Текст книги "Короны Ниаксии. Змейка и крылья ночи. Книга первая из дилогии о ночерожденных"

Глава девятнадцатая

Чудом увернувшись от падающей каменной глыбы, я нырнула в дверь. Стены ходили ходуном. Не просто рушились. Я поняла, что они – движутся.

И тут я чуть было не расхохоталась. Ну конечно. По легенде, царство Аларуса находилось в вечном движении. Дорога к благонравию переменчива, и поэтому дорога к загробной жизни такова же. Если это испытание было призвано представлять подземный мир, изменчивый лабиринт был еще одним рубежом, который предстояло завоевать.

Я побежала. Крошился камень, смещался пол, и было неизвестно, сколько у меня есть времени до того, как мой путь будет окончательно перерезан. Туман здесь был гуще. Странный запах тоже стал сильнее – тот сладковатый душок.

Решения приходилось принимать на одном нутряном чутье – влево, вправо, вправо, влево, вправо, влево. Очередной раз завернув за угол, я резко затормозила, увидев еще одну дверь. На этот раз у гравированного Аларуса были широко открытые глаза и пучок цветов в руке. Красиво – хотя времени оценить не было: перед дверью стояла Киретта, тенерожденная.

Ни я, ни она не стали медлить.

Мы столкнулись одновременно – мое тело врезалось в ее тело, а ее магия окружила нас. Во время последнего испытания я получила этой магии не в полную силу. Меня окутал зеленоватый дымок. Боль взорвалась в затылке, магия расколола ум.

Киретта вцепилась в меня когтями, но я столкнула ее на землю. И плотно сомкнула веки.

«Не смотри на нее. Не слушай ее».

«Открой глаза, – прошептал у меня в мыслях монотонный голос. – Посмотри на меня, красавица. Посмотри на меня».

Нет. Если Киретта настолько хорошая заклинательница, как предупреждал Винсент, на таком расстоянии она сможет меня зачаровать. Дар ментальной магии тенерожденных был опасен, как оружие.

Мне потребовалось сильно сосредоточиться, чтобы удерживать ее на земле и одновременно сопротивляться ее зову.

Магия тенерожденных была открытым проходом: они контролировали дверь, но коридор сквозь нее шел в обе стороны. Я пробилась через ее посторонние мысли и обратила мысленный взгляд в другой конец коридора, который нас соединял.

Боль. Голод. Она была ранена. Слаба. Безрассудна. И я увидела, насколько неаккуратно из-за этого отчаяния она работает. Она лучше меня умела применять магию, но сейчас я лучше сражалась – и отчетливо видела, что она меня недооценивала.

Я позволила ей думать, что она победила. Для этого надо было ослабить ментальные стены. Безвольно откинуть назад голову. Приоткрыть глаза. Ее взгляд, гипнотический, завораживающий, был так близко, что даже эту долю секунды я вынесла с трудом. По ее губам поплыла довольная улыбка.

И тогда я воткнула кинжал ей в шею.

Яд начал действовать мгновенно. Внезапная вспышка мучительной боли успела пронестись у меня через сознание, прежде чем я отключилась от Киретты, разорвав нашу ментальную связь. Она схватилась за горло, оставшись лежать на полу, который колыхался и ходил волнами вместе с движущимися стенами. Она еще пыталась дышать и встать на ноги, когда я втащила ее на каменную плиту. Не дожидаясь, пока Киретта придет в себя, я ринулась в дверь.

Меня встретила стена опьяняюще сладкого запаха.

Я очутилась на маковом поле. Над цветами – бескрайним пространством кровоточаще-красного цвета – мягким пологом висел густой белый туман. Позади меня грохотало эхом скрежетание камней, но здесь было зловеще тихо. Цветочный ковер покрывала легкая рябь света.

