Текст книги "Наследники Виннету"

– Не надо бренди! Никакого бренди!

Папперман уже нес суп.

– Только бульон из старой курицы, – пояснил он. – Но все же неплохой.

Он поставил тарелку перед индейцем, но тот даже не прикоснулся к ней. Тогда Душенька схватила ложку и принялась кормить незнакомца. За соседним столом это вызвало всеобщее веселье.

– Вообще-то бульон наш! – послышался наглый голос Хоуи. – Но ради прекрасной картины мы можем им пожертвовать. Сюжет называется «Тройное Милосердие, или Проголодавшийся индеец». Через пять минут все будет готово!

Действительно, не прошло и пяти минут, как весьма посредственные карикатуры лежали перед нами,

– Великолепно! – резюмировал я. – В самом деле великолепно! Сколько стоят такие картины?

– Картины?! – засмеялся Хоуи. – Он называет это картинами! Да они ничего не стоят, ничего! Мы дарим их вам!

– Дарите? – изобразил удивление я.

– Да.

– Все шесть?

– Да, да!

– Спасибо! – Я сложил листки вместе, спрятал их и продолжал: – Но я порядочный человек. Я не принимаю подарков, не выразив свою признательность. Может, кто-то из вас нарисует меня верхом? От меня не убудет, если я потрачу пять долларов.

– Пять долларов? Thunderstorm! 2020
  Гром и молния! (англ.)


[Закрыть] Это же целое состояние! Спешу! Сейчас же веду лошадь! – крикнул кто-то из компании.

Он исчез, и другие последовали за ним.

– Вы что-то замыслили? – спросил Папперман.

– Конечно. Грядет наказание! Поспешите к хозяину и скажите ему, что мне нужны два-три хороших, настоящих свидетеля, по возможности адвокаты, полицейские или люди из городского начальства. Пусть они поднимутся наверх, в наши номера, и наблюдают из окон за тем, что произойдет.

– Сейчас же позабочусь!

Привели лошадь. Хоуи потребовал пять долларов авансом. Я заплатил. Сделав вид, что никогда прежде не сидел верхом, я три раза съезжал по крупу, не добравшись до седла. На четвертый я так прыгнул, что перелетел через лошадь и приземлился с другой стороны.

Мои упражнения вызвали гомерический хохот. Наконец общими усилиями меня подняли наверх и дали в руки поводья. И начался сеанс рисование.

– Великолепная, великолепная картина! – повторял, подбадривая меня, один из «художников». – Мистер Бартон, вы гордо восседаете на коне, как рыцарь, который победил на турнирах всех противников.

Естественно, на бумаге все было далеко не так.

– Это правда? Прекрасно!

– Конечно, конечно!

– Мне кажется, ни один из нас не сравнится с вами в верховой езде! – усмехнулся Хоуи.

– Серьезно?

– Да, серьезно!

– Скажите, а сколько стоит такой конь?

– Вы хотите его купить?

– Возможно, не только его одного! Раз вы считаете меня отличным всадником, было бы глупо продолжать путь на поезде. Верхом гораздо дешевле! Или нет?

– Конечно дешевле, ясное дело! У нас есть несколько лишних лошадей. Мы можем продать вам одну.

«Художники» как-то странно отреагировали на слова Хоуи, и это не прошло незамеченным.

– Только одну? – спросил я. – Но мне нужно пять, а лучше шесть!

– Ого! Для кого?

– Для меня и миссис Бартон.

– Которая играет на гитаре?

– Да. И для нескольких моих хороших знакомых.

– Тоже музыкантов?

– Если это доставит вам удовольствие, то – да. Лучше всего я бы взял трех лошадей и трех мулов, а также седла к ним. Сколько все это стоит?

Поначалу компания была ошеломлена. «Художники» переглянулись, после чего Хоуи испытующе посмотрел на меня:

– Три лошади и три мула? Какие же?

Я указал на белых в яблоках лошадей:

– Вон те мне нравятся. Я заплачу любую цену!

Снова раздался смех.

– Забавно, забавно! Очень даже забавно!

– Сколько же у вас при себе денег, сэр?

