Текст книги "Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти"

Мегасфен упоминает о деятельности сотрудников разведки в мавританской Индии, а в «Арташастре» и «Книге Ману» описываются методы, применяемые шпионами. Связь, существовавшая между подчиненными правительству курьерами и секретной службой, очень хорошо видна из текстов Гуптского периода (III–VIII века н. э.); ее можно проследить и в документах мусульманского периода. Во времена Моголов местная разведка была подчинена чиновнику, именуемому котвал. Вероятно, будет вполне законным признать, что национальная секретная службы была тесно связана с системой дорог, гостиницы которой (сараи) и другие заведения функционировали в соответствии с практикой, [существовавшей] в древние времена лучших царей Хинду.

В Китае система связи создавалась одновременно с государственными дорогами и искусственными водными путями. Сохраняя и совершенствуя более ранние структуры, правители империи создали такую почтовую службу, которая с многочисленными изменениями и модификациями просуществовала более двух тысяч лет. Императорская почта снабжала правительство быстрой и конфиденциальной информацией обо всех частях страны. Во время Ханского периода восставшие варвары нередко сжигали почтовые станции. Чиновник высокого ранга, носивший титул князь Янь и мечтавший захватить власть и стать императором, создал свою собственную систему быстрой передачи посланий. Этот чиновник, которого правительство мечтало бросить в тюрьму, заявил в своем меморандуме, что власти начали его поиск, разослав «по почте послания, в которых содержался приказ отправить почтовых лошадей с этим приказом в ближние и дальние селения». Разыскивающие его чиновники «изучали все человеческие следы» на дорогах и следовали за каждой телегой. И это дало нужный результат – беглец попался в сеть, раскинутую по всей стране, был арестован и казнен.

Почтовая система правительства Тан (618–907) имела более 1500 станций, из которых около 1300 были расположены на суше, 260 функционировали как «водные посты», а 86 – совмещали и то и другое. Почтовая станция Ляо обслуживала только правительственных чиновников, а ее содержание легло тяжким бременем на плечи народа. Каждое княжество обязано было иметь свою собственную почтовую станцию, которую население должно было снабжать необходимым числом лошадей и быков.

В отличие от этих описаний рассказ Марко Поло о почтовой системе Монгольского Китая кажется вполне правдоподобным, особенно если вспомнить, что империя Великого хана имела много трактов, которые трудно назвать дорогами. Монгольские правители Китая держали необычно большое число лошадей. Однако следует отметить, что помимо содержания многочисленных крупных «почт с лошадьми» имелось много более мелких станций для тех, кто доставлял письма пешком. С помощью пеших гонцов, число которых было огромно, жители Монгольской империи получали депеши с новостями из мест, до которых было десять дней пути, за одни сутки.

Использование пеших гонцов – как дополнение к конной и лодочной почте – продолжалось до конца правления последней династии Цин (1612–1912). К 1825 году почтовая служба Китая имела разветвленную сеть главных и боковых дорог, на которых располагалось более 2000 экспресс-станций и почти 1500 станций для пеших гонцов. Для первого типа правительство держало 30 256 лошадей и 71 279 служителей, а для второго – 47 735 пеших гонцов. Но эти числа охватывают лишь технический персонал. Официальные послания и депеши разведки доставлялись региональными и местными чиновниками, которым, в случае невыполнения задания, грозило суровое наказание. Для четкого функционирования этой гигантской системы требовались огромные усилия. Не менее впечатляющими кажутся и скорость передачи информации, и сохранение ее конфиденциальности. В столичной провинции Чжили (Хэбэй) имелось 185 экспресс-станций и 923 почты для пеших гонцов. Для провинции Шаньдун эти цифры составляют 139 и 1062, для Шаньси – 127 и 988, для Шэньси – 148 и 534, для Сычуань – 66 и 1409 и для Юньнань – 76 и 425. В течение XVII и XVIII веков не менее 10 процентов расходов провинции Цзин уходило на поддержание безупречной работы всей почтовой системы Китая.

