Текст книги "Просто глоток кофе, или Беспощадная Милость"

Сердце – это все, что есть

Берта: Если невозможно, значит, мы зря здесь сидим.

Карл: Все правильно. Представь себе, ты бы сидела здесь ради чего-то!

Берта: Но вообще-то мне нравится иметь цель.

Карл: Да, ты голкипер. Я знаю. Без цели не было бы Берты. Берта будет бороться за цель, как за жизнь.

Берта: Это правда.

Карл: Вот и я о том же. Такова система выживания образа. Без этого образа цели образу не удержаться. Он боится смерти; он боится существования. Он в экзистенциальном кризисе, и вне его ему требуется цель, ему требуется ориентир, потому что без ориентира его просто нет. Он просто исчезает. Хорошая шутка: Всевышний, которым является Берта, боится сам себя – бесцельности.

Берта: В Амстердаме я умирала без цели, но у меня и энергии не было, чтобы создать себе цель. В итоге у меня почти не осталось энергии на то, чтобы ходить. Ни в чем не было смысла.

Карл: Может быть, ты была бы первым Скамеечным Бабой Амстердама! (смех) Берта, ты, может быть, упустила свой шанс, в который раз!

Берта: Думаю, что да.

Карл: Скамеечный Баба был святым человеком [в Тируваннамалае], который просто пролежал на скамейке сорок или шестьдесят лет, просто считая «раз, два, три». Полная бессмысленность. Но он был абсолютным указателем на То, которым вы являетесь. Много учеников приезжало со всех концов Индии, чтобы только увидеть, как он считает «раз, два, три». Как я. (смеется) Я всегда считаю «раз, два, три» [поднимает большой палец, указательный и средний].

Тереза: «Карлойога»! (смех)

Маттиас: Но ты кое-что добавил. Есть три состояния и исчезновение в кулаке. Поэтому у тебя их четыре – четыре состояния.

Карл: Рука как-то изменяется, когда она раскрывается в ладонь или сжимается в кулак? Это все та же рука. Это все то же Сердце. Сердце, открывающееся этому [поднимает большой палец, указательный и средний], – все то же Сердце. И закрываясь на ночь [сжимает кулак], оно все равно остается Сердцем. Вы никогда не теряли свое Сердце. Вы не можете потерять то, чем вы являетесь, ибо вы есть само Сердце.

Поэтому даже в качестве «я такой-то и такой-то» вы никогда не теряли то, чем вы являетесь, в том, что все равно остается Сердцем. Поэтому все есть Сердце. Все, что есть, есть Сердце. Вы не можете потерять то, что вы есть. Ночью вы просто возвращаетесь к потенциальной возможности. А утром вы вновь просыпаетесь от этой возможности к реализации, к Само-переживанию, всю дорогу. Вы можете переживать только то, чем вы являетесь, в ваших бесконечных аспектах и формах, и все это есть Сердце, потому что Сердце – это все, что есть.

Клара: Что ты имеешь в виду, говоря «Сердце»?

Карл: Я имею в виду то, что имею в виду! (смех)

Клара: Да, что ты имеешь в виду?

Карл: Я говорю не о физическом сердце, или каком-либо духовном сердце, или о каком-то сердце вообще. Я говорю о той природе Будды, которой вы являетесь, которой невозможно дать определение, которая есть суть бытия, – как бы вы ее ни называли, она не является этим. Но То есть то, что есть вы. Вы не можете наделить его именем, формой, очертаниями, обозначить концепцией. Потому что все, что вы сможете сказать, останется представлением. Оно не может вместить его.

Как только вы даете этому определение, вы стремитесь вогнать в рамки это Сердце, но Сердце не может быть помещено в рамку. Вы не можете заключить Сердце в неволю, потому что Сердце есть все, что есть. Когда есть только Сердце, то нет никакой неволи для чего бы то ни было. Поэтому вы не можете лишить его свободы знанием или незнанием или каким-либо своим представлением о Сердце. Вы не можете поместить его в рамку.

Это сама свобода. Свобода, реализующая себя в чем угодно, остается свободой. Свобода в идее о пребывании в неволе все равно есть свобода. Потому что свобода, заключившая в неволю свободу, все равно остается свободой. Поэтому Сердце в Сердце все равно есть Сердце.

