Текст книги "Синдер & Элла"

Келли Орам
Синдер & Элла

Оригинальное название: Cinder&Ella

Copyright © 2014 Cinder&Ella by Kelly Oram.

Published by arrangement with Bookcase Literary Agency and Andrew Nurnberg Literary Agency.

The moral rights of the author have been asserted. Cover design by Josh Oram.

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2018

* * *

Посвящается моей дочери Джеки. Потому что каждая девочка заслуживает своей собственной сказки.

Предисловие

ПРОБЛЕМА СКАЗОК ЗАКЛЮЧАЕТСЯ в том, что все они начинаются с трагедии. И это можно понять. Разве кому-нибудь понравится изнеженная героиня, живущая в тепличных условиях? Положительному герою обязательно нужно пройти множество испытаний, получить опыт, который придаст характеру глубину и сделает героя уязвимым, а значит – понятным и близким читателю. Хорошие парни должны преодолеть трудности, чтобы стать сильнее. Звучит логично, но не особо вдохновляет, если главная героиня – ты.

Моя жизнь никогда не была похожа на сказку. Несбыточные мечты так и оставались мечтами, да и больших трагедий тоже не случалось. Мой отец завел роман на стороне и бросил маму, когда мне было восемь, – вот, пожалуй, и все. В остальном я не жаловалась.

Я довольно симпатичная: длинные вьющиеся темные волосы и гладкая золотистая кожа (спасибо маминым чилийским корням!). И большие ярко-голубые глаза. Как у папы.

Я довольно сообразительная: учусь в основном на пятерки, особо не напрягаясь.

И я довольно популярна: не королева выпускного бала, конечно, но всегда есть с кем провести вечер субботы – будь то друзья или поклонник.

Да, я выросла без отца. Ну и что! Зато мама стала для меня лучшей подругой, и нам было очень даже неплохо вдвоем. В общем, моя жизнь вполне меня устраивала. А потом, в прошлом ноябре, мама решила сделать мне сюрприз на день рождения – провести выходные на горнолыжном курорте в Вермонте. Тогда-то и произошла одна из тех самых трагедий, которые закаляют характер.

– Я забронировала полный пакет спа-процедур, чтобы мы могли ходить на массаж и отмокать в джакузи после того как устанем целый день кататься на лыжах, – заговорщически сообщила мама, когда мы выехали из Бостона. Впереди нас ждали четыре дня отдыха.

– Вот это да, мам! Не сочти меня неблагодарной, но это точно нам по карману?

Мама засмеялась. Я очень любила ее смех – легкий и вибрирующий, уносящий за собой, словно ветер. Она часто смеялась. Она была самым жизнерадостным человеком из всех, кого я знала. Жизнь всегда казалась ей прекрасной.

– Только послушай себя, Элла. Тебе вроде восемнадцать исполняется, а не сорок?

– Как тебе в следующем месяце? – хихикнула я.

– Cállatel[1]1
  Молчать (исп.).


[Закрыть] Это наш секрет! Если кто спросит, мне теперь всегда тридцать девять.

– Конечно, мам. Постой-ка… это что… «гусиные лапки»?

– Элламара Валентина Родригес! – вздохнула мама. – Это линии смеха, и я ими очень горжусь!

Она посмотрела на меня, и в уголках ее ярких глаз обозначились те самые линии смеха.

– Удивительно, что с такой дочкой у меня «гусиные лапки», а не ранняя седина!

Я рассмеялась и достала телефон, звеневший последние несколько секунд.

– Не обижай маму, а то буду мешать тебе знакомиться с самыми милыми мальчиками в эти выходные!

У меня уже был наготове ироничный ответ, но все вылетело из головы, когда я увидела сообщение на экране телефона.

Cinder458: Ну что, скоро день твоего блогрождения?

Cinder458, или для меня просто Cinder[2]2
  Пепел (англ.).


[Закрыть], – мой лучший друг на свете (ну, не считая мамы), хотя мы никогда не виделись вживую. И даже никогда не разговаривали по телефону. Но мы непрерывно переписываемся уже два года, с тех пор как он наткнулся в сети на мой блог «Мудрые мысли Элламары».

В блоге я пишу рецензии на книги и фильмы. Я начала вести этот дневник в пятнадцать лет, и ему действительно скоро исполнится три года.

