Текст книги "Музыка моего сердца"

Сегодня был день свадьбы. Мы лежали с Финном в обнимку. На ночь мы не закрывали окно, и в комнате пахло морем. Сначала мы решили держать себя в руках, и в стенах монастыря не заниматься сексом, но потом нас так возбудила эта мысль, что мы не сдержались.

– Какие же мы с тобой все-таки хулиганы и безбожники, – сказала я.

– Зато какой адреналин! – с улыбкой сказал Финн. – К тому же ты сама говоришь, что надо учиться прощать себя, вот будет повод, надо начинать с малого.

Церемония проходила в той же церквушке, мы с Таней поменялись местами. Теперь я помогала ей одеться и делала прическу.

– Помнишь, что ты мне сказала, когда мы были с тобой в этой комнате в прошлый раз? – спросила я ее.

– Да, что все мужики козлы, и вообще отношения это не про меня, – с улыбкой ответила Таня.

– Видишь, как все меняется. Мы уехали отсюда, и нашли тебе мужа. Даже это платье тебя ждало.

Мы были готовы, и пошли к залу церкви. Я открыла дверь перед Таней, как и она, открывала ее передо мной. Я увидела Рому, он был весь как на иголках.

– Рома бедный сейчас в обморок упадет, – смеялась я, – смотри не скажи ему, что мы с Финном тоже женились в этой церквушке, а то он побежит искать другую.

Таня с улыбкой цыкнула на меня и пошла к алтарю.

Вечером я нашла Финн с отцом Петром, они сидели на лавочке во дворе монастыря.

– Он согласился ехать с нами, – как бы шепотом, прикрывая рот рукой, сказал Финн.

– Ура! Я очень рада этому! – сказала я, садясь рядом с отцом Петром и прижимаясь к его руке. – Там и правда для Вас будет работа. Вы знаете, что я не особо верующий человек, но для Вас мы построим церковь, потому что Вы привнесете туда Бога, который живет в Вас.

– Знаешь, я и сам рад. Я не думал, что когда-нибудь покину свой монастырь. Но ты права, видно вас сам Бог сюда привел. Ведь я священник, я должен служить не только Богу, но и людям. Я связующее звено между Богом и человеком, а здесь людей нет. Таким образом, я не служу Богу, а это грех. Так что я поеду с вами.

Через четыре дня решено было уезжать. Как бы нам не хотелось остаться тут подольше, дорога занимала еще три дня. Один день мы потратили на то, что обрывали апельсины и лимоны, гранаты, инжир. Потом начали обрывать оливки, это оказалось очень кропотливой работой. Мы забрали с собой станок, для отжима масла, чем и занимались в поезде, на обратном пути. Мы нарвали винограда и слив, и вообще всего, чего только можно было нарвать. Собирали книги и иконы из монастыря, и все, что отец Петр решил забрать с собой в новую церковь. Всем этим добром мы забили грузовой вагон, в котором везли скотину. В последний вечер мы с Финном лежали на пляже, у нас был маленький пикник с фруктами и греческим вином. Вином мы, кстати, тоже забили все пустые места.

– Я разговаривал с отцом Петром по поводу того, что с нами произошло, он помог принять мне решение по поводу вазэктомии.

– И что ты решил?

– Я не буду ее делать.

– Слава Богу, хоть он тебя образумил. Того, что не должно произойти не произойдет. Если нам не суждено иметь ребенка, то его не будет. Надо просто жить дальше, и все.

– Он сказал мне тоже самое. Но он лицо незаинтересованное, поэтому я к нему прислушался.

– А ко мне значит нет?

– Без обид, но ты всегда будешь думать в первую очередь обо мне. А он нет, он трезво смотрит на вещи.

– Ладно, я в любом случае рада, что ты принял именно такое решение.

Наутро мы собирались в путь. Отец Петр выключил везде свет, потушил свечи, закрыл все на замки и сел на лавочку на территории монастыря.

– Пойдемте, пусть сидит, сколько нужно, – сказала я, и выгнала всех за ворота монастыря. Мы недолго его ждали. Он вышел, и запер ворота на ключ.

