Текст книги "Дни изгнания"

В те времена Элдис был независимым королевством, правители его происходили от легендарных воинов, известных как Гиппогриф и Дракон, двух молочных братьев самого короля Брана, присоединившихся к нему во время Великого Переселения. В 297 году, после горькой борьбы за корону Дэверри, Кинэйвал и Кинвэйнан, потомки Гиппогрифа и Дракона и предводители их кланов, со всеми своими союзниками, вассалами, сторонниками и подданными, покинули Дэверри, сели на корабли и отправились на запад, где основали город и взошли на трон. Много лет маленькие колонии, расположенные на морском берегу, с трудом сводили концы с концами, но со временем клан Дракона начал процветать и расселился в плодородных долинах у рек Дилбрей и Эль, а клан Гиппогрифа перебрался на север от города Аберуина к Гвину и Делондериэлю. В тот год, когда Адерин пересек горный хребет Белэйгири, направляясь в Элдис, в королевстве проживали две сотни тысяч уважаемых граждан.

Адерину надо было пополнить запасы трав, поэтому он избегал песчаной прибрежной дороги, выбрав нетрудный северный проход через торы. Спустившись по западному склону, он добрался до череды холмов, коричневых и грязных из-за подмороженной травы, и, пройдя крохотную деревушку, очутился в уединенной долине. Маленькие квадратные хижины, крытые грязной соломой, были построены из грубо отесанных бревен и обмазаны илом, чтобы сохранять тепло. На коричневой траве паслись козы и немногочисленные коровы. В деревне жили Древние, неудачливый народ, которому принадлежали эти земли до того, как на их пути появились кровожадные дэверрийцы, отобравшие у них все.

Худые и темноволосые, они разговаривали на своем, невероятно сложном языке, точнее, на нескольких непонятных языках, которые были запрещены законами обжитых частей Дэверри и Элдиса, но продолжали скрытно существовать. Адерин подъехал к хижинам, из которых выбежали люди, рассматривая его, прекрасного коня и мула. К нему подошли восемь мужчин, держа наготове грубо сработанные копья, но Адерин обратился к ним на их языке и сказал, что он травник. Они опустили копья, вперед вышел человек лет сорока, одетый в длинную коричневую тунику, и сказал, что он – здешний староста, и зовут его Варгал.

– Простите нам такую встречу, но в эти дни у нас есть все основания опасаться чужих.

– В самом деле? Где-нибудь недалеко бродят жители Элдиса?

– Эти презренные голубоглазые людишки все время болтаются неподалеку.

Некоторое время они внимательно изучали друг друга. Взгляд Варгала метался от чужака к соплеменникам. Похоже, у него есть тайна, решил Адерин. И я знаю, что он скрывает: деревня служит убежищем беглым рабам.

– В вашей деревне есть больные? – спросил Адерин. – У меня много трав, и я с радостью помогу тем, кто нуждается в моей помощи, в обмен на чашку молока и ночлег.

– Любой странник может рассчитывать на чашку молока от моих коров. Но у нас есть женщина, страдающая от нарывов, вы можете помочь ей своими снадобьями.

Жители взяли на себя заботу о коне и муле Адерина, а Варгал пригласил его в свой дом, в котором вообще не было мебели – только три больших глиняных кувшина у очага да соломенная подстилка, на которой он спал вместе с женой. На стене висело несколько бронзовых котелков, парочка таких же ножей и грубые домотканые мешки. Адерин сел рядом с Варгалом на почетное место у очага, а остальные жители деревни столпились рядом, глядя на чужака – гости редко заходили в эту деревню. Они выпили козьего молока и обменялись вежливыми фразами, потом Адерин оказал помощь женщине, страдающей от нарывов, причем делать это пришлось прямо посреди любопытной толпы. Селяне рассматривали травы и робко задавали вопросы, но он ничем не мог им помочь – главным бедствием здесь было недоедание. Боясь лордов Элдиса, они влачили жалкое существование, проживая на таких бедных землях, на которые больше никто не позарится.

Адерин хотел есть свои продукты, чтобы не обирать жителей деревни, но Варгал настоял, чтобы гость разделил трапезу, состоявшую из козьего сыра и тонкой лепешки, с ним и его женой.

