Текст книги "Нейробиология здравого смысла. Правила выживания и процветания в мире, полном неопределенностей"

2
Продукт мозга
Различные формы поведения

Мне совсем не нравятся реакции, возникающие у меня при посещении кинотеатра. Хотя я склонна к гиперанализу, кажется, что эти когнитивные системы моментально закрываются, когда я, словно зомби, встаю в очередь за попкорном. Я прекрасно осознаю причины, по которым этот выбор не разумный, – цена на попкорн явно завышена, он слишком соленый, кроме того, от этого продукта, по вкусу напоминающего картон, люди толстеют. Однако, похоже, все это не имеет значения, когда я предвкушаю, как буду сидеть в темноте зрительного зала, погрузившись в происходящее на экране и испытывая богатое по ощущениям гастрономическое удовольствие.

Такой выбор перекуса в кинотеатре – вероятно, самое наивное из принятых решений, которые имеются в моем когнитивно-поведенческом инвентаре. В главе 1 я уже упоминала об ответных реакциях, которые демонстрирует сражающаяся с зеркалом рептилия, так вот мои нейронные сети в кинотеатре тоже действуют рефлекторным, нерефлективным образом. В защиту ящерицы можно сказать, что ее мозг не так сложно устроен, как мозг человека. Мозг рептилии характеризуется строго запечатленными рефлекторными реакциями, которые обычно направлены на поиск еды, пары и защиту территории. Все это прекрасно работает у ящериц, но своему рефлекторному поведению, подобному поведению рептилии, я не нахожу оправдания. Прекрасно осознавая всю порочность своего пристрастия, я продолжаю предаваться ему и наслаждаюсь каждой съеденной крошкой. Но то, что происходит в кинотеатре, должно оставаться в кинотеатре. Вне его стен, в ситуациях, когда я должна принимать сложные решения и учитывать разные результаты, мне необходимо использовать больше мощностей мозга, чтобы сделать правильный выбор.

Как поведенческий невролог я увлекалась поведением во всех его проявлениях еще со времен обучения в Сэмфордском университете в Бирмингеме, штат Алабама. По мере прочтения трудов древнегреческих философов, работ по физиологии, статей и книг поведенческих психологов и неврологов моя увлеченность только росла. Мне хотелось узнать как можно больше о формальном и систематическом анализе поведения в любых его проявлениях. Три десятилетия спустя мой энтузиазм нисколько не угас, и я по-прежнему хочу знать, как именно мозг генерирует свои ежеминутные реакции, хотя прогресс в этой области идет не так быстро, как хотелось бы. В этой главе мы проследим за развитием исследований в области поведения и попытаемся разобраться, как в разных условиях мозг выдает сложный поведенческий продукт.

Бихевиоризм обретает лицо

Более тысячи лет назад римский врач Гален предсказал, что организованные поведенческие реакции становятся продуктом некой формы взаимодействия между предполагаемыми нервами и мышцами тела. Эта идея не была востребована в течение нескольких веков, поскольку причины поведенческих реакций объяснялись в основном с помощью спиритических феноменов, таких как демоны и духи, что никак не способствовало их объективному и систематическому изучению. Наконец, в XVII веке Рене Декарт вернул исследование поведения на передний план, предположив, что к нему применим физический, а не мистический подход. Но оказалось, даже Декарт не решился утверждать, что сложное поведение может стать предметом научного исследования, поскольку придерживался мнения, что комплексное поведение не поддается научному анализу[26]26
  Glimcher P. Decisions, Uncertainty and the Brain. Cambridge, MA: MIT Press, 2004.


[Закрыть].

Понадобилось еще несколько столетий, и только в начале XX века случайное открытие русского физиолога Ивана Павлова позволило пионерам новой науки – психологии – вывести процесс изучения поведения на новый уровень[27]27
  Pavlov I. P. The reply of a physiologist to psychologists // Psychological Review. 1932. Vol. 39. P. 91–127.


