Текст книги "Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти"

Гидравлический режим ставит себе на службу доминирующую в стране религию

Аналогичные причины приводили к сходным результатам и в области религии. Гидравлическое государство, не позволявшее иметь ни независимых военных лидеров, ни собственников, препятствовало появлению независимых от него религиозных центров власти. Ни в одном из гидравлических обществ господствующая религия не отделяла себя от властей государства и не превращалась в национально (или интернационально) интегрированную автономную организацию.

Единственная, доминирующая и второстепенная религия

Доминирующая религия может не иметь видимых конкурентов. Так часто происходит в примитивных культурах, где единственными представителями гетеродоксальных идей служат колдуны и ведьмы. Здесь не существует проблемы выбора, и гидравлические лидеры с готовностью идентифицируют себя с доминирующей религией.

Второстепенные религии обычно рождаются и распространяются при относительно дифференцированных институционных условиях. Там, где им дают шанс закрепиться (неиндуистские религии в Индии, даосизм и буддизм в конфуцианском Китае, христианство и иудаизм в странах ислама), правители со временем начинают идентифицировать себя с доминирующей доктриной. Нет нужды объяснять, что в современном значении слово «доминирующий» относится к социальным и политическим аспектам того или иного вопроса. Оно не имеет никакой религиозной окраски. Вопрос о том, являются ли догматы доминирующей в том или ином обществе религии верховными, – это совершенно другой вопрос (да и законен ли он), но в сферу нашего исследования ответ на него не входит.

Религиозные власти, связанные с гидравлическим государством

Гидравлический режим – в отдельных случаях (квази-) иерократический (священный)

Чтобы определить, какие отношения существовали между гидравлической властью и доминирующей религией, следует в первую очередь отказаться от широко распространенного заблуждения. В гидравлическом мире, как и в других аграрных сообществах, религия играет огромную роль, и представителей церкви всегда бывает очень много. Тем не менее важная роль какого-нибудь института не обязательно требует его автономии. Как уже говорилось выше, армии гидравлических стран, существующие на деньги государства, обычно многолюдны, но те же самые факторы, которые делают их такими, помогают им сохранять свое зависимое положение от властей.

Разумеется, церковь нельзя сравнивать со средствами обороны. Но в обоих случаях размер организации зависит от ее близости к правительству – чем ближе, тем она крупнее, поскольку подобное положение позволяет мобилизовывать огромные денежные ресурсы.

Большинство гидравлических цивилизаций обладает огромным числом священников, которые пользуются большим влиянием в обществе. Между тем это не дает нам права называть эти цивилизации иерократическими, то есть управляемыми священнослужителями. Было предпринято много попыток определить значение слова «священник», и выдающиеся специалисты в области сравнительной социологии, вроде Макса Вебера, предоставили нам широкий выбор определений этого феномена, границы которого установить не так-то легко.

Очевидно, священник должен иметь специальное образование, чтобы выполнять свои обязанности, в число которых входит не только чтение молитв, но и принесение жертв. Хорошо образованный священнослужитель может посвящать своим обязанностям только малую часть своего времени, а большую часть проводить в поисках пропитания; в ином случае он может стать профессионалом, который не должен отвлекаться на какие-то иные дела.

Если определить церковную власть как управление государством профессиональными служителями церкви, то мало какие гидравлические страны попадут в эту категорию. Во многих случаях в управлении странами участвовали люди, получившие духовное образование и до того, как войти в состав правительства, служившие священниками. Этот факт очень важен, ибо он помогает понять роль храмов в управлении государством. Но не менее важно подчеркнуть и то, что, когда люди с церковным прошлым становятся видными деятелями государственного управления, они, как правило, появляются в храмах на очень короткое время. Поэтому такой режим нельзя назвать иерократическим в полном смысле этого слова; это, скорее, квазииерократическое управление.

Среди немногих гидравлических правительств, возглавляемых квалифицированными священниками, почти все относятся к последнему типу.

