Текст книги "Музыка моего сердца"

37

Депутат записался на мои занятия. Занятиями это уже было назвать сложно. Это были просто сборы. Сейчас было лето, и все занятия были прекращены, но мои занятия люди требовали продолжать. Мы собирались на час-два по вечерам на площади. Он был один из новеньких в моей группе. Я всегда спрашивала у новичков, как им видится наш город, не разочарованы ли они, хотят ли что-то изменить.

– Мне не нравится, что нужно заниматься огородом и скотиной, – сказала одна девушка.

– Ты бы предпочла купить продукты, как раньше? – спросила я.

– Здесь же этим никто не занимается?

– Почему? Некоторые занимаются, например Юра и Сережа, они возят людей на поезде, за это их снабжают мясом и молочными продуктами. У нас нет денег, и поэтому мы вернулись к обмену товаров. Что ты можешь дать взамен продуктов? Какая у тебя профессия? Какие товары или услуги ты могла бы предложить на обмен?

– До апокалипсиса я была швеей. Но я терпеть не могла свою работу. Лучше уж пасти овец, чем шить.

– Теперь у тебя есть выбор. Ты можешь оказывать услуги по пошиву в обмен на продукты. Можешь сама себя обеспечивать, и не заниматься нелюбимым делом. А можешь приобрести новую профессию, и заниматься ею. У тебя есть выбор. Мне кажется это хорошей возможностью, ведь и новым профессиям тут обучают бесплатно. За мои уроки никто не платит. Мы строим новое общество, и у нас есть все возможности и ресурсы.

– Идеальные условия для малого бизнеса! – сказал депутат. – Ведь раньше люди крутились, как могли. А сейчас, ты пришел в город, тебе дали жилье, семена для посадки и скотину, продукты, одежду, все что нужно. Можно бесплатно получить новую профессию и жить автономно, ни от кого не завися. Можно выбирать работать или самому себя обеспечивать. Раньше о таких условиях даже не мечтали.

– Конечно мы много теряем, – сказала я, – наша жизнь кардинально изменилась. Мало кто и раньше жил в деревне на самообеспечении. У нас много тяжелой работы, и ею занимаются все, бывшие топ менеджеры строят дома и чистят свинарники. Но мы получили огромное преимущество, у нас есть право выбора. Когда ты родился в городе, многие этапы твоей жизни уже определены. Ты идешь в детский сад, из него в школу, из него в институт, оттуда работать. И здесь начинается самое интересное. Когда человек обретает самостоятельную жизнь, он приходит к тому, что счастье в деньгах. И старается заработать их все больше, становясь их рабом. Уже три года не выпускали новую модель Айфона! Кто-нибудь от этого умер? Мы уже три года носим прошлогодние коллекции, три года не едим фаст-фуд, многие бросили курить! Мы не стараемся потратить две зарплаты на новомодный телевизор, который чем-то лучше того, который выпустили полгода назад, не гонимся за дорогими машинами. Мы больше не гонимся за имиджем. А чем больше у нас денег, тем дороже нам обходится наш имидж. По сути, мы не зарабатываем больше, потому что больше и тратим. Уровень свободных средств остается практически неизменным. Мы жили в мире потребительства, а все знают, что товар, предложение рождает спрос. Мы выдумали столько всего ненужного, что подумать страшно. Мы пресытились и зажрались. Мы, имея ресурсы, не делали того, что действительно нужно. Мы не придумали лекарств от неизлечимых болезней, не изобрели вечный двигатель, что бы перестать опустошать свою планету, свой дом. Мы не произвели новых, глобальных открытий, мы не изучили самих себя даже наполовину, но хотели изобрести искусственный интеллект. Мы не сохраняли свою планету, а стремились покорять другие. Мы зажрались и запутались в том, что действительно важно. Имеют значения только товары, только то, что я имею, чем больше я имею, тем счастливее себя чувствую. Ну мы ведь с вами теперь знаем, что это не так?

– Это точно!

– Именно!

– Только потеряв все, я обрел себя.