[Закрыть]. Хотя толкование субъективной работы разума было передано в кузни академических философов и богословов, репутация Павлова как уважаемого физиолога позволила перенести изучение поведения в более объективную, научную сферу. В своем исследовании физиологии пищеварительной системы, за которое ему была присуждена Нобелевская премия, Павлов сделал важный шаг вперед, позволивший предсказать поведение его подопытных собак. Когда собаки видели человека, который обычно приносил им еду, их поведение менялось и начинало походить на поведение при реальном кормлении. Небольшие трубки, которые были вставлены в рот животных для отслеживания количества слюны, выделяемой собаками во время еды, позволили определить выработку слюны в ответ на эти предсказательные сигналы. Иными словами, в предвкушении еды у собак усиливалось слюноотделение. Хотя в то время Павлов не занимался изучением форм поведения, он понимал, что подобные рефлекторные реакции могли бы объяснить некоторые тайны, окружающие поведение. Если два внешних события – в данном случае приход лаборанта и появление миски с едой – в психической деятельности животного были связаны, то проявление одного из них вызывало ответную реакцию. Когда лаборант приносил собакам еду, у них начиналось слюноотделение, но оно начиналось и тогда, когда он появлялся без еды. Можно привести пример и похожей реакции у человека: если при сильном ударе грома вы вздрагиваете, то зная, что вспышка молнии всегда предшествует грому, вы, скорее всего, как минимум поморщитесь, увидев разряд молнии. Формула этого базового типа обучения, известного как условный классический рефлекс, была простая, но тем не менее эта формула вводила тему поведения в более научный контекст.

В Соединенных Штатах Америки развитие психологии, определяемой сегодня как научное изучение поведения и психических процессов, в начале XX века окончательно затормозилось. Несмотря на то что Уильям Джеймс, считающийся родоначальником американской психологии, внес в эту науку большой вклад (он написал известный учебник «Психологические принципы»), ей все же не хватало точности традиционных наук, таких как химия или физиология[28]28
  James W. Principles of Psychology. N. Y.: Henry Holt and Company, 1890.


[Закрыть]. Немецкий физиолог Вильгельм Вундт, которого называют отцом психологии (в глобальной перспективе), подчеркивал важность применения в этой науке субъективного метода, более известного как интроспекция, основанного на словесном описании внутренних переживаний человека[29]29
  Hothersall D. History of Psychology / 3rd ed. N. Y.: McGraw-Hill, 1995.


[Закрыть]. Неудивительно, что многие считали этот методологический подход недостаточно точным. Кроме того, Вундт хотел определить и элементы сознания, а в те времена это также рассматривалось как субъективная область. В защиту Вундта можно сказать, что у пионеров прошлого не было в арсенале инструментов, подобных функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ), которые могли бы объективно продемонстрировать работу мозга и протекание различных психических процессов. Конечно, психология как дисциплина продолжала кружить вокруг философии, физиологии, образования и религии… пытаясь найти собственную научную идентичность.

Для харизматичного психолога с юга Америки Джеймса Бродеса Уотсона Павлов стал тем человеком, который поменял ход игры. В своей знаменитой лекции «Психология с точки зрения бихевиориста» Уотсон, как было заведено Павловым, постулировал важность систематического подхода к изучению поведения[30]30
  Watson J. B. Psychology as the behaviorist views it // Psychological Review, 1994. P. 101, 248–277.


[Закрыть]. Вместо описаний субъективных историй людей, присущих интроспективному подходу Вундта, в лабораторные журналы отныне можно было заносить объективные числовые данные – задержка в секундах реакции на стимул, количество выделяемой слюны и количество связей, необходимых для выработки условного рефлекса. Эти составляющие объективного наблюдения больше подходили науке, чем философии. Наконец, в научных кругах стало укрепляться мнение, что поведение можно изучать в связке с естественными науками – биологией, химией и физикой. Хотя исследования Павлова фокусировались на элементарных рефлекторных реакциях, Уотсон сумел доказать, что его работа может перевести психологию из мистической дисциплины в эмпирическую. Занимая солидную должность в Университете Джонса Хопкинса, Уотсон начал применять подходы Павлова к зарождающейся науке – психологии. Некоторое время Уотсон сохранял авторитет, но прессе стало известно о его скандальной связи с аспиранткой, что привело к его скорому увольнению из университета.