Маки – цветы мертвых. Если оставшиеся позади коридоры символизировали путь вниз, то здесь был порог потустороннего мира. Передо мной стояли четыре сводчатые серебряные двери, за каждой начиналась дорога и быстро терялась в серебряном тумане. Впереди звенели удары стали о сталь, а душераздирающий грохот говорил, что от падающих камней уклоняться еще придется.

Видимо, я была в хвосте группы. Это означало, что самое правильное, как ни неприятно, бежать на звуки драки. Я пошла по среднему коридору. На полпути мне попалось окровавленное тело, увидев которое я растерянно задержалась.

Мне показалось, что это участник турнира. Но кровь была ярко-ярко-красная, а тело не в боевых кожаных доспехах, а в обычной одежде, некогда белой, а сейчас в пятнах. Судя по красному пятну на стене, его швырнули и оставили медленно умирать на полу.

Человек. Это было человеческое тело.

Непонятно. Почему здесь люди?

Из конца коридора прилетел странный звук. Похожий… на плач. Я подумала, что вообразила его себе, поскольку он звучал совершенно неуместно. Может, так исказился шум толпы или крик одного из участников, или…

Землю сотряс еще один удар, который резко вывел меня из транса – напоминание, что нельзя терять время. Я ускорила шаг и дошла до следующей арки, которая вела на другое маковое поле – более густое, целое море красного.

Плач прозвучал снова.

Не воображаемый. Очень реальный.

На другом краю поля стояла открытая дверь. Я подошла ближе. На каменной плите опять лежало безжизненное тело – совершенно очевидно, что человеческое. А рядом, одетый в такие же белые одежды, сидел ребенок.

Мысли остановились. Застыли. Замерли на этой маленькой девочке, которая съежилась возле изуродованного тела.

Вот почему моя кровь не привлекала остальных участников, даже тех, кто был голоден, – потому что здесь было много людей.

Белые одежды. Белая краска на лице. Эти люди были не случайными жертвами. И даже не добычей. Они были… интерьером. Играли роль душ, населяющих подземный мир.

Подарок. Отвлекающая деталь. Или просто штрих оформления для придания драматизма.

Девочка плакала, и слезы оставляли на ее щеках размазанные меловые полосы. Она подняла на меня взгляд и вытаращила глаза – водянисто-голубые, выглядывающие из-под засаленных прядей черных волос.

Откуда это? Во внутреннем городе Сивринажа не было таких детей. Она из человеческих кварталов?

Почему здесь – ребенок?

Оставшиеся позади звуки скрежещущего камня приблизились. Надо было идти. Идти прямо сейчас.

Я прошла несколько шагов к двери.

«Брось ее», – приказал голос Винсента.

А вместе с ним пришло эхо слов Райна, которые он произнес в первую ночь Кеджари: «Человечек, они мертвы. А если пойдешь к ним, тоже будешь мертвой».

Один прав, и второй тоже.

И тем не менее я вдруг повернула назад и присела рядом с девочкой. Она в ужасе шарахнулась от меня.

– Пойдем со мной, – сказала я. – Я тебя не обижу.

Она не сдвинулась с места, только дрожала от страха. Я поняла, что она застряла: ее придавило к стене камнем, а ногу зажало между черными мраморными плитами.

Как вообще разговаривают с такими маленькими? Сколько ей: четыре, восемь? Я никогда так близко не видела человеческих детей.

– Надо идти, прямо сейчас, – настойчиво повторила я.

Не было времени. Пол начинал подрагивать. Я схватила крохотное тельце как можно крепче и потянула.

Она закричала от боли. Сначала сопротивлялась, потом перестала, когда я высвободила ей ногу. Я прижала ее к себе, словно прося прощения, и, сама поражаясь собственному безумию, побежала.

«Ошибка. Орайя, это ошибка на нескольких уровнях. Ты так не сможешь сражаться. Ты так не сможешь уклоняться от ударов. Ты будешь двигаться медленнее. Ты в два раза сильнее пахнешь человеком. Ты теряешь рабочую руку. Оставь ее. Она все равно уже мертва».

