Текст книги "Брызги шампанского"

Хантер Келли
Брызги шампанского

Глава 1

Стоя перед старинной деревянной дверью, ведущей в помещения для слуг замка Кавернес, Габриель Александер бормотала себе под нос:

– Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Она помнила, какова эта дверь на ощупь, помнила резкий глухой звук, который издавал латунный молоток, ударяя по дереву. В последний раз Габриель открывала эту дверь, когда ей было шестнадцать, но до сих пор не забыла, как тяжело становилось у нее на сердце при мысли о том, что скоро ей придется распрощаться со всем тем, что она знала и любила. Она умоляла свою мать позволить ей остаться, спорила, убеждала, а потом расплакалась. Но люди, которых любила она, ее не любили. Жозе Александер, женщина холодная и непреклонная, отправила дочь в Австралию.

Из-за какого-то поцелуя.

– Из-за какого-то паршивого поцелуя, – вздохнула Габриель, по-прежнему стоя у двери и собираясь с духом.

С той поры прошло семь лет. Габи многое узнала о поцелуях – сладостно-страстных, горячих, влажных, жадных и прочих. В общем, тот давний поцелуй был так себе. На троечку. По десятибалльной шкале.

«Вот только врать себе не надо», – заявил внутренний голос, который она всегда с большим трудом заставляла молчать.

– Поцелуй был так себе, – упрямо повторила она. – Абсолютно ничего не значащий поцелуй.

«Ну да, конечно. Абсолютно ничего не значащий поцелуй».

– Ну и пристрели меня тогда, – яростным шепотом велела Габриель своему внутреннему голосу. – Просто мы с тобой по-разному смотрим на вещи. – Она решительно взялась за дверной молоток. – И вообще, дело было сто лет назад. Его давным-давно следовало выкинуть из головы.

Легко сказать, да не просто сделать. По крайней мере, не здесь, в замке Кавернес, где летний воздух пропитан ароматами виноградников, а теплые солнечные лучи ласкают плечи. И не сейчас, поскольку сердце готово разорваться от нежности к этому идиллическому уголку Шампани, который Габи считала своим домом. Она целых семь лет она провела вдали от него.

Все из-за того поцелуя.

Схватившись за латунный молоток, девушка с силой стукнула им по двери. Раздавшийся «бум» совсем не напоминал тот страшный звук, от которого у нее в детстве леденела кровь, а волосы чуть ли не вставали дыбом. Габриель попробовала еще раз. «Бум-бум-бум!»

Но дверь оставалась закрытой. Никаких шагов слышно не было.

Жозе больна пневмонией. Симона Дювалье, подруга Габи по детским играм, а сейчас хозяйка замка, сообщила об этом по телефону. Что, если Жозе так плохо, что она не может подняться с постели? Что, если, идя к двери, она потеряла сознание и теперь лежит на полу?

Габи открыла сумочку и вытащила ключ – гладкий холодный металл отталкивал и притягивал к себе одновременно. У нее нет прав пользоваться им. Внутренний голос взывал к осторожности, однако девушка вновь не прислушалась к нему.

«Безрассудная идиотка, – не раз и не два корила ее мать. – Упрямая дуреха».

Ключ повернулся легко, без усилий. Раздался легкий щелчок. Габриель слегка толкнула дверь, которая тут же без скрипа отворилась.

– Мама! – позвала Габи, с трепетом входя в темный холл.

Краем глаза она заметила огонек. Замирая от страха и паники, девушка перевела взгляд на широкую панель с мигающими красными лампочками. Очень похоже на систему новейшей сигнализации. «А ведь я предупреждал», – с грустью констатировал внутренний голос.

– Мама!

И тут началась форменная какофония. Сигнализация ожила. Оглушительное завывание сирены было слышно на многие мили вокруг. Габриель бросилась к панели, подняла крышку и в смятении уставилась на клавиатуру, на которой были как буквы, так и цифры. Она набрала дату своего рождения. Разрывающий барабанные перепонки вой продолжался. Затем Габи попробовала имя брата – Рафаэль – и дату его рождения, но Жозе никогда не была сентиментальной. Затем последовали год основания замка Кавернес, название и год выпуска наиболее успешной марки шампанского, количество старых лип, растущих вдоль подъездной дорожки. Сигнализация не умолкала. Отчаявшись, Габриель стала нажимать все подряд, чертыхаясь сразу на нескольких языках.

