Текст книги "Переворот. Драматургия"

Двор мечети. За забором неподалеку виднеется административное здание, на нем – зеленое знамя ислама. В глубине двора толпятся люди, одетые в мусульманскую одежду. Слышится сдержанный гул голосов. Толпа наблюдает за приготовлениями к суду шариата. Рабочие заняты установкой столба для порки людей. Неподалеку – куча булыжников. Другие рабочие вносят плаху и втыкают в него топор мясника. При виде плахи и топора гул в толпе усиливается.

Голос из толпы. А топор для чего? Неужели будут отрубать головы?

Другой голос. А ты как думал? Кого-то будут пороть, кого – забивать камнями, а кому и голову долой!

Голоса тонут в шуме, потом наступает тишина. Маршируя, подходят солдаты с автоматами, их ведет офицер. Солдаты становятся в шеренгу вдоль одной стороны сцены. А другую сторону занимают боевики Аль Хизб с резиновыми дубинками в руках. На поясе у каждого висит кобура пистолета. Рабочие вносят стол и три стула и ставят их ближе к переднему краю сцены таким образом, чтобы судьи могли видеть то, как будут исполняться назначенные им наказания, и чтобы их лица могли видеть зрители. Выходит кади, идет к столу и садится за центральный стул с высокой спинкой. За ним с папкой в руках идет писарь. Он садится, кладет папку (впоследствии во время отправления суда шариата он будет делать записи) на стол и, достав ручку, делает приготовления к записи. Появляется шейх Абдурахман. Он в чапане и мягких сапогах из тонкой кожи; на голове у него чалма. В руке плетка, которая висит у него на запястье. Иногда он похлопывает ею по голенищам.

Шейх. (обращаясь к толпе, прижимает руку с плеткой к груди) Ассаламу алейкум!

Несколько голосов из толпы, вразнобой. Уа алейкум ассалам!

Шейх. Мусульмане! Братья и сестры! Сегодня знаменательный день. Сейчас состоится первый на нашей земле суд шариата. Мы долго жили в беззаконии, ибо прежние так называемые законы лишь развращали людей. Они были несправедливыми и они оставляли много лазеек для настоящих преступников и в то же время несоразмерно жестоко карали тех, кто по молодости и по глупости допускал незначительные проступки. И это понятно, ведь эти законы в кавычках придумали люди. А закон шариата – это закон Аллаха. Некоторые говорят, что он слишком суров и жесток. Это ложь! Ибо этот закон милосерден. Милосерден и справедлив. Показателен и нагляден. (указывает на кади) Этот человек – кади, судья, который был назначен мною, эмиром нашего маленького государства. Он, в отличие от ваших прежних судей, неподкупен. Можно скрыть от контролирующих органов должностное преступление, но невозможно скрыть ничего от Аллаха. И если кади вынесет несправедливый приговор, то будет держать ответ перед Аллахом. Да, конечно, и те прежние судьи в кавычках будут держать ответ перед Аллахом. Но они об этом не думали, они об этом не знали. Они в это не верили. Итак, бисмилла, начинаем с именем Аллаха.

Кади. Бисмилла! (отодвигает от себя слишком близко стоящий свободный стул, предполагая, что шейх сядет) Садитесь, уважаемый.

Шейх. Нет, это место для нашего имама. Что-то он запаздывает. (обращаясь к одному из своих помощников) Сходи-ка за имамом, скажи – мы начинаем. (помощник уходит)

Кади. Да, да, пусть поторопится. (шейху) С кого начнем?

Шейх. (ударяет плеткой по голенищам своих сапог и обращается к своим подручным) Давайте, ведите преступников.

Подручные приводят двух девушек. Первая, полная, дородная девушка одета в облегающую и полупрозрачную одежду типа блузки и лосин, из которых выпирают все ее прелести. У второй, потоньше и помоложе, девочки-подростка оголен живот, виден пупок.

Шейх. (неожиданно бьет плеткой по ягодицам первой девушки) Что это такое, а!

Девушка. (отпрянув и хватаясь за ягодицы, кричит сердито зычным голосом) Ой! Чего вы бье-етесь?!

Шейх. А что я, по-твоему, должен делать? Погладить твою попку, да?

Девушка. Не надо гладить. Но нельзя же бить, тем более такой плеткой?

Шейх. Как же иначе убедить вас не щеголять голой задницей на улицах?!