Я пронеслась еще через три двери, уже открытые, – на каменных плитах валялись тела людей и участников турнира. По дороге мне попались несколько одетых в белое тел, скорчившихся у стены. Я не смогла заставить себя посмотреть на них.

Маки стали расти гуще. Каждый шаг замедляла листва. Запах одурманивал. Стены теперь украшала лепка: огромные глаза от пола до потолка, в глубине которых вращались солнца и звезды, – символ Аларуса, потому что смерть всегда наблюдает.

Впереди была еще одна дверь, закрытая. Свет стал ярким и лихорадочным и плясал по нам в темпе моего учащенного сердцебиения. Девочка прижалась ко мне, двумя кулачками схватившись за мои волосы, и дрожала. Оттого что она наклонилась вперед, ее голова заслонила мне боковой обзор.

Кроверожденный мужчина бросился на меня раньше, чем я успела дернуться.

Я уронила ребенка и сжалась от страха, пытаясь оттолкнуть ее с дороги и успеть развернуться, чтобы встретить атаку. Он сбил меня на пол, оскалив зубы. Удар он нанес первым. Рапира из костяной стали угодила мне в раненую ногу, я вздрогнула от боли. Вскочив из последних сил, я бросилась на него, стремясь завладеть инициативой, – но успела только начать задуманный выпад, как кроверожденный схватил меня за руку и вонзил зубы в запястье.

Я вырвалась, и капли крови попали мне на лицо. Слишком медленно. Заминка дорого мне обошлась. Противник схватил меня и швырнул об стену так, что моя спина хрустнула, ударившись о камень. Для вампира он был невысок, всего на несколько дюймов выше меня, и когда он приблизился, я уткнулась взглядом в его глаза – расширенные зрачки, очерченные красным ободком, сверкали от голода и ликования.

Время остановилось. Я попыталась раненой рукой схватиться за меч. Но двигалась слишком медленно…

Кроверожденный накренился назад.

Я резко втянула глоток воздуха. Райн отбросил от меня нападавшего, затем разрубил его смертоносным ударом меча из Ночной стали. Кроверожденный прыгнул к Райну, как умирающий зверь в последних конвульсиях. Раны на его руках задрожали, когда их окружила красная дымка магии крови. Райн был ранен. Кроверожденный сможет управлять и его кровью.

Райн нанес еще два удара, но кроверожденный ответил с такой силой, что Райна отнесло в стену. Но он все же крепко схватил противника за руки, не давая вырваться, – и открыл спину кроверожденного, подставив ее мне.

Райн встретился со мной взглядом поверх плеча противника: «Давай!»

Я изо всех сил воткнула меч кроверожденному в спину, погрузив до самой рукоятки. Проткнуть сердце я умела даже со спины.

Мужчина осел.

Райн отпустил тело, а я попыталась высвободить оружие. Он окинул меня взглядом.

– То есть помогать ты все-таки умеешь, – сказал он, поворачиваясь к двери. – Идем. Я видел впереди языки пламени. Возможно, это Мише. Думаю, мы близко к… Куда тебя понесло?!

Я не слушала. Девочка уже наполовину прошла маковое поле. У нее была сломана ножка – сейчас, когда она попыталась от меня убежать, это стало очевидно. Я схватила ее, пробормотав какие-то извинения, и побежала обратно к Райну, который смотрел на меня, вытаращив глаза.

– А это еще зачем?!

Он произнес это так, словно я только что подарила ему розовую игрушечную собачку.

Земля загрохотала. Времени на объяснения не было.

– Бежим! – крикнула я, не останавливаясь.

Райн бросил тело кроверожденного на плиту, и мы понеслись по коридорам.

Скорее всего, Райн был прав, что мы подошли к концу лабиринта. Следующие две двери были открыты, их держали тела человека и ришанина. Стены украшали красноречивые пятна крови – изящные брызги красного, слишком тонкие для крови из ран. Следы магии крови.