– Приятно, что ты не забыла языки, – произнес бархатный голос совсем рядом, и Габриель закрыла глаза, стараясь унять участившееся вдруг сердцебиение.

Она узнала этот голос, этот глубокий, ласкающий слух тембр. Голос, тут же воскресивший ее потаенные мысли и фантазии. Он преследовал Габриель во сне все эти годы.

– А, Люк, привет! – как можно небрежнее произнесла Габриель.

Она медленно повернулась к нему. Он выглядел так, как и положено главе древнего, процветающего и уважаемого рода – безукоризненные серые брюки и безупречная белая рубашка.

Габриель могла бы простоять, рассматривая Люсьена Дювалье, еще долго, но обстоятельства, а главное, ее барабанные перепонки, взывающие о милосердии, требовали немедленных действий.

– Сколько лет, сколько зим! Как ты думаешь, тебе по силам заставить эту штуку заткнуться?

Люк подошел к панели. Его длинные гибкие пальцы быстро набрали нужную комбинацию. Сигнализация тут же умолкла. Наступила благословенная тишина.

– Спасибо, – поблагодарила Габи.

– Не за что. – Четко очерченные губы Люка сжались. – Чем обязан, Габриель?

– Я когда-то жила здесь, если ты не забыл.

– Семь лет назад.

– Верно.

Теперь, когда отвратительный вой больше не действовал на нервы, все внимание Габриель сосредоточилось на стоящем перед ней высоком, темноволосом, темноглазом мужчине. Девушка старалась справиться с охватившим ее волнением, но тщетно. Она не могла оставаться равнодушной к нему семь лет назад, не могла и сейчас. Уже с юности в нем чувствовалась все возрастающая сила и несомненная сексуальность. День – так называли слуги светловолосого, с дерзкими синими глазами приятеля Люка, Рафаэля, а вот сыну владельца замка они присвоили прозвище Ночь.

– Извини, что так получилось с сигнализацией, – смущенно пробормотала Габи. – Мне сначала нужно было подумать и только потом воспользоваться ключом.

Люк не ответил. Но в этом не было ничего удивительного – он и раньше никогда не поддерживал пустой разговор. Однако обсуждать другие темы она в эту минуту была не в силах. Сделав глубокий вдох, девушка попыталась снова:

– Ты хорошо выглядишь, Люсьен.

Люк по-прежнему молчал. Тогда Габриель посмотрела на стены замка, гармонично вписывающиеся в пейзаж:

– Кавернес также неплохо выглядит. Значит, он в хороших руках. Я слышала о смерти твоего отца. – Конечно, следовало бы выразить сожаление по поводу кончины старика Дювалье, но это было бы откровенной ложью. – Подозреваю, теперь ты полновластный хозяин замка, – добавила она с вызовом, глядя прямо в горящие темные глаза. – Стоит преклонить пред тобой колена?

– А ты изменилась, – неожиданно и довольно резко заявил Люк. – Стала увереннее.

– Благодарю.

– И похорошела.

– Еще раз спасибо.

Если Люк собирается провести инвентаризацию произошедших в ней перемен, она укажет ему главные. Прежде всего, она уже не нескладная шестнадцатилетняя девчонка, только-только начавшая превращаться в женщину. Ну и разумеется, Люк больше не является центром, вокруг которого вращалась когда-то вся ее жизнь.

– Даже не верится, – небрежно бросила Габи. – Мы ведь вместе играли, а теперь здороваемся, словно чужие. Позволь, я тебя поцелую. – Она придвинулась ближе и прикоснулась губами к его левой щеке. Ее тут же обволок исходящий от Люка легкий сосновый аромат. – Теперь правую, – продолжила она приветственный ритуал, не обращая внимания но то, что Люк уподобился каменному изваянию. На правой щеке Габриель позволила себе задержаться чуть дольше.

– И на этом все, – хрипло произнес Люк. Его пальцы ухватили ее за подбородок, а затем опустились на шею. – Ради твоего же блага.

