Текст книги "О бедной сиротке замолвите слово"

Глава 18

Следующие несколько дней прошли спокойно и даже благостно, и лишь алые розы, выбросить которые у меня рука не поднялась, напоминали о произошедшем. Первое время я, конечно, несколько опасалась: все же Малкольм не походил на человека, который так легко отступится, и даже если рассказал приятелю, что игры не выйдет, то меня в покое он точно не оставит. Самолюбие не даст. Но…

Время шло.

И ничего не происходило.

Разве что я сдала зачет по основам экономики, а потом – по истории мира. Все прошло тихо и мирно, буднично даже, не считая присутствия ректора, который, впрочем, держался в тени и явно думал о своем, о высоком, а не о какой-то там студентке…

На третий зачет, по географии, он не явился.

Мастер Варнелия просто-напросто расписалась в ведомости, от экзамена отмахнувшись. И мастер Витгольц последовал ее примеру. А затем за ручку отвел меня в ректорат, где тот же секретарь, выглядевший еще более раздраженно и хмуро, нежели обычно, внес меня в списки первокурсников.

Наверное, стоило порадоваться, только… не радовалось что-то.

Университет совершенно опустел, хотя до занятий оставались какие-то две недели.

Дожди.

И сырость.

Холод, от которого не спасало одеяло. Разводы плесени, чувствовавшей себя в моих покоях вольготно. Розы, явно обработанные магией, поскольку нормальные цветы давно бы уже осыпались, а эти… будто пластиковые.

А потом меня навестили.

Нет, территория университета не являлась закрытой для посещений. Ограда здесь существовала исключительно в утилитарных целях, скорее обозначая эту самую территорию, нежели являясь серьезным препятствием для кого-нибудь.

Ворота не запирались.

Калитки тоже.

Привратника и того не было.

Как и желающих поглазеть на магов.

Она явилась после завтрака. Она постучала и сразу вошла, не дожидаясь разрешения. Она огляделась. Скривилась и спросила:

– И тебе это в самом деле нравится?

– Что именно? – я сидела на кровати и листала учебник, благо библиотека не закрывалась на каникулы и комплект первокурсника мне выдали охотно, а после моего предложения помочь добавили еще пару книг, которых, как понимаю, всем не хватит.

– Это… – дама в узком сиреневом платье указала на красное пятно плесени. Пятно здорово напоминало местный континент, а второе, вытянувшееся рядом, полуостров. Зеленоватая же плесень вполне походила на море. – Убогая конура, жалкое существование…

– Зато я в своем уме, бабуля.

Этот голос я бы и во сне узнала.

Бабуля, назвать которую старухой язык не поворачивался, поморщилась.

– Что ты понимаешь…

– Понимаю, что папашу моего ты опоила, что и по местным меркам немного чересчур…

Узкое лицо. Узкий подбородок. Длинноватый нос с горбинкой – отец явно не в нее пошел, да и во мне, слава всем богам, нет ничего от нее. Я мамина копия, так говорили, и, похоже, в нынешних обстоятельствах это не самый худший вариант.

– Чушь, – старуха отмахнулась. – Девочка, ты слишком юна, чтобы жить самостоятельно.

– Я живу самостоятельно лет этак с тринадцати. Раньше вас это не беспокоило.

Я закрыла книгу и задала вопрос, от которого, признаться, несколько устала:

– Что вам от меня надо?

Темные глаза блеснули.

И камни на шее.

Крупные такие камни. И полагаю, настоящие… платье стоит больше, чем все мое содержание… а еще браслетик, перстенечки, клатч с жемчужной застежкой. Палантин меховой… меховые палантины в такую погоду носить как-то не слишком разумно.

– Столь же упряма и глуха к доводам разума, как и твоя матушка. Она могла бы неплохо устроиться в вашем мире – собственное жилье, достойное содержание. Вы бы ни в чем не нуждались, а вместо этого… Не повторяй ее ошибок, деточка…

Ага, значит, с мамой старуха встречалась… Видимо, хотела повлиять на нее, раз уж с сыночком не вышло, а когда и тут не получилось, то приступила к запасному плану.