Девушка. Я не щеголяю голой задницей! Не видите – на мне лосины.

Шейх. Как же не с голой! Ведь она за квартал кричит о себе! (обращаясь к толпе) Что это за девушка, а? Есть у нее родители? Есть у нее мать?

Из толпы отделяется пожилая женщина и подходит к шейху.

Женщина. (утирает концом платка слезы) Я ее мать. Пожалуйста, простите ее.

Шейх. Вы плачете? Значит, стыдно, да? Как же вы воспитали свою дочь? Как только могли отпустить ее на улицу в таком виде!

Женщина. Но что я могу поделать? Ведь она не слушает меня. (смотрит на дочь сердито) Я ей говорю, мол, оденься приличнее. А она отвечает, что фигура у нее что надо, и сзади она выглядит так сексуально и почему-де она должна скрывать свою красоту?

Шейх. О Аллах! Что же с нами стало?! Неужели у наших девушек не осталось ничего красивого, кроме этих лопающихся от сала ягодиц! Ведь им теперь ни к чему, ни ум, ни обаяние, ни стыд, ни скромность, которые их так украшали, и они теперь гордятся только лишь вот такой упитанной задницей! (вновь бьет девушку по заду и она взвизгивает и потирает ягодицы, а шейх обращается к кади) Как вы думаете наказать ее?

Кади. Я думаю, что для начала нужно высечь. А если это не поможет, тогда наказание будет более суровым. Но, думаю, она уже поняла свою ошибку, и впредь будет одеваться так, как приличествует мусульманке. Двадцать ударов плеткой.

Шейх. Правильно! (помощникам) Ну, что стоим? Всыпьте ей по первое число. Да по заднице, по заднице! Если воспитание не доходит через уши, то, может быть, дойдет через ягодицы.

Подручные шейха волокут сопротивляющуюся девушку к столбу, приковывают ее, и палач начинает экзекуцию. Но он бьет слишком легко и неуверенно.

Шейх. (подходит к палачу и оттесняет его) Как ты бьешь? Ведь ты попросту ласкаешь ее. Вот как надо!

Шейх бьет с сильным замахом. Девушка визжит, дергается, плачет, молит о пощаде, обещает исправиться, но шейх неумолим. Он бьет и громко считает удары. Из толпы доносится смех и насмешливые слова, адресованные девушке, несколько голосов повторяют, скандируя, счет вослед за шейхом, кто-то глухо ропщет, в общем, царит оживление. Но вот экзекуция закончена, девушка отпущена, и она удаляется, прихрамывая, всхлипывая и держась за зад, и вслед ей несутся насмешки из толпы. Шейх подходит к девочке-подростку. Та съеживается под его грозным взглядом.

Шейх. А ты зачем выставила напоказ свой пуп?

Девочка. (плача приседает, прикрывая руками пуп, ей показалось, что шейх ударит ее плеткой по животу) Дяденька! Пожалуйста, не бейте! Я не буду, я теперь буду одеваться, как следует.

Шейх. Будешь, конечно, будешь! Теперь не только ты, все девушки будут ходить в приличной одежде. (обращаясь к кади) Какое наказание вы назначите ей?

Кади. И ее бы надо выпороть. Но, учитывая ее возраст… может, просто отпустим? Предупредим, на первый раз. Как вы думаете?

Шейх. (недовольно) Чего вы у меня спрашиваете? Вы же судья. Вот и выносите приговор согласно закону шариата. Вам и отвечать перед Аллахом, и за слишком суровый приговор, и за мягкий тоже.

Кади. Да-да! Конечно, я об этом помню. А девочке этой назначаю десять плеток.

Недовольный гул прокатывается по толпе, раздаются выкрики, призывающие к милосердию.

Шейх. Тихо! От десяти ударов плеткой не умирают. Зато урок будет усвоен крепче. На всю жизнь. (подручным) Исполняйте приговор.

Подручные шейха волокут плачущую навзрыд девочку к столбу, и палач хладнокровно наносит ей десять ударов под ее крики. После этого и она уходит.

Шейх. Та-ак! Кто следующий?

Подручные приводят юношу. Парень с опаской поглядывает на шейха.

Кади. В чем преступление этого паренька?

Шейх. Он вор. Вор-карманник. Пойман на месте преступления, при попытке стянуть кошелек у одного мусульманина.

Кади. Свидетели есть?

