Текст книги "Переворот. Драматургия"

Аскар. (с предосторожностями берет пистолет и вертит в руках, не зная, что с ним делать) Я… я не уверен… по-моему, я никогда не смогу произвести выстрел.

Халел. (встав со своего места и подойдя к имаму) Сможете! Смелее, имам! Скажите себе, что вы идете в бой за тех людей, томящихся в стадионе, за вашу жену и детей. (поправляет оружие в руках имама и направляет ствол в угол) Держите пистолет одной рукой, видите – он легкий. Вот так наводите… держите крепче! Вот так снимайте с предохранителя. А вот так нажимайте на спусковой крючок. Нажимайте, нажимайте! Не бойтесь – пуля не способна пробить наружную стену. И звука выстрела не бойтесь. Этот пистолет почти бесшумен.

Имам нажимает на курок, пистолет издает свистящий шлепок.

Аскар. И все? Он выстрелил?

Халел. Да. Ставьте на предохранитель. Да, так. Вот видите, вы уже все усвоили. Теперь звоните шейху и условьтесь о встрече. Скажите, что у вас срочное дело. Дело, не требующее отлагательств. Скажите, что вам стало кое-что известно. Я знаю – он вам не откажет. А после того, как выполните задание, постарайтесь быстрее покинуть помещение. В случае чего не теряйтесь, защищайтесь, помните, что у вас в руках есть пистолет. Конечно, определенный риск есть… и вы, конечно, понимаете, на что идете. Но вряд ли мы можем думать о собственной безопасности в то время, когда под угрозой жизни тысяч наших горожан.

Аскар. Да, конечно, собственная безопасность меня волнует в последнюю очередь… (достает свободной рукой мобильник, но тут раздается звонок в дверь и они переглядываются)

Халел. (шепотом) Кто это может быть?

Аскар. (тоже шепотом) Не знаю.

Халел. Вы никого не ждете?

Аскар. Н-нет… никого, кроме жены и детей. Но они в стадионе и вряд ли их оттуда выпустят.

Халел. (направляется в соседнюю комнату, знаком подозвав помощника) Идите, открывайте. Мы спрячемся за этой дверью. (видя, что имам направляется к двери с пистолетом в руках, жестами показывает, чтобы он спрятал оружие)

Аскар. А! (сует оружие за пазуху, потом открывает дверь – на пороге стоит Иван)

Иван. (печально) Ассаламу алейкум.

Аскар. Уа алейкум ассалам. (наступает пауза, во время которой имам растерянно смотрит на Ивана. Но потом он спохватывается и, посторонившись, пропускает гостя в комнату и закрывает за ним дверь, выглянув в коридор) Что ж мы стоим? Проходи.

Иван. (пройдя к столу остается стоять в нерешительности) Я… Асеке, простите, что я так поздно. Но…

Аскар. Садись, Ваня. Садись. (усаживает его, надавив на плечо) Что с тобой? На тебе лица нет. Что-то случилось?

Иван. (садится на краешек стула) Да… случилось. Мама… умерла.

Аскар. Мама? Какая… что ты говоришь, Иван?!

Иван. Моя мама умерла. Я был сегодня в стадионе. Там… там… это концлагерь, Асеке. Люди до того исхудали, что не в состоянии ходить. Дети плачут, просят есть и пить. Я хотел забрать маму… и Ларису. Я ведь не знал, что они там. Я думал – они давно выехали отсюда. Шейх говорил, что в стадионе собраны одни кафиры. Ну и… но я никогда не считал своих кафирами. И я не думал, что люди там содержатся в таких ужасных условиях. Ладно, пусть они кафиры… но ведь там есть и дети. Ведь их нельзя считать кафирами. Ведь вы так нас учили? (смотрит на имама, ожидая от него ответа, но тот молчит) И потом… я там встретил тетю Жамал. И Гульнару… и Берика. Я совсем не ожидал их там увидеть. И… и если их считать кафирами, то кто же тогда мусульманин? Я ничего не понимаю. (он вновь смотрит на имама, но тот по-прежнему молчит) Я испросил у шейха разрешения забрать маму и Ларису. Но мама… мама умерла… умерла прямо у меня на руках. А Лариса… Лариса сказала… что это я ее убил. Бросила мне прямо в лицо это обвинение. Вот так. И… и я думаю, что это так и есть.

