Текст книги "Домик в деревне"

Глава 3

Забирая Нину на встречу с Натальей и риелтором, Юля заметно нервничала. Наталья устроила неслабый такой скандал сестре в ответ на требование встречи с риелтором, да еще и со всеми документами! Юля же, наученная Ниной, ответила лишь, что в противном случае она, как долевой собственник, не только не даст согласия на продажу квартиры, но и подаст на сестру в суд в связи с тем, что та не предложила ей выкупить ее долю. Наталья, скрипя зубами, на встречу согласилась.

В машине Нина предупредила Юлю, что представится ее адвокатом. Юля совсем побледнела, но Нина только рассмеялась:

– Успокойся. Будем учить твою сестричку, чтобы сильно не наглела.

В кафе, уверенно подойдя к столику, Нина сразу взяла разговор в свои руки:

– Здравствуйте. Фирсова Нина Сергеевна, адвокат. Являюсь представителем Ланевской Юлии Владимировны.

Наталья, с трудом придя в себя и смерив сестру злобным взглядом, представилась сама и представила риелтора. Нина спокойно уселась за столик, и, бросив подошедшему официанту «Латте, пожалуйста», уставилась тяжелым взглядом на Наталью.

– Наталья Владимировна, прежде всего я бы хотела увидеть ВСЕ имеющиеся документы на квартиру, подлежащую продаже. Юлия Владимировна утверждает, что документы на ее доли собственности находятся у Вас. Почему?

В течении часа Юля наблюдала, как сестра бледнела, краснела, ерзала на стуле, исходила потом и пыталась выкручиваться под цепким и строгим взглядом Нины, умудрявшейся парой слов поставить в тупик Наталью, заставляя ее сознаваться в давлении на Юлю, а также составить договор купли-продажи с риелтором с четким указанием частей оплаты договора, получаемых каждой из сторон, особо обговорив и оплату услуг риелтора каждым из собственников соответственно его долям.

Вновь оказавшись в машине, Нина расхохоталась:

– Ну и курица твоя сестричка! Как мы ее, а? Кстати, сколько я тебе за кофе должна?

Еще не пришедшая в себя от шока Юля, усевшись на водительское сиденье, прижала к пылающим щекам ладони, закрыв глаза:

– Какой кофе, Нин? Прекрати… Спасибо тебе большое! Только вот она сейчас придет в себя, и тогда мало мне не покажется…

– А ты не бойся ее. Позвонит – задай вопрос: ты уже нашла покупателя? Нет? До свидания. Найдешь, позвонишь. И просто не разговаривай с ней, и все. Но, думаю, больше она тебя не тронет. Побоится. Кстати, ты домик уже искала? Может, теперь и на квартиру хватит, и домик больше не нужен?

– Нужен, Нин, – широко улыбнулась Юля. – Я уже купила! В таком замечательном месте, ты даже не представляешь! Я тебя летом обязательно отвезу туда! А в четверг поеду уже документы забирать на него!

– Быстро ты… Ну дай Бог! Не дорого хоть?

– За абсолютно смешную цену! Сама до сих пор не верю! Алкоголик один продавал. Видимо, на водку денег уже не хватало. Представляешь, совсем спившийся человек. Бормотал ерунду какую-то про семейные проклятия и про дом, не утопивший там кого-то! Совсем у человека крыша поехала!

– Да уж… Говорят, от сумы и от тюрьмы… Юлька, алкоголь – зло! Запомни!

– Уже запомнила! – расхохоталась Юля.

* * *

После завершения бумажной волокиты, получив на руки документы на домик и землю, а также ключ и подробное описание дороги от довольного и для разнообразия трезвого алкаша, Юля в субботу утром, разбудив дочь и прикупив рассады различных цветов на так полюбившиеся ей клумбы, а заодно и необходимые инструменты, которые посоветовал продавец рассады, в радостном предвкушении отправилась в Нелюдово. Оказалось, что они с дочкой приехали в деревню аккурат в день субботника – об этом сообщали развешанные объявления и вышедшие на субботник люди, занимающиеся приведением территории деревеньки в порядок после зимы.