– Я уже пять дней прощаюсь с домом, пойдемте скорее, пока у меня не случился инфаркт, – сказал он.

– У нас тут два врача, если что, – сказала Таня, – откачаем!

Ехать назад было немного грустно, всем хотелось отдохнуть еще, но все уже немного соскучились по дому. Ну, конечно, кроме нас с Финном.

– Зимой поедем в Финляндию, – сказал Финн, – и уж на этот раз точно никого с нами не будет, будем только одни.

Мы выжимали масло, это был интересный процесс. По прямой дороге мне разрешили повести поезд самой, я чувствовала себя богиней, когда осталась одна в кабине машиниста. Я думала. Казалось, что все пришло в норму, и мы с Финном втянулись в нормальную жизнь. Что же будет, если я еще раз забеременею? Ведь срок годности у противозачаточных таблеток не вечный. Будь что будет, решила я. Все будет так, как должно быть, это я точно знала. И мне вдруг стало так хорошо и спокойно. Я не боясь смотрела в будущее. Юра выгнал меня из кабины машиниста, так как начинался сложный отрезок дороги. Я зашла в наше купе, Финн лежал на диване. Я легла на него сверху, и прижалась, как к самому дорогому, чем он собственно и являлся для меня.

– Я так люблю тебя, – сказала я, целуя его, – у меня в голове все встало на места. Я готова жить дальше.

– Я очень рад за тебя. За нас. У нас все будет хорошо, – сказал он, обнимая меня.

34

Мы заехали в Ростов и забрали гречку с рисом. Так же весной мы договорились, что они будут поставлять нам еще и растительное масло. У них жил человек, который раньше работал на заводе по производству масла, и они делали его автоматизировано. Мы поделились с ними оливковым маслом и фруктами. Они просили Финна остаться на неделю, что бы лучше обучить их обращению с оружием. Но я не могла даже представить, что целую неделю не увижу его. Я сказала, что у нас есть люди с военной подготовкой, и мы пришлем кого-нибудь для обучения. Вообще, могу сказать, что у нас образовались довольно прочные и доверительные отношения с этими людьми, что было очень хорошо.

Наутро следующего дня мы били дома. За нами приехали ребята на фурах, и помогли разгрузить все, что мы привезли с собой. Дома мы все разделили, и все занялись консервацией. Я варила варенье из инжира, я его очень любила. Инжир я могла потреблять в любом виде, мне кажется, я даже листья с дерева могла бы съесть. Отца Петра мы поселили у нас в доме, пока не будет построена церковь. Мы с ним часто разговаривали по вечерам. Мы разговаривали совершенно обо всем. Это был удивительный человек, он был совсем не похож на священника. Он был очень умным, и казалось, мог ответить на любой вопрос. Потом Настя с Никитой уехали в Испанию. Поехали на поезде, наши железнодорожники и вовсе раздали свою скотину. Теперь у них появилась работа, желающих съездить куда-нибудь отдохнуть было много. За их работу платили продуктами. В Испанию уехали еще девять человек, так что у Никиты с Настей была компания, но они были этому только рады.

У нас на базе открылось что-то вроде училища. Там учили детей, а их у нас было уже двенадцать человек, от восьми до двенадцати лет. Так же учили всех остальных разным профессиям, всем, которыми обладали люди на базе. Было составлено расписание занятий на учебный год, он был до конца марта, а с апреля начинались летние каникулы до октября. Мы с Ромой и Верой преподавали медицину. Вера еще вела уроки по гомеопатии, у нее так же было медицинское образование. У меня появились свои личные ученики, те, кто хотел изучать психологию. Среди них был Финн.

– Зачем ты записался на мои уроки? – сказала я ему, когда увидела в классе. – Я тебе и так могу все рассказать.

– У тебя не всегда есть на это время. А так я точно ничего не пропущу.

На одном из уроков я как-то случайно начала рассказ о буддизме, о том, что наша психология связана с философией их религии. Всем присутствующим это стало интересно, и эта тема стала развиваться. Весть о том, чему я их учу разлетелась, и народу на мои занятия стало ходить гораздо больше.