– Я могу обеспечить тебе безбедное существование, ты забудешь об этом кошмаре… – теперь голос ее стал мягким, вкрадчивым. – Выйдешь замуж за достойного человека, получишь титул и заслуженное место в обществе…

– Ага, и лет через десять буду кусать локти, как Амелия…

Да уж… разные у нас представления о личном счастье.

– Она всегда была чересчур эмоциональна. Ты не такая… Насколько я успела понять, ты довольно практична, а потому подумай, что тебя ждет.

– И что же?

– Учеба на ближайшие годы, и ничего, кроме учебы. Поверь, это нелегко – целителей учат куда серьезней, чем боевиков, благо мы уже несколько сотен лет ни с кем не воюем. А вот целители… – старуха запнулась, поняв, что не туда свернула. – В столице тебе не остаться, сколь бы хороша ты ни была, но без связей и поддержки… а значит, провинция.

– И что?

– Унылый городок, где ни развлечений, ни мужчин, способных составить хорошую партию.

– Я и без партии живу неплохо. А чем себя развлечь, сама найду.

– Деточка…

Я хлопнула по коленям. Как-то утомляет меня эта беседа. Интересно, на что она рассчитывала? Хотя… бедная девочка, оказавшаяся в невыносимых условиях. Полагаю, для особы ее положения и воспитания подобные условия и вправду казались невыносимыми. Я же получила и крышу над головой, и трехразовое питание, одежду и ту выдали.

Учеба никогда не пугала.

А перспективы… никогда не понимала женщин, пределом мечтаний которых было удачное замужество. Наверное, потому, что не верила, что замужество и вправду может быть удачным. Главное, что та же Мелисса перспективу избавления, чувствую, приняла бы с восторгом… хотя… она тоже целитель…

– А теперь послушайте меня, – главное, не сорваться на крик. Кричащие люди жалки. – Мне все равно, что и зачем вы делали в прошлом. Это останется на вашей совести. Если боитесь, что я ринусь справедливость восстанавливать, то не стоит, я в справедливость не верю, да и… полагаю, ничего уже не изменишь.

Бабуля погладила колечко.

А комнату после нее надо будет проветрить. И воду из графина вылить, так, на всякий случай, и вообще попросить мастера, чтобы глянул опытным глазом, а то мало ли…

– Я не трогаю вас, а вы меня… забудьте о моем существовании, и всем будет хорошо.

– Девочка, – голос бабули стал мягок, что не добавило радости. Так разговаривают с тяжелобольными или скорбными разумом, а я полагала себя вполне здоровой. – Ну зачем тебе это? Бессонные ночи, мучения в мертвецкой, непонятные перспективы и необходимость до конца жизни возиться с больными людьми. Неблагодарная работа без малейшей надежды на просвет.

Ага, пожалуй, пару месяцев назад я бы поверила в эту сказку, но я же вижу, что мастер Варнелия нисколько не жалуется ни на жизнь, ни на работу. И пусть мне никогда не стать такой, как она, но собственное место я найду.

– Ты ведь молода и хороша собой… тебе бы веселиться, порхать…

Теряя остатки мозгов.

И что меня ждет? Зависимость от любезной старушки, которая привыкла блюсти собственную выгоду. Она и сына родного не пожалела, что уж говорить о нелюбимой внучке. Подыщет жениха подходящего, выгодную, мать его, партию. Только для себя выгодную, а мне подберут правильное зелье, чтобы жизнь была полной и разноцветной.

Дальше замужество.

И новая зависимость… нет уж, я лучше сама, старой девой… кошек я люблю в отличие от людей.

– Позволь о тебе позаботиться… – бабуля протянула руку, чтобы погладить меня по щеке.