Юля опустила окошко – до нее донесся веселый гомон голосов, запах дыма и смех людей. Неожиданно для себя девушка вдруг поняла – она отчаянно завидует этим людям, таким веселым и жизнерадостным, спокойным и довольным жизнью. От этих мыслей ее отвлекла дочь, вертевшаяся в детском кресле на заднем сиденье:

– Мам, а что они делают? А мы к ним едем?

– Работают, Лер. Люди хотят, чтобы их общий дом, их, а теперь и наша, деревня была красивой и аккуратной.

– Это теперь наш дом? – спросила Лера, с интересом прижимаясь носом к стеклу.

– Да, дочь, теперь эта деревня и наш дом тоже. Тебе нравится?

– Ага! А почему мы тогда не работаем? – отвернувшись от стекла и буквально повиснув на матери, поинтересовалась девочка.

– Сейчас будем. Мы уже приехали. Посиди пока в машине, хорошо? – Юля припарковалась недалеко от детской площадки, где дети всех возрастов красили инвентарь яркими разноцветными красками под присмотром старших детей, а мальчики постарше ремонтировали деревянные домики, игрушечные строения, лавочки и песочницу, шкурили их и подготавливали к покраске. Взрослые же сгребали палую листву и мусор, копали клумбы, обрезали деревья, подстригали кустарники, заменяли землю в разбросанных тут и там вазонах. Все были при деле.

Юля поежилась. Она вдруг почувствовала себя лишней здесь, где слаженно кипела работа, звучали разговоры и смех, которые стихли при ее появлении. Множество вопросительных глаз уставились на нее с любопытством и ожиданием. Понимая, что стоять и смотреть на работающих людей, которые ждут объяснения ее появлению, совсем не вариант, Юля нашла взглядом одну из пожилых женщин, явно распоряжавшуюся здесь, и направилась к ней.

– Здравствуйте! – улыбаясь, поздоровалась Юля с кучкой любопытных женщин разных возрастов, которые, словно ручейки к пруду, стекались к той женщине, которую высмотрела девушка.

– Здравствуйте, здравствуйте! Ищете кого? – дружелюбно поздоровалась старшая.

– Эээ… Я… Знаете, я увидела объявление о субботнике, и вот… Мы помочь с дочкой хотели… – Юля оглянулась на машину, в которой сидела Лерка, прилипшая к оконному стеклу. – Я рассаду цветов привезла… Для этих красивых клумб. Можно, мы поможем? – девушка робко, боясь отказа и насмешек, взглянула на женщину.

– Ну… Кто хочет работать, для тех препятствий нет, – широко улыбнулась женщина. – Звать-то тебя как?

– Юля, а в машине дочка моя, Валерия, Лера, – с облегчением и радостью улыбнулась Юля. – Можно, она тоже поможет? И рассаду я сейчас принесу! – заторопилась Юля.

– Меня теть Любой звать можешь, я староста. А с остальными сама познакомишься. Ну, раз рассаду привезла, значит, тебе и сажать ее, – широко улыбнулась женщина.

– Спасибо! Теть Люб, а можно, мне кто-нибудь покажет, как ее правильно сажать? А то я не умею…

– Городская чтоль?

– Угу… – коротко кивнула Юля.

– Не беда, научишься, дело не хитрое. Мы вон тебе Катюху сейчас в помощь дадим, не переживай. Доставай дите из машины, нечего ей там сидеть. Пусть воздухом дышит! – и, повернувшись к стайке молодых девушек и женщин, обрезавших кустарник, крикнула: – Каать! Катюха!! Ну-ка, помоги гостье с рассадой разобраться!

От стайки девушек отделилась невысокая крепенькая девушка примерно Юлиного возраста и направилась к ней. Она приветливо поздоровалась с Лерой, легко познакомившись с ней, выспросив про возраст и немедленно сообщив, что у нее дочка чуть меньше ее, тоже скоро пять будет. Помогла Юле достать и отнести рассаду и инструменты к клумбам, как-то легко и естественно приобщив к процессу и Леру, которая теперь важно вышагивала, осторожно неся перед собой ящичек с маленькими росточками и с любопытством оглядываясь вокруг. Особенно ее привлекали дети на площадке, занятые таким интересным делом. Поставив ящичек, куда сказала Катерина, Лерка бросилась к матери:

– Мам, а можно мне тоже кисточку? Я тоже красить хочу! Ну пожалуйста!

– Я не знаю, Лер… – Юля в растерянности посмотрела на Катю.