Это было предупреждение, которое не стоило игнорировать. Габриель тут же вняла ему. Она закрыла глаза. Семь лет ничего не изменили – ее тело по-прежнему помнит его прикосновения и жаждет их. Впрочем, сейчас она стала старше и мудрее. Больше она не позволит себе потерять голову из-за главы Империи шампанских вин Дювалье.

– Ты женат, Люк?

– Нет.

– Дал обет воздержания?

– Нет.

– Ты уверен? – Габриель дотянулась губами до мочки его уха. – Тогда я не понимаю, почему ты так напряжен. Я всего лишь приветствую старого друга. Вполне невинно.

Давление пальцев на ее шею усилилось.

– Ты не невинна.

– Неужели это так заметно? – Девушка покачала головой. – Впрочем, ты всегда отличался наблюдательностью. – Она отступила на шаг и одарила Люка беспечной улыбкой. – И кто сказал, что поцелуев обязательно должно быть три? Обойдемся двумя, согласен?

– Габриель, что ты здесь делаешь?

Да, похоже, она – нежеланный гость в Кавернесе.

– Звонила Симона и сообщила, что моя мать больна. Она сказала… – Габриель помедлила. – Она сказала, что Жозе звала своих ангелов.

Кого на самом деле звала Жозе Александер, экономка Кавернеса, – своих детей, названных в честь ангелов, или кого-то другого, – оставалось только догадываться. В любом случае Рафаэль считал поездку сестры через полмира ошибкой, полагая, что это всего лишь бред, вызванный температурой. Но даже если Раф прав и Жозе откажется ее увидеть, Габриель не могла не приехать.

– Вот я и здесь, – закончила она, пожимая плечами.

– Жозе знает о твоем приезде? – обманчиво мягким тоном поинтересовался Люк.

Габриель тут же занервничала:

– Я… Нет.

Взгляд Люка стал непроницаемым, но Габриель на миг показалось, что в глубине его глаз промелькнуло что-то похожее на сочувствие.

– Ты всегда действовала чересчур импульсивно, причем во вред себе, – негромко заметил он. – Насколько я понимаю, Раф отказался сопровождать тебя.

– Он занят! – защищая брата, воскликнула она. – Уверена, у тебя тоже есть дела. Скажи, где я могу найти мать?

– Идем, – отрывисто бросил Люк и повернулся. – Жозе поместили в одной из комнат западного крыла. При ней постоянно находится медбрат – врач велел не оставлять ее без присмотра.

Габриель закрыла дверь, сунула ключ в сумочку и поспешила за Люком.

– Она настолько плоха?

– К сожалению. Дважды мы думали, что потеряли ее.

Девушка помолчала, но затем все же спросила:

– Как ты думаешь, она захочет меня увидеть?

Лицо Люка приобрело жесткое выражение.

– Не знаю. Тебе следовало сначала позвонить, а не мчаться сюда сломя голову.

Опасения Габриель усилились, когда они вошли в западное крыло замка. Жозе Александер никак не проявляла свою любовь к детям, если вообще испытывала ее, зато критиковала она их по поводу и без повода. Детство Габи провела в тщетных попытках хоть как-то заслужить мамину похвалу, но так этого и не добилась. Несмотря на семь лет, в течение которых она почти не поддерживала контакт с матерью, детское желание угодить ей снова дало о себе знать. Неужели Жозе откажется ее увидеть? Что, если в бреду она не звала своих детей?

Медбрат, седовласый мужчина лет за пятьдесят, встретил их в гостиной. Люк представил его как Ханса.

– Самая упрямая больная, за которой мне приходится ухаживать, – с улыбкой сказал он Габи. – Она недавно приняла лекарство, но у вас есть еще минут пять, пока она не начнет клевать носом, заявляя при этом, что спать не хочет. – Ханс снова улыбнулся и указал рукой на закрытую дверь.

– Спасибо, – поблагодарила его Габриель, чувствуя, как на нее накатывают волны страха. Но не отступать же в последнюю минуту, хотя ее брат и Люк, скорее всего, правы!

– Мне зайти с тобой? – негромко спросил Люк.

– Нет, – тут же возразила она. Не хватало только, чтобы он стал свидетелем ее унижения! С другой стороны, возможно, именно его присутствие заставит мать держаться хотя бы в рамках приличий. – Да.

