Текст книги "Правила склонения личных местоимений"

Правила склонения личных местоимений
Катя Райт

Местоиме́ние – часть речи, лишённая собственного лексического значения и употребляемая вместо имени существительного, прилагательного, имени числительного или наречия, не называя предмет, явление или его характеристику, а лишь указывая на них.

© Катя Райт, 2016

© Катя Райт, дизайн обложки, 2016

ISBN 978-5-4483-2195-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мы
Первое лицо множественное число

1

Я сижу в приемной директора. Напротив меня – секретарь Илона Дмитриевна в серой неприметной блузке с длинными рукавами что-то как будто сосредоточено пишет в блокноте. На самом деле она внимательно слушает. Она отчетливо слышит то же, что и я. Почему эти двери и стены как будто специально делают такими тонкими, чтобы ничего нельзя было скрыть? Хотя, может, никто и не пытается ничего скрывать? Действительно, с чего я это взял! Все ведь всё знают.

В кабинете директора Мария Николаевна, наш учитель физики. Она жалуется на меня. Ее уже достало мое поведение. Она сыта по горло моими прогулами. У нее опускаются руки. Это ее слова – не мои.

– Я уже просто не знаю, как с ним бороться! – говорит Мария Николаевна, обращаясь к нашему директору Ольге Геннадьевне. – Веригин стал совершенно не выносим! Он две недели не появлялся на моих уроках, а потом пришел и сорвал контрольную.

Это она обо мне. Правда, «сорвал» громко сказано. Все равно контрольная состоялась. Просто я действительно какое-то время не посещал физику, вот Мария Николаевна и завелась. А когда появился, она принялась меня расспрашивать, почему не был на ее уроках. Я ответил, что у меня нет никакой особой причины, что не был просто так, и что это, вообще, не ее дело. Сказал, чтобы отстала от меня. Тогда она выгнала меня из класса и сказала ждать у кабинета. Сказала, что как только раздаст задания, поведет меня к директору. И тут у меня так не кстати зазвонил телефон. И я не мог не ответить. Это, понятное дело, еще больше вывело ее из себя.

Естественно, никого ждать ни у какого кабинета я не стал. Я свалил сразу же, как за мной захлопнулась дверь. Но к директору мы с Марией Николаевной все-таки попали. И вот сейчас сижу тут в приемной и слышу сквозь закрытую дверь, как они там оживленно меня обсуждают.

– Он постоянно грубит! – продолжает физичка. – Ему, вообще, похоже, наплевать, и на учебу, и на уважение, и на всех нас. Нет, вы не представляете! Он может посреди урока просто встать и выйти, потому что у него зазвонил мобильник. А после этого и вовсе может уйти! И у него даже оправданий никогда нет! Он даже не удосуживается придумывать отговорки! Нет, я для него просто как пустое место! Знаете, я не могу больше этого терпеть! Чтобы какой-то сопляк так со мной разговаривал! Да я собственным детям такого не позволяю, а этот выскочка… – Мария Николаевна просто, кажется, задыхается от негодования.

– Я понимаю вас. – пытается успокоить ее директор. – Не вы одна жалуетесь на Веригина. Не только ваши уроки он прогуливает. Господи, я вообще не представляю, как он закончит школу! Мы, наверное, все с облегчением вздохнем. Что вы думаете, Мария Николаевна, он только к вам так относится? У него и по алгебре проблемы, и по русскому, и по истории… Да он никого ни во что не ставит.

Секретарь Илона Дмитриевна отрывается от своего блокнота и укоризненно смотрит на меня сквозь очки в дешевой оправе. Я расплываюсь в улыбке. Я продолжаю слушать. Голоса такие, сквозь дверь, приглушенные, как будто немного размытые. Илона Дмитриевна осуждающе качает головой. А я думаю: она осуждает меня за то, что я довел до слез Марию Николаевну, или за то, что я сейчас подслушиваю? Но ведь она тоже, вроде как, всеми ушами в кабинете директора. Да для этого и напрягаться не надо. Может, они специально так громко говорят? Может, они специально посадили меня тут, чтобы я все слышал? Знают же, наверняка, что эти двери только для вида.