Аскар. Нет, Ваня, это не так. Ты ее не убивал. И ты ни в чем не виноват.

Иван. Нет, виноват! И тетя Жамал так думает, и… и Гульнара тоже. Она не захотела даже разговаривать со мной. Они смотрели на меня так, словно я… словно я какое-то… какое-то чудовище. Казалось, что они презирают… нет! Не то слово – они брезгуют мной. Словно я какой-то чумной. Я был в шоке. Там весь газон, вся трава объедена. Как будто там пасся скот. Разве закон шариата велит превращать людей в скот? А? Я ничего не понимаю, Асеке. Что вы скажете? Почему вы молчите?

Аскар. (поднимает глаза и тяжело вздыхает) Эх, Ваня, Ваня! Мы с тобой жестоко обманулись. Да, тебе простительно – ведь ты еще так молод. Но я, я! Как же я дал обмануть себя?! Да, ты прав – закон шариата не велит превращать человека в скотину. Наоборот, он должен звать к человечности, к добру. И ты правильно думаешь – там, в стадионе не все кафиры. Так же, как и те, кто как и ты одет в униформу, не все мусульмане. Хотя они и бьют себя в грудь. И эти кафиры – самые опасные кафиры. Они настоящие слуги дьявола, слуги шайтана. Ведь шайтан подчас рядится в белые одежды праведников. Чтобы обмануть таких, как мы с тобой, чтобы сбить с пути легковерных. О-о! Его проклятый ум, его дьявольские способности намного превышают ум и способности людей, и поэтому ему удается так легко сбить людей с пути и толкнуть к злу, к насилию. И нам самим никогда не справиться с ним. Только в обращении к Аллаху мы еще можем оберечься от его чар. Вот и шейх… он уверен, что действует от имени Аллаха, не подозревая, что давно стал орудием в руках шайтана. Это я уже понял, в этом я успел убедиться. У меня теперь открылись глаза.

Иван. И у меня тоже. Но что нам делать? Что мне делать? Что вы посоветуете? Ведь нужно, в первую очередь спасать тех людей в стадионе.

Халел. (решительно входит в комнату, и Иван вскакивает с места, вздрогнув от неожиданности) Не бойся, братишка! Я друг имама.

Аскар. Да, он… можешь считать его нашим другом.

Иван. (протягивает руку Халелу) Ассаламу алейкум.

Халел. (жмет руку) Уа алейкум ассалам. Я все слышал. Прими мои соболезнования, Иван. И сядь, сядь! Есть разговор. (они оба садятся, помощник Халела занимает свой пост у двери) Мое имя Халел. Я сотрудник КНБ. Ты не одинок – теперь у многих обманутых прозрели глаза. И теперь каждый из них задается этими вопросами и ищет пути выхода из создавшейся ситуации. Я возглавляю спецподразделение КНБ, перед которой поставлена задача нейтрализовать мятеж. Но одно обстоятельство не дает перейти к решительным действиям. Ты знаешь о том, что стадион заминирован?

Иван. Сегодня я был там и дежурный караульный сказал, что тетя Жамал… это жена дяди Аскара, так вот она сказала, что стадион заминирован. Но никто в это не поверил.

Халел. Это правда, Иван. Придется поверить. Никому неизвестно количество мин. Возможно, их сотни. Известно только то, что пульт привода этих взрывных устройств находится в руках шейха Абдурахмана. В таких условиях только обезвредив пульт, мы сможем предотвратить взрыв, спасти заложников стадиона. Иными словами, только ликвидировав шейха. Правда, есть еще одна теоретическая возможность спасти людей – это вывести их из стадиона. Вывести незаметно для шейха. Вы понимаете, что это почти нереально. Но в данных условиях мы не можем пренебречь даже малейшей возможностью спасти людей. Поэтому, Иван, нужно прощупать караульных стадиона, может быть, мы сможем с твоей помощью нейтрализовать их или убедить освободить заложников. У тебя есть друзья среди караульных? Таких, которые способны самостоятельно мыслить?

Иван. (немного подумав) Я думаю, есть. Можно попытаться…

Халел. Ну, тогда идем. Пусть уважаемый имам побудет один, подумает, поразмышляет…

Халел с помощником и Иван уходят, имам провожает их до двери и запирается. Возвращается к столу, вновь садится, вынимает пистолет и в задумчивости крутит его в руках.