Организация военных действий в гидравлическом обществе

Контроль над населением в годы мира предоставляет правительству огромные возможности для скоординированных действий во время войны. Это станет понятным, если мы задумаемся над такими важными аспектами обороны, как монополизация и координация военных операций, снабжение, военная теория и потенциальный размер вооруженных сил. Сравнительный обзор этих и связанных с ними мер помогает выявить главные особенности гидравлического общества не только в этом, но и в других вопросах.

Монополизация и координация

Суверен феодального государства не обладал монополией на военные действия. Как правило, он мог мобилизовать своих вассалов сначала на три месяца, а позже – на сорок дней, причем держатели небольших феодов нередко служили всего двадцать или десять дней, а порой и меньше. Это временное ополчение составляло лишь часть – и нередко не самую большую – военной мощи вассала, вероятно, третью или четвертую, а порой – и того меньше. К тому же даже эта часть не обязана была следовать за сувереном, если он воевал за границей.

Правитель феодального государства держал под контролем только свою собственную армию, которая в соответствии с децентрализованным характером общества составляла лишь часть – нередко совсем небольшую – временно мобилизованной национальной армии. В Англии норманнское завоевание ускорило усиление правительственной власти, но даже здесь королевское ядро не сразу приобрело господствующее положение. В 1300 году во время кампании Карлаверока король осуществил то, что историк Тут назвал максимальной мобилизацией «конных гвардейцев короны». В те времена конница составляла примерно «четвертую часть всей армии», а в лучшем случае – третью. В 1437 году германский император попытался собрать войско в 5217 всадников и 13 285 пехотинцев для борьбы с турками. Из этого числа императорский контингент должен был составить 300 кавалеристов и 700 пехотинцев, в то время как шесть выборщиков должны были поставить ему 320 и 740 человек соответственно. Сорока семи архиепископам и епископам велено было выставить 721 и 1813 человек; двадцати одному принцу – 735 и 1730; различным графам и сеньорам – 679 и 1383, а семидесяти девяти городам – 1509 и 2926 (Аппародай А. Экономические условия в Южной Индии).

В отличие от них армии гидравлических государств создавались совсем по другим принципам. Солдаты не были защищены ни демократическим контролем, ни феодальными контрактами. И не важно, держали они государственные земли или нет, обязаны были явиться по первому же приказу властей, шли туда, куда им велели, и воевали столько времени, сколько было нужно их правителю, не задавая вопросов о том, кто здесь командует, а кто подчиняется.

Постоянная ротация в армейских контингентах, которые, согласно феодальному контракту, служили лишь короткий период времени, являлась главной причиной неустойчивости, которая характеризовала практически все составные феодальные армии. Другой причиной было отсутствие четкого руководства. Там, где суверен считался всего лишь первым среди равных и где многие лорды гордо отстаивали привилегии своего положения, подчинение легко сменялось ссорами. В результате этого в войсках отсутствовала дисциплина, а бойцы не проявляли особого мужества.

Обучение и боевой дух

В армии гидравлических государств среди рекрутов было много людей, плохо знавших военное дело и не обладавших особой храбростью. Эти люди не имели военной выучки и невыгодно отличались от хорошо обученных бойцов феодального войска. Что касается боевого духа, то до бойцов Древней Греции и феодальной Европы им было далеко. Но в хорошо спланированных боевых действиях они не уступали древним грекам и значительно превосходили европейских рыцарей.