– А его постоянные драки, синяки. – продолжает Мария Николаевна. – И ведь даже не скрывает, что подрался! И так это заявляет всегда, как будто с вызовом. Где он только находит себе эти приключения? И в классе ни с кем не дружит, на всех огрызается! Никуда не ходит вместе со всеми, общественные мероприятия игнорирует! Ну что с ним делать? Я настаиваю на том, чтобы вызвать его родителей на педсовет!

Ну вот, началось: «Родителей в школу». Как же достало! Опять одно и то же! Каждый раз. И ведь все равно же знают, что из этого ничего не выйдет.

Я достаю из кармана джинсов мобильник и пишу СМС Юле: «Встретимся сегодня часа в три?» Немного сползаю на стуле, потому что спина просто затекла сидеть, и Илона Дмитриевна реагирует незамедлительно:

– А ну-ка сядь нормально! – шипит она, чтобы не перебить директора и физичку в кабинете за дверью. – Развалился как у себя дома!

– Тссс! – прикладываю палец к губам и кивком указываю на дверь. – Пропустим самое главное.

Илона Дмитриевна недовольно морщится, качает головой, потом снова утыкается в свой блокнот и продолжает внимательно слушать.

– Вы же знаете, – говорит директор, – родителей Веригина вызывать бесполезно. Им, вообще, кажется, до сына дела нет. У них же еще маленькая дочь! Я так понимаю, мама вся в ней, а папе наплевать. Вы же знаете, кто у него папа?

Интонации вопросительные, так что тут, думаю, Мария Николаевна кивает. Потом Ольга Геннадьевна продолжает:

– Уж сколько раз вызывали родителей! Всегда приходит только старшая сестра. Она еще что-то пытается донести до Романа, но ему на нее, похоже, тоже наплевать. Господи, я вообще не представляю, что там у них в семье происходит! И ведь, вроде, приличные люди! То есть, не алкаши какие-нибудь и не наркоманы…

– Пусть сестра приходит! Да что же мы можем сделать, если даже родителям наплевать?! – перебивает Мария Николаевна.

Еще немного сползаю на стуле и слегка запрокидываю голову. Илона Дмитриевна снова хочет сказать что-то укоризненное, но я снова прикладываю палец к губам. Вот сейчас как раз должно начаться самое интересное, самое веселое. Как раз пришло время.

– Веригин у нас трудный мальчик, вы же знаете. – снисходительно вздыхает директор. – И ведь не глупый он, и спортом мог бы заниматься… Но его совершенно ничего не интересует. Он абсолютно неконтролируемый. Вы думаете, я с ним не разговариваю? Да разговариваю все время! Спрашиваю как-то, чем он любит заниматься в свободное время. А он мне отвечает: «Телек смотреть». Ну, о чем тут можно говорить! – пауза и глубокий вдох. – Он очень ранний, самостоятельный. Родители его уже потеряли, думаю. Теперь, Мария Николаевна, только мы можем ему помочь. Хотя бы постараться пробиться к нему, заинтересовать чем-то.

– Господи! Ольга Геннадьевна! – возмущается физичка. – Да чем его заинтересуешь! У них у всех на уме одни девочки и секс! Да они иногда такое говорят, я уши готова затыкать! Это не дети, это просто кошмар какой-то! Мы такими не были…

– Да уж, – продолжает директор, – сейчас время такое, сложное. И дети поэтому сложные. Только телевизор этот смотрят, а там, конечно, ничего хорошего не покажут! Только включаешь, и начинается: одно сплошное насилие и эротика! Конечно, что же у детей в головах будет, раз они больше ничего не видят! Мы в свое время хоть книжки читали, а им же только этот Интернет подавай! А это, вы знаете, же хуже любого телевизора! Там, вообще, только девки голые скачут везде! – она делает паузу и как будто цыкает едва слышно. – А еще эти, как их, голубые! Нет, ну вы слышали?! В сто восьмой школе, вон, двух старшеклассников поймали за этим!

– За чем?