В начале XX века другие исследователи, занимавшиеся психологией, стали публиковать свои идеи о более научном подходе к изучению поведения. Психолог из Колумбийского университета Эдвард Ли Торндайк придумал классические «проблемные ящики» – небольшие клетки с кормом, куда помещали кошек. Чтобы получить желанное лакомство, животное должно было преодолеть несколько препятствий и открыть дверцу клетки[31]31
  Herrnstein R. J. On the law of effect // Journal of the Experimental Analysis of Behavior. 1970. Vol. 13. P. 243–266.


[Закрыть]. Какая реакция должна была привести к желаемому результату? Эту проблему животное решало методом проб и ошибок; в конце концов кошка находила верное решение, открывала дверцу и получала желанное лакомство. Например, кошка могла случайно наступить на рычаг, соединенный с рычагом, открывающим дверь. Когда это происходило, новые попытки становились более предсказуемыми и эффективными, поскольку кошка, по-видимому, научалась правильной реакции (наступать на рычаг), которая и приводила ее к лакомству. Чтобы точнее выразить мысль, согласно которой последствия обусловливают специфические формы поведения, Торндайк назвал это явление законом последствий, или законом эффекта. Использование термина «закон» придавало новой науке о поведении более значимый вид. Как вы узнаете из этой книги, когда дело касается изучения поведения, применение строгих законов не всегда бывает возможным. Хотя бихевиористов, пытавшихся создать уважаемую науку о поведении, этот факт расстраивал, современные ученые, представители разнообразных дисциплин, оценили эту поведенческую гибкость как одно из самых впечатляющих достижений поведенческой инженерии, позволяющих нашему виду выживать. Но мы забежали вперед…

В середине XX века выпускник Гарварда психолог Б. Ф. Скиннер внес вклад в бихевиоризм своим исследованием, которое он назвал «радикальным бихевиоризмом». Он хотел противопоставить себя психологам, занимавшимся субъективной внутренней деятельностью разума[32]32
  Schneider S. M., Morris E. K. A history of the term Radical Behaviorism: from Watson to Skinner // Behavior Analyst. 1987. Vol. 10. P. 27–39.


[Закрыть]. Скиннер хотел выяснить, как событие во внешней среде влияет на реакцию животного. В его версии бихевиоризма особое внимание уделялось связи стимул-реакция в противоположность связи стимул-стимул бихевиористского подхода Павлова. Таракан, бегущий по полу кухни (стимул), может побудить вас раздавить его (реакция), и если эта реакция приведет к убийству таракана (желаемый результат), то при последующих встречах с насекомым вы будете принимать схожие решения. Таким образом, Скиннер утверждал, что для получения желаемых результатов животные достигают успешных контингенций, когда демонстрируют правильную реакцию на правильный стимул[33]33
  Timberlake W. Is the operant contingency enough for a science of purposive behavior? // Behavior and Philosophy. 2003. Vol. 32. P. 197–229.


[Закрыть]. В его лаборатории крысы обучались нажимать на определенные рычаги в так называемых ящиках Скиннера. Ученый подчеркивал важность подкрепляющих стимулов и даже подкрепляющих режимов для понимания поведенческих реакций. Позднее этот тип обучения стал называться оперантным обусловливанием, поскольку животное «оперировало» окружающей средой[34]34
  Skinner B. F. How to teach animals // Scientific American. 1951. Vol. 185. P. 26–29; Skinner B. F. A case history in scientific method // American Psychologist. 1955. Vol. 11. P. 221–233.


[Закрыть]. Психологи бурно отреагировали на эти свежие идеи, и казалось, что введение в научный оборот новых терминов, таких как режимы подкрепления, результаты отклика, ассоциативное обучение, формирование связей между раздражителями и реакциями, а также инженерия реагирования, добавило этой дисциплине чуть больше научного уважения. Но много ли добавило?

