Текст книги "Не выпускайте чудовищ из шкафа"

Вода закипала. К поверхности устремились мелкие пузырьки. Еще рано. Банку с кофе ему сунули. И судя по запаху, напиток был из числа весьма приличных.

– Матушка упоминала, что помолвка княжича расстроилась, хотя, сколь знаю, предварительные договоренности достигнуты были. Честно говоря, я не слишком в курсе этих вот дел, но даже до меня дошли слухи о некой мадам Лерман, француженке, вынужденной бежать из страны…

Ложку. С горочкой. Или без?

Или даже две? Проклятье. Бекшеев ведь постигал куда более сложные вещи, чем варка кофе. И мешать надо? Или нет?

Зима наблюдала с сочувствием.

– В последнее время о ней очень много говорят. О ее брачных прогнозах. О том, что только она знает, как найти достойную пару. – Зима хмыкнула и посмотрела на подругу. А та лишь плечами пожала. Кажется, ей было глубоко все равно. – После войны многое изменилось. Нет, по-прежнему в высшем обществе предпочитают договариваться о браках, но ко мнению детей стали прислушиваться. Да и в целом – кому хочется видеть ребенка несчастным? А тут… несколько удачных браков. И слух пошел. Сейчас вовсе считается модным перед помолвкой заказать карты совместимости.

– Серьезно? – Зима чуть нахмурилась.

А Бекшеев подумал, что крепкий кофе можно будет молоком разбавить. Если вдруг. И сыпанул еще одну ложку.

– Более чем… Вполне вероятно, что прогноз заказан был этой самой Лерман в надежде устроить брак.

Княжич ведь богат.

Пусть не сказать чтобы знатен по отцу, но силу матери унаследовал в полной мере, а это много значит.

– Что вы написали? Если не секрет. – Бекшеев осторожно помешал содержимое турки.

– Не секрет. Всякий раз, когда я брала в руки его карточку, я видела боль. Ему нравится боль. Чужая. И он будет ее причинять. Это и написала. Как и то, что вполне возможно, что его желания обратятся на супругу. Не сразу, но потом – обязательно.

– И вы ничего о нем не знали?

– То же, что и обо всех. Вещи всякий раз были разными. Сперва браслет. Потом – платок. И снова браслет, но другой. – Софья чуть нахмурилась. – Полагаете, она думала, что я ошибусь?

– Надеялась.

Бекшеев принюхался. Кофе как кофе. И нормальный у него выходит. Более-менее.

– Снимай уже. – Зима подвинула деревянную подставку.

– Гельшь жаждал устроить брак сына, но вот… кто был первой невестой?

– Понятия не имею. Ольга звали.

И имя такое, распространенное… Матушку спросить? Она наверняка вспомнит Ольгу, которая с полгода тому носила веревочный браслет, а потом сняла, но о замужестве объявлять не стала.

– В любом случае у этой Ольги были весьма влиятельные родители.

– С чего ты взял?

– С того, что в ином случае эта мадам Лерман просто заменила бы ваш прогноз на свой. Но раз скрыть не посмела, то понимала, что если прогноз сбудется, то за подлог спросят с нее. А вот с той стороны прогноз сочли достаточно веским поводом, чтобы разорвать предварительные соглашения.

– И этот Гельшь не обрадовался.

Зима отобрала джезву и сама разлила кофе по чашкам. Бросила в одну сахар, подала Софье. А та, принюхавшись, сказала:

– Не соврали. Вы тоже не умеете варить кофе.

Бекшеев понюхал свой.

Да нормальный кофе.

Вроде бы.

– Сахар? – Зима подвинула сахарницу.

– Благодарю…

– Потом вторая попытка. И снова это же заключение.

– Именно. А незамеченным это не осталось бы. Браслеты делают парными. Со схожим узором. Это своего рода заявление о намерениях. И о том, что намерения эти в принципе родителями одобрены…

– Не замечала. – Софья кофе не пила – нюхала. – Хотя… я плохо вижу. А то, что вижу, это другое. Там… след? Сила?