Мы встретили всего двоих участников турнира. С ребенком и при своих ранах мне пришлось полагаться на защиту Райна гораздо больше, чем хотелось. Он вырубил их довольно легко. В коридорах после нас осталось лежать на два трупа больше.

– Райн! – громко прошептала я, когда мы завернули за угол, и указала окровавленным клинком налево – на ворота, отмеченные горящими факелами Ночного огня.

Эти ворота были крупнее остальных: двустворчатые, богато украшенные двери из металла, с каждой створки которых в пространство вглядывался глаз Аларуса.

Конец? Наверное. Уже пора бы.

Перед нами оказалась одна каменная плита. Мы с Райном переглянулись и посмотрели на девочку, которая тихо плакала, едва воспринимая происходящее.

Он нападет на меня. Я знала. Или на меня, или на ребенка.

В ту секунду, как он пошевелился, я взмахнула рукой.

Мой клинок ударил в крепкие мускулы его плеча под кожаным доспехом. Райн открыл рот, затрясся и зыркнул на меня.

– Да что это такое?! – прошипел он, не разжимая зубов. – Я вон за ним шел!

Он указал мечом на безжизненное тело в дальнем углу, проворчал длинную череду ругательств и выдернул мой клинок из своих доспехов.

М-да.

Я покрепче схватила ребенка и пробубнила что-то типа извинения, но Райн остался непреклонен. Я хотела сообщить, как ему повезло, что в мече не осталось яда, но подумала и решила, что он не оценит.

Райн взвалил тело на плечо и уже возвращался, когда меня ударила волна боли – едкая, всепоглощающая, как будто меня ошпарили с ног до головы.

У меня было одно мгновение понять, что происходит. Анджелика нанесла мне удар.

Я едва сумела отразить его – моя единственная свободная рука задрожала от напряжения, которое потребовалось, чтобы сдержать ее атаку. Все перед глазами залило красным. Каждый вдох саднил. Порезы на руках Анджелики задрожали, и дымка сгустилась.

– Я же сказала, что убью тебя на ристалище, – улыбнулась она.

Тело прижавшейся ко мне девочки напряглось от боли. В состоянии ли ребенок пережить такое?

Я слышала, как приближаются шаги Райна, он бежал к нам. Успел уже уйти далеко. Еще несколько секунд, и он будет здесь. Разумно было бы подождать его. Я могла это вытерпеть – а вот девочка, наверное, нет.

Уклоняясь от удара, я в один важный момент не закрылась.

Меня подкосил удар в бок.

Я упала. Последними проблесками сознания успела отодвинуть девочку, чтобы не придавить ее весом своего падающего тела, – и рухнула наземь.

Рука с когтями тотчас сжала мне горло. Я нашла глазами ворота, высокие, сияющие, сулящие безопасность, а все остальное виделось размытым. Я попробовала нащупать свою магию, но она растворялась без пользы и не давалась в руки. Вечно ее нет, когда она больше всего нужна.

Я ощупала бок. Едва прикоснувшись к кинжалу, который Анджелика туда всадила, я скорчилась от боли. Но поразительно, что способно вынести тело, чтобы остаться в живых.

Кинжал я все же выдернула и вонзила в Анджелику.

Она разразилась проклятиями и ударила меня головой об пол.

Все побелело, потом почернело.

Я лишь отчасти была в сознании, когда Райн оттащил Анджелику прочь. Я не могла отвести взгляд от потолка. Сколько времени прошло? Секунды, минуты? Рев толпы внезапно разросся, стал громче. Мир кружился.

Райн склонился надо мной:

– Орайя, уже почти все позади.

Казалось, он громко кричит, но звук пробивался как будто издалека.

– Вставай. Быстро! У нас нет времени!

