Текст книги "Правила склонения личных местоимений"

10

Я не сплю почти всю ночь. Хотя, спать-то осталось – совсем ничего. Но все равно я не смыкаю глаз. Мысли все кружатся и кружатся, все жужжат и жужжат как надоедливые мухи. Я думал, полежу, не усну, так все равно как-нибудь пройдет, но моя истерика к утру только усиливается. Потом я слышу, как встает Катя. Я слышу, как она идет на кухню. Вот ведь, ей тоже, похоже, не спится. Это у нас, кажется, семейное. Я слышу, как закипает чайник, как щелкает его кнопка, как Катя берет с полки банку с кофе. И меня это вдруг начинает не на шутку бесить. Чего это она здесь хозяйничает! Уехала, так уехала. Могла бы и не возвращаться, вообще. Конечно, это и ее квартира тоже… Но пусть только попробует мне это сказать! Я встаю, быстро одеваюсь и иду на кухню.

Сначала я вижу только Катю с кружкой кофе, но потом я замечаю на столе стаканы, недопитые бутылки и какую-то закуску типа нарезанной колбасы, сыра и подобного. И это меня просто выводит из себя. Так они вчера и бухали тут! Еще и стол себе накрыли, уроды! Сколько же я просидел под дверью, утопая в воспоминаниях? У меня прямо глаза кровью наливаются. Чувствую, сейчас просто разорвет на части. Я подхожу к столу, глубоко дыша, и сметаю все эти остатки вчерашнего пира на пол.

– Какого хрена! – ору я, когда стаканы, бутылки и немногочисленные тарелки уже летят на пол и разбиваются.

– Ты в порядке, Ром? – испуганно спрашивает Катя.

– Нет! – продолжаю орать я. – Не в порядке! Какого хрена он тут еще бухает со своими друзьями!

– Господи, Ром, что ты делаешь? – продолжает сестра.

– Только не надо учить меня, что делать и как себя вести! – отвечаю я все еще на повышенных тонах. – Это не твое дело! Мы здесь живем! Мы – не ты! Ты, вообще, ни хрена не знаешь, так что не лезь! Вали в свой университет, в свою новую жизнь!

– Ты Ксюшу разбудишь… – говорит Катя, пытаясь коснуться моего плеча.

Я одергиваю ее руку и прошу, чтобы не трогала меня. Я говорю, что буду поздно, одеваюсь и ухожу. Я просто не могу больше все это выносить. Я просто не могу больше выносить свою старшую сестру. Я ненавижу ее. Я никогда не прощу ей, что она оставила нас.

Около часа я бесцельно шатаюсь по улицам, кутаясь от ветра, потом звоню Юле. Я спрашиваю, есть ли у нее немного времени для меня, и она отвечает, что свободна сегодня до вечера.

Как только я переступаю порог ее квартиры, сразу прошу выпить. Юля наливает мне водки. Я опрокидываю рюмку, но легче мне не становится. Я стою, облокотившись о стену. Кажется, что у меня совсем нет сил, и я вот-вот рухну на пол без сознания.

– Ромка, что с тобой? – спрашивает Юля, конечно, заметив мое состояние.

– Не знаю. – отвечаю. – Я устал. Меня все достало. Надоело до смерти. Задолбало. Я хочу сдохнуть к чертовой матери!

– Ты хочешь поговорить, Ром? – Юля, кажется, очень взволнована и обеспокоена.

– Не знаю. – отвечаю я.

– Хочешь заняться сексом?

– Не знаю. Надо бы, наверное.

– Ромка! – настойчиво восклицает Юля. – Да что с тобой? Ты сам не свой! Что случилось?

– Ничего. – произношу как можно спокойнее. – Старшая сестра приехала.

– Так у тебя все же есть старшая сестра? – искренне удивляется Юля.

Я отвечаю, что, конечно же, у меня есть на самом деле старшая сестра, иначе врать на эту тему в школе было бы бессмысленно. Они же ведут личные дела, в которые записывают данные о семье и все такое. Они же строго отслеживают, сколько у кого братьев и сестер. Они, вообще, молодцы, только ни хрена не понимают и не видят дальше этих формальных личных дел.