– Двести пятьдесят долларов! – гордо произнес я, разыгрывая простачка. – Гораздо больше, чем стоит все ваше лошадиное хозяйство.

Снова раздался хохот, «художники» стали перешептываться, забыв о моем незаконченном портрете верхом. Вероятно, они соображали, как прибрать к рукам мои доллары.

– Спускайтесь! – потребовал от меня Хоуи. – Вы нам очень понравились, мистер Бартон! Вы получите и лошадей, и мулов, и седла. Даже даром, если захотите!

– Даром? – удивился я.

– Сделаем так. Сейчас мы оседлаем лошадей и мулов, всех шестерых. А вы должны будете промчаться по пустоши, а потом перемахнуть через стену!

– Взять барьер?

– Вот именно. Вы справитесь!

– А почему бы нет? Разве можно выпасть из седла, если ноги в стременах, а поводья в руках?

– Конечно нет! – засмеялся он, и другие снова заржали. – Стало быть, каждый конь и каждый мул, на котором вы перенесетесь через стену, не сломав себе шеи и не будучи выброшенным из седла, ваш!

– Могу я при этом снять шляпу и пиджак?

Компания замычала от удовольствия, но он сдержался и ответил:

– Вы можете надеть или снять все что угодно. Даже если вы хотите выглядеть пугалом или клоуном, мы не возражаем. Но теперь – самое главное! Сначала вы должны уплатить двести пятьдесят долларов. Если вам удастся сделать шесть прыжков, то получите их назад, а кроме того, возьмете себе лошадей и мулов. Но в случае неудачи вы не получите ничего, а ваши деньги станут нашими. Вы согласны с этими условиями?

– Разумеется! Вы рискуете животными, значит, и я должен чем-то рисковать. Хотя все ваши животные не стоят всех моих денег, я поступлю благородно!

Снова все рассмеялись. Хоуи при этом заметил:

– Совершенно верно! А поскольку мы предоставляем вам лошадей и мулов тотчас же, то и вы позаботьтесь о том, чтобы сразу выложить ваши денежки!

– Как только подпишем контракт.

– Контракт? – Хоуи насторожился.

– Да. Я слышал, что торговцы лошадьми – хитрейшие создания и что с ними всегда надо держать ухо востро!

– Но мы не торговцы лошадьми, мы – художники!

– И все же! В данном случае это сделка по поводу лошадей и не имеет значения, кто мы и что мы!

– Ладно! Согласен. Бумагу сюда!

– А я диктую! – не дал опомниться я.

Я слез с лошади так, чтобы это выглядело сползанием, а не соскоком. Хоуи сел за стол. Я продиктовал ему текст, а он записал его без всяких возражений, поскольку был уверен, что при первой же попытке я вылечу из седла. Я говорил довольно громко и посматривал на наши окна, в которых виднелись нужные мне люди, слышавшие каждое слово.

Закончив диктовку я добавил, что должен передать деньги незаинтересованному лицу, что этот человек и никто иной должен седлать лошадей и мулов и что этим лицом будет мистер Папперман. Хоуи проявил беспечную неосторожность, согласившись на такие условия. Бумагу подписала вся компания, последней подписью стала моя.

Я передал старому вестмену контракт, и тот спрятал его. С этого момента я мог считать шестерых великолепных животных своей собственностью. Вытащив бумажник, я с видимым удовольствием отсчитал указанную сумму. Улыбнулась и Душенька. Она мне тихонько кивнула. Индеец между тем пришел в себя и с интересом следил за происходящим. Его проницательный взгляд говорил о том, что он догадался о предстоящем торжестве справедливости.

– А теперь по коням! – скомандовал Хоуи в предвкушении редкого зрелища.

Компания выскочила из дверей, которые старый Папперман тотчас закрыл. Я медленно шел следом, не спуская с «художников» глаз. «Художники» подошли к своим пеонам и стали им рассказывать о предстоящих скачках. Пеоны – это конюхи и слуги, которых обычно набирают из мексиканцев низших сословий. Но эти определенно были американцы, возрастом за сорок, и вели они себя не как слуги, а как хозяева.