Элламара – моя любимая героиня из серии книг «Хроники Синдера». Эта фантастическая сага была написана в семидесятых и стала одним из самых ярких явлений в современной литературе. И в Голливуде наконец решили экранизировать первую часть – «Принц-друид».

А еще Элламара – мое полное имя. Мама тоже очень любила эти книги в детстве и решила назвать меня в честь загадочной жрицы друидов. Я всегда гордилась своим именем и тем, что в отличие от всех остальных маме больше нравилась Элламара, а не принцесса воинов Ратана. Элламара – гораздо более интересный персонаж.

Синдер, конечно, тоже обожает эту сагу. Именно имя Элламара и пост о том, почему она – самый недооцененный персонаж в романе, привлекли его внимание к моему блогу. Синдер любит книги так же, как я, поэтому он мне сразу понравился (несмотря на то, что, по его мнению, принцесса Ратана больше подходит принцу Синдеру). Кстати, он с самого начала не соглашался с большинством моих рецензий.

EllaTheRealHero[3]3
  Элла – настоящий герой (англ.).


[Закрыть]: А твои голливудские друзья знают, что ты используешь такие словечки, как «блогрождение»?

Cinder458: Нет, конечно. Мне нужен твой адрес. Я приготовил тебе подарок на день блогрождения.

Синдер хочет сделать мне подарок?

Мое сердце на секунду остановилось.

Не то чтобы я была влюблена в своего лучшего друга по переписке или что-то в этом духе. Это смешно. Он же ужасно самоуверенный и упрямый и постоянно спорит со всем, о чем бы я ни говорила, лишь бы меня позлить. А еще у него куча денег и он встречается с моделями (а значит, горяч!) – и при всем этом просто повернут на книгах.

Веселый, богатый, привлекательный, уверенный в себе, любит книги. Точно не мой тип. Нет. Вот вообще.

Да уж. Ладно, начнем с того, что Синдер не мой тип, так как он живет в Калифорнии, а я в Массачусетсе. В общем, неважно.

Cinder458: Эй, Элла?? Адрес???

EllaTheRealHero: Я не даю свой адрес стремным чувакам из Интернета.

Cinder458: А, то есть тебе не нужно подписанное автором первое издание «Принца-друида» в твердой обложке? Жаль. На прошлой неделе я был на Всемирном конвенте фэнтези, и Л.П. Морган подписал его для Элламары. Так что других девушек теперь этим не впечатлишь.

Я поняла, что визжу, как сумасшедшая, только когда машина резко вильнула в сторону.

– Por el amor de todo lo sagrado, Ellamara![4]4
  Ради всего святого, Элламара! (исп.).


[Закрыть] Не пугай так свою бедную маму. В такую метель на дорогах и без того опасно, а ты тут орешь, как банши.

– Прости, мама. Но Синдер сказал…

– Híjole muñeca[5]5
  О нет, крошка! (исп.).


[Закрыть], только не этот мальчишка! – В мамином голосе слышалась усталость. Сейчас начнутся ее любимые поучения. – Ты же понимаешь, что ничего о нем не знаешь?

Я покачала головой.

– Нет! Я знаю его лучше, чем кого-либо.

– Ты никогда не виделась с ним лично. А вдруг все, что он тебе говорит, – неправда?

Если честно, я сама не раз задавалась этим вопросом: судя по его рассказам, Синдер жил, как рок-звезда. Но я уже успела узнать своего друга достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в правдивости его слов.

– Я так не думаю, мам. Возможно, он немного приукрашивает, и что? Все так делают! Какая разница? Он же просто знакомый из Интернета. Живет в Калифорнии.

– Вот именно! Так зачем ты тратишь на него столько времени?

– Он мне нравится. С ним можно интересно поговорить. Он мой лучший друг.

Мама снова вздохнула, но потом улыбнулась и мягко сказала:

– Я просто боюсь, что ты влюбишься, muñeca. И что тогда?

Это хороший вопрос. Именно поэтому Синдер – не мой тип.

Не мой тип.

Не. Мой. Тип.

Cinder458: Адрес. Существительное. Место, где можно найти ту или иную организацию или человека. (И куда можно отправлять восхитительные подарки.)

EllaTheRealHero: Это тебе твоя машина сказала?

Синдер ездит на «Феррари 458». Он сказал мне об этом, когда я спросила, что означают цифры в его нике. Я погуглила. Так вот, такая машина стоит больше, чем моя мама может заработать за пять лет. И да, машина реально с ним разговаривает.

