Текст книги "Индиана Джонс и искатели потерянного ковчега"

После того как Инди ушел, Марион не могла заснуть. Она села у окна и принялась разглядывать ночной город: купола, минареты, плоские крыши домов. Почему он не дал ей возможность прийти в себя? Жизнь так и не научила его терпению, такой же безрассудный в делах любви, как и во всем остальном. Неужели он не понимает, что людям нужно время, которое, конечно, не Бог весть какой целитель, но все же… Не может же она выхватить себя из прошлого и швырнуть в грубые объятия настоящего. Такие вещи надо делать как-то не так – осторожнее, тактичней…

Если вообще стоит их делать.

Быстрая тень мелькнула в гардеробной, где Инди и Марион оставили свои чемоданы. Существо двигалось с поразительной осторожностью, открывало сумки, перебирало одежду, поднимало даже крошечные клочки бумаги, тщательно все разглядывая. Но, видимо, то, что было нужно, не попадалось. Требовалось, чтобы предмет был определенной формы, рисунок или вещь – не имело значения, главное– форма. Ничего не обнаружив, существо поняло, что хозяин рассердиться, а это значит, что вкусной еды не будет. Возможно, даже накажут. Существо вновь постаралось вспомнить, как должен выглядеть нужный предмет– медальон в виде солнца с дыркой посередине, и какие-то знаки вокруг – и снова принялось за поиски.

Опять – ничего.

Обезьянка бесшумно выскользнула в коридор, подобрала остатки еды со стола, где она играла с милой женщиной, и, прыгнув в окно, растворилась в темноте.

Глава 8

Каир

Наступил день, такой солнечный и ясный, что небо казалось ярким до белизны. Все вокруг сверкало и слепило глаза: стены и ткани, одежда и посуда.

– Зачем тебе понадобилась эта обезьяна? – спросил Инди, кивнув в сторону мартышки, когда он и Марион оказались на улице, запруженной галдящими людьми и суетливыми торговцами.

– Она сама увязалась за мной, я ее не брала.

– Ты ей понравилась

– Дело не во мне. Она решила, что ты ее папочка – вы определенно похожи.

– Внешне, возможно, но духовный мир у нее явно твой.

Марион помолчала, потом неожиданно спросила:

– Почему ты не нашел себе какую-нибудь милую женщину и не завел с ней 9 детей?

– А почему ты решила, что не нашел?

Она удивленно посмотрела на него, и он с удовлетворением подумал, что вид у нее ошарашенный. Ему оказалось, что он даже заметил во взгляде что-то похожее на ревность. Наконец она произнесла:

– Ты слишком безответственный для такого дела. Мой папа сразу раскусил тебя, Инди. Он всегда говорил, что ты бездельник.

– Как мило с его стороны.

– Самый талантливый бездельник из всех его учеников. Но лентяй – он лентяй и есть. И все-таки, знаешь, он тебя любил. Тебе надо было сильно постараться. Чтобы он изменил свое отношение к тебе.

Инди вздохнул.

– Мне не хочется возвращаться к этому, Марион.

– Мне тоже. Но время от времени не мешает напоминать тебе кое о чем.

– Чтобы уколоть мое самолюбие?

– Вот именно. Чтобы не забывался.

Инди ускорил шаг. Иногда, несмотря на кажущуюся непроницаемость, ей все же удавалось задеть его за живое. Вроде того неожиданного приступа желания вчера ночью. Мне же это не нужно, вновь решил он. Это может стать только помехой. Любовь всегда предполагает какой-то внутренний порядок, а я привык к хаосу, я в нем, как рыба в оде.

– Ты мне так и не сообщил, куда мы направляемся, – наконец сказала Марион.

– Встретимся с Саллой, он отведет нас к одному специалисту.

– И не надоело тебе таскать меня повсюду. Совсем как мой отец. Тот тоже таскал меня по всему свету, словно старую тряпку.

Они дошли до места, где улица разветвлялась. Неожиданно обезьяна вырвалась из рук Марион и вприпрыжку помчалась прочь сквозь толпу.