Скиннер был блестящим ученым и автором научных трудов, признанным авторитетом, но и в его версии поведенческой науки не хватало важного элемента… МОЗГА. Он открыто демонстрировал отсутствие интереса к работе «черного ящика», к любому упоминанию о субъективных ментальных характеристиках и игнорировал единственный орган, осуществляющий управленческие функции, которые он так отчаянно старался понять. Один шаг вперед, два шага назад.

Но ошибочно считать, что в середине XX века никто не исследовал участие мозга в психологических процессах, например обучении. Среди пионеров был психофизиолог Карл Лешли. Гарвардский университет принял его на работу после того, как члены отборочной комиссии заключили, что он подходит под их критерии лучшего психолога в мире. Лешли напомнил психологам, что мозг должен учитываться при любых попытках трактования поведения. Однако он первым и признал, что это было легко сказать, но совсем непросто реализовать, особенно если учесть, что в его распоряжении были довольно грубые методологические инструменты. После смелых попыток найти специфическую структуру мозга, отвечающую за формирование воспоминаний, – «энграмму» – ему пришлось признать, что ее не существует в той специфической форме, которую он изначально предполагал. Выяснилось, что память – «массовый продукт» коры головного мозга, а организация мозга играет важную роль в реализации комплексных функций[35]35
  Beach F. A. Karl Spencer Lashley. Washington, DC: National Academy of Sciences, 1961.


[Закрыть]. Лешли опередил свое время, но по мере развития нейробиологических технологий роль мозга в обучении, развитии памяти и решении задач становилась более очевидной.

Открывая секреты бихевиоризма

На заре появления бихевиоризма его теории и законы казались простыми и незамысловатыми, но надо признать, что им приходилось сталкиваться с дополнительными вызовами. Когда новые бихевиориcтические законы стали проверяться вне контролируемых условий лабораторий, формы поведения плохо поддавались оценке. Психолог-экспериментатор Джон Гарсия из Калифорнийского университета в Беркли обнаружил, что, вопреки лабораторным предсказаниям, двум стимулам, или «событиям», не требовалось никакого обучения, если один из стимулов приводил к болезни животного[36]36
  Garcia J., Kimeldorf D. J., Koelling R. A. Conditioned aversion to saccharin resulting from exposure to gamma radiation // Science. 1955. Vol. 122. P. 157–158.


[Закрыть]. Он обнаружил этот факт уже после первого опыта, когда крысы стали обходить миски с радиоактивной водой. Это наблюдение отличалось от версии Павлова – поведенческого обусловливания, – согласно которой нужно было проделать несколько подобных опытов. Если вы сталкивались с отравлением испорченной едой, например суши, значит, вы тоже можете считаться субъектом такого единичного опыта[37]37
  Эффект, известный в научной литературе как «пищевая аверсия».


[Закрыть], ведь почти наверняка вы больше никогда не притронетесь к этому продукту. Очевидно, есть некоторые типы обучения, которые природа не могла доверить непредсказуемому шансу или настойчивым тренировкам.

Кроме того, фиксированное, или «запечатленное», поведение, которое формировалось в «проблемных ящиках» Торндайка, зачастую ослаблялось, если после закрепления реакций животные начинали их перенастраивать. Они переставали выполнять задание, принимались играть или с любопытством обнюхивали клетку, то есть подопытные животные больше не вели себя как хорошо настроенные роботы, что предполагалось по теории бихевиоризма. Да, животные действительно обучались, но при этом они искали новые пути достижения оптимального результата. Подобные ситуации возникают и у меня в лаборатории. Мои студенты неделями обучают животных, пока те не начинают безошибочно ориентироваться в препятствиях, чтобы добраться до желанного лакомства. Затем, в ответственный момент пробных тестов, когда лаборанты начинают записывать данные (систематизированные данные определят вероятность опубликования результатов), животные часто начинают отвлекаться. Студенты описывают их реакции как «сачкование» или скука от необходимости постоянно повторять задания. Они словно говорят себе: «Я уже получил вкусняшку, зачем спешить?.. Мне все равно дадут еще хлопья… так зачем торопиться обратно в эту проклятую клетку. Люди терзают меня целых три минуты, так что несколько минут свободы мне не помешают». Простите мне мой антропоморфизм (я заставила крыс говорить человеческим голосом), но вы понимаете, что я имею в виду. Эти новые интересные поведенческие тенденции подтверждают, что крысы действительно хороши в качестве модели для изучения человеческого поведения, особенно поведения детей в классе, но не так хороши в качестве примера в научных статьях или помощников в получении грантов.