Шейх. Есть. Двое мужчин. И потерпевший тоже. Он-то и схватил руку вору, когда тот уже вытащил кошелек. Вот потерпевший, а вот и свидетели.

Кади. А свидетели честные? Им можно доверять?

Шейх. Вполне. О них положительно отзывается сам имам Аскар. Они оба намазханы – совершают пятикратный намаз.

Кади. Ну, тогда можно верить.

К кади подходит потерпевший и два свидетеля.

Кади. (потерпевшему) Вы подтверждаете, что этот парень украл у вас бумажник?

Потерпевший. Да, подтверждаю. И прошу примерно наказать вора, в назидание другим. (шейху) Я вас полностью поддерживаю, шейх. Эти воры и преступники совсем распоясались. Пора кончать с этим безобразием.

Шейх. Покончим, покончим! Пусть никто в этом не сомневается.

Кади. (первому свидетелю) Вы можете засвидетельствовать, что этот парень украл кошелек у этого мусульманина?

Первый свидетель. Да, я сам своими глазами видел, как он вытащил кошелек из кармана этого мусульманина.

Кади. Перед тем, как свидетельствовать, скажите: ашхаду – я свидетельствую. И давайте точнее – он вытащил кошелек, или украл?

Первый свидетель. (насмешливо) А какая разница? Вытащил, – значит украл. (из толпы слышится смех)

Шейх. (строго) Есть разница. Это суд шариата, здесь нет мелочей, кади должен выяснить степень вины каждого преступника, чтобы потом вынести справедливый приговор. Поэтому точно отвечайте на его вопросы.

Первый свидетель. Хорошо. Ашхаду, я свидетельствую, что этот парень украл кошелек у этого человека.

Кади. Хорошо. (второму свидетелю) А вы можете засвидетельствовать, что этот парень украл кошелек у этого мусульманина?

Второй свидетель. Ашхаду – я свидетельствую – этот парень украл кошелек у этого человека. Я это видел собственными глазами. Да там все это видели. Дело-то происходило на базаре, там людей полно. Только, кроме нас двоих никто не согласился быть свидетелями.

Шейх. Ваших свидетельств достаточно. Наши люди еще не все сознательные. Они не понимают, что укрывая сегодня вора, завтра сами станут его жертвой. (потерпевшему и свидетелям) Вы можете идти. (те уходят)

Кади. (вору) Ну, а ты что скажешь? Признаешь свою вину?

Вор. Да, признаю. Простите, пожалуйста, меня. Я обещаю – такое больше не повторится.

Шейх. Ты скажи нам – почему ты воруешь? Ты голодаешь? (парень отрицательно качает головой) Нет. Или ты не можешь работать и обеспечивать себя честным трудом?

Вор. Я работаю. На стройке. (с надеждой) Я хорошо тружусь, это может подтвердить мой бригадир. Я не прогуливаю и никогда…

Шейх. И что? Зарплаты не хватает? У тебя что, большая семья?

Вор. (поникнув от строгого тона шейха) Нет, я неженатый. У меня нет семьи. И зарплаты вроде хватает…

Шейх. Тогда в чем дело?

Вор. Знаете… я бы не хотел воровать. Мне так стыдно… и сейчас, и вообще каждый раз, когда я вытаскиваю кошельки или сотки из карманов. Да… но ничего не могу поделать с собой. Как только оказываюсь в переполненном автобусе, или в магазине, или на базаре, где толкутся люди, моя рука начинает чесаться… появляется такой нестерпимый зуд в ладони и пальцах, что я не выдерживаю… и, вот, сам не знаю, как эта рука оказывается в чьем-нибудь кармане.

Шейх. Ага! И какая рука у тебя чешется?

Вор. (поднимает правую руку) Вот эта. Поверьте, я бы не хотел воровать. Но эта проклятая рука… уж не знаю, что с ней делать.

Шейх. Зато мы знаем. И знание это нам дал Аллах. Он повелевает нам избавляться от таких рук, безжалостно отрубать такие шаловливые пальцы. (кади) Что вы скажете, уважаемый?

Кади. Наказание ему по закону шариата такое – отрубить для начала кисть руки. Если попадется еще раз – то уже по локоть. А потом – и всю руку по плечо.

Шейх. Правильно. (палачу) Исполняйте приговор. Избавьте бедного парня от бесовского зуда.

Вор. (его волокут к чурке с топором и он оглядывается к шейху через плечо) Прошу вас, не отрубайте мне руку! Я не буду больше воровать.