И поскольку есть только Сердце, и То, которое суть сама свобода, есть Сердце, свобода означает, что нет второго Сердца. Нет второго варианта существования. Вы не можете подвергать сомнению свое существование, потому что даже для того, чтобы сомневаться, вам необходимо существовать. Это существование, которое пребывает абсолютно «вне всякого смысла», не имеет второго. Без второго – это и есть свобода. Без второго вы не можете ничего контролировать, даже себя. Требуются двое для того, чтобы был контролер и тот, кого контролируют.

Это рай. Рай означает, что нет второго, которого можно контролировать. Ты не можешь контролировать другого, и ты не можешь быть контролируемым другим. Поэтому, что бы ни контролировало тебя, это есть ты сам. А тогда кому переживать, если тебя контролирует то, чем ты являешься? Так что же? Ты не можешь выйти из абсолютного контроля, который является реализацией того, чем ты являешься.

Эта беспомощность сидит здесь, снова и снова говоря о том, о чем невозможно говорить, столетиями, может быть, даже целую вечность. Я понятия не имею, как долго это уже продолжается. Это никогда не прекратится. Я никогда не пресытится разговорами о Я. И никогда разговоры не удовлетворят его. Вы не можете сделать его больше или меньше. Поэтому вы можете говорить, и говорить, и говорить, и петь, и петь, и петь, ля-ля-ля, и это не имеет к нему абсолютно никакого отношения. Она прекрасна, эта радость!

Клара: Но почему я ее не ощущаю?

Карл: Почему «я» не ощущаю?! Это не ощущение. Это пребывание этим! Это никогда не будет твоим ощущением, вот и все. Ты не можешь положить это ощущение или переживание к себе в карман и сказать: «Мое переживание бытия». Ты не можешь переживать бытие. Ты должна быть. Ты не можешь обладать этим как переживанием. Оно никогда не станет твоим переживанием.

Поэтому сейчас ты можешь слышать и видеть, что не существует «моего». Это никогда не будет «моим» переживанием, потому что «я» не может обладать бытием. Какова идея! Даже идея моего сознания – какова идея! Как будто ты можешь владеть сознанием! Какой бред!

Аико: Я чувствую себя тупой! (смех)

Карл: Отупленной.

Хуан: Карл, идея «безличностного существования» как-то очень страшна.

Карл: Для личности да, но не тогда, когда ты являешься Тем. Нечего бояться. Иисус сказал, что тебе не стоит бояться того, чем ты являешься. Какой смысл бояться того, чем ты являешься?!

Иисус говорил, что он – абсолютный человек, он – абсолютное сознание и он – абсолютная осознанность, ибо он есть Сердце бытия, ибо он есть само бытие. Так чего бояться? Но он – не осознанность, он – не «я есть» и не «я есть такой-то и такой-то» – поскольку он есть Сердце при любых обстоятельствах. Сердце – это все, что есть. Так чего бояться? Вы боитесь быть Сердцем?

Хуан: Личностный страх очень велик.

Карл: Это тоже сердце. Слишком сердечное. Слишком мягкое, возможно. Вы боитесь быть мягкими, слишком хрупкими, потому что вас научили, что нужно защищать себя, потому что есть второй, есть мир, есть «я» и мир. «Я должен защищаться». Поэтому вы надеваете на себя броню, возводите крепость. «Не трогай меня!» Вы хотите, чтобы ничто не касалось вас. Вы выполняете все эти техники и медитации, чтобы быть «неприкасаемыми». «Не прикасайся ко мне!» (смех)

Франческо: Тебе легко смеяться!

Карл: Но потом наступает момент, когда вы влюбляетесь во что-либо, в женщину или мужчину, и тут наступает беспомощность. «О! Нет!» Тут вы на самом деле оказываетесь в опасности. Потому что, видите ли, вы не можете не влюбиться, если это происходит. Вся эта броня спадает в тот момент, когда вы влюбляетесь, и, что бы вы ни делали, чтобы быть неприкасаемым, – опять «черт возьми!». (смех)

У многих есть подобный опыт. Сначала выпадание из отождествленности, достижение единственности: «Я ничего не делаю! Меня ничего не касается! Никто больше не может тронуть меня! Я выше этого. Для меня игра закончилась. Теперь я вне этого», – а затем: «О нет!»