Потом Юля, видя мое состояние, решает немного надавить. И надо сказать, ей это удается. Просто у меня такое состояние, что не особенно и надо давить. Я и так вот-вот готов взорваться как надутый до предела воздушный шар. Только вместо воздуха, во мне скрыто столько всякого дерьма, что, боюсь, Юле придется потом долго вычищать свой мозг.

– Расскажи, что с тобой происходит! – просит она.

– Зачем тебе? – спрашиваю, пытаясь нащупать хоть что-то, что поможет мне сдержаться.

– Да это не мне. Это тебе надо. – говорит Юля. – Просто, когда рассказываешь, когда выговариваешься, становится легче.

– Что же тебе рассказать? – спрашиваю, стоя облокотившись о стену и запрокинув голову к потолку.

Руки у меня в карманах, я весь напряжен. Я съежился как будто мне жутко холодно.

– Расскажи о себе. – тихо и спокойно говорит Юля, присаживаясь на кровать напротив. – Я ведь о тебе ничего не знаю, хотя мы знакомы уже, наверное, год.

– О себе? – размышляю я вслух. – Ты так хочешь услышать историю моей жизни? – Юля молчит, и я продолжаю. – Ну, знаешь ли, ничего хорошего в ней нет. Мне надо заботиться о младшей сестре, и это главное. Еще мне надо разрываться между школой и работой. Мне надо готовить завтраки и ужины. Мне надо успевать ходить с Ксюшкой по больницам, когда она болеет. Мне надо терпеть нашего идиота папашу пару раз в месяц. Да, мне надо стараться, чтобы он не пришиб меня. Хотя, сколько помню, он всегда ненавидел меня. Он бил меня, наверное, лет с пяти. Может, раньше, но этого я не помню. Все думают, что это я дерусь с какими-то пацанами на улице. На самом деле, это мой отец.

Я смотрю на Юлю – она удивлена моим откровением. Я иду на кухню, наливаю себе водки, выпиваю залпом, возвращаюсь и хочу продолжить. Но пока я цепляюсь за упрямо ускользающую мысль, Юля спрашивает:

– Почему ты не пойдешь в милицию? Почему не заявишь на него?

– Потому что мой отец – майор милиции. – отвечаю я и презрительно усмехаюсь.

Юля только головой мотает из стороны в сторону. Такого поворота она не ожидала, а меня что-то все несет и несет. Да, мою плотину, кажется, прорвало, и теперь все близлежащие города и поселки подлежат абсолютному и бескомпромиссному затоплению.

Я думаю о своем отце. Я не могу вспомнить ничего, что бы вызывало у меня положительные эмоции.

– Да уж… – тяну я. – Вот такая история у меня, Юль, вот такая милая семейка. Папаша – майор. Он приносит нам по двадцать штук каждый месяц, видимо, чтобы мы не подохли с голоду, живет в большой двухярустной квартире со своей новой телкой и ездит на «Мазде». Можно представить себе, какой он майор. Можно представить, какой он мент. Разве нормальные менты ездят на «Маздах»?

– А твоя мама? – перебивает Юля. – Что с ней?

– Она умерла. – говорю.

– Извини. – Юля опускает глаза.

– Ничего. – отвечаю я, ведь это все равно не правда.

– А твоя сестра? – продолжает давить Юля. – Что она?

– А что она? – отвечаю. – Она свалила в институт. Я ненавижу ее.

– Да ладно, Ром…

– Что ладно?! – у меня по щеке предательски течет слеза. – Ей девятнадцать. Она могла бы остаться с нами. Да что там! Она могла хотя бы взять опекунство над Ксюшкой! Могла прийти куда надо и сказать, что готова заботиться о ней. И тогда мы бы вместе заботились. Вместе, понимаешь? Ей же, мать твою, девятнадцать лет! Она совершеннолетняя. Она все может! Она могла бы учиться здесь. Мы могли бы жить все вместе, и тогда все было бы не так паршиво. Но она свалила и бросила нас. Ненавижу ее! И ведь ее отец никогда не трогал! Она у него любимая дочь! Она могла с ним хотя бы просто поговорить. Может, тогда он отстал бы от нас. Но ей насрать. Ей наплевать. А сейчас она вдруг соскучилась и приехала нас навестить! Вот ведь сука! – я делаю паузу, но Юля не перебивает. – А потом еще плачет тут, слезы льет. «Я не знала, – говорит, – что с мамой все так плохо»… Бла-бла-бла. Да она, вообще, ни хрена не знала. Ей и не надо было! Не понимаю, чего она вдруг приперлась! – я делаю глубокий вдох. – Блин, еще и мама! Мне что, разорваться здесь? Я и так не сплю ни хрена!