Гидравлические племена индейцев пуэбло управлялись вождями, которые играли ведущую роль во многих религиозных церемониях. Впрочем, за исключением одного или нескольких – часто только касики, – подобные вожди-жрецы проводят основную часть своего времени, работая в поле. Поэтому правительство племени пуэбло было представлено иерархией мужчин, которые, будучи обученными проведению церемониальных служб, в большинстве своем не являлись полноценными жрецами.

Городами-государствами древнего Шумера, как утверждают исследователи, обычно управляли главные жрецы ведущих городских храмов, а выдающиеся придворные и правительственные чиновники, игравшие важную роль в управлении храмовыми поместьями, вполне возможно, были также и профессиональными жрецами. Но имелось ли у этих людей, получивших теологическое образование, время для выполнения многочисленных религиозных функций профессионального служителя церкви? Деймел полагал, что царь-жрец служил в храме только в самых торжественных случаях. Подчиненные этих жрецов аналогичным образом были заняты выполнением светских обязанностей и в равной мере ограничивали свою религиозную деятельность.

Высокопоставленные помощники правителя и многие из чиновников меньшего ранга появлялись на политической арене потому, что были членами самых сильных в экономическом и военном отношении структур – то есть храмов, поэтому мы имеем право утверждать, что правительство шумерских храмовых городов было квазииерократическим. Но даже в Шумере власть храмов уменьшалась. Реформа царя-жреца Урукагина из Ланаша показывает, что уже в 3-м тысячелетии до н. э. ведущие жреческие семьи пытались секуляризовать храмовые земли, иными словами, превратить их в светские. Вскоре после Урукагины великим царям Аккаду и Уру удалось сделать земли некоторых храмов царскими доменами. Во время последующего вавилонского периода храмы утратили роль важнейшего экономического сектора общества, а основная часть чиновников была освобождена от обязанности служить в храмах.

Вавилонский образец встречался гораздо чаще, чем шумерский. Как правило, в гидравлическом правительстве работали профессиональные чиновники, которые хотя и учились на жрецов, но тем не менее становиться ими не собирались. Большинство профессиональных жрецов выполняли свои обязанности в храмах, а если в каком-нибудь правительстве и встречались отдельные служители религии, то это не превращало его в иерократию.

Среди немногочисленных попыток организовать правление жрецов в гидравлической стране самой примечательной можно считать попытку двадцать первой династии фараонов Египта. Но узурпатор ерихор, начинавший свою карьеру жрецом, занимал светскую должность в правительстве еще до того, как фараон назначил его верховным жрецом; он получил этот пост не для того, чтобы усилить власть ведущих жрецов Амона, а, наоборот, чтобы ее ослабить. Подобно жрецам-царям Шумера, правители Египта в эпоху фараонов – включая и ерихора – вероятно, проводили большую часть времени за государственными делами. С точки зрения древней истории Египта самым важным является тот факт, что из двадцати династий периода фараонов только одну в лучшем случае можно считать квазииерократической.

Гидравлический режим – часто теократический

Созидательная, организационная и стяжательская деятельность гидравлического общества стремится сконцентрировать всю свою власть в одном управленческом центре – в правительстве страны и, в конечном счете, в руках того, кто его возглавляет, то есть в верховном правителе. С самого момента возникновения гидравлической цивилизации именно в нем концентрировались все магические силы сообщества. Все религиозные церемонии выполняли специально назначенные жрецы, которые частенько пользовались большой свободой. Но во многих гидравлических обществах верховный представитель светской власти служил также воплощением верховной религиозной власти.

Объявив себя богом, потомком богов или верховным жрецом, этот человек действительно был теократическим (божественным) или квазитеократическим (понтификом) правителем. При этом очевидно, что теократический режим не должен быть ни иерократическим, ни квазииерократическим. Даже если божественный или епископальный суверен учился на жреца, большинству его чиновников не требовалось иметь церковного звания.