– Юль, она перемажется вся в краске. Вещи-то хорошие, не отстираешь потом, – предупредила Катя.

– Это не страшно! Если можно, пусть она тоже покрасит? – Юля вопросительно посмотрела на подошедшую старосту, прижимая нетерпеливо переминающуюся с ноги на ногу и в ожидании смотрящую на взрослых дочку к себе.

– Конечно, пусть с ребятами идет заниматься. Чего ей со взрослыми-то делать? – и уже Лере, протягивая ей руку и доставая из кармана новые нитяные перчатки: – Пойдем, девк, я тебя с ребятами познакомлю. Только слушайся старших, ладно? Как тебя звать-то?

Лера, радостно подпрыгивая от нетерпения, пошла со старостой, что-то ей рассказывая и пытаясь на ходу натянуть слишком большие перчатки.

Юля, занимаясь рассадой и рассеянно слушая Катю, то и дело поднималась, пытаясь разглядеть дочку среди галдящей детворы. Катерина, улыбнувшись на ее тревогу, успокаивающе произнесла:

– Да не переживай ты. Никто ее не обидит. Они сейчас заняты – пачкаются с головы до ног. Отмывать замучаешься. Им интересно, вот и пусть делают – ломать меньше будут. Сделанное своими руками – оно как-то не ломается, жалко. Ой, а сколько краски они переводят! Три таких площадки покрасить можно! Но ничего, учиться-то им как-то надо. Вот и пусть учатся. Они весь год ждут, когда площадку красить надо будет, – со смехом рассказывала Катерина.

Так, непринужденно болтая о детях, о цветах и о жителях деревни, они посадили пару клумб.

– Юль, а ты сама-то чья? К кому приехала?

– Ни к кому. Я домик здесь купила. Очень уж мне деревенька понравилась. Хорошо тут, спокойно. Душа отдыхает! Вот, рассаду правда для клумб везла, посадить хотела – красивые клумбы, яркие, резные, а без цветов… И участок посмотреть хотела, прикинуть, что и откуда начинать. Домик-то там сносить надо, вот и хотела оглядеться.

– Погоди… А какой дом-то ты купила? Где? У нас вроде никто продавать не собирался. Да еще и под снос… Странно… – в недоумении нахмурилась Катерина.

– А сорок седьмой. Виктор объяснял, что это в самом конце деревни, последний дом, чуть на отшибе стоит.

У Кати из рук выпала лопатка.

– Как сорок седьмой? Подожди… Ты чтоль у Витьки Игнатова дом-то купила?

– Нет, не Игнатов он, – нахмурилась и Юля, пытаясь вспомнить фамилию. – Не помню точно. Как-то быстро все получилось. Алкоголик какой-то… А звали и правда Виктором. И представился он Витькой…

– Ну точно, Витька! Это он дом свой продал? Вот ведь… Юль, не покупай этот дом! Не надо! Нехороший он… Нельзя там жить! – горячо заговорила Катерина с тревогой в голосе.

– Ну так я в нем жить и не буду, я его снесу и новый построю, – беспечно отозвалась Юля, удивленная реакцией собеседницы.

– Юль, нет! Уезжай, говорю тебе! Проклятье на том доме! Нельзя! Неужели не страшно? Он же потому и на отшибе, что с тех домов, что за ним были, люди посбегали, ничто там теперь, пустырь! А со стороны деревни соседи своей земли не пожалели, но отодвинулись, как могли, лишь бы подальше! Не покупай его! Не надо! Пошли ты этого Витьку куда подальше, и пусть катится со своим домом! – быстро и как-то зло и испуганно почти зашептала Катя. – Не нужен он тебе!

– Кать, да ты чего? Ну ладно этот Витька про какое-то там семейное проклятие бормотал, так он спился давно, крыша уехала и лапкой помахала, а ты-то? Ну какое проклятие? Перестань! Не верю я в эту ерунду! В наше время верить в какие-то проклятия… Катюш, ну это даже не смешно! Человек сам себе напридумывает и поверит во что угодно. Ну что ты, бабушкиных сказок наслушалась? Неужели веришь в такую ерунду?