Аскар. Итак, теперь я палач… я должен им стать. Теперь я должен убить человека. Да… другого выхода нет. Да, по всему это так. (пауза) А если… если это все-таки не так? Если еще можно уговорить шейха? И тогда… нет… да, нужно еще раз поговорить с ним, постараться убедить его освободить заложников стадиона. Убедить сложить оружие и сдаться. Да, нужно в последний раз поговорить с ним. И если… если ничего не получится… если не получится… тогда… тогда… хм… но, (решительно поднимается) нет, должно получиться! Я должен убедить его, убедить, я должен убедить!

Достает мобильник и начинает набирать номер шейха, но в этот момент раздается звонок в дверь.

Аскар. (кладет мобильник на стол, потом прячет пистолет и идет открывать; входит Иван) Ваня?! Что случилось? (затворяет дверь, не отрывая взгляда от Ивана) Ты… почему вернулся? Где Халел?

Иван. Асеке, я на секунду. Халел ждет меня внизу, под лестницей. (сбивчиво) Я… я ведь пришел к вам… я ведь хотел сказать вам… хотел сказать об очень важном… да, очень важном для меня. И… для… для Гульнары…

Аскар. Для Гульнары? Что с ней? Она здорова?

Иван. Нет… то есть да. С ней все нормально… то есть, я хотел сказать, что она жива и здорова. Дело не в ней, дело во мне. Вы ничего не знали… мы с Гульнарой любим друг друга… вернее, любили… нет, я ее люблю до сих пор. Только теперь она меня… не то, что не любит, она меня презирает. Они все меня теперь презирают. И Гульнара, и тетя Жамал, и… а Лариса… она теперь меня ненавидит. Вот. А ведь я хотел только стать вашим зятем. Я хотел просить у вас руки Гульнары. А для этого, как она тогда сказала, мне нужно было принять ислам. И теперь…

Аскар. (пораженно поворачивается к парню всем корпусом) Ты! Ты принял ислам только затем, чтобы просить руки Гульнары?! Не может быть!

Иван. (опускает голову и молча кивает) Да, Асеке, наверное это было мальчишеством. Глупым мальчишеством. (поднимает голову) Но, вы не должны думать плохо обо мне. Я и раньше думал об этом… я и раньше считал, что мусульмане – это самые лучшие люди, одни из самых лучших, добрых, справедливых и честных людей. Ведь я с детства помню ваши рассказы о великих праведниках, о пророке Мухаммеде, о его славных сподвижниках. И меня с детства вдохновлял ваш пример, ведь я знал, я видел, что вы самый правильный и честный человек, самый примерный мусульманин. И поэтому, когда Гульнара заговорила о принятии ислама, то у меня не возникло никаких сомнений. И все было бы хорошо, не появись вдруг этот шейх. Он… не знаю, как он смог убедить меня вступить в его партию. Я этого не понимаю! Он попросту очаровал меня… да что меня! Он очаровал всех нас – молодых мусульман. И вот…

Аскар. (отвернув лицо, тяжко вздыхает) Не вини себя, Ваня, он не только тебя очаровал.

Иван. Да, наравне со мной за ним пошли много молодых мусульман. Ну и, с другой стороны, мы все время видели вас рядом с ним и тут уж рассеялись последние сомнения.

Аскар. (вновь тяжко вздыхает) Да, теперь я понял, почему он так прицепился ко мне.

В этот момент раздается звонок в дверь. Имам машинально тянется к замку, но Иван наклоняется к глазку и удерживает руку имама.

Иван. (шепотом, пятясь от двери) Асеке, погодите. Там… там шейх. Шейх Абдурахман.

Имам наклоняется к глазку, отрывается от него и знаками приказывает Ивану скрыться в комнате, где намедни прятался Халел со своим помощником. Иван скрывается, и имам отворяет дверь. Все это время звонок звонит не переставая. На пороге стоит шейх Абдурахман. Он закутан в балахон с капюшоном.

Шейх. (откидывая капюшон) Ассаламу алейкум. Разрешите?

