Текст книги "Черный квадрат. Мир как беспредметность"

15

Разрушив церковь, лампадно-лампочный старый свет, и утвердив себя, электрический новый свет, фабрика оказалась на религиозном пути лампадно-электрическим светильником, перестала казаться бытием материалистическим, и – «дух Его будет парить над миром» (Преображенский) – в ней появился образ. Фабрика стала церковью, как единственный факт той действительности, которая парит в духе над миром. Гудки стали исполнять обязанности колоколов или органов, мир материалистический стал бежать по религиозному пути, и потому все машины, гудки, рабочие, ораторы стали исполнять функции, соответствующие обстоятельству – новому материалистическому культу. Так все материалистическое со смертью Ленина оформлено его учениками в символизм, образ и дух; фабрики и заводы уже не материальны, а культны, надо ждать нового разбега материи, новых машин. Все производство должно идти на обслуживание новой церкви, ибо все, что ни рождается теперь, рождается в Ленинизме, каждый шаг рождается в пути Ленина, в каждой вещи Ленин, без Ленина нельзя ни шагу шагнуть, как без Бога ни до порога. Отсюда возникают и все последствия быта. Быт должен принять три фактора: обратный счет: 3) материальный, 2) художественный, 1) религиозный. 1) образный, 2) художественный и 3) материальный – обратные категории.

16

Приобщение художника к фабрике, как бы стихийно вынесенное, стало на своем месте, в ней образовался притвор духовно-религиозно-обрядный как таковой. Фабрика перестала быть фабрикой, завод перестал быть заводом, клуб пролетарский – клубом, каждая вещь – вещью, электрический свет стал светом Ленина. Клубы стали только молельнями или слушательницами <исповедальнями?> в быту в чистом виде. Фабрика – районным храмом. Вспыхнула мысль об устройстве уголков Ленина. Как эта аналогия близка с аналогией церкви, и церкви православной, позаботившейся об устройстве уголков Христа и всех его святых. Таков ход событий, потерявших силу осознания материализма. Так закончилась революция победой того, который обратился в дух, и, по слову ученика Его, парить будет над миром в образе духа [Преображенский – «О Нем»].

17

Затаенный религиозный дух ждал смерти материалиста, ждал, когда перестанет биться сердце, и вихрем поднял оставшихся до себя и гонит теперь по своему пути, и в них теперь ни сердце, ни легкие не действуют сами по себе, а только движимые его духом. Дух материальный – во власти духа религии, или дух указал место материализму (коммунисту) на земле, а сам поднялся в высь и парит над ней как цель, куда надлежит испариться каждому временно пребывающему на земле. Он создал и образ материалиста, как бы подтверждая – из образа восстал, в образ обратишься, а пути, лежащие за пределами символов, образов, амулетов, тебе закрыты. Со страшной силой религиозный дух зажал материализм в угол, из которого выхода нет, но только преображение в образе; это перигелий или афелий материального движения, после чего ты превращаешься в образ. Так закончилась жизнь Ленина. Попробуйте исправить ошибку, попробуйте вернуть его в материальный мир, иначе всем должно быть с Ним, т. е. все должно выйти из орбиты материального движения и обратиться в амулет, хоругвь. Отсюда все торжественные дни революционных побед становятся праздничным Ленинским ходом (крестный или Христовый ход) со всеми реликвиями «правоверных» и изображениями «неверных», т. е. чертей со сковородами горячими, «цепями», всем адом капитализма; буржуазия стала современным чертом, мучающим правоверных, верящих в Него, однако кто с Ним, тот спасется, кто не с Ним, тот с чертом, или с буржуазией, – пойдет в ад вечный. Торжество православного духа наступило в обновленной форме и идет также к победе над дьяволом, который обратился в буржуазию; раньше дьявол этот был в преисподней – сейчас на поверхности земли, со всеми пыточными орудиями, дьявол, который не давал никогда жить человеку в мире, путая все время его веру, и он делал грехи, убивал, грабил. Ленин был православный, всю жизнь боролся против угла, освобождался сам из него и всех хотел освободить. Он всех хотел вывести из угла образов, боролся за действительность, он был против и черта, и Бога. При жизни его как будто не было заметно, что революция несет в себе и культ новый, и заново преображенных чертей, а теперь все кричавшие «Да здравствует Ленин» кричали сегодня «Осанна», а завтра загнали его в угол. В виде образа стоит Он как свидетельство о своей материальной некогда оболочке, о жизни, а верящим в него сказали, что дух Его парить будет над ними, им только можно победить сатану, капитализм и черта буржуазии. Новая форма загробной жизни.