– Эй! Вернись! – закричала Марион.

– Да пусть бежит. – Инди облегченно вздохнул.

– Я привязалась к ней.

Инди сверкнул на нее глазами, схватил за руку и поволок за собой.

Обезьянка стремительно неслась вперед, лавируя среди прохожих и ловко увертываясь от людей, старающихся ее поймать. Неожиданно она завернула за угол, влетела в распахнутую дверь и прямиком прыгнула на руки своему хозяину. Человек прижал малышку к себе, засунул ей в рот конфету, затем вышел из дома. Дрессировать мартышку намного выгоднее, чем натаскивать собаку – она во сто раз умнее, подумал он.

Мужчина оглядел узкую улочку, потом, запрокинув голову, помахал кому-то на крыше. Ему помахали в ответ.

Он погладил обезьянку: она хорошо справилась с заданием – выследила двоих, которых надо убить, причем сделала это не менее ловко, чем опытный сыщик, не вызвав и тени подозрения.

Отлично, подумал мужчина, отлично.

Инди и Марион свернули в сторону небольшой площади, уставленной лавками уличных торговцев и битком набитой покупателями. Внезапно Инди остановился. Знакомое покалывание в затылке предупреждало его о надвигающейся опасности. Что-то должно случиться.

Он оглядел толпу. Но что именно?

– Почему мы остановились? – спросила Марион.

Инди не ответил.

Толпа. Тут сам черт не разберется, с какой стороны ждать нападения. Он сунул руку под куртку и нащупал рукоять хлыста, потом вновь обвел глазами море людей вокруг. Наконец его взгляд остановился на группе мужчин, которые двигались в его сторону, причем более целеустремленно, ем кто-то другой.

Несколько арабов и пара европейцев.

Через секунду Инди увидел, как блеснуло на солнце что-то металлическое. Кинжал, мелькнуло у него в голове. В руке приближающегося к ним араба вновь сверкнуло оружие. Инди быстро выхватил хлыст и замахнулся. Угрожающе просвистев в воздухе, хлыст обвился вокруг запястья араба, и кинжал выскользнул из его руки. Но тут Инди увидел, что еще какие-то люди обступают их с Марион со всех сторон.

– Выбирайся отсюда. – сказал он девушке, подтолкнув в спину. – Беги!

Но Марион не тронулась с места. Вместо этого она схватила метлу с ближайшего прилавка и сунула в лицо другому арабу, который тут же упали покатился по земле.

– Уходи, – настаивал Инди. – Уходи же!

– Черта с два.

Их слишком много, подумал Инди, лишком много даже на двоих. Краем глаза он заметил широкое лезвие топорика, нацеленное на него, и снова замахнулся хлыстом, обвил шею нападавшего, потянул на себя. Издав стон, араб рухнул на землю. Но тут на него набросился один из европейцев, пытаясь вырвать хлыст из рук. Инди со всего маху ударил его ногой под дых. Схватившись за живот, противник упал навзничь на лоток с фруктами, раздавив весь товар, так что прилавок стал походить на какой-то авангардистский натюрморт. Повернув голову, Инди заметил в стене открытую дверь. Он схватил Марион за руку, пихнул ее внутрь и задвинул засов. Девушка бурно протестовала, но выбраться наружу не могла.

Инди тем временем оглядел площадь и, работая хлыстом, принялся крушить прилавки: хаос и неразбериха – вот что сейчас его спасет. Прямо рядом с его ухом просвистел нож, он еле успел уклониться, но не растерялся и метким ударом хлыста обвил щиколотку нападавшего араба. Под истошные вопли торговцев противник шлепнулся в груду черепков от разбитых ваз и горшков.

Инди озирал произведенный им разгром. Интересно, сколько их еще на него одного. Его боевой дух разыгрался.