Вожди индейцев племени пуэбло и чагга, которые были верховными жрецами своих сообществ, занимали положение теократов; а божественные качества гавайских вождей ни у кого не вызывали сомнения. Однако в примитивных аграрных условиях религиозные и светские власти очень часто бывают тесно взаимосвязаны, и при этом не имеет никакого значения, занимаются ли они ирригацией своих полей или нет.

В противовес широкому распространению теократических институтов среди примитивных аграрных народов теократия в высших аграрных цивилизациях развивалась совсем не равномерно. Теократические или квазитеократические тенденции преобладали во многих гидравлических обществах с централизованными государствами, в то время как в Древней Греции и средневековой Европе их не было совсем.

В Греции эпохи Гомера царь имел божественное происхождение, а его авторитет в религиозных делах был так велик, что его называли «главным жрецом». Последующее демократическое развитие не уничтожило связи между государством и религией, но контроль за обоими этими видами деятельности был передан в руки граждан. И люди следили за ними так строго, что государственная религия в Древней Греции не превратилась ни в клерикальную иерархию, ни в закрытый жреческий орден. Как правило, мужчин, которых должны были посвятить в жрецы, определяли с помощью жребия или в ходе выборов. В связи с этим их не готовили специально для выполнения этой роли, а обучение играло огромную роль в профессиональной деятельности жрецов и помогало им сохранить эту должность. Финансы храмов строго контролировались политическими властями, которые, в большинстве своем, тоже были выборными. Более того, лидеры правительства не считались людьми божественного происхождения; они не действовали как верховные жрецы или главы какого-нибудь скоординированного религиозного ордена. Поэтому слово «теократия», которое можно применять к примитивным условиям ранней Греции, совсем не подходит для граждан государств, живших в демократический период.

В великих аграрных цивилизациях средневековой Европы нетеократическое развитие продвинулось еще дальше. Попытки Пипина и Карла Великого установить теократическое правление не смогли обратить вспять тенденцию к феодальной децентрализации. Среди многих других второстепенных центров военной, политической и собственнической власти, которые ограничивали власть национальных и территориальных лидеров, церковь оказалась самой эффективной, поскольку единая доктрина и все более усиливавшееся объединение руководства помогли ее квазифеодальным местным органам приобрести квазиориентальную (восточную) организационную мощь. После длительного периода борьбы церковь добилась наконец полной автономии. В XI веке французские короли «смирились перед Святым престолом», а германский император Генрих IV признал себя слугой римского папы Григория VII. Какое-то время шла борьба между светской и церковной властью, пока наконец Иннокентий III (1198–1216) не поднял власть римских пап на такую высоту, что предпринял попытку, хотя и безуспешную, подчинить церкви само государство.

Среди многих случаев автономного экклезиастического поведения особенно поучителен пример Англии. В 1215 году английские епископы вместе с феодальными лордами заставили короля Джона подписать Великую хартию вольностей, в которой признавалось законным сбалансированное конституционное правительство. Эта хартия в первую очередь являлась уступкой Богу в пользу англиканской церкви. В первой главе этого документа, дарованного королем английской церкви, утверждалось, что «английская церковь должна быть свободной, пользоваться всеми правами, а ее свободы не должны никем нарушаться» и в особенности «та свобода, которая считается величайшей и необходимейшей для английской церкви, а именно свобода выборов». В статье 42, касавшейся свободы покидать королевство, подтверждалось крайне важное для священнослужителей право посещать Рим, не спрашивая разрешения у короля.

Церковь во времена Великой хартии вольностей не была всего лишь одной из групп эффективно организованных феодальных землевладельцев. Благодаря своей национальной и интернациональной организации, она отличалась и, в определенном смысле, превосходила все другие объединения светского дворянства. Более того, она боролась за свою автономию как организация, имевшая специфические религиозные цели и требования. Но какими бы значимыми ни были эти особенности, церкви не удалось бы ослабить власть политического режима, если бы она, одновременно с этим, не усилила собственнические и организационные силы светского дворянства. В качестве религиозного сектора этих сил церковь в аграрном обществе средневековой Европы превратилась в практически независимую от правительства организацию. Добившись этого, она помогла окрепнуть сбалансированному феодальному порядку более позднего времени, который, в конце концов, и породил современное западное общество.

