Текст книги "Принцесса Америки"

Нина ловила голоса родителей, что доносились по старомодной отопительной системе здания. Она сидела у себя спальне на третьем этаже, под чердаком, и не собиралась подслушивать… но также никогда не извещала мам, как легко могла их слышать, если они разговаривали в гостиной.

– Почему? – удивилась Джули; ее голос странным образом искажался в старых металлических трубах.

– Потому что я о ней беспокоюсь! Мир, в котором обитают Вашингтоны, со всеми этими частными самолетами, придворными балами и протоколами – это не реальность. И неважно, как часто они ее приглашают или как сильно ее любит принцесса Саманта, Нина никогда не станет одной из них. – Изабелла вздохнула. – Я не хочу, чтобы она чувствовала себя, словно бедная родственница из романа Джейн Остин.

Нина сдвинулась на матрасе так, чтобы лучше расслышать ответ.

– Принцесса всегда была для Нины хорошей подругой, – возразила Джули. – А тебе следует чуть больше верить в то, как мы воспитали нашу дочь. Во всяком случае, я думаю, что Нина окажет положительное влияние на Саманту, напоминая той, что мир существует и за пределами дворцовых ворот. Принцессе, вероятно, нужна нормальная подруга.

К тому времени, когда они перешли в старшие классы, Нина уже привыкла к хитрым планам и заразительному возбуждению своей лучшей подруги. «Давай вытащим Альберта!» – могла написать Сэм, имея в виду лимонно-желтый джип, который выпросила у родителей на шестнадцатилетие. Принцесса получила машину, но никак не могла сдать параллельную парковку, поэтому по-прежнему не имела прав. Это означало, что в итоге Нина водила этот вызывающе-желтый джип по всей столице, а Саманта, скрестив ноги, сидела рядом, умоляя ее заскочить по пути в «макдоналдс». Со временем Нина даже перестала обращать внимание на охранника, что недовольно наблюдал за ними с заднего сиденья.

Благодаря Сэм Нина слишком легко забыла о бесчисленных различиях между ними. И любила подругу без всяких условий и условностей, как любила бы сестру. Просто так сложилось, что «сестра» оказалась принцессой Америки.

Но за последние шесть месяцев их отношения неуловимо изменились. Нина никогда не рассказывала Сэм, что случилось в ночь выпускного близнецов, и чем дольше хранила секрет, тем больше становилась пропасть между ней и подругой. Затем Сэм и Джефф отправились в свою сумасшедшую поездку в честь окончания школы, а Нина поступила в колледж, и, возможно, все это было к лучшему. Она получила шанс наладить нормальную жизнь, без частных самолетов, придворных торжеств и протокола, который так волновал Изабеллу. Нина могла вернуться в свой обычный, реальный мир.

В Королевском колледже девушка никому не призналась, что Саманта – ее лучшая подруга. Ребята, вероятно, решили бы, что Нина лжет, или, если бы поверили ей, то могли бы попытаться использовать ее ради связей. Еще неизвестно, что хуже.

Профессор Уркарт выключил микрофон, показывая, что лекция окончена. Все встали и принялись закрывать ноутбуки, тихо переговариваясь меж собой. Нина нацарапала последние строки в тетради, затем бросила ее в сумку, закинула ремень на плечо, спустилась вслед за Рейчел вниз по лестнице и вышла во двор.

В коридоре к ним присоединились еще несколько девушек, которые восторженно щебетали о предстоящем Бале королевы. Все пошли к столовой, где студенты обычно перекусывали после занятий, но Нина замедлила шаг.

Ее внимание привлекло какое-то движение на улице. У обочины тихо урчал черный лимузин. Из окна свешивался лист бумаги с написанным на нем именем Нины.

Этот почерк она узнала бы из тысячи.

– Нина! Ты идешь? – позвала Рейчел.

– Извини, мне надо встретиться со своим методистом, – соврала Нина, выждала еще немного, а потом побежала через лужайку к машине.

На заднем сиденье ее ждала принцесса Саманта в велюровых спортивных штанах и белой футболке, сквозь которую просвечивал розовый лифчик. Нина поспешно забралась в лимузин и закрыла дверь, пока никто не увидел.