Cinder458: Я не за рулем, нашел инфу в телефоне. Адрес, женщина! Сейчас же! Или я не скажу тебе, кто будет играть принца Синдера в фильме.

Я едва сдержалась, чтобы снова не закричать. Недавно объявили о начале съемок, но актерский состав пока держали в тайне. Отец моего Интернет-приятеля – какая-то большая шишка в киноиндустрии, поэтому Синдер многое узнает заранее.

EllaTheRealHero: Ну уж нет! Расскажи! Пожалуйста!!!

Я так и не узнала, кто должен был увековечить на экране образ одного из самых популярных литературных героев. Въехав на обледеневший участок дороги, встречный лесовоз заскользил, пересек двойную сплошную и влетел прямо в нашу машину. Когда это случилось, я смотрела на экран телефона и не видела грузовик. Я лишь помню мамин крик, ремень, удерживающий меня, и подушку безопасности. Сразу стало очень больно, и у меня перехватило дыхание. А потом – пустота.

Я очнулась через три недели в ожоговом центре Бостона, когда врачи вывели меня из искусственной комы. У меня были ожоги второй и третьей степени, покрывающие семьдесят процентов тела.

Мама погибла.

1

Я ПОЧТИ НЕ ПОМНЮ ДЕТАЛЕЙ автокатастрофы, но страх, который ощутила тогда, живет в памяти до сих пор. Мне все время снятся кошмары. Всегда одно и то же: какие-то размытые образы, беспорядочные звуки и ужас, парализующий настолько, что я не могу дышать, пока не проснусь от собственного крика. Этот страх теперь пронизывает все мои сны.

Если бы солнце так не слепило глаза и тело не ныло от пятичасового перелета из Бостона, я бы подумала, что до сих пор сплю: примерно такой же ужас я испытала, подъезжая к своему новому дому.

Пока я успела увидеть только дорогу из аэропорта до папиного дома, пролегавшую через холмы над Лос-Анджелесом. Но этого было достаточно, чтобы понять: Лос-Анджелес совсем не похож на Бостон – несмотря на такие же пробки на скоростном шоссе.

Мне бы очень хотелось, чтобы меня пугала только смена обстановки. Я провела восемь недель в отделении интенсивной терапии и еще полгода в реабилитационном центре. Итого восемь месяцев в больнице. А теперь, когда я наконец свободна, заботу обо мне поручили человеку, исчезнувшему из моей жизни десять лет назад, – ему и женщине, ради которой он бросил нас с мамой, и двум его дочерям, которые заменили ему меня.

– Предупреждаю заранее, Дженнифер скорее всего приготовила небольшой сюрприз по случаю твоего возвращения домой.

– Надеюсь, это не вечеринка? – выдохнула я. Ужас в душе нарастал, и мне казалось, что я сейчас задохнусь. Я прошла девять кругов ада, но, видимо, это еще не все: теперь, в мой первый день после выписки, меня доконает группа каких-то незнакомых людей, которые хотят поздравить меня с «возвращением домой».

– Конечно, нет, – заверил меня отец. – Ничего такого. Твои реабилитологи заезжали к нам на прошлой неделе и подготовили всю семью. Дженнифер знает, что встреча с новыми людьми может вызвать у тебя стресс. Я уверен, кроме нее и девочек никого не будет. Тебя ждет вкусный ужин и подарки в честь выздоровления. Ну и, возможно, девочки немного украсили дом. Они очень ждут встречи с тобой.

А я нет.

Не дождавшись ответа, папа посмотрел на меня с такой же беспомощностью, как тогда, в больнице, когда я вышла из комы и обнаружила его у своей кровати. В его взгляде было семьдесят процентов жалости, двадцать процентов страха и десять процентов неловкости. Как будто он понятия не имел, что говорить и как себя вести, – возможно, потому, что не виделся и не разговаривал со мной с тех пор, как мне стукнуло восемь. Папа откашлялся и спросил:

– Ну что, готова, малышка?

Пожалуй, я никогда не буду готова.

– Не называй меня так, пожалуйста. – К горлу неожиданно подкатил ком, и я еле выдавила из себя эти слова.

Отец глубоко вздохнул и попытался улыбнуться.

– Слишком поздно?

– Типа того.

