какое это счастье.

Она хотела свободы, только и всего.

Идти куда глаза глядят. Покидать воображаемую маленькую квартирку когда заблагорассудится. Касаться земли руками. Упиваться ароматом цветов. Гулять в лесу или у воды. Бродить по городу, садиться в автобус. Вдоволь есть и пить в самых лучших ресторанах. Завести кота. Большого, пушистого, серого. Балдеть перед телевизором. Покупать шикарную одежду, косметику. Быть красивой, наконец. Но на какие деньги – это ее не заботило. Она и не помышляла о жестокой реальности, царившей там, за стенами тюрьмы. Просто потому, что знала: ее мечты – химеры. Знала, что никогда не выйдет на волю. Раз так, зачем загромождать грезы низменными материальными затруднениями?

Даниэль улыбался, как и она. Нужно было и себе вколоть дозу. Чтобы и ему забыть о решетках. Но Марианне удалось прихватить его с собой в виде багажа и доставить в страну чудес. Бесплатно.

Потом слова понемногу иссякли. Волшебство потеряло силу. Марианна стиснула его плечи.

– Что с тобой, Марианна? – прошептал он.

– Мне страшно…

Она приземлялась. Иногда это проходило тяжело. Даниэлю случалось подбирать наркоманов все еще под кайфом, но уже в слезах. Плохой трип. Теперь он лучше это понял. Наконец-то понял.

– Это пройдет, – утешал он Марианну, гладя ее по голове.

– Я никогда не выйду на волю, да?

Грезу прогнал кошмар. Тяжкая расплата. Трип дорогого стоит. Даниэль заметил, что Марианна плачет, крепче прижал к себе. Лгать бесполезно. Она не так далеко ушла, чтобы поверить.

– Я не знаю, Марианна.

– Я не хочу умереть здесь! – взмолилась она. – Мне двадцать лет! Мне всего двадцать лет…

Она чувствовала, как падает, как ее всасывает бездна, такая же черная, как ее глаза, такая же глубокая, как ее отчаяние. Но этой ночью можно было за кого-то уцепиться, удержаться. Кто-то был рядом и мог утешить. И она прилепилась к Даниэлю, самозабвенно вокруг него обвилась. Она еще пребывала в упоении, тело ее было невесомым, парило, выйдя из скорлупы.

– Мне часто хотелось тебя убить, – вдруг призналась она.

Он предпочел промолчать. Наконец наступал долгожданный момент.

– После той ночи внизу… Мне и без того было стыдно за то, чем мы занимаемся целый год… Но там… Мне просто хотелось, чтобы ты меня немножко любил… Просто знать, что я кому-то небезразлична…

Он больше не мог молчать. Позволить ей утонуть.

– Ты не безразлична мне, – признался он наконец.

Можно было излить ей душу. Никакого риска. Вроде как что-то пообещать умирающему. Просто чтобы успокоить перед великим прыжком.

Она позволила радости отразиться на залитом слезами лице. Прижалась губами к его губам. Он дал себе волю: девушка ведь все равно ничего не вспомнит. Лег на спину, она оказалась сверху. Смотрела на него так, как ни одна женщина не смотрела до сих пор. Снимала с него одежду, неловко, рывками. Неуклюжие, трогательные движения. Он потихоньку стянул с нее футболку.

Не думать о завтрашнем дне. Нет, она ничего не вспомнит. Никто не узнает. Только она и я. Только ее и мое наслаждение. Остальное не важно. Неинтересно. Без любви никаких последствий. Никакой цены не придется заплатить.

Они закончили на полу. Койка оказалась мала. Камера тоже. Вся тюрьма недостаточно обширна для их объятий. Целый мир слишком узок, чтобы их вместить, их понять.

Они не услышали, как кто-то украдкой открыл глазок. Потом закрыл. Не заметили, как луч света робко просочился в камеру. Отъединенные от всего мира, ничему не придавали значения. Есть только они. И сладостные цепи, которыми они сковывали свои тела, сливая их воедино. С несказанной радостью. Даниэль закрыл рукой рот Марианны.

Чтобы только он один мог слышать, как она наслаждается. Им, для него.