Однако нападавших больше не было, по площади сновали одни торговцы, ругавшие на чем свет стоит полоумного с хлыстом, который уничтожил весь их товар Инди начал пятиться в сторону двери в стене, откуда до него доносились крики Марион, она не переставая барабанила кулаками по дереву. Он уже протянул руку к задвижке, как вдруг перед ним вырос одетый в бурнус араб с огромным ножом. Инди закрылся от удара, потом схватил араба за запястье, пытаясь вырвать нож.

Марион тем временем оставила дверь в покое и огляделась, надеясь обнаружить еще один выход на площадь. Черт бы побрал этого Инди, думала она, тоже мне рыцарь выискался! Дикость средневековая! Я, слава Богу, сама могу за себя постоять. Она повернулась и двинулась вперед по узкому проулку – но тут же остановилась: прямо на нее с угождающим видом надвигался какой-то араб. Она метнулась в ближайший проход, незнакомец побежал следом.

Тупик.

Впереди-стена.

Она вскарабкалась наверх, прислушалась – араб догонял ее, уже слышалось его неровное дыхание. Она спрыгнула с другой стороны стены и затаилась в нише между двумя домами. Через минуту Марион осторожно выглянула наружу. Араб возвращался, и не один. Рядом с ним вышагивал один из европейцев, которого она уже видела на площади. Марион вжалась в нишу, стараясь не дышать и как-то приглушить колотящееся сердце. Что нужно делать в таких ситуациях? – думала она. Спрятаться и сидеть тихо, как мышь. Она забилась еще глубже в нишу, в самую тень, как вдруг ее взгляд упал на высокую плетеную корзину. Вот и отлично, почувствую себя ненадолго в шкуре одного из 40 разбойников. Она влезла в корзину, захлопнула крышку и затихла. Сквозь отверстие между прутьями до нее доходили голоса преследователей, но разобрать слова было нелегко, они говорили на таком ужасном английском, что даже если бы она находилась совсем близко от них, и то вряд ли смогла бы все понять.

Посмотри здесь.

Здесь я уже смотрел.

Марион сидела, затаив дыхание.

Однако она не видела – и не могла видеть, – что на стену прямо напротив ниши вскарабкалась обезьянка. Неожиданно до слуха девушки донеслось ее невразумительное бормотание. Марион вздрогнула и, наконец, поняла – мартышка, она следовала за мной. Ах ты, маленькая предательница! Она почувствовала, как корзину подняли и, выглянув в щель, увидела, что араб и европеец, вскинув на плечи, потащили ее куда-то словно мусор. Марион закричала, забарабанила по крышке, но та была теперь намертво закреплена.

А на рыночной площади Инди продолжал сражаться с арабом в бурнусе. Наконец ему удалось отпихнуть нападавшего, и он попятился к двери, шаря рукой в поисках задвижки. Площадь к этому моменту стала напоминать встревоженный пчелиный улей: обозленные торговцы носились вокруг, размахивая руками и тыча пальцами в полоумного с хлыстом. Инди вновь увидел нацеленный на него нож. Ногой отбросив противника в сторону толпы, он открыл дверь и оказался в проулке, посмотрел направо, налево – никого. Лишь в дальнем конце двое парней волокли какую-то корзину.

Куда же делась Марион?

И вдруг откуда-то до него донесся ее голос, она звала его. Жутковатое, приглушенное эхо разнеслось по проулку.

Корзина!

Двое мужчин уже заворачивали за угол, но он успел заметить, как дернулась сверху крышка. Вдруг неясное бормотание отвлекло его внимание, он посмотрел наверх – на стене сидела обезьянка и, казалось, презрительно усмехалась. Почему-то у Инди возникло желание достать пистолет и уложить ее на месте одним метким выстрелом. Но вместо этого, подавив неприязнь, он бросился следом за двумя парнями, уносившими корзину. Он тоже завернул за угол, подивившись, как быстро они продвигаются вперед. Ведь это не шутка тащить Марион. Он бежал налегке, но догнать их не мог – они всегда опережали его на один поворот. Он мчался следом по запруженным людьми и торговцами улицам, где ему приходилось отчаянно работать локтями, чтобы проложить себе дорогу Он не имел права упустить их с этой корзиной, дать им похитить Марион. Он пихался и толкался, не обращая внимания на протесты пешеходов. Вперед, как можно скорее, только не упустить их из виду.