– Раньше надо было, – я отшатнулась, и пальцы бабулины скользнули в воздухе. – А теперь, извините, я уж как-нибудь сама… сила привычки.

Угрожать мне не стали, и на том спасибо.

Незаметно наступило первое сентября. Местный месяц назывался мило – серпушником, но суть от этого не менялась.

Торжественное открытие.

Начало учебы.

И огромное количество народу, который вдруг появился словно из ниоткуда. С раннего утра я, устроившись на подоконнике – погода в кои-то веки смилостивилась, а может, маги постарались, но было ясно, – наблюдала за прибывающими.

Студенты и студентки.

Спокойные старшие курсы, всем видом показывающие, что они уже почти состоявшиеся маги, и робкие первокурсники, зачастую сопровождаемые кучей родичей, порой и с малолетними детьми в придачу. Дети эти, верно, ошалев от вседозволенности, вскоре обжили коридоры, и теперь то и дело общежитие сотрясали визги, вопли и ор.

Настроения это не добавляло.

Настроение было на диво поганым. Не отпускало нехорошее такое предчувствие, что год этот будет веселым, и веселиться большей частью стану не я.

Я прислонилась лбом к прохладному стеклу.

Еще час, и всех соберут на стадионе, где перед толпой выступят ректор и деканы. Потом состоится торжественное шествие каждого факультета к своему корпусу, и уже там, в тиши и покое, полагаю, весьма относительном, нам зачитают первую лекцию.

Обзорную.

Листок с напоминанием и инструкцией – настоятельно рекомендовалось посетить все торжественные мероприятия, включая вечерний салют, – прилип к стеклу. И когда часы на башне пробили полдень, я со вздохом сползла с подоконника. Сколько за хвост ни тяни, а кот рано или поздно закончится.

Парадная мантия, сшитая, впрочем, из весьма плотной ткани немаркого болотно-зеленого колера, уже ждала меня, как и дурацкая квадратная шапочка с кисточкой. Шапочка норовила съехать, а кисточка моталась перед глазами, чем дико раздражала. Успокаивало лишь, что этот на редкость нелепый наряд надевать следовало исключительно в торжественных случаях. На все остальное время полагалось ходить в сером немарком костюме. Прямая юбка. Блуза из прочной темной ткани. Безрукавка и жакет. Несмотря на несколько грубую ткань, форма была толковой, сидела неплохо и движений особо не стесняла.

Дождь все-таки начался. Мелкая морось, которая скорее ощущалась, нежели была видна. И стадион расцвел разноцветными зонтами.

Людей было много.

Слишком много, чтобы я чувствовала себя спокойно. Ничего, страх на то и страх, чтобы с ним справиться. Я сумею… я…

Над головами целителей вздымался флагшток с зеленым стягом. Ныне он походил на грязную тряпку, но функцию свою выполнял отменно.

А наших немного…

Вот старшие держатся наособицу, время от времени перекидываясь друг с другом словом, на первокурсников смотрят снисходительно и завязывать знакомства не спешат. А те лишь крутят головами, приоткрыв рты от восторга.

Я никогда не была восторженной студенткой. Наверное, душевных сил не хватало. Сложно восторгаться после ночной смены, даже если она была тихой и удавалось поспать.

Я встала в стороночке и прикрыла глаза.

Надеюсь, с линейкой этой не затянут, а то ж вымокну… зонт я так и не приобрела, о чем теперь жалела.

– Это она, смотрите… – шепоток заставил выпасть из полудремы – крайне полезное умение, приобретенное мною к концу второго семестра и позволявшее не тратить бесценное время впустую. – Я тебе точно говорю, она… мне Алька рассказывала, что она…

Девица в лазоревом костюме, цвет которого несколько дисгармонировал с болотным окрасом мантии, говорила нервно, возбужденно. И приятельница ее, решившая, что мантия не особо и нужна – как же, к чему портить лавандовый наряд этаким уродством, – слушала, а заодно и меня разглядывала.