На самом деле это обращение разозлило меня, потому что напомнило о маме. Она всегда звала меня своей маленькой muñeca, что в переводе с испанского означает «крошка» или «маленькая куколка». А когда мне было около шести, папа стал называть меня малышкой. Он хотел придумать для меня и американское прозвище; думаю, он просто ревновал меня к маме, ведь даже тогда у нас уже были особые отношения.

– Прости, – сказал папа.

– Все в порядке.

Я поспешила открыть дверь автомобиля, пока мы оба не задохнулись от неловкости. Отец обошел машину, чтобы помочь мне выйти, но я его остановила:

– По идее, я должна пытаться все делать сама.

– Да-да, конечно. Пойдем.

Когда я наконец опустила ноги на землю, он подал мне трость и подождал, пока я встану. Это было непросто и выглядело не особо красиво, но зато я снова могла ходить сама. И гордилась этим. Врачи не радовали меня позитивными прогнозами, но я преодолела боль и научилась двигаться заново. По-моему, шрамов было вполне достаточно. Не хватало еще остаться на всю жизнь в инвалидной коляске.

Хорошо, что до дома пришлось немного пройти пешком: я хотя бы успела морально подготовиться к тому, что ждало меня внутри.

Папа махнул рукой, указывая на дом перед нами.

– Знаю, он кажется не таким уж большим снаружи, но на самом деле довольно просторный. А из окон с другой стороны открывается очень красивый вид на город.

Не таким уж большим? Серьезно? А что я должна была подумать о дорогущем двухэтажном доме в стиле постмодернизма, стоявшем передо мной? Как будто он не видел малюсенькую двушку, в которой мы жили с мамой в Бостоне. Я знаю, он наводил там порядок после маминых похорон.

У меня не было слов, я лишь пожала плечами.

– Мы приготовили для тебя комнату на первом этаже, чтобы тебе не пришлось ходить по лестнице. Правда, чтобы попасть в большую гостиную, где мы проводим время всей семьей, все-таки нужно пройти пару ступенек. У тебя будет своя ванная комната, мы обустроили ее должным образом. Все уже должно быть готово, но если тебе что-то не понравится, мы с Аженнифер уже обсудили возможные варианты и можем подобрать симпатичный домик в стиле ранчо в Бель-Эйр.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь сдержаться и не нагрубить. Он говорил так, будто я буду жить здесь вечно, но я бы с радостью ушла, как только разрешат.

В один из трудных периодов моей реабилитации я проявила слабость и попыталась покончить с собой. К тому моменту я находилась в больнице уже три месяца и не видела никакого выхода. Я все еще почти не могла двигаться, недавно пережила семнадцатую по счету операцию; врачи говорили, что я никогда не смогу ходить; я скучала по маме, и мне было так больно, что хотелось скорее положить этому конец.

Меня не осуждали за этот поступок, но теперь никто не верил, что я не представляю угрозы для самой себя. Я планировала остаться в Бостоне, дистанционно окончить школу, а потом поступить в Бостонский университет. Мне уже исполнилось восемнадцать и у меня были кое-какие сбережения, но когда отец узнал о попытке самоубийства, он добился, чтобы меня официально признали недееспособной, и заставил переехать к нему в Калифорнию.

Мне было непросто вежливо разговаривать с этим человеком.

– Не сомневаюсь, дом нормальный, – пробурчала я. – Можно пропустить все это, и я просто пойду спать? Я очень устала, и у меня все болит после целого дня в дороге.

На секунду мне стало стыдно за свою грубость: в глазах отца промелькнуло отчаяние. Думаю, он хотел произвести на меня впечатление, но не понимал одного: у меня никогда не было много денег… да и не хотелось, если честно. Меня вполне устраивал наш с мамой скромный образ жизни. Я никогда не использовала чеки, которые он присылал каждый месяц, и мама годами откладывала деньги на счет в банке. Там хватило бы на колледж – еще одна причина, почему я прекрасно справилась бы самостоятельно.

– Конечно, милая. – Он зажмурился и осекся. – Прости. Наверное, это слово тоже не входит в список разрешенных обращений, а?

Я поморщилась:

– Давай просто остановимся на Элле?