– Твое дело, конечно… Юль, но ты хоть девку-то пожалей? Уезжай. Забудь об этом доме. Хочешь, оставь телефон, если кто у нас нормальный дом продавать станет, я тебе позвоню, и купишь хороший дом. А к Игнатовым не суйся, не надо, – Катя, отряхнув руки, встала и, хмуро поглядев на Юлю, повторила: – Уезжай, Юль. Не надо туда лезть… Не буди лихо…

Под непонимающим и растерянным взглядом Юли Катя развернулась и пошла на детскую площадку, к детям.

Глава 4

На следующий день Лера растолкала мать в пять утра:

– Мам, вставай! Поехали в деревню! Ну мааам… Хватит спать уже! Поехали! Я гулять хочу!

– Лер, рано еще… – отчаянно зевающая Юля взглянула на часы. – Пять утра! Ребенок, ты сошла с ума… Вставать в такую рань! Лерка, выходной же, давай еще поспим…

– Нет, хватит уже! Вставай! Мам, вставай! Поехали в деревню! – уснувший вчера в семь вечера прямо на полу вредный ребенок ложиться спать не желал совершенно.

– Лерка… Вредина! Давай еще чуть-чуть полежим, а потом поедем… – сонная Юля подгребла к себе уже одетую дочь, и укрыла ее одеялом.

В постели началась возня – Лерка спокойно лежать явно не собиралась, и давать такую возможность матери – тоже. В результате битв под одеялом Юля подхватила хохочущую дочь на руки и понесла на кухню – завтракать.

Выехали они из дома, по меркам Юли, просто в несусветную рань – около семи утра. Вопреки ожиданиям девушки, Нелюдово уже давно проснулось. Жители деревушки активно копались на своих огородах, отрываясь от работы и провожая машину взглядами. Бабулька вела на выпас коз с игривыми козлятами. Юля, увидев ее, порадовалась и подумала, что надо бы с ней познакомиться и договориться покупать у нее настоящее молоко для Лерки.

Свой участок Юля нашла быстро. Он действительно располагался чуть в стороне от последнего дома в деревне и был явно давно заброшен. Сквозь заросли неухоженного кустарника, прошлогодней сорной травы и молодой поросли деревьев чернел полуразрушенный старый дом.

Юля аккуратно припарковала форд, чтобы никому не мешать, и помогла выбраться дочери из машины. Взяв ее за руку, она отправилась исследовать свои владения.

Бродя по заросшему сорной травой и кустарниками, а местами уже и молодыми деревьями, участку, девушка влюблялась в него все больше и больше. Конечно, старый, полуразвалившийся дом подходит только под снос, но это не беда – накопленных денег хватит и на снос старого, и на постройку нового дома. Она уже видела и новый дом в тени огромного, старого разросшегося дуба, и качели для дочери среди молодых берез.

От осмотра нового владения ее отвлек женский голос, доносящийся из-за бывшей калитки. Вздохнув и окликнув дочь, проводившую собственные исследования, Юлия отправилась знакомиться с первой, самой нетерпеливой, местной кумушкой.

Местной кумушкой оказалась дородная крепкая женщина лет пятидесяти, нетерпеливо топчущаяся возле машины и выглядывающая Юлю сквозь кустарник. Увидев идущую по направлению к ней девушку, она замахала руками, продолжая сердито звать:

– Девк!! Эй, девк!!

– Здравствуйте, – улыбаясь, поздоровалась Юля.

– Ты что там делаешь, непутевая? Уходи оттудова!! – кумушка, уперев руки в бока, сердито смотрела на Юлю. – Ступай отсюдова, кому говорю! Чего тебя туда понесло-то, прости Господи! Батюшки, она еще и дите сюда притащила! – женщина в порыве чувств взмахнула руками. – Уходи, кому сказано!

– Мы приехали… – договорить Юле не дали.

– Вот же беда-то, прости Господи… Чья ты хоть, горе луковое? К кому приехала-то? Да кто ж тебе дите-то доверил, непутевой такой? Это ж надо додуматься – к Игнатовым девчонку весть! Совсем ума у тебя нету! Али хошь, чтобы Левониха к тебе прицепилася? Ступай отсюдова!!

– К себе я приехала, – не выдержав, огрызнулась Юля. – Мой это участок, купила я его.

– Как купила?.. – женщина в изумлении прижала ладонь к щеке. – Девк, отдай его Витьке обратно! Уезжай…

– За деньги. И отдавать обратно не собираюсь. Жить мы здесь будем. Долго и счастливо! – отрезала Юля.