Франческо: Я не верю. (смех)

Карл: О, позавчера я видел твои глаза. У него взгляд был такой: «Нет, нет, только не это!»

Тереза: Она, наверное, это почувствовала. Она уехала. Я ее не вижу.

Карл: Она приходила вчера, бросила взгляд через ограду и снова ушла.

Франческо: Она была у меня дома прошлой ночью. Веришь? Нет, не была.

Карл: О, извини.

Франческо: Да ладно. (смех)

Тереза: Я так часто просыпаюсь с таким ощущением, словно я совсем не спала. Так много снов. Внезапно начинаются атака картинок.

Карл: Атака клонов?

Тереза: Так много снов.

Карл: Хорошее название для фильма: «Атака клонов». Каждую ночь ее атакуют клоны. Ты клонируешь себя, а затем отголоски твоего творения атакуют тебя в ответ.

Тереза: Я имею в виду, что когда я просыпаюсь, то чувствую, что могла бы писать сценарии к фильмам, точно тебе говорю.

Карл: Ага, почему бы нет? Ну так и что? Ночной цирк? «Цирк Терезы!» Скоро по ночам кто-нибудь будет записывать на пленку твой мозг со снами и делать из них фильмы. Кошмары. Боевики. Фильмы про любовь. Эмоциональные фильмы. Религиозные. Взгляни на это – это все здесь. Из этого сна возникает все.

Женщина: Поэтому в ту секунду, когда ты просыпаешься, сны делаются реальными – в момент пробуждения?

Карл: Можно сказать, что тело все еще в этом; это все – часть этого тела. Все эти образы происходят из «я-есть»-ности или какого-то тонкого тела, той энергии, которая здесь сидит. Существует эффект памяти, и существуют отголоски информации, и снов, и фильмов, эхо дня, эхо ночных сновидений. Все это эхо.

Женщина: Отождествление все равно слишком сильно.

Карл: А что плохого в отождествлении? Когда нет никого, кто мог бы быть отождествлен, что плохого в отождествлении? Почему ты считаешь, что тебе необходимо разотождествление с тем, что ты есть? Кто хочет внести изменение?

Ты становишься личностью в тот момент, когда хочешь быть все время счастливой. Но с этим сновидением приходят переживания счастья и несчастья, небес и ада. Все включено в эту тотальную программу твоего воображения, потому что все появляется в одной упаковке противоположностей и теней между ними, оттенков и так далее. Но все это ты, и все порождено тобой, и ты являешься абсолютным Источником всего этого. Все это – То, которое является твоей реализацией, чем бы оно ни было.

И выхода из этого нет. Не важно, будешь ли ты в этом состоянии или достигнешь того состояния, того измерения или того понимания. Поскольку всякое понимание или непонимание существует потому, что есть ты, и все это есть, потому что ты – это То, которое есть абсолютное Я.

Так что должно возникнуть и что – поменяться? Ни в чем нет никакого преимущества. Эта личность находится здесь только потому, что у тебя есть идея о преимуществе понимания или даже знания себя, словно это может дать какое-то преимущество тому, чем ты являешься.

Первоначальное представление о преимуществе – это просто-напросто образ, фантом. Даже идея о «сознании» обещает тебе что-то, чего не может дать. Даже сознание не может сделать тебя счастливее, чем ты есть. Оно не может дать тебе больше знания, поскольку ты – это То, которое уже есть само знание. А сознание обещает тебе большее или меньшее количество чего-то, обещает, что если ты просто помедитируешь в достаточной мере, то исчезнешь, и будет тебе счастье. Тебе необходимо уйти, чтобы быть счастливым!

Мужчина: Да, вот уж странно, правда?

Карл: Это милая проблема – ее никогда не решить. (смех) «О, если бы только у меня был пустой ум! Если бы только я умел контролировать мысли, то был бы счастлив!»

Роза: Мой ум часто пуст.

Карл: Твой ум пуст каждую ночь.

