Текст книги "В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет"

Из всех видов рыболовных снастей у креветочных траулеров самая низкая эффективность в плане соотношения желаемого (креветки) и получаемого улова (все остальное). А среди всех креветочных траулеров худшие из худших плавают в тропических широтах – они попусту уничтожают больше всего океанской живности. Если вы когда-нибудь окажетесь на борту креветочного траулера в Тринидаде, то увидите, что на один килограмм выловленной креветки приходится пятнадцать килограммов уничтоженных морских существ. В самом лучшем случае в море выбрасывается четвертая часть улова. В одних только США погибают миллиарды молодых луцианов и групперов, которые могли бы вырасти, занять свое место в море, стать добычей рыбаков и накормить семьи.

Сегодня половина всей креветки, которую мы едим, выводится в неволе. Как правило, это еще хуже, чем креветочная ловля. Чтобы соорудить запруды для выращивания креветок, люди разрушают береговую линию с ее обитателями. Они не только убивают дикую природу и уничтожают болота, но и выживают протестующих и доведенных до нищеты рыбаков с их мест, где они кое-как добывали себе пропитание. Лишь немногие креветочные фермы используют воду из запруд и продукты жизнедеятельности креветок в качестве удобрения, чтобы вырастить на них какой-нибудь урожай. То, что должно быть правилом для всех креветочных ферм, на самом деле встречается крайне редко.

Отходы, как и красота, – в глазах смотрящего. Даже сейчас почти все, что лежит на палубе, съедобно. Но почти никто в Америке ничего из этого не ест. На деле все эти живые существа погибнут еще до того, как креветка будет собрана, а остальное можно будет выбросить в море.

Только кувыркающиеся за кормой бездельники-дельфины проявляют более высокий уровень интеллекта и видят в наших отходах прекрасные яства. Когда с палубы через шпигаты им на ужин начинают выдавать сотни килограммов рыбы, они выглядят благодарными и довольными. Тут же налетает сотня-другая возбужденно кричащих пернатых. Чайкам и крачкам, наверное, кажется, что креветочные траулеры – это такие кормушки для птиц. А дельфины, наверное, думают, что наши сети – это плавающие мешки с кормом. И возможно, их восприятие гораздо точнее, чем мнение людей, которые наивно полагают, что ловят креветок.

Причем надо учесть, что здесь креветочная ловля приблизилась к своему совершенству. Помимо заслонок для черепах, в сетях на креветочных траулерах теперь должны стоять маленькие открывающиеся рамы, через которые могут выбраться случайно попавшиеся рыбы. Рыбаки называют эти устройства для уменьшения прилова «птичками» (из-за того, что аббревиатура BRDs[27]27
  Bycatch Reduction Devicе (англ.). – Прим. ред.


[Закрыть] звучит как английское слово «птицы») или «рыбьими глазами». TED выпускает крупную рыбу, акул, больших крабов, скатов и, конечно, черепах, а «птички» – еще 20 % более мелких рыбешек. По мнению Салли, вместе они спасают от смерти 70 % морских обитателей, угодивших в сети. Болдуин считает иначе.

– Через заслонки и «рыбьи глаза» может сбежать разве что 50 % лишнего улова – и это в лучшем случае, – говорит он.

Несмотря на все эти сокращения прилова, в Южной Каролине рыбаки оставляют себе только 25 % всего, что оказывается на палубе{68}68
  О прилове черепах читайте: National Marine Fisheries Service. Southeastern United States Shrimp Trawl Bycatch Program. Report to Congress. Washington, DC: U. S. Department of Commerce, 1998.
  Weber M., Crouse D., Irvin R., Iudicello S. Delay and Denial: A Political History of Sea Turtles and Shrimp Fishing. Washington, DC: Center for Marine Conservation (Ocean Conservancy), 1995.
  Также см.: Fletcher K. Bycatch Reduction Device Rule in Gulf. Sea Grant Law Center, 1998.
  www.olemiss.edu/pubs/waterlog/18.2/brds.htm.
  Также см.: National Marine Fisheries Service. Stock Assessments of Loggerhead and Leatherback Sea Turtles and an Assessment of the Impact of the Pelagic Longline Fishery on the Loggerhead and Leatherback Sea Turtles of the Western North Atlantic. U. S. Department of Commerce. NOAA Technical Memorandum NMFS-SEFSC455: 1–343, 2001.
  Также см.: Chaloupka, et al. Modelling Post-release Mortality of Loggerhead Sea Turtles Exposed to the Hawaii-Based Pelagic Longline Fishery. Marine Ecology Progress Series 280: 285–293, 2004.
  Также см.: Food and Agriculture Organization of the United Nations. Report of the Expert Consultation on Interactions Between Sea Turtles and Fisheries Within an Ecosystem Context. Rome, Italy, 9–12 March 2004. FAO Fisheries Report No. 738. Rome, FAO, 2004.