– В любом случае пошли слухи. Скорее всего, кто-то из девушек, или их родные, или слуги, или те же помощники этой француженки – кто-то должен был проболтаться. Возможно, всего не знал, но…

– Нагадил.

– Точно.

Бекшеев улыбнулся. Все же умела она выражаться.

– И этот вот оскорбился.

– Дело не в оскорбленном достоинстве. Дело в том, что, если все так, как я думаю, отыскать ему пару будет очень сложно. Даже среди невест попроще. Кто отдаст свою дочь человеку столь… сомнительному?

На него посмотрели с умилением.

Это да. Отдадут. Отдали бы. До войны – точно. Если брак был выгоден.

– Репутация. Государь весьма… требователен к своим подданным. Он любящий муж. Заботливый отец. И может просто не понять того, кто рискнет здоровьем ребенка. Конечно, если подумать, государю нет дела до каких-то там прогнозов. Очередная великосветская забава. Но вдруг? Всегда остается шанс, что и прогноз окажется верен. И кто-то шепнет государю, что некий господин торгует своими детьми. В общем, все довольно зыбко и сложно, там иначе не бывает. Главное, что рисковать не станут.

Да нормальный у него кофе вышел!

Особенно если сахару побольше положить. Куска три. Можно и четыре. Кстати, Зима бросила не меньше, да еще и сливок.

– Будете? – Она протянула фарфоровый сливочник.

– Нет. Мне и так нормально. – Он взял чашечку, которой место в гостиной, а никак не на кухне.

– То есть этот засранец приехал требовать новый прогноз?

– Всегда можно повернуть ситуацию в обратную сторону. Скажем, представить дело так, что отыскалась та единственная, которая светом души своей отогнала мрак.

– Что?

– Моя… супруга очень любит сентиментальные романы. – Признаваться в этом было отчего-то легко.

И тихий смех Софьи окончательно успокоил.

– Вы поэтому разводитесь? – уточнила Зима, глядя поверх чашки.

– Нет. Просто… Как выяснилось, мы очень разные. И ждали друг от друга невозможного.

– Бывает.

Ей ли не понять. Но развод – тема неприятная, пусть даже займется им поверенный, а там, наверху, к разводам стали относиться гораздо спокойнее.

– То есть он надеялся выбить нужный прогноз… Откуда узнал? Про Софью?

– У Гельша-старшего есть и деньги, и связи. И люди. Подкупил кого-нибудь. Или саму эту гадалку прижал.

Надо будет позвонить старому приятелю, пусть приглядит.

– Лерман, если она и вправду Лерман, не стала бы сопротивляться. Сказала бы, кто на самом деле составляет прогнозы.

– И мальчишка решил разобраться с обидчицей.

– Именно.

– И что теперь?

Сложный вопрос. И тянет соврать, что он, Бекшеев, все уладит. Но ложь становится в горле комом.

– Пятнадцать суток я ему обеспечу. Но в остальном… если вы напишете заявление.

– Нет. – Софья покачала головой.

– Софья!

– Нет, – сказала она тверже. – В этом нет нужды. Он все равно умрет скоро.

– Как?

– Понятия не имею. Но… те, кому немного осталось, на них метка. Я вижу. Раньше видела, кого можно спасти. Теперь просто метку. Он умрет. И так будет лучше. – Она все же отпила кофе.

– Сапожник? – Бекшеев повернулся к Зиме.

– Да нет. Двинет пару раз, но аккуратно. Он опытный. И лишних следов не оставит. – Это и нервирует. – И убивать не станет. Сапожник очень не любит убивать. Настолько, что… В первый год, когда мы только-только… нас еще на Большую землю привлекали. На Дальнем-то с большего спокойно, а там вот и людей всяких, и… собак. Собак после войны развелось много. Сбились в стаи. Одичали. Стаи одичавших собак – это очень серьезно.

Бекшеев кивнул.

Он читал.

– Вот мы и занялись зачисткой. Все. А Сапожник не смог. Он ходил. Помогал, но стрелять в собак не смог. У него с мозгами что-то там…

Чудесная характеристика. И главное, кажется, не только у него. Но собаки – это одно, собак многим жалко, потому как не виноваты они, а вот люди – совсем иной разговор.