– Я хочу, что бы вы понимали, то, что я тут рассказываю, не является наукой, – на одном из уроков сказала я, когда увидела, что класс уже не вмещает всех желающих. – Здесь присутствует психология, с чего мы и начинали, но теперь это уже смесь психологии и буддизма и моего личного видения мира.

– За этим сюда и приходит столько людей, – сказала одна девушка из класса.

Я не ожидала, что у меня буду так сказать последователи. Я растерялась.

– Я никогда не хотела менять чье-то представление о мире, а сейчас происходит именно это. Я хочу, что бы вы понимали, это не религия, я не проповедую буддизм, я сама себя к нему не причисляю. Это моя философия, не более того. Моя личная, то есть это мнение одного человека, понимаете? Это не наука.

– Понимаем, это понимает каждый присутствующий здесь, – сказал один мужчина. – Ты говоришь, что не хочешь менять чье-то представление о мире, но о каком мире?

– О нашем, том, в котором мы живем, – ответила я.

– Но мы живем уже в другом мире, – сказал тот же мужчина, – сейчас мы строим новый мир, и у нас есть возможность изменить его, убрать минусы. Никто из нас не приходит домой и не начинает рассказывать друзьям и соседям о том, что они живут неправильно. Люди сами задают нам вопросы, они спрашивают, как нам удалось стать такими счастливыми? И мы отвечаем, что ты помогаешь нам найти дорогу к счастью. Не даешь нам счастье, не обещаешь, что дашь его, а просто указываешь путь, даешь информацию. Посмотри, какая энергия витает в этом классе, здесь собрались счастливые люди. Разве не таким ты хотела бы видеть новый мир?

– Именно таким, – ответила я, – но я боюсь ответственности, ведь вы все мне верите, а что если у вас что-то не получится, и меня назовут шарлатанкой? Я не хочу этого, я начала учить людей психологии, а в итоге это переросло в учение.

– Послушай, – сказала одни из женщин, – ты никого сюда волоком не тянула, никто из нас тоже этого не делал, все взрослые люди, и сами делают выбор. Тем более ты действительно, всего лишь даешь информацию, ты не ждешь того, что мы поверим каждому твоему слову, как сама часто и говоришь. Так что ты зря переживаешь.

Дома мы с Финном обсуждали все это.

– Я думаю, что все же надо прикрыть лавочку, – сказала я Финну.

– Дело, конечно, твое, но ты отберешь у людей надежду. Разве так поступают? Ты уже взяла на себя ответственность, когда начала рассказы об этом. Так что сейчас будет большей ответственностью отобрать у людей то, что помогает им возродиться. Остаться в живых еще полдела. Какой будет эта жизнь, зависит от многого, но по большей части от того, что будет у тебя в голове, ты сама это знаешь. Ты просто помогаешь людям навести там порядок.

К нам спустился отец Петр.

– Простите, но вы так громко спорите, что я невольно вас подслушал, – сказал он. – Аня, если позволишь, я скажу свое мнение на этот счет.

– Да, конечно, оно важно для меня.

– Я старый человек, – сказал он, садясь на диван, – и много людей видел, и хорошо их знаю. Ты боишься того, что твоя философия перерастает в учение. Но скажи, разве ты сама не следуешь своей философии?

– Следую, я понимаю, о чем Вы. Но человек человеку рознь. Как Вы знаете, у нас в соседнем городе живет еще один священник, но Вас я люблю, а его нет. Так почему же? Вы проповедуете одно и то же, одного бога. Ваше различие в том, что в нем нет Бога, а в Вас есть. Но он считает себя человеком божьим, он никогда не поверит, если я скажу ему, что в нем Бога нет. Он человек церкви, но не человек Бога. Так может, и я рассказываю людям о том, чего на самом деле не существует, и тем самым обманываю их?

– Но ведь он не смог обмануть тебя своей верой? – с улыбкой сказал он.