[Закрыть]. Три четверти выбрасывается в море.

Хотя уже к началу 1990-х годов стало ясно, что креветочные траулеры понапрасну убивают миллиарды мелких рыбешек – луцианов, макрелей, океаническую сельдь, правительство продолжало вилять вплоть до 1997 года и только затем объявило о необходимости устанавливать устройства для сокращения прилова на судах в Южной Атлантике. Затем чиновники еще долго оттягивали время, и лишь в 2004 году эти устройства стали обязательными и в Мексиканском заливе.

При этом нигде в мире нет такой продуманной системы контроля креветочной ловли, как в США. Похоже, в других странах нет строгих законов, которые требуют устанавливать заслонки для черепах и устройства по сокращению прилова. Если бы не это, погибало бы в два-три раза больше животных{69}69
  Чтобы иметь представление о прилове во всем мире, читайте: Alverson D., Freeberg М., Pope J., Murawski S. A Global Assessment of Fisheries Bycatch and Discards. FAO Fisheries Technical Paper No. 339. Rome, FAO, 1994.


[Закрыть].

Когда я смотрю на всех этих издыхающих в конвульсиях существ на палубе корабля, то не могу поверить, что на этих сетях стоят устройства TED и BRDs, которые спасают 50–70 % морской живности. Мне кажется, что цена, которую океан платит за то, чтобы мы могли поужинать креветками, все еще слишком велика. Я даже не говорю о том, что сети в некоторых местах повреждают океанское дно – особенно там, где растут кораллы. Поэтому я никогда не покупаю креветки.

В 11 часов меня уже начинает распирать справедливый гнев, и тут Болдуин объявляет:

– Дешевле стать на якорь, чем этим заниматься. Возвращаемся!

Шестьдесят килограммов двадцатисантиметровой креветки, которые отобрали Бойс и Диан, – это слишком мало. Учитывая цену на топливо, такой улов себя не окупит. Чтобы ловля креветки приносила прибыль, за одну поездку нужно заработать не меньше тысячи долларов (в районе двухсот килограммов креветки). В это время года Болдуин рассчитывает собирать по 10–12 корзин креветки за день, а осенью надеется удвоить улов. Капитан говорит, что и завтра не выйдет в море. Нужно, чтобы переменился ветер.

Все? Больше не тянем? Не вытравливаем пробную сеть? Несмотря ни на что, мне это нравилось. Медленный ход корабля, ацтекские чайки и морские свиньи, качающиеся аутригеры и свита из пестроносых крачек в растрепанных колпачках. Мне нравится, как лодки рассекают морскую рябь. Все это прекрасно. И я по-настоящему рад был здесь оказаться. Если бы мы не убивали при этом столько животных, которых вовсе не нужно убивать, это была бы сущая идиллия.

На западном побережье водится так называемая калифорнийская креветка. Чтобы поймать ее, креветочные траулеры до недавнего времени убивали в районе тридцати килограммов рыбы на один килограмм креветки. Но теперь для поимки этого деликатеса рыбаки уже не тянут сети. Они используют ловушки, в которых погибает лишь мизерная доля прежнего прилова – 0,01–0,02 %. Мне хочется это видеть. Мне хочется, чтобы за борт не выбрасывали груды мертвой рыбы. Тогда я с удовольствием снова начну покупать креветку. И тогда все эти бездельники – птицы и дельфины – вернут себе присущую их природе дикость, а мы здесь, на борту, вернем себе свое достоинство.