Я с трудом повернула голову. Лежавшая безвольной массой на полу Анджелика шевельнулась. Я посмотрела на девочку. Она была без сознания, нога болезненно подогнулась, темные волосы упали на лицо. Какое все удивительно знакомое… Словно смотришься в зеркало.

С большим усилием я встала на четвереньки, оттолкнув руку Райна, и заплетающимся языком велела:

– Оставь меня в покое.

– Слышишь, принцесса, я не собираюсь…

– Оставь меня!

Я подползла к девочке. Взяла ее на руки. Заставила себя встать. Мой взгляд уперся в ворота впереди, хотя они колыхались и расплывались перед глазами.

Сколько там, десять шагов? Я пройду эти десять шагов.

Райн схватил меня за руку – думаю, от досады, а может, чтобы не дать упасть.

– Что ты делаешь? – прошипел он.

На это я не могла бы ответить, даже если бы захотела. Эти последние шаги отняли все мои силы.

И все-таки я не дала себе помогать. И все-таки я не выпустила этого ребенка.

Я пересекла порог и упала на колени.

Передо мной раскрывался амфитеатр, величественный и богато украшенный. Трибуны заполнили тысячи зрителей, которые кричали, требуя крови. И даже в этой толпе я сразу нашла Винсента – прямо передо мной. Он смотрел на меня с откровенным ужасом, словно у него вырезали сердце и сунули мне в руки.

Я вдруг поняла, насколько Винсент меня любит.

Интересно, у меня тоже такой вид, когда я смотрю на эту маленькую девочку? Именно такой?

При мысли о ней меня охватил внезапный страх. Это же хищники. Все. А она – добыча. Моя кровь текла вместе с ее кровью.

Я повернулась к Райну и выдавила из себя:

– Не отдавай им ее.

Мир померк. Я не помню, как упала, но вдруг оказалось, что я смотрю в небо, впиваясь ногтями Райну в руку, а второй рукой в отчаянии прижимаю безвольное тело ребенка к груди. Нас обступили ночерожденные солдаты.

– Не отдавай им ее! – еще раз в отчаянии попросила я.

В глазах потемнело.

Райн наклонился ко мне – ближе, чем я кому-либо когда-нибудь позволяла, – и тихо произнес, торжественно, как клятву:

– Не отдам.

Глава двадцатая

Когда я пришла в себя, в руках было пусто.

Я несколько долгих мгновений смотрела в потолок. Живот крутило. Картина на потолке – ночное небо – двигалась, потому что вращался весь мир. Я подняла руку к груди и почувствовала только собственные медленные вдохи и выдохи.

Ребенка не было.

Воспоминания об испытании возвращались ко мне фрагментарно, укладываясь в разрозненную мозаику. Конец его представлял собой лишь размытый, плохо прорисованный намек на картинку.

Девочка. Я помнила, какой она была вялой. Как сильно мы вдвоем ударились об пол. Помнила, как меня – и ее – обступили охранники. Она была всего лишь маленьким, беспомощным человеческим существом.

Моя рука скользнула вниз по телу. Да, какие-то рубцы и порезы остались, но самые тяжелые раны зажили. Я выжила во втором испытании.

Но я ничего не чувствовала.

Когда я очнулась, Райна рядом не было, но Мише была очень рада видеть меня в сознании. Даже, можно сказать, преувеличенно рада. К ее широкой улыбке прибавлялась толика лихорадочной тревоги. Меня принесли в тяжелом состоянии, и я пролежала без сознания несколько дней.

– Это тебя по большей части магия крови доконала, – сообщила мне Мише.

Как человек, я была к этой магии особенно восприимчива. Моя кровь была слабой, ею легко было управлять, легко обернуть против моей смертной плоти. Если тело выдерживало ее, выздоровление могло пройти быстро, но линия между выживанием и смертью, особенно для человека, была очень тонкой.

Я подумала о девочке. Какая она была крохотная, когда устроилась у меня на груди. Наверняка слишком крохотная, чтобы выдержать то, что едва выдержала я.