– Так нет или да? – уточнил он с легкой усмешкой.

Их взгляды встретились, и первой отвела глаза Габриель:

– Да.

– Не больше чем на пару минут, – предупредил их Ханс.

– Спасибо.

Собравшись с духом, Габи открыла дверь и вошла. В комнате было тепло. И полутемно, так как солнечным лучам приходилось пробиваться через плотные занавеси. Большую часть комнаты занимала кровать. Она была так велика, что лежащая в ней женщина казалась совсем маленькой.

Семь лет назад волосы Жозе Александер были черны как вороново крыло и ниспадали почти до талии. Сейчас волосы были коротко подстрижены, и в них появились седые пряди, но она по-прежнему была самой красивой женщиной из всех, с кем приходилось встречаться Габриель. Глаза Жозе – потрясающие глаза глубокого синего цвета, прежде зорко следившие за всем, – были закрыты. Габриель была довольна этой крошечной передышкой, так как она давала ей время хотя бы немного совладать со своими эмоциями.

– Жозе, – негромко позвал Люк. – Простите, что мы зашли так поздно, но к вам гостья.

Ресницы Жозе дрогнули. Она медленно открыла глаза. Ее взгляд сфокусировался на Люке, затем на застывшей рядом с ним Габи. С ее губ сорвался вздох. Затем она снова закрыла газа и отвернулась от посетителей.

Глаза Габриель защипало от слез, она произнесла чуть срывающимся голосом:

– Привет, мама.

– Тебе не нужно было приезжать, – по-прежнему не глядя на нее, заявила Жозе.

– Ты не первая, кто мне говорит об этом. – Габриель метнула взгляд на Люка. Его лицо было таким же выразительным, как камни, из которых был возведен замок. – Мне сообщили, что ты больна.

– Ничего серьезного.

С этим утверждением можно было поспорить – Жозе казалась очень слабой и хрупкой.

– Я привезла тебе подарок. – Габи вытащила из сумки альбом с фотографиями, который она готовила с болью в сердце. Раф убил бы ее, если бы знал, как много в альбоме его фотографий. Именно поэтому Габриель ничего ему не сказала. – Я подумала, что хотя бы из любопытства ты посмотришь, как мы с Рафом поживали все эти годы. Мы приобрели заброшенный виноградник и вдохнули в него новую жизнь. Думаю, мы неплохо преуспели, главным образом потому, что Раф – блестящий бизнесмен. Ты можешь им гордиться.

Мать продолжала молчать, и поток слов Габи скоро иссяк. Выходит, эти семь лет ничего не изменили в отношении Жозе к сыну. Скорее всего, именно поэтому Раф работал как сумасшедший: он стремился доказать матери, что заслуживает большего, нежели постоянная критика в свой адрес и безразличие.

– Я оставлю альбом на кровати – на случай, если ты вдруг решишь заглянуть в него.

– Мне ничего не нужно, кроме одного: я хочу, чтобы ты ушла.

Вот так разбиваются мечты. Неужели она всерьез рассчитывала на что-то другое?

– Я сняла комнату в деревне и несколько недель проведу здесь. Когда ты почувствуешь себя лучше или захочешь встретиться, позвони. Вот. – Габриель выудила из сумочки визитную карточку. Ответом ей было молчание. Она прикусила губу, надеясь, что физическая боль заставит поутихнуть боль в сердце, но отказ Жозе поговорить с ней задел девушку слишком сильно. Напрасно она приехала. Следовало слушаться Рафа, а не своего глупого сердца. – Ну ладно. Поправляйся. – Габриель сделала шаг назад, но тут перед ее глазами все поплыло. Почти сразу она ощутила уверенную руку Люка на своем локте.

– Тебе следовало отдохнуть после приезда, – заметил он.

Они оба прекрасно понимали, что вовсе не усталость заставила ее покачнуться. Однако Габриель с радостью ухватилась за предложенное им объяснение:

– Да, день выдался тяжелый.

– Подожди меня снаружи, – попросил Люк, провожая ее к двери. – Я сейчас.