Шейх. Надеюсь, что не будешь. Надеюсь, – рука твоя, наконец, угомонится. Да и урок для других рук будет наглядный.

Помощники палача кладут правую руку вора на чурку, и палач, взяв в руки топор, примеривается. Все затаили дыхание. Парень обреченно смотрит на занесенный топор, все еще не веря в происходящее. Палач опускает свое орудие, и единый выдох вырывается из толпы. Подручные палача отпускают вора, парень вскакивает, сжимая окровавленную кисть другой рукой.

Вор. А-а! О-о! (убегает)

Раздаются крики из толпы. Одни советуют догнать парня и перевязать ему руку, мол, истечет кровью. Другие бросают из недр толпы обвинения шейху и его подручным.

Крики из толпы. Эй! Догоните парня! Он же истечет кровью… Палачи! Звери! Изуверы! И т. п.

Двое мужчин из толпы бегут за парнем.

Шейх. (презрительно) Что вы понимаете! Вы думаете, – это мы наказали вора? Нет, его наказал Аллах нашими руками. И это не изуверство, нет! Это милость Всевышнего. Этот парень лишился кисти, зато он теперь избавлен от бесовского искушения. Он получил наказание и теперь можно надеяться, что Аллах простит его преступления. Ведь он не наказывает человека дважды за одно преступление. А вы – «звери!».

Он поворачивается к кади.

Кади. Это все? Думаю, на сегодня достаточно…

Шейх. Да вы что, уважаемый! Это только начало. КПЗ переполнено, там ноге человеческой ступить некуда от преступников, ждущих суда шариата. Воры и убийцы, насильники и извращенцы разного сорта, грабители и мошенники, проститутки и альфонсы, взяточники и вымогатели, валютчики, процентщики и другие любители легкой наживы, пьяницы и производители спиртного, наркоманы и наркодельцы. Не останови их – они доведут наш народ до скотского состояния. Но пусть никто не сомневается – мы их остановим! Да, придется потрудиться на первых порах. Но я уверен – со временем работы у нас поубавится, а потом, иншалла, настанет время, когда преступления вовсе прекратятся, и вы еще будете изнывать от безделья. Я думаю, что этот день не за горами. А пока, засучим рукава и будем выводить всю эту нечисть, не брезгуя и не ленясь.

Кади. (без особого энтузиазма) Хорошо, я готов. Кто следующий?

Подручные шейха подводят к кади девушку. Почти одновременно с ней подошел и занял свое место имам Аскар.

Кади. В чем ее преступление?

Аскар. Что могло натворить это юное создание? Она же почти ребенок!

Шейх. О имам! Не смотрите, что она выглядит такой невинной овечкой. Вы не знаете, какое чудовище скрывается внутри этого юного создания. Она бросила своего ребенка, оставила новорожденного в роддоме.

Аскар. (не знает, что сказать) М-м…

Кади. А свидетели есть?

Шейх. Есть. Один врач, он мужчина, и две медсестры.

Кади. Свидетелей сюда!

К нему подводят свидетелей.

Кади. (врачу) Вы можете засвидетельствовать, что эта несчастная родила ребенка и отказалась от него?

Врач. Ашхаду – я свидетельствую – она родила и оставила у нас этого ребенка.

Кади. (медсестрам) И вы об этом свидетельствуете?

Медсестры. (обе, одновременно) Да, ашхаду – я свидетельствую, что эта женщина родила и отказалась от своего ребенка.

Кади. Хорошо, вы свободны. (свидетели уходят, а кади поворачивается к женщине) Ты это признаешь?

Женщина. Да, признаю. Но…

Кади. Почему ты так поступила?

Женщина. Я… я… у меня нет мужа. Мой парень обещал жениться, я ему поверила, а он… (смахнув слезу) а он меня бросил. Обещал жениться… вот, я ему и поверила.

Шейх. Мало ли кто может что пообещать! Ведь нельзя ложится в постель с тем, с кем не связана узами брака. Вот Аллах и наказал тебя. Ну, хорошо, согрешила, забеременела, родила, но почему ты бросила свое дитя?

Женщина. Я испугалась. Думала, что не смогу одна вырастить его. А государство… ведь в детском доме он будет всем обеспечен.