Роза: (смеясь) Нет, нет, иногда…

Карл: Болезнь Альцгеймера? (смех)

Роза: Возможно, что-то в этом духе. Значит, это не смерть.

Карл: Нет, ты не умерла.

Роза: (смеясь) Пока нет.

Карл: Нет, это не отсутствие чего-то. Был такой Вэй У Вэй, который не искал легких путей. «Это должно быть отсутствием присутствия объекта и даже отсутствием отсутствия присутствия всякого объекта и образа того, что ты можешь назвать единственным присутствием Того, которое есть Я, но у этого присутствия нет присутствия, потому что нет Я, которое могло бы переживать опыт присутствия того присутствия того вездеприсутствия того Я!» (смех) Хорошо звучит, правда?

Роза: Значит, это даже не neti-neti!

Карл: Это neti-neti-neti (смех). Собственно говоря, это нет «нет». Это абсолютное нет для «нет». Ты становишься «нет-нет».

Роза: Но есть же и «да».

Карл: Ага, это – «да». Поэтому это – абсолютное «да» существованию, и оно является приятием. Абсолютное «нет» нет – абсолютное «нет» для нет – это и есть абсолютное «да». И тогда ты – это То, которое является существованием в абсолютном приятии, поскольку это «да» столь же абсолютно, как и «нет-нет». Но до тех пор пока есть тот, кто говорит «да» или «нет», у тебя проблемы. Таким образом, «нет-нет» вбирает в себя «да», но у самого по себе «да» всегда есть противоположность.

Роза: Значит, это «да» для «нет-нет»?

Карл: Это «нет-нет». (смех) Должно превратиться в «нет-нет».

Франческо: Это основа.

Карл: Без этого никуда. «Нет-нет». И тогда ты «прямо в».

Роза: Но я не могу сказать, что я – это «нет-нет», потому что тогда я рискую попасть в ловушку.

Карл: Как я уже сказал, ты должна быть «нет-нет». Абсолютным «нет-нет» в абсолютном отсутствии «нет-нет». Если ты являешься этим парадоксом – это опять-таки подобно коану. Когда ты являешься коаном, коана больше нет. Но пока есть тот, у кого есть коан, коан этот не решить. Как только ты отказываешься от этого, ты становишься коаном, и никакого коана больше нет. Есть абсолютное понимание, потому что ты – это понимание, но до тех пор, пока есть тот, кто хочет понять коан, его никогда не решишь.

Вот ты сидишь напротив стены и медитируешь о коане «Кто я?». Это коан, потому что ты не можешь решить его. Этот коан «Кто я?» исчезает, когда прекращается медитация медитирующего. Когда оба исчезают в этой тайне, ты становишься ею. Это исчезновение – лишь что-то вроде побочного эффекта.

Когда ты пребываешь тем, что ты есть, все исчезает, потому что никогда ничего не было ни до, ни после того, что ты есть. Ничего не исчезает, потому что нет ничего, что могло бы исчезнуть. Ни океана, ни волн, ничего приходящего и уходящего.

Роза: Каков эффект наркотиков?

Карл: Наркотиков? Это как медитация. Наркотики принимают для того, чтобы достичь того отсутствия «я», той пустоты, того неделания, неответственности. Ты просто улетаешь под их действием. Медитация – это то же самое. Если ты медитируешь по этой причине, медитация становится наркотиком. Это все наркотик. Что бы ты ни делала, к чему бы ни стремилась, тебе хочется этого наркотика, чтобы постоянно ощущать себя счастливой, или хочется избавиться от страданий, причиняемых этим стремлением. С помощью наркотика тот, у кого есть стремления, исчезает. Стремление исчезает, его просто нет.

Роза: Значит, если мне надоест тебя слушать, я закрою глаза и буду медитировать. Значит, тогда это будет бегством.

Карл: Я не знаю. Можешь попробовать. (смех) В любом случае, я не разговариваю с призраками. Я всегда говорю с Тем, которое уже пребывает здесь и является пониманием, поэтому это не имеет значения. Все равно это не в твоих руках. Уделяешь ты чему-то внимание или нет – это все равно не твое внимание. Поэтому не волнуйся. Беги.