Когда дверь за Габриель закрылась, он повернулся к женщине, лежащей на кровати. Жозе Александер была невероятно красива даже сейчас. Уверенной рукой она долгие годы управляла персоналом замка, и всем было известно: одна промашка – и пощады не будет. В такой же строгости она вырастила собственных детей. Воля этой женщины вызывала восхищение. Ее решение отослать Габриель семь лет назад Люк только приветствовал, но ее сегодняшняя реакция поставила его в тупик.

Жозе лежала, не открывая глаз, но Люку это совсем не мешало. Она его слышит, и это главное.

– Отец рассказал мне незадолго до смерти о нашем долге перед вами, и я надеюсь, что выполнил его волю. Я не оставил вас в беде, Жозе, поэтому считаю, что имею право на ответную услугу. Как только у вас появятся силы, вы должны встретиться с вашей дочерью, проделавшей долгий путь, и поговорить с ней. – Он сделал паузу, потом тихо, но четко произнес: – Иначе можете паковать чемоданы.

Жозе кивнула, по ее щекам покатились слезы, но, начав говорить, Люк уже не мог остановиться.

– Вы никогда этого не замечали, верно? Не видели, как сильно они страдают, и упрямо продолжали их отталкивать. – Взгляд Люка остановился на фотоальбоме, и его гнев вспыхнул с новой силой. – Вы не желали замечать, как сильно любят вас ваши дети.

* * *

Люк нагнал Габриель в холле, чувствуя, что не отказался бы от выпивки. Вид девушки убедил его, что и ей выпивка не помешает. Он привел ее в библиотеку, которая одновременно выполняла функции его кабинета.

– Где ты остановилась? – поинтересовался Люк и подошел к бару, чтобы щедро плеснуть себе бренди и вина Габриель.

– В деревне, – ответила она, стараясь взять бокал таким образом, чтобы не коснуться руки Люка. Девушка осушила его одним глотком. – Спасибо. – Тут она заметила этикетку на бутылке, и глаза ее расширились. – Ради бога, Люк! Да ведь этому вину больше сотни лет! Оно слишком дорого даже для тебя. Предупреждать надо. Ведь я его даже как следует не распробовала. – Она сокрушенно покачала головой.

Люк налил ей еще. Специально, чтобы она могла насладиться букетом.

– Где конкретно?

– На старой мельнице.

– Я распоряжусь, чтобы твои вещи доставили сюда. – Люк, выпив бренди, опустил бокал на стол с такой силой, что Габриель невольно вздрогнула. – Ты можешь остаться в замке. Слава богу, комнат у нас предостаточно.

Она покачала головой:

Я не могу. Ты же слышал. – Она горько улыбнулась и, взяв бутылку, налила себе бренди. – Она не хочет меня видеть.

– Если я ничего не путаю, – вкрадчиво произнес Люк, – хозяйкой Кавернеса является не Жозе. Для тебя здесь всегда найдется комната. Нет необходимости жить в деревне. Уверен, Симона обрадуется тебе.

– А ты? – спросила Габи. В серых глазах, устремленных на него, была боль. – Ты тоже рад? Если я ничего не путаю, в свое время ты не мог дождаться, когда избавишься от меня.

– Тебе было всего шестнадцать лет, Габриель. И если ты не понимаешь, почему я настаивал на твоем отъезде, то, похоже, ты не так умна, как я думал. Задержись ты хотя бы на неделю, и я бы взял тебя в твоей постели, в моей или даже по пути в спальню, – грубовато уточнил он. – И ты не возражала бы против такого обращения.

– Ну что ж… тогда я рада, что мы все выяснили. – Габриель отхлебнула глоток бренди и аккуратно поставила бокал на столик. – Подобная откровенность заслуживает ответного признания. Впервые я переспала с парнем в девятнадцать лет. Он был красивый, милый, смешной и работал на ферме. – Слова давались ей с некоторым трудом. – Рядом с ним и сердце билось быстрее, и бурлила кровь. Любая девушка мечтает, чтобы ее первый любовник был таким. Я же была немного разочарована. – Она направилась к двери. Люк словно прирос к месту. – Следующие три недели я проведу на старой мельнице. Если моя мать вдруг надумает увидеться со мной или ее состояние изменится, сообщи мне.