– Мама говорит, что полукровок давно следует ограничить в правах, – сказала она громко, подозреваю, исключительно для меня.

Оскорбить желала?

Или мнение свое донести? Первое не вышло, плевать мне было и на местных полукровок, и на собственную родословную, а вот мнение ее, как и любезной ее матушки, мне было тем более глубоко безразлично.

И все-таки могли бы уже начать.

Или хотя бы купол поставить. Впрочем, надеждам моим суждено было сбыться: небо посветлело, дождь прекратился, а на трибуну взошел ректор.

Он долго и довольно занудно говорил об истории университета, о том, как нам несказанно повезло учиться в его стенах…

– Ни стыда, ни совести… – подружки не унимались и, кажется, подошли поближе, чтоб точно мне слышно было. – Она открыто живет с…

Интересно, с кем?

Имени я не расслышала, но взбодрилась аккурат тогда, когда на трибуну взошел квадратный мужчина с лицом, на котором читалось некоторое удивление. Будто он до сих пор поверить не мог, что позволил себя уговорить на этакую авантюру.

– А еще она…

Декан боевиков.

И говорит, как положено боевику, емко, кратко и громко, что донельзя расстраивает подружек. И та, которая в лавандовом костюме с меховой оторочкой, раздраженно трясет рукою…

– И нам придется…

– Заткнуться, – мастер Витгольц похож на мокрого ворона, и черный его балахон лишь усиливает сходство. – Если вы не хотите покинуть университет сегодня же…

И он без зонта.

Варнелию ищет? Ему среди целителей делать нечего.

– Простите, мастер, – лавандовая присела, изображая поклон. И заодно уж вырез демонстрируя, из которого выглядывала весьма сдобная грудь. – Мы не хотели…

– И не могли, – проворчал он. – Где ваша мантия?

– Я подумала…

– Это вряд ли, – он постучал пальцем по голове. – Думать здесь явно нечем, если в первый же день вы позволяете себе нарушать инструкции. А потому будьте добры навестить завхоза и передать ему, что поступаете в его полное распоряжение… подругу тоже с собой прихватите. Веселее будет.

Популярности мне это не добавит, но было приятно. Ровным счетом до того момента, когда мастер, подхватив меня под руку, сказал:

– А вас, Маргарита, ректор ждет…

Сердце екнуло.

Ухнуло.

И застучало.

– Спокойно… повода для волнения нет, просто пришло время, скажем так, поговорить… пока вы еще кому-нибудь чего-нибудь не пожелали.

При этом мастер выглядел как-то слишком уж довольным.

Ректор ждал нас в госпитале.

Он сидел на кушеточке, этак бочком, и пил чай из огромной фаянсовой кружки. Делая глоток, ректор зажмуривался и застывал…

Уже знакомый господин, на сей раз в коричневом костюме, который казался для него слишком ярким, облюбовал дальний угол. Там же переминался с ноги на ногу Малкольм и выглядел при этом не очень хорошо. Бледность. Тени под глазами. И ярость в них. Увидев меня, он было дернулся, но рука знакомого господина остановила его.

Спасибо.

Правда, не понимаю пока, но… чуется, что веселье мастера Витгольца выйдет мне боком.

– Проходите, дорогая, – мастер Варнелия была тут же. – Проходите и присаживайтесь… и ничего не бойтесь, я не позволю вас запугать…

– Никто никого пугать не будет, – ректор не соизволил открыть глаза. – Как понимаю, молодой человек повел себя не самым… вежливым образом, за что и был наказан.

Так, совсем не понимаю…

– Я ничего не делала! – на всякий случай сказала я, испытывая огромное желание спрятаться за мастером, который, впрочем, скрывать меня от возмездия не собирался, даже в спину подтолкнул.

– Тогда почему я… – голос Малкольма сорвался. – Ты меня прокляла!

– Неправда!

Господин смотрел.

Ректор пил чай и явно не собирался вмешиваться.