Таким образом, не важно, где располагались высшие аграрные цивилизации Запада, главное, что они не имели крупных теократических структур. Города-государства классической Греции представляли собой нетеократическое сочетание правительства и религии; а в Европе в эпоху Средневековья светские и религиозные власти, отказавшись от интеграционной системы цезаропапизма, превратились в два сильно отличающихся друг от друга сообщества.

Гидравлическая цивилизация двигалась в совершенно ином направлении. Там, где племенные гидравлические правительства были оформлены в виде теократии, древние образцы обычно сохранялись даже в более сложных институционных условиях. А там, где в догидравлические времена теократии не было, она нередко появлялась как часть гидравлического развития.

В обществе, которое предоставляет уникальные возможности для роста правительственного аппарата, не остается места для развития политически и экономически независимой доминирующей религии. Суверен агроуправляемого государства укрепляет свое светское положение, присваивая себе, в той или иной форме, символы высшей религиозной власти. В некоторых случаях его позицию нельзя назвать полностью теократической, но это скорее исключение, чем правило. В большинстве своем гидравлические режимы, по-видимому, были теократическими либо квазитеократическими.

Разнообразие гидравлических государств не позволяет установить четкую корреляцию. Но, по-видимому, суверены-божества появляются в менее дифференцированных социальных условиях. На неолитическом уровне развития технологии вожди инков теократически управляли простым гидравлическим сообществом. Верховный жрец инков был потомком Солнца, и потому его считали Богом; его родственники разделяли с ним этот статус, но каждый – в определенной мере. Верховный Инка совершал самые торжественные жертвоприношения, ибо по своему рангу считался выше профессиональных жрецов, которых обычно избирали из числа его дядьев и братьев. Его чиновники руководили распределением храмовых земель и их обработкой. Они же управляли и складами при храмах, а также хранилищами, принадлежавшими светским правителям. Таким образом, правительство, которое возглавлял вождь божественного происхождения, контролировало не только светские дела, но и жрецов своего региона.

Теократическое развитие Ближнего Востока отражено во многих литературных и живописных источниках. Появившись на свет без особо примечательных связей с Месопотамией, за исключением культурных, государство Древнего Египта продемонстрировало такой потенциал власти, каким обычно обладали страны с сильно сконцентрированным и относительно простым гидравлическим порядком. Фараон для египтян был богом и сыном великого бога. «Он – бог, Хорус, потомок Бога Солнца – Ра. Он появился из „тела“ своего великого отца и служит посредником между людьми и богами. Недостаток времени не позволяет ему лично совершать большинство религиозных обрядов; но он – верховный жрец и жрец всех богов. Не может быть никаких сомнений в его высоком положении». Первоначально значительную часть службы в храмах проводили царские чиновники, да и самим храмом управляли люди фараона. Но даже после появления многочисленного сословия жрецов государство продолжало распоряжаться доходами храмов, а жрецов назначал сам фараон. Такая система контроля преобладала в эпоху Древнего и Среднего царств и даже в начале Нового. Она распалась во время кризисов и беспорядков в стране, и в конце Двадцатой династии это позволило верховному жрецу стать фараоном.

С Двадцать второй по Двадцать пятую династию Египтом управляли ливийские и нубийские завоеватели, но божественное положение фараонов сохранялось, несмотря на все политические изменения, до эпохи Двадцать шестой династии, которая стала последней.

В Древней Месопотамии общество с начала письменного периода истории было более дифференцированным, чем в Древнем Египте. Именно по этой причине божественная суть шумерских царей объяснялась более сложным языком. В отличие от фараона, который был рожден царем, обретя свое тело в царе – и царице, шумерский царь, уже в чреве своей матери, «был наделен божественными качествами, в первую очередь силой и мудростью. После рождения его вскармливали боги, а возведение на трон и коронация подтверждали его божественную природу». Если, как писал Лабат, царя признают божеством только после его рождения, значит, он не божественный отпрыск божественных родителей, а просто их приемный сын (Лабат Р. Религиозный характер властителей Ассиро-Вавилонии).