Роза: Я горжусь теперь, что понимаю это.

Карл: Пожалуйста.

Роза: Прикольно.

Карл: Так и есть на самом деле. Какое бы понимание ни пришло, оно снова уйдет, так что с ним делать? Поэтому опять-таки: вопреки пониманию или непониманию, ты есть То. Никогда «благодаря». Это все равно никогда не будет твоим пониманием. Потому что, когда есть само понимание, не остается «я». Этого не произойдет в твоем присутствии. Когда ты являешься Тем, которое есть сам дом, никакого дома нет. Так что лучше не искать его. Потому что, когда будет дом, тебя в нем не будет.

Берта: Я знаю хорошую шутку на эту тему. Жили два сумасшедших, и один сумасшедший отправился в гости к другому…

Карл: «Просветленные!» В прошлый раз ты сказала: «Два просветленных друга».

Берта: О, ну хорошо. (смех) Они все равно смеются.

Карл: Шутка про просветленных смешнее.

Берта: В общем, один просветленный звонит в дверь, она открывается, и другой просветленный говорит: «Меня нет дома!» «О, – говорит первый, – хорошо, что я не пришел!» (смех)

Карл: «Разбуди меня, когда будешь уходить». Все в порядке? Эй! Есть вопрос?

Кристоф: Не сейчас.

Карл: Не сейчас. Сейчас, попозже. «Сила момента сейчас» будет попозже. (смех) Может быть, ты?

Безжалостная милость

Англичанка: Мне просто интересно, что делать? Я имею в виду, да, парадокс и противоположности и все такое, и когда ты здесь, ты не знаешь, что ты здесь, потому что тебя не существует.

Карл: Я не сказал, что тебя не существует.

Англичанка: Ну, ты не знаешь об этом.

Карл: Я только сказал, что ты не можешь…

Англичанка: Не важно! Просто слишком много слов, и они не помогают. (смех)

Карл: Надеюсь, надеюсь! Собственно, я говорю, что надеюсь, что они не помогают. Ибо представь себе, что я мог бы помочь тебе. Ты была бы чем-то, кому я мог бы помочь!

Англичанка: Я представляю себе, что двигаюсь вперед в попытке понять.

Карл: Да, я знаю! В том и проблема.

Англичанка: Это похоже на движение в направлении, которое можно было бы назвать полезным или что-то в этом духе. Я не знаю, есть ли хоть какой-то толк от этих разговоров, и, тем не менее, я здесь.

Карл: В том и проблема.

Англичанка: Это просто все запутывает! (смех)

Карл: Само собой. Я здесь не для того, чтобы что-то прояснять. Это больше похоже на неразбериху, которая только усиливается. В том и смысл. Может быть, ты сможешь достичь переживания того, чем ты являешься, вопреки порядку или беспорядку, вопреки пониманию, а вовсе не благодаря чему-то. Ты являешься даже этим абсолютным смятением из-за незнания, чем ты являешься и чем – нет, и все равно ты есть то, что ты есть. Не имеет значения.

Англичанка: Значит, этот «побочный продукт», как ты его называешь, – это случайность?

Карл: Моя речь обращена к Тому, с тем чтобы посредством слов То, которое уже есть понимание, могло просто быть, без этого призрака «я».

Англичанка: Я вообще не могу взять в толк, о чем ты говоришь! (смех) Иногда могу, но ты говоришь слишком быстро.

Карл: Да, еще бы!

Англичанка: Но ты же немец! (смех)

Маттиас: По-немецки он говорит даже еще быстрее!

Карл: Он имеет в виду, что тебе еще повезло, что я не говорю по-немецки, иначе это была бы удвоенная скорость.

Англичанка: Раздражение вызывает то, что все вертится вокруг одного и того же, и кажется, пора приземлиться, но приземления никогда не происходит.

Карл: Но это «не-приземление» есть приземление. Тогда ты абсолютно осознаешь, что места посадки не существует. Я как ковер-самолет без места посадки. Волшебный ковер. Никто на нем не сидит. Я просто ковер, для которого нет места посадки.

Англичанка: Мне нравится все то, что ты рассказываешь о том, как не спишь по ночам. Знаешь, я тоже, пожалуй, проснусь. У меня здесь есть выбор?