Неожиданно до его слуха донеслись какие-то странные звуки – неясная, тягучая мелодия, приглушенная и печальная. Он остановился, пытаясь понять, что это. Только на секунду он отвел глаза от похитителей, но когда через мгновение бросился следом – их уже не было. Корзина исчезла.

Инди вновь принялся проталкиваться через толпу. Жалобные звуки, поразившие его минуту назад, становились все громче, все пронзительней.

Он завернул за угол и остановился.

Прямо перед собой он увидел двух арабов, тащивших большую плетеную корзину.

В мгновение ока он выхватил хлыст, Инди подсек одного, затем другого. Мягкая кожа словно змея обвила ноги противника. Корзина опрокинулась, он бросился к ней.

Марион там не было.

Совершенно обалдевший, Инди глядел на вывалившиеся предметы.

Ружья, винтовки, патроны…

Не та корзина.

Он вынырнул из переулка и вновь помчался по главной рыночной улице. Печальное завывание становилось все слышнее.

Он выскочил на огромную площадь и стал, пораженный открывшейся перед ним картиной ужасающей нищеты: все место кишело нищими, калеками, слепыми, убогими…Они протягивали к нему обрубки рук и ног в безумной надежде получить помощь. Пахло потом, мочой, испражнениями. Воздух, насыщенный зловониями, был таким густым, что трудно было дышать.

Стараясь никого не задеть, он пересек площадь.

И остановился.

Теперь он понял, да неслись эти печальные звуки.

В дальнем конце площади двигалась похоронная процессия. Людей было много, видимо, хоронили какое-то важное лицо. Лошади тянули катафалк, священнослужители нараспев читали суры из Корана, плачущие и причитающие женщины, с платками на головах, шли впереди процессии, слуги – сзади, а в самом конце, замыкая ее, ковыляло жертвенное животное.

С минуту Инди смотрел на людей, раздумывая, как ему пробраться сквозь вереницу скорбящих.

Он взглянул на гроб – дорогой, богато оформленный – и неожиданно в просвете между людьми заметил двух мужчин, которые волочили плетеную корзину к крытому грузовику, стоящему в самом дальнем конце. И хотя плач и рыдания траурной процессии заглушали все вокруг, ему все же показалось, что он слышит из корзины голос Марион.

Он уже был готов растолкать скорбящих и ринуться следом, но тут случилось непредвиденное.

С грузовика по людям открыли пулеметный огонь, который разметал все вокруг. Участники процессии и толпы нищих разбежались, только священнослужители продолжали распевать свои молитвы, пока одна из пулеметных очередей не угодила в крышку гроба. Щепки полетели во все стороны, и забальзамированный покойник скользнул на землю. Женщины завопили и запричитали еще оглушительнее. Кидаясь из стороны в сторону, Инди добежал до колодца в дальнем конце площади и, сделав по грузовику пару выстрелов, укрылся там. Через секунду он выглянул и увидел, что плетеную корзину закинули в кузов. Уголком глаза он заметил, что как раз в этот момент на противоположном конце площади с места тронулся черный Седан. Грузовик тоже начал двигаться в сторону одной из боковых улочек.

Прежде чем он успел скрыться из виду, Инди поднял пистолет, тщательно – очень тщательно – прицелился и спустил курок. Водитель грузовика ткнулся носом в руль, машину развернуло, она врезалась в стену и перевернулась. Инди бросился к ней. Но тут же в ужасе остановился.

Никогда еще такое отчаяние не охватывало его, никогда еще он не испытывал такой душевной муки, такого горя и чувства безысходности.

Прямо у него на глазах грузовик взорвался. В небо взметнулись языки пламени, посыпались детали и покореженные куски металла. Только теперь он понял, что корзину закинули в кузов, груженный боеприпасами.

Марион мертва. И это он, убил ее.