– Нина! Я по тебе скучала! – Сэм, как обычно, порывисто обняла подругу.

– Я тоже по тебе скучала, – пробормотала Нина в плечо принцессы. Миллион вопросов крутился на языке.

Наконец Саманта отстранилась и подалась вперед, чтобы дать указания водителю.

– Можете просто покружить по кампусу. – Все та же типичная Сэм; ей постоянно нужно было двигаться, даже если она никуда конкретно не собиралась.

– Сэм, что ты здесь делаешь? Ты разве не должна готовиться к балу?

– Я тебя похищаю и тащу на бал как свою спутницу! – сообщила подруга заговорщическим тоном.

– Извини, я сегодня работаю, – покачала головой Нина.

– Но там будут твои родители – уверена, они будут счастливы тебя увидеть! – Сэм вздохнула. – Нина, пожалуйста. Мне сейчас очень не повредит поддержка.

– Ты же только вернулась. – На что король с королевой уже могут сердиться?

– В последнее утро в Таиланде мы с Джеффом сбежали от своей охраны, – призналась Сэм, глядя в окно.

Они ехали по Колледж-стрит в сторону готического здания библиотеки Дэндриджа.

– Вы улизнули от своих телохранителей? Как?

– Убежали от них, – повторила Саманта, не в силах сдержать улыбку. – В прямом смысле слова. Повернулись и рванули по встречной полосе, виляя между машинами, а затем отправились в пункт проката квадроциклов. Взяли пару и поехали кататься по джунглям. Это было невероятно.

– Рискованная затея, – заметила Нина, и Сэм рассмеялась.

– Ты говоришь точно как мои родители! Видишь, вот почему ты мне нужна. Я надеялась, что если сегодня вечером ты пойдешь со мной…

– То смогу за тобой проследить? – договорила за нее Нина. Словно ей хоть раз удавалось проконтролировать принцессу. Никакая сила на земле не могла остановить Саманту, если та что-то вбивала себе в голову.

– Ну, ты же хорошая девушка!

– Хорошая только в сравнении с тобой, – уточнила Нина. – Невелико достижение.

– Тебе вообще следует сказать мне спасибо, что я установила планку так низко, – поддразнила Сэм. – Слушай, мы можем уйти с приема пораньше; прихватим с кухни домашнее печенье, будем допоздна смотреть паршивые реалити-шоу… Мы сто лет пижамную вечеринку не устраивали! Ну, пожалуйста, – повторила она. – Я так по тебе соскучилась.

Сложно устоять, когда лучшая подруга тебя умоляет.

– Думаю… я смогу уговорить Джоди поменяться со мной сменами, – сдалась Нина, помявшись так недолго, что Сэм, пожалуй, даже этого не заметила.

– Спасибо! – восторженно взвизгнула Саманта. – Кстати, я привезла тебе кое-что из Бангкока. – Она покопалась в сумке и наконец выудила пакетик конфет M&M’s.

Ярко-голубую упаковку испещряли витиеватые надписи на тайском.

– Ты вспомнила. – M&M’s были любимым лакомством Нины.

Сэм всегда привозила ей их из своих заграничных поездок – где-то вычитала, что в каждой стране свой рецепт, и решила, что они с Ниной должны перепробовать все возможные.

– Ну как? – спросила Сэм, когда Нина сунула в рот шоколадную конфету.

– Вкуснятина. – На самом деле лакомство немного отдавало затхлостью: неудивительно, если вспомнить, сколько километров оно проехало в боковом кармане сумочки Саманты.

Они свернули за угол, и в поле зрения плавно выплыл дворец – слишком рано, на вкус Нины, но, в конце концов, Королевский колледж находился всего в паре миль от резиденции монарха. Сосны гордо высились по обе стороны улицы, забитой офисами и людьми. Дворец выделялся на синей эмали неба ослепительно-белым пятном. Его отражение танцевало в водах Потомака, и казалось, существует два дворца – один настоящий и другой подводный, сказочный.