– За тем самым! Господи, какой кошмар! Это все их Интернет и телевизор! У нас, конечно, такого не было! Вон, у Малахова вчера показывали, как две девочки избили учительницу за то, что та им двойки поставила по поведению. Нет, ну куда же все катиться…

– Ольга Геннадьевна! – перебивает физичка. – Да мне наплевать на этих ваших Малаховых! Вы скажите, что с Веригиным делать! Он все нервы уже вымотал! Что вы тут рассуждаете о каком-то Интернете! Да я, вообще, не знаю, что это такое и знать не хочу!

Я не могу сдерживаться, и у меня вырывается едва слышный смех. Илона Дмитриевна цыкает на меня и качает головой. Но это, правда, самое интересное! Мне больше всего всегда нравится именно эта часть разговора. Про пагубное влияние Интернета и телевизора. Притом, что я вот, например, понятия не имею, кто такой этот Малахов. Но еще увлекательнее и смешнее последняя часть. Не знаю, почему, но она всегда идет в заключении.

– Да вызову я его родителей! – уверяет директор. – Не волнуйтесь! Все вместе поговорим, думаю. Только я же понимаю прекрасно, что для Романа это ничего не значит. Я столько лет работаю в школе, Мария Николаевна, уж поверьте, я все знаю, что с ними происходит. Я уж их изучила. Это они думают, что самые умные. Я понимаю, Веригин сейчас чувствует недостаток внимания со стороны родителей. У него ревность к младшей сестре. С ним даже говорить о ней нельзя, он сразу как ежик становится, иголки свои выпускает. Это же понятно! Вот он и пытается привлечь к себе внимание таким способом. Ох, Мария Николаевна, только не надо от него отворачиваться! Не надо на нем крест ставить! Мы должны к нему пробиться, должны ему как-то внушить уважение к старшим, должны поделиться с ним своим опытом.

Я снова не могу сдержать смех. Вот это речь! Просто прослезиться можно, какая забота! И главное, какое глубокое понимание! Так и представляю, как они сейчас снова начнут ко мне пробиваться, делиться со мной опытом, учить уважению.

Телефон пищит. Пришел ответ от Юли: «Давай. Приходи ко мне в три». Я пишу: «Ок» и засовываю мобильник в карман. Тут как раз дверь кабинета открывается, и на меня устремляется испепеляющий взгляд Марии Николаевны.

– Посмотрите на него! Развалился! – ворчит она, как будто обращаясь к большой аудитории.

И так убедительно это у нее выходит, что я даже по сторонам начинаю оглядываться в поисках невидимых зрителей.

– Ну чего сидишь! – продолжает физичка. – Заходи!

Поднимаюсь со стула и вхожу в кабинет директора.

Я стою перед Ольгой Геннадьевной. Руки у меня в карманах, голова опущена. Но не потому что мне стыдно. Просто, чтобы не смущать этих нервных женщин своим взглядом.

– Ну, – начинает допрос директор, – что ты скажешь, Роман? Почему ты прогуливал физику и сорвал контрольную?

– Я не срывал контрольную.

– Не паясничай! Что за неотложные дела у тебя, из-за которых ты прогуливаешь уроки?

Молчу и пожимаю плечами. Неужели они в самом деле думают, что я им сейчас кинусь рассказывать про все свои дела, какими бы они ни были?!

– Чего молчишь, Веригин? – продолжает настаивать Ольга Геннадьевна. – Что такое важное ты боишься пропустить?

– Да ничего! Нет у меня никаких дел!

– Почему же тогда в школу не ходишь?

– Не хочу.

– Вот как? А чего же ты хочешь тогда?

– Чтобы вы оставили меня в покое!

– Послушай, Роман. – тут тон директора становится очень доверительным и даже почти дружеским. – Мы же не для себя стараемся. Мы в свое время ходили в школу. Это для твоей же пользы.

– Если для меня стараетесь, так отстаньте уже со своей школой!

– Вот видите! – вступает Мария Николаевна. – Ему на всех наплевать! Он даже с вами как грубо разговаривает!