18

После смерти никто из учеников его не верил, что он мертв. Было заявлено народу, что он жив и вечно остается с нами, но после редакция изменилась, и было сказано, что он умер, но дело Его живо. (Не будет ли под видом дела вид души, которая не умирает, а живет?) Заявили ученики Христовы народу, что Христос жив. Не стройте храмы, сказал Христос, ибо храм Божий внутри вас. Могут сказать и ученики Ленина то же: храм Ленина внутри вас (а вместо души – дело его внутри нас); но это показалось непонятным, ибо если он в нас, то какое же дело Его будет на земле, и стали строить храмы, разводить дело Его. Ленин не сказал строить храмы имени своего или другие дома называть именем своим, а также не сказал устраивать уголки себе, но их сделали, ибо это источник дела и руководящий угол всех дел на земле. Для буржуазии не нужна религия, но она в ней видела орудие, укрепляющее ее, не для нее нужен был пророк, святой, ангел, Бог, Дьявол, это нужно было для них – чернокожих; при посредстве Бога и Дьявола легче управлять. Думалось бы, что революционному пролетариату и крестьянину тоже не нужны признания, определенно идущие к обожествлению, к созданию руководящего духа, парящего в выси, правящего всеми нашими умами. Но если это нужно, то нужно, ибо есть тот, который без этого не может идти? Каждый благочестивый Ленинист впоследствии сделает угол дома имени Его, а в каждой читальне деревень или клубе будет Его уголок, с которого будет говориться Его учение (проповедь). Создадутся модели уголков, и по ним будут строить их по всей стране правоверных. Так создалось то, чего не хотел учитель. Теперь нет никакого выхода, нельзя выйти, не разрушив угол. Установился центр, возле которого наступило статическое вращение. Так сочетается новая религия Ленинизма с коммунизмом, образ и действительность, дух и материя. Если это так, то неужели смерть Ленина стала синтезом коммунизма, а коммунизм как скорлупа яйца отпала, но из яйца вышла материя, а здесь синтез, т. е. дух парящий, который вышел, как сказано, в высь, ибо снизу парить нельзя – куда точно неизвестно, и парит там над миром.

19

Если придет мысль сжечь останки Ленина в крематории, то и в этом нет спасения, ибо дело все в Нем, в Его парящем духе над миром (т. е. земным шаром), дух не сожжешь. К материализму больше не вернуться, ибо дух Его не станет телом, дух Его не примет свою материю больше, дальнейшая Его жизнь будет проходить в духе (как и все большие люди находят себе вечный покой в небесной голубятне духа). Сожжение только пополнит аналогию воскресшего Христа, который вошел в огонь пекла (крематорий), освободил оттуда праведных и собирается во втором пришествии судить преступивших его учение.

20

Во втором пришествии можно видеть его в лице Ленина, который пришел совершить наказание над неисполнившими приказания Христа и спасти праведников, посадив их рядом с собой. Христос учил: отдай ближнему одежду, если у тебя есть вторая; люби его как самого себя. Но ближнему своему, пролетариату, имеющий десятки одежд не дал ни одной. Тогда был послан Ленин и покарал их, разрушил храмы и банки и роздал пролетариату все. Теперь все дело в том, чтобы спасти пролетариату то, что было дано им.

21

Если сейчас возникнет мысль предать огню тело Ленина, то это будет только второй факт, когда Христос после смерти вошел в огонь пекла вывести оттуда пролетария. Что же это значит? Полагаю, что подобный факт указывает, что пекло, огонь есть материализм, из ада которого должно все освободиться и перейти в дух к Богу, образу; сжигание сейчас послужило бы этому толкованию.