– Я удивлен, что вы до сих пор не посеяли озимые, – сказал Адерин.

– Нас здесь не будет, когда настанет пора убирать урожай. Несколько дней назад мы собрали большой совет и решили перебираться на север. Проклятые голубоглазые с каждым днем подбираются все ближе. А вдруг их староста решит построить свой форт у дороги?

– И решит взять вас в рабство, чтобы возделывать его угодья? Вы мудро поступите, если уйдете отсюда.

– Я надеюсь, что дальше на север полно ничьей земли. Ах, и все же так тяжко покидать земли своих предков! Тут в источнике обитает бог, и я очень надеюсь, что он не рассердится на нас за то, что мы его покидаем. – Он заколебался, потом продолжил. – Мы хотели уйти прошлой весной, но это было так больно, особенно для женщин. А теперь у нас есть еще одна причина.

– Правда?

Варгал изучал его лицо в неверном свете очага.

– Ты кажешься хорошим человеком, – сказал он наконец. – Я думаю, у тебя нет трав, которые могут вывести клеймо с лица человека?

– Хотел бы я иметь такие травы. Если вы укрываете беглеца, вам лучше уходить как можно скорее, пока его хозяева не явились сюда, разыскивая его.

– Так я и сказал остальным. Мы хотели завтра собираться. – Варгал огляделся. – Не много нам складывать, и не много мы потеряем – ну, конечно, кроме бога в источнике.

Адерин опять ощутил на спине холодное прикоснонение двеомера. Он почувствовал, что слова буквально пылают у него во рту – явное предупреждение этим людям.

– Вы должны уйти завтра. Пожалуйста, поверь мне – я знаю магию. Вы должны уйти завтра и идти как можно быстрее. Я пойду вместе с вами.

Побледнев, Варгал уставился на него, потом скрестил два пальца, чтобы отвести дурной глаз.

Утром все тянулось гораздо дольше, чем предполагал Адерин. Немногочисленные пожитки быстро погрузили на коров, но надо было еще собрать коз. Наконец уставшие беженцы – восемь семей, среди них около двадцати ребятишек, коровы, стадо коз и шесть небольших коричневых собачонок, следящих за стадом, отправились к святому источнику и в последний раз принесли богу жертву – кусочек сыра. Адерин в это время нетерпеливо наблюдал за дорогой. К тому времени, как они вышли в долину, был почти полдень, младшие дети устали и плакали, чувствуя в воздухе тревогу. Самых маленьких Адерин посадил к себе в седло, а сам пошел пешком, ведя коня в поводу. Варгал и молодой человек по имени Ибретин шли рядом. На щеке Ибретина виднелось клеймо, означавшее, что он принадлежит лорду.

– О мудрейший, если ты считаешь, что они могут нас поймать, – сказал Ибретин Адерину, – я лучше вернусь назад и позволю им убить себя. Если они обнаружат нас, они заберут в рабство все племя.

– Пока в этом нет нужды, – отрезал Варгал.

– Пока я с вами, такой нужды и не возникнет, – сказал Адерин. – Быть мне дважды проклятым, если я допущу, чтобы человека убили за свободу, которую даровали ему боги. Моей магии должно хватить, чтобы затруднить им поиски.

Варгал и Ибретин поверили его лжи и заулыбались. Адерин мог сделать так, чтобы его самого не заметили, но сделать невидимой всю деревню ему было не под силу.

Они шли на север два дня, держась череды холмов и проходя до двадцати миль в день. Чем чаще открывал Адерин свое сознание для знамений, тем сильнее он убеждался что их преследуют. На третью ночь он погадал, глядя в огонь костра, и увидел деревню, сожженную дотла. Только воины лорда могли сделать это, и они должны были полностью ослепнуть, чтобы не заметить следов, оставленных козами и людьми. Он отошел от костра и пошел разыскивать Ибретина, чья очередь была следить за козами на пастбище.

– Ты назвал меня мудрейшим. Веришь ли ты, что я владею магией?

– Я только надеюсь на это. Вартал верит.