– Подождите, Мария Николаевна, – все тем же доверительным и понимающим тоном продолжает директор и потом обращается ко мне. – Рома, скажи мне, у тебя дома папа с мамой или с твоими сестрами также разговаривает?

– Да! – отвечаю.

Просто знаю, что в этом случае, на этот вопрос лучше всего ответить «да». Я пробовал разные ответы, но «да» оказался самым подходящим. После него обычно следует только разведение руками, тяжелый вздох и растерянность. После всех остальных – долгие лекции и расспросы. На самом деле, мой отец, конечно, разговаривает с мамой и с сестрами совершенно по-другому. На самом деле, у нас, вообще, все совершенно по-другому, но разве учителям это интересно? Они ведь и так все про всех знают.

Ага, вот и вздох, и недоумение, и разведение руками. Все по плану. А сейчас они начнут делиться со мной опытом.

– Роман, послушай, – начинает Ольга Геннадьевна, – вот ты грубишь, дерешься, не учишься совсем, с одноклассниками не общаешься… Разве тебе это все нравится? Разве таким на самом деле ты хочешь быть? Разве ты такой?

– А какой я? – изображаю заинтересованность.

– Мне кажется, это все у тебя напускное. – говорит директор и поглядывает едва заметно на Марию Николаевну. – Мы понимаем, тебе хочется привлечь внимание, у тебя такой возраст, тебе хочется самоутвердиться в глазах сверстников. Но ведь есть и другие способы. Может, ты о них просто не знаешь?

– Мне нравится. – совершенно спокойно произношу я, глядя теперь в глаза Ольге Геннадьевне.

– Что нравится? – не понимает она, так как я сбил ее с мысли.

– Грубить, драться, не общаться с одноклассниками.

Я говорю так, потому что знаю: это самый удачный вариант. Во-первых, он ненадолго собьет их с толку, и воцарится тишина, что в наше время, вообще, редкость. Во-вторых, это отметает еще пару десятков вопросов о том, что же мне нравится и чего я хочу. А я, правда, хочу, чтобы меня оставили, наконец, в покое, чтобы дали уже как-нибудь закончить эту дурацкую школу, чтобы не лезли ко мне в душу, не заглядывали через замочную скважину к нам в семью. Это, вообще, их не касается!

– Боже мой! – вздыхает директор. – Ну что же нам с тобой делать!

– Забить! – отвечаю.

– Что? Ну вот как ты разговариваешь со взрослыми?! – негодует Ольга Геннадьевна.

– А как? – недоуменно развожу руками. – Забейте на меня уже! Хватит воспитывать! Отвалите! Оставьте в покое! Да не нужна мне ваша физика, ваша долбаная алгебра и что там еще…

– А что тебе нужно? – перебивает директор. И хорошо, кстати, что перебивает, а то я что-то завелся. – Телевизор только смотреть и о девочках думать?

– Да! – говорю я, потому что это опять самый подходящий ответ. С ними, вообще, лучше все время соглашаться, что бы они ни спрашивали, иначе не отстанут.

– В общем, так, Роман, – заключает Ольга Геннадьевна, – завтра я жду у себя твоих родителей.

– Они не смогут прийти.

– Почему же?

– Отец работает. Мама с сестрой в больнице лежит.

– Что-то серьезное? Ксюша заболела? – теперь тон снова становится таким участливым и небезразличным, что меня просто раздирает от смеха. Так и хочется что-нибудь гадкое сказать.

– Нет, не волнуйтесь. – отвечаю. – Просто они не смогут прийти. Сестра придет.

– Хорошо. А у тебя со старшей сестрой хорошие отношения?

– У меня со всеми хорошие отношения. Просто родители не могут. Я же сказал.

– Договорились. Завтра в семь вечера буду ждать твою сестру. И, кстати, думаю, в субботу тебе придется прийти позаниматься дополнительно с Марией Николаевной. Будешь наверстывать то, что пропустил. Сам себя лишаешь выходных.

– Нет, в субботу я не приду.

– Почему это?

– Потому что у меня дела.

– Какие дела?

– Такие! Которые надо делать в субботу.