22

Ленин стал в образе, Ленин – Он, а образ не сожжешь, больше Он не сжигаем, в нем нет материала для огня. Крематорий – ад пекла, который не сжег Христа, ибо Христос оставил тело в гробу (техническое соображение), также и Ленина не сожжет огонь крематория, ибо дело не в теле, а в духе, в который он обратился [по Преображенскому], крематорий может сжечь тело, но не Его. Он стал тем, чем другой не может стать. Простой смертный заканчивает свою жизнь вместе с разложением тела. Сжечь огонь может только простого смертного, в нем нет того духа, который может парить над телом; они безымянны, поминаются при случае массою, а Ленин бессмертный. Все остальные погребены в братских могилах, и мы только знаем, что здесь могилы павших за нас. Кто они такие – неизвестно; известно, что они жертвы революции. Это чистые беспредметники, не поддающиеся образу и кисти художника, их можно только создать по образу и подобию оставшихся на поверхности земли.

23

Художники ИЗО протестуют против беспредметности, абстрактной бессодержательности, а это и есть то, в чем можно освободиться от всех содержаний – содержание вообще подозрительная вещь. Восстают капиталисты против коммунизма, потому что исчезает последний оплот, последняя база, основа для существования, наступает для них абстракция, беспредметность, их деятельность не имеет основы предмета, из чего и на чем можно развивать новые явления; у одних капитал, у других предмет. Протестуют и коммунисты против беспредметности, ибо им существовать без предмета, как капиталисту без капитала, нельзя. Для них исчезает в беспредметном средство отображения быта и портрета, агитация через предмет, агитация через капитал в другом случае. Беспредметное непонятно. Искусство новое вызвало бурю негодования у общества дореволюционного и послереволюционного тем, что оно беспредметно, абстрактно, что лицо, быт, жизнь предметников – как капитализма, так и коммунизма – не стали отображаться, а наоборот, разображаться. У сознания общества отнималась главная опора – что видеть, что осознавать; нечего было осознавать, раз предмет или портрет предмета исчезал, вместо него какие-то комбинации, «не говорящие ни душе, ни разуму». Когда пришлось поставить памятники выдающимся людям, вполне конкретно выразившимся, то новое искусство вместо изображения разъизобразило лик, превратило в беспредметность, абстракцию. Это его прямая функция и была. Функция может быть материалистическая, материя не имеет предмета-портрета, конкретного завершения, если она текучая, динамичная. Какая она? С глазами, носом, без ног или множество у нее ног – она везде, ибо все везде, но какая же она – это никому не известно (многоликость). Из материи можем сделать материал, а из материала что угодно – и нос, и глаза, и машину, написать живописные портреты и сделать Богов, божков. Ее подлинного портрета так и не имеем, мы можем создать образ наших вымыслов, обращать неизвестное в известное. Многие художники напишут портреты Ленина на смертном одре – будет ли это конкретное изображение? Такое отображение не будет верным, ибо Ленин бессмертный, т. е. живой дух Его парит над миром, а сущность его не в гробе, а в деле. Отсюда всякое изображение посмертное будет ложным, ибо не в носе и двух глазах сущность портрета, а в его динамическом духе; как и траурные дни будут не чем другим, как ложной тревогой, и какое мне дело до неживого, когда живое моя основа? Ленин умер, наступила рассеянность <растерянность?> учеников: сначала не знали, жив ли или умер, что сказать народу. Аналогия с учениками Христа, которые сняли распятого и положили в склеп, позабыв, что Христос жив, что и подтвердилось на третий день – воскресением, и о чем они объявили народу, что если его и нет, то вера его жива с нами на земле.

24

Ученики Ленина должны встретить это иначе, вне всяких предрассудков о смерти, даже и жизни, ведь это два порождения старого смотрения на природу. В материализме не должно быть этого, но это есть; в этом его отличие от беспредметности. Ленин умер, и жизнь остановилась на пять минут, как затмение Солнца во время смерти Христа остановило жизнь. Это попытка величественного статического состояния полного покоя, элемент беспредметного.