Оглушенный, потерянный, стоял он, закрыв глаза, сознание словно отключилось.

Как же так могло случиться?

Бог знает сколько времени он бесцельно бродил по улицам, ничего не соображая, постоянно возвращаясь в мыслях к тому моменту, когда он навел пистолет на водителя грузовика и выстрелил. Зачем? Как же ему не пришло в голову, что в грузовике может находиться что-то взрывоопасное?

Ты разрушил ее жизнь, когда она была еще девочкой. Теперь, когда она выросла, ты убил ее.

Он брел узким кривым улочкам, заполненным людьми, и снова, в который раз, обвинял себя в смерти девушки. Чувство вины перед ней не покидало его ни на миг, заставляя невыносимо страдать. Лекарство могло быть только одно – забыться, хотя бы на какое-то время.

Ноги сами принесли его к дверям бара. Где до этого они договаривались встретиться с Саллой. Теперь та жизнь казалась далеки прошлым, другим миром, да и сам он казался себе другим человеком.

Он вошел внутрь захудалой забегаловки, в нос ударил запах перегара, все помещение было заполнено едким табачным дымом. Он подсел к стойке, заказал виски и начал поглощать стакан за стаканом, удивляясь по ходу дела, почему так происходит, что одним везет, а другим – хоть в петлю лезь. Он раз сто прокрутил этот вопрос в своем затуманенном мозгу, пока тот не потерял всякий смысл и не превратился в некое подобие Летучего голландца, плавающего в океане алкоголя.

Он потянулся за следующим стаканом, когда вдруг что-то коснулось его руки. С трудом повернув голову, он увидел сидящую на стойке обезьянку, ту самую маленькую глупышку, которая так полюбилась Марион. Он вспомнил, как это идиотское создание даже целовалось с девушкой. Хорошо, если ты понравилась Марион, можешь сидеть здесь.

– Хочешь выпить, ты, макака?

Обезьянка, склонив голову набок, не отрывала от него глаз. И не только она. Инди увидел, что его пристально разглядывает бармен, как если бы он был буйнопомешанным, сбежавшим из соседнего приюта для слабоумных. Потом он заметил еще кое-что: трое мужчин европейского вида, судя по акценту – немцы, окружили его со всех сторон.

– С вами хотят поговорить, – произнес один из них.

– Извините, занят. Пью на брудершафт со своим лучшим другом.

Обезьянка заерзала на стойке.

– Вас никто не спрашивает, заняты вы или нет, мистер Джонс, – сказал немец. Он стащил Инди со стула и пихнул в сторону подсобного помещения. Бормоча что-то и попискивая, обезьянка метнулась следом. В комнате было так накурено, что ум Инди сразу заслезились глаза.

В противоположном конце за столом сидел мужчина, и Инди понял, что эта встреча была давно запланирована и избежать ее невозможно.

Рене Беллок потягивал из стакана вино и крутил в руке цепочку с часами.

– Мартышка? – удивился он, взглянув на обезьянку. – Ты по-прежнему выбираешь себе замечательных друзей, как я погляжу.

– Смотри не лопни от остроумия, Беллок.

Француз поморщился.

– Ну и чувство юмора у тебя. Оно меня ужасало еще в студенческие годы. Твоим остротам всегда не хватало блеска.

– Мне что, тебя прямо сейчас придушить?

– Я понимаю твое состояние. Но видишь ли, не я втянул мисс Равенвуд в это грязное дело. Тебя гложет совесть, сознание, что ты всему виной, разве я не прав?

Инди шлепнулся на стул напротив Беллока. Тот наклонился к нему и произнес:

– Ты зол на меня за то, что я вижу тебя насквозь. Но знаешь, мне это нетрудно, ведь мы с тобой схожи.

Уставившись на француза налитыми кровью глазами, Инди отрезал:

– Попрошу без оскорблений.