Я чувствую, что у всех у них – птиц, дельфинов, шкипера и его команды – совсем другое мнение на этот счет. И хотя о характере дельфинов и о том, что думают птицы, я могу только догадываться, капитана я могу спросить напрямую. Что же думает шкипер о только что выброшенной за борт рыбе и другой живности?

– Не думаю, что это проблема, – говорит Болдуин без обиняков. – Вот уже тридцать лет я этим занимаюсь, и мне не кажется, что вылавливаемой рыбы стало больше или меньше. Мы стараемся, чтобы на килограмм улова приходилось около килограмма прилова. Если бы в наши сети попадалось много луцианов, полосатых лавраков, морских окуней, океанической сельди и такого рода рыбы, вот тогда я бы понял, что что-то пошло не так. Но для нас же будет лучше, если на палубе станет меньше рыбы, – продолжает он. – Некоторые ребята ставят в сеть дополнительные балки. Лично я использую сеть с более крупным плетением, чтобы сквозь ячейки проходили маленькие рыбешки. Есть еще так называемая просечно-вытяжная сетка. Она хорошо подходит для TED. Там большие ячейки. Говорят, что такая сеть выпускает много рыбы. Я ни разу не пробовал – креветка тоже ведь может выскользнуть. Не думаю, что когда-нибудь придумают такую сетку, чтобы мы могли ее тянуть, а попадалась бы только одна креветка. Если придумают, то, конечно, все возьмут ее на вооружение. Как было с TED.

Мы плывем в сторону залива, к уютным каналам и широким зеленым заводям, через которые нам проще будет вернуться на сушу. Птицы и дельфины уже понимают, что на сегодня кормежка окончена. Повозка с едой возвращается в свой порт.

Полуденное солнце нещадно сверкает в воде, а Болдуин тем временем рассуждает о своей профессии:

– Все говорят, что ловцы креветок уничтожают океан и тому подобное. Но ведь мы прочесываем одно и то же место год от года. Некоторые суда плавают тут уже шестьдесят лет. Понимаете? Я занимаюсь этим всю жизнь и не замечаю, что живности стало меньше. Иногда я вижу на палубе рыбу-пятно или горбыля. Но то же самое случалось и в дни моей юности. Лет через сто, вероятно, мало что изменится. Но весь этот прилов не пропадает зря, нет. Посмотрите на чаек, им ведь тоже нужно чем-то питаться. Что будет, если мы вдруг не выйдем в море? Если мы не вернемся и ничего им не выбросим, то мы, получается, убьем их, разве не так?

Диан убирается на камбузе; в котелке с едой еще осталось немного кукурузной каши, и он поворачивается к нам, жестом предлагая поесть. Еда, как и большая часть улова, отправляется за борт. Если мы привыкнем к такому расточительству, то рискуем обеднеть. Когда Диан так же безмолвно показывает, что собирается выбросить недоеденных креветок, я не выдерживаю и даю понять, что избавлю их от такой судьбы.

У нас серьезные разногласия по поводу случайного прилова. Я уверен, что растрата приведет к нужде. Но после многолетней борьбы, судов, протестов и благородного гнева Салли рыбаки здесь по крайней мере больше не вредят черепахам. Спустя два десятилетия согласие было наконец достигнуто. Это был долгий путь: Болдуину и его приятелям-рыбакам пришлось пережить болезненные моменты. Они изменили свою систему ценностей и свое мировоззрение. Теперь Болдуин и черепахи вместе борются за выживание в мире, где далеко не все приняли новые методы креветочного лова. Можно не сомневаться, что будущее готовит немало испытаний, которые снова потребуют изменений. Возможно, любителям черепах придется полюбить и ловцов креветок. Такой поворот мне кажется справедливым.