Мы имеем небольшие минуты этих реальных признаков беспредметности, которые можем себе позволить только на пять минут. Это – пять минут нормальной жизни, после трудового припадка предметника. Материя должна застыть, обратиться в покой, и если ее нельзя остановить совсем, то хотя бы для глаза, для видимости на пять минут – остановить; жизнь остановилась кто-то скажет: игра в «мистику», не материализм; но последнее – лишь совпадение материального хода с другим ходом, ставшим религией, а во втором умышленная попытка остановить все, умертвить, ибо дух вышел, беснующийся дух изгнан, и ненужность всего движения стала очевидной. Придя в себя, ученики сказали: Ленин жив, смерть побеждена. Неизбежно отсюда должно получиться торжество, но его не было – не было воскресения как факта победы над смертью, ибо фактически жизнь остановилась не на пять минут, а до тех пор, пока будет Ленинизм как религия; иначе быть не может, потому что если жизнь движется, то, очевидно, окажутся новые обстоятельства, которые ей надо преодолеть, а если новые, то очевидно будет и то, что они появятся после Ленинизма, победа их значит – отход от Ленина; если же все предвидено, как Богом творение мира и весь его ход вращения, то и в этом случае жизнь в Боге прекратилась, все закончено, не закончена она еще в праведных, ибо она должна механически пройти уже предначертанный путь и соединиться в покое. Торжества нет еще, оно не является еще, потому что произошла та же заминка и неуверенность – жив ли он или действительно умер. В силу этой заминки был похоронен Христос учениками, в силу же этой заминки похоронен и Ленин, но впоследствии было обнародовано, что Ленин умер, но дело его живо, и нужно ждать торжества. Здесь трудность определения границы жизни и смерти, здесь же трудность для художника изобразить его портрет; но последнее должно отпасть, изображать нужно дела его – они живы, а он мертв. Но получается обратное, неизвестна граница жизни и смерти, что считать Лениным, тело ли его или его учение, дух или материю? – И тут окажется, что художник бессилен нарисовать портрет Ленина, теперь ему нужно изображать не электрофикацию как дела, а дух электрофикации, как раньше изображали душу. Но это может сделать рабочий, ибо он – Ленинист, он – Ленинское дело, он сам собой изображает Ленина, коммунизм же как таковой – ненужная скорлупа, из которой вышел синтез – Ленинизм. Пролетарий – это еще не вошедший в Ленинизм рабочий. Ленинизм это то, во что нужно войти пролетариату, чтобы создать в мире мир, единое стадо и единого пастыря, парящего в виде духа над миром. Из всего сделанного вытекает последнее.

25

Торжество должно быть; кто же из Ленинцев не торжествовал бы, если бы узнал, что Ленин жив? А ведь и фактически было заявлено учениками, что он жив, а впоследствии в книге «О Нем» сказано: «Дух его будет парить над миром».

Однако нет торжества. Почему? Не верят. Не пришел третий день. Так верьте же, что Он жив, и торжествуйте, ибо дух Его будет парить над миром. Он жив потому, что – Он. Может умереть маленькое «он», но он преобразился в большое «Он» и парит над малыми – над «они».

26

Итак, Ленинисты находятся в трауре. Нужно ли его снять или вечно быть в трауре? Как можно снять траур, если умерший продолжает быть мертвым? Великий учитель лежит бездыханный. Снять траур можно лишь тогда, когда память исчезнет о нем, когда время изгладило и забыло его. Его нет во мне и вне меня, тогда траур отпадает сам собой, но кто же скажет из учеников, что через год учитель будет забыт? Этого не скажет никто из его учеников. Как можно забыть такого учителя, который является мировым. Дело его будет идти дальше и дальше, пока не охватит шар земной. Снят траур может быть тогда, когда учитель оживет, и это случилось по свидетельству его учеников, которые заявили; «Он жив, да здравствует Ленин». Так заявили ученики Христа народу, что распятый воскрес в третий день погребения. Это было торжество над трауром. Это была динамическая победа над смертью, это не был праздник. Нужно ждать нового торжества, ибо Ленин жив. Воскресением мы можем снять траур и побеждаем смерть. «Смертью смерть поправ и мертвым живот даровав.» Так сняли траур ученики Христа, так и сегодня, через 1924 года, ученики побеждают новый траур бессмертием Ленина, преображением его в духе и живом деле. Кто-то из них сказал: «Умер Ленин для мертвых, но жив для живых». А в писании о нем уже сказано, что дух его парит над миром.