Впрочем, говорить ничего Бекшеев не стал.

– Улица Красильников, – тихо произнесла Софья. И глаза опять закрыла. Лицо ее сделалось еще более бледным, щеки провалились. – Дом пять. Подвал. В подвале второй. Искать надо. Там смотрите.

Она выдохнула, и Зима вовремя успела подхватить чашку, не позволив ей выпасть из ослабевших пальцев. А что выругалась при этом, так бывает.

Глава 14. Королева пентаклей

«…Третьего дня на улице Булочников мирный сон горожан был прерван душераздирающим криком. Полиция, вызванная горожанами, обнаружила мертвую девицу в одной лишь окровавленной рубашке. Имя несчастной устанавливается. И полиция просит всех…»

«Полицейские ведомости»

Софье я сунула под голову подушку, а на плечи набросила плед. Поглядела на Бекшеева, который в свою очередь презадумчиво глядел на саму Софью.

– Часто у нее случается?

– Иногда. Раньше реже, а теперь, видать, блоки отходят.

– Это невозможно, – с убежденностью произнес он.

Спорить я не стала. Невозможно так невозможно. А Бекшеев подошел и присел.

– Выходит, улица Красильников… надо позвонить, чтобы проверили.

– Телефон тут есть.

– В доме?

Я пожала плечами. Ну не объяснять же, что это – не моя придурь. Кому мне звонить-то? А вот Одинцов настоял. Беспокоился он, сволочь высокородная.

– Наверху.

– А… – Бекшееву явно не хотелось оставлять Софью без присмотра.

– Я в доме. Услышу, если что.

Да и Сапожник наверняка вернется. Закроет этого придурка, шепнет кому из наших, чтоб приглядели, и вернется.

Кивок.

– Полагаете, это как-то связано с княжичем?

– Понятия не имею.

Знаю только одно, что теперь Софья сутки будет пребывать в этой вот полудреме. Надо будет сказать Магде, чтобы супа сварила, потому как другого Софья есть не станет. Да и суп придется вливать по ложечке.

Совсем как дитя.

Только…

Я убрала руку, не позволив себе коснуться ножа и монетки. Надо будет положить их куда, чтоб собственною силой не заляпать.

В кабинете пахло мастикой и кожей. И было сумрачно, потому как с этой стороны плющ залепил окна намертво. Каждый год собираюсь нанять кого, чтоб почистили стену, и почему-то все откладываю.

Сыро.

Стены здесь толстые, из камня. И даже в те пару недель лета, когда солнце жарит, не прогреваются.

Телефонный аппарат был покрыт толстым слоем пыли. Как и стол. И шкаф из красного дерева. Полки. Книги на полках. Я как-то сняла пару, убеждаясь, что подбирали их исключительно по красоте обложек.

– Магда сюда не заходит. Да и никто особо. В участке свой телефон есть. И у Медведя тоже. К вашему дому, кстати, линию вели. Только, может, отключили. Давно ведь никто не живет.

– Спасибо. Матушка про телефон спрашивала.

– Ну да… правда, связь тут не всегда. Когда погода, то еще ладно, а шторма искажения дают. И шум на линии.

– Погодите. – Бекшеев трубку положил. – Хотите сказать, что он на кристаллах?

– Ну не на проводах же, – я пожала плечами, – кто их по дну потянет-то?

– В самом деле… Но это же…

Дорого.

А то я не знаю. Может, особого образования я не получила, кому оно нужно было в нашей-то деревне? Добре, что вообще читать-писать научили. Потом-то нахваталась всякого по верхам.

Одинцов вот образованным был.

И это, честно говоря, пугало и притягивало. Он и объяснял. В том числе про кристаллы.

– Тут-то провода. Идут к коммутатору. А там уже кристалл. Крупный. Природник. Из здешних. Здесь музей имеется маленький, вот… там снимки. В прежние времена тут находили камни просто огромные, самый большой вроде пуда в два.