– Лена, мы здесь никого не принуждаем вести сельскую жизнь, – сказала я девушке, с которой начался этот разговор. – Напротив, мы даем все возможности и ресурсы, для того что бы люди были счастливы, что бы сами могли выбирать как им жить. Может у тебя есть какое-то хобби, которое могло бы стать твоей профессией?

– Я люблю рисовать и делать всякие скульптуры. Вообще я художник, но мои родители всю жизнь говорили, что это занятие меня не прокормит.

– Я бы хотел иметь картину своей жены, – сказал один мужчина, – мне кажется это очень романтичным. Я никогда не мог позволить себе дорогих картин, хотя очень люблю искусство. За картину жены даю козленка.

38

Однажды утром я проснулась с сильной болью внизу живота. У меня должны были начаться месячные, и я решила, что живот болит по этому. Я проснулась очень рано, до будильника. Видимо меня и разбудила боль. Я лежала не шевелясь, прижавшись к Финну. Он мирно спал. Я встала с постели, что бы пойти в туалет, и вдруг меня пронзила сильная боль, и я, свернувшись, села на кровать. Я даже вскрикнула, чем разбудила Финна.

– Что случилось? – спросил Финн.

– Живот болит, ничего, все нормально, спи моя рыбка.

Я сидела на кровати минут пять, сильная боль вроде бы прошла, и я пошла в туалет. У меня действительно начались месячные, очень обильные, из меня практически текла кровь. Боль в животе усиливалась. Такого у меня раньше не было, эти дни всегда проходили у меня практически безболезненно. При выходе из ванной меня опять скрутило. Финн встал с постели.

– Я вижу, что не все нормально! – сказал он, подходя ко мне.

Я объяснила ему, в чем причина боли.

– А я уже думал, что у тебя задержка, и даже успел испугаться.

– Вообще вчера еще должны были начаться. У меня еще никогда не было задержек без повода. Но и моложе я не становлюсь, все в организме меняется.

Финн помог мне дойти до кровати. Через минуту меня снова скрутило.

– Что-то не так, это не нормально, у меня такого никогда не было, – сказала я Финну.

– Давай я схожу за Ромой?

– Половина пятого утра, давай я полежу, может само пройдет.

Само не прошло. Я промучилась еще минут пятнадцать и Финн, невзирая на мои протесты, пошел за Ромой.

– У тебя должно быть что-то серьезное, иначе я тебя убью! – сказал заспанный Рома, входя в комнату.

– Спасибо, добрый дядя доктор! – с улыбкой ответила я.

Финна он выпроводил. Я видела, что лицо его становилось все серьезнее.

– Я что умираю? У тебя такое лицо!

– Когда у тебя были последние месячные? – спросил Рома.

– Ровно месяц и один день назад, сегодня первый день новых.

– Это не месячные, у тебя кровотечение.

Рома сел на кровать и пристально посмотрел на меня.

– Ты так изучаешь меня, что даже любопытно, – сказала я, – если ты хочешь что-то узнать, просто спроси.

Рома встал с кровати и подошел к окну. У него явно была очень плохая новость, и он не знал, как о ней сказать.

– Ром, я уже поняла, что что-то серьезное. Просто скажи. Иди ко мне, садись.

Рома сел назад. Я улыбнулась ему.

– Ты же все равно скажешь это, так что сейчас ты просто тянешь время. И мне больно, скажи мне поскорее диагноз и сделай какой-нибудь укольчик.

– Я так понимаю, что ты не знала, что была беременна?

– Была?

Я ожидала услышать что угодно, но явно не это.

– У тебя был выкидыш.

– Вообще замечательно! Нет, я сейчас первый раз об этом слышу.

Мне не было больно, я не испытывала чувства потери, потому что узнала, что потеряла уже после. Я лежала в раздумьях несколько минут. Потом крикнула Финну, что бы зашел, я знала, что он стоит за дверью.

– Я все слышал, – сказал Финн, войдя в комнату.

Он тоже выглядел спокойным. Мы еще не успели переварить.