27

И так разрешаются все проблемы быта, быта нового пролетарского, а вернее, быта Ленинистов. Как в первом случае быт состоял из трех начал – религии, искусства и материальных благ, – так и сейчас он составлен из трех элементов – экономического, обряда как культа и внешнего вида одежды и вещей. Обязательным условием становится каждому Ленинисту в углу своей комнаты иметь портрет Ленина, но это уже не портрет, как только Он – образ, существующий в сердце Лениниста. Но можно сказать: не стройте портрета (храма), ибо образ его в сердце вашем. Отсюда изобразительное искусство, может быть и не быть, вновь найдет свое применение, создаст новых Рафаэлей, которые распишут уголки Ленина и обратят их в храмы, а античный треугольник готов вместить в себя новое содержание. Развитие такового пути приведет к новой религии, церковь которой будет увешана изображением новой истории и амулетами – движение и страдание павших за него. Другие выведены из тьмы религиозной в новый свет материализма, к свету, может быть, яркому, но все же религиозному.

28

«И будет едино стадо и един пастырь», – сказал Христос, но прошло 1916 лет, и не было ни единого стада, ни единого пастыря. Было множество пастухов и стад, и междоусобия между ними. Есть только вражда из-за Христа. Христиане не только победили мир единством, но умножили рознь. Духовное учение распалось на множество враждебных сект. Учение о едином стаде и едином пасторе <так!> вытекало из духовного учения Христа. Возможно, что осуществление сказанного можно осуществить в религиозном подходе, но признаки осуществления пока единого стада я заметил в чисто материалистической идее коммунизма. Это такое учение, которое заставило отказаться людей от разных верований и принять новое учение, верование – коммунизм. Все стали коммунистами – магометанин, лютеранин, католик, православный и капиталист образовали единое стадо.

Таким порядком, коммунизм – это то, во что должны войти все религии, чтобы отказаться от них и образовать то «и будет», сказанное Христом, непонятное раньше. Смерть Ленина опередила сознание учеников, как сумму религиозных некогда людей. Образованное смертью расстояние между Лениным и учениками невольно заполнилось религиозными признаками. Но, может быть, так и нужно, ибо нужно: «И будет едино стадо и единый пастырь».

Раздел II

1

Куб вечности, вечная слава, бессмертие, смерть, ад, пекло, символизм, закон, учитель, ученики, идея, образ – все это вымысел над бессмыслием того, что мы называем материей или мыслом. Материя может оказаться тоже вымыслом из мысла, и тогда мир как природа явлений – не что другое, как вымысел; но если мир как материя не вымысел, а материя, то тогда нет ни куба вечности, ни самой вечности, ни вечной славы, ни бессмертия, ни смерти. Что можно назвать смертным или бессмертным, – славным или бесславным в материи? – Ничего.

Материя беспредметна, безотносительна, вне символики, вне религии, культа, обряда, искусства, художества, науки, сознания. Все это есть надмирные вымыслы, которым суждено возвышаться над миром, и они нарушают его покой, разделившись на два начала: дух и материю, определив сразу ось своих соприкосновений. Начало духа и материи – два различия стали во враждебном состоянии, и началось творение различий из духа и материи, начался вымысел. Но что такое дух, из каких начал или элементов он состоит, – неизвестно, тоже и материя – это продукт мысли, а материал из нее тем более. Если бы дух был материален, тогда нечего было бы материи разделяться. Очевидно тогда, что дух – нечто, что не подлежит власти материи; это не сила радио, электричества, дух владеет и радио и воздвигает электричество в организованную силу, дух властвует над ней, имея во главе идею, без чего, оказывается, и дух бессилен, ибо идея есть то, во что дух организует самое бессильное начало материи, – отсюда зависит то или другое поведение человека от идеи и духа надматериальных сил, и по этому поведению определяем, какая идея движет человеком и какой дух проводит идею, добрый, злой. Бывает дух военный, дух революционный, дух материалистический, дух капитализма, социализма, – без духа ничто не может ни подняться, ни действовать, дух – виновник всех причин. Во всех этих учениях есть дух и душа, которые и носятся над материальным миром; так, ни одно учение не может действовать без духа и души, такова техника учения. Мир наполнен духами, и потому в мире шум, надо его изгнать, раньше изгоняли и теперь. Дух есть двигатель, а движимое – идея, а обращаемое – материя. Но что же такое дух, чем он двигает, какими физическими единицами он подымает материальный мир? Это неизвестно, все духи от всех учений парят; небо – техническая, духовная голубятня. Все обстоятельства имеют связь материалистических воздействий, которые могут действовать взаимно, но если дух есть высшее то, что парит, – то очевидно, что материальные воздействия зависят от него. Если случилась война, то, очевидно, случились такие материальные обстоятельства, которые заставили другую часть материального обстоятельства или общества принять то или другое поведение, а чтобы случилась победа, то для этого нужно поднять не технику, а дух поднять, «военный дух».