При свете звезд трудно было разглядеть лицо Ибретина. Адерин поднял руку, и между пальцев у него засветился голубой огонь, похожий на холодный факел. Ибретин громко ахнул и отступил назад.

– Теперь ты знаешь, а не надеешься. Слушай, твои преследователи уже близко. Раньше или позже они поймают нас. Ты собирался погибнуть, чтобы спасти друзей. Может, вместо этого поможешь мне с моим планом?

На заре следующего дня, пока Варгал собирал односельчан, чтобы идти на север, Адерин и Ибретин поспешили на юг. Адерин ехал верхом, а Ибретин шел пешком, ведя в поводу навьюченного мула, будто они были хозяин и слуга и давно путешествовали вместе. Через час они дошли до дружины лорда, которая как раз снималась с лагеря – кони уже были оседланы, люди стояли, дожидаясь приказов хозяина. Сам лорд, высокий молодой человек в шерстяных бриггах в голубую и серую клетку, с вышитыми на рубашке дубовыми листьями – своим гербом – забрасывал землей угасающий костер. Когда Адерин и Ибретин подошли ближе, дружинники с криками окружили их. Адерин увидел, что Ибретин дрожит от страха.

– Смотрите! – закричал один из воинов. – Этот коробейник нашел сбежавшего цыпленка! Лорд Деггес вознаградит тебя за это, друг мой.

– Правда? – спросил Адерин. – Я не уверен, что мне нужна его награда.

Подав Ибретину знак отойти подальше, Адерин спрыгнул с коня в ту же минуту, когда Деггес, растолкав дружинников, подошел к нему. Адерин поклонился ему, лорд коротко кивнул в ответ.

– Я действительно нашел вашего беглого раба, но мне бы хотелось купить его у вас, мой господин. Мне нужен слуга, а он умеет ухаживать за мулом.

Застигнутый врасплох, Деггес уставился на него, затем моргнул и потер подбородок.

– Не думаю, что продам его. Я предпочту повеселиться, сдирая с него шкуру.

– Не самое мудрое решение.

– А кто ты такой, чтобы указывать мне, как поступить?

Адерин был невысокого роста, и все шесть футов крепких мышц лорда угрожающе нависли над ним. Адерин подбоченился и посмотрел на него.

– Ваши люди назвали меня коробейником, а ведь это не так. Я травник, путешествую по вашей стране и знаю законы богов. Хотите узнать больше?

– Не хочу. Я и гроша ломаного не дам за твою ученость, и потом – ты все равно врешь.

– Тогда позвольте дать вам урок. Обращать в рабство свободных людей, чтобы они работали на вашей земле – нечестивое занятие. Боги решили, что рабами могут быть только преступники и должники. Этого закона тысячу лет придерживались далеко на родине и сотни лет здесь, а потом алчные люди – такие, как вы – решили нарушить его.

Дружинники с пристыженным видом забормотали что-то, признавая истинность слов травника, а лорд побагровел от ярости. Он выдернул свой меч, и стальное лезвие сверкнуло под солнечными лучами.

– Держи свой поганый лживый язык за зубами и верни мне моего раба! Иди своей дорогой, или ты умрешь здесь, ученая свинья!

Кротко улыбнувшись, Адерин поднял вверх руку и призвал духов огня. Они тотчас появились, и яркое пламя охватило меч. С воплями пытался Деггес удержать его, потом выругался и швырнул обжигающее руку оружие наземь. Адерин превратил пламя в мираж и затанцевал вокруг, бросая яркий, но безопасный голубой огонь в дружинников. Пронзительно крича, расталкивая друг друга, они побежали прочь, оставив своего господина наедине с Адерином.

– Я готов дать вам за него две медные монеты. Это щедрая цена, мой господин.

С мертвенно-белым лицом Деггес попытался что-то сказать, но не смог и просто кивнул в знак согласия. Адерин развязал свой кошель и отсчитал медь в широкую трясущуюся левую ладонь лорда – правая болела, обожженная огнем.

– Ваш казначей несомненно скажет, что это была выгодная сделка. И, конечно, когда вы и ваши люди вернетесь домой, не стоит рассказывать о том, что здесь произошло.