Сродством обладают лишь природные камни. И главное, никто так и не понял почему. Вроде и химические свойства те же, и физические, и даже энергетические. И в целом искусственные ничем не хуже. Так говорят, во всяком случае.

– Ну и на берегу уже тоже кристалл. А от него дальше провода.

– Я о таком не слышал, – признался Бекшеев. – Это как-то… сказочно звучит.

– Да какая сказка. Это еще до войны местный умелец придумал. Вроде как даже собирались технологию водворять в производство, но…

Природные крупные кристаллы обладают удивительной способностью. Будучи разделенными на половинки, они способны передавать энергию от одной части к другой. Причем, что весьма интересно, расстояние не важно.

Одинцов утверждал, что это вот свойство противоречит всем известным законам физики.

Может, и так. Но знали о нем еще когда. И потому крупные камни особо ценились. Это уже потом появились телефоны и оказалось, что они во многом удобнее.

Доступнее. Дешевле.

Нет, амулеты сохранялись, во многом как диковинка, этакая музейная реликвия, но уже в войну выяснилось, что провода легко перебить. Что связь телефонная не так и надежна, как оно кажется. Что… много что. Вот и стали выгребать артефакты, какие нашли. Не знаю, сколько их войну пережило, но на Дальнем связь вот есть.

– Дальний ведь – не единственный остров, – сказал Бекшеев и опять к аппарату потянулся.

– Не единственный, – согласилась. – И да, эти проекты тоже были. Но, как выяснилось, камни тут годятся не всякие, и чистота нужна, и размер. А отыскать такую вот глыбину, с полпуда весом, не так и просто. Это у нас тут шахты имелись. Да и те иссякли.

– А они не иссякли?

Я пожала плечами и устроилась в кресле.

Мягкое. А что пылью покрылось, так ничего страшного, переживу.

– Еще одна местечковая легенда. Типа что не иссякли жилы, но Хозяйка их увела. Обиделась за что-то на людей.

– И за что же?

– Разные версии. Вроде как любила кого-то, открыла ему заветное слово, а он, идиот, взял и предал. Решил, что теперь над горою властен. Да вот… По другой его вовсе убили. Из зависти. Вот и осерчала Хозяйка. По третьей договор был заключен, но люди в жадности своей стали брать больше, чем можно… Есть еще и четвертая, и пятая… но камней там нет. Камней нет… – повторила я задумчиво. – А вот тех, кто норовит клад отыскать… правда, сейчас уже редко. Это раньше, еще дед Яжинского сказывал, что каждый год появлялся кто-то, у кого была заветная карта… лезли, лезли в шахты, что тараканы. Тогда-то старые ходы и стали засыпать. Оно-то проще закрыть, чем искать всяких там. Теперь-то про шахты эти и мало кто помнит там, на Большой земле. Да если и вспомнит, кристаллы уже не такая редкость, чтоб рисковать.

Бекшеев кивнул.

И поднес трубку к уху.

– И… дальше что?

– Жмете вон на тот рычажок. И просите соединить с землей. А там уже диктуете, куда вам надо. Я… пойду? Погляжу, как там Софья.

Он сделал вид, что верит. Ну да, воспитание, оно такое, даром не проходит.

Я закрыла дверь и прислонилась к стене.

Дальше что?

Княжич. Мальчишка… характер у него скверный, а мозгов в голове отродясь не было. Пятнадцать суток? Сомневаюсь. Сомов прискачет через пару часов, как только поверенный княжича до телефонного аппарата доберется и папеньку-князя вызвонит. Дальше… дальше зависит от того, кто важнее, Бекшеев или этот, как его там, Гельшь-какой-то.

Сомов, несомненно, быстро сообразит, что Бекшеев – это не Медведь. Вот тому пришлось бы тяжко. А Бекшеев с Сомовым управится.

Но…

Что это дает?

А ничего. Участок – это не каменоломни. Да и камеры там пустуют, потому пятнадцать суток пройдут в тишине и покое. А там княжич выйдет на свободу. Злой? А то. И разобиженный. На меня в том числе.