Я видел много людей, которые приходили в неистовство, когда я брал в зубы полотно. Но в этом случае это происходило бессознательно, нервные рефлексы вне духа, это судороги тела, необъяснимое раздражение. Я мог их преследовать, они убегали, их поведение изменялось; то же случалось, когда я брал на зубную щетку порошок в сухом виде. Что же руководило их поведением, не дух же, а только физический факт, не приемлемый для нервной возбудительности организма. Одно обстоятельство, один вид или поведение явления искажает другое явление, вызывает разное поведение другого, и только; однако есть новые категории. Символизм, вечный, смертный, бессмертный, славный, бесславный, дух, душа – это образы, результаты искажений, новая категория предметов, выведенных из материальных явлений, которые царствуют, парят над материальным миром. Это царствующая галлюцинация представления, это категория надматериальных предметов, которые и разделяются на символические, художественные, поэтические, религиозные и материальные, практические. Отсюда всякая материальная вещь как предмет равна всем остальным предметам, предмет или лицо есть только отражение в пластинке материи. Предметы – явления представляемых идей, которые человек хочет обратить в действительность, но материя сильна в борьбе с духом, и потому ему и ей остается одна дорога, ему – парение, а ей – вращение.

Итак, материальный строй коммунизма не мог удержаться на чистом материальном строе, и у него материя разбилась на два начала: коммунизма (материи) и Ленинизма (духа).

2

Куб как символ вечности, стул как предмет сидения, икона как предмет религиозный – имеют способность перехождения из одного представления в область другую. Материальные вещи зависят от идеи и духа. Венера как предмет культа перешла в художественный предмет, как и икона – вторая стадия религиозного реализма – перешла в предмет художественный, и обратно. Материи остается на своем месте, она не переходит ни в одно из представлений, она не знает никаких обстоятельств, в представлениях бывают только вещи, которые считаются материальными, на самом деле они ничего общего с материей не имеют, они вещи, а не материя, забота не о теле, а о благе. Нужно ли материи благо? Нет. (А может быть, и нужно, я есть хочу, материя есть хочет и хочет хорошего куска мяса, из нее же приготовленного.) Отсюда видим, что предмет ускользает, его нельзя установить в статике и невозможно его ограничить, увековечить, сделать вечным. Это, возможно, происходит от того, что кристаллы материи меняют свой угол и идея искажается, форма изменяется, а потому то, что казалось прямым, кажется кривым, зеркальное отражение – разное отражение одной сущности. Венера, как и икона, перейдя в музей, исчезает как предмет для религиозного культа, она попала в новый угол смотрения, делаясь предметом художественного представления, но ничуть не становясь материальной, ибо цель художества и религии – одна. Ее предметность целиком зависит то от того, то от другого вымысла, поведения. Художественным предметом она может быть до тех пор, пока вымысел не найдет новый образ.

3

Точка зрения на то, что смерть Ленина не есть смерть, что он жив и вечен, символизируется в новом предмете, имеющем вид куба. Куб уже не геометрическое тело. Этим новым предметом мы пытаемся изобразить вечность, создать такое обстоятельство, которым бы утвердилась вечная жизнь Ленина, победившая смерть. Это новый путь символических предметов материалистического сознания. Куб, серп, молот, знамя, портреты, бюсты – это продукты символического порядка, а материя не символична, а физична, а первое – только символы ее физичности, указывающие, что она может быть сложена и в крестообразную форму, и в серпообразную.