В доме был идеальный порядок – почти как в ожоговом центре. Наверное, если где-нибудь случайно осядет пылинка, тут же сработает сигнализация. Мои реабилитологи были бы в восторге! Почему-то вся мебель в этом навороченном особняке казалась ужасно неудобной. Как вообще можно чувствовать себя здесь как дома?

Новая миссис Коулман стояла посреди огромной кухни, когда мы вошли. Она только что поставила на гранитную столешницу серебряный поднос с фруктами и соусницу. Я предполагаю, поднос был из настоящего серебра. Когда она заметила нас, ее лицо озарила самая широкая и ослепительная улыбка из тех, что я видела в своей жизни.

– Элламара! Добро пожаловать в наш дом, дорогая!

Дженнифер Коулман, пожалуй, была самой красивой женщиной в Лос-Анджелесе. Волосы золотистые, как солнце, глаза голубые, как небо, и ресницы до луны. Ноги от ушей, осиная талия и огромные круглые сиськи. Просто бомба, что тут скажешь.

Не знаю, почему меня удивила ее красота. Я ведь знала, что она профессиональная модель (для журналов и рекламы, к моде не имеет никакого отношения). Например, она снималась в рекламе всяких шампуней и кремов для кожи. Поэтому выглядела довольно здоровой и не особо тощей.

Судя по ее дому, зарабатывала Дженнифер неплохо. Конечно, мой отец мог стать очень известным юристом, но зарплаты американских юристов все равно не такие высокие. Когда он еще жил с нами, у нас был небольшой домик в пригороде. И уж конечно, мы не разъезжали на «мерседесах» и не жили на холме в доме с отдельными воротами.

Дженнифер сделала шаг навстречу и аккуратно обняла меня, целуя воздух рядом с моей щекой.

– Мы так рады, что ты наконец с нами! Рич так много о тебе рассказывал, что мне кажется, будто ты уже стала частью нашей семьи. Наверное, такое облегчение – наконец вернуться в настоящий дом!

Если честно, мне было очень страшно покидать реабилитационный центр. А оказаться здесь – что угодно, только не облегчение. Но, конечно, я этого не сказала. Я постаралась придумать что-нибудь правдивое, но не слишком обидное.

– Большое облегчение наконец отдохнуть после самолета.

Дженнифер с сочувствием улыбнулась:

– Бедняжка, ты, наверное, так устала!

Я постаралась преодолеть беспокойство и вымученно улыбнулась. Ненавижу, когда меня жалеют. А еще когда на меня пялятся. Даже не знаю, что ненавижу сильнее. Прежде чем я успела что-либо ответить, распахнулась входная дверь, и в дом вбежали две мои сводные сестры.

– Девочки, вы опоздали. – В голосе Дженнифер слышалось раздражение, но на лице по-прежнему сияла огромная фальшивая улыбка. – Смотрите, кто приехал!

Девочки резко остановились, налетев друг на друга. Двойняшки. По-моему, не одинаковые, но очень похожие. Если бы не разные стрижки, их легко было бы перепутать. Папа показывал мне фотографии, и я знала, что Джульетта – это блондинка с длинными шелковистыми локонами до пояса, а у Анастасии прямые волосы до плеч – угловатый боб с острыми кончиками. Ее волосы были уложены настолько безукоризненно, как будто она сошла со страниц модного журнала.

Обе сестры унаследовали сногсшибательную красоту мамы – такие же светлые волосы, голубые глаза и идеальные фигуры. И обе такие высокие! А тут я со своими скромными ста шестьюдесятью семью сантиметрами. Конечно, высоченные каблуки добавляли каждой сантиметров по десять, но готова поспорить, что босиком обе, наверное, под сто восемьдесят. Они были младше меня больше чем на год, но вполне потянули бы на двадцать один.

Не поздоровавшись, Анастасия схватилась за сердце.

– О Господи, я так рада, что у тебя лицо не пострадало!

Джульетта кивнула. Ее глаза округлились от удивления.

– Поддерживаю. Мы погуглили фотки людей с ожогами, и знаешь, у всех были эти кошмарные шрамы на лицах. Просто ужасно.

Папа и Дженнифер обменялись нервными смешками и подошли к дочерям.

– Девочки, – назидательно начала Дженнифер, – это невежливо – говорить о дефектах.

Меня передернуло. Так вот что она обо мне думает. Что я дефективная? Да, с лицом мне повезло, но мое правое плечо и все, что ниже пояса, теперь покрыто толстыми розовыми рубцами, ярко выделяющимися на фоне моей смуглой кожи.