Карл: Нет, ты не можешь не проснуться к тому, что ты есть.

Англичанка: Значит, я делаю то, что я делаю, а он делает то, что делает он.

Карл: Нет. В том-то и суть. Ты не можешь хотеть то, что хочешь, и ты не можешь сначала захотеть то, что ты делаешь, прежде чем ты захочешь то, что ты делаешь.

Англичанка: Повтори еще раз. (смех)

Маттиас: В замедленном режиме!

Карл: В замедленном режиме. Эйнштейн всегда говорил, что способен терпеть человечество, наблюдая, как человечество не может хотеть того, что человечество хочет. Таким образом, вся эта война, все бедствия, все эти уродливые и злые вещи могло вытерпеть только его хрупкое сердце…

Англичанка: Да, со своей женой он обращался ужасно!

Карл: Да, и я о том же. Он был так разочарован, что не мог справиться с этим. Но он смирился, поняв, что не мог хотеть того, чего хотел. Поэтому, что бы ни возникало, возникает из этой тотальности в качестве абсолютного порядка. Это как требование. Ты должен это сделать. У тебя нет выбора. Ты не можешь быть другим, нежели ты есть, даже в качестве организма тело-ум. Никоим образом.

Англичанка: Каково бы ни было его понимание, избиение жены тоже в него входит?

Карл: Все. Все, что угодно.

Англичанка: Меня это бесит.

Карл: Ага, покой тебя бесит.

Англичанка: Ну, мне плевать на понимание других людей. Меня больше волнует, насколько они добры по отношению друг к другу, если честно.

Карл: Тебя что?

Англичанка: Больше волнует…

Карл: Я знаю.

Англичанка: Меня больше волнует, насколько кто-то добр по отношению к другим, нежели их просветление.

Карл: Если они просветлены, то они не добры. Надеюсь, что нет. Потому что безжалостность, которая появляется вместе с этим, безучастие далеки от приятных.

Англичанка: Ну и что с этим делать?

Карл: Понятия не имею. Это сострадание слишком слепо, слишком полно и слишком безучастно. Эта безучастность, безжалостность далека от приятного. Это милость без пощады. В ней нет пощады, нет доброты и нет блаженства. Она настолько радикальна – ты представить себе не можешь.

Англичанка: У меня с этим сложности.

Карл: Разумеется, должны быть, потому что ты будешь стерта.

Англичанка: Что ты имеешь в виду?

Карл: Ты будешь уничтожена этой милостью, которой ты являешься, потому что она просто уберет прочь эту идею «тебя». Поэтому, конечно, тебе это не нравится. Тебе никогда не может понравиться быть убитой этой милостью. Как тебе это может понравиться? Чтобы быть ею, тебе не обязательно любить ее.

Ты насаждаешь стандарты. «Если бы у меня был выбор, я бы предпочла, чтобы это было приятным, доставляющим удовольствие – каким угодно – пониманием». Но во всех историях, которые я слышал, оно всегда было сродни стихийному бедствию, отчаянию, всегда было фрустрацией, депрессией – весь этот приход к сути экзистенции, к этой тотальной наготе бытия. А затем просто было оно – это абсолютное отсутствие какой-либо идеи о том, чем ты являешься, однако не благодаря некому райскому переживанию в виде нектара, наполняющего собой твое так называемое существование.

Англичанка: Такое ощущение, что это часто случается путем крайнего страдания. Ты об этом?

Карл: Да, это как святой Хуан де ла Крус с его «темной ночью души».

Англичанка: Таких много.

Карл: Да, много. Истории полны этим.

Англичанка: Почему?

Карл: Потому что это тотальная депрессия, вакуум чувств. Это полное бесчувствие экзистенции, и никто не может этого вынести. В этом вакууме, в этой пустыне, в этой пустоте чувствования тебя просто уносит, потому что тебе не за что больше держаться.

Англичанка: Все рушится.

Карл: Все разрушается. Тебе негде приземлиться, некуда идти, ничего. Для личности это невыносимо. Но это единственный выход из той идеи.

Англичанка: Это единственный выход?