Шейх. Это не оправдание. Оглянись вокруг – что, сейчас такие уж тяжелые времена? Голод? Война? Ты видела хоть одну вдову или разведенную женщину с детьми, которые умирают от голода? Нет. Все сыты, одеты, обуты. Как же ты могла бросить свое беззащитное дитя? Свою кровь и плоть? Как ты ходишь по земле после этого? (женщина молчит, опустив голову, и шейх обращается к кади) Чем она может искупить свою вину?

Кади. Так как она впала в грех прелюбодейства, не будучи связанной узами брака, то ей полагается восемьдесят ударов плеткой.

Шейх. Правильно. А за то, что она бросила ребенка?

Кади. За то, что бросила ребенка – ещё двадцать плеток. Итого – сто.

Шейх. (подручным и палачу) Выдайте ей сто плеток. Исполняйте приговор.

Аскар. Помилуйте! Ведь она не выдержит ста ударов плеткой! Я требую, учитывая ее юный возраст и то, что она совершила этот проступок впервые, ограничиться пятидесятью ударами. (толпа волнуется и шумит)

Шейх. Уважаемый имам! Вы решил взять на себя функцию адвоката? Разве вы не знаете, что суду шариата не нужен адвокат?

Аскар. Да. Но суду шариата не нужен и прокурор. А вы выступаете здесь, как заправский обвинитель.

Шейх. Нет, имам. Обвинитель здесь один – Всевышний Аллах. Это он обвиняет нас всех в том, что мы развели здесь такой бардак. Я не хочу отвечать на Страшном Суде за чужие преступления и грехи.

Аскар. Давайте оставим полемику, уважаемый шейх. Вас вовек не переспорить. Вернемся к нашему делу. Ведь ответственность за это деяние должен взять и парень, соблазнивший эту несчастную девушку.

Шейх. Да, вы правы. Но его нет в городе. Сделав свое черное дело, он исчез. Небось радуется, что ему все сошло с рук. (обращаясь к толпе) Но пусть он не думает, что останется безнаказанным. Он обманул эту несчастную, но Аллаха он не обманет. Он ушел от суда шариата, но ему вовек не уйти от суда Создателя. Вот тогда и посмотрим, кто будет радоваться, а кто лить кровавые слезы. (помощникам) Так, что стоим? Исполняйте приговор.

Аскар. Но ведь она умрет от ста ударов! (толпа шумит и волнуется)

Шейх. Тихо! Если ей суждено умереть, то, значит, умрет. А если суждено выжить – будет жить. У нее будет шанс начать жизнь, как говорится, с чистого листа.

Женщина. (сопротивляясь подручным, которые уводят ее к столбу) Пощадите! Прошу вас! Вы обрекаете меня на верную смерть.

Шейх. И поделом! Подумай сама – зачем тебе жить? Какой от тебя прок? Если даже своего ребенка, безгрешное, беззащитное дитя ты бросила, отвергла, то чего мы можем ждать от тебя? Для чего тебе коптить небо? Ты хоть задумывалась об этом? В нашем обществе нет места таким «кукушкам». (палачу, который уже приковал руки женщины к столбу) Бей, насколько у тебя станет сил! Если устанешь, скажи, я тебя подменю.

Женщина. Стойте, не бейте! Я осознала свою ошибку. Я заберу ребенка, я сама вырасту его. Клянусь!

Шейх. Ишь, чего захотела! Кто теперь его тебе отдаст? Разве мы можем теперь его тебе доверить? Не-ет! Теперь он не твой ребенок. Теперь он наш. В нашей автономии не будет детских домов. Всех сирот мы разберем по домам. Для всех них мы найдем достойных отцов и матерей. Мы вырастим из них настоящих мусульман. (машет палачу рукой) Приступай!

Палач бьет женщину, та вначале кричит, но постепенно крики ее стихают, потом слышатся стенания, тихие стоны, а потом все стихает. По толпе прокатывается ропот. Слышатся требования прекратить избиение, слышатся выкрики: «Душегубы! Палачи!», и т. п.

Шейх. Ах вы, невежды! Кто тут душегуб? Мы? Не-ет! Это она душегуб! Она едва не погубила свою бессмертную душу. А вот мы, – мы тут как раз и занимаемся спасением ее души. И не только ее! Душ тех, кто сейчас смотрит на эту экзекуцию и для которых все это станет хорошим уроком. Теперь вряд ли кто решится на блудодеяние и вряд ли бросит ребенка на произвол судьбы. А если, в угоду вам, мы оставим это преступление без наказания, то число брошенных детей будет продолжать расти. Вы этого хотите?