– Я, – я сглотнула, – не умею проклинать… и вообще, думаешь, ты только меня бесишь? Вспомни о своих играх, думаешь, никто на вас с приятелем не затаил злобы?

Господин в костюме щелкнул пальцами, и в приемном покое стало тихо. Очень тихо. Неестественно, я бы даже сказала.

– Помилуйте, это чересчур… – мастер Варнелия скинула мантию и расправила складки розового платья. Легкомысленного. Отделанного кружевом и украшенного дюжиной бантиков.

Господин лишь потер руки и сказал:

– Маги жизни являются собственностью государства…

– Не пугайте девочку, а то ведь чревато, – мастер Витгольц оседлал ближайший стул и, сев лицом к спинке, положил на нее руки. – Потом будем искать, как снять проклятие… Маргарита, так уж вышло, что эту тему мы с вами обошли…

Малкольм сопел и не спускал с меня глаз.

И как-то вот неуютно мне было.

– Во-первых, появляются маги жизни крайне редко… пожалуй, это обусловлено самой природой, которая стремится к равновесию. Во-вторых, предположить, что полукровка, к тому же рожденная в другом мире… вы все же присаживайтесь…

– И не переживайте, дорогая… – мастер Варнелия обняла меня за плечи и подтолкнула к собственному креслу. Стояло оно у окна и на приличном расстоянии ото всех. – Тедди, как всегда, пускает пыль…

Проклятие.

Я уже поняла… маги жизни редкость, а меня вот угораздило, и теперь я – собственность местного государства, и значит, прощай тихая жизнь в провинции.

– Видите, – мастер Варнелия с упреком посмотрела на господина, который, кажется, даже слегка смутился, поскольку он-то как раз ничего не успел сделать. – Она расстроена… и переживает… а все вы с вашей спешкой… к такому надо готовить постепенно.

– С вашими секретами и постепенностью мы имеем два проклятия.

– Сколько раз повторять, что это не проклятия, а… пожелания, скажем так… неосознанные, но тем не менее направленные. И сейчас девочка действительно не понимает, о чем речь…

Маги жизни были не просто редкостью. Маги жизни были драгоценностью, которую короне вменялось хранить, холить и лелеять. Благо, как правило, нравом они обладали мягким, уступчивым, что объяснялось их почти божественной силой.

Целитель исцеляет, воздействуя на определенные точки организма.

Целитель способен срастить кости, восстановить работу некоторых поврежденных органов, удержать организм на краю, делясь с ним силой. Целители могут многое, но есть ряд болезней, не поддающихся излечению. А вот магу жизни достаточно пожелать.

Как это происходит?

Никто не знает.

Исследования велись, но результаты были столь размыты, что одних теорий, описывавших механизм воздействия мага жизни на живой объект, существовало с полсотни. Самая популярная утверждала, что маг вступает в резонанс с тонкой материей мира, получая таким образом возможность влиять не только на отдельных людей, но и на мир в целом.

Там, где появлялись маги жизни, снижалось количество преступлений.

Чаще рождались дети, и рождались здоровыми.

Алкоголики и наркоманы возвращались к нормальной жизни, земля давала урожай, и вообще наступали всеобщие благоденствие и покой.

Я закрыла глаза.

И открыла.

Вздохнула.

И сказала со всей убежденностью, на которую в принципе была способна:

– Вы ошибаетесь.

Ректор погладил чашку. Господин потер руки, а мастер Варнелия стыдливо отвела взгляд. То есть она что-то поняла, и давно, но молчала… наверное, спасибо ей, дала пару недель нормальной жизни, но… ошибаются они.

Не совершала я чудес.

Не было ни воскрешений, ни выздоровлений волшебных, ничего вообще…

– Вы ведь помните мастера Ульграф? – вкрадчиво поинтересовался господин. – У нее вдруг возникла некоторая проблема… личного характера, и мастер обратилась ко мне с просьбой выяснить, кто и когда проклял ее.