Судя по всему, им пришелся по душе предстоящий розыгрыш, жертвой которого должен был стать я, поскольку они ехидно засмеялись. Когда Хоуи направился к белым лошадям, один из них весело крикнул вслед:

– Жаль, что Зебулона и Гарримана нет с нами!

Можно представить, как подействовали на меня их слова! Значит, Энтерсы! А очередность, в которой были названы имена?! Первым был Зебулон! Он соответствовал этой компании гораздо больше, нежели его брат. Но теперь не до раздумий. Я был занят выбором, руководствуясь интуицией. Мой выбор пал на одно женское и пять лучших мужских седел.

Мне стало жаль потраченных на спектакль усилий, поскольку все эти люди оказались элементарнейшими тупицами. Когда я из кучи седел выбрал пять самых лучших, они должны были понять, что перед ними не последний остолоп. Но они были настолько ослеплены чувством собственного превосходства, что один даже отдал мне большие шпоры.

Папперман оседлал сначала мулов, а потом породистых лошадей, после чего те не дали никому сбоку приблизиться к ним. Мне необходимо было узнать, касается ли это только левого бока, стороны посадки, или правого – тоже. Я сделал вид, словно хочу подойти к ним поближе, но они постоянно поворачивались ко мне мордами. Сзади они тоже никого не подпускали и резко били копытами. Теперь я знал, что на этих трех лошадях гораздо легче перескочить через стену, чем на мулах, о способностях которых можно было лишь гадать.

– За дело, мистер Бартон! – скомандовал Хоуи. – Время не ждет! Позвольте нам только вернуться в «садик», чтобы мы могли видеть ваши «полеты»!

– Сначала помогите мне сесть в седло! – деланно закряхтел я, подходя к одному из мулов.

Они забросили меня в седло, а сами со смехом поспешили в «сад». Мы остались вместе с Папперманом. Он ни на шаг не отходил от меня и всячески давал понять, что я могу полностью на него положиться.

Я тронул мула с места. Тот особо не упрямился и устремился вперед, все быстрее и быстрее. Вдруг он развернулся, описал круг на месте и снова устремился вперед, переходя на рысь. В седле я скользил как на льду, иногда даже терял поводья, а ноги вылетали из стремян. Со стороны все это выглядело комично, но в действительности я устроил мулу строгий экзамен, да такой, что тот без моей команды не делал ни шагу. Животное прошло хорошую мексиканскую выучку. Когда я его стал готовить к прыжку, он повиновался так быстро, что я едва успел придержать его, чтобы не дать прыгнуть раньше времени. Как только мы приблизились к стене, послышался язвительный смех.

– Сюда, сюда, мистер Бартон! – весело подзадоривал меня Хоуи.

– Прыгать?

– Конечно!

– Тогда уж не обессудьте!

– И в голову не придет! Давайте!

Пока он подначивал меня, мул перескочил стену и словно врос в землю на другой стороне. Мой первый взгляд был направлен на индейца. Глаза его горели.

– Черт возьми! – вырвалось у Хоуи.

Его товарищи рассыпались в не менее содержательных репликах.

– Ну? – обратился я к Хоуи. – Где я? Здесь или все еще там?

– Черт бы вас побрал! – зло выругался он. – Кажется, вы все-таки умеете ездить верхом?

– А разве я утверждал обратное?

Соскочив с седла, я привел мула из «сада» во двор и оставил его там, весело кивнув Душеньке. Затем пошел за следующим. Тот совершил точно такой же прыжок, что и первый.

– Вот тебе раз! – присвистнул Хоуи. – Этот парень умеет обходиться с лошадьми! Он просто лгал нам!

Я не реагировал на его слова. Второй мул был оставлен во дворе рядом с предыдущим. Потом я попросил Душеньку:

– Пожалуйста, пока я ухожу за третьим, прикажи принести мой чемодан и поставить его сюда, на наш стол!

Подойдя к пеонам, я услышал вопрос:

– Сэр, похоже вы хотите сыграть с нами скверную шутку?

– Если это и так, то у меня те же намерения, что прежде были у вас.

– Учтите – из этого ничего не выйдет!