Туристы толпились у железных ворот, там же выстроилась охрана, вскинув руки в военном приветствии. Пока лимузин выписывал круг, Нина увидела трепещущий край королевского штандарта – флаг показывал, что монарх официально в своей резиденции.

Нина глубоко вздохнула, собираясь с духом. Ей не хотелось возвращаться во дворец и сталкиваться с ним. Она все еще ненавидела его за то, что случилось в ночь выпускного.

Но еще больше Нина ненавидела себя, ведь в глубине души втайне мечтала его увидеть, даже после всего того, что он натворил.

3
Дафна

Дафна Дитон повернула ключ в замочной скважине входной двери своего дома и остановилась. По привычке с улыбкой оглянулась через плечо, хотя уже несколько месяцев папарацци не собирались у нее на лужайке, как тогда, когда она встречалась с Джефферсоном.

По другую сторону реки виднелся уголок Вашингтонского дворца. Центра мира – по крайней мере, мира Дафны.

С этой перспективы он был прекрасен, солнечный свет струился по кирпичам из белого песчаника и высоким арочным окнам. Но, как знала Дафна, дворец был далеко не таким упорядоченным, как казалось. Построенный на месте Маунт-Вернон, дома короля Георга I, он неоднократно обновлялся, когда различные монархи пытались оставить свой след в его истории. Теперь резиденция представляла собой запутанное гнездо галерей, лестниц и коридоров, в которых постоянно сновало множество народу.

Дафна жила со своими родителями на окраине Геральд Оукс, скопления величественных аристократических домов к востоку от дворца. В отличие от соседних поместий, которые наследовались в течение последних двух с половиной веков, дом Дейтонов был совершенно новым. Так же, как их дворянство.

По крайней мере, у ее семьи был титул, слава богу, пусть и не столь значимый, как хотелось бы Дафне. Ее отец, Питер, был вторым баронетом Маргрейвом. Титул им даровал король Эдуард III за «личную дипломатическую службу» деда Дафны императрице Анне Российской. Никто в семье никогда не объяснял, в чем заключалась специфика этой самой личной службы. Естественно, Дафна сделала собственные выводы.

Она закрыла за собой дверь, сняла с плеча кожаную сумку с книгами и услышала из столовой голос мамы:

– Дафна? Не зайдешь сюда?

– Конечно. – Дафна заставила себя скрыть раздражение.

Она знала, что сегодня родители вновь устроят семейный совет, как делали это уже не раз: когда Джефферсон впервые позвал Дафну на свидание, или когда пригласил ее в отпуск со своей семьей, или в тот немыслимый день, когда он с ней расстался. Каждая веха в ее отношениях с принцем была отмечена одним из подобных советов. Так уж повелось в ее семье.

Не то чтобы родители как-то влияли на процесс. Все, что Дафна делала с Джефферсоном, она решала строго сама.

Дафна села за стол напротив родителей и небрежно потянулась за кувшином чая со льдом. Она точно знала, что сейчас скажет мать.

– Прошлой ночью он вернулся.

Не было необходимости уточнять, о ком идет речь. Принц Джефферсон Джордж Александр Август – самый младший из трех королевских отпрысков Вашингтон и единственный мальчик.

– Я знаю. – Словно бы Дафна сама не установила дюжину интернет-оповещений по имени принца, не штудировала СМИ в поисках любой крупицы информации о его нынешнем положении. Словно она не знала Джефферсона лучше, чем кто-либо, – пожалуй, даже лучше, чем его родная мать.

– Ты не пошла встречать его в аэропорт.

– И стоять там, рядом с визжащими фанатками? Вот уж нет. Я увижу Джефферсона сегодня, на Балу королевы. – Дафна подчеркнуто отказывалась называть принца Джеффом, как все прочие. Уменьшительное имя звучало возмутительно не по-королевски.

– Полгода прошло, – напомнил отец. – Ты точно готова?

– Полагаю, да, – резко ответила Дафна. Ну, разумеется, она готова.

Мать поспешила вмешаться.