Я не первый ученый, занимающийся изучением поведения, который разочаровался в так называемых обученных, точнее, дрессированных животных. Исключения из правил бихевиоризма Скиннера были описаны в известной статье двух его бывших аспирантов – Келлера и Мэрион Бреланд, которые к тому моменту уже поженились[38]38
  Breland K., Breland B. The misbehavior of organisms // American Psychologist. 1961. Vol. 16. P. 681–684.


[Закрыть]. Дрессируя животных для рекламных роликов и других развлекательных мероприятий и используя оперантное обусловливание Скиннера, они выяснили, что оно не всегда сохранялось. Келлер и Мэрион думали, что для рекламного ролика они хорошо выдрессировали енотов класть монеты в копилку, пока еноты не стали «купать» монеты в мисках, словно стирая их, перед тем как опустить в копилку. Решив, что такой трюк будет «круче» выглядеть, если монеты в копилку в виде свиньи будут бросать поросята, супруги обучили и свинок этому фокусу. Вот только после успешной демонстрации желаемого поведения поросята, как и еноты, добавили свою деталь. Нет, они не «купали» монеты, они катали их по полу. Подобные накладки в обучении зоопсихологи и этологи считают инстинктивными отклонениями: в природе еноты, прежде чем съесть что-то, полощут еду в воде, а свиньи роют пятачком землю. Это была битва поведений!

Некоторые животные реагировали, даже если вызывающий реакцию очевидный стимул отсутствовал. Чем объясняется приступ активности у щенка, который один заперт в комнате? Почему ребенок, который тихо сидит на заднем сиденье автомобиля, вдруг начинает напевать песенку собственного сочинения? На что могли среагировать щенок и ребенок? Что могло послужить стимулом для подобной реакции? Почему ребенок демонстрирует поведение (поет импровизированную песню), с которым никогда не сталкивался? По мнению ученых, изучающих поведение, подобные реакции – результат обучения и тренировок. Можно ли научить создавать новую форму поведения? Возможно. Недавно я со своими студентами, изучающими сравнительное поведение животных, посетила Центр исследования дельфинов в Грасси-Ки во Флориде, где меня очень удивили дрессировщики, которые рассказали, что научили своих подопечных выполнять новый трюк всякий раз, когда они рукой подавали сигнал вводить новшества. Можно ли формировать инновации и обучать им? Каким бы ни был ответ, очевидно одно: такие наблюдения будут затруднять задачу для бихевиористов, придерживающихся крайних взглядов. Классическое, или оперантное, обусловливание не всегда может объяснить, как именно мы отреагируем на стимул, даже если научились формировать новые реакции.

В известном исследовании, задуманном для демонстрации неожиданного возникновения инсайта, или озарения, в поведении животного, немецкий психолог Вольфганг Кёлер создал новый проблемный сценарий, чтобы выяснить, могут ли шимпанзе решить поставленную задачу без предварительного обучения[39]39
  Hothersall D. History of Psychology / 3rd ed. N. Y.: McGraw-Hill, 1995.


[Закрыть]. Он помещал их в клетку и подвешивал наверху банан, до которого обезьяна не могла дотянуться. В клетку помещались также ящики и длинная палка. Обезьяна довольно быстро понимала, что надо определенным образом поставить ящики, забраться на них и палкой сбить банан – так сообразительный шимпанзе произвел сенсацию в поведенческой психологии. Но этот пример не идет в сравнение с Маком Гивером – персонажем телесериала 1980-х годов, который неделями спасал собственную жизнь и жизни других. Нужно обезвредить бомбу с помощью бечевки и пластилина? Нет проблем! Хотя бихевиористы, работающие в лабораториях, очень любили диаграммы и таблицы своих обучающих программ, становилось ясно, что поведение не всегда следует правилам.