– Ох, Господи… Вот ведь беда-то… Ладно, некогда мне с тобой тут… Пошла я… – женщина развернулась, и уходя, продолжила бормотать: – Ой, беда, беда… Вот же непутевая! Вот же дурная! Еще и с дитем… Господи… Ну надо же… Девку-то как жалко…

Дальше разбирать ее причитания Юля не собиралась. Присев перед напуганной дочерью, жавшейся к ней, Юля весело сказала:

– Ну что, Лерчик? Поехали домой? Так в аквапарк хочется! Поедем?

– Да!!! – закричала вмиг повеселевшая девочка, бросаясь к машине.

Проезжая мимо дома соседки, девушка заметила, что та, стоя за кустом сирени, внимательно наблюдает за ней. Подождав, пока машина проедет, соседка, что-то шепча, перекрестила ее во след. Юля хмыкнула, и набрала номер фирмы, занимающейся сносом домов.

* * *

Дом снесли быстро, и не менее оперативно поставили на участке и маленькую времянку – укрыться от дождя и отдохнуть, и заложили хороший, основательный фундамент будущего дома. Но тот визит соседки не давал Юле покоя – проезжая по деревне к своему участку, она не однажды замечала странную реакцию деревенских – при виде ее машины люди что-то начинали обсуждать, качая головами и крестясь.

Пока на участке проводились работы, Юля решила познакомиться с соседями и собственно деревней. Ей предстояло здесь жить, и она хотела завести дружеские отношения с соседями, да и разузнать побольше как о самой деревне, так и о людях, здесь проживающих. Потому Юля часто брала с собой дочь и отправлялась с ней гулять, чаще на местный пятачок, выполнявший не только роль детской площадки и места для вечерних посиделок молодежи, но также являясь и точкой сбора деревенских жителей.

Наблюдая за играющей в песочнице или качающейся на качелях дочерью, Юля познакомилась с другими мамочками. Поначалу те, узнав, с какого она участка, косились на нее и качали головами, поджимая губы, но, по мере того, как начинали завязываться дружеские отношения, то и дело стали звучать обмолвки о том, что не то место она выбрала, чтобы поселиться здесь с дочерью.

Юля постоянно ловила косые взгляды и слушала оговорки излишне суеверных соседей, поняв за это время только одно – участок, который она прикупила, среди местных числился нехорошим, проклятым местом. Оттуда никогда ничего не брали, никто не покушался ни на его границы, ни на по сути бесхозное имущество. Больше того – никто из деревенских никогда не переступал его границу. Даже когда Юля пыталась нанять мужчин для покоса травы или проведения каких-либо работ на участке, никто из деревенских не соглашался. Мужчины мялись, потели, отводили глаза, а иногда и прямо говорили, что к Игнатовым не пойдут – жизнь дороже. Часто поминали и бывшего хозяина – мол, спился, бедняга, а все место это проклятое… Слушая местные запугивания, Юля только посмеивалась – ну кто в наше время вообще может всерьез верить в подобную чепуху? Ну бред же!

Постепенно она и вовсе перестала реагировать на шепотки местных. Дом строился, дочь была довольна. Правда, деньги в строящийся дом и участок, который девушка потихоньку приводила в порядок, улетали весело и со свистом. Накопления закончились почти мгновенно, к счастью, квартира была продана, и Юля получила свою долю от продажи. Но и эти деньги начинали таять на глазах.

В новый дом Юля решила полностью перебираться в августе. Пусть он еще и не полностью готов, пусть еще предстоят отделочные работы и закупка мебели, и в нем еще масса недоделок, но зато те деньги, которые она сейчас платит за аренду квартиры, она сможет пустить на благоустройство уже собственного дома. Да и дочери здесь лучше, свободнее, и воздух свежий, да и ягоды какие-никакие есть, и свежая зелень… Плюсы значительно перевешивали временные неудобства. А отделка… Ну что отделка? Отделается постепенно!