– Мы лишь пытаемся помочь, Дафна. Сегодня важный день. После всего, что мы сделали…

Психолог мог бы предположить, что Дафна унаследовала амбиции от своих родителей, но точнее было бы сказать, что амбиции родителей сконцентрировались в ней, как изогнутая стеклянная линза фокусирует рассеянные лучи солнца. Восхождение Ребекки Дейтон по социальной лестнице началось задолго до рождения Дафны. Бекки, как ее тогда звали, покинула свой маленький городок в штате Небраска в возрасте девятнадцати лет, имея только потрясающую внешность и острый ум. Буквально несколько недель спустя она уже подписала контракт с ведущим модельным агентством. Вскоре ее лицо красовалось на обложках журналов и рекламных щитах, мелькало в рекламе нижнего белья и автомобилей. Америка увлеклась ею. В конце концов, Бекки стала позиционировать себя как Ребекку и нацелилась на титул. А после встречи с отцом Дафны получение титула леди Маргрейв стало лишь вопросом времени. И если бы все пошло по плану и Дафна вышла бы замуж за Джефферсона, ее родители наверняка бы поднялись выше скромного баронетства. Они могли бы стать графом и графиней… возможно, даже маркизом и маркизой.

– Мы просто заботимся о тебе, – прибавила Ребекка, не сводя глаз с дочери.

Вернее, о себе, хотелось ответить Дафне, но вместо этого она заверила мать, мол, с ней все в порядке. Годами она знала, что станет женой принца. Именно так – знала. Не надеялась, не мечтала, даже не предчувствовала. Все эти слова содержали в себе элемент случая, неуверенности.

В детстве Дафна жалела девочек из своей школы, которые были одержимы королевской семьей: тех, кто копировал все, что носили принцессы, или клеил в шкафчиках фотографию принца Джефферсона. Что за блажь страдать над плакатом, притворяясь, будто принц твой парень? Притворство – для детей или дураков, а Дафна не относила себя ни к тем, ни к другим.

Затем в восьмом классе Дафну с другими школьниками повели на экскурсию во дворец, и она поняла, отчего родители так одержимо цепляются за свой аристократический статус. Потому что он был окном в этот мир.

Разглядывая покои во всем их недостижимом блеске, Дафна услышала шепотки одноклассников, мол, как, наверное, здорово быть принцессой, и поняла: а ведь они правы. Быть принцессой замечательно. Поэтому Дафна, в отличие от них всех, ею и станет.

После той поездки Дафна решила, что будет встречаться с принцем, и добилась этого, как и всех целей, которые когда-либо перед собой ставила. Она подала документы в частную школу для девочек святой Урсулы, которую с незапамятных времен посещали дочери королевской семьи. Сестры Джефферсона пошли туда. Делу не повредило, что школа самого принца, Академия Форсайт для мальчиков, стояла по соседству.

И, конечно, к концу года принц позвал ее на свидание. Дафна училась на первом курсе, он на втором.

Не всегда было легко управлять кем-то, столь спонтанным и безрассудным, как Джефферсон. Но Дафна являла собой живое воплощение понятия «принцесса»: милостивая, совершенная и, конечно, красивая. Она очаровала американский народ и прессу. Она даже получила одобрение королевы-матери, а бабушке Джефферсона, как известно, было практически невозможно угодить.

Так продолжалось до самого выпускного вечера Джефферсона в средней школе. В ту ночь все полетело кувырком. Химари пострадала, и Дафна пошла искать Джефферсона – только чтобы найти его в постели с другой девушкой.

Это точно был он: свет играл на темно-каштановых прядях принца. Дафна с трудом вспомнила, как дышать. Перед глазами плясали точки. После всего, что произошло, после того пути, который ей пришлось осилить…

Она попятилась и выскочила прочь, прежде чем любовники успели ее заметить.

На следующее утро Джефферсон позвонил. Дафна запаниковала, что он каким-то образом все узнал – узнал об ужасной, немыслимой вещи, которую она сделала. Вместо этого принц разразился бездушной прощальной речью, которую с тем же успехом могли написать его пиарщики. Джефферсон все твердил, как они оба молоды; что Дафна еще не закончила среднюю школу, а сам он не знает, чем займется в следующем году. Возможно, им обоим будет лучше, если они проведут какое-то время порознь, и он надеется, что они останутся друзьями. До жути спокойным голосом Дафна заверила принца: мол, все понимает.