– А сейчас-то что случилось? Почему это произошло? – спросила я у Ромы.

– Надо посмотреть, сделать УЗИ и тщательное обследование. Но думаю, что твоя матка больше не способна удержать плод, вероятно у тебя истончился эндометрий. Нужно сделать УЗИ. Я сейчас схожу за лекарством, сделаю тебе укол.

Рома вышел. Мы с Финном сидели и смотрели друг на друга.

– Я ничего не чувствую, – сказала я, – может до меня еще не дошло? Меня сейчас больше занимает дикая боль в животе, чем то, что мы потеряли ребенка.

Когда я произнесла эти слова «потеряли ребенка» у меня холодок пробежал по спине. Финн тоже изменился в лице. До этого момента мы избегали даже слова выкидыш, после первого. Это слово было чем-то ужасным, глубоко ранящим, как самурайский меч. А сейчас я так спокойно произнесла эти слова.

– Мы не знали. Мы еще не успели привыкнуть и полюбить этого ребенка, – сказал Финн, – может быть это нормально?

Вернулся Рома и сделал мне укол, сказал, что завтра мы сделаем УЗИ. Мы лежали с Финном на кровати, тупо уставившись в потолок. В моей голове не было ни одной мысли, и я заснула. Когда я проснулась, был уже обед. Видно Рома еще и успокоительного уколол. Я встала с постели, живот болел, но гораздо меньше. Финн готовил обед.

– Ты как? – спросила я его?

– У меня какие-то смешанные чувства. Может мы ждали, что такое может случится, и поэтому сейчас это уже не такой удар? А ты как?

– Я тоже не знаю, какая-то тишина внутри. Если бы я хотя бы знала об этом, может реакция и была бы другой. Но эта ситуация наталкивает меня на другие мысли. После первого раза мы как-то это пережили, и начали жить дальше. Мы не задумывались о том, что будет, если я снова забеременею. У меня было два варианта на этот счет, или случится то же самое, или я все же рожу ребенка. Но такого варианта я не предусматривала. Ладно, я думаю так, накатит, значит, накатит, а нет, так нет. Никто не сказал, что мы обязаны страдать по этому поводу. Может быть, нам просто кажется, что наше спокойствие не нормально. Но кто знает, что такое норма? Мы столько в жизни потеряли, что это кажется не таким уж и горем, в сравнении с остальным.

Рома провел все обследования и сказал, что у меня истончился эндометрий. Но была и хорошая новость, рубца от бывшей спайки совсем не осталось. Видимо тот препарат, который привозил мне Рома, действительно был волшебным.

– Я бы прописал тебе гормональные препараты, но их больше нет, и знающих людей и биотехнологий, что бы их создать, тоже нет, – сказал Рома, – так что остается только послать тебя к Вере. Думаю, она найдет какие-нибудь травы, я знаю, что шалфей помогает в таких случаях.

Оказалась, что в таких случаях помогает не только шалфей, и Вера выдала мне кучу всего. Мой стол на кухне был похож на ведьмин уголок, повсюду висели травы, стояли уже готовые баночки, порошки, смеси. Через четыре месяца лечения все пришло в норму. Вера поила меня всякими микстурами, отварами, настоями, давала какие-то жутко пахнущие мази и заставляла ими мазаться. В общем, я лечилась чисто народной медициной. Меня это даже немного радовало, так я была ближе к природе.

– Могу с уверенностью сказать, что твое женское здоровье сейчас в отличном состоянии, – сказал мне Рома после последнего осмотра. – Оно в разы лучше, чем было, когда ты обратилась ко мне впервые. Я даже, скрестя пальцы, могу сказать, что ты вполне можешь забеременеть и родить без всяких осложнений.