– Почему ты была разочарована? – с трудом выговорил Люк. Возможно, он не имеет права задавать подобный вопрос, но ему необходимо знать.

Габриель ответила не сразу. Повернувшись к нему, она пожала плечами и криво улыбнулась:

– Трудно сказать. Может, просто потому, что это был не ты.

Когда дверь за ней захлопнулась, Люк наконец позволил себе выругаться. Он гордился своим самоконтролем. Только одна женщина с легкостью заставляла его забыть о нем. Когда это едва не произошло в первый раз, последствия оказались плачевными для всех. Жозе билась в истерике, его отец был в ужасе, а Габриель… Невинная, доверчивая Габриель лишилась дома.

Ее первым любовником стал красивый австралийский фермер.

Ярость вспыхнула в нем с такой силой, что Люк схватил бокал и швырнул его в камин. Он разлетелся на мелкие кусочки, но легче от этого Люсьену Дювалье не стало.

Глава 2

Габриель знала об одной своей слабости: находясь в стрессовом состоянии, она разговаривала сама с собой. Не прошло и часа после ее возвращения в Кавернес, как она твердила себе: «Не нужно было ему об этом рассказывать». Гравий подъездной дорожки хрустел под ногами, когда она спешила к взятой напрокат машине – подальше от замка, подальше от его обитателей. Необходимо как можно скорее остаться одной, иначе она совсем расклеится.

До деревни ей удалось доехать без приключений: она не перепутала полосы и не заблудилась, даже ни разу не превысила скорость. Добравшись до старой мельницы, девушка закрылась в комнате и сразу повалилась на кровать, закрыв лицо руками, словно вычеркивая только что состоявшийся разговор с Люсьеном. Затем она повторила вслух:

– Не нужно было ему об этом рассказывать.

Она не видела Люка семь лет. Семь лет, в течение которых он не прислал ни одной весточки. Юная Габи пришла к выводу, что Люк лишь забавлялся и тот поцелуй для него совершенно ничего не значил. Как и дочка экономки.

Ни разу ей в голову не пришла мысль, что Люк защищал ее, оберегая от отношений, к которым она еще не была готова.

И не готова до сих пор, если судить по ее сегодняшней реакции. Нет, конечно, сейчас у нее есть деньги. Она вполне уверена в себе. Но все равно этого явно недостаточно для общения с мужчинами, подобными Люку Дювалье. Его горящие темные глаза заставили Габи забыть об инстинкте самосохранения, который не раз выручал ее.

Сколько потребовалось минут, чтобы она перестала быть самой собой, оказавшись рядом с ним? Две или, может, три?

Габриель застонала и легла на бок, зарывшись головой в подушку и накидывая на себя синее покрывало. Встретившись с Люком, она снова стала впечатлительной шестнадцатилетней девчонкой.

Ну, кто додумается поведать мужчине о своем первом любовном опыте? «Девушка, которая так и не смогла забыть упоение от единственного поцелуя», – ехидно пояснил внутренний голос.

Девушка, которая прекрасно знала, что в замке Кавернес ее никто не ждет.

Ну и кто она после этого? Правильно, самая настоящая дуреха.

Люк встретил сестру в кухне. Она принесла большую картонную коробку со свежими овощами и фруктами.

– Привет, братишка, – весело приветствовала его Симона. – У меня отличные новости. Наконец-то продажи возросли. – Она поставила коробку и сумку на стойку. – У нас выдался удачный квартал.

– Поздравляю, – сказал Люк, но что-то в его голосе заставило Симону повернуться и окинуть его внимательным взглядом.

– Что случилось? – настороженно спросила она.

– У Жозе сегодня была посетительница.

– Кто?

– Габриель.

Лицо Симоны осветила радость. Люк подметил это с кривой улыбкой. Симона и Габи когда-то были почти неразлучны, не обращая внимания на такой пустяк, как лежащая между ними социальная пропасть.

– Габи здесь? В замке? Где?

– Нет, не в замке, в деревне. И прежде чем ты обрушишь на мою голову праведный гнев, ставлю тебя в известность: я предложил ей пожить в замке, но она отказалась. – Люк дал волю эмоциям. – Проклятье, Симона! Почему ты не предупредила меня, что связалась с ней? И почему не предупредила Жозе?