– А вот такие слова я воспринимаю всерьез.

Пеон решительно двинулся ко мне и с угрозой произнес:

– Предупреждаю вас!

Я пренебрежительно пожал плечами.

– Предупреждаю! – повысил он голос. – Но совсем по другой причине. Лошади не глупые мулы. Либо они вам переломают кости, либо вы сами сломаете себе шею!

– Меня это не пугает.

Притворяться я больше не считал необходимым и лихо вскочил на мула, которого уже подвел Папперман.

– Как насчет лошадей? – спросил он тихо.

– Все в порядке, – ответил я.

– Но ведь они никого не подпускают!

– Посмотрим.

После этих слов я пришпорил мула и благополучно перелетел через стену.

Когда я привел третье животное во двор, тот был полон зевак. Слух о поединке разнесся по городу, и люди собрались поглазеть на необычное зрелище. Хозяину это было только на руку.

Душенька сама снесла вниз мой чемодан и сообщила мне, что четыре свидетеля стоят у наших окон: трое полицейских и господин, которого ей представили как коррехидора 2121
  Коррехидор (ucn. corregidor) – чиновник высшего ранга, выполнявший судебные и административные функции в городах и провинциях.


[Закрыть].

– Это примерно то же самое, что наш бургомистр. Мексиканцы часто пользуются этим испанским словом, – пояснил я ей.

– Он пришел позже. Его вызвал один из полицейских по одной неизвестной мне причине, которая, как он уверил меня, очень важна.

Я открыл чемодан, вытащил из него куртку из отлично выделанной белой кожи, украшенную по швам прядями волос.

– Уфф! – не сдержался индеец. – Такое может принадлежать только вождю! Но только у костра совета и на празднествах племени!

Я молча снял пиджак и надел индейскую куртку.

Когда я вынул из покрывала головной убор вождя, индеец снова издал возглас удивления:

– Уфф! Настоящее оперение военного орла 2222
  Военный орел – один из видов обитающих в Скалистых горах горных орлов, перья которых индейцы обычно использовали для военных головных уборов.


[Закрыть], которого давно уже нет! Пять раз по десять перьев?!

– Больше, – улыбнулся я.

Тут он почтительно поднялся и сказал:

– Тогда я должен извиниться и приветствовать…

– Тише! – прервал я его. – Мы здесь не у костра совета! И не только для того, чтобы взять этих породистых животных!

Перья моего головного убора, история которого, кстати, очень интересна, доставали до самой земли. В нем чувствовалась добросовестная индейская работа. Когда я его надел, кто-то из той шестерки захохотал. Но Хоуи грубо оборвал его:

– Что здесь смешного? Разве не видите, что происходит? Он знает тайну трех жеребцов! Остается надеяться, что он все же свернет себе шею!

Я прошел между ними и вышел к лошадям, возле которых стояли пеоны. Никто из них не сказал ни слова, но взгляды, обладай они силой ружейных пуль, тотчас сразили бы меня насмерть.

Лошади прижались друг к другу еще теснее. Они наблюдали за мной не шелохнувшись; их красноватые ноздри раздувались, маленькие уши подрагивали, а длинные, пышные хвосты колыхались. Две дали мне подойти спокойно, третий, жеребец зафыркал и отступил назад. Я решил оставить его напоследок. Он был самым умным, его глубокие, ясные глаза осмысленно смотрели прямо на меня. Он имел такой безупречный экстерьер, что я сразу предназначил его для себя.

Вскочив на жеребца, которого избрал для первого прыжка я промчался галопом два круга, после чего без всяких усилий перелетел через стену, как будто она была всего лишь нижней ступенькой лестницы.

Громкие аплодисменты нарушили напряженное молчание. Но шестеро «художников» не издали ни звука. Я поставил лошадь рядом с мулами, потом вышел, чтобы приняться за следующего. И ему удалось так же легко взять барьер.

Когда я в последний раз вышел к пеонам, тот из них, что уже разговаривал со мной, сказал:

– Сэр, вы настаиваете на продолжении, чтобы…

– …чтобы преподать вам урок, – с улыбкой окончил я.