Таблица 2 Типы общества и типы бойцов

Обозначения:

+ высокая степень

– низкая или вообще отсутствует

Греки, признававшие высокое мастерство элитных армий Востока, с презрением отзывались о плохо обученных массах вспомогательных войск, которые, несомненно, приходили туда по призыву. Многие из них не обладали той высотой духа, которая была присуща греческим армиям, сформированным из жителей городов. Столкнувшись с беспорядочными боевыми соединениями средневековой Европы, армии восточных монархов давали им мощный отпор. Около 900 года н. э. автор «Тактики» император Лев VI дал своим генералам совет «пользоваться отсутствием у них [франков и ломбардов] дисциплины и порядка». «У них нет ни организации, ни обучения», поэтому, «сражаясь пешком или верхом, они бросаются в атаку плотными, неуправляемыми массами, которые не умеют маневрировать». «В организации западных армий нет ничего, что могло бы сравниться с нашим собственным делением на батальоны и бригады. Лагеря у них беспорядочны, поэтому их легко атаковать ночью. Они не обращают никакого внимания на организацию снабжения» своих войск. Страдая от недостатка продуктов и других вещей, воины разбегаются, «ибо они не испытывают никакого уважения к своим командирам – один благородный господин считает себя ничем не хуже другого, а когда они испытывают недовольство, перестают подчиняться приказам» (см. рассказ Геродота о разговоре между отправленным в ссылку спартанским царем Демаратом и Ксерксом).

Эта картина западной армии IX или X века, то есть того времени, когда шло развитие феодальной кавалерии, оставалась справедливой, с некоторыми оговорками, для всей эпохи феодализма в Европе. Турки описывали войска крестоносцев как «беспорядочные толпы, лишенные какой-либо организации. Отсутствие дисциплины у них сочеталось с ярким стремлением к грабежу; явное нежелание части офицеров [воевать] было столь же обычным, как и беспечность и безрассудность части бойцов. В феодальных армиях так бывало всегда».

Современный египетский историк Атья объясняет победу турок над крестоносцами во время последнего крупного крестового похода «отсутствием единства в армиях и ротах, а также бездарной тактикой командиров. Турецкая же армия, наоборот, была… прекрасным примером самой строгой дисциплины, фанатичной верности своей цели, концентрации высшей тактической власти в руках одного человека – султана».

Организация снабжения

Правители гидравлического общества применяли в военном деле те же организационные принципы, что и в строительстве и коммуникациях. Во многих случаях рекрутов в армию мобилизовывали точно так же, как и рабочих на строительство. Собранные армии передвигались в полном порядке, разведка и создание лагерей для ночевок производились организованно. Там, где было возможно, армии кормились за счет населения, а в случае недостатка продуктов принимались эффективные меры.

Индейцы племени инков создали «превосходную систему снабжения». Персидский царь Ксеркс, готовясь к вторжению в Грецию, во многих местах устроил склады с провизией… Он навел тщательные справки обо всех городах и создал склады там, где это было удобнее всего. Он велел доставлять провизию разными путями из различных районов Азии; часть привозили транспортами, а часть доставляли купцы.

Византийские генералы, несомненно, тоже заботились о хорошем снабжении своих войск. Арабы и турки на пике могущества уделяли большое внимание вопросам снабжения, которое они осуществляли способами, подходящими для их специфических методов борьбы. История китайских войн полна рассказов о том, какими способами китайцы решали вопросы снабжения войск.

Планирование боевых действий и военная теория

Характер военных действий при феодализме, не способствовавший развитию тактики и стратегии в истинном смысле этого слова, не мог создать и военной теории. Средневековые хроники приводили бесчисленные примеры сражений, а рыцарский эпос не уставал описывать военные приключения. Но все они восхваляли храбрость и умение отдельных бойцов. Тактические соображения не интересовали ни литературу, ни реальность.

Зато в гидравлическом мире организация военных действий подвергалась тщательному изучению. Военные эксперты любили описывать свой опыт в трактатах по тактике и стратегии. Читая «Арташастру», мы видим, что мавританская Индия прекрасно понимала проблемы, характерные для наступления и обороны. Обширная литература Византии, посвященная военному делу, отмечает многие проблемы, созданные оборонительной стратегией империи.