– А родители знают о твоих делах?

– Знают.

– Значит, будешь оставаться каждый день после уроков!

– Угу. Все понятно.

Я разворачиваюсь и делаю шаг в сторону двери.

– Что тебе понятно? – раздраженно вопит физичка. – И кто тебя отпускал?

– Понятно, – поворачиваюсь я к ней, – что надо будет теперь торчать в вашем кабинете после уроков.

– Нет, вы видите! – почти со слезами на глазах обращается Мария Николаевна к директору. – С ним совершенно невозможно! Да ему на всех наплевать! Даже на вас! Даже на себя!

– Да!.

– Что «да», Веригин? Что «да»? – возмущается физичка.

– На себя мне особенно плевать, так что хватит уже!

– Возвращайся в класс! – уже командует директор.

Наконец-то она приняла свой реальный облик, а то все притворялась понимающей заботливой тетушкой.

Я возвращаюсь в класс. Тут полный бардак, конечно, кто во что горазд. Естественно, учителя ведь нет. Прохожу на свое место. Я сижу один в первом ряду за предпоследней партой.

– Что, Веригин, промыли тебе мозги? – кричит Паша Смирнов, пока я иду к своему месту.

Не отвечаю ему, только показываю «фак».

Меня вообще бесят мои одноклассники. Тупые надменные идиоты, каждый из которых уверен, что больше всех знает о жизни. И каждый хочет выпендриться перед остальными, хочет хоть на минуту показаться таким умным, чтобы заткнуть всех за пояс. Это так смешно в самом деле! Поэтому я не горю желанием с ними общаться. Да и на то, чтобы завести друзей, все-таки требуется немало времени, а мне и без того есть чем заняться, так что я, вроде как, держусь всегда один.

Сажусь на свое место. Сумку кладу на стол, благо, места много – вся парта моя. Я растягиваюсь на парте, открываю тетрадь по физике на последней странице и начинаю что-то рисовать. На самом деле, просто хаотично вожу ручкой по разлинованным страницам. Иногда выходят даже какие-то узоры. Потом закрашиваю клетки: через одну, или подряд, или три через две, или целыми квадратами.

– Эй! – окликает меня Аня Семенова. Она сидит чуть впереди меня, справа, на среднем ряду. – Веригин! Скоро Мария придет?

Я пожимаю плечами, но Аня, наверное, не замечает этого, потому что повторяет свой вопрос и усиливает его карандашом, брошенным мне в плечо.

– Блин! Семенова! – швыряю в нее ручкой.

– Псих! – огрызается она. – Спросить нельзя!

– Откуда я знаю, когда она вернется! Она мне не докладывает! – снова утыкаюсь в тетрадь.

– Придурок! – ворчит Аня.

– Да пошла ты!

2

Я стою у входа в подъезд. В этом доме в двухкомнатной квартире на восьмом этаже живет Юля. Сразу после школы я иду к ней. Юля красивая и опытная девушка. Юля проститутка, но время от времени я прошу ее сыграть роль моей старшей сестры перед директором или учителем, и, надо сказать, у Юли отлично выходит.

Мы познакомились около года назад. Мне было пятнадцать, а Юле двадцать три. С тех пор мы периодически встречаемся и занимаемся сексом. Иногда разговариваем. Иногда она прикидывается моей сестрой. Вообще-то Юля довольно дорогая проститутка. То есть, не какая-нибудь девушка с обочины. Но с меня она с самого первого раза берет намного меньше. Говорит, что я еще маленький и у меня, должно быть, нет денег. Но на самом деле, думаю, я ей просто нравлюсь. Иногда мы болтаем с ней, даже не занимаясь сексом. Иногда просто смеемся или дурачимся. Юля говорит, что я выгляжу старше своих лет и рассуждаю порой не как подросток. Сам я об этом как-то не задумываюсь. Хотя, возможно, Юля права: детство мое давно закончилось.

– Юль, побудешь завтра снова моей сестрой, сходишь в школу? – спрашиваю я, когда мы лежим в кровати после секса.