Деггес выдавил кислую улыбку. Вряд ли он хотел, чтобы над ним смеялись во всех тавернах Элдиса, слушая историю о том, как простой травник взял над ним верх, особенно учитывая, что никто не поверит в травника, владеющего магией. Весело помахав на прощание, Адерин сел на лошадь и направился своей дорогой, а за ним поспешал Ибретин, ведущий в поводу мула.

Отъехав на милю, он обернулся и увидел, что лорд Деггес и его дружинники сломя голову мчатся на юг. Адерин прислушался к двеомеру и убедился, что опасность миновала. Тогда он расхохотался.

– Это была лучшая шутка в моей жизни, – сказал он Ибретину.

Ибретин попытался улыбнуться, но вместо этого разрыдался. Он всхлипывал всю обратную дорогу.

Этим вечером в лагере закатили такой пир, какой только было можно, учитывая скудость запасов. Адерин сидел у самого большого костра рядом с Варгалом и его женой, а остальные жители деревни расселись вокруг на корточках, глядя на него, как на бога.

– Козы должны денек отдохнуть, иначе они перестанут доиться, – сказал Варгал. – Безопасно ли это, мудрейший?

– Думаю, да. Но вам лучше уйти подальше на север прежде, чем вы решите где-нибудь осесть.

– Мы так и собирались сделать. Но разве ты не пойдешь с нами?

– Я пройду с вами еще немного, но судьба моя ждет меня на западе, и я должен идти туда, куда зовет меня двеомер.

Они медленно шли вперед еще три дня, и вдруг удача повернулась к ним лицом.

Ближе к вечеру они поднялись на вершину высокого холма и увидели вдоль ручья хижины, похожие на их собственные, ухоженные поля и пастбища, на которых паслось множество коз.

Они дошли до деревни, и навстречу им выбежали ее жители.

В деревне было всего семь хижин, но земли – сколько угодно. Наспех собрался совет, и староста Афель сказал, что племя Варгала может остаться здесь, если захочет.

– Чем нас больше, тем лучше, – говорил он. – Наши юноши кое-чему научились у проклятых голубоглазых. Однажды мы вступим с ними в битву, и наши земли достанутся нам.

Варгал откинул назад голову и издал боевой клич.

Путешествие подошло к концу. На эту ночь беженцы расположились лагерем на берегу ручья. Жители деревни принесли еду и остались поговорить с новыми соседями. Сидя у костра вместе со старостой Афелем, Варгал и Адерин пили из деревянных чашек слабое пиво.

– Я так понимаю, – говорил Адерин, – что вы живете здесь довольно долго. Живите всегда в мире.

– Я на это надеюсь. В нашей долине обитает могущественный бог, и до сих пор он нас оберегал. Если хочешь, я покажу тебе завтра его дерево.

– Благодарю тебя, я хотел бы. – Адерин осторожно отхлебнул пива и решил, что оно достаточно слабое для него. – Я не думаю, что где-то поблизости живут голубоглазые?

– Нет. И я молю нашего бога денно и нощно, чтобы он не подпускал их сюда. Здесь редко появляются чужаки. Иногда кто-нибудь из Народа, вот и все.

– Из кого?

– Из Народа. Голубоглазые зовут их Западным Народом, а сами они называют себя просто Народом. Но что-то давненько их не было. Когда я был маленьким мальчиком, они частенько приводили своих коней, но это было давно. Может, порожденные демонами голубоглазые пытались их поработить, но спорю на что угодно, нелегкая это работа. Я слышал, что жители Элдиса вроде как торгуют с ними – меняют железные изделия на коней.

– Железные изделия? Эти идиоты голубоглазые дают Народу железо? – Афель вскочил и отошел от костра. – Беда и еще раз беда на их головы!

– Что? Я не понимаю. Кажется, Западному Народу нужно железо, и…

– Я не могу тебе объяснить. Ты хороший человек, хоть и голубоглазый, но если я скажу тебе – я нарушу гэйс.

– Я бы никогда не предложил тебе сделать что-нибудь подобное. Больше я об этом и не заикнусь.