После разговора о выброшенной рыбе Болдуин помалкивает. Но тут ему в голову приходят новые мысли:

– Вот, к примеру, TED! Понятно, что они нам нужны, с учетом того, сколько здесь появилось кораблей, в том числе очень больших… Но если бы не было TED, то черепахи вряд ли бы вымерли. По крайней мере, на нашем веку. Но их бы стало меньше, это да. – На секунду капитан Болдуин философски задумывается. – Но то, что траулеры уничтожают океан… Тут я не согласен, – негромко бурчит он себе под нос.

Я ПРОСЫПАЮСЬ С ПЕРВЫМИ ЛУЧАМИ солнца в шестнадцати километрах от берега в открытом море и отваживаюсь взойти на палубу. В западном небе, еще окрашенном фиолетовыми красками ночи, громоздятся синие вершины грозового шквала, такие высокие, что ловят отблеск восходящего солнца. Внезапно грузная, нависшая над морем туча прорывается электрическими разрядами молний, слишком далеких, чтобы был слышен гром. Единственные звуки – ритмичный плеск волн о нос корабля.

Когда день уже готов воспрянуть ото сна, а полная луна еще виднеется в бледнеющем небе, капитан Джефф Джейкобс разворачивает корму к серебряному восходу, замедляет судно «Леди Лиза» и приказывает:

– Отлично, давайте!

С обоих боков корабля команда погружает в зеленые волны по пробной сети, чтобы узнать, что творится на глубине 15 метров. Первое сияние восходящего солнца подсвечивает кильватерную струю, и мы начинаем медленно двигаться в направлении берега, едва различимые в сонном утреннем тумане. Этот более глубокий судоходный канал недалеко от Чарльстона нравится черепахам, так что здесь мы и будем на них «охотиться».

На борту корабля находится ведущий специалист Фил Майер из департамента природных ресурсов Южной Каролины, ветеринар Эл Сегарс, научный ассистент Джулия Бёрд, а также студенты ветеринарного факультета Кэрин Фейн и София Чанг. Эл и Фил – большие, крепкие парни. В 1980-х Фил служил наблюдателем на японском дрифтерном судне, которое ловило летающих кальмаров в северной части Тихого океана. (Эти кальмары совершают огромные прыжки и используют крылья, прямо как летающая рыба.)

– Они длинные, в человеческий рост, и с маслянистым вкусом. Довольно аппетитные, если вам когда-нибудь доведется попробовать…

Он помнит времена, как в сети попадались птицы, лососи и прочие виды рыб, а также синие и сельдевые акулы и даже морские котики. Эл – ветеринар, специалист по диким животным. Его обычно вызывают в случае крайней необходимости вроде массового выброса китов на берег. Джулии двадцать шесть, она с детства обожает черепах, а теперь эта любовь привела ее к написанию магистерской диссертации по экологической политике и защите окружающей среды. Все они одеты в шорты и футболки или майки без рукавов. Девушки кажутся дружелюбными и жизнерадостными, но Эл предупреждает:

– Они вовсе не застенчивы. Если сейчас мы выловим двухсоткилограммовую черепаху, они собьют вас с ног.

Наши сети похожи на те, которые используют креветочные траулеры, только в наших крупные ячейки, которые пропускают бóльшую часть морских обитателей, включая креветок. И, поскольку мы ловим черепах, на них нет заслонок, которые обязательно должны стоять на сетках креветочных траулеров. Ловцы креветок должны избегать черепах – мы же, ловцы черепах, стараемся избегать креветок. Так что черепахи, по идее, будут нам попадаться с такой же частотой, с какой они попадаются в сети без устройств TED. В большинстве стран мира креветок все еще ловят именно так. Но есть одно различие: чтобы черепахи не захлебнулись, каждые полчаса мы вытравливаем сети.

Я нахожусь на борту одного из немногих исследовательских кораблей, которые занимаются изучением численности черепах в океане. Как правило, плотность популяции рассчитывается по количеству гнезд на берегу. Здесь больше всего распространены логгерхеды. При этом численность гнездящихся самок логгерхеда, в отличие от всех других видов морских черепах, в этой части Атлантики стабильно падает вот уже два десятилетия кряду. Должно быть, путешествие получится интересным.