В оцепенении я слушала, как Мише рассказывает об окончании испытания – одиннадцать участников погибли, а значит, нас осталось двадцать девять. Даже Ибрихим непостижимым образом смог выползти в последний момент.

Мелкими глотками я пила воду, которую принесла Мише, но во рту еще было слишком сухо, чтобы заставить себя задать единственный вопрос, который меня волновал.

Я дала ей проболтать добрых полчаса, прежде чем собрала всю смелость и выдала:

– А девочка?

– Ты о чем? – не поняла Мише.

– Там была маленькая девочка.

Она криво улыбнулась и сокрушенно покачала головой:

– Я не знаю.

Мне хотелось настаивать, требовать, чтобы мы все выяснили, но слова застревали в горле.

Почему я так переживала? Не надо так. Но я не могла махнуть рукой. Не могла не думать. Я проглотила немного еды, которую дала мне Мише. Минуты тикали, я не находила себе места, как будто все, что я пыталась подавить, бурлило и волновалось внутри.

Наконец я не выдержала и встала. Все тело ныло, но, по крайней мере, я могла двигаться. Я стянула с крючка куртку.

– Ты куда? – встревоженно спросила Мише, увидев, что я накинула куртку на плечи.

– Хочу подышать воздухом.

– Но тебе надо…

Я распахнула дверь.

– …отдыхать… – закончила она, когда дверь уже захлопнулась.

Давно уже у меня не набиралось троих за ночь. Тело сердилось за это – и, пожалуй, я заслужила, – но даже для усталой меня убивать этих мерзавцев не составляло труда. Они были ленивы, и их набралось слишком много. Уже несколько недель я не бродила по этим улицам. Видимо, придурки расслабились и у них появилось чувство ложной безопасности.

Не удивлена.

Слишком наглые. Себялюбивые, прожорливые, наглые, они живших здесь людей считали за домашний скот. Я ненавидела их настолько, что наблюдать за их смертью – наблюдать, как они видят, что их убиваю я, человек, – нисколько не помогало унять мой гнев. Я лишь острее чувствовала несправедливость.

За годы я научилась зашивать эту рану, аккуратно прятать ее за всеми моими человеческими слабостями. А теперь повязка, которую я так тщательно оберегала, была сорвана, зажата в маленьких пальчиках невинно убитого ребенка.

Я не знала, как это остановить. В детстве меня научили, что кровотечение опасно. И хотя мои раны затянулись, одна глубокая, в груди, кровоточила больше, чем раньше. От этого я становилась не менее уязвима, чем от обычных ран.

Когда я вышла из Лунного дворца, я думала, что встречу Винсента. Я была уверена, что он будет меня ждать. Я видела, как он на меня там смотрел. Мне надо было с ним поговорить, расспросить про мою магию, задать вопрос о людях: откуда они появились? Как они получили людей, которые должны были быть под защитой? И почему, в конце концов, дети?!

У него наверняка были бы ответы.

И все же, может быть, именно поэтому я вдруг пошла в противоположном направлении, к человеческим кварталам.

Слова трудны. Вопросы трудны. И эта рана внутри меня кровоточила так, что Винсент бы ее почуял. Кровь потекла бы у меня сквозь пальцы, если бы он разбередил эту рану ответом, который бы мне не понравился.

Так было легче. Приносило больше удовлетворения. По крайней мере, я, провались оно все, хоть что-то делала.

Моя третья жертва смотрела на меня так, будто я сама Ниаксия во плоти. Пока свет не погас в его глазах. Я прижала его к стене в вонючем загаженном переулке, напротив паба, где он выглядывал молодых женщин. Я была не такая женщина, какую ему хотелось, но я была именно той, кого он заслужил.

Слабея, он открыл рот, и над моим лицом распространилось зловоние гнилого дыхания.

Я выдернула клинок, и вампир осел на землю.