– Оставьте! Вы справились с задачей. Хватит! Мы не желаем больше участвовать в этом дешевом фарсе!

– Я тоже! А потому через пару минут закончим!

– Нет! На этого коня вам не сесть!

Пеон решительно подошел к жеребцу спереди, чтобы схватить его за поводья, но я оказался проворнее. Когда жеребец повернул к нему голову и грозно фыркнул, я в несколько прыжков оказался рядом и вскочил в седло, А теперь ноги в стремена – и за поводья! В ту же секунду жеребец взвился на дыбы. Пеону пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под копыта.

– Собака! – рявкнул он. – Ты ответишь! – И, повернувшись к своим спутникам, крикнул: – Сделка недействительна! Ему придется вернуть всех животных! Быстро во двор!

Я крепко сидел в седле, а жеребец и не пытался сбросить меня – все благодаря индейской одежде, – но все-таки не признавал во мне индейца.

Решив, что его выращивали дакота, я попытался заговорить с ним на их языке:

– Шуктанка ваште, ваште! Токийя, токийя! 2323
  Дорогой конь, будь добр, будь добр! Беги, беги дальше! (Пер. авт.)


[Закрыть]

Но приглашение не возымело действия. Я продолжил на языке апачей:

– Йато, йато! Татиша, татиша! 2424
  Будь добр, будь добр! Беги, беги! (Пер. авт.)


[Закрыть]

Животное навострило уши и вильнуло хвостом. Я попробовал на языке команчей:

– Эна, эна! Галак… 2525
  Дальше, дальше! Иди… (Пер. авт.)


[Закрыть]

Жеребец радостно заржал и заплясал на месте. Тут мне пришла в голову догадка, позже подтвердившаяся. Я вспомнил о таком же жеребце, только темном, которого мой друг Апаначка, тогда еще вождь найини-команчей, ловко объездил. Я рассказывал о нем в третьем томе «Верной Руки». Я знал: и Апаначка и Олд Шурхэнд много потрудились, чтобы объединить эту прекрасную породу, выведенную команчами, с любимцами Виннету и лучшими рысаками дакота. В этой помеси должны были соединиться – и соединились – лучшие качества всех трех пород. Теперь таких лошадей разводят в двух заводах, один из которых расположен в районе Биджоу-Крик, притока реки Саут-Платт. Там Олд Шурхэнд заложил себе жилой дом, где имеет привычку проводить несколько месяцев в году. Обставленное с великолепным вкусом поместье упомянуто в его письме ко мне. Может, все три белых жеребца оттуда? А мулы? Может, эти так называемые художники и пеоны – конокрады? Весьма вероятно. Ведь Тринидад – известный центр торговли лошадьми.

Все это быстро пронеслось у меня в голове, пока конь пританцовывал подо мной. Обоих его собратьев уже увели. Жеребец хотел было последовать за ними, но я погнал его галопом к стене – и тут резко осадил. Он ворчливо «попросил» дать ему прыгнуть. Вот это я и хотел услышать. Конь был умен – он «говорил». Теперь я спокойно мог исполнить свое намерение, и барьер, как выразился бы скаковых дел мастер, был «элегантно взят».

– Удалось! Теперь лошади принадлежат ему! – расколол тишину многоголосый хор.

Папперман молниеносно вырос за моей спиной. Я передал ему жеребца, чтобы он отвел его во двор к остальным.

– А ну, стой! Стоять там! – заорал Хоуи. – Жеребец наш, остальные тоже! Давайте их сюда!

С этими словами «художник» вцепился в поводья лошади. Я решительно шагнул к нему с криком:

– Прочь от коня! Считаю до трех: один… два… три!

Он упорствовал. Тогда я встряхнул его пару раз, а потом хватил кулаком так, что он влетел в объятья своих приятелей и рухнул на землю, увлекая за собой несколько человек. Пеон, оскорбивший меня, ринулся ко мне сжав кулаки, с криком:

– Хочешь подраться? Это тебе даром не…

Он не договорил. Ему помешал новый хозяин, предусмотрительно успевший собрать несколько дюжих молодцов, чтобы те в решающий момент могли сказать свое слово.