На следующий день Адерин поднялся еще до рассвета и покинул деревню до того, как жители ее начали просыпаться. Ему не хотелось устраивать грустное прощание. Он шел по старой, запущенной тропе, вьющейся среди пустынных холмов, и не встретил ни души – ни хорошей, ни плохой, пока вновь не вышел на широкую дорогу. Он видел вспаханные поля, сады вдоль дороги, кое-где стояли дома, а деревень было мало – все это совсем не походило на Дэверри. Домов стало больше, когда он подошел ближе к реке Эль, самому центру этой страны. Шесть дней пути привели его в Эльрис, настоящий город, в котором имелся даже постоялый двор, и не дешевый – зато чистый, пол в обеденной комнате был посыпан соломой.

Адерин отдал за ночлег несколько монет и сложил пожитки в узкой комнате на верхнем этаже. Хозяин гостиницы, Венлин, подал ему сытный обед, состоявший из наваристого говяжьего бульона, нескольких кусков свежего хлеба и кусочков яблок с медом. Он знал Западный Народ.

– Они говорят очень странно, можно язык сломать. Веселый народ, любят шутки, но у меня никогда не останавливаются. Я им, понимаете ли, не доверяю, нет. Они воруют, – будь я проклят, если нет, и все время врут. Не доверяю я людям, которые не живут в нормальных деревнях. Чего они все время скитаются, если им не от кого прятаться? – Венлин замолчал, чтобы наполнить кружку Адерина. – И бесчестят женщин. Да прямо в нашем городе живет девушка, которая родила их пащенка.

– А что, мужчины Элдиса не плодят ублюдков? Не надо судить весь табун по одной лошади.

– Сказать-то легко, добрый сэр, и, несомненно, сказано мудро. Но в этих парнях есть что-то такое… Девчонки просто вешаются им на шею, могу поклясться – кидаются на них, как кошки на кошачью мяту. Просто нервничать начинаешь – ну чего такого девчонки видят в этих чужаках? Хм. Женщины просто ничего не понимают, вот что я вам скажу.

Адерин вежливо улыбнулся, а Венлин поцокал языком и вздохнул, явно сожалея о том, что женщины так глупы.

– Скажи мне, добрый человек, – спросил, наконец, Адерин, – если я поеду по королевской дороге прямо на запад, смогу я встретиться с этим Народом?

– Обязательно, но зачем они вам? А уж если встретитесь, будьте чертовски внимательны и следите за мулом и конем. Им они могут приглянуться. А вот куда именно ехать… дайте-ка подумать – я никогда не был там – Кернметон, вот куда, именно туда наши купцы ездят торговать.

– Благодарю. Я уеду завтра. Мне просто очень хочется на них посмотреть.

Венлин уставился на него, как на слабоумного, и оставил Адерина заканчивать трапезу одного. Макая хлеб в остатки бульона, Адерин удивлялся сам себе. Но он чувствовал, как нечто зовет его на запад, и знал, что надо поспешить.

Здесь, на равнинах, времена года сменялись медленнее, чем в горах. В горах Элдиса всюду были видны приметы осени, а дальше на запад солнце еще золотило казавшиеся бескрайними зеленые равнины. Алар проехал мимо небольшой ольховой рощицы, где деревья, скучившиеся вокруг источника, стояли недвижными и пыльными в безветрии, и казалось, что лето будет длиться вечно. Далландра обернулась в седле и посмотрела на Нананну, ехавшую рядом на золотистом мерине с белыми гривой и хвостом. Старая эльфийка казалась совершенно измотанной, лицо под короной из белых косичек было белым, как пергамент, сморщенные веки закрывали лиловые глаза.

– Не хочешь ли ты отдохнуть возле источника, о мудрейшая?

– Нет, дитя. Я подожду, пока мы не доберемся до ручья.

– Ну, если ты уверена…

– Прекрати суетиться вокруг меня! Может, я и стара, но у меня хватит мозгов сказать тебе, если я устану.

Несмотря на свои пятьсот лет, Нананна сидела в седле абсолютно прямо. Она дернула поводья и проскакала немного вперед. Далландра взглянула еще раз и увидела энергию, буквально выплескивающуюся из старухи, ауру ее пронизывали серебряные потоки – слишком много могущества для такого хрупкого тела. Скоро Нананне придется умереть. Сердце Далландры разрывалось, стоило ей подумать, что она останется без своей наставницы в магическом искусстве, но нельзя было закрывать глаза на правду.