Хотя было непонятно, появлялись ли новые реакции в результате обучения, но было понятно одно: они точно стали результатом деятельности мозга. Соглашусь с Карлом Лешли: пусть инструменты исследователя были в то время довольно примитивными, работа мозга все равно должна была учитываться в формулах бихевиоризма. Пожалуй, только Иван Павлов был исключением, он уже тогда утверждал, что большие полушария головного мозга отвечают за комплексное поведение[40]40
  Pavlov I. P. Conditioned reflexes: An investigation of the physiological activity of the cerebral cortex // Annals of Neuroscience. 1927. Vol. 17. doi.org/10.5214/ans.0972–7531.1017309.


[Закрыть]. Еще надо учитывать, что попытки первых бихевиористов понять предсказуемое поведение животных увели их в неправильном направлении. Если принять, что поведение предсказуемое и негибкое, как показали данные ранних исследований поведения, то мы были бы крайне ограничены в выборе образа жизни, не смогли бы реагировать на новые вызовы или переключаться на более привлекательные жизненные сценарии. Жизнь предоставляет нам множественные контингенции, а не одну кнопку выбора.

Другим направлением в исследованиях, ставящим под угрозу строгие правила бихевиористов, стала известная экспериментальная работа Хэрри Харлоу. Если на поведение влияют внешние подкрепители, почему же тогда макаки-резусы в его опытах забирались на мягкую и теплую суррогатную маму-манекен, а не на жесткую и холодную проволочную маму, хотя она кормила их молоком? Разве молоко не должно было удерживать детеныша у такой «мамы»? Нет, малышки-обезьянки предпочитали проводить время у манекена, не имевшего дополнительных визуальных внешних подкрепителей. После эксперимента Харлоу заявил, что сместил фокус с обучения на любовь[41]41
  Horst F. C. P. van der, Veer R. van der. Loneliness in infancy: Harry Harlow, John Bowlby and issues of separation // Integrative Psychological and Behavior Science. 2008. Vol. 42. P. 325–335.


[Закрыть]. В главе 7 мы обсудим, как забота о детях и социальные связи запускают систему важных внутренних поощрений – как раз то, что игнорировали радикальные бихевиористы.

Не будем забывать, что мы не клоны и по-разному реагируем на одно и то же событие окружающего мира. Как можно втиснуть этот факт в рамки идей радикального бихевиоризма? Хотя классические бихевиористические теории не акцентировали внимание на индивидуальных различиях, отрицать их существование было невозможно[42]42
  Baum W. M. Understanding Behaviorism: Behavior, Culture and Evolution. Malden, MA: Blackwell Publications, 2005.


[Закрыть]. В одном из своих докладов голландский психолог XIX века Ф. С. Дондерс привел первое доказательство отсутствия предсказуемости в разных типах поведения, указав на индивидуальные отличия во времени реакции. В его примере астрономы, наблюдавшие, как одна и та же звезда пересекает определенную точку небосвода, указывали разное время. Дондерс догадался, что эти различия были обусловлены разным временем реакции у наблюдателей. В последовавших затем блестящих экспериментах он обнаружил, например, что время реакции увеличивалось, когда перед испытуемыми располагались две кнопки с сигнальными лампами, которые указывали участникам на нужную кнопку, чем когда перед ними располагалась только одна кнопка. В этой работе Дондерс одним из первых объективно измерил процесс принятия решения. Другой пионер, тоже живший в XIX веке, физиолог Густав Фехнер, попытался формализовать процесс интроспекции. Он ввел термин едва уловимое отличие, относящийся к переменам, которые могут произойти в стимуле (например, яркость света), прежде чем он будет замечен субъектом как качественно отличный. Как вы можете догадаться, индивидуальные отличия были зафиксированы и в этой перцептивной работе, возможно, они возникали вследствие разной чувствительности в сенсорных системах участников исследования. На первый взгляд может показаться, что эти методологические инновации больше фокусировались на психических процессах, чем на поведенческих. Но ведь у чувственного восприятия, скорости принятия решений и поведенческого исполнения имелся общий знаменатель – мозг, который требовал особого статуса важного игрока за игровым столом этой новой дисциплины.