– Тихо! Заткни глотку! – рявкнул он пеону, а потом повернулся ко мне: – Здесь ресторан, а не боксерский ринг, и я никому не позволю размахивать кулаками! Сначала курица, а потом дела!

Хитрый парень. Чтобы осадить пеона, он обвинил меня, дав при этом понять, чтобы я не принимал его «размахивать кулаками» близко к сердцу.

– Ладно! – согласился пеон. – Пусть будет так! Сначала курица, потом лошади!

– Нет! – объявил Хоуи и, прихрамывая, направился к стулу. – Он должен сочинить нам музыку! Музыку обеденного стола! Пусть он дует в губную гармошку, а миссис Батлер сыграет на гитаре!

– Как пожелаете! – отозвался я, чувствуя, что одного урока еще недостаточно.

Подойдя к Душеньке, я вынул из куртки два револьвера и тихо спросил:

– Ты понимаешь, что сейчас может произойти?

– Да, – ответила она.

– У тебя хватит самообладания?

– Думаю, да!

– Тогда идем!

Я взвел оба револьвера и дал один ей. До этого момента оружия они видеть не могли. Теперь же я развернулся и подошел к столу, а Душенька последовала за мной. Подняв правую руку с револьвером, я произнес:

– А вот и моя гармоника!

– А вот и гитара! – подхватила Душенька.

– Игра начинается! – продолжал я. – Если кто-то из вас дотронется до оружия – ляжет с пулей в груди!

На несколько мгновений воцарилась глубокая тишина. Револьвер в руке моей Душеньки подрагивал. Другой рукой она держалась за меня. Но угроза в конце концов подействовала. Ни один из «художников» или пеонов не рискнул шевельнуться. Вокруг послышались возгласы одобрения.

– И курицу туда! – кричало, орало, смеялось и издевалось все, что имело голос. – Туда, туда! Курицу!

– Коррехидор идет! – услышал я. – Коррехидор!

Речь шла о господине бургомистре. За ним появились трое полицейских – наши свидетели. Но направлялись они сюда, как позднее выяснилось, не только по этой причине.

– Спрячьте револьверы, мистер Бартон! – обратился ко мне коррехидор. – Они послужили вам, а теперь, поскольку я сам займусь этим делом, они вам больше не понадобятся. Лошади и мулы ваши. Никто не может у вас их отнять. Ваши деньги тоже снова принадлежат вам!

– Ого! – выкрикнул упомянутый выше пеон, увидев, что наше оружие больше на него не направлено. – Вы забыли у нас спросить!

– Конечно, вас это тоже касается! Именно вас, мистер! Мне нужно знать ваше имя! Только настоящее, а не вымышленное!

– Мое имя?! – скис пеон. – Зачем? Знать не знаю никаких вымышленных имен!

– А я знаю целый десяток, которыми вы пользуетесь, чтобы укрыться от правосудия. Ваша настоящая фамилия – Корнер. Под последней чужой фамилией вас осудили в Спрингфилде за грабеж и конокрадство, но вы удрали!

– Это неправда! Это ложь! Гнусная ложь! Я честный человек и никогда ни у кого не брал и цента!

– В самом деле? Хотите взглянуть на того, кто не только утверждает, но и докажет обратное?

С этими словами коррехидор отошел в сторону, и стоявший у него за спиной полицейский выступил вперед. Он иронически спросил:

– Вы хорошо меня знаете, мистер Корнер? Я арестовывал вас в Спрингфилде и с большим удовольствием проделаю это сегодня. Теперь я служу здесь, в Тринидаде!

Едва пеон увидел полицейского и услышал эти слова, как выкрикнул:

– Негодяй, мерзавец! Черт бы вас всех побрал! Уходим!

Он прыгнул в сторону и что есть мочи помчался в пустошь, где стояли лошади. Вся компания моментально последовала его примеру.

– За ним! Поймать его! – прокричал коррехидор, бросившись следом.

Я тоже привык действовать быстро, когда нужно. Мне удалось поймать и задержать одного «художника». Он собрался было защищаться, но Папперман вырвал его из моих рук, швырнул на землю и прижал коленом.