С 1980 года количество логгерхедов Южной Каролины сократилась на 60 %: с пяти тысяч гнезд за сезон до менее двух тысяч. Большинство ученых полагают, что в годы перед принятием закона об обязательной установке заслонок в сетях погибало слишком много черепах. Старые особи умерли естественным образом, а новые не пришли им на смену. В результате количество кладок сократилось.

В голосе капитана Джеффа звучит сожаление:

– Когда ловцы креветок слышат о вымирании черепах, они этому не верят. Ведь они видят все больше и больше черепах, видят их повсюду!

Эл помогает мне понять, в чем главное различие:

– На пляжах юго-восточного побережья США за последние годы сильно сократилось количество взрослых гнездящихся самок. Но наше исследование касается молодых черепах.

Молодых невозможно подсчитать на суше: они не выходят на берег. Логгерхеды становятся половозрелыми в возрасте от двадцати до сорока лет – в среднем около двадцати пяти.

– Мы хотим подсчитать, сколько здесь сейчас юных черепах, – рассказывает Эл. – И тогда будем понимать, сколько гнездящихся самок будет через пятнадцать – двадцать лет.

– И если у юнцов какие-то проблемы, то мы сможем сразу им помочь, – добавляет Фил.

– Или, к примеру, если из-за глобального потепления температура песка вырастет на пару градусов, – продолжает рассказывать мне Эл, – то из яиц на берегу начнут вылупляться только самки. Так что если мы не узнаем пропорцию полов среди плавающего молодняка, то можем оказаться в ситуации, когда среди взрослых черепах не останется самцов. Если мы будем полагаться только на подсчет кладок, мы не узнаем об этой проблеме, пока самки не начнут откладывать неоплодотворенные яйца.

И хотя до совсем недавнего времени заслонки для черепах были слишком маленькими для взрослых особей, все-таки эти устройства используются уже целое десятилетие. Стало быть, юные черепахи должны были выжить. Итак, вопрос: достаточно ли здесь юных черепах, выживших после попадания в сети, чтобы через несколько лет популяция могла размножиться, а количество гнезд – увеличиться?

– У меня такое впечатление, что да, – рискует предположить Эл. – Здесь сейчас полно молодняка, выжившего благодаря заслонкам для черепах.

Этот канал не зря называется судоходным: тут постоянно маячат гигантские контейнерные суда. Увидев их за несколько километров, мы стараемся увильнуть, но следом за одним судном сразу плывет другое. Есть в них что-то безжалостное и зловещее, как в тех опасностях, что таит природа, в потоках лавы или наводнениях. Их нельзя образумить, нельзя уговорить. Они не могут изменить курс, чтобы с нами не столкнуться. Остается только лавировать среди них на свой страх и риск, словно среди возвышающихся айсбергов.

Чтобы увильнуть от очередного грузового судна, мы на несколько минут раньше вытравливаем сеть. Джулия бросает веревку с кошкой из хвостовой части корабля, чтобы зацепить леску (сахарный конец), соединяющую веревки (ленивые концы), на которых держится сетка. Если потянуть за сахарный конец, можно достать ленивые концы. Мы подтягиваем их к лебедкам, которые поднимут по сетке с обоих боков корабля, а затем вытянут улов на палубу. Смысл в том, чтобы получить доступ к сеткам и их содержимому, не поднимая их на борт, – так будет гораздо проще снова опустить их в воду.

Из сетей на палубу падает несколько морских звезд и песочных долларов, а также мечехвост, гладкий скат-бабочка и американский хвостокол («Осторожно, хвост!»), несколько бронзовых молот-рыб с этими их безумными глазами. Среди всего этого разнообразия мы обнаруживаем тридцатикилограммового логгерхеда. Сначала мы выпускаем на волю уязвимых жаберных животных, а затем принимаемся за черепаху. Фил и София помещают нашего логгерхеда с желто-лимонной головой на что-то вроде деревянной подставки, которая фиксирует голову рептилии в опущенном состоянии. Эта штуковина похожа на средневековое орудие пыток, но на деле она успокаивает нашего пациента.

Однако внезапно один из студентов, будто прочитав мои мысли о пыточной подставке, подходит с иголкой к черепахе и говорит:

– Мы вампиры! Нам нужна кровь!