– Ты же сказал, что ваша мама умерла… – осторожно вступает Юля.

– Да какая разница! – отвечаю.

– Ты молодец, Ромка. – говорит Юля и подходит ко мне. – Просто ты столько на себя взвалил… – она хочет поцеловать меня и уже касается моих губ, но я отстраняюсь.

Конечно, меня же прорвало, меня же теперь не остановить. И я теперь не успокоюсь, пока не выговорюсь. И Юля еще как будто провоцирует меня на дальнейшие откровения.

– Как же ты в школе учишься? – спрашивает она. – Как еще успеваешь что-то?

– Да никак не успеваю! – говорю. – Мне, вообще, наплевать на эту школу. Но они же никак не отстанут от меня! Все лезут и лезут со своим образованием! И ведь я же дотягиваю до троек – что им еще надо! Но нет, они же все твердят, какой я способный, что я могу больше. Да знаю я все о себе. Знаю я, что могу! Но если мне еще этим голову забивать, этой дурацкой школой, то я точно чокнусь!

– Значит, ты можешь учиться лучше?

– У меня офигенная память, Юль. – отвечаю с усмешкой. – Я что-нибудь услышу или прочитаю какую-нибудь книжку, и помню потом чуть ли ни наизусть всю жизнь. Да если б я хоть открывал их учебники… Только у меня и нет ни одного.

У меня, в самом деле, такая вот память, странная. Я на этом только и выплываю в школе. Если бы еще высыпаться и не прогуливать, но это уже выше моих сил. Помню, я прочел «Мертвые души» Гоголя, так до сих пор помню все почти наизусть, чуть ли ни до номеров страниц! И со всеми книгами так, и с тем, что я слушаю на уроках. Просто я невнимательный. Просто потом, когда мы пишем контрольные, я не могу сосредоточиться, потому что думаю не о том. Вернее, как раз о том, о чем надо. Я всегда думаю о сестренке, о том, как бы отец не приперся сегодня, как бы меня не загребли в милицию во время очередного угона или еще чего-нибудь. Какие уж тут учебники! Какие контрольные!

Но самое главное, что при этом я могу забыть что-то важное, что-то, что на самом деле имеет значение. Например, я совершенно не помню, что говорила мама, когда отец первый раз избил меня, что она говорила, когда он избил Ксюшку. А ведь она что-то говорила. Она же не могла просто молчать! Я совершенно не помню, куда они ходили с Катей в тот день, когда папаша запер меня на балконе. А ведь это важно. Это ведь важнее всех этих гребаных книг и учебников! Но я ни фига не помню. Я не помню, как мама впервые оказалась в больнице. Я не помню, как и почему она сбегала оттуда. Я не помню, чтобы видел, как она пила. Я только помню ее уже невменяемую. Но ведь я в то время был с ней, дома. Я не помню многих моментов. А ведь это важно. Я не помню большинство причин, по которым отец вдруг начинал бить меня или Ксюшку. Я только помню, как он что-то всегда орал перед этим, но что именно – это как будто стерто. А ведь это важно. Это, может быть, самое главное, вот такие моменты. Но я не помню. Поэтому я, вообще, стараюсь поменьше читать, чтобы не забивать себе голову, чтобы помнить что-то действительно стоящее, а не эту художественную литературу.

– Может, вам помощь какая-нибудь нужна, Ром? – спрашивает Юля.

– Не нужна нам помощь! – отвечаю. – Я, вообще, лучше пойду.

– Погоди! Ну куда ты пойдешь! Посиди еще! – уговаривает Юля.

– Нет! – обрываю. – Я пойду. И так уже загрузил тебя своим дерьмом.

– Ты не загрузил…

– Да ладно! Сколько я тебе должен?