Хотя для бихевиористов-практиков это исследование было равносильно открытию ящика Пандоры, невозможно было двигаться вперед в понимании поведения без понимания роли мозга в поведенческих и психических процессах. Если вернуться в прошлое, то, возможно, Скиннер был прав, когда не стал учитывать деятельность мозга при объяснении поведенческих реакций. Так он избежал путаницы, ведь роль мозга совсем не проста. Но было ясно одно – получение точной информации о крайне важной роли поведения в выживании животных зависело от того, как именно нервная система координировала осуществляемое в реальном времени релевантное поведение, независимо от его формы.

Пытаясь понять поведение: мышление внутри черного ящика

Хотя пионерам бихевиоризма нужно отдать должное за открытие методов, которые восполнили пробел между философским и физиологическим подходами к поведению, ранние подходы все равно фокусировались на более примитивных поведенческих проявлениях… скорее рефлексивных, чем рефлективных. Если говорить словами нобелевского лауреата Даниэля Канемана, это были реакции, возникающие вследствие быстрого мышления, а не медленного[43]43
  Kahneman D. Thinking, Fast and Slow. N. Y.: Farrar, Straus, and Giroux, 2011.


[Закрыть]. Эта тенденция начала складываться еще до Павлова, когда Декарт описал упрощенный алгоритм сенсорного входа – моторного выхода. Конечно, при самом примитивном раскладе это была правильная мысль. Если вы дотронетесь до раскаленной плиты, ваши сенсорные нейроны доставят сообщение о температуре, боли и дискомфорте в центральную нервную систему, которая быстро перенаправит это сообщение в соответствующие нервные клетки, и вы сразу отдернете руку, еще до того, как получите сильный ожог. На входе – сенсорная информация, на выходе – моторная реакция, причем эта реакция должна быть моментальной, позволяющей избежать серьезного повреждения тканей. На самом деле сверхбыстрая реакция даже не требует участия головного мозга, поскольку и спинной мозг может справиться с такими простейшими задачами.

Описание механизма обработки информации мозгом, данное пионером нейробиологии Чарльзом Шеррингтоном, подкрепило эту простую мысль о функциях нейронов. Термин синапс, буквально означающий «скреплять», был введен Шеррингтоном для обозначения крошечного промежутка между двумя нервными клетками, заполненного нейрохимическим веществом, выборочно активирующим определенные реакции у соседних клеток мозга. За эту работу в 1932 году Шеррингтону была присуждена Нобелевская премия, кроме того, его открытие еще более укрепило идею о том, что простые входящие сообщения вызывают простые рефлексивные и предсказуемые моторные реакции[44]44
  Finger S. Minds Behind the Brain. N. Y.: Oxford University Press, 2000.


[Закрыть]. Вдобавок ко всему появляющиеся новые работы по бихевиоризму тоже подкрепляли идею простого поведенческого отклика. Рефлексы Павлова, законы решения проблем Торндайка, культовые графики различных схем подкрепления Скиннера – все указывало на простое механическое протекание внутренней работы черного ящика.

Но если бы выбор, который дает жизнь, был так прост. Как только вы переходите от крыс в клетках в реальный мир и оказываетесь перед выбором, то реагировать на него рефлекторно уже не так просто. Даже выбор зубной пасты из дюжины тюбиков на аптечной полке требует иной формы научения и нейронных связей, чем те, что были описаны пионерами бихевиоризма и неврологии. И выбор зубной пасты – еще самое простое дело в широком спектре принимаемых нами решений. Стоит ли мне заводить ребенка, какого партнера выбрать, правильным ли делом я занимаюсь? И возможно, самое важное – стоит ли вообще жить? Как только реакция переходит от простого к сложному и от предсказуемого к непредсказуемому, принятие решения (поведенческий отклик) усложняется, и уже не важно, что там утверждали первые учебники по психологии поведения.