– Нет, потому что это бред сивой кобылы. Что это за Бог такой, который отвернется от меня, потому что я не перекрестилась, входя в церковь? Но, извините меня, конечно, но и в Вашего Бога я не верю, точнее в учение о нем, он для меня другой. Но все же с вашим богом я могу провести параллели, и можно сказать что, в общем-то, мы с Вами говорим об одном, – задумчиво сказала я. – Если из Вашей религии убрать церковь и персонажи, то остается тот Бог, в которого мы оба верим, потому Вы мне и нравитесь.

Отец Петр смотрел на меня с улыбкой.

– Главное то, что люди вокруг тебя становятся счастливее. В том и смысл, девочка. Только неся счастье в себе, можно поделиться им с другими. Так что ты зря переживаешь.

На этом я решила уроки продолжить. Людей на них ходило все больше и больше. Мы постепенно перебрались в клуб, потом на площадь. Началась зима, выпал первый снег, но людей это не останавливало, они продолжали ходить.

В декабре мы еще раз ездили в Грецию на поезде, ездили за оливками, так как того масла, что мы выжали было совсем мало, а вкусного и бесконечно полезного масла хотелось всем. В этот раз наш поезд был из шести вагонов, четыре из которых были товарными. Ездило тридцать человек. Мы набрали не только оливок, но и апельсинов, мандаринов и бананов. С нами ездил отец Петр. Он был рад вернуться домой. Он забрал еще кое-какие вещи в свою новую церковь, которая уже была готова, и сейчас обустраивалась. Пока мы были заняты сбором оливок, отец Петр с несколькими людьми ездили в Ватикан, и забрали оттуда ценнейшие документы и реликвии.

– Да простит меня господь, – говорил он, – но все это уже никому не нужно, а так, хоть людям послужит.

Общим голосованием было принято, что мы не будем расписывать церковь фресками, но иконы будут. У отца Петра был день рождения, ему исполнялось восемьдесят восемь лет. Мы с Финном и Ирой объездили все церкви и храмы, и можно сказать разграбили их. Забрали важные иконы, и даже мощи. Ира отмаливала все это в церкви, пока мы с Финном грузили все в грузовик. В итоге получилась какая-то смесь христианских религий. Церковь не совсем была похожа на церковь. Отец Николай обозвал нас всех богохульниками, когда увидел ее, и сказал, что больше ноги его не будет в этом месте.

После нового года мы с Финном уехали в Финляндию на две недели. Мы были только одни, и опять окунулись в этот, так сильно манящий меня, мир без людей и общества.

– Может, мы все-таки останемся тут жить? – спросила я Финна.

– Когда ты уже оставишь эту идею? – с улыбкой отвечал он.

– Наверно мне нужно побыть тут до того момента, когда мне надоест, надо пресытиться всем этим. Но я не знаю, возможно ли вообще этим пресытиться.

35

Народ не переставал прибывать к нам. На сегодняшний день, у нас было больше восьмисот человек. Это было поразительно, еще два с половиной года назад я ждала хоть кого-нибудь, любого человека, и считала, что мы единственные, кто остался жив.

Так как Дима у нас был главным по связи, он общался со всеми, с кем только возможно. Он мог связаться не только с теми, у кого было навороченное оборудование, он мог поддерживать связь так же посредством радио и даже мог подключаться к каналам связи обыкновенной рации, когда спутник находился в радиусе ее диапазона. Таким образом, он общался практически со всеми. По его подсчетам людей на территории России было в районе тысячи двухсот. Мы понимали, что наша некогда простая база превратилась в столицу. У нас жила большая часть населения. И народ все прибывал.

У меня был день рождения. Мы решили устроить праздник на площади. Площадь была достаточно большой, и пока еще вмещала в себя всех людей. Перед праздником мы все собрались на площади. У людей для меня было заявление. А точнее подарок. За подарком надо было идти к трассе. Я шла и думала, что же это за подарок такой может быть? Да еще и коллективный. Перед поворотом на трассу мы остановились. Я увидела какую-то конструкцию, накрытую материей. Финн взял меня за руку и подвел к этой конструкции.

– Я сейчас буду говорить от имени всех, – начал он, – так как то, что ты сейчас увидишь, было одобрено общим голосованием со стопроцентным решением. Нас живет здесь уже очень много, из обычной базы мы превратились в город. А города принято как-то называть. Мы шестеро были его основателями, но в город это место его превратила ты. Так что и назвали мы его в твою честь.