Организационным вопросам исламского боевого искусства уделено внимание в Коране. Там говорится о том, что Аллах любит тех, кто сплоченными рядами идет за него воевать. Позже многие мусульманские писатели обсуждали в своих трудах военные вопросы.

Однако ни одна великая гидравлическая цивилизация не создала такой обширной литературы о войне, как китайская. Китайские государственные мужи уделяли военным проблемам большое внимание; уже в эпоху удельных княжеств многие следовали в своей политике не феодальным, а гидравлическим образцам. Автор «Искусства войны» Сунь-Цзы, каким бы талантливым он ни был, не являлся единственным великим военным теоретиком того времени – не менее одаренными были Сунь Пин и У Ци, а многие идеи Сунь-Цзы позаимствовал, как утверждают современные ученые, из работ древних авторов.

Почти все ведущие удельные княжества имели свои школы военной мысли. Но как бы давно ни были сформулированы их идеи, классический вид они приобрели только во время существования удельных государств. Китайская империя проявляла живейший интерес к вопросам стратегии и тактики по чисто прагматическим причинам. Упомянем лишь одно свидетельство – все ведущие официальные источники начиная с династии Тан (618–907) включали в себя особые и часто крупные разделы, посвященные военному делу.

Численность армий

Правители гидравлических государств, которые считали командование военными действиями своей привилегией, могли – если хотели – создавать очень крупные армии. Их мобилизационный потенциал сильно отличался и значительно превосходил потенциал феодальной Европы.

Завоевав Англию, норманны унаследовали от ее королей, помимо феодальной элиты, элементы старого племенного ополчения. Завоеватели сохранили и развили этот рудимент национальной армии, но даже в Англии феодальное государство могло призывать в армию лишь часть населения.

Армии гидравлических государств не имели пределов. Их численность изменялась в зависимости от военных технологий (вооружения пехоты, колесниц, а также тяжелой и легкой кавалерии), экономических условий (натуральной или монетарной экономики) и национального состава военнослужащих (подчинившихся завоевателям наций или коренных жителей страны). Но потенциально эти армии могли быть очень большими.

Там же, где солдаты сражались в пешем строю – либо из-за отсутствия подходящих для армии животных, либо потому, что в данной стране не знали колесниц и верховой езды, – огромное значение имела численность войска, даже если разные его части были вооружены и обучены по-разному. В древней Мексике и Перу эпохи инков правительство созывало огромные армии пехотинцев. Там, где люди ездят на конях или колесницах, пехотинцев бывает гораздо меньше, и их число может быть сильно сокращено. При развитии денежной экономики большую роль стали играть наемники, которые могли образовывать большие кадровые армии или служить в отрядах вместе с «благородными» воинами.

Что касается завоеваний, то нередко основатель династии, особенно в том случае, когда мечтал о захвате чужих земель, желая сохранить свою власть, стремился опираться на своих соотечественников и не торопился обучать новых подданных военному искусству.

Но какими бы ни были армии аграрных деспотов, преимущество в размерах определяет все. И лучшие армии продвинутого типа обычно состояли из завоевателей и представителей покоренных ими народов.

Как уже говорилось выше, феодальные армии средневековой Европы представляли собой небольшие соединения конных элитных бойцов. Войско, собранное Карлом Лысым, насчитывало менее пяти тысяч бойцов, а в некоторых случаях речь шла лишь о паре сотен всадников. Многонациональные войска крестоносцев обычно имели численность от нескольких тысяч до десяти тысяч бойцов[4]4
  Даже в конце эпохи Крестовых походов международная европейская армия, которая в 1396 году защищала от турок Никополь, имела национальный контингент, не превышавший 10 тысяч бойцов. Только армия, угрожавшая венграм, была больше. Венгры же, по слухам, сумели собрать около 60 тысяч человек. Впрочем, это вполне могло быть массовым ополчением.