Мы отправились в Грецию за оливками и фруктами. В этот раз мы решили не везти оливки с собой, а жать масло на месте. Там было все оборудование для этого. Мы нашли небольшой завод, Витя подключил к нему свой чудо генератор и все заработало. Пока мы собирали оливки, ребята разбирались, как пользоваться оборудованием. С нами поехало двадцать человек из Ростова. У них тоже было пополнение в людях. Климат там больше благоволил к выращиванию злаков и овощей, к тому же море было недалеко. У них было восемьдесят два человека. Из наших поехало сто человек. Отец Петр тоже поехал с нами. Не смотря на свой преклонный возраст у него было хорошее здоровье, и он отлично переносил дорогу. В Греции мы пробыли почти месяц, и к новому году должны были вернуться домой.

Было двадцатое декабря. Мы с Финном лежали в постели. По привычке мы поселились в монастыре. Там было тепло и уютно. Многие поселились недалеко от завода, Витя подключил к генератору один многоэтажный дом, и почти все разместились там. Нам же было уютнее в монастыре. Здесь мы поженились, и от этого это место казалось родным.

– Ты думал о том, что будет, если я снова забеременею? – спросила я Финна.

– Да, я боюсь этого.

– Почему? Рома сказал, что сейчас все хорошо, и ничего страшного не должно случиться.

– Да, я знаю, но все равно как-то неспокойно. Может, мы все-таки откажемся от этой идеи, и я сделаю вазэктомию?

– Нет. Ты заставил меня побороть свой страх, я снова захотела иметь детей. Почему ты сейчас хочешь отступить?

– Мне кажется, что все это может отдалить нас друг от друга.

– Нет. С нами этого не случится. Да, ты прав, такое часто случается, после того как люди пережили потерю. Это случается, когда каждый замыкается в своем горе и начинает обвинять другого в том, что случилось. А потом начинают обвинять друг друга в том, что не дали достаточно внимания и поддержки друг другу. Когда каждый ставит свое горе выше горя другого. И это неправильно, если потеря общая, то и переживать ее нужно вместе. Быть рядом друг с другом, как бы тяжело это не было, простить все обиды. Только так можно сохранить брак, и даже стать еще ближе. Ведь у нас с тобой было так?

– Да, было так, но это только благодаря тебе. Я чувствовал именно то, что ты сейчас описала. Ты не дала мне окунуться в свое горе, отделить его от твоего. Ты всегда была рядом, и тем самым подавала пример того, как пережить это и не сойти с ума.

– Все будет хорошо. Что бы ни случилось, все будет хорошо. Мы все переживем вместе. Не переживай из-за этого. А то еще накаркаешь. Мысль материальна. С нами случается то, о чем мы думаем, потому что концентрируем туда свою энергию. Думай о хорошем. Может у нас будет малыш, – с улыбкой сказала я.

Финн улыбнулся, но ничего не сказал.

– Иди ко мне, – сказала я, целуя его в грудь, – завтра мы уезжаем, – надо оставить хорошие воспоминания на этой постели.

Рука Финна скользнула под мое платье, и ладонь крепко сжала мою ягодицу.

– На этой постели и так предостаточно воспоминаний, – с улыбкой сказал Финн, – хорошо, что отец Петр живет в противоположном от нас крыле, со слухом у него все в порядке!