Финн дернул материю, накрывающую конструкцию, и я увидела указатель, на котором было написано «Аннинград».

Меня тронуло это до глубины души, но я считала, что это для меня все же много чести. Я хотела было сказать об этом, но Таня меня прервала.

– Она сейчас будет нести чушь, о том, что она не достойна этого, так что давайте все вместе как-нибудь докажем, что достойна – сказала Таня.

Кто-то из толпы выкрикнул «Аня! Аня! Аня!», выбрасывая кулак вверх. К нему начали подключаться все остальные. И скоро отовсюду я слыша только свое имя. Мне хотелось провалиться сквозь землю, но все, что я смогла сделать, это просто спрятаться за Финна. Он улыбался и пытался выставить меня вперед. Когда крики стихли, я все же должна была что-то сказать. Все что я смогла из себя выдавить, было «спасибо», но в это спасибо была вложена вся искренность, какая только была во мне, все благодарности и признание.

У Оли с Димой была вторая годовщина свадьбы, праздник по этому поводу был так же на площади. Столы оттуда мы уже не убирали, так как почти каждый день у кого-нибудь был день рождения. Уже никто никого не приглашал на праздники, люди просто приходили, все кто хотел. Мы с Олей накрывали столы скатертями. Ко мне подошла Лена, она занималась всеми новичками, расселяла их в общежития и рассказывала, как тут все устроено. Она сказала, что пришел новый мужчина, и он хочет первым делом поговорить со мной. Я удивилась, Лена всегда давала новичкам исчерпывающую информацию. Но этот мужчина не захотел даже пойти в общежитие, пока не поговорит со мной. Он сидел на лавочке под березой возле входа в ворота. Выглядел он не так, как все, он был очень прилично одет, в костюме и галстуке. С собой у него не было багажа, машину, на которой приехал он оставил за воротами. Я увидела его издалека, было очень жарко, и он обливался потом. Я зашла в свой дом и налила ему морса из холодильника.

– Здравствуйте, меня зовут Аня, – сказала я, протягивая ему стакан с морсом, – мне сказали, что Вы хотите со мной поговорить.

Он поблагодарил за морс, и залпом выпил его. Финн был дома, когда я заходила, я сказала ему о мужчине. Финн подошел к нам, между его бровей залегла складка, по ней я поняла, что он пришел сюда в качестве моей охраны.

– Я хотел бы поговорить наедине, – сказал мужчина.

– Это мой муж, у нас нет друг от друга секретов. Вы можете говорить при нем.

Я увидела, что недалеко от нас собралась кучка зевак.

– Пойдемте в дом, – сказала я.

– Меня зовут Березин Сергей Николаевич, – сказал мужчина, устроившись на диване. – Я депутат, точнее бывший депутат.

Финн, сидевший в кресле, встал, и направился к вешалке за ружьем.

– Я вам не враг, – продолжал он, – пожалуйста, выслушайте меня.

Финн встал рядом со мной, но ружье из рук все же не выпускал.

Вот что поведал нам Сергей. Он был депутатом, когда начался апокалипсис. Часть правительства эвакуировали на корабли, и они ушли в Тихий океан в пределах наших границ. На одном из кораблей находится наш президент, тот, что исчез в начале апокалипсиса, будем называть его ВВ, это его держат в стерильной комнате, и для него пытаются сделать вакцину.

– Стоп, – остановила его я, – я не понимаю, зачем Вы все это рассказываете? Если Вы пришли за детьми, или другими людьми, то вы рискнули жизнью, я надеюсь, Вы это понимаете?

– Понимаю.

– Мы никого вам не отдадим, и никаких договоров больше заключаться не будет. То, что в Выборге вам дали образцы еще не говорит о том, что мы готовы идти на контакт. Теперь мы гораздо сильнее, и ни о каких договорах не может быть и речи.

– Я не за этим сюда пришел. Я хочу остаться у вас жить.