Их сопровождающие ехали следом. Рано утром основная часть алара ушла вперед со стадами и табунами, оставив небольшое сопровождение для тех, кто не мог передвигаться быстро. Впереди ехала Энабрилья и вела под уздцы лошадь, впряженную в тяжелую повозку, груженную палатками. Следом ехал ее муж Вилэнтериэль, вскинув на плечи кожаную сумку, в которой спал их младенец. Он следил, чтобы племенные кобылы и жеребята не разбредались в разные стороны. С другой стороны табуна за ними следил его брат Тальбреннон. Ближе к вечеру Нананна призналась, что устала, и они остановились отдохнуть под сенью ив. Они не собирались разбивать палатки ради одной ночи, но Далландра сказала, что одна для Нананны необходима.

– Не нужно, – сказала Нананна.

– Успокойся, мудрейшая, – отозвался Вилэнтериэль. – Мы сделаем это за считанные минуты.

– Дети, дети, мой час еще не настал. Когда придет время, вы можете суетиться вокруг меня, сколько душе угодно – все равно это не продлит мою жизнь.

– Я знаю, что ты права, – сказала Далландра, – но…

– Никаких но, дитя. Если ты знаешь это, веди себя подобающе.

Вилэнтериэль разрешил спор по-своему – он и Таль развернули небольшой шатер, чтобы уберечь старую ведунью от ночной сырости, и набросали на полотняный пол подушек. Далландра помогла Нананне устроиться и сняла с нее башмаки. Нананна наблюдала за ученицей с легкой усмешкой, положив свои худые руки на колени.

– Думаю, мне придется вздремнуть перед обедом.

Далландра укрыла ее легким одеялом и пошла помогать обустраивать лагерь. Мужчины уже отвели коней на водопой; Энабрилья сидела на земле, укачивая плачущего Фарендара. Ему был всего годик – по эльфийским меркам он считался новорожденным. Далландру вдруг пронзило предчувствие, и она спустилась ниже по ручью.

Несмотря на яркое солнце, она замерзла, будто кусочки льда прокалывали ее сознание, будто наступила зима – это был знак того, что жизнь ее должна разорваться пополам и безвозвратно измениться. Вероятно, приближается смерть Нананны.

Вечером, пока остальные сидели у костра, Далландра вошла в шатер. Нананна сотворила большой световой шар, подвесила его к шесту и рылась в дорожных сумках в поисках серебряной шкатулки, в которой хранила магические камни. Их было пять, каждый вставлен в серебряную оправу с гравировкой – рубин для огня, топаз для воздуха, сапфир для воды, изумруд для земли и – самый большой – аметист для эфира. Нананна выложила все пять на подушку и нахмурилась.

– Я вздремнула, и мне кое-что приснилось. Надо посмотреть дальше. Хм, пожалуй, аметист подойдет.

Она аккуратно завернула остальные камни в шелковые лоскуты и положила аметист на правую ладонь. Далландра встала рядом на колени, вглядываясь в камень. Из центра исходил тонкий луч света, потом пустота начала куриться дымком – или Далландре это просто показалось? Наннна смотрела очень внимательно, иногда кивая головой, потом произнесла ритуальное слово, освобождающее камень от видения.

– Очень интересно, – сказала она. – Что ты об этом думаешь?

– Ничего. Я ничего не увидела.

– К нам с востока направляется человек, владеющий магией. Судьба ждет его здесь, а впустить его должна я.

– Не один из этих вонючих круглоухих?

– Любой, кто служит Свету, будет радушно принят в моей палатке.

– Конечно, мудрейшая, но я не думаю, что у круглоухих хватит мозгов освоить магию.

– Ну, ну! Не подобает ученику Света говорить злые слова и иметь предвзятое мнение.

– Прошу прощения.

– Вообще-то я тоже не очень люблю круглоухих, но я стараюсь. Ты тоже должна стараться.

Ближе к вечеру следующего дня они въехали в алардан, большой лагерь, в котором Народ собирался в конце лета, окончив сезон скитаний. В этом году вожди разбросанных племен выбрали озеро Прыгающей Форели, самое южное из четырех озер, расположенных вдоль широкой реки, которую жители Элдиса, не имеющие воображения, называли просто Авер Педролок – река четырех озер.