Аскар. Уа аляйкум ассалам. Да, да, проходите. (ведет шейха к столу, в замешательстве забыв затворить дверь и она остается приоткрытой)

Шейх. Асеке, простите за столь позднее вторжение. Но есть важный разговор. Очень важный. (взглянув в лицо имаму) Что с вами, Асеке? Вы больны? У вас такое лицо…

Аскар. Я? Н-нет… я не болен. Просто… просто я не ожидал вас здесь увидеть. Здесь и сейчас. Хотя и я хотел с вами встретиться. И у меня есть к вам важный разговор.

Шейх. Дело в том, что я хотел встретиться с вами, но я не мог пригласить вас к себе. Я хотел поговорить с вами наедине, без свидетелей. Вы ведь знаете – я никогда не могу остаться один. Эти мои сподвижники… и телохранители… они ни на минуту не оставляют меня… ну, и… в общем, я здесь. И я рад, что застал вас дома, и вы еще не успели отойти ко сну.

Аскар. Какой уж теперь сон! Теперь ни сон не идет, ни пища, ни питье.

Шейх. Я вас понимаю, Асеке. И хочу попросить у вас прощения. Ну, за то, что заключил вашу жену и детей в стадионе. Видит Аллах, я не хотел этого делать. Но ведь ваша жена не оставила мне другого выхода. Ведь она таки настояла на том, чтобы ее отвезли туда. Я уж и не говорю о том, что она оскорбила меня прилюдно. А ведь я все-таки шейх! Эмир! Ну и… я подумал, пусть побудет там денек – другой, поостынет… немного. Я распорядился накормить их, но они отказались от пищи. Я уже отдал приказ освободить их, и скоро ваши домашние должны вернуться домой. Если только… они этого захотят. У вас есть родственники в городе?

Аскар. Нет. Но они могут пойти к знакомым. Если только вы их освободите…

Шейх. Освободим, освободим! Вот и Иван Новиков обратился ко мне с просьбой забрать из стадиона мать и сестренку. И я дал ему разрешение. Только мне доложили, что его мать умерла. А сестренка его отказалась с ним разговаривать. Теперь, очевидно, она покинет стадион вместе с вашими. Так что не переживайте – ваша жена и дети уже должны выйти на свободу.

Аскар. Я ведь не только за них переживаю, шейх. Я думаю о судьбе всех заложников, всех жителей нашего города. Вы, должно быть, убедились – из вашего эксперимента ничего не вышло. Поэтому самое лучшее для вас – сложить оружие и сдаться властям. Это единственный выход. Подумайте, – еще не поздно. Да, наверное, вас будут судить. Но, я думаю, суд проявит к вам снисхождение, ведь вы добровольно сдадите оружие. И я обещаю свое содействие. Уж не знаю, буду ли я иметь какой-нибудь вес. Возможно, что и я окажусь вместе с вами на скамье подсудимых. Да, вернее всего это так и будет.

Шейх. (на его губах появляется злая усмешка) А не рано ли мы с вами оказались на скамье подсудимых? А имам? Я не нуждаюсь ни в чьем содействии и ни в чьем снисхождении. Я не считаю себя виноватым. И вы знаете, что я не признаю никакого суда, кроме шариатского. А перед Аллахом я чист. И я не собираюсь складывать оружие. Нет! Я не согласен с тем, что из моего эксперимента ничего не вышло. Город наш стал намного чище. Мы уже начали избавляться от преступников всех мастей, люди перестали грешить и приобщились к намазу. Теперь можно без опаски ходить по улицам. И не только по ночам. Женщины и девушки не щеголяют обнаженными прелестями. Все вежливы и корректны друг с другом. Я покончил с алкоголем и наркотиками, теперь никто не смеет травить, ни себя, ни других. Предприятия начали работать, торговля пошла. И заметьте – никто никого не обвешивает, никто никого не обсчитывает. Банкиры не обирают людей, а налаживают с клиентами нормальные, человеческие отношения. Никто не дает, и не получает взятки. Справедливость, наконец, восторжествовала. Чего же вам еще нужно?! (шейх смотрит на имама, думая, что тот скажет что-нибудь, но тот молчит) Да, возможно, мы обречены. Но это ничего не значит. Все равно, рано или поздно, люди примут закон шариата. Они сделают это, они придут к шариату. Если только не захотят погибнуть совершенно. Если Аллах окончательно не лишит их разума, и они не превратятся в безнадежных выродков, в животных, в скот. А я… я пионер, первопроходец. И я верю в то, что у меня будут последователи. Будут! Они пойдут по моему следу, они пойдут дальше меня. Человечество встанет, наконец, на прямой и праведный путь, заповеданный Аллахом, иншалла, это произойдет! Я в это свято верю.