Противоречие, касающееся природы царской божественности, отражает сложность древних месопотамских идей, но оно не может затушевать тот факт, что шумерский царь, так или иначе, представлял собой высшую божественную власть на земле. Он занимал пост главного жреца. В принципе он был лишь хранителем должности верховного жреца. Ему было не трудно осуществлять административный контроль над храмами, поскольку в шумерском городе-государстве во главе всех ведущих храмов стояли царь-жрец, его жена и другие члены его семьи.

В конце шумерского периода и в дальнейшем связь правительства Месопотамии с ее храмами становилась все менее прочной, но жрецы так и не смогли избавиться от контроля со стороны светских властей. Царь продолжал занимать положение полубога, аналогичное тому, которое имели его шумерские предшественники. Как и прежде, он имел право осуществлять свои функции верховного религиозного лица. В Ассирии он делал это лично, а в Вавилонии эта роль обычно доставалась его представителю. Обычно, но не всегда. Во время грандиозного праздника Сотворения, отмечавшегося на Новый год, он выполнял столь важную религиозную роль, что «во время этих церемоний становился для своего народа настоящей реинкарнацией бога», писал Лабат.

Б. Мейснер в труде «Вавилон и Ассирия» подчеркивал, что, если в Ассирии правительство осуществляло строгий административный и юридический контроль над доминирующей религией, то в Вавилонии этот контроль был гораздо слабее. Но и здесь цари имели право назначать жрецов высшего ранга; получив свой пост от суверена, жрец, как и все другие чиновники, обязан был принести ему клятву верности.

Ахеменидские цари, которые в ходе завоевательных войн подчинили себе весь Ближний Восток, не имели, с точки зрения своего народа, божественного происхождения. Удалось ли им сохранить на своей персидской родине более ранние нетеократические взгляды? Или их персидские подданные поклонялись им как божественным созданиям, потому что они были наделены божественной сущностью? Но каким бы ни был ответ на эти вопросы, победоносный Кир принял в Вавилонии все элементы халдейской монархии, включая и идею о божественном происхождении царя, а его последователи поступили точно так же и в Египте. Как и всех древних египетских царей, известных нам, Дария называли божественным «Хорусом» и «добрым богом».

Эллинистические суверены империй Птолемеев и Селевкидов быстро научились совмещать религиозное и светское управление. Зато поклонение царю на институциональной окраине гидравлического мира, в Анатолии, было развито гораздо слабее. Но и здесь, по мнению Нильсона, эллинские правители определенно, хотя и осторожно, стремились утвердить свой теократический статус (Нильсон М. История греческой религии).

Римляне позаимствовали многие институты у своих новых подданных, живших на Востоке. Внедрение идеи о божественном происхождении императора проходило постепенно, однако поклонение императору уходило корнями в первые годы империи. Культ, который был предложен еще Цезарем, был официально утвержден первым императором Рима Августом.

В ранней Византии христианство приспособилось к самодержавному режиму, который считал себя «полностью компетентным в деле установления законов для всех религий и всех светских дел» (Бери Дж. История поздней Римской империи), но концепция божественного происхождения правителя здесь не прижилась. Несмотря на значительные усилия утвердить идею о полубожественной сущности императора, византийское правительство было, по нашим критериям, лишь частично теократическим, в лучшем случае.

У ислама имелись свои причины отвергать идею божественного происхождения правителя: Магомет был пророком Аллаха, а не его сыном; поэтому халиф, унаследовавший власть пророка, божественного статуса не имел. И хотя он отвечал за все важнейшие религиозные дела, звания верховного жреца он получить не мог. Оценив положение халифа по этим критериям, мы вслед за другими экспертами можем сказать, что оно не было ни теократическим, ни иерократическим[9]9
  Впрочем, все это справедливо в основном для суннитской части исламского мира. У шиитов теократические тенденции время от времени становились очень сильными. К примеру, шах Измаил из династии Сафавидов, очевидно, «считал себя инкарнацией Бога».