– Черт тебя побери, Ромка! – смеется Юля и бьет меня по руке. – Я опять забыла, что ты учишься в школе!

– Вспоминай! – улыбаюсь я, встаю, натягиваю джинсы, футболку и иду на балкон курить.

Юля выходит следом.

– Что ты на этот раз натворил? – наигранно строго спрашивает она и театрально упирает руки в боки.

– Да ничего нового! Все по старому сценарию: прогуливаю, грублю старшим, не интересуюсь учебой, не дружу с одноклассниками…

– А с одноклассницами? – игриво перебивает Юля.

– А что с одноклассницами?

– Да ладно тебе, Ром, не поверю, что у тебя нет девушки! Ну, или, по крайней мере, поклонницы! Ты же симпатичный мальчик!

– Поверь, Юль, в наше время это совершенно не главное.

– Ну, ты, знаешь ли, и не дурак!

– А это уж и подавно не берется в расчет! – смеюсь я.

– Слушай, – Юля заглядывает мне в глаза, – насколько я знаю, и деньги ты откуда-то всегда достаешь, так что бедным тебе тоже прикидываться грех!

Я выпускаю дым, делаю очередную затяжку и думаю, что и деньги тут ни при чем. Конечно, я знаю, кто из девчонок в нашем и в параллельном классе влюблен в меня. Конечно, я знаю, кто из них только и ждет какого-нибудь жеста с моей стороны. Знаю, что с внешностью у меня все в порядке. Я не страдаю навязчивыми комплексами. Мне просто удобнее так. Удобнее с такими как Юля. Ведь за девушками надо ухаживать, надо дарить им цветы, надо говорить комплименты, надо приглашать в кино. Одним словом, на девушек надо тратить время, а его у меня совсем нет. Мне совершенно некогда заниматься всей этой романтической чушью, и поэтому проститутки – самый подходящий для меня вариант. К тому же, в наше время много и таких, которые легко соглашаются на одноразовый секс совершенно бесплатно. И кстати, одноразовые девушки зачастую бывают очень даже ничего, так что не стоит недооценивать их и презирать.

– Почему ты берешь с меня так мало, Юль?

– Я ничего с тебя не беру! Ты сам даешь мне деньги. Я говорила тебе уже, что…

Я знаю, о чем она хочет сказать, и поэтому бесцеремонно перебиваю:

– Если я не буду платить тебе, это будет нечестно.

– О честности мне говорит мальчишка, который в школе выдает проститутку за свою старшую сестру?! – Юля заливается смехом. – Господи, Ромка, куда только смотрят твои родители!

– Мои родители никуда не смотрят! – обрываю я.

– Прости, – она гладит меня по плечу, – я не хотела. Я знаю, что это у тебя больная тема.

Юля, и правда, многое обо мне знает. Учитывая то, что ей еще говорят в школе, наверное, вообще, знает больше всех. Но она всегда может во время остановиться и перевести тему. Наверное, это часть ее профессии – не напрягать, не углубляться, не задавать лишних вопросов.

Я рассказываю Юле план встречи и разговора с директором, объясняю, почему не смогли прийти предки, говорю, чтобы была построже, высказываясь в мой адрес. Пусть еще приплетет, что за мое воспитание теперь плотно взялся отец. Это будет совсем не лишним – по крайней мере, успокоит учителей. Я прошу Юлю, чтобы обязательно упомянула нашу несчастную тетушку, которая теперь после тяжелой аварии прикована к постели. Ей нужен уход, а кроме нас у бедняжки никого нет, так что по выходным я буду занят, ухаживая за ней. Вранье, конечно. Юля даже скептически качает головой и говорит, что все это не прокатит. Да ладно! С такими как Юля, может, и не прокатило бы, а с директорами и учителями, которые не любят вдаваться в подробности и так хорошо знают, что происходит у нас в головах, это очень даже сработает. Они еще начнут меня жалеть и, возможно, станут смотреть на многие мои выходки сквозь пальцы. Уже давно надо было ввести эту мою больную тетю в игру, но как-то все не выпадало подходящего случая, чтобы упомянуть о ней.