Стоило ему повесить трубку, Дафна набрала Наташу из «Дейли Ньюс» и поведала свою версию разрыва. Давным-давно она поняла, что первая статья всегда самая важная, так как задает тон последующим. Поэтому проследила, чтобы Наташа написала: Дафна и Джефферсон расстались по обоюдному согласию, решили, что так будет лучше.

По крайней мере, пока, едва уловимо намекала статья.

Следующие полгода Джефферсон отсутствовал – сперва посещал страны в рамках королевского тура, затем напропалую кутил вместе со своей сестрой-близнецом. У Дафны было предостаточно времени обдумать их отношения, что они оба натворили и чем она за это заплатила.

Но даже после всего произошедшего, после всего, что всплыло на поверхность, Дафна по-прежнему хотела стать принцессой. И намеревалась вновь завоевать Джефферсона.

– Мы просто пытаемся присматривать за тобой, Дафна, – продолжала Ребекка так же серьезно, как если бы обсуждала смертельно опасную болезнь. – Особенно сейчас…

Дафна понимала, к чему клонит мать. Они с Джефферсоном расстались, открывается новый сезон, и за ним вновь начнут бегать стайки девушек. БРАКоньерши, как называли их газетчики. Лично Дафна предпочитала именовать их шлюхами Джеффа. Откуда бы они ни заявлялись, сценарий был один: короткие юбки, высоченные каблуки, часами сидят в барах или лобби отеля, лишь бы взглянуть на кумира. Джефферсон – как обычно, ничего не замечая – беззаботно порхал с места на место, точно бабочка, а девицы преследовали его, держа наготове сачки.

Эти БРАКоньерши, на самом деле, не могли тягаться с Дафной, просто были не из ее лиги. И все же каждый раз, видя фото Джефферсона в окружении девиц, Дафна поневоле чувствовала тревогу. Соперниц было слишком много.

Не говоря уже о той девчонке в постели Джефферсона, кем бы она ни оказалась. Из каких-то мазохистских побуждений Дафне хотелось узнать ее имя. С той ночи она все ждала, когда девица явит миру свои откровения, но их так и не последовало.

Чтобы успокоиться, Дафна посмотрела на себя в зеркало, висящее над комодом.

Она прекрасна, никаких сомнений. Красива той редкой, пьянящей красотой, которой обычно приписывают все успехи и оправдывают все поражения. Дафна унаследовала яркие черты Ребекки, ее алебастровый цвет лица и, прежде всего, ее глаза: эти выразительные зеленые глаза с золотыми искорками, которые, казалось, намекали на таящиеся в глубине секреты. Но волосы Дафна взяла от Питера. Великолепное буйство цвета, все оттенки от меди до красной смородины и жимолости; роскошные локоны ниспадали почти до талии.

Дафна слегка улыбнулась, как обычно, умиротворенная собственным многообещающим отражением.

– Дафна, – ворвался в мысли голос отца. – Что бы ни случилось, знай, мы на твоей стороне. Всегда.

Что бы ни случилось. Дафна пристально глянула на родителя. Знает ли он, что она сотворила той ночью?

– У меня все будет хорошо, – повторила Дафна и на этом закрыла тему.

Она знала, чего от нее ждали. Если план не сработал, составляй другой; если упала, то падай строго вперед. Для нее не существовало иных вариантов. Всегда – только вперед.

Родители понятия не имели, на что способна их дочь – и что она уже сделала в погоне за короной.

4
Саманта

В тот вечер Саманта направилась к неприметной двери, что притулилась в коридоре внизу, словно архитектор вспомнил о ней в последний момент. Может, и неприметной, однако это была «дверь вздохов», отдельный вход для королевской семьи в большой бальный зал. Называлась она так потому, что принцессы, которых в силу юного возраста еще не пускали на приемы, поколениями торчали у нее и тоскливо вздыхали, подглядывая за танцами.

– Ох, и влетит тебе от родителей, – предупредила Нина, идя рядом.