– Должен? – сначала не понимает Юля. – Ты дурак что ли, Ром? Перестань!

– И все же? – я достаю деньги.

– Ты, и правда, дурак! – тянет она, потом замолкает на минуту, смотрит на меня в упор и продолжает. – Ты думаешь, деньгами от всех отгородишься? Думаешь, так проще держать дистанцию? Да ты как улитка в своем панцире! Закрылся и не высовываешь. И никто тебя не трогает, и никто не видит, да?

– И что? – спрашиваю я раздраженно.

– Ничего! – отвечает Юля. – Жалко просто…

– Вот только не надо жалеть меня! У меня все хорошо.

– Конечно, хорошо. Никто и не знает, что у вас там творится. Да и тебя никто не знает. Ты же один все время! Господи, Ромка, да у тебя и друзей-то совсем нет.

– Меня это устраивает.

– Это не может устраивать!

– Может! Тебе не понять.

– Куда уж мне!

Просто друзья требуют слишком много времени. Во-первых, их надо еще где-то найти, потом положить минимум полгода на то, чтобы завоевать доверие. Потом им же надо время от времени звонить, встречаться с ними, мчаться на помощь, когда они попросят, приглашать в гости. У меня просто нет на это, ни времени, ни желания. Это мне что же, бросить работу, или забить на Ксюшку, или, вообще, на все забить и кинуться заводить себе друзей! Весьма странная перспектива, весьма сомнительная. И потом что же, привести их домой и рассказать все про нашу с сестренкой жизнь? Нет уж, это слишком. В жопу этих друзей! У меня и так нет ни на что времени. Я и так не высыпаюсь и кручусь как белка в колесе. Друзья будут уже лишними.

А про улиток. Так я думаю, что мы все живем в панцирях, в своих раковинах. Просто у каждого они разные. И никто особенно не горит желанием выползать наружу. Некоторые только нос высовывают время от времени. Но разница не велика. Мы все улитки, и все живем в ракушках. Просто у всех они свои. У кого-то прочные, у кого-то совсем хрупкие. И вот хрупких-то как раз чаще всего переезжают каким-нибудь трактором или самосвалом. И потом бедная улитка просто корчится на асфальте, размазанная как масло по куску хлеба, и в последние минуты своей никчемной жизни пытается убедить себя, что без панциря все так мило и хорошо. На самом деле, когда ты остаешься без своего панциря – это верный признак того, что очень скоро ты сдохнешь.

Хотя Юля кричит, чтобы я оставил свои деньги при себе, я все же кладу на тумбочку пятьсот рублей, прежде чем уйти.

11

Я возвращаюсь домой. Меня встречает Катя с такой милой улыбкой, что мне даже страшно становится.

– Хорошо, что пришел. – говорит моя старшая сестра. – А-то Ксюша из комнаты не выходит, а я тут поесть приготовила.

Видимо, услышав голоса, мне навстречу выбегает Ксюшка. Она обнимает меня, и тут же вновь воодушевленная чем-то Катя продолжает.

– Ну, пойдемте есть. – говорит она, когда мы уже входим в кухню. – Я картошку пожарила с грибами.

Ксюшка недовольно морщится, а я усмехаюсь и смотрю на вновь ничего не понимающую Катю.

– Жаль тебя разочаровывать, – говорю, – но картошку Ксюша не ест, а от грибов у нее могут быть проблемы с желудком. Так что, Кать, попытка не удалась.

– Я же не знала… – почти виновато тянет она.

– Конечно, не знала. – отвечаю я. – Да что ты, вообще, о нас знаешь!

– Я просто думала, мы все вместе пообедаем…

– Кать! – перебиваю я и начинаю кричать. – То, что ты думала, это, конечно, хорошо. Но нет никаких «мы»! Нет и не будет никогда! Ты сама по себе, мы с Ксюшкой сами по себе. И это был твой выбор! Это ты решила, что так будет!

– Хватит орать на меня! – обрывает сестра. – Ты только и делаешь, что кричишь целыми днями! – потом она обращается к Ксюше. – Иди в свою комнату, пожалуйста. Мы сейчас придем.

Ксюшка недоумевающе поднимает на меня глаза.