Отец притянул к себе Джульетту и Анастасию с обеих сторон и обнял их. На каблуках они были с ним почти одного роста – сто восемьдесят пять сантиметров. Я запомнила папу довольно симпатичным, но вместе со своей идеальной семьей из рекламы он казался просто красавцем. По-прежнему густые каштановые волосы и, конечно же, мои голубые глаза.

– Милая, это мои дочки, Анастасия и Джульетта. Девочки, это ваша сводная сестра, Элламара.

Он с гордостью улыбнулся своей идеальной «юридической» улыбкой, прижимая к себе дочерей. Мне стало невыносимо грустно, когда я увидела морщинки вокруг его глаз. Линии смеха. Он явно много смеялся. А еще я заметила, что он назвал двойняшек дочерьми. А не падчерицами.

Мне хотелось свернуться калачиком и разреветься, но я совладала с собой и протянула руку в знак приветствия.

– Просто Элла. Элла Родригес.

Ни одна из сестер не пожала моей руки.

– Родригес? – хмыкнула Джульетта. – А почему не Коулман?

Я опустила руку и пожала плечами.

– В двенадцать я взяла девичью фамилию мамы.

– Почему?

– Потому что я – Родригес.

Мои сводные сестры выглядели так, будто я их чем-то оскорбила. Я сжала зубы, чтобы не обругать их по-испански, а потом гневно посмотрела на отца.

– Где моя сумка? Мне нужно принять лекарство и отдохнуть. Ноги просто ватные.

* * *

Пока папа провожал меня в комнату на другом конце дома, Дженнифер шепотом увещевала дочерей. Мне было все равно, обсуждают они меня или нет. Главное, что вся эта «торжественная часть» наконец закончилась. Надеюсь, впредь мы будем общаться по минимуму.

Я села на кровать. Как в больнице, поднимается с обеих сторон. Затем я выпила пару таблеток и осмотрелась. Стены в моей новой комнате были светло-желтого цвета – конечно же, неслучайно: какой-то врач сказал папе, что желтый обладает успокаивающим и подбадривающим эффектом. Если честно, комната мне даже понравилась (за исключением мебели). Все белое, какие-то покрывала с рюшами… как будто мне шесть лет. Одним словом, ужасно.

– Тебе нравится? – с надеждой в голосе спросила Дженнифер.

Она вошла в комнату и встала рядом с отцом. Он нежно обнял ее за талию и поцеловал в щеку. Отвратительно.

Я старалась подбирать слова очень осторожно:

– Никогда не видела ничего подобного.

Папа взял в руки какой-то пульт с сенсорной панелью.

– Сейчас я тебе покажу самое классное, – ухмыльнулся он и начал нажимать на кнопки. – Позже я объясню, как пользоваться этой штукой. С ее помощью можно управлять телевизором, стереосистемой, светом, кондиционером и окнами.

– Окнами?

Серьезно, окна на радиоуправлении?

Папу буквально распирало от гордости. Он нажал на кнопку еще раз, и белоснежные шторы от пола до потолка распахнулись, открывая целую стену из окон с дверью посередине. Еще одно нажатие – и поднялись жалюзи. Комнату залило солнечным светом.

Отец открыл дверь и вышел полюбоваться закатом на деревянный балкон, с которого открывался великолепный вид на Лос-Анджелес. Под балконом не было видно земли. Судя по всему, дом находился на краю обрыва.

– Из твоей комнаты самый красивый вид во всем доме. Советую выходить на балкон после заката. Тут действительно есть на что посмотреть!

Калифорния, если я правильно помню, славится землетрясениями, поэтому перспектива проводить вечера на этом балконе не особенно вдохновляла.

Отец вернулся в комнату и опустил шторы. В его глазах читалась надежда. Он заметил, что я с тревогой рассматриваю серебристый ноутбук, лежащий на столе. Тонкий, как американский блинчик! Я всегда хотела такой, но теперь он почему-то больше не казался мне столь притягательным.

Папа подошел к столу и открыл его.

– Надеюсь, ты не против замены. Тот, что я нашел у тебя дома, слишком уж древний. Думаю, этот должен тебе понравиться. Я сохранил все данные со старого компьютера, прежде чем выбросить его. И еще купил тебе новый телефон. Твой ведь сгорел. – Отец протянул мне что-то похожее на айфон в ярко-розовом чехле. – Мы подключили тебя к семейному безлимитному тарифу, так что можешь спокойно звонить друзьям в Массачусетс. Это не проблема.