[Закрыть], не больше. Арабы имели прекрасные кадровые армии конных воинов, которые они дополняли крупными отрядами вспомогательных войск. Армии первых халифов из династии Омейядов, по словам историков, насчитывали около шестидесяти тысяч человек, а последний правитель этой династии имел, по словам Ибн аль-Афира, войско из ста двадцати тысяч воинов. Харун ар-Рашид однажды начал военную кампанию, имея под своей командой 135 тысяч регулярного войска и неизвестное число добровольцев.

Не менее впечатляющим является сравнение армий феодальной Европы с армиями Западного халифата, или Кордовы. Согласно исламским документам, Мавританская Испания в X веке отправила 20 тысяч всадников для завоевания северных земель. Историк Лот, однако, относится к этой цифре с сомнением, поскольку для Европы той эпохи она кажется сильно преувеличенной. «Вся Европа в те времена вряд ли смогла бы набрать такое количество солдат», – утверждает Лот. Его замечание столь же корректно, сколь и неубедительно. Этот выдающийся историк сам отмечал огромный размер дани, собиравшейся в Кордовском халифате. «Какой контраст с Каролингской или Османской империями, государствами, не имевшими денег! Лишь император Восточной Римской империи, византийский базилевс, вероятно, имел такие же накопления». В другой части своего труда он утверждает, что в ранней Византийской империи имелось две армии по 18 тысяч человек каждая плюс неизвестное число оккупационных сил в Африке и Италии – иными словами, более 40 тысяч человек. Учитывая этот факт, можно не сомневаться, что Мавританская Испания, гидравлическое государство с очень большой численностью населения и доходами, далеко превосходящими любое европейское государство той эпохи, могло выставить на поле боя войско, равное по числу солдат половине всей армии Византийской империи, доходы которой, по оценке самого Лота, были вполне сравнимыми с доходами Мавританской Испании.

В Персии во времена Ахеменидов основную часть войска составляли пешие бойцы. Геродот утверждает, что персидский великий царь мобилизовал на войну с греками около двух миллионов человек, включая элитных бойцов – «бессмертных», которых у него было 10 тысяч. Дел брюк сомневался, что царь послал такую огромную армию в Европу, и эти сомнения вполне справедливы, но его доводы становятся совершенно неубедительными, когда он заявляет, что Персидская империя была способна выставить всего 5 или 6 тысяч бойцов. Впрочем, у нас нет причин отрицать возможность того, что Персидская империя была способна создать армии в несколько сотен тысяч воинов. Манро утверждает, что Геродот неправильно перевел официальный персидский источник, когда оценивал суммарную численность персидского войска в 1 800 000 человек. Сам Манро допускал, что Ксеркс был способен собрать под свои знамена 360 тысяч воинов, а экспедиционный корпус, отправленный им в Грецию, насчитывал 180 тысяч человек.

Величина древних армий Индии, которая, на первый взгляд, кажется совершенно невероятной, становится правдоподобной, если сравнить ее с имеющимися у нас данными о более позднем периоде мусульманской Индии. Согласно греческим источникам, накануне возникновения империи Маури царь Махападма Нанда имел 80 тысяч конных бойцов и 200 тысяч пехотинцев, 8 тысяч колесниц и 6 тысяч боевых слонов; а войско Чандрагупты, если не считать кавалерию, было еще больше – 690 тысяч в целом, не считая его сторонников и помощников. Армии более поздних периодов насчитывали 100 тысяч пехотинцев в царстве Андхра и от сотен тысяч до нескольких миллионов бойцов под командованием последних царей Южного Хинду и великих мусульманских правителей.

В Древнем Китае элитные формирования колесниц сражались бок о бок с крупными отрядами пехотинцев. В последние годы правления династии Чу кавалерия стала вытеснять колесницы, но, очевидно, новые армии, состоявшие из разных видов войск, были более многочисленными. Накануне имперского периода ведущие удельные государства могли мобилизовать три с половиной миллиона пехотинцев плюс неизвестное нам число колесниц и более трехсот тысяч кавалеристов.