– С чего бы ей уходить! – я все еще говорю на повышенных тонах. – Что это ты тут раскомандовалась?

– Ей не обязательно все это выслушивать, если ты не понял.

– Нет, Кать, это ты ни хрена не понимаешь! – передергиваю я. – Она и не такое слышала, поверь! – я делаю глубокий вдох и смотрю на младшую сестренку. Она не сводит с меня глаз, мотает головой и садится на стул. Это значит, что она никуда не собирается уходить. – Папочка, знаешь ли, слова не выбирает и в выражениях не стесняется, когда приходит.

– Блин, Ром! – кричит Катя, едва сдерживая слезы. – Я же хотела как лучше…

– Лучше бы ты, вообще, не приезжала! – я смотрю на Ксюшку и немного успокаиваюсь. – Ты голодная? – спрашиваю.

– Угу. – мычит она.

– Пойдем куда-нибудь поедим.

– Пойдем в «Макдоналдс»? – спрашивает Ксюшка.

– Пойдем. – отвечаю. – Давай собирайся.

– Конечно, лучше жрать всякую химию в «Макдоналдсе»… – возмущается Катя.

– Заткнись! – не даю закончить я. – И вали, вообще, в свой университет!

– Это и моя квартира тоже, между прочим. – говорит Катя.

Вот, я прямо ждал, когда же она это скажет.

– Конечно твоя! – говорю, выходя в коридор. – Вы с папашей как-то одинаково часто об этом вспоминаете! Если так хочется получить свою долю, то продавайте и делите потом бабло! Твоя эта квартира, сука! Да ты хоть что-нибудь тут сделала? Ты за полтора года, тварь, хоть вспомнила о нас или о маме? Твоя квартира. Да подавитесь вы оба! Берите и продавайте, если так хочется! Делите ваше сраное имущество!

На этом я хлопаю кухонной дверью так, что она чуть с петель не соскакивает, и мы с Ксюшкой уходим.

Мы возвращаемся к вечеру. Сначала идем в «Мак», а потом заезжаем в детский развлекательный центр, где Ксюшка отрывается по полной. Когда мы снова появляемся дома, Катя сидит на диване в гостиной, опустив голову. Я пытаюсь отправить младшую сестренку в ее комнату, но Ксюшка непременно хочет остаться. Она обязательно хочет присутствовать при всех наших разговорах. Конечно, ей же безумно интересно, почему двое почти уже взрослых людей, к тому же являющихся ее ближайшими родственниками, постоянно орут друг на друга в полной готовности вырвать у оппонента глаза.

– Я уезжаю завтра. – говорит Катя. – Ты рад?

– Да, рад. – спокойно отвечаю я.

– И я рада. – вторит мне Ксюшка.

– Уж прости, поезд только утром, так что можно я переночую?

– Ночуй. Это же и твоя квартира тоже. – передразниваю я.

Потом Катя сообщает, что раз уж мне так противно ее общество, то она предпочитает провести вечер и большую часть ночи у друзей. Уже стоя у двери, она говорит, что я весьма преуспел в том, что настроил младшую сестру против нее, что я большой молодец по части промывания мозгов и внушения различного рода гадостей маленьким детям.

– Эй! – окликаю я Катю, когда она уже стоит на площадке у лифта. – Я ничего ей не внушал! Она умная девочка, сама все понимает.

Катя оборачивается, но ничего не отвечает. Она нажимает кнопку лифта, и я снова окликаю ее.

– Эй!

Старшая сестра не обращает внимания.

– Эй! – громче повторяю я, и Катя все же оборачивается. – Я уйду на всю ночь, так что если вернешься раньше четырех, не рассчитывай, что тебе кто-то откроет!

– А как же Ксюша? – Катя замирает на месте и широко открывает удивленные глаза.

– Ксюша будет у Инны Марковны. – отвечаю я и уже хочу захлопнуть дверь.

Но Катя подбегает и останавливает меня.

– Погоди! – тараторит она. – Но ведь я бы могла посидеть с ней!

– Ты же к друзьям собралась. – язвлю я.

– Ром, ну я же не знала. Если бы ты мне сказал, я бы…

– Если бы ты не бросила нас, – перебиваю я, – ты бы знала!