– Посуди сам, – продолжал Беллок. – И для тебя и для меня археология всегда была чем-то вроде религии, и мы оба, без сомнения, часто отклонялись от проторенных путей. Мы с тобой склонны к неожиданностям… авантюрам. Да и методы у нас похожие, хоть ты и не согласишься со мной. В каком-то смысле, я твой двойник. Не так уж много требуется, чтобы ты стал таким же, как я, а. профессор? Немного больше решимости? Способность идти до конца и не гнушаться ничем, даже, скажем, убийством?

Инди молчал. Слова Беллока доходили до него как сквозь туман. Конечно, тот несет чушь, абсолютную чепуху, но произнесенная с французским акцентом, любая белиберда начинает звучать веско и убедительно.

Только не для меня, подумал Инди. Ему речь француза напоминало шипение змеи.

– Ты сомневаешься, Джонс? Но послушай, что привело тебя сюда? Желание добыть Ковчег, я прав? Мечты об антикварных редкостях, исторических реликвиях – ты заражен этим вирусом, жаждой поиска, желанием приобщиться к прошлому. – Беллок усмехнулся, продолжая раскачивать на цепочке часы. – Посмотри хотя бы на эти часы. Дешевка. Пустяк. А закопай их где-нибудь в пустыне на тысячу лет, и они станут бесценными. Люди – вроде тебя и меня – друг другу будут глотки резать из-за них. Конечно, Ковчег– это нечто другое. Тут дело не в выгоде, мы ведь понимаем это, и ты, и я. Но наша ненасытность всегда с нами, мой друг. Это наш общий порок.

Француз умолк, на его губах по-прежнему играла улыбка. Остекленевшие глаза уставились в пустоту, видимо, он продолжал беседу уже нес только с Инди, сколько сам с собой.

– Ты понимаешь, что такое Ковчег? Это же нечто вроде радиопередатчика, с помощью которого человек может общаться с Богом. И я очень близок к тому, чтобы завладеть им. Очень близок. Я ждал долгие годы. То, о чем я сейчас говорю, не имеет отношения к выгоде, это не жажда наживы. Я хочу не просто завладеть Ковчегом, а той силой, что заключена в нем.

– Ты собираешься подкупить сверхъестественное, Беллок? Заполучить власть?

Беллок откинулся на спинку стула, его лицо скривилось. Он медленно соединил вместе кончики пальцев.

– А ты разве нет?

Инди пожал плечами.

– Вот видишь, и ты не уверен. Даже ты. – Беллок понизил голос. – А я уверен, Джонс. У меня нет ни малейших сомнений. Мои поиски всегда вели меня в этом направлении. И теперь – я знаю.

– Совсем спятил, – пробормотал Инди.

– Жаль, но сейчас нам придется расстаться,, – продолжал Беллок. – Иногда ты был для меня неплохим стимулом, а в современном мире это не шуточное достоинство.

– Я в восторге от того, что ты так высоко меня ценишь, Беллок.

– Я рад. Нет, в самом деле. Но, боюсь, всему хорошему когда-то приходит конец.

– А не слишком ли многолюдно здесь для сведения счетов?

– Чепуха. Арабы не будут вмешиваться в дела белых людей. Они и пальцем не шевельнут, даже если мы сейчас начнем убивать друг друга. – Улыбнувшись и кивнув в сторону Инди, Беллок поднялся.

Инди, пытаясь протянуть время, обратился к нему:

– Надеюсь, твои предстоящие переговоры с Богом научат тебя чему-нибудь.

– Не сомневаюсь.

Инди попытался собраться с мыслями. Достать пистолет он, конечно, не успеет, о хлысте и говорить не приходится – его убийцы сидели прямо перед ним.

Беллок взглянул на часы.

– Кто знает, Джонс. Возможно, на том свете есть такое местечко, где наши души вновь встретятся. Как приятно мне будет обдурить там тебя еще пару раз.

Снаружи донесся шум– смех, веселое детское щебетание – звуки, которые Инди всегда ассоциировал с рождественскими праздниками и которые никак не подходили для камеры смертника.