Вечером мы вернулись домой. Все устали, активная работа в декабре как-то выбивала всех из колеи. Все морально готовились к лету и огородному сезону, но к декабрьским работам мы были еще морально не готовы. Тем более у нас была еще одна волна пополнения, насколько мы понимали последняя. 28 декабря к нам пришел тысячный человек. Это была молодая женщина, она была одна, ее звали Эля. Так как в общежитии уже почти месяц никто не жил, мы его закрыли, а Элю поселили у себя в доме. Когда людей стало приходить все меньше, мы несколько раз закрывали общежития и временно селили людей у нас в доме, потому что у нас было целых четыре свободные комнаты. Несмотря на то, что в Грецию ездило целых сто человек работы хватало на всех, и отдыхать было некогда. После сбора и обработки оливок все занимались сбором фруктов. Благо оливки не приходилось обрывать с дерева, они почти все лежали под деревом, земля под деревьями была пропитана маслом. Отец Петр рассказал нам, как собирали оливки, когда были люди. В определенный момент под деревьями расстилали клеенки или брезент, так оливки не гнили, и эта подстилка служила сразу и емкостью для транспортировки. Нужно было всего лишь собрать подстилку в узел и перевезти вместе с оливками на завод. Но для этого нужно было, что бы кто-то жил в Греции хотя бы два месяца в году. Общим голосованием было решено, что каждый год туда будет отправляться по пятнадцать человек для подготовки оливковых деревьев. Вообще, все важные вопросы, которые касались всего населения города, у нас решались общим голосованием. Когда мы собрали первое собрание по поводу фермы с коровами, которые были нам нужны, но ферма была в руках военных, мы определили главное правило общения. Сначала люди поднимали базар, не было слышно никого, все просто кричали, высказывая свое мнение. Кто-то забыл на площади посох, с которым пасли овец. Я взяла его в руки и сказала, что говорить будет тот, в чьих руках посох, остальные в этот момент молчат. Таким образом проводились все собрания и так строилось общение. Этот посох так и остался воткнутым в землю возле фонаря на площади. Он был уже почти священным символом, все слушали того, в чьих руках он был. Это было главное правило. Так что у нас была самая настоящая демократия.

Мы готовились к новому году. Финн конечно же срубил большую пышную елку и установил в гостиной. Мы с Элей наряжали дом.

– Когда мы с братом были маленькими, – рассказывал Финн, – мы всегда ждали рождество и новый год. Не смотря на то, что брат старше меня на одиннадцать лет в праздничное время он был самым настоящим ребенком. Рождество там отмечается не так как тут, а 25 декабря, и по значимости этот праздник больше, чем новый год. Отец всегда ставил большую ель. Под ней были долгожданные подарки. Мы с братом бежали наперегонки к елке и хватали подарки друг друга, они были подписаны. Мы выменивали свои подарки на что-то ценное. Для меня в пять лет ценными были фантики от жвачки, а для брата кассеты для магнитофона. Обмен, конечно, был нечестный, но мы оба были довольны.

Финн о чем-то замечтался. Он с улыбкой рассказывал о детстве. В этот момент я отчетливо ощутила, как же нам не хватает ребенка. Мы оба уже были родителями, и были хорошими родителями. Все это уже пройдено, и мы оба знаем, какое это счастье, когда по дому бегают дети. Они кричат, поднимают все вверх дном, расшибают себе лбы и коленки, и так искренне тебя обнимают. Они такие живые, кажется вся жизнь в них и заключена. Мы выросли. Это обдуманное решение иметь детей, не случайность, не потому, что так вроде бы положено, и потому что пора, а именно потому, что мы выросли и хотели этого, как продолжения семьи, и продолжения нас самих.

– У нас обязательно будет ребенок, – сказала я Финну, обнимая его, – хотя бы одни, но точно будет.

Финн ничего не ответил, просто прижал меня к себе и поцеловал в лоб.

Было 31 декабря, и мы готовили всякие вкусности. Ко мне пришли Таня с Олей.

– Нам нужна новая речь, и новое обращение президента, – сказала Таня.

– Где же мы его возьмем? – сказала я, – будет, как и всегда, старое обращение.

– Ты сейчас, конечно, будешь отпираться, – сказала Оля, – но люди хотят услышать новогоднее обращение от тебя.

– Нет, я точно не буду этого делать. Я не президент. Можете забыть об этом.

– Ну почему ты такая упертая? – спросила Таня, – Финн, хоть ты образумь ее!

– Я не знаю, почему она отказывается, но заставлять ее тоже не буду, – сказал Финн.

В дверь постучали. Я пошла открывать. Это был отец Петр.

– Ну что? – спросил он у девочек.

– Ааа, это значит тяжелая артиллерия? – спросила я, – как вам не стыдно? А ну, пошли все отсюда! Я никаких речей толкать не буду!

Отец Петр уселся на диван, игнорируя мои слова. Девочки сели рядом.

– Я не хочу вас слушать, я пошла готовить, а вы можете сидеть здесь сколько угодно.