– Возможно. – Саманта сомневалась, что родители вообще заметят ее опоздание. Они никогда не обращали внимания на младшую дочь, разве что она вынуждала их откровенно скандальными поступками.

Рядом шел начальник охраны, сжав губы в тонкую линию. Калеб явно все еще злился на подопечную за ту выходку в Таиланде. Что ж, Сэм не хотела выскакивать на встречную полосу; Калеб просто не оставил ей выбора. Ничто иное не сработало – ни уговоры, ни мольбы, ни даже ее последний трюк, который заключался в жалобах на спазмы или просьбе купить тампоны. Телохранитель просто вручил ей две таблетки обезболивающего и бутылку воды.

– Вхожу с Воробьем, – пробормотал Калеб в свою рацию.

Сэм проглотила вспышку раздражения, услышав свое кодовое имя. Всех членов королевской семьи обозначали как птиц: король – Орел, королева – Лебедь, Беатрис – Сокол, Джефф – Сиалия. Всего пару лет назад Сэм узнала, почему охрана всегда называла ее Воробьем.

Самая незначительная. Не наследница. Дополнительный ребенок, живая запасная батарейка.

Глашатай, что нес вахту у «двери вздохов», не осмелился упрекнуть Сэм в опоздании. Он терпеливо ждал, пока она, решив поправить помаду, достала из расшитого бисером клатча блеск для губ – сделанный на заказ пионовый оттенок. Ей предлагали многомиллионную сделку за право назвать оттенок «Американская роза» и поставить лицо Сэм на тюбик, но она отказалась. Ей нравилось думать, что цвет полностью принадлежит ей, а не фирме.

Когда она кивнула, герольд вошел в бальный зал и стукнул об пол огромным золотым посохом. Звук перекрыл шум приема: звон бокалов, шорох кожаных подошв и низкий гул сплетен.

– Ее Королевское Высочество Саманта Марта Джорджина Амфиллис из Дома Вашингтон!

Сэм в последний раз глянула на Нину и вошла в зал.

Сотни глаз мгновенно оценивающе впились в Саманту. Все прикидывали, сколько килограммов она набрала за путешествие, сколько стоит ее платье, как она, наверное, завидует старшей сестре. Сэм постаралась не поморщиться. Она успела забыть, как велик двор, а здесь собрались все до последнего аристократа и политика, даже их супруги и те, кому не суждено унаследовать титул.

Официанты в белых перчатках разносили шампанское, а струнный квартет на заднем плане играл джазовую музыку. Вся зала была украшена еловыми ветвями и остролистом, пуансеттиями и огромными красными бархатными бантами. В углу стояла официальная рождественская елка, с ветвей которой ниспадали старомодные гирлянды из попкорна и вишни. Так королевская семья украшала ель уже сто лет подряд.

Джефф стоял на свежем воздухе. Стеклянные двери балкона были распахнуты; придворные высыпали наружу и собрались под паутинками огоньков. Несколько друзей близнецов уже обосновались там. Джефф встретил взгляд сестры, попытался безмолвно предупредить ее, но тут рука схватила Сэм за локоть, точно тиски.

– Саманта. Нам надо поговорить. – Королева Аделаида в черном платье без бретелек выглядела хладнокровно и элегантно, ее блестящие волосы скрепляли бриллиантовые заколки – те самые, что Георг II выиграл у французского короля Людовика XVI в карты. Люди называли ту партию «Луизианской авантюрой», поскольку в результате Франция уступила Америке территорию Луизианы.

– Привет, мам, – весело поздоровалась Сэм, зная, что усилия тщетны.

– Это не то платье, что я тебе выбрала. – Аделаида обладала уникальной способностью хмуриться и улыбаться разом. Сэм всегда считала, что это страшновато и в то же время впечатляюще.

– Я знаю. – Саманта проигнорировала наряд, который выбрала мама, и вместо этого взяла расшитое серебряными пайетками платье на одно плечо: слишком броское и не подходящее для такого формального события. Плевать. Ее пышные темные волосы были распущенными и в беспорядке, словно она только что вылезла из кровати. Саманта также позаимствовала колье своей бабушки, сделанное из огромных, ограненных в виде кабошонов рубинов, перемежающихся бриллиантами, но вместо того, чтобы застегнуть его на шее, обмотала вокруг запястья, превращая элегантные камни во что-то почти сексуальное.