– Вы же понимаете, что я вам не верю? – удивленно спросила я.

– Конечно, и это вполне обосновано. Но, все же, позвольте мне договорить.

– Пусть договорит, – сказал Финн.

Я понимала, что Финн ему тоже не верит, но Финн был умен и хитер, не то, что я, простофиля. Видимо Финн хотел получить какую-то информацию.

– Пока мы жили на кораблях, случился сильный всплеск мутации вируса, в начале апокалипсиса, в тот момент умерла большая часть служащих и других чиновников. У ВВ что-то перемкнуло в голове. У него стало навязчивой идеей изобрести вакцину, не только для себя, но и для других членов государства. Он там не один в стерильной комнате, там таких комнат несколько. Он боится потерять положение.

– Какое положение? – перебила я его, – никто даже не знает о том, что он жив. Он просто исчез, и все забыли о его существовании. Поверьте, все уже давно оставили мечты о возрождении мира в том виде, в котором он был. У вас там что, на кораблях не в курсе?

– В курсе. Но он не желает этого понимать. Возможно у него стресс от потери всего, он сам на себя не похож.

– Серьезно? Стресс? А как Вы думаете, как все это пережили простые смертные? Вы думаете, нам было легко? Но мы же не сходим с ума и не вгрызаемся друг другу в глотки. Нас тут больше восьмиста человек, и еще никто ни у кого не украл, не устраивал дебошей и никого не попытался убить!

– Именно поэтому я сюда и приехал. Я вам еще не все рассказал. У него появились нацистские наклонности. Когда вакцин все-таки будет готова, он хочет объявить Америке войну.

– Да он совсем с ума сошел?! Нет, я Вам не верю. Я знаю его, я за него не раз голосовала, я всегда считала, что он именно тот человек, который должен управлять Россией. Вы какие-то небылицы рассказываете.

– А что? – сказал Финн, – сейчас самое время для войны, если ей и быть, то сейчас. И больше не будет противостояния между этими государствами.

– В этом ты прав. Но зачем? Никто нам не угрожает. У Америки было идеальное строение экономики. Но это благодаря тому, что они не участвовали во Второй мировой войне, она не проходила на их территории, они не понесли таких колоссальных потерь, как другие страны, как мы. Пусть попробуют поднять свою экономику сейчас, когда люди понимают, что могут рассчитывать только на себя. Все это глупо!

– К сожалению это не небылицы. Я больше не хочу в этом участвовать, я устал, очень устал, я хочу мира и спокойствия. Вся Россия знает, что мир и спокойствие можно найти здесь. Ваш город еще называют город Мирный. Люди идут сюда за тем, что бы получить то, чего у них никогда не было. Счастье не входит в планы политики. Счастливый человек бесполезен для экономики.

– Это я поняла еще, будучи в Индии. Но я все равно не понимаю, зачем Вы нам все это рассказали. Вы могли бы прийти сюда как любой другой человек, и спокойно жить. А сейчас я даже не знаю, что с Вами делать. Я все равно Вам не верю.

– Я понимал риски, когда шел сюда. Вернуться обратно я уже не смогу, меня сразу убьют. Я оттуда можно сказать сбежал. Я много всего в жизни натворил, не своими руками, но много чего на моей совести. Да и своими руками тоже, когда границы больше никто не охранял, мы ходили по всему миру в поисках уникальных людей, и та семья в Выборге, и дети, которых вы нашли в Польше лишь капля в море. Мир перевернулся, а люди остались такими же скотами. Однажды я понял, что у меня есть шанс изменить свою жизнь, но я не знал, куда мне идти. Мне было страшно покидать место, где я был сыт и в тепле, пусть за это и приходилось платить своей душой. Потом я узнал об этом месте. Я собирался с силами, что бы сбежать полгода. Вы правы, я мог бы ничего не говорить и просто жить тут. Но если я хочу начать заново, то у меня не должно быть секретов от людей, с которыми я хочу жить.

– Вы, конечно, красиво говорите, политики умеют ссать в уши.

Я задумалась. Я не знала что делать.

– Мы отойдем на минутку, – сказала я, после некоторых раздумий.