Я пошла на кухню и продолжила резать салат.

– Правда, почему ты не хочешь? – спросил Финн.

– Не хочу и все. Ты же сказал, что не будешь меня заставлять?

– Тут нет ничего такого. Не злись, но они правы.

Ко мне подошел отец Петр.

– Не нарывайтесь! – сказала я, не глядя на него.

– Если бы я считал, что не смогу тебя переубедить, я бы не пришел, – сказал он. – Не заставляй меня, старого человека тебя упрашивать.

– Не надо играть на моем уважении к Вам, это нечестно!

– Хорошо. Я скажу тебе только одну вещь. Этого хотят люди. Ты ведь не навязываешь им себя и свою власть, они сами этого хотят. Они сами тебя пусть и негласно выбрали. Они ждут каких-то слов, ждут твоей поддержки. Это важно. В России новый год считается новым периодом, и каким он будет, во многом зависит от того, какой тон задать в праздник. Тебе всего-то нужно сказать о целях на будущий год и достижениях в этом. Сказать пожелания. Я знаю, что ты всем желаешь добра и счастья. Просто скажи это вслух.

Они ушли, не дождавшись ответа. Финн обнял меня сзади.

– Только скажи что-нибудь, и получишь! – угрожающе сказала я ему.

– Ммм, моя сладкая Аннели, ты так мило злишься, когда не собираешься кого-нибудь убить.

Его руки сжимали мои груди, а губы тянулись к шее.

– Я знаю, что тебя заводит Аннели, но мы ничего не успеем, если сейчас отвлечемся на интим.

Финн с грустным видом взял нож и начал чистить овощи.

Так как нас было очень много, старый год все провожали у себя по домам, а встречали все на площади. В прошлом году мы посадили там большущую елку и нарядили ее, территорию украсили гирляндами и шарами. Возле елки поставили огромные фигуры Деда Мороза и Снегурочки. В этом году мы решили собраться все вместе, как в первый год, в нашем доме, с небольшим пополнением. К нам пришли Оля с Димой и маленьким Егоркой, Таня с Ромой, Никита с Настей, Андрей, и еще мы пригласили отца Петра. Мы сидели за столом, ели, пили, болтали, веселились. Маленький Егорка все время тянулся к елке, и Финн следил за ним. Он уже что-то болтал не совсем понятное, но Оля нам переводила. Это удивительно, когда мать на уровне подсознания знает, что пытается говорить ее ребенок. Это ли не чудо? Он много болтал. Финн весь вечер провозился с ним.

– Давай я его заберу, – говорила Оля.

– Ты что, хочешь испортить нам все веселье? Смотри, как нам хорошо! – отвечал Финн, – он мне совсем не мешает.

Егору было интересно с Финном. Финн ему что-то показывал, говорил, водил его к елке и давал потрогать на ней игрушки, в общем, разрешал все то, чего не разрешали родители, и у Егорки светились глаза. Он заливался смехом, когда Финн щекотал его. Он сажал его на плечи и делал вид, что падает, Егор боялся и вцеплялся Финну в его длинные кудри. И, конечно же, Финн приготовил для него подарок под елкой. Мы их всем приготовили, но для Егора Финн сам заворачивал и клеил бантик. Он подарил ему умный самолет. Он разговаривал. На нем можно было выбрать страну, и самолет рассказывал о ней, сколько до нее лететь, какая там температура, какие водятся животные и тому подобное. Я говорила Финну, что Егор еще маленький для таких игрушек, вот на следующий год было бы не плохо. Но он меня не послушал. Сказал, что ему самому хочется иметь такой самолет. Когда мы привезли его домой, он еще несколько дней сам с ним игрался. Рядом с детьми мы сами ими становимся. Самолет Егору понравился. Ему нравились кнопки, которые горели разными цветами, и он нажимал их все подряд.

– А у вас что с бэбиками? – тихо спросила меня Оля.