Поверенный, конечно, постарается намекнуть ему, что не стоит нас трогать. Но не послушает. Княжич, по роже видно, привык получать, чего он хочет.

А хотеть он будет мести.

Ладно… в следующий раз сразу шею сверну, без этих душевных церемоний.

Я поморщилась, выбрасывая мальчишку из головы. Потом, как выпустят, и думать стану, что с ним делать. А теперь… Мишка.

Мишка и Софья, которой сутки отходить надо, и то не факт, что она что-то потом да увидит. Все же дар у нее, может, и прорывается, но очень уж спонтанно. Да и урезан он. Так что нет, надеяться не стоит.

И что теперь?

Ничего. Голову включить.

Я приоткрыла дверь.

– В библиотеке буду.

Бекшеев, прижимавший трубку к уху, кивнул. Стало быть, понял. А библиотеку найдет. Чай, дом у нас и большой, но не дворец.

Библиотека нам досталась вместе с домом. И в первый раз, очутившись в ней, я почувствовала, что… что я так и осталась той девочкой из давно забытой деревни, благоговеющей пред силой знаний.

Сумрачно.

И запах такой, характерный. Полки. Книги. Книг много, но все старые, некоторые и вовсе, надо полагать, сотню лет прожили, если не больше. Нет, ничего особо ценного здесь не было, редкости продали или вывезли, а все, что осталось, не было нужно ни старым хозяевам, ни мне.

Даже жаль их стало. И я попросила восстановить артефакты, те, что хранят от сырости и мышиных зубов, от плесени и прочих сугубо книжных болезней.

Я даже иногда захаживала сюда.

Садилась вот в красное бархатное кресло с высокою спинкой. Вытягивала ноги и просто сидела, представляя, как однажды прочту все.

У меня даже план имелся. По каталогу.

Каталог, к слову, тоже имелся, ибо одинцовский поверенный во всем любил порядок, а потому первым делом составил этот самый каталог. Мне еще тогда казалось, что дурью он мается. Но вот…

Я выдвинула первый ящичек.

Хотя нет, я так до вечера провожусь. Мне ведь просто карты нужны, те, что издавались нашей местечковой типографией. А где они лежат, я и так знаю. Карты, пожалуй, единственное, что я тут в руки брала.

И сейчас вытащила тяжеленный альбом. Перенесла на стол. Вернулась.

Тубы… там карты старые, но обработаны особым составом. А главное, что это не внутренние острова, но рыбацкие. Правда, не уверена, сумею ли я понять хоть что-то. Но это еще не повод отступать.

Я сняла пару туб и вернулась к столу.

– Впечатляет. – Бекшеев, как следовало ожидать, библиотеку нашел. – Что-то похожее у нас дома… Вы любите книги?

– Нет. – Надо было бы соврать, но не хочется. – Пробовала читать, но… на это привычка нужна. А откуда ей у меня взяться? Газеты еще ладно, особенно некоторые. Софья иногда журналы почитать просит. Модные. И женские. Тогда да, а самой… – Я пожала плечами. – Библиотека тут была. Ну и осталась.

– Это…

– Карты.

Огромный альбом был выпущен к столетию города. Та его часть, в которой прославляли мудрость императора и прозорливость, а также прочие весьма важные особе венценосной качества, меня не интересовала. А вот план острова был нужен.

– Это Дальний. Видите?

– Старые…

– Не совсем, но шахты тогда худо-бедно работали. А здесь… да помоги, не стой столбом. – Сунула ему тубу. – Мишку вынесло на косу. И можно попытаться понять откуда. Здесь течения стабильные, тоже аномалия какая-то, вроде как они должны от моря и в море, а они вокруг острова. Но линия побережья резаная.

Бекшеев вытряхнул желтоватый свиток.

– Тоже не самая новая, но не думаю, что за пару десятков лет что-то сильно изменилось.

Эта карта – тонкие линии на желтой бумаге. Значки какие-то, символы, в которых я мало что понимаю. Кружки и черточки.

Остров.