Впервые о поспешности принятого решения Юля задумалась ближе к зиме. Летом все выглядело гораздо радужнее, а вот с наступлением холодов… Мало того, что приходилось ежедневно топить печь – в Нелюдово не было газа, так еще и незаконченная внутренняя отделка давала себя знать – по дому гуляли сквозняки, неутепленный пол ощутимо холодил ноги…

Городской, изнеженный ребенок начал болеть. Дочь не вылезала из ангин и простуд, да и сама Юля, периодически выбегая на улицу недостаточно тепло одетой, регулярно шмыгала носом, а то и сваливалась с температурой. Лерка начала плохо спать ночами, и к болезненному состоянию Юли добавился хронический недосып. Из-за скрипов усаживающегося бревенчатого дома девочке начали сниться кошмары, иногда она жаловалась матери, что на нее ночью кто-то смотрит. В конце концов, Юле надоело бегать в соседнюю, дочкину, комнату по пять-шесть раз за ночь, и она начала укладывать спать дочь с собой. Но непривычные звуки мешали спать и ей.

На работе ситуация тоже становилась все более напряженной – Алексей Владимирович уже не раз напоминал девушке, что бесконечные больничные листы по уходу за ребенком его совершенно не устраивают. В результате Юля все чаще стала брать дочь с собой на работу – лишь бы не уходить на больничный. Конечно, очаровательная, веселая и контактная девчушка вызывала исключительно положительные эмоции как у сотрудников, так и у посетителей и заказчиков, да и частенько Леру использовали как курьера – самим бегать по кабинетам офиса было лень, а девочка делала это с огромным удовольствием – но это все равно не было решением проблемы, и Юля это отлично понимала. Были бы живы родители – проблем бы не было вообще, а сейчас… Сейчас Юля сама себе все больше напоминала загнанную лошадь.

Однажды зимой, гуляя с дочерью на пятачке, Юля пожаловалась на бесконечные болячки дочери Катерине, с которой они сдружились – Катя и жила недалеко, всего лишь через пять дворов от Юли, и ее дочка, Настя, была ровесницей Леры, так что общих тем и одинаковых забот хватало. Катерина, внимательно выслушав жалобы Юли, задумчиво покачав головой, сказала:

– Юль, уезжать вам отсюда надо. Плохое это место. Не будет тебе здесь жизни. Уезжай. Забудь и о доме, и об участке. Продать его ты вряд ли сможешь – очень нехорошая слава о нем идет. Но, если хочешь сама остаться жива, и дочь тебе дорога – уезжай.

Юля привычно отмахнулась от подруги. Но та, против обыкновения, ее остановила.

– Погоди отмахиваться. Вот ты не веришь, а зря. Правда это. Давно это было. Деревня наша тогда купцу одному принадлежала. И вот однажды привез тот купец откуда-то молодую девушку. Красивую. Дом ей приказал выстроить. Хороший дом, из отборных бревен. Да не в деревне, а чуть подальше, к реке ближе. После твоего участка там еще два дома раньше стояли, вот от них он велел отступить, да там и выстроить. Там, где сейчас рощица, а посреди большая такая поляна, знаешь? Вот там он ей дом и велел поставить. Построили дом, и стала она там жить.

Только вскорости люди подмечать начали, что как полнолуние, так ночами по полям лошадь белая скачет. А белых лошадей ни в нашей деревне, ни в соседних отродясь не было. И вот что странно было – по какому полю та лошадь проскачет – там урожая не будет. А где поваляется – и вовсе можно не сажать – ничего расти не станет. Видала, небось, проплешины-то на полях? Так вот там она и валялась. Уж сколько лет прошло, а там трава-то и не растет толком, так и стоит земля голой.

Стали люди следить за той девкой-то, Левонихой. И выследили – как луна полной становится, так она выходит из дома, и в лесок. А из того леска та лошадь-то и выбегает. Она, значит, в лошадь-то оборачивалась. Ну, мужики, что выследили ее тогда, то ли шумнули, то ли что – в общем, приметила она их. Подбежала к ним, встала недалеко и стоит, рассматривает их. А глаза-то у нее будто и не лошадиные вовсе – в самую душу заглядывают. И будто улыбается она, на них глядючи. Нехорошо так улыбается…

Испугались мужики, бежать бросились, по домам прятаться. А наутро у всех, кто следил за ней, в огородах все повяло, и следы копыт лошадиных по всему огороду.