Сэм давным-давно решила, что раз уж ей не зваться красивой, то можно стать, как минимум, интересной. А красавицей она не была, по крайней мере, по общепринятым стандартам – слишком широкий и слишком покатый лоб, слишком тяжелые брови, слишком резкие черты лица, как у дальних ганноверских родичей.

Но стоило Саманте начать говорить – и люди, как правило, забывали обо всем. В ней бурлила какая-то заразительная энергия, словно она была более живой, чем все остальные. Как будто все ее нервные окончания искрились прямо под кожей.

Королева твердой рукой увела дочь подальше от любопытных ушей.

– Мы с отцом тобой разочарованы, – начала Аделаида.

«Какая новость».

– Прости, – устало ответила Сэм.

Принцесса уже знала этот сценарий, знала, что проще сказать матери то, что она хочет услышать. Вчера Саманта приземлилась поздно вечером, и ей удалось разминуться с родителями, а сегодня они были слишком заняты подготовкой к балу. Но Сэм знала, что не может избегать их вечно.

– Прости? – прошипела королева. – И это все, что ты можешь сказать после того, как сбежала от охраны? Саманта, подобное поведение непростительно! Эти люди каждый день ради тебя рискуют жизнью. Их работа – буквально заслонить тебя от пули. Как минимум ты обязана проявлять к ним уважение!

– А Джеффу ты тоже это все уже сказала? – спросила Сэм, будто и так не знала ответа. Братец всегда выходил сухим из воды.

Нечестно. Какого бы прогресса на словах ни достигла Америка, по отношению ко всему действовали двойные сексистские стандарты. Она и Джефф служили тому живым доказательством, вроде научных экспериментов, когда близнецов помещают в одинаковые условия с одной переменной и смотрят на реакцию.

Отличие заключалось в том, что Джефф – мальчик, а Сэм – девочка, и когда они вели себя совершенно одинаково, люди оценивали это по-разному.

Если папарацци ловили Джеффа на шопинге, то он «тратил деньги по особому случаю», в то время как Саманту клеймили избалованной транжирой.

Если появлялись фотографии, как явно пьяный Джефф, спотыкаясь, идет из бара, говорили, мол, принц «выпускает пар». Саманту звали дикой тусовщицей.

Если Джефф давал отпор папарацци, он просто «проявлял твердость и защищал свою личную жизнь». Саманта была безжалостной стервой.

Хотела бы она посмотреть, что сказала бы пресса, если бы Беатрис позволила себе что-то возмутительное, но, разумеется, Беатрис никогда не переступала черту.

Да, Джефф в таком положении дел был не виноват. И все же… Сэм хотелось все изменить. Впрочем, это было не в ее власти.

– Не понимаю, что такого? – слабо запротестовала она. – Мы никому не навредили. Почему вы не дадите мне просто в кои-то веки насладиться жизнью?

– Саманта, ни у кого язык не повернулся бы утверждать, будто ты не наслаждаешься жизнью, – рявкнула Аделаида.

Сэм постаралась не показать виду, как ее ранили слова матери.

Королева тяжело вздохнула.

– Пожалуйста, ты не могла бы хотя бы попытаться достойно себя вести? У твоей сестры важный вечер.

Что-то в ее тоне заставило Саманту насторожиться.

– О чем ты?

Королева лишь поджала губы. Что бы ни происходило, Саманте она не доверяла. Как обычно.

Сэм наполовину пожелала перенестись назад, в тот момент в Таиланде, когда она повернулась к Джеффу и с вызовом подняла бровь, мол, давай сбежим. Или даже раньше, до того, как Аделаида стала смотреть на нее с таким явным разочарованием. Сэм вспомнила, как мама улыбалась ей, когда она приходила домой с рассказами, как прошел день в школе. Аделаида держала Сэм на коленях и заплетала ей французские косы, нежно расчесывая пряди.