– Я оставила для Габи сообщение на автоответчике о том, что ее мать больна. Это все.

– Но ты предполагала, что она захочет приехать.

– Я думала, она сначала позвонит.

– Как видишь, нет. Габриель решила явиться без звонка.

– И как прошла встреча? – медленно проговорила Симона.

Люк не стал ничего скрывать:

– Жозе едва на нее взглянула.

Последовавший за этим град ругательств не украсил бы ни одну даму.

– А что потом? – потребовала Симона. – Ты хотя бы дал Габриель понять, что, невзирая на это, в Кавернесе ей рады?

– Более или менее.

Симона с возмущением взглянула на брата:

– Как это понимать? Боже мой, Люк! Неужели так сложно вести себя как подобает взрослому мужчине?

– Именно так я себя и вел, – мрачно сообщил Люк.

Симона, направившаяся было к холодильнику, едва не споткнулась, когда до нее дошел смысл этой фразы. Она обернулась к брату и прищурилась.

– Тебя по-прежнему влечет к ней. – Это прозвучало как утверждение.

Люк не стал ничего объяснять. Кое-что его сестре знать вовсе не обязательно. Например, что он едва мог себя контролировать – столь сильным было его желание.

– Габриель нужен друг, Симона. Я готов предложить ей свою дружбу, но боюсь опять все испортить, – признался он. – Или навредить.

Взгляд Симоны смягчился.

– Насколько я помню, ты, наоборот, старался ее уберечь.

– По-моему, ты пристрастна, – заметил Люк.

– Если только самую малость, – улыбнулась девушка.

– Она остановилась на старой мельнице. – Люк испытал облегчение, увидев, что сестра быстро наполняет корзинку едой из холодильника. – Ты собираешься к ней?

– Естественно. Габи должна знать, что здесь рады ее видеть.

* * *

Габриель проснулась от энергичного стука в дверь. Она со стоном села, пригладила растрепавшиеся волосы и взглянула на часы. Восемь вечера, значит, в Австралии сейчас раннее утро. Она проспала около трех часов. Теперь ей точно не удастся уснуть ночью.

– Кто там?

– Это я, Симона, – раздался за дверью еще один голос из прошлого.

Габриель спрыгнула с кровати и поспешила к двери, успев, впрочем, подумать, не многовато ли давних знакомых ей довелось сегодня увидеть: сначала – Люк, затем – Жозе, теперь еще Симона.

За дверью стояла брюнетка в элегантном небесно-голубом костюме. Несколько секунд Габи пыталась совместить образ утонченной красавицы с той девчонкой-сорванцом, которая жила в ее памяти. Опустив взгляд, она заметила в левой руке гостьи бутылку шампанского. У ног Симоны красовалась корзинка, полная деликатесов.

И Габриель поняла: девчонка-сорванец никуда не делась. Она прячется за блестящей внешностью и эксклюзивной одеждой.

– Только посмотрите на нее! Ах ты, соня! – воскликнула Симона, и не успела Габи опомниться, как оказалась в объятиях подруги, вдыхая тонкий аромат духов. – Я ушам своим не поверила, когда Люк сказал, что ты во Франции. Почему ты меня не предупредила? Я бы встретила тебя в аэропорту. – Выразительные карие глаза ее вдруг повлажнели. – Какой же красавицей ты стала! Я не сомневалась, что даже твоя мать с тобой не сравнится, когда ты по-настоящему расцветешь. – Симона помолчала. – Люк рассказал мне о твоей встрече с Жозе. Я готова ее придушить. Она звала тебя. Клянусь, что звала! Я была уверена, что она хочет исправить свои ошибки и наладить с вами контакт, иначе ни за что не позвонила бы тебе. Никогда.

– Не переживай, – утешила ее Габи. – Я не очень-то рассчитывала на теплый прием. Надеялась, конечно, но… Ты, наверное, считаешь, что я сглупила?

– Нет, конечно, – нежно проговорила Симона. – Ты надеялась – я тебя понимаю. – Она подхватила корзинку. – Ладно, как ты смотришь на то, чтобы устроить пикник? Все равно где. Когда ты уехала, я стащила две бутылки самого старого шампанского, спрятала их и на могиле матери поклялась, что мы выпьем в честь твоего возвращения. Одну я сейчас принесла. Долго же тебя не было, – проворчала она. – Почему не приехала раньше?