Беглецы вскочили на лошадей и помчались прочь, прихватив с собой четвертого мула и лошадь нашего пленника.

– Мерзавцы! – взвыл он, увидев это. – А как же я?

– Это зависит от тебя, – ответил я.

Послышался крик коррехидора:

– Быстро к коралям! Возьмите лошадей!

Коралей, где содержатся за загородкой лошади, в Тринидаде было великое множество. Кое-кто внял голосу разума и поспешил обзавестись лошадью, чтобы преследовать ускользнувших беглецов. Мы остались одни, и я повернулся к пленнику, которого все еще крепко держал Папперман:

– Вставай, негодяй! И слушай, что я скажу!

Папперман позволил ему подняться, но не более. Я продолжал:

– Если ты честно ответишь на мои вопросы, мы освободим тебя.

Он испытующе взглянул на меня.

– Ну что же, вы не похожи на лжеца. Надеюсь, вы сдержите слово. Спрашивайте, что вы хотите знать!

– Откуда эти три белых пятнистых жеребца?

– С фермы некого Олд Шурхэнда.

– А мулы?

– Оттуда же.

– Украдены?

– Собственно, нет. Корнер пронюхал, что для одного немца и его жены приготовили лучших лошадей и мулов. Сопровождать их должны были несколько юных художников и скульпторов…

– Зачем? – перебил я.

– Чтобы ехать на землю апачей на большой совет. Юный Шурхэнд пригласил их, но он с отцом долго был в отъезде. А тут появились мы. Толк в маскараде мы знаем. Так вот, управляющий поверил нам и дал все, что мы потребовали.

– А! Поэтому теперь вы «скульпторы» и «художники»!

– Точно так! – усмехнулся он. – Давайте дальше!

– Дело в том, что, если я и дальше вторгнусь в ваши тайны, мне станет невмоготу сдержать свое слово. Я больше не хочу ничего знать.

– А я могу идти?

– Да.

– Благодарю! Вы честный человек, сэр! Но я без лошади!

– Не могу ничем помочь.

– Вы не могли бы отдать мне одного из ваших мулов?

– Украденного? Нет!

– Но теперь вы знаете, что животные не наши, значит, спокойно можете ими распоряжаться!

– Не собираюсь. Я знаю Шурхэндов. Уж поверьте мне: они получат назад всех украденных животных, хотя бы тех, которых я смог спасти. Палатку я тоже оставлю себе.

– Ладно! Мне все равно! Но без лошади я не могу уехать! Если вы узнаете, что здесь у кого-нибудь пропал жеребец, ваша совесть не будет протестовать?

– Никоим образом. Мне и в голову не придет отвечать за поступки других. Так что идите!

– Ну хорошо. Будьте здоровы!

Он развернулся, но хозяин, слышавший наш разговор, остановил его:

– Я позабочусь о том, чтобы сегодня здесь не пропало ни одной лошади! Ни у кого! Через час весь город узнает, что вы хотите украсть лошадь. Так что лучше убирайтесь!

Мошенник хотел было выполнить приказание, но Папперман крепко схватил его за руку.

– Еще на одно словцо! Эти джентльмены, отпускающие вас, забыли о самом главном. У вас есть деньги?

– Да.

– Где?

– Здесь.

Он вытащил из сумки увесистый кошелек и неподдельно удивился:

– Почему вы спрашиваете о моих деньгах?

– Счет! – воскликнул старый вестмен, рассмеявшись ему в лицо. – Меня зовут Макш Папперман, и я не позволю таким проходимцам, как вы, водить меня за нос. Вы заплатите по счету за себя и своих приятелей!

– За себя, пожалуй, заплачу! За других – ни в коем случае.

– А придется! Дайте сюда кошелек!

Папперман выхватил деньги у опешившего «художника», подал мне и сказал:

– Будьте любезны, оплатите, сэр! А я пока подержу этого негодяя.

Сказано – сделано. Новый хозяин подсчитал стоимость обеда, я оплатил по счету из кошелька «художника» и передал его с оставшимися деньгами владельцу. Тот мгновенно исчез, словно испарился.