Животное. Оставайся тут гнить в дерьме, моче и мусоре, как трупы таких же крыс, как ты.

Он ногтями процарапал мне рану на запястье. Я смотрела, как кровь выходит на поверхность, и с ней пришла новая невыносимая волна гнева.

Моя кожа, человеческая кожа, так тонка, и ее так легко прорвать. В эту секунду я ненавидела ее не меньше, чем вампира, которого только что убила. Даже больше. Может быть, это хрупкость виновата в смерти.

– А я думал, ты навещаешь нашего великого и могучего короля ночерожденных, когда убегаешь после полуночи.

Я резко обернулась, выставив меч, и увидела на крыше знакомую фигуру с крыльями. У меня стиснуло сердце – мне не нравилось, когда они летали надо мной. Может быть, я змейка, но даже змеи стремятся в укрытие, когда над головой парит ястреб.

Райн вряд ли с пониманием отнесется к тому, что я убиваю вампиров. Ни один вампир не отнесется с пониманием. Друг друга они с легкостью убивают каждый день, но никому из них не нравилось, если это делал человек.

Правда, сейчас я была не в том настроении, чтобы обращать внимание на подобные вещи.

– Убирайся.

– До чего же неоригинальный для тебя ответ.

Верно. Мне, можно сказать, неловко.

Я ничего не сказала и вытерла кровь с клинка.

Ухмылка Райна изменилась.

– Я видел, что за последний час ты убила еще двоих, – произнес он, и его голос был самую чуточку мягче, нежели я ожидала. – Ты занимаешься этим, хотя только что была на краю смерти? Многие согласятся, что это не самое разумное использование твоего времени.

Та рана в груди кровоточила и кровоточила. Его слова попали на нее, как соль, и я зверем набросилась на него.

– Плохо расходую время, говоришь? – рявкнула я, тыча в его сторону оружием. – Если бы я этого не сделала, погибли бы четыре человеческих существа. Но конечно же, ты не считаешь, что их жизни стоят полутора часов моего времени.

Его ухмылка исчезла.

– Я не это имел в виду.

– Да пошел ты.

Надеюсь, он не видел моего лица. Возможно, оно раскрывало слишком многое.

«Поосторожнее с твоими любимыми цветастыми выражениями, маленькая змейка», – прошептал Винсент.

«И ты бы тоже пошел», – подумала я, но спустя несколько секунд выдала у себя в голове безмолвное извинение.

Райн приземлился позади меня – удивительно легко для своих габаритов.

– Проваливай, – сказала я, не оборачиваясь. – Эти отморозки не нуждаются в том, чтобы ты защищал их честь.

Он негодующе хмыкнул:

– Ничем подобным я не занимаюсь. Если хочешь знать, я считаю, что ты выполняешь важную общественную функцию.

Моя рука замерла.

Я не поворачивалась, не показывала лица, но он хохотнул:

– Что?

Что он имел в виду этим «что?»? Будто сам не знает. Будто он, чтоб его, не знает совершенно отчетливо, как отнесется любой вампир – даже тот, кто смотрит свысока на этих крыс, даже тот, кто не одобряет их действий, – как именно он отнесется к тому, что убивать их возьмется человек. Сама идея его оскорбила бы.

Я не стала всего этого говорить. Мы оба знали.

У меня внутри зрел вопрос. Именно затем я и пришла сюда, чтобы отвлечься от этого вопроса, вопроса с неприглядным ответом, который я не хотела услышать.

Я довытирала клинок.

– Девочка? – выдавила я из себя.

Голос прозвучал выше и слабее, чем я рассчитывала.

Прошли долгие-долгие секунды тишины. С каждой секундой у меня крепче и крепче сжималось в груди.

Услышав приближение шагов, я не пошевелилась. Его рука тронула меня за плечо. Я вывернулась, готовая наброситься на него, но что-то в выражении его лица – странно мягком – заставило меня остановиться.

– Пойдем со мной, – позвал он.