На губах Габриель появилась улыбка. Первая искренняя улыбка – от осознания, что кто-то рад ее видеть.

– Была слишком занята, налаживая свою жизнь в Австралии. Кстати, а когда ты собираешься открывать вторую бутылку?

– Всему свое время, – уклонилась Симона от прямого ответа. – Так где мы устроим пикник? Здесь или под открытым небом? Или, может, махнем на наше старое место?

Габриель скептически посмотрела на одежду подруги:

– Ты уверена? Не боишься сломать шею, шагая на таких каблуках?

Симона посмотрела на свои туфли и нахмурилась:

– Наверное, ты права. Мне не пройти по той тропинке. Люк сделал все, чтобы скоренько выставить меня из дома, и я не сняла деловой костюм. – Она взглянула на узкую кровать, окинула взглядом маленькую, не очень уютную комнату. – Нет, здесь мне не нравится. Давай завернем в замок, и я переоденусь.

– Извини, но я с тобой не пойду, – поспешно отказалась Габриель. – Я подожду тебя на нашем месте. Кавернеса мне сегодня хватило с избытком.

– Это всего лишь дом, – начала Симона, но, заметив красноречивый взгляд подруги, добавила: – Хорошо, хорошо. Замок. Всего лишь большой замок.

– Нет.

– Мы тихонько зайдем и выйдем оттуда. Нас никто не увидит – как в детстве. – Симона улыбнулась.

– Никто, кроме Люка.

– Давай решим этот вопрос, как полагается взрослым, умным, образованным женщинам, – рассудительно предложила Симона. – Может, ты одолжишь мне что-нибудь из своих вещей?

– Без проблем, – тут же согласилась Габриель и добавила: – Только учти, что наряды я купила в Сингапуре и мне пришлось на них попрыгать, чтобы чемоданы закрылись. Боюсь, сейчас там черт ногу сломит.

– Не пугай меня – просто покажи, что у тебя имеется. – Симона ловко вытащила пробку из бутылки с шампанским, не пролив ни капли драгоценного напитка. – Немного беспорядка – это просто здорово, – продолжила она, поставила бутылку на столик и стала рыться в корзинке. – Мне казалось, что я запихнула сюда пару бокалов. Специальных бокалов для шампанского.

– Пластиковых? – предположила Габриель.

Симона с укоризной взглянула на нее:

– Габи, где ты жила последние семь лет? А-а, вот они. – Она с ловкостью фокусника извлекла бокалы из корзинки и помахала ими. – Польский хрусталь, – объявила девушка с гордостью. – Как видишь, изумительной формы и необыкновенно легкие. Пластиковые бокалы для шампанского! – пробормотала она и передернула плечами, возмущенная подобным кощунством. Наполнив бокалы шампанским, Симона протянула один подруге. – Добро пожаловать домой!

Пикник был устроен на вершине самого высокого холма, окруженного виноградниками.

– Чем собираешься заняться? – осведомилась Симона, когда со скатерти исчезли последние крошки сыра и кусочки нежнейшего паштета. – Люк сказал, что ты собираешься пожить здесь несколько недель.

– Да, – кивнула Габриель. – Скучать мне не придется – мы с Рафом занялись производством вина.

– Вот как? – небрежно бросила Симона. Может, даже чересчур небрежно. – Что за вино?

– В основном каберне совиньон и каберне мерло. И я уверена, что оно заслуживает каждого потраченного на него цента и нашего труда. Мы с Рафом рассчитываем наладить экспорт наших вин в Европу. Так как эти места нам знакомы, то мы рассудили, что лучше всего открыть филиал нашей фирмы здесь.

Симона смотрела куда-то вдаль.

– Рафаэль подумывает о том, чтобы вернуться?

– Нет. Только я.

– Понятно.

– Не расстраивайся так сильно, – заметив огорченное лицо подруги, сказала Габи.

– Я не расстраиваюсь. – Она вздохнула. – Так, спросила из любопытства. И что конкретно ты собираешься подыскивать здесь? Офисы или склады?