Беллок удивленно уставился на дверь: в комнату ворвались все 9 детей Саллы, радостно вопя и зовя Инди, который ошарашено смотрел на них. Дети окружили его живым кольцом, малыши вскарабкались на колени, а кто посмелее даже залез на спину. Один из мальчиков взгромоздился ему на шею, другой увлеченно тянул за ногу.

Беллок нахмурился.

– Решил, что выкрутишься? Думаешь эта мелюзга тебя защити?

– Ничего я не думаю.

– Вот тут ты прав, с мыслительным процессом у тебя туго.

Дети тянули Инди к выходу. Они льнули и жались к нему, ни на секунду не оставляя без прикрытия. Салла. Ужаснулся Инди, это он придумал этот опасный план, как спасти друга. Но как в голову ему могла прийти мысль так рисковать собственными детьми?

Беллок вновь уселся на стул и сложил руки. Он походил на недовольного отца семейства, которого заставили присутствовать на детском утреннике. Осуждающе покачав головой, он наконец произнес:

– На следующем заседании Международного археологического общества я поведаю коллегам о том, как ты нарушаешь законодательство, запрещающее эксплуатировать детей, Джонс.

– Ты не являешься его членом.

Беллок улыбнулся, потом нахмурился. Он еще раз посмотрел на детей, и, видимо, придя к какому-то решению, повернулся к своим помощникам и поднял руку, показывая, что надо убрать оружие.

– У меня нежное сердце – питаю слабость к собакам и детям, Джонс. Можешь не благодарить. Но следующий раз малютки тебя не спасут.

Инди, все еще окруженный детьми, которые вцепились в него как в любимую игрушку, вышел из комнаты. Прямо у входа в бар он заметил грузовик Саллы и облегченно вздохнул: за весь этот страшный день он впервые почувствовал нечто, отдаленно напоминающее радость.

Беллок допил вино. С улицы до него донесся шум отъезжающего автомобиля. Когда звук замер вдали, француз вдруг подумал, – и эта мысль удивила его самого, – что он не был готов расправиться с Инди. Время еще не наступило. И дело было совсем не в детях – их вторжение мало что меняло, – а в том, что где-то в отдаленном уголке сознания, он и сам не мог определить, где точно, ему не хотелось убивать противника. Пусть поживет еще. В конце концов, есть вещи и пострашнее смерти.

И он принялся рисовать в своем воображении то мучения и страдания, которые ожидают Инди. Во-первых, конечно, девчонка– это уже неплохое наказание, настоящая пытка. А как приятно будет потом посмотреть на его физиономию, когда этот дурак поймет, что Ковчег ускользнул у него между пальцев.

Беллок откинул назад голову и расхохотался. Стоящие рядом немцы, его помощники раздосадованные тем, что убийство так и не состоялось, обалдело уставились на него.

– У твоих детей такая оперативность, даже морской пехоте США до них далеко, – Сказал Инди уже сидя в машине.

– Я понял, что-то случилось, и решил действовать, – ответил Салла.

Инди уставился на дорогу: уже стемнело. Миом них проносились неяркие огни, мелькали в сумерках силуэты прохожих. Дети в кузове смеялись и распевали песни. Эти радостные звуки вновь напомнили Инди то, что он хотел забыть.

– Марион…

– Я знаю, – сказал Салла. – Здесь новости быстро распространяются. Мне очень жаль, что так произошло. Я ужасно огорчен. Что я могу сделать для тебя, чем помочь?

– Ничем.

Салла кивнул.

– Понимаю.

– Но ты сможешь помочь мне в другом – прижать хвост этим ублюдкам.

– Я всегда в твоем распоряжении, ты же знаешь. – И Салла умолк. Они подъезжали к дому. Через минуту он продолжал: – Мне надо кое-что сообщить тебе о Ковчеге. Плохие новости.

– Давай, добивай.

– Позже, когда будем дома. А потом, если хочешь, мы можем пойти к Имаму, специалисту, о котором я тебе говорил, чтобы он объяснил знаки на диске.