За озером рос первозданный дубовый лес, освященный Народом для захоронений тысячи лет назад. На северном берегу на широком лугу раскинулись сотни ярких палаток, похожих на диковинные цветы. Стада коз и табуны лошадей в кольце всадников паслись поодаль.

Тальбреннон повернул животных к общему пастбищу. Далландра спустилась к берегу и нашла свободное место, где можно было разбить палатки.

Они спешились, и тут же человек десять подбежали к ним, чтобы помочь мудрейшей и ее ученице. Далландра вывела Нананну из суматошной толпы и усадила на траву; к ним тут же присоединилась Энабрилья с сыном. Фарендар не спал, улыбаясь матери широкой беззубой улыбкой.

– Смотри, солнышко, какой красивый лагерь. Сегодня вечером будет играть музыка, ты тоже послушаешь.

Фарендар загулил. Он был очаровательным младенцем, с большими лиловыми глазами, светлыми волосиками и нежными ушками, длинными и еще скрученными как у всех малышей. Они начнут расправляться, когда ему исполнится три годика.

– Поцелуй тетю Даллу. – Энабрилья подняла малыша. – Мой самый ненаглядный!

Далландра вежливо чмокнула мягкую розовую щечку. От малыша попахивало.

– Он опять напачкал.

– Ах ты, грязнулька!

Энабрилья встала на колени и сняла с ребенка кожаный подгузник. Она чистила его и не прекращала ласково ворковать, отчего Далландру начало подташнивать. Ее подруга непрестанно сюсюкала над малышом, и не имело значения, чем она при этом занималась – чистила грязный подгузник или вытирала ему сопливый нос.

Порой Далландре было трудно поверить, что это та же самая девушка, которая собиралась стать лучницей и всегда скакала впереди алара, та самая, которая любила вдвоем с Далландрой ночевать в лесу. Конечно, любое дитя дороже золота и серебра, потому что они рождались у Народа очень редко. Это знал каждый эльф, и далландра часто напоминала себе об этом. Энабрилья надела Фарендару подгузник, и он тут же намочил его, залив и себя, и мать, но она только рассмеялась, как будто он сделал что-то чрезвычайно умное.

– Пожалуй, я пойду обратно, – сказала Далландра. – Посмотрю, стоит ли уже палатка.

Палатки уже поставили, и банадар Галабериэль стоял с четырьмя своими дружинниками у входа палатки Нананны. Деревенщины, так называла про себя Далландра этих юношей, вооруженных длинными мечами из Элдиса; и походка у них неуклюжая. Галабериэль, однако, был совсем другим – очень проницательным и толковым, и умел по справедливости рассудить всех в своих аларах. Далландра протянула вперед руки ладонями вверх, и он коротким, но уверенным кивком ответил на этот жест уважения.

– Я рад видеть тебя, мудрейшая. Надеюсь, Нананна чувствует себя хорошо?

– Устала немного. Она отдыхает на берегу.

– Я пойду поговорю с ней. – Галабериэль взглянул на сопровождение. – Вы останетесь здесь.

Четверка послушно уселась у входа в палатку. Это самые худшие, снова подумала Лалландра. Калондериэль, Джезриаладар, Эльбаннодантер и Альбараль – все уставились на нее голодными глазами, глупо улыбаясь. Ей ужасно захотелось зашнырять их землей. Она пошла следом за вождем, но Калондериэль догнал ее, схватил за руку и наклонился поближе.

– Пожалуйста, Далла, давай сегодня погуляем! Клянусь всеми богами на Луне, я видел тебя во сне все эти долгие недели!

– Что ты говоришь! – Далландра вырвала руку. – Надо меньше пить элдисского меда перед сном. Прими слабительное из трав, может, поможет.

– Как такая красотка может быть такой жестокой? Я готов умереть за тебя! Я исполню любое твое желание, готов сражаться с тысячью круглоухих или в одиночку убить самого свирепого вепря! Пожалуйста, назначь мне испытание! Что-нибудь по-настоящему опасное, и я сделаю это или умру за тебя!