Аскар. Я не говорю о том, что у шариата, у ислама нет будущего. Иншалла, человечество встанет на прямой путь. Только у этого пути нет ничего общего с той опасной тропой, которую проложили вы со своими сподвижниками. Это тропа зла, войны, и она ведет не вперед, в светлое будущее, а назад, в дремучее прошлое. В этом я убежден, в этом мы уже смогли убедиться. Все ваши достижения, все, о чем вы сейчас говорили – эти достижения иллюзорны. Потому что эти достижения основаны на страхе. Отмените вы завтра ваш новый порядок, отмените закон шариата, снимите запреты – и все вновь возвратится на круги своя. Потому что вы не изменили людей, вы их не перевоспитали. Нет! Вы лишь нагнали на них страху. Вы…

Шейх. (перебивает) Имам! Любой закон основан на страхе наказания. И закон шариата тоже. И вера, по сути, основана на страхе, на богобоязненности. Вслушайтесь в это слово: богобоязненность – боязнь Бога! В основе веры лежит страх наказания в Судный День. Разве не так?

Аскар. Нет, шейх, я с вами не согласен. В основе веры в первую очередь лежит вера людей в конечную справедливость, в то, что Аллах милостив, милосерден, что он в День великого Суда рассудит всех по справедливости, по делам нашим и словам. Вера в то, что Создатель, призывая к праведной жизни, все же дает свободу выбора. Всевышний дает каждому выбрать свой путь, Он никого никуда насильно не загоняет. А вы хотите насильно загнать людей в светлое будущее. К сожалению, вы не оригинальны в своем стремлении. И до вас были такие, которые хотели одним скачком оказаться в том прекрасном будущем. История знает много таких пионеров в кавычках. Только они не знают историю. Ибо, в противном случае, не наступали бы так упорно на одни и те же грабли. Не надо далеко идти – сто лет назад некто Ленин решил загнать народ в рай и совершил переворот. Вы сами знаете, в каком «раю» мы все пробыли семьдесят с лишним лет.

Шейх. Ну-у, имам! Как вы можете сравнивать меня с Лениным! Ведь он был кафиром. Его ошибка заключалась в том, что он…

Аскар. Его ошибка – ваша ошибка! Нельзя загонять людей в рай палкой да плеткой! Они должны попасть туда по воле Аллаха, в награду за свою праведную жизнь. Другого у них нет пути! По-другому им туда не пройти, их не пропустят, Аллах не допустит.

Шейх. Имам! Не решайте за Аллаха. Ваше мнение – это только ваше мнение, а у меня на это свое мнение. И Аллах рассудит нас. А я никогда не сверну со своего пути, потому что я твердо убежден – это самый прямой путь к Всевышнему.

Аскар. Если вам неинтересно мое мнение… тогда зачем же вы сюда пришли? Если вы не хотите слушать меня, если вы не хотите говорить со мной?

Шейх. Нет, я хочу говорить с вами. Я готов спорить с вами и обсуждать проблемы веры. Но сейчас у меня на это нет времени. Возникла одна проблема. Сегодня, после захода солнца, прибыл правительственный гонец и доставил пакет. А в пакете том – ультиматум. Президент сообщает, что с восходом солнца отдаст приказ штурмовать город. Он пишет, что перекладывает всю ответственность за возможные жертвы на меня. И требует немедленно сложить оружие и сдать город. Вот, прочтите сами. (передает имаму ультиматум, тот пробегает по документу беглым взглядом) Поэтому я и пришел к вам…

Аскар. Я ведь вас с самого начала предупреждал, шейх. Я ведь говорил вам, что президент никогда не согласится на вашу автономию. Неужели нужно было угробить столько людей, чтобы понять это. И какого совета вы ждете теперь? Вам остается только одно – сложить оружие и сдать город. Но в первую очередь освободите заложников стадиона.

Шейх. Я пришел к вам не за советом. Я никогда не сложу оружие, вы это должны знать!