До этого момента мне не встречались начинающие ветеринары. Эл спокойно объясняет мне, как будто ничего особенного не происходит:

– Тут две мышцы, которые управляют головой. Надо подойти сбоку, с любой стороны, – он щупает черепаху, демонстрируя мне, как это делается, – и вы почувствуете… Только наденьте перчатки, чтобы не занести бактерий на кожу черепахи! …Вы почувствуете комок мышц, который мы используем в качестве ориентира. От него надо продвинуться на одну треть расстояния от панциря до головы. Вот тут вена.

Действительно, я нащупываю вену.

Кэрин дезинфицирует место укола антисептиком и набирает в несколько колбочек венозной крови для анализа. Ученые собираются изучить индикаторы здоровья иммунной системы и стресса, а также узнать пол черепахи (по уровню тестостерона), ведь юные черепахи разных полов внешне не отличаются друг от друга. Еще они измерят концентрацию вредных веществ в крови: производных ДДТ, полихлорбифенила, диоксинов и других примесей.

– Мы берем кровь, – объясняет Эл, – чтобы ответить на вопрос, насколько вредные вещества подтачивают здоровье черепахи, как хорошо она справляется с инфекциями.

Затем Эл проверяет кожу, рот и глаза, ищет раны и пятна нефти или мазута.

– Мы заметили, что чем ближе черепаха находится к местам промышленных выбросов – возле Чарльстона, Саванны или где угодно еще, тем выше у нее уровень вредных веществ в крови. Но знаете, я много раз рассказывал людям о влиянии выбросов на черепах, и многие наивно полагают, что они воздействуют только на тех, кто живет в особенно загрязненных местах. Люди думают так: «У меня в крови наверняка нет никакой ртути и прочих вредных примесей». Они просто об этом не задумываются. Играют себе в гольф, или что они там делают… При этом я часто провожу лекции для богатых пенсионеров. И они не могут поверить, что от того, что они едят тех же самых крабов и моллюсков, которых ест черепаха, в их организме тоже наверняка накапливаются все эти токсины. Более того, в человеке их даже больше, чем в черепахах, потому что в пищевой цепочке мы стоим выше.

Да, мы, люди, добавили в черепашье меню много разной гадости – гораздо более вредной, чем фастфуд, который мы скармливаем собственным детенышам. И хотя черепахи выдерживают нападения акул и удары лодок, они весьма чувствительны к химикатам. Они не знают, что нужно уплывать подальше от нефтяных пятен, они дышат дымом на поверхности воды. Часто бывает, что черепахи кормятся там, куда вместе с пищей течением сносит плавучий мусор, пятна нефти и куски мазута. И все это попадает в их организм. По данным одного исследования, во Флориде у 65 % логгерхедов во рту, пищеводе или желудке были найдены следы мазута. Иногда юнцы так испачканы мазутом, что не могут усваивать пищу. Нефтепродукты могут повредить их кожу, кровь, иммунную и пищеварительную системы и солевые железы. Чем меньше кровяных телец, тем меньше кислорода поступает в мышцы, а это мешает охотиться и нырять. Неочищенная нефть закупоривает солевые железы черепахи на две недели, а это означает, что черепаха в океане может умереть от обезвоживания. В одном японском исследовании говорилось, что 26 из 36 обследованных зеленых черепах (72 %) заглатывают куски пластика, леску, пенопласт, резину и/или ткань. Из 54 юных кожистых черепах в Средиземном море у 80 % в организме были обнаружены мазут, бумага, пенопласт, крючки, леска и обрывки сетки. Другие исследования привели к очень похожим результатам, ведь в океане все перемешано. Из пятидесяти детенышей, пойманных недалеко от Флориды, треть уже успела наесться пластика и синтетических волокон. Черепахи могут поглощать токсины из пластика. Заглатывание пластика и латекса (от воздушных шаров, которые черепахи принимают за медуз) мешает им усваивать нормальную пищу{70}70
  Бьорндал рассказывает о рационе морских черепах и проглатывании загрязняющих веществ со с. 199 здесь: Lutz P., Musick J., eds. The Biology of Sea Turtles. Boca Raton: CRC Press, 1996.
  Также: Sarti Martinez A., et al. Assessment of Leatherback Turtle. IUCN. 2000. www.redlist.org/search/details.php?species=6494
  Также см.: Sako, T., Horikishi К. Marine Debris Ingested by Green Turtles in the Ogasawara Islands. Japan. Proceedings of the Twenty-second Annual Symposium on Sea Turtle Conservation and Biology. NOAA Technical Memo. NMFS-SEFSC-503, 2002.
  Также см.: Guitart T., et al. Marine Debris Ingestion in Loggerhead Sea Turtles, Caretta caretta, from the Western Mediterranean // Marine Pollution Bulletin, 44: 211–216, 2002.