– Мы тут. Примерно. – Я ткнула пальцем в южную оконечность. – А Мишку нашли…

– Здесь, – Бекшеев указал восточнее, – очень характерная линия берега. И по высотам совпадает.

– Ты способен понять, что тут написано?

– Да. Карты читать нас учили. Вот… здесь берег поднимается. Так… скорость течения… плохо, не знаем, сколько он в воде пробыл. Хотя… смотри, здесь течение сталкивается с океаническим, поэтому, если бы сбросили его дальше…

Палец Бекшеева скользил вдоль линии берега.

– Тело унесло бы в море. – Я кивнула. – Пожалуй… И еще там не глубоко. А течение должно быть довольно сильным. Мертвецы, как правило, тонут, они тяжелые, это уже потом всплывают, когда легкие и кишечник газом заполняются.

Бекшеев чуть поморщился.

Ну да, на светскую беседу совсем даже не похоже.

– Значит, сбросили его недалеко, но высота должна быть приличной. Иначе повреждений таких не было бы… причем… смотри, упал он на землю, а потом утащило в море. Значит, прилив и отлив. На отливе совсем мелко, отсюда и переломы. А на приливе стянуло в море.

И палец ползет. Дальний – остров довольно большой, но при этом очень неудобный. Берега у него высокие, изрезаны морем. И оно мелкое. А дно таит множество острых камней, не один корабль на них напоролся.

– Тут? – с сомнением произнес Бекшеев. – Самая высокая точка, в то же время течение здесь сильное. Очень. И идет аккурат сюда вот…

Он палец убрал.

– Сходится?

– Не знаю, но… проверим.

Только вряд ли что-то найти выйдет. А еще не понятно, что Мишка там делал. Старая дорога – она совсем в другом месте.

Я указала в другую точку.

– Здесь. Он должен был быть здесь.

И получается, что Мишка ослушался отца? Наверняка не просто так. Три рубля в кармане и… И кто их дал? За что?

– Надо ехать, – сказал Бекшеев, а я поглядела в окно.

– Не сегодня. Скоро стемнеет, а в темноте вряд ли что увидим.

Да и дождь тогда был. Точно. Вода – она смывает следы. И значит, шансов нет. Или почти нет. И…

– Что-то не так?

Вот и Одинцов, сволочь этакая, тоже умел чувствовать момент.

– Днем мы тоже вряд ли что-то увидим. Мишка умел ходить по лесу. Тут, конечно, охотиться особо не на кого. Зайцы вот. И куропатки. И так, по мелочи. Так что ждать, что след оставил, не след. Тот… кого он встретил, тоже вряд ли порадует.

– Плохо.

А то я не знаю.

– Собаку у Яжинского возьмем. Нюх у волкодавов не самый лучший, но всяко сильней человеческого. Я тоже попробую, но… – Бекшеев перевел взгляд на карты. – У меня от дара тоже мало что осталось.

– Вы меняли форму.

– И что? – Я упала в кресло и вытянула ноги, испытывая преогромное желание пнуть стол. – Это только форма, да и то… изменения скорее внутренние.

Так мне во всяком случае объясняли.

Сила извне направляется в организм и меняет его. Временно, само собой. Кости, мышцы… хорошая ищейка может сутки бежать по следу. Правда, потом упадет и сдохнет, поэтому очень хорошие ищейки стараются бегать быстро.

Я была чертовски хорошей.

Но случай не тот.

– Нюх тоже обостряется. Пожалуй, он лучше человеческого, особенно когда имеешь дело с одаренным. В этом и суть. Мы улавливаем силу. След ее. И чем лучше нюх, тем более слабый след способны взять. Я могла пройти по тому, который недельной давности.

– Дар закрыли?

– Да нет, скорее, сама попала… Маг последний, которого я взяла, сильным был. Из старого рода. Ну и приложил чем-то… Выжить выжила, мы же крепкие, а вот нюх начисто отбило.

Так что пользы от меня будет немного.

Разве что…

Нет, это… это даже не безумие. Хуже того. Я покачала головой, прогоняя неудобную мысль. Но она не захотела прогоняться.