Инди не ответил. Последствия попойки давали себя знать, в голове что-то колотилось и жужжало. Но если бы алкоголь не притупил его наблюдательности, то он бы заметил, что от самой двери бара за ними на мотоцикле следовал мужчина. Правда, узнать его он все равно бы не смог. Это был человек, занимающийся дрессировкой обезьян.

Когда всех детей водворили обратно в дом, целыми и невредимыми, Салла И Инди вышли во дворик, обнесенный со всех сторон стеной. Салла, несколько раз пройдясь взад и вперед, наконец, остановился у стены и произнес:

– У Беллока есть медальон.

– Что? – Инди сразу же засунул руку в карман, и его пальцы коснулись диска. – Ты ошибаешься.

– У него копия, такой же диск, как у тебя, в центре – хрусталик. И такие же знаки, как на твоем.

– Как же так? Я никогда не слышал, что где-то есть его изображение или копия. Ничего не понимаю.

– И еще кое-что, Инди, – продолжал Салла.

– Я слушаю.

– Сегодня утром Беллок вошел в зал, где находится макет города, а потом показал нам, где мы должны копать. Совершенно новое место, никак не связанное с предыдущими раскопками.

– Колодец душ, – произнес Инди обреченно.

– Думаю, что так. Наверное, он произвел расчеты, пользуясь картой города.

Инди в волнении начал похлопывать одной рукой о другую, потом повернулся к Салле и достал из кармана медальон.

– Ты уверен, что он выглядел именно так?

– Я видел его.

– Посмотри еще раз, Салла.

Египтянин пожал плечами и, взяв в руки диск, несколько минут внимательно его разглядывал. Наконец он сказал:

– Возможно, разница все же есть.

– Какая?

– Мне кажется, что на медальоне Беллока знаки изображены только с одной стороны.

– Ты уверен?

– Да, пожалуй, уверен.

– Теперь осталось узнать, что означают эти знаки.

– Тогда нечего медлить, идем к Имаму.

Инди не ответил. Они пересекли дворик, и вышли на улицу. Инди был полон решимости действовать. Впрочем, Ковчег был теперь не единственным стимулом. Он должен раньше Беллока найти Колодец душ ради Марион, чтобы доказать, что она погибла не зря.

Никогда он этого не докажет, тут же с горечью подумал он.

Они влезли в грузовик, и неожиданно сзади Инди опять увидел обезьянку. Он уставился на нее. Что это она снова за ним увязалась? Глядишь, скоро научится говорить и станет звать его папочкой. Сердце его сжалось, он вспомнил шутку Марион о том, что малышка похожа на него.

Обезьянка верещала что-то и потирала передние лапки. Грузовик отъехал, и тут же из темноты появился мотоцикл и двинулся за ним следом.

Имам жил на самой окраине Каира. Его дом, расположенный на небольшом пригорке, имел очень необычный вид, немного напоминая обсерваторию. И действительно, когда они с Саллой, и в сопровождении обезьянки, подходили к дому, то заметили отверстие в крыше, откуда выглядывала труба телескопа.

– У Имама очень разносторонние интересы, Инди, – сообщил Салла. – Он и священник, и ученый, и астроном. Если уж кто-то и сможет нам помочь, то только он.

Входная дверь была распахнута, а на пороге стоял мальчик и кивал им головой.

– Добрый вечер, Абу, – поприветствовал его Салла. – это– Индиана Джонс, – представил он друга. – Абу, ученик Имама.

Инди тоже кивнул и улыбнулся. Он сгорал от нетерпения увидеть знаменитого ученого, который в этот самый момент появился в конце коридора. Это был старик в поношенной одежде, руки с узловатыми пальцами покрыты коричневыми старческими пятнами, однако глаза все еще полны жизни и огня. Он склонил голову в молчаливом приветствии и подал им знак следовать за собой. Они прошли в кабинет – просторную комнату, заваленную рукописями, картами, старинными документами. Во всем здесь ощущалась увлеченность хозяина наукой, везде было заметно его преклонение перед знаниями.

Инди передал Имаму медальон. Тот молча