В общем, Катя все же остается. Она настаивает, и я не спорю. Пусть хоть что-нибудь полезное сделает перед тем, как свалить.

– Куда ты идешь? – спрашивает старшая сестра, уже когда я стою в дверях.

– По делам. – отвечаю.

– По делам этого Егора? – в голосе Кати явно слышатся нотки осуждения и укор. Да что же она никак не угомонится!

Я только машу на нее рукой и ухожу.

12

Я прихожу в автосервис к Егору. Вернее, Мишка забирает меня у магазина на углу, и мы вместе приезжаем.

Егор приветствует нас и сходу выдает расклад на сегодняшний вечер, а вернее, на ночь. Сегодня большой закрытый турнир по драг-рейсингу где-то в промзоне. На кону, по словам Егора, большие бабки, и он хочет, чтобы я выступил от его имени.

– Ты же рвешь всех, Ромка! – почти восхищенно говорит он и хлопает меня по плечу. – Черт, твою мать, тебе шестнадцать лет, а ты всех уже так рвешь! Что же с тобой дальше будет? Да ты просто монстр!

Я пожимаю плечами. Я, вообще, в этой компании не особенно разговорчивый. Да я и в любой другой компании такой же. Да у меня и компании-то никакой нет. В общем, Егор рассказывает мне, что денег на кону много, и если я выиграю турнир, он обещает мне сорок процентов от выигрыша. Это много. Это очень много, не зависимо от того, сколько именно на кону.

– А если не выиграю? – спрашиваю я.

– А если просрешь все, – отвечает Егор, пристально глядя мне в глаза, – то месяц будешь пахать на меня бесплатно. И уж я найду тебе работу. – Потом он резко меняется в лице, улыбается, подмигивает мне и продолжает совершенно добродушно. – Но ты же крутой парень! Ты же с машинами управляешься как Шумахер. Я в тебе уверен.

– Сколько на кону-то? – интересуюсь я.

– Да много, не волнуйся! – успокаивает Егор. – Хватит тебе, чтобы девочек покатать. – он заливается своим мерзким смехом.

– На чем гонять? – спрашиваю. – На Малышке? – я указываю в сторону черной БМВ.

Егор довольно кивает. Малышка – крутая тачка. Это я ее так прозвал, и имя как будто приросло к ней. Я знаю ее очень хорошо. Я выиграл на ней много гонок. Это идеальная машина для драга. Просто шедевр!

– Так ты в деле, Роман? – спрашивает Егор.

– Да. – отвечаю. – Давай. Я сделаю всех.

В назначенное время на площадке, где проводятся нелегальные ночные гонки, собирается толпа народу. Здесь куча дорогущих тачек и не менее дорогущих шлюх. Здесь все мнят себя крутыми и постоянно выпендриваются.

Мы приезжаем, когда почти все уже собрались. Егор регистрирует меня, и нас сразу же окружает толпа любителей позаглядывать под капот и восхищенно что-то повздыхать на эту тему.

Пока я проверяю Малышку и готовлю ее к первому старту, Егор проводит активную промо-кампанию. Он рассказывает всем, какой я крутой гонщик, и что мне при этом всего шестнадцать лет. Хотя многие тут меня уже довольно неплохо знают. Меня, если честно, ужасно напрягает вся эта болтовня и суета. Меня напрягает весь этот пафос. Я, вообще, не хочу ни с кем разговаривать, но очень скоро вокруг меня собирается уже приличная толпа парней и девушек. В основном, конечно, девушек, потому что нормальные парни занимаются своими машинами. И вскоре этих любопытных поклонниц собирается так много, что мне приходится буквально протискиваться сквозь них, чтобы еще раз взглянуть под капот.

– А у тебя есть девушка, Рома? – очень сексуально и нарочито томно спрашивает какая-то длинноногая блондинка с силиконовыми губами.

– Есть. – быстро отвечаю я, даже не задумавшись.

– А почему же она не здесь? Не болеет за тебя? – продолжает блондинка.

– Она беременна. – говорю. – Со дня на день родит.

– Тебе, правда, шестнадцать? – удивляется девушка.

– А у тебя грудь настоящая? – еще больше сбиваю ее с толку я.