– Я не умею проклинать!

Да что они прицепились!

– Тише, – мастер Варнелия погладила меня по плечу. – Выпейте вот… не волнуйтесь, это успокоительный отвар.

Успокоиться мне не помешает. Отвар пахнет ромашкой, а на вкус характерно горек, и значит, не обошлось без пустырника. Пустырник – это хорошо, всяко лучше корня валерианы, которым и отравиться недолго. Но они ошибаются.

Все и глобально…

– Могу я спросить, что именно вы пожелали мастеру? – господин коснулся запястья, на котором болтался широкий браслет часов. – Уверяю, что это признание никоим образом не повлияет на ваше будущее. Нам известен непростой характер мастера и ее желание… воздействовать на вас.

– Облысеть, – со вздохом призналась я. – Я пожелала ей облысеть…

– Проклятия не было, но… странным образом организм ее отторгает волосы.

Мастер Варнелия закатила глаза. Да, еще та формулировочка, хотя, стоит признать, суть передана верно. Отторгает, значит… и там, в кабинете ректора…

Все равно ошибка.

– Она обращалась к целителям, она пыталась пересадить волосы и даже прибегла к одному не слишком приятному ритуалу, но, увы, бесполезно… – огорченным господин не выглядел. – А затем ко мне пришел этот вот молодой человек с… проблемой интимного толка.

Вспомнив, что именно я ему пожелала, я покраснела.

Побледнела.

И уткнулась взглядом в чашку с остатками отвара. Добавки попросить, что ли? И побольше…

– Вы верно заметили, что поведение его, как и поведение его друга, не могло не вызвать негативной реакции со стороны… потерпевших.

Малкольм фыркнул и отвернулся.

– Сперва мы полагали, что кто-то из девушек решил отомстить, хотя Малкольм, как и мастер Ульграф, утверждал, что виноваты именно вы, но данные с браслета и сама ваша суть опровергали возможность использования проклятия.

Господин выдохся и взмахнул рукой.

– Маги жизни не только лечат, – мастер Варнелия не отпускала мою руку. – Они в принципе воздействуют. И чаще всего воздействие исходит в виде пожелания. Пожелаете вы кому-то ослепнуть – и мир откликнется на вашу просьбу. Пожелаете исцелиться – и мир соответственно…

Поняла.

Откликнется.

– Тогда вы действительно ошиблись, – я поставила кружку на стол. – Потому что в этом случае моя мать давным-давно исцелилась бы, а бабушка и вовсе осталась бы в живых.

Не плакать.

Не здесь и не сейчас. Проморгаться и смотреть в окно. Сероватое, затянутое рыбьей чешуей дождя. Капли собираются на подоконнике и узкой дорожкой тянутся вдоль, сползают по стене, и отмытый до блеска глянцевый лист покачивается.

– Маргарита, – мастер Варнелия коснулась моей шеи. – Все верно, но… есть одно обстоятельство… ваш мир чужд магии. И твой потенциал не получил должного развития. Именно поэтому тебя изначально идентифицировали как целителя.

Дождь опять зарядил.

Я вижу серые нити, словно струны на небесной арфе… сыграть бы на них что-нибудь, хоть ту же «Мурку»… или лучше что-то нежное, вдохновенное… «Мурка» – совсем не то.

Впрочем, я не умею играть.

– Твои каналы раскрылись, и отчасти, полагаю, стресс послужил толчком. Как бы то ни было, но ты действительно маг жизни… единственный в этом поколении.

– И что теперь?

Меня отвезут на необитаемый остров? Выстроят стену и роскошный дом, который, по сути, будет тюрьмой? А по выходным будут доставлять высокопоставленных пациентов, чтобы я пожелала им здоровья и благополучия?