– Мы просто живем, Рома сказал, что все хорошо, поэтому мы просто живем, как раньше. Получится, значит, все будет хорошо, а нет, так нет. Конечно, нам обоим хочется, но и страх еще остался. Я, конечно, гоню его от себя, но если это еще раз повторится, мы прекратим попытки.

Оля погладила меня по щеке.

– Я так хочу, что бы у вас был ребеночек, – сказала она, – когда я вижу своего сына с вами, у меня сердце кровью обливается, вы оба были бы замечательными родителями. За что вас бог наказывает?

– Он нас не наказывает, напротив, если бы не было второго выкидыша, я бы не начала лечиться Вериными средствами. А они смотри, как хорошо мне помогли. Так что нет худа без добра. У нас будет ребенок, я это точно знаю, – с улыбкой добавила я.

– Раз у тебя такой позитивный настрой, то я тебе скажу новость. Я опять беременна, уже третий месяц.

– И ты все это время молчала?! Что за глупости! – сказала я, обнимая Олю, – поздравляю!

Без двадцати двенадцать мы пошли на площадь. Там уже собрались все, играла новогодняя музыка, люди танцевали и веселились. После двенадцати мы должны были запускать салют и фейерверки. Мы все поздравляли друг друга и желали всех благ.

– Аня, мы хотим услышать новогоднюю речь! – крикнул один парень.

– Да, скажи нам пару слов!

– Речь! Речь! Речь!

Один за другим люди подключались, и все громче было слышно «речь!».

– Я тут не причем, – сказала Таня, – я никого не подговаривала.

Мне хотелось куда-нибудь сбежать. Финн решил помочь мне.

– Извините, но Аня не хочет, она не считает, что должна толкать речи. Может быть, это хочет сделать кто-то другой?

– Нет! Это должна сделать Аня, ведь она наш президент! – сказала Лена.

– Я попытался, – сказал Финн, – иди на сцену.

– Только если ты пойдешь со мной, – жалостливым тоном сказала я.

Финн взял меня за руку и повел к ди-джею. Посреди площади у нас была небольшая возвышенность, которую мы называли сценой, там было музыкальное оборудование. Там же Дима повесил большие часы с отсчетом времени. Финн завел меня на сцену и захотел уйти, но я крепко вцепилась ему в руку, и ему пришлось остаться. Ди-джей Леша сунул мне микрофон.

– Я даже не знаю, что я должна сказать, – начала я, – через несколько минут наступит новый год, и я желаю всем процветания, ведь уже у нас если и будет пополнение, то совсем небольшое. Сейчас нас ровно тысяча человек! Здесь практически вся Россия! Я надеюсь, что многие найдут тут свое счастье, и своих половинок, как нашла я, – я посмотрела на Финна, он улыбался. – Я желаю всем мира и тепла, любить друг друга, и помогать друг другу. Мы многого достигли вместе, теперь мы будем строить новый мир, также вместе!

Люди открывали бутылки с шампанским и разливали его по бокалам. Нам с Финном передали два бокала. Я обернулась на часы, позади меня, до нового года оставалось двадцать секунд. Когда осталось десять я начала отсчет.

– Готовьтесь загадывать желания! Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один. С новым годом!!!

Мы чокнулись с Финном, и выпили шампанское.

– Дед Мороз, подари нам в этом году ребенка, – тихо сказала я, глядя на Финна.

– Да, Дед Мороз, мы уже заждались! – поддержал меня Финн.

Он поцеловал меня, и мы ушли со сцены. Все пили и веселились, Леша включил очередную заводную новогоднюю песню, и все хором подпевали. Мы нашли своих и присоединились к ним.

– В следующем году кто-нибудь напишет тебе речь! Очень уж коротко получилось, – сказала Таня.

– С меня и этого хватило, – ответила я, – давайте веселиться!

Ребята запускали салют, было весело и тепло, у меня было действительно новогоднее настроение. Все вокруг было в снегу. В этом году природа порадовала нас сугробами и легким морозцем. Зима пришла во время. Казалось, что все на своих местах, и все идет так, как надо.