[Закрыть].

В Китае правитель появляется на арене истории в качестве верховного авторитета как в светских, так и религиозных делах. Но мы не знаем, отражал ли его традиционный титул «Сын Небес» древнюю веру в божественное происхождение императора или нет. Повелители империи Чжоу и последующих имперских династий, использовавшие этот титул, считались людьми, хотя и занимали полутеократическое положение. Наделенные небесным мандатом, они контролировали магические отношения с силами природы, принося богатые жертвы. Во время великих религиозных церемоний правитель и его чиновники центрального и местного управления играли главные роли, оставив профессиональным жрецам и их помощникам второстепенные. Император был главным лицом в самой важной церемонии – принесении жертвы Небесам; он играл ведущую роль и в ритуале жертвоприношения Земле, прося у нее даровать богатый урожай, а также дождям в начале лета и национальным божествам Почвы и Проса. Некоторые из этих жертвоприношений совершались в столице империи. Другие производились во многих региональных и местных центрах государственной власти; их совершали высокопоставленные провинциальные, областные и городские чиновники. В число этих ритуалов входили: великая жертва дождю, церемониальная пахота, жертвы Конфуцию и покровителю сельского хозяйства и т. д.[10]10
  Таким образом, в политическом строе Китая традиционные религиозные идеи и практики играли огромную роль, и некоторые из них были многочисленны и внушали народу чувство благоговения. Выдающийся европейский эксперт по китайской религии де Гроот называл великую жертву Небесам «вероятно, самой впечатляющей церемонией, когда-либо совершавшейся на Земле» (Де Гроот. Универсизмус).


[Закрыть].

Суммируя все вышеизложенное, подчеркнем: в китайской государственной религии правитель и высшие чиновники выполняли самые важные функции жрецов, хотя в большинстве своем эти чиновники и сам император были заняты преимущественно светскими делами. Поэтому правительство традиционного Китая представляло собой последовательный – и весьма необычный – вариант теократии.

Аграрный деспотизм всегда включает доминирующую религию в свою систему власти

Таким образом, в пределах гидравлического мира некоторые страны управлялись квазииерократически с помощью профессиональных жрецов, которые уже не занимались своими церковными делами, а многие другие государства управлялись теократически или квазитеократически суверенами «божественного» происхождения или же понтификами, то есть главами церквей. Среди последних ряд случаев был пограничным, а другие, вероятно, не являлись ни иерократическими, ни теократическими. Но даже среди последних доминирующая религия не сумела утвердить себя в качестве независимой церкви, противостоящей правительству. В той или иной форме она была интегрирована во властную структуру гидравлического государства.

В определенных районах Мексики до завоевания ее конкистадорами политическим лидером также был верховный жрец, а в Мичоакане эта форма управления господствовала до испанского вторжения. В территориальных странах, существовавших вокруг озера Мехико, функции государства были разделены еще до испанского завоевания, но король продолжал выполнять определенные церковные задачи, и храмы с их персоналом находились под его властью. В отдельных случаях суверен в одиночку или вместе со своими помощниками высшего ранга надевал церковные облачения и лично совершал жертвоприношения. Более того, и, возможно, это было самым важным, король и его высокопоставленные помощники назначали главных жрецов, а храмовая земля, скорее всего, находилась под тем же управлением, что и правительственная.

Следует ли нам по этой причине называть Мексику доколумбовых времен квазитеократическим государством? Возможно, мексиканское созвездие не поддается простой классификации, но ясно одно: жрецы разных храмов, которых собирали для проведения церемоний, не имели собственной независимой организации. Тесно сотрудничая со светскими властями, детей которых они обучали и в армиях которых служили, они становились не противовесом деспотичному режиму, а его неотъемлемой частью.