Обидно то тем мужикам стало. Собрали они сход деревенский, да и рассказали, что видели. Решено было на сходе колдовку ту убить и сжечь вместе с домом, чтоб и следа от нее не осталось. Ну, порешить-то порешили, а делать-то кому? Страшно… Да и девку убить не так-то просто. Вообще человека не просто, а тут и девка еще, да красивая… Ну, что делать? Стали они жребий тянуть. Стоят, тянут, уж трое определились, кому идти-то значит, и вдруг из-за спин слышат:

– Кому меня убивать, решаете? А не боитесь? Тело-то вы убьете, да только жизни я вам не дам тогда. Лошади испугались? Лошадь-то вам ничего не сделает, а вот я могу. Тронете хоть пальцем – всю деревню под корень изведу, выморю. Все вы тогда последними из рода останетесь, все смерть своих родных увидите, а после и сами умрете. Хотите жить – живите, но и меня не трогайте. Кому помощь нужна – приходите, помогу завсегда.

Высказалась так, развернулась да ушла. Ну, мужики постояли, затылки почесали, палочки-то бросили, плюнули, да по домам-то и разошлись.

Стали все в деревне вид делать, что Левонихи той и вовсе нету. Нет, при встрече, конечно, здоровались – боялись. А так – сидит она тихо на хуторе – и пускай себе сидит.

А по зиме заболела у одного из мужиков, что Левониху выслеживали, жена. Сильно заболела. Застудилась. И уж понятно было, что помрет она – уж и в себя-то не приходила. А тот мужик жену сильно любил… Да и ребятишек у них было четверо, мал-мала меньше. И вот сидит он, голову руками обхватил, а у самого слезы из глаз капают – жену жалко, как один ребят поднимать станет – подумать страшно. Сидит, он, значит, горюет, вдруг плеча его рука касается. Поднимает мужик глаза – а перед ним Левониха стоит.

– Если жена твоя оздоровеет, что взамен дашь? – спрашивает.

– А что ты хочешь взамен? – говорит ей мужик, а у самого аж душа замирает – чего колдовка молодая попросит?

– Жизнь за жизнь. Жена встанет, корову закопаешь. Подумай. Но знай – то малая цена. Корову-то новую купишь, а жену не вернешь.

Сказала так, развернулась и пошла. Мужик сидит и в отупении ей вслед смотрит. Сидел так, покуда она со двора почти не вышла, а после следом кинулся. Догнал, схватил за руку.

– Погоди. Как звать-то тебя?

– О! Имя мое понадобилось, – усмехнулась та. – А как вы меня меж собой кличите? Левонихой? Знать, так тому и быть. Вот и зови Левонией. Пошто остановил?

– Это… Согласен я. Только подыми Маринку…

– Запоминай, Мирон. Крепко запоминай. Ввечеру собирай всех домочадцев и уходи из дому. Куда хочешь, но до утра чтобы ноги вашей в доме не было. Жену только оставь одну. И образа убери. Утром придешь – спать она будет. Не буди. Как проснется, дашь ей выпить отвар, что на столе оставлю. И поить им станешь ее три дня. Три дня она спать будет. А после встанет. Все ли понял?

– Все.

– Все запомнил?

– Да.

– Еще одно запомни. Ежели кто подглядывать станет, да мешать мне вознамерится – оба помрете – и Маринка твоя, и ты. Понял ли?

– Понял, Левания. Никто тебе мешать не станет, подними Маринку.

* * *

Как Леваниха сказала, так по ее слову и вышло. Собрал Мирон всех детей, да увел их к куму ночевать. И образа туда же снес, все до единого. Вернувшись утром, увидел – спит Маринка. Да не как в последние дни, а хорошо, крепко спит. Будить не стал. Детей у кума оставил, чтоб не разбудили мать ненароком. Три дня спала. А на четвертый день встала Маринка, здоровая, будто и не болела вовсе. А корова в тот же день с утра дохлая в стойле лежала.

С того раза стали к Левонихе деревенские ходить, как край наступит. Та не отказывала. Лечить людей лечила, только цену брала. Так и жить стали. Привыкли к ней люди. Обижать ее и не пытались – боялись. Любить не любили, но жили. Мужа у нее не было, детей тоже. Старая она уж была, когда вдруг пропала в одно полнолуние. По обычаю своему, лошадью-то обернулась да поскакала куда-то. А обратно и не вернулась. Не было ее всю зиму, а весной пришла с девчонкой махонькой, лет двух…