Меня передернуло. Я не общалась ни с кем с тех пор, как попала в аварию. К тому времени, как я снова смогла разговаривать по телефону, прошло столько месяцев, что всем уже было не до меня. А теперь я переехала к отцу за тысячи миль от дома и не планировала возвращаться, поэтому не видела смысла поддерживать с кем-либо связь.

Отец, видимо, понял ход моих мыслей: он виновато улыбнулся и потер шею, как будто ему стало очень неловко.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Э-э-э… А где все мои вещи?

Папа расслабился, как будто я задала легкий вопрос на гораздо более безопасную тему.

– Все, что было в спальне, кроме мебели, понятное дело, лежит в коробках в твоем гардеробе.

В моем гардеробе?

– Большой гардероб?

Дженнифер это показалось забавным.

– Не такой большой, как у меня. Хотя, я думаю, ты не паришься из-за обуви так, как я…

Я не стала ей говорить, что вообще-то мы с мамой очень даже парились из-за обуви. У меня с ней одинаковый размер ноги, поэтому на двоих у нас был целый вагон самых разных туфелек. Правда, я уже никогда больше не надену ничего похожего. Ни открытых сандалий, ни туфель на каблуках – только специальная ортопедическая (иными словами, старушечья) обувь для моих обожженных ног. Специалистам в ожоговом центре удалось спасти мои руки и восстановить двигательную функцию, чтобы я могла писать, – если это можно назвать письмом: моему почерку сейчас позавидовал бы любой врач. А вот пальцы на ногах пострадали гораздо сильнее.

– Мы не стали разбирать коробки. Подумали, что ты захочешь сделать это сама, – сказал папа. – Но, если тебе понадобится помощь, мы с радостью сделаем все, что попросишь.

– Спасибо, я справлюсь. А что с мамиными вещами и всем остальным?

– Я упаковал все, что показалось мне важным, – фотографии, некоторые мамины вещи, которые тебе, возможно, хотелось бы сохранить. На самом Аеле, их не так уж много, всего пара коробок. Я сложил их вместе с твоими вещами. А остальное выбросил.

– А книги?

Пульс резко участился. В этой комнате не было книжных полок, и я сильно сомневалась, что найду их в гардеробе.

– Куда ты дел все мои книги?

– А, эти книжки в гостиной? Я их раздал.

– Что?!

Папа вздрогнул от моего вопля, и в его взгляде снова промелькнуло отчаяние.

– Прости, малышка. Я не знал…

– Ты раздал все мои книги?

Возможно, было глупо срываться из-за этого после сегодняшнего стресса, но я просто не могла смириться с мыслью, что моих книг больше нет. Я собирала их годами!

Чтение стало моим любимым занятием с тех самых пор, как я научилась читать. Мама дарила мне книги на день рождения и Рождество, а иногда просто так, без повода. Постепенно это стало традицией.

Я ездила на автограф-сессии и конференции по всем северо-восточным штатам, собрала десятки книг с подписями любимых авторов. Каждый раз, когда я подходила к маме и смотрела на нее умоляющим взглядом, она смеялась и говорила:

– Ну, и куда на этот раз?

На каждой автограф-сессии я просила кого-нибудь сфотографировать меня и маму с автором книги и вклеивала снимок на форзац. А теперь всех этих книг, фотографий и воспоминаний больше не было… как и мамы. Их никогда не вернуть и ничем не заменить. Я как будто потеряла маму еще раз.

Сердце разбилось на миллион мельчайших осколков. Началась истерика. Я упала на кровать и свернулась калачиком. Как же мне хотелось заглушить эту боль!

– Прости, Элламара. Я не подумал. Ты была в коме и я не мог спросить. Но я могу купить тебе новые книги. Мы съездим в магазин на этой неделе и купим все, что ты захочешь.

Он хотел заменить новыми книжками мою коллекцию! Эта идея возмутила меня до глубины души.

– Ты ничего не понимаешь! – закричала я. – Просто уйди. Пожалуйста.

Я не слышала, как он закрыл дверь, но до следующего утра меня больше никто не беспокоил. Я проплакала несколько часов, пока не отключилась от усталости.