Но какой толк? Никто не заботился, что на самом деле думает младшая принцесса; от нее требовалось просто заткнуться и не отвлекать внимание СМИ от идеальной Беатрис. Стоять на заднем плане. Быть видной, но неслышной.

Упрямо вскинув голову, Саманта пошла через зал. Что ж, теперь все могли обсудить ее платье, что переливалось, как дискотечный шар. Сэм смотрела гордо и с вызовом.

Она была почти у дальних дверей, когда увидела свою старшую сестру в строгом коктейльном платье, вероятно, ее первом наряде на вечер: обычно Беатрис несколько раз переодевалась за время бала. Она беседовала с какой-то сухопарой седой женщиной. Сэм не сразу поняла, что они говорят не по-английски.

Она поспешила мимо и остановилась у бара, в сторонке, чтобы никто не видел.

Куда же запропастилась Нина? Сэм достала телефон и набрала сообщение: «Пошла за выпивкой, подтягивайся». Затем подалась вперед и поймала взгляд бармена.

– Можно мне пива?

Он вопросительно уставился на Саманту. Оба знали, что во дворце на такие приемы пиво не подают. Слишком непритязательно, что бы это ни означало.

– Пожалуйста, – прибавила Сэм с самой милой улыбкой, которую только смогла изобразить. – Неужели у вас даже одной бутылки не найдется?

Бармен помялся, прикидывая риск, затем нырнул под стойку и секунду спустя появился с парой запотевших бутылок пива.

– Я вам его не давал. – Он подмигнул и отошел подальше от улики.

– О, отлично, я как раз искал, – раздался голос слева, и одна из бутылок пропала.

– Эй, это мое! – Сэм резко обернулась.

Парень, стоящий рядом с ней, откинулся на стойку, в его шокирующе голубых глазах отражался свет. Он выглядел на пару лет старше, примерно того же возраста, что и Беатрис, с непослушными светлыми волосами и точеными чертами лица. Если бы не ямочки на щеках, его идеальность была бы почти пугающей.

Кто же он такой? В отличие от большинства дворян, которые, по опыту Сэм, были довольно рыхлыми, парень обладал мускулистым телом спортсмена.

– Тише, бандитка. Не стоит надираться за двоих так рано.

– Ты сейчас назвал меня бандиткой? – переспросила Сэм, не зная, оскорбляться или восхищаться.

– Предпочитаешь «Ваше Высочество»? – Он насмешливо отвесил Сэм поклон. – Я, кстати, Теодор Итон. Друзья зовут меня Тедди.

Значит, он все же высокородный. Даже очень, на самом деле. Сэм понравилось, что он представился уменьшительным именем, когда по факту, как наследник герцогства, являлся лордом Теодором Итоном.

Итоны считались одной из самых выдающихся семей в Новой Англии со времен «Мэйфлауэра». Кто-то сказал бы, что они даже более американцы, чем Вашингтоны, которые, в конце концов, на протяжении большей части последних двух столетий мешали кровь с иностранными королями. Отцом Тедди был нынешний герцог Бостонский: один из тринадцати герцогов, награжденных Георгом I на самом первом Балу королевы. Эти семьи иногда называли старой гвардией, потому что герцогств больше не создавали. Конгресс ввел запрет на эту практику еще в тысяча восемьсот семидесятом году.

– Мы только что встретились и уже стали друзьями? Ты очень самонадеянный, Тедди, – поддразнила Сэм. – Кстати, в честь кого Тедди? В честь плюшевого мишки?

– Именно. Младшая сестра меня так звала, вот и прилипло. – Тедди беспомощно-весело развел руки. – А что, я не похож на медвежонка, который был у тебя в детстве?

– У меня не было плюшевого мишки. Только детское одеяло, которое я очень креативно назвала Одеялком, – ответила Сэм. – Вернее, раньше у меня было Одеялко. Теперь у меня только его половина.

– А вторая половина где?

– У Джеффа. – Да что на нее нашло, что она ему свою жизнь выкладывает? Наверное, все дело в обезоруживающей улыбке Тедди. – Одеялко нам подарил дедушка перед смертью. Нам обоим.