Я взяла Финна за руку, и мы отошли на кухню. Я встала так, что бы мне было видно депутата.

– Я не знаю что делать, – сказала я Финну, – я совершенно растеряна.

– Я ему не верю.

– Я тоже. Так что, выставим его?

– Он может быть полезен. Он обладает массой информации о нашем враге.

– А враг ли он нам? Там и людей уже почти не осталось, мы это знали и без него. Они не сунутся к нам, это самоубийство. Может нам и не нужна эта информация? Зато он может получить всю информацию о нас, он вполне может оказаться шпионом.

– Ты сама говоришь, что они нам не соперники.

– Я же не знаю всего, может они вступили в альянс с какой-то другой страной, и их гораздо больше. Он говорит нам только о том, что мы должны знать.

Я посмотрела на депутата. Он откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Он действительно казался очень уставшим, уставшим не только физически.

– Из твоих слов я понимаю, что ты за то, что бы оставить его тут?

– Я еще не определился, но больше склоняюсь к этому. Я знаю, ты веришь в людей, веришь в то, что они могут измениться, я вообще не знаю, как ты выжила со своим мягким характером? – с улыбкой добавил Финн.

– Мне помогала твоя любимая Аннели. Она всегда появляется тогда, когда это нужно. Если я учую хоть каплю опасности от него, то перережу ему глотку кухонным ножом, а потом буду резать им хлеб для гостей.

– Да детка, люблю Аннели, она меня так заводит! – с улыбкой сказал Финн. – Да, сейчас не об этом. Так что будешь делать с ним?

– Я не хочу ничего с ним делать. Я никогда не хотела быть лидером, чтобы не решать такие вот вопросы, – я посмотрела на Финна жалобным взглядом.

– Только ему об этом не говори, и такими вот глазами на него не смотри. Не показывай ему слабости.

– Хорошо. Я предлагаю оставить его, никому ни слова о том, что он нам рассказал. Нет, кого-то все же надо посвятить, надо что бы за ним следили день и ночь, глаз с него не спускать. Надо рассказать Диме и Вите, что бы обвесили его жучками что ли, не знаю, им виднее, как за ним лучше следить. Что скажешь?

– Тебе решать.

– Я не хочу решать. Ты мне нужен, не бросай меня одну.

– Что ты такое говоришь? – сказал Финн, прижимая меня к себе, – я никогда тебя не брошу. Просто я тебе доверяю, еще ни одно твое решение не было неправильным.

– Но у тебя же есть свое мнение на этот счет?

– Да, я уже сказал, он может быть полезным.

Мы вернулись в гостиную, наш депутат спал, откинув голову на спинку дивана.

– Видно он гнал сюда без остановок, может действительно боялся, что за ним будет погоня? – сказал Финн.

– Побудь с ним, я хочу, что бы он ни на секунду не оставался один. А я схожу к Диме.

Я собрала тех людей, которым доверяла, и кто мог участвовать в слежке. Я собрала на веранде своего дома Диму, Витю, Никиту, Андрея, Рому и Таню. Когда я рассказала им суть собрания, начался спор.

– Я собрала вас тут не только что бы озвучить наше с Финном решение, а и для того что бы посоветоваться. Вам я могу доверять, мы много вместе прошли. Мне нужна ваша помощь.

Споры продолжились, все высказывали свои опасения, пытались взвешивать плюсы и минусы. Минусов было значительно больше.

– Он нам не нужен, пользы от него тьфу, а проблем может быть куча, – сказал Дима.

– Я так же думала и о проживании Оли и Андрея вместе с нами. Без обид, – сказала я Андрею, – но надо давать людям второй шанс и самим чему-то учиться вместе с этим. Что если он говорит правду, а мы выгоним его? Сюда и правда многие идут за счастьем и миром. Я сейчас его не защищаю, я просто хочу обратить внимание на другую сторону медали. Вы рассматриваете его с точки зрения пользы и вреда, и естественно опасаетесь его. Я вижу это с другой стороны. В каком мире вы хотите жить?

Повисла пауза.