Она тупит минуты две, морщит лоб, быстро моргает, а потом фыркает что-то и уходит. Ненавижу, когда меня отвлекают! Мне надо сейчас сосредоточиться. У меня и так голова трещит от мыслей и эмоций, а тут еще какие-то силиконовые губы задают идиотские вопросы. И только я обрадовался, что отвязался от внезапно появившейся поклонницы, как на ее месте возникает другая. С первого взгляда найти десять отличий между ней и первой не очень просто, но, присмотревшись, я замечаю, что губы у этой натуральные, грудь раза в два меньше, да и ростом она пониже. А в остальном – просто копия.

– Ты, правда, такой крутой, как говорят? – спрашивает она и кладет руку мне на плечо.

– Кто говорит? – уточняю абсолютно холодно.

– Ну, Егор. – немного неуверенно отвечает девушка.

– Да что ты! – усмехаюсь. – У меня даже прав нет. Мне и водить-то нельзя.

– Я что-то не поняла. – после непродолжительной паузы говорит она. – Так ты гоняться будешь? Ты же Рома?

– Я Рома, да, это верно. – отвечаю. – А ты о чем спрашивала?

Девушка морщится и отходит в сторону.

Потом все идет замечательно, я и уделываю всех своих соперников. Все-таки, Малышка – прекрасная машина! Я ни с кем не разговариваю, хотя после каждого заезда десятка два парней и девушек закидывают меня какими-то нелепыми вопросами. И еще с десяток просто восхищенно что-то выдыхают.

Вскоре становится абсолютно очевидно, что у меня тут только один достойный соперник, который тоже рвет всех и вся на своем пути к финальному заезду. У него темно-синий Мерседес CLK, заряженный до такой степени, что каждый раз, когда стартует, мне кажется, он взорвется.

– Черт, что у него там? – спрашиваю я, когда ко мне подходит Мишка и Егор.

– Не знаю. – тянет Мишка. – Пойдем глянем.

Я киваю, а Егор хлопает меня по плечу и говорит ободряюще:

– Ну, ты же порвешь его! Я в тебя верю, чувак!

Я едва заметно киваю, и мы с Мишкой быстро идем к этому темно-синему Мерседесу. Его хозяин и водитель – парень лет двадцати пяти. По сравнению с ним я выгляжу совсем сопляком, который тайком взял папину тачку и прикатил посмотреть на ночные гонки. Я подхожу и заглядываю под капот его машины.

– Что, боишься, пацан? – ухмыляется мой главный соперник.

– Боюсь, ты взлетишь. – отвечаю я, дожидаюсь, пока он самодовольно улыбнется, и добавляю. – На воздух.

– Смотри, как бы тебе не пролететь, шутник! – нервно хихикает он. – У тебя движок-то какой стоит?

– Ил-86. – отвечаю я.

– Что? – не понимает он.

– Самолет такой.

На этом мы с Мишкой возвращаемся к Малышке.

– Ну, что скажешь? – нетерпеливо спрашивает Мишка.

– Я его никогда не сделаю. – отвечаю.

– В смысле?

– В смысле у него тачка – просто монстр. Я тупо по характеристикам уже ему проиграл. Причем с большим отрывом.

– Да ладно, Ром! – как будто не верит своим ушам Мишка. – Что, так плохо все?

– Да нет, у него хорошо.

– Что, без шансов, вообще?

– Ну, если только он просрет на страте… – размышляю я. – Но хрен он просрет.

В общем, когда приходит время финального заезда, и мы с этим парнем встаем на старт, я понимаю, что у меня есть шансы на победу только в случае его ошибки. И к моему величайшему счастью, он каким-то невероятным образом эту ошибку допускает. Он неудачно врубает третью, и я обхожу его. И хотя на финише он почти догоняет меня, я все же пересекаю линию первым. Как этот парень умудрился просрать третью передачу, не понимаю, да теперь это и не важно!

На меня обрушивается волна поздравлений, воплей и радостных криков. Все жмут мне руку, хлопают по плечу. А потом на меня обрушивается еще и куча бабла от Егора. Не знаю, уж сорок он мне отдал процентов или меньше, но деньги приличные.