Палач закончил экзекуцию и окровавленное, бездыханное тело женщины отцепляют от столба и перекладывают на носилки. Толпа шумит и волнуется. И тут из толпы вырвалась Жамал и, приблизившись к шейху, остановилась прямо перед ним. Глаза ее горят, лик ее бледен.

Жамал. Циничный мерзавец! Кровопийца! Что – напился крови?! Как после этого можно называться мусульманином?

Шейх. Замолчи, женщина! (замахивается на нее плеткой, но, опомнившись, опускает руку) Как ты смеешь так говорить с эмиром! Со своим шейхом!

Жамал. Эмир! Шейх! Да ты палач! Кровавый палач! Что ж ты опустил руку? Бей! Засеки насмерть! Тебе же это ничего не стоит! (шейх отворачивается от нее и отходит, и она поворачивается к мужу, который, выйдя из-за стола подошел к ней) И во всем этом виноват ты! В первую очередь виноват ты! Это ты открыл дорогу этим чудовищным преступлениям. И на тебя первого обрушится гнев Аллаха. И можешь считать, что теперь у тебя нет жены. Нет и сына с дочерью. (шейху) Я покидаю этот город. Ты прав, – этот город стал теперь вертепом сатаны. Твоим вертепом. И забираю своих детей.

Шейх. (усмехаясь зло) Пожалуйста! Сейчас вас отвезут в стадион, придется переночевать там, а утром вывезем за город. (одному из своих подручных) Отвезите эту женщину с ее детьми в стадион. (Жамал собирается уходить)

Аскар. Жамал! Стой! Нельзя туда. Стадион заминирован. И никто не вывезет тебя за город. Ни один человек не покинул город. Стадион полон заложниками, их тысячи. Они сидят на минах и могут в любой момент взлететь на воздух.

Жамал. Вот как?! (повернувшись к шейху) А что говорил праведный шейх? «Кто не считает себя мусульманином, кто не желает жить по законам шариата, должен покинуть пределы нашего города. Для этого они должны собраться в стадионе, оттуда их будем вывозить автобусами в областной центр. С собой разрешается взять документы, ценные вещи и деньги, у кого есть автомобиль, тот может выехать на нем, только прежде нужно наведаться в стадион и поставить в известность нашу миграционную службу, которая занимается учетом выезжающего населения». Так вроде выступал праведный шейх по телевидению? Или он нагло лгал? Тогда какой же он после этого мусульманин? Какой же он шейх? Он бессовестный лжец!

Шейх. Нет ничего зазорного в том, чтобы мусульманин обманул кафира.

Жамал. Но этот мусульманин только что пытался обмануть и меня.

Шейх. Ну, значит, вы тоже кафр. Мусульманка не стала бы возмущаться судом шариата и не стала бы оскорблять прилюдно своего шейха.

Жамал. Я не стану кафиром только потому, что так решил лживый шейх. И, если на то пошло, то лучше быть кафиром, чем считаться мусульманкой из его общины. (уходя за подручным шейха, которому было поручено отвезти ее в стадион, вышедшим из толпы Гульнаре и Берику) Пойдемте, дети. Здесь нам делать нечего.

Аскар. (идет за ними) Жамал! Гульнара! Берик! Стойте!

Жамал. (резко оборачивается и кричит, вытянув вперед руку с растопыренными пальцами) Отстань! Ты теперь нам не нужен! Посмотри на свои руки – они по локоть в крови. Мы не можем жить с кровавым палачом под одной крышей. Прочь! Оставайся со своим выродком-шейхом, верши с ним свою сатанинскую расправу!

Имам останавливается как вкопанный. Жамал с детьми уходит. Тут раздается голос муэдзина – он призывает мусульман в мечеть на вечерний намаз. Кади встает, за ним его писарь, и оба уходят, не глядя на шейха. Люди из толпы расходятся. Офицер уводит своих солдат. Боевики тоже покидают площадь по знаку шейха. Шейх подходит к имаму и трогает его за плечо.

Аскар. (словно очнувшись, оглядывается вокруг) А?! Что?! Что это?

Шейх. Это азан, имам. Подошло время вечернего намаза. Идемте в мечеть, уважаемый.

Шейх удаляется уверенным шагом, имам плетется за ним, шатаясь, как пьяный и спотыкаясь. Сцена быстро пустеет и под заунывный голос муэдзина опускается занавес.