Хрень какая-то…

– Ничего… – ректор соизволил отставить кружку и вытер ладони о штаны. – Полагаю, вы продолжите учебу. Все-таки знания не помешают. А заодно постараетесь простить сего юного обалдуя, который, полагаю, совершенно искренне раскаивается в содеянном. Вы ведь раскаиваетесь, молодой человек?

Малкольм тряхнул рыжей гривой.

И как это понять?

– А если… – я сглотнула, – не выйдет?

Могли бы предупредить… знали, да… мастер точно знала… и нет, всю правду могла бы не рассказывать, частично, предостерегла бы, чтобы я не желала людям ничего такого. Или вот браслетики… тут есть много всяких, от детских до взрослых, которые надевали преступникам.

– Мы полагаем…

– Вы полагаете, что если ее запереть, то Маргарита преисполнится благодарности за заботу? – мастер Варнелия все-таки отошла, а спокойствие осталось.

Я понимала, что оно совершенно неестественно, что… И все же мне было почти хорошо.

– Боюсь, эффект будет обратный. Девочка просто возненавидит всю вашу контору. А защититься вы не сможете… вы не хуже меня знаете, что от пожеланий мага жизни не спасет ни одна защита, поэтому давайте не будем создавать друг другу проблем, – ректор поднялся. – Девочка учится. Обживается. И не стоит ее дергать.

Не стоит.

Я кивнула, всем видом показывая, что дергать меня – дурная идея.

– В то же время, полагаю, – ректор вытащил ложечку и облизал ее, – именно в непринужденной обстановке дети куда легче пойдут на контакт…

Именно.

К контакту я готова и даже хочу, чтобы все вернулось на круги своя, чтобы волосы отросли и потенция вернулась, главное, не перепутать, кому что…

– Не стоит тужиться, – мастер Варнелия хихикнула, и смешок этот столь же не соответствовал обстановке, как и ее розовое платье. – Желать надо от всей души, а так… в этом и сложность. Если не знаешь, как это работает, то и научить проблематично.

– А…

– Нет, в настоящее время вы единственный маг жизни. Предыдущая ушла лет этак двадцать пять назад…

– Куда?

Ах да, глупый вопрос, конечно.

Я вздохнула.

– Не переживайте, вы справитесь с этим… только… – мастер Варнелия потерла мизинец. – Я очень прошу вас быть осторожной…

– В пожеланиях? – уточнила я.

– В принципе… мы постараемся, конечно, пресекать ненужные слухи, – ректор поднялся. – Однако сами понимаете, сколь бессмысленно это занятие…

Понимаю.

– А маг жизни – ценность…

Это я уже слышала.

– Ваши родственники… несколько расстроятся, поняв, что упустили вас, – господин сцепил пальцы и потянулся так, что косточки захрустели. – Возможно, у них появится желание… наладить отношения.

Хрен им.

Тертый.

Ибо сложно наладить отношения с теми, кто испоганил тебе жизнь. И не только тебе.

– А мне защита полагается? – я поежилась, представив, в какую ярость придет бабулечка, поняв, чего лишилась… И пожалуй, злорадство здесь было более чем уместно.

А что, я никогда не отличалась кротостью.

– Полагается, – господин вытащил из внутреннего кармана браслетик. Больше всего тот напоминал фенечку, сплетенную из красных и фиолетовых нитей. Среди них поблескивали бусины, и как-то не верилось, что этот браслетик способен защитить от чего-то.

Но господин торжественно завязал браслет на моем запястье и опалил торчащие нити зажигалкой.

– Однако мы не сможем защитить вас от попыток манипулирования. Постарайтесь не воспылать страстью к неподходящему человеку.

– Ага… – странное предупреждение, хотя не лишенное смысла. Вот матушка воспылала, и что из этого получилось? То-то и оно… На всякий случай я поинтересовалась: – А подходящий кто?

Господин откровенно смутился и отвел взгляд. Похоже, список кандидатур, подходящих с точки зрения высокой политики, находился в процессе разработки.

Малкольм уставился в потолок.

А уши покраснели.