– Что вы молчите? Ведь вам тут нравится, и нравится не только потому, что у нас есть что кушать и крыша над головой?

– Не спорьте, – сказал Витя. – Я ждал, что к нам могут прислать засланного казачка, и кое-что доработал. Над этим я долго работал в Китае, Аня, ты об этом не знаешь, я работал на их правительство с биоинженерами. Мы создали, назовем его чип, он вживляется под кожу и становится практически невидимым. Он способен передавать сигналы, которые потом преобразовываются в звуки и видео. Он как бы становится одним целым с нервной системой, и может служить так же как детектор лжи. Проблема только в том, что его нужно вживить в затылок.

– Витя ты гений! Господи спасибо, что прислал нам его! – сказала я, обнимая Витю. А ты уверен, что он работает? Тебе же надо было его протестировать?

– Да, мне Слава помог. Не обижайся Димон, но у вашей кошки встроен этот чип.

– Это ты видел все, что она видела? – спросил Дима. Глаза его стали расширяться все больше. – Ах ты зараза!

– Спокойно, все прилично, ничего лишнего я не смотрел.

– Я знаю, как можно вживить ему этот чип, – сказал Рома. – Надо каким-то образом травмировать ему затылок, и он попадет прямиком ко мне в руки, Аню лучше тут не задействовать. Вы же ему не скажете, что поставили еще кого-то в известность о его персоне.

– Я знаю что делать, – сказал Никита, – он спит?

– Да, у нас в гостиной, Финн его сторожит.

– Пошли со мной, и подыграй мне. Все остальные расходитесь и ведите себя как обычно. Витек, этот чип сейчас готов к тому, что бы его вживить?

– Не просто готов, а спрятан в медпункте на всякий случай, и он не в единственном экземпляре.

– В тихом омуте черти водятся, да? – сказала я с улыбкой.

Все заняли свои позиции, Витя объяснил Роме, как обращаться с чипом. И Никита вбежал в дом. Он выхватил у Финна ружье и начал орать на депутата.

– Чего разлегся урод? Мало того, что ты с моей девушкой сделал? Как тебе хватило наглости сюда вообще сунуться?!

Я стояла в двери, готовая ворваться в дом, когда настанет момент. Финн посмотрел на меня с непониманием, но я подала ему знак, чтобы не лез.

Депутат проснулся от Никитиного крика, он не мог понять, что происходит. Не успел он и рта открыть, как Никита кинулся на него, сбросил с дивана и со всей дури огрел его прикладом по затылку.

Депутат потерял сознание и упал. Я принесла воды и пыталась привести его в чувства. Когда ребята попытались что-то сказать, я приложила палец ко рту, не стоит мол, говорить при нем ничего, может он сам жучками обвешан. Когда я привела его в чувства, Никита стал извиняться, сказал, что перепутал его со своим бывшим соседом, с которым у них была вечная война до апокалипсиса. В общем, выдумывал что-то на ходу, выставил все как недоразумение из-за сильной схожести.

– Что на тебя нашло? – ругала я Никиту, – мы так себя не ведем, даже если бы это был он! Мы разговариваем, нам на это язык дан, разговариваем и решаем проблему, а не кидаемся бить друг друга!

Никита сказал что-то о помутнении рассудка и состоянии аффекта, еще раз извинился и вышел из дома. Я осмотрела его затылок, огрел Никита его прилично, кожа была рассечена, и нужно было зашивать. Никита отлично справился. Я сказала, что нужно пойти в медпункт. Пока мы к нему шли, я сообщила о нашем решении принять его здесь, но так же сказала, что мы будем за ним следить, и что я лично вспорю ему брюхо, если узнаю, что он нас обманывает. Сказала, что все, что он нам сказал, останется между нами для его же безопасности. Он со всем согласился. Рома как бы по случайности был в медпункте. Мы оставили с ним депутата и ждали в спортзале. Когда Рома закончил, они вышли к нам. Рома показал жестом, что все ок, и я отвела депутата к Лене. Ей стало любопытно, зачем он хотел поговорить со мной. Я сказала, что он ищет одного человека, хотел узнать, может у меня есть какие-то данные о нем.