В 1990-е годы исследователи в области нейроэкономики хотели понять, как мозг принимает сложные решения. Пока первые бихевиористы пытались уйти от субъективных внутренних механизмов психических процессов, эти смелые новые ученые приняли вызов. Для подтверждения важности бихевиоризма не только для дрессуры лабораторных или цирковых животных это направление нуждалось в слиянии с другими науками, такими как когнитивистика и экономика. Такое слияние позволило бы бихевиоризму точно ответить на вопрос, как и почему мозг продуцирует поведение. Демонстрируя свежий подход к проблеме, Пауль Глимхер из Нью-Йоркского университета и его коллеги сфокусировались именно на том, чего так старался избежать Скиннер, – на работе внутри черного ящика[45]45
  Glimcher P. Decisions, Uncertainty and the Brain.


[Закрыть]. Чтобы достичь цели, пионеры нейроэкономики поставили себе совершенно другие задачи. Вместо того чтобы сфокусироваться на четко определенных ответах, которые ведут к получению вознаграждения, эти ученые сосредоточились на неясных и неопределенных экспериментальных сценариях. Кроме того, усовершенствование инструментов визуализации мозга в конце XX века позволило этим ученым взглянуть на внутренние процессы, происходящие в мозге, под другим углом.

В этих первых нейроэкономических исследованиях самыми популярными подопытными были макаки-резусы. Осознавая, что в реальном мире связь между определенным стимулом и вознаграждением зачастую остается неявной, исследователи сымитировали похожую ситуацию в лаборатории, поставив перед обезьянами неопределенные задачи. Например, обезьянок обучали ассоциировать движение точек на экране (направо/налево) с вознаграждением (сок). Когда ассоциация закреплялась, эксперимент усложнялся. На экран проецировали хаотично движущиеся точки, среди которых была связанная группа, двигавшаяся в определенном направлении. Когда обезьянки соотносили входящую зрительную информацию с прошлым вознаграждением, активировались клетки коры больших полушарий, которые отвечали за движения глаз, а также клетки, которые взаимодействовали с этой областью, то есть с задней теменной корой[46]46
  Ibid.


[Закрыть]. Это была куда более сложная реакция, чем простое нажимание на клавишу при появлении светового сигнала в «проблемном ящике» Скиннера!

В отличие от ранних поведенческих исследований, сфокусированных на рефлексах, нейроэкономический подход заставлял животное стратегически оценивать информацию и выдавать более обоснованную реакцию. В итоге макакам удавалось верно определить группу связанных точек и правильно на нее отреагировать. Но в реальном мире для построения оптимальных реакций может недоставать данных, даже несмотря на то что мозг пытается найти основание для определенной реакции. В ситуациях, когда мозг не может отличить варианты, есть способ склонить чашу весов в определенном направлении. Невролог Рид Монтегю из Виргинского исследовательского технологического института Carilion с коллегами провели такой эксперимент: они попросили участников отличить на вкус два популярных напитка – кока-колу и пепси[47]47
  McClure S. M., Li J., Tomlin D. et al. Neural correlates of behavioral preference for culturally familiar drinks // Neuron. 2004. Vol. 44. P. 379–387.


[Закрыть]. В их мозг заглянули с помощью МРТ, и выяснилось, что при отсутствии опознавательной информации (например, красная банка кока-колы и синяя пепси) мозг не мог уловить разницу в напитках, задействуя только вкусовые ощущения. Но когда участникам показали привычные этикетки, на снимках мозга неожиданно появилась совсем иная картина. Теперь большинство участников заявляли, что кока-кола вкуснее пепси, при этом активировалась область префронтальной коры, отвечающая за функции регуляции, программирования и контроля психических процессов, а также область, ответственная за память. Это исследование, направленное на раскрытие тайн внутренней работы черного ящика, до того как обнаружить определенные типы поведения, позволило Монтегю визуализировать нейронные корреляты убеждения. Неожиданно некогда столь знаменитые «законы поведения» гораздо усложнились. Стало ясно, что реакция мозга на внешние подсказки оказывает огромное влияние на реакции, которые поминутно продуцируются в течение дня.