Империя Ляо имела кадровую кавалерию в составе 50–60 тысяч бойцов; она могла также похвастаться ополчением в миллион человек. Во времена правления династии Сун (960—1279) китайское правительство подготовило плохо обученную постоянную армию более чем в миллион бойцов. Знаменосцы династии Манчу представляли собой постоянную армию, которая, по крайней мере в течение первого периода, представляла собой высококвалифицированную элитную кавалерию. В конце XIX века численность этих армий, включая маньчжурских, монгольских и китайских знаменосцев, насчитывала 120 тысяч человек. В добавление к этому, правительство опиралось на Зеленую армию, состоявшую преимущественно из китайцев и имевшую от пяти до шести тысяч человек.

Проценты

Отметив эти цифры, вспомним, что население гидравлических цивилизаций, которые способны были содержать огромные армии, в целом было весьма велико. Но поскольку внешние и внутренние условия в этих странах были разными, то и процент населения, служившего в войсках, сильно отличался.

Армия государства Цинь в последний период его существования, вероятно, составляла всего лишь 0,2 процента общей численности населения. В империи Хань каждый здоровый крестьянин был обязан работать на государство и служить в армии. Теоретически это правило касалось 40 процентов сельских жителей или примерно 32 процентов всего населения страны. Кадровая армия династии Ляо составляла около 1 процента населения. Крестьянское ополчение, согласно документам, объединяло около 20 процентов жителей страны.

По данным Геродота (в интерпретации Манро), в Персии Ахеменидов, при численности населения менее 20 миллионов человек, могло быть мобилизовано в армию около 1,8 процента. Допуская, что население последнего периода правления династии Чжоу в Китае было таким же, как и население империи Хань в годы ее процветания, а именно около 6 миллионов человек (впрочем, оно могло быть и меньше), средний мобилизационный потенциал крупных абсолютистских удельных государств мог достигать 6 процентов населения.

Конечно, у нас нет никаких свидетельств того, что в каждом из этих случаев была сделана попытка оценить полный мобилизационный потенциал. Правительство империи Сун, которое в XI веке призвало в армию миллион бойцов из почти 20 миллионов семей, иными словами, из почти 100 миллионов человек, могло реально призывать в армию чуть больше одного процента населения.

Сравнение с Древней Грецией и феодальной Европой очень поучительно. В случае войны в греческом городе-государстве бойцами становились все здоровые свободные мужчины. В течение V века до н. э. Афины могли временно «поставить под ружье» более 12 процентов своего населения, то есть что-то около 20 процентов всех свободных жителей.

Армия германского императора в 1467 году составляла 0,15 процента населения, численность которого равнялась 12 миллионам, а в войске Карла Лысого находилось всего 0,05 процента населения Франции. Таким образом, даже самый низкий процент рекрутов во время позднего периода Цин в Китае превышал число рекрутов Германии 1467 года, что почти в четыре раза больше, чем во Франции IX века. Разница между соотношением числа рекрутов в феодальном государстве Европы и процентами в гидравлических государствах гигантская.

Впрочем, следует отметить, что феодальные лорды, монастыри и торговые города могли выставить гораздо больше солдат, но эти бойцы, число которых было выше согласованной квоты, не обязаны были сражаться в армии своей страны. Феодальное правительство было слишком слабым и могло мобилизовать лишь часть здоровых мужчин страны; зато агродеспотические режимы, подобно древним городам-государствам, этой слабостью не отличались. Технические и политические соображения могли заставить их использовать лишь небольшой процент своих подданных в военных целях. Но по сравнению с феодальными государствами даже относительно малочисленные армии гидравлических стран были в качественном отношении гораздо лучше армий не-гидравлических. К тому же массовые армии агроуправляемых режимов полностью превосходили в абсолютных и относительных терминах армии сравнимых с ними феодальных стран.