О пограничных случаях древней Персии Ахеменидов, а также Византии и исламского общества мы уже говорили. Но даже тогда, когда правительства этих стран были только относительно теократическими, доминирующая религия была везде прочно встроена в светскую систему власти. Царь Ахеменидов, который был абсолютным владыкой лишь в светских делах, теоретически имел последнее слово и в религиозных вопросах. Но так было только в теории. Пример Артаксеркса II показывает, что ахеменидский царь мог очень сильно изменить религиозный культ. Господствующие в стране жрецы или маги составляли привилегированную группу, но не создали национальной автономной церкви.

Древняя Византия стоит в ряду незначительного числа гидравлических цивилизаций, в которых доминирующей религии было разрешено господствовать как церкви. Но несмотря на то что эта церковь имела прекрасную организацию, она не смогла превратиться в независимую единицу, подобно ее римской ветви, после распада западной части Римской империи. Во время раннего периода византийской истории – то есть с IV по VII век – «святой», но не «божественный» император следовал римской традиции, которая гласила, что религия его подданных была частью публичного права, что давало ему возможность осуществлять практически неограниченный контроль над жизнью церкви (Остро – горский Г. История Византийского государства).

В странах ислама политическое и религиозное лидерство с самого начала принадлежало одному и тому же человеку, и следы этого сохранялись на протяжении всей истории этой религии. Положение исламских суверенов (халифов и султанов) претерпело много изменений, но никогда не теряло своей религиозной окраски (Арнольд Е.В. Халифат). Первоначально халифы руководили большими общественными молитвенными собраниями. Под их юрисдикцией провинциальные губернаторы возглавляли ритуальные службы, особенно по пятницам; они также проводили и церемонии, хутбы. Халифы назначали официальных толкователей священного закона, которых называли муфтиями («Законы Ману»). Места, где молились мусульмане, назывались мечетями, которыми управляли люди, напрямую зависевшие от суверена; их называли кади, а церковными наделами, которые обеспечивали основной доход мечетям, нередко, но не всегда управляло правительство. В течение всей истории ислама халиф оставался самой высшей властью для всех мечетей. «Он вмешивался в управление и делал то, что ему хотелось»; «Он мог также вмешиваться во внутренние дела мечети, вероятно, благодаря своим правительственным органам» (Педерсен Дж. Масджид). Все это не превращало халифат в теократию, но свидетельствовало о том, что правительственная власть достаточно сильна, чтобы помешать исламской церкви сделаться независимым государством в государстве.

В Индии отношения между светскими и церковными властями претерпели значительные изменения, но определенные базовые черты просуществовали в течение всего периода Хинду и даже после его окончания. Имеющиеся в источниках свидетельства говорят о том, что в самом начале истории Индии правительство меньше зависело от помощи жрецов, чем в последнюю половину 1-го тысячелетия до н. э. (Фик Р. Социальная организация Северо-Восточной Индии во времена Будды). Но какие бы изменения ни происходили, светские и религиозные власти продолжали работать в тесном сотрудничестве.

Но имелись ли у браминов намерения или способности обеспечить себе автономное положение, подобное тому, какое занимала церковь в феодальной Европе? Почему они жили за счет подарков и грантов правительства – потому, что им так нравилось, или потому, что у них просто не было другого выбора? Мы знаем о браминах лишь то, что, подобно другим группам жрецов, они предпочитали сильное и безопасное положение слабому и неустойчивому. А вот суверены Индии именно этого и хотели. Подобно другим гидравлическим монархам, они предпочитали, чтобы их подданные владели слабыми формами собственности, которые нуждалась бы в их управлении. Они оплачивали труд своих светских помощников деньгами, товарами и землями методом узуфрукта (правом пользования чужой собственностью и доходами от нее без причинения ущерба). Точно таким же образом они награждали и представителей доминирующей религии. Подобная политика господствовала и в конце периода хинду, в результате чего увеличение числа частных земель и частных владельцев не смогло консолидировать их власть способами, сравнимыми с теми, что существовали в Европе конца феодализма и в постфеодальной Европе.