Аскар. Если вам не нужен мой совет, то для чего я тогда вам вообще нужен?

Шейх. (смерив имама долгим взглядом) Вы мне нужны вот для чего – вы должны стать моим послом. Вы доставите президенту мое новое предложение.

Аскар. Что еще за предложение?! Абдурахман! Неужели вы так ничего не поняли?! Президент не примет от вас ничего, кроме капитуляции. Он предъявил ультиматум… и времени у вас в обрез. Через час, от силы два наступит рассвет. А потом… потом кровь потечет рекой.

Шейх. (упрямо мотнув головой) Два часа достаточно для вашей миссии. Мы доставим вас до нейтральной полосы, а там вас быстро отвезут к президенту. Я это знаю, я уже был там. (жестом останавливает имама, пытающегося что-то сказать) Да, да! Он не предоставит нам автономию. Да, я уже убедился в этом. Теперь я хочу предложить вот что: во-первых, власти не будут преследовать меня и моих соратников по партии; во-вторых, они предоставят нам заречный поселок, мы там поселимся отдельной общиной. Да, нам придется признать главенство законов государства – чего не сделаешь ради спасения людей. Но местные власти не будут вмешиваться в жизнь нашей общины. Внутри него мы будем придерживаться законов шариата. Среди нас не будут кафиров. Наши дети будут обучаться в медресе. Наши девушки и женщины будут ходить в хиджабах. Мы в своем поселке сами будем поддерживать порядок. Короче, мы создадим исламский, примерный поселок. Мы будем принимать в свои ряды всех, кто желает жить по шариату, кто желает быть настоящим мусульманином, настоящим человеком. В результате наш поселок со временем разрастется в город, в идеальный город будущего. И мы создадим со временем новый халифат.

Аскар. Халифат! Шейх, одумайтесь! Ведь это утопия!

Шейх. Нет, не утопия. Всемирный халифат – это будущее всего человечества! Халифат восторжествует на всей земле, я в это твердо верю.

Аскар. Шейх, оставим эти мечты о халифате. Вернемся к нашим реалиям. Президент в этом своем ультиматуме требует сложить оружие без всяких дополнительных условий. А это ваше новое предложение, ваша идея об отдельной общине – это ведь идея монастыря. Вы ведь должны знать, что в исламе не практиковалось замыкание в отдельную, изолированную от всего населения общину. Потому что настоящий мусульманин никогда не отделялся и не отдалялся от остального мира. Нет! Наоборот, настоящие мусульмане живут всегда среди людей, в гуще народной, и несут вместе со всеми тяготы жизни, деля с соотечественниками последнюю краюху хлеба. Настоящий мусульманин всегда на виду, он для остальных пример для подражания, он ведет остальных к праведной, честной жизни. А вы никак не можете освободиться от своей гордыни. По-вашему, настоящие мусульмане, отделившись от народа в заречном поселке, будут взирать на остальных, на кафиров и грешников, как вы любите называть тех, кто не согласен с вами, с высоты своей святости. Ведь так шейх, признайтесь же в этом!

Шейх. Нет-нет! Во мне нет гордыни. Просто я объявил беспощадную войну грешникам и преступникам. Я объявил джихад кафирам всех мастей. И это не я их считаю, это на самом деле так, на самом деле они кафиры!

Аскар. Вы не хотите признаться в гордыне. Однако, что кроется в вашем стремлении обособиться в заречном поселке? Вы боитесь замараться, живя среди прочего грешного люда. Вы считаете себя святым. Вы ставите себя выше всех остальных. А это гордыня. Да, иной наш соотечественник увяз в грехе по самую макушку. Я признаю это. Но нельзя смотреть на него свысока, как на конченого человека. Мы не должны плевать на него. А должны протянуть руку, помочь выбраться из трясины низменных страстей и пороков. Вот наша святая обязанность! И это мое убеждение. И я не поддерживаю вашу идею, и потому не стану выдвигать ее ни перед кем.

Шейх. (после продолжительной паузы во время которой они глядят друг другу в глаза) Итак, вы решительно отказываетесь идти к президенту с моим новым предложением?

Аскар. Да. И я требую сложить оружие и сдать город. Остановитесь, шейх! Еще не поздно. Если вы остановитесь сейчас и не дадите тем самым пролиться крови, то президент готов помиловать вас. Ведь он прямо говорит об этом в ультиматуме.