От всей этой орущей и ликующей толпы мне передается импульс легкого помешательства, и я решаюсь на совершенно безумный, но удивительно приятный для моего сердца поступок. Это даже не поступок. Это самая опасная и дерзкая провокация, которая только могла родиться в моем больном мозге.

– Миш, – обращаюсь я к своему напарнику, – у тебя техника твоя с собой?

– С собой. – отвечает он. – А что?

– Поможешь мне угнать одну тачку?

– Для Егора?

– Нет. – говорю. – Для меня. Для личного пользования.

– Ты с ума что ли сошел? На хрен тебе?

– Миш, – уговариваю я, – от тебя ничего не надо. Просто приедешь, вскроешь ее для меня и смотаешься по-быстрому. Ты даже не при делах.

– Что за тачка?

– Мазда. Шестерка. – отвечаю я.

– Что за система там стоит?

– Я понятия не имею. Но не думаю, что уж сильно навороченная.

– С чего бы?

– Давай, поехали, на месте разберемся. – я уже практически запихиваю Мишку за руль его машины.

Мы заезжаем во двор. Тут тихо. Под окнами – только крутые тачки.

– Вот она! – я указываю на отцовскую Мазду.

Мишка осматривает ее, заглядывает внутрь, потом возвращается к себе в машину.

Он взламывает сигнализацию за пару минут. Я так и думал, папаша уверен, что лучшее противоугонное средство – милицейская фуражка на задней полке. Хотя, надо признать, это действует. Когда Мишка замечает этот реквизит, то напрягся не на шутку. Но мне-то что напрягаться.

Мы заводим тачку, и Мишка сразу сматывается. Мы даже попрощаться не успеваем, так он напуган фуражкой. Я же, не спеша, аккуратно выезжаю со двора и потом уже рву что есть сил. Я угнал его тачку. Обалдеть, я угнал тачку этого урода! Вот он удивится с утра, не обнаружив ее под окнами. Ох, и вони будет! Все посты на уши поднимут. Но будет уже поздно.

Я выезжаю на трассу и разгоняюсь как могу. Я выжимаю из этой машины все, что можно. Я сейчас убью ему сцепление, резину, а потом, думаю, просто подожгу эту красавицу в каком-нибудь поле. И вот, я съезжаю на обочину, потом в кювет, потом еду по бездорожью. И съезжаю я, естественно, крайне неосторожно. К чертовой матери передний бампер, подвеску и крыло. Удачное я выбрал место, чтобы свернуть. Когда оказываюсь на засеянном поле достаточно далеко от дороги, чтобы не особенно привлекать внимание, я звоню Мишке.

– Ты не спишь еще? – спрашиваю.

– Нет. Ты где?

– Слушай, выручай. Забери меня. Я на пятьдесят пятом километре.

– Ты что там забыл?

– Мишка! Блин! Приезжай! – быстро говорю я. – Все нормально. Безопасно, то есть. Просто мне отсюда самому не выбраться.

Я, и правда, был так увлечен своей идей угона отцовского автомобиля, что не подумал, как потом буду добираться до города. Но, слава Богу, Мишка соглашается. Я объясняю, где меня ждать, и прошу, чтобы он позвонил, как приедет. Пока Мишка едет за мной, я обыскиваю машину. В багажнике я нахожу бутылку какого-то крепкого алкоголя. Кажется, это самбука, которая очень пригодится мне для поджога. В бардачке – деньги, несколько тысяч. Да, папаша совсем ничего не боится, раз оставляет бабло прямо в тачке. Больше здесь нет ничего интересного. Я открываю бензобак и подвожу к нему тонкую дорожку алкоголя. Когда звонит Мишка, и я вижу силуэт его машины у дороги, я поджигаю отцовскую «Мазду» и бегу к обочине.

Видя, как взрывается тачка, Мишка выходит из машины и застывает, открыв рот. Я подбегаю и радостно набрасываюсь на него. Потом я словно завороженный смотрю в сторону пламени.

– Ты дурак! – орет Мишка. – Быстро в машину! Что ты творишь?!

– Да ладно тебе! – смеюсь я. – Смотри, как красиво!

– Нас загребут на хрен с твоими выходками, Рома! Ты придурок!

Мы садимся в машину и быстро уезжаем в сторону города.