– Ну и пустоголовый же ты!

– Я говорю как безумец, потому что сошел с ума от любви к тебе! Я столько лет люблю тебя! Я не посмотрел больше ни на одну женщину! Разве я не приносил тебе из Элдиса богатые дары? Пожалуйста, погуляй со мной хоть немножко. Если я умру от того, что ты не поцелуешь меня, моя кровь падет на твою голову!

– А если у меня заболит голова от твоих глупостей, к крови добавится еще и головная боль! Кел, в алардане полно женщин куда красивее меня. Выбери какую-нибудь и соблазняй ее, хорошо?

– О боги! – Калондериэль вскинул голову, и его лиловые глаза вспыхнули яростью. – Неужели любовь ничего для тебя не значит?

– Не больше, чем мясо для оленя. И я не хочу видеть тебя таким несчастным. Слушай, мы же дружим с тобой с тех пор, как были детьми.

В этом году Калондериэлю исполнилось семьдесят, он был красивым юношей, высоким даже для Народа, выше Далландры на голову, с такими светлыми волосами, что они казались белыми, а глаза посажены так глубоко, что походили на глубокий темный колодец. И все же одна мысль, что он поцелует ее или, того хуже, начнет ласкать, вызывала у Далландры такое же отвращение, как мысль о куске мяса.

– Кроме того, – продолжала она, – что скажут твои дружки, если я выберу тебя?

– Им придется примириться с этим. Мы бросили жребий, чтобы решить, кто первым начнет ухаживать за тобой, и я победил.

– Ты что? – Далландра влепила ему такую пощечину, что он чуть не упал. – Животное! Глист, сосущий внутренности у овц! Ты что думал, я буду польщена?

– Конечно. То есть я хочу сказать, разве ты не рада, что за тебя готовы умереть сразу четверо?

– Нет, если они разыгрывают меня, как кусок железа из Элдиса!

– Я же не это имел в виду!

– Конское дерьмо!

Он снова схватил Далландру за руку, наклоняя голову и приседая перед ней, точно птица, пьющая из ручья.

– Подожди, пожалуйста! Скажи хотя бы: ты кого-то любишь больше, чем меня? Если это так, я уеду отсюда. С разбитым сердцем, но уеду.

– Поскольку я вообще не люблю тебя, нетрудно найти того, кого я буду любить больше, но пока я никого не искала. Неужели твои мозги так затуманены, что ты не можешь мне поверить? Я тебя не люблю. Я вообще никого не люблю. Я не собираюсь выходить замуж. Вот тебе чистая правда. Больше мне сказать нечего. Не-че-го.

В его глазах вспыхнула ярость.

– Я не верю в это. Ну скажи мне: что я должен сделать, чтобы ты полюбила меня?

Она снова захотела выругаться, но тут ей в голову пришла идея получше.

– Я никогда не смогу полюбить мужчину, если он не будет мне равным в магии.

– Что за отвратительные вещи ты говоришь! Где ты найдешь мужчину, который знает магию? Это искусство для женщин.

– Так быть не должно. – Далландра слегка улыбнулась ему. – Мужчина может этому научиться, если у него есть характер. Просто у вас его нет.

Далландра снова вырвалась и ушла. Кел остался стоять на месте, яростно пиная траву. Она поспешила на берег озера, где в тени большой ивы сидели Нананна и Галабериэль, касаясь друг друга головами и о чем-то взволнованно разговаривая.

– Я как раз просила вождя оказать нам услугу, – сказала Нананна. – Это о вчерашнем видении.

– Конечно, мудрейшая, я отправлюсь на поиски этого человека. И возьму с собой сопровождающих. – Он немного подумал. – Как раз сейчас здесь один из купцов-круглоухих. Можно спросить его, не видел ли он чужака.

– Нет, – сказала Нананна. – Я понимаю, банадар, что это усложнит твою задачу, но лучше ты с круглоухим не разговаривай.

Галабериэль встревоженно взглянул на нее, потом кивнул в знак согласия.

– Возьми с собой Кела, ладно? – встряла Далландра. – Я хочу, чтобы он убрался с глаз моих долой.