Шейх. Мне не нужна его милость. Я полагаюсь только на милость Аллаха. А если прольется кровь, то это кровь, в первую очередь, будет на совести президента. Ибо не я собираюсь его атаковать, а он собирается на штурм моего города. Я сделал целых два шага к миру, я сделал целых два разумных предложения. Но президент глух к этим предложениям. Ну что ж… теперь все, что произойдет, будет на его совести. А мы будем сражаться за свою автономию, за свои идеи до конца. И президент получит лишь мертвые руины. Если он этого хочет– пусть начинает штурм. Я не отступлюсь! Первым делом я взорву стадион со всеми кафирами.

Аскар. Вы не сделаете этого, шейх! Если вы хотите умереть за свои идеи, то сделайте это, не принося в жертву мирных жителей. Если уж так хочется воевать, то выйдите со своими сподвижниками в чисто поле, и сражайтесь там! Я готов идти к президенту с тем, чтобы вас выпустили из города.

Шейх. Нашли дурака! Да нас перещелкают как куропаток в том чистом поле. Нет! Если я погибну, я унесу с собой как можно больше поганых кафиров. Чем их меньше гуляет по земле, тем лучше. Тем чище воздух и вода. Вот мое последнее слово, и не надо меня агитировать. Раз вы отказываетесь от предложенной мной миссии, то значит, я приступаю к своему джихаду. (достает мобильник)

Аскар. Что вы хотите сделать? Кому вы собрались звонить?

Шейх. Никому. Я собираюсь прямо сейчас взорвать стадион. Чего тянуть? Стоит мне позвонить по одному номеру – и все! Все кафиры тут же окажутся там, где они и должны находиться – в огне ада. (начинает набирать номер, раздается характерное попискивание кнопок мобильника)

Иван. (появившись из другой комнаты с наведенным на шейха пистолетом) Шейх! Вы не сделаете этого! Положите сотку на стол и отступите на три шага. Или я стреляю.

Шейх. (поднимаясь) Это еще что за номер! Мусульманин! Как ты посмел поднять оружие на своего шейха?

Имам Аскар в продолжение разговора между Иваном и шейхом стоит и с тревогой глядит на них поочередно.

Иван. А если этот шейх взбесился? Если он, как кровожадный зверь пожирает людей? Положите сотку на стол и отступите!

Шейх. Нет! Не тебе, сопляку, повелевать мной. Шейх Абдурахман не отступает. Шейх Абдурахман объявляет джихад. (свободной рукой достает пистолет и наводит на Ивана) Новиков! Опусти пистолет. Ты ведь знаешь – я бью без промаха.

Иван. Последний раз говорю – положите сотку на стол!

Раздаются одновременно два выстрела, и Иван падает, сраженный. Шейх цел, даже не ранен. Имам бросается к Ивану, щупает пульс, прикладывает ухо к груди, и, убедившись, что тот мертв, встает.

Аскар. (испепеляя шейха взглядом) Вы убийца, шейх! Вы убили еще одного ни в чем не повинного человека.

Шейх. Нет, имам, это не убийство. Это честный поединок. На его месте мог оказаться и я. Если, конечно, Аллаху было бы так угодно. Но этот мальчишка стрелял так неумело, что лучше бы не брался за оружие. (набирает номер и поднимает взгляд на имама) Вот, нужный номер набран, теперь стоит нажать на кнопку дозвона, и стадион превратится в большую кучу мусора. Ну что, имам, вы по-прежнему отказываетесь от моего предложения?

Аскар. (достает пистолет, который дал Халел и наводит на шейха) Положите мобильник на стол, шейх. Положите немедленно!

Шейх. (удивленно) О-хо! Имам, вот теперь вы меня по-настоящему удивили. Я никогда не думал, что вы возьметесь за оружие.

Аскар. Пришлось взяться. Вы вынудили. Как я ни пытался убедить вас, как ни призывал вас к разуму – все тщетно! Теперь я перехожу к решительным действиям. Вы не оставили мне иного пути. Положите телефон на стол. Или я застрелю вас, шейх!