[Закрыть]. Другие последствия могут быть менее очевидными.

Фил берет планшет, фотографирует черепаху и присваивает ей идентификационный номер. Черепаха шлепает ластами. Ученые суетятся вокруг нее, как экипаж механиков. Они собираются закрепить на ней передатчик. Кожистым черепахам нужны для этого ремни, а вот другим, у которых есть твердый, как ногти, панцирь, достаточно просто клея. Джулия прижимает к черепахе заранее приготовленный передатчик и выдавливает клей под его основу.

Где-то через час после того, как черепаха попала на борт, исследователи аккуратно опускают ее в воду на специальных лямках. Не из соображений заботы – черепаху можно было бы просто бросить в воду с небольшой высоты, а из-за прибора. Передатчик стоит около четырех тысяч долларов; год работы со спутниковыми данными – еще примерно столько же.

– Так интересно узнать, куда же она теперь поплывет, – говорит Фил. – Кажется, зимой они добираются к краю Гольфстрима или отправляются на юг, но точно мы не знаем.

В следующем улове черепах не оказалось. Но когда мы проверяем сети в третий раз, то обнаруживаем по левому борту двух черепах.

– Если сравнить, сколько черепах можно было отловить в 1970-х, 1980-х и сейчас, то можно сказать, что их количество увеличилось примерно в десять раз, – говорит Фил.

В десять раз?!

– Да, – отвечает Фил после короткой паузы, – сейчас юных черепах намного больше, чем было двадцать лет назад и чем можно было бы ожидать даже по самым оптимистичным оценкам. Это самое важное, что мы узнали во время исследований.

– Даже несмотря на то, что устройства TED до недавнего времени были слишком малы для взрослых черепах, детенышей они выручают уже начиная с 1990-х годов. Но пока на берегах не появится больше гнездящихся самок, успокаиваться рано, – добавляет Эл.

– Берег – это главная лакмусовая бумажка, – соглашается Фил.

Я как раз стою у фальшборта, когда из воды показывается черепаха. Она делает короткий вдох и ныряет – можно подумать, что прямо в пасть нашей сетки по правому борту. Через несколько минут в том же месте выныривает следующая: будто для того, чтобы мы уж точно поймали хотя бы одну.

Но когда мы вытравливаем сетку, она оказывается пустой. Черепахи просто дразнили нас, словно хотели напомнить: даже если в море полно юных черепах, это еще ничего не гарантирует.

Эти подросшие юнцы бóльшую часть времени проводят в теплых и южных водах. Если же они и отправляются на север, то чаще всего остаются плавать в зоне континентального шельфа. Но, как сказала Салли, «мыс Хаттерас – это главный перевалочный пункт для всех логгерхедов и кожистых черепах, которые отправляются на север. У нас нет ни малейшего представления о том, что с ними происходит дальше. Никто еще не исследовал этот вопрос».

Именно этим я и собираюсь заняться. Я тоже хочу отплыть от побережья и отправиться подальше на север, прочь от суши, сделать несколько набегов отсюда к канадской границе. Моя первая остановка – на расстоянии более 150 километров от берега. И если там я не встречу кожистых черепах, то отправлюсь еще дальше на север, к холодным морям, которых не выдержит ни один логгерхед, чтобы узнать, что значит быть кожистой черепахой.