Карл: Да, абсолютно.

Англичанка: Это то, что случилось с тобой?

Карл: Ага.

Англичанка: Ты прошел через крайность страдания?

Карл: Абсолютно.

Англичанка: Так почему ты об этом не говоришь?

Карл: Про мигрень?

Англичанка: Это интересно. У тебя были мигрени?

Карл: Это называется «me-graine». «Я» было раздроблено.

Англичанка: Вот это мне интересно. Что именно с тобой случилось, чем бы оно ни было, – я не знаю – в этой имплозии, в этом затухании? Мне интересно как человеку, на человеческом уровне.

Карл: Обычно я не говорю об этом, потому что это бесполезно, потому что это не больше чем история. Мне действительно приходится делать над собой усилие, чтобы вернуться, так сказать, к тем переживаниям, потому что, несмотря на них, всегда было То, которым я являюсь. Понятия не имею. Но мы можем поговорить об этом. Это не меняет сути.

Возможно, где-то в конце семидесятых происходят переживания света, «переживания жизни», можно их назвать, которые на самом деле являются переживаниями смерти. Ты умираешь. Полностью. В это нечто. Эта тьма существования пожирает тебя, и ты остаешься в ней, а затем происходит восприятие, которое есть чистый свет или что-то в этом роде.

Англичанка: Это случилось благодаря каким-то обстоятельствам твоей жизни?

Карл: Нет.

Англичанка: Это случилось посреди ночи или что-то в этом духе?

Карл: Посреди ночи. Во сне.

Англичанка: Это никакого отношения не имело к событиям жизни?

Карл: Нет, это было похоже на технику Кастанеды по нахождению своих рук во сне, которую ты когда-то практиковал. Ты создаешь себе ясное сновидение, в котором контролируешь свои руки. Ты помнишь, что ты спишь, и ты поднимаешь руки и смотришь на них.

Франческо: Это хорошо.

Карл: Это очень хорошо. Можно таким образом и умереть.

Франческо: О!

Карл: Затем ты начинаешь умирать, потому что просыпается осознанность. Ты начинаешь осознавать, что ты осознан. А затем словно что-то приходит в действие – я не знаю. Потом наступает тьма и пожирает тебя. Потому что ты умираешь в ней. Ты просто умираешь, но «осознанным» умиранием.

Англичанка: Умирает «я»?

Карл: Умирает всякая форма, всякая идея.

Англичанка: Это очень больно?

Карл: Ты борешься изо всех сил. Ты борешься за свою жизнь, как никогда до этого. Такова система выживания. Ты борешься с этим всей своей энергией, а затем, спустя несколько часов, когда все позади, наступает момент сдачи, и ты просто отдаешь себя Тому. «О'кей». А затем – ах! – все становится светом. До этого казалось, что ты борешься с самим собой, с тем, чтобы не быть сраженным, сожранным тьмой. Но наступает момент полного приятия смерти. И затем ты вдруг становишься этим светом. Ты прошел через угольное ушко, потому что стал ничем, и вот из пепла вновь восстает феникс. Ты являешься тем светом.

Собственно, это только начало. Эта осознанность происходит, потому что ты всегда просыпаешься вновь в качестве тела, и возвращается форма и все остальное. Потом происходят все мигрени, телесные переживания, побочные эффекты и так далее. Но все это – часть сознания, движущегося от отождествления к разотождествлению, от формы к ее отсутствию, от формы энергии к самой энергии. Со всеми этими изменениями каждая клетка твоего тела начинает осознавать эту осознанность. И, таким образом, оно просыпается к Тому, которое есть энергия. Становится очень больно. Боль в теле, мигрени и все такое, что можно назвать «поднятием кундалини», ля-ля-ля, до тех пор пока змея не пробудится окончательно, как этот столб света.

Англичанка: Что это означает?

Карл: Без понятия. Это то, что я имею в виду. Это все, о чем мы можем говорить. Все это феномены. Это по-прежнему заключено во временную рамку появления и ухода.

Англичанка: Звучит не очень притягательно. Но меня тянет к этому.

Карл: Да, потому что это интересно, потому что ты так влюблена в свои переживания, тебе хочется увеличить свою коллекцию будоражащих переживаний. Тебя это будоражит, разумеется, потому что ты хочешь собрать эти интересные переживания. Ты жаждешь каких угодно переживаний, чтобы собрать их перед наступлением холодной ночи. Тебе хочется собрать все, о чем можно мечтать.

Англичанка: Значит, ты не думаешь, что цель этого существования – это просто Само-узнавание?

Карл: Нет, что касается этого желания, оно не имеет ничего общего с Само-узнаванием. Оно – часть того сновидения.

Англичанка: Как бы ты ни называл то, что описываешь, – я не против слов, которые ты используешь, – разве же это не цель, не сила тяги туда, куда все движется?

Карл: Нет, можно сказать, что это желание, то, что ты желаешь, всегда есть То. Но это не переживание. Даже не те переживания, которые я только что описал. Ты не можешь стать Тем каким-то переживанием.

Даже когда ты приезжаешь сюда, к Аруначале, чтобы медитировать в пещере, и погружаешься в свет Аруначалы и видишь, что это центр вселенной, потому что из этого света целая вселенная появляется и исчезает. Это всегда подобно творению, бесконечному Источнику света, который проявляет себя в формах или в бесформенности, и все то, что ты можешь себе вообразить, появляется из этой горы. Но красота этого в том, чтобы видеть это и, тем не менее, пребывать до этого. В этом красота этой горы. Это абсолютный указатель. Он показывает тебе, что ты не являешься даже этим светом, что ты пребываешь до этого света, поэтому, что бы ни возникало из этого света, ты им не являешься. Поэтому ты даже не являешься этим светом.

Англичанка: Я не понимаю.

Карл: Это не является частью понимания.

Кристоф: Интеллектуального? Или как это тогда можно постичь?

Карл: Нет, нет.

Кристоф: У меня тоже был такой опыт, но реализации нет. Так в чем разница?

Карл: Я не знаю. Для меня это простая очевидность, что То, которое есть я, первично по отношению ко всему, что можно пережить. Даже переживание осознанности как первичного света вселенной существует, потому что есть я, но я не существую благодаря ему. Даже то крайнее переживание этого света, этой осознанности не в силах мне помочь.

Таким образом, я действительно вижу ту беспомощность, которой я являюсь. Это полный отказ от всякой идеи помощи, это выпадание, при котором сердце полностью разбивается безнадежностью и отсутствием места приземления. Во всем. Даже этот свет осознанности, знания, Источника вселенной не может мне помочь. Поэтому присутствует абсолютная беспомощность. И что дальше? Выпей еще кофейку.

Это просто рай, потому что ты выпадаешь из всей той безнадежности и всего, что можешь себе представить, потому что ты никогда не сможешь представить себе, чем ты являешься. Ты становишься самой этой свободой, которую ты никогда не сможешь вообразить себе. Ты полностью неприкасаем для всего, что можешь или не можешь испытать. Разве же это не прекрасно? Это просто смешно, что когда-то ты мог надеяться на то, что твои переживания способны привести к чему-то!

Маттиас: По-моему, это большое облегчение. Я сидел сегодня утром в пещере и действительно испытывал это желание прийти к чему-то. Я думал, что просто сижу, но затем появилось усилие быть медитатором, получить что-то.

Карл: Для личности нет выхода.

Маттиас: Я больше не мог медитировать.

Карл: Я хочу еще раз подчеркнуть, что То, которое есть сознание – «я есть»-сознание Брахмы, – должно творить, и часть творения страстно стремится к самому себе, всегда медитируя о Том, которое есть «я есть». Это реализация того, что является сознанием. И здесь нет ни начала, ни конца. Таково функционирование сознания: «я есть» медитирует о Том, которое является «я есть». Исхода нет. Это никогда не закончится.

Маттиас: Да, не важно, что я делаю, даже если решу не медитировать, результат тот же.

Карл: Неделание – это самое большое делание, которое ты можешь делать. Что делать? То, что является сознанием, столь же бесконечно, как и то, чем ты являешься. У бесконечного сознания никогда не было начала и никогда не будет конца. Сознание означает: «я есть», медитирующее о Том, которое есть «я есть». Это сознание.