Шейх. Интересно! Вы, имам, буквально вчера возглашавший о милосердии, о всепрощении, призывавший с высокого минбара мечети обратиться к добру и милосердию к ближнему, теперь собираетесь поднять руку на этого самого ближнего. Собираетесь застрелить своего брата-мусульманина. Бросьте, имам! Это вам не идет. Взгляните на себя со стороны. Это просто смешно. (хохотнув) Ха! Имам – и с пистолетом в руках собирается застрелить шейха.

Аскар. Кончайте болтовню, шейх! Положите телефон на стол! Иначе я стреляю.

Шейх. Нет, вы не выстрелите. Вы не способны застрелить человека. Вы считаете, что это так легко?

Аскар. Если б это было так, то вы уже давно были бы мертвы. Но все же я выстрелю. Десять тысяч заложников стадиона требуют от меня этого. Все мирные жители города требуют! Положите телефон на стол, поднимите руки и отступите назад. Иначе я стреляю.

Шейх. Стреляйте! Делайте, что хотите. А я иду до конца. Я взрываю стадион. (поднимает вверх руку с мобильником)

Аскар. Остановитесь, шейх!

Шейх. Аллаху Акбар!

Аскар. (в отчаянии кричит) А-а!

Нажимает на курок, пистолет успевает сделать два-три выстрела, одна пуля попадает в ту руку шейха, которая держит сотку, и он роняет ее на пол и она откатывается в угол. Имам роняет свой пистолет. Он стоит бледный и во все глаза смотрит на шейха.

Шейх. (прижимает руку к ране, смотрит на мобильник, лежащий на полу слишком далеко от него, делает попытку сделать шаг, но покачнувшись, хватается за стол, потом, убедившись, что это ему не удастся, с трудом выпрямляется, потом берет со стола свой пистолет) Вы все-таки выстрелили, имам. И сдается мне – эта пуля отравлена. Кто дал вам этот пистолет? А-а… знаю. Тот, кто застрелил полковника Исмаилова. Полковник тоже скончался от легкого ранения. Значит, я сейчас умру. Жаль, что вы помешали мне отправить кафиров в ад. Ну, тогда не обижайтесь. Я должен ответить огнем на огонь. Как говориться, смерть за смерть. Прощайте, имам… (целится, покачиваясь в имама) может быть, мы с вами и встретимся в тот день… в день Страшного Суда. И тогда Аллах… Аллах нас рассудит…

Раздается выстрел, и имам Аскар падает, сраженный наповал. Вслед за ним падает и шейх. Пауза. Потом в дверях появляется Халел и его помощник. Они вступают в комнату с оглядкой, держа наготове пистолеты.

Халел. (заметив мертвого шейха, удивленно) Шейх?! (оглянувшись, помощнику) Так вот кто прошмыгнул мимо нас! (замечает трупы Ивана и Аскара) Они мертвы! Жаль, мы не догадались заглянуть под капюшон этого балахона.

Помощник. (заметив мобильник шейха наклоняется за ним) Чья это сотка? Наверное, шейха.

Халел. Не трогать! (помощник выпрямляется и отступает, Халел поднимает мобильник двумя пальцами и с великими предосторожностями кладет на стол) По-моему, это и есть пульт управления взрывными устройствами. (отключает мобильник, затем, разобрав, вынимает батарейку) Да, по всему это и есть тот пульт. Видимо, шейх намеревался взорвать стадион. А имам сумел предотвратить это. А этот парень, Иван… да, и он пытался. Да только шейх стреляет без промаха и у него мгновенная реакция. А имам все-таки выполнил задание! (достает рацию и связывается со своим руководством) Центр! Центр! На связи – «Земляк». Пульт управления взрывными устройствами стадиона обезврежен. Шейх Абдурахман мертв. Нет, его ликвидировал имам Аскар. Нет, он тоже мертв. Он погиб, как герой, спасая заложников стадиона. Но сумел выполнить ваше задание. Да, теперь я приступаю к заключительной фазе операции по нейтрализации мятежа. Прошу повременить со штурмом. Да! Есть! Конец связи. (отключив рацию обращается к помощнику) Я пошел. А ты отправляйся в мечеть, сейчас там соберутся мусульмане к утреннему намазу. Сообщи аксакалам о смерти имама. Пусть они позаботятся о покойниках. Потом я жду тебя в гарнизоне – я буду поднимать наших офицеров.