4

Вечность Ленина должна сопровождаться символическими предметами, а если все то, что будет делаться – скажем, проведение электрификации, – то все же при создавшихся положениях и электрификация будет символом его, что и доказывается, что нет действительности, как только символ ее. Все проявления с этими предметами создадут обряд над новым явлением. Родилось явление, возникает вопрос, как с ним поступить, куда его приобщить. Конечно, к Христу, к Магомету, к Будде, к Ленинизму. Какое дать ему имя? Конечно, Ленинское, ибо все в Ленинизме, и мы сейчас приобщаемся к символу и даем ему имя его. Каждое имя символизировано, а календарь имен всегда символичен, хотя надо иметь беспредметный календарь. Появилось новое имя – Октябрина (хотя Октябрь должен был бы быть переименован в месяц Ленина, ибо при чем тут время года), символизирующее действительный Октябрь, или Нинель – боязнь прямо назвать «Ленин», чтобы не было похоже на действительность, – а, может быть, теперь и не достоин быть [октябрь] назван его именем. Дальше возникнут целые сонмы имен в материалистическом воззрении, вернее, в Ленинизме, и они покроют действительность символами, возникнут новые святые как символические духи, пострадавшие некогда в действительности. Плач и страдание материи тела – алогизм не тела, а страдающего духа. Когда победило христианство, появились те же символы, которые покрыли действительность христианской жизнью. Имена язычников как символы перешли в христианские имена и стали теми же символами обновленной религиозной идеи.

Так и сегодня, когда победил коммунизм, вернее, Ленинизм, то коммунисты, будучи не в состоянии найти новые имена, обращаются к тем же символам, но теперь обращено на это внимание: новый календарь есть, святцы готовы. Отсюда устанавливается обрядность дачи имени младенцу. Крестят его серпом и молотом, это новый символ трудового мозолистого пути, заменяющего крестовый, тернистый. Обрядность не замедлит появиться, тогда мы должны будем выйти к формам нового религиозного обряда, символизирующего весь путь Ленинистов. Отсюда видно, что установление материалистического предмета невозможно вне религии. Последним будет завершен быт, который должен соединиться с художественным реализмом, отражающим его. Таким образом, и второй случай будет утверждением предыдущего быта, где культ и художество будут оформлять всякое его проявление.

Итак, многие признаки указывают, что коммунизм, материализм, не смог держаться на линии чистых материальных строительств, но пошел в другие стороны художественного и религиозного культа устройства быта статического, фетиша, амулета.

5

Художник оформляет жизнь. Сейчас такая формулировка невозможна – материалистическая жизнь не образ, жизнь есть отношение, как плюс и минус, собирание единиц или выпадение их – но не оформление эстетическое. Раньше это отношение выражалось между религиозной, экономическо-материальной и художественно-эстетической формой. Это три формы, из которых построен был быт.

Каждая из этих форм не оформляется друг другом, ибо они представляет собой три разные формы с одной целью. Эти формы не только не дружественны между собой, но – враждебны. Достаточно перенести предмет религиозный на другой путь, как он потеряет свою предыдущую ценность. Икона, оформленная художником, уже не религиозная ценность, на нее уже совершено посягательство, художник завоевывает ее; наложив свои печати, он рассчитывает получить ее: рано или поздно предмет попадает в его власть – музей художественных собраний.

Итак, в действительности печать художника настолько сильна (как вообще призрак), что никакая революция не в силах уничтожить самую контр-революционную картину. Печать художника обеспечивает все. Икона контр-революционна научному материализму, но благодаря печати на ней художника она сохраняется строже, нежели глаз материалиста. Так некогда посягнул художник на всю деятельность религиозную и наложил свои печати на все религиозное производство; и что же – религия будет уничтожена, но вещи с его печатью – никогда.

Сейчас, когда пишу эти строки, сила художника переходит в другую область – в область производства, переходит на фабрику, завод, гражданские сооружения. Художник в этой области начинает ставить свои печати и на эту область техники влияет и подчиняет ее себе. Эта последняя область гражданской деятельности должна быть подчинена ему. Он как «великий дух» всюду появляется и превращает предметы материальные в образы художественные. Отсюда ясно и то, что фабрика представляет собой материалистическую явь, которую один художник превращает в образ; и вещь, на которую наложил свою печать, становится образом и переходит в ту область, которая не подлежит власти иной, но только художника. Там бессильны химики и все вместе взятые лбы ученых. В эту область не проникнуть материи, в материи отражен образ, она только зеркало. Поэтому же художник самым свирепым порядком протестует против науки, ибо все же видит в ней недюжинную силу, которая стремится построить жизнь вне художества и вне образа, просто показать как и почему, и только. Ненавистен ему и ум, разум, ибо полагает, что вся деятельность вне этого в необъяснимом духе. Исторгает художник свой образ в другую область, достижимую только ему. Эта область – необъяснимая тайна, которую и сам он изъяснить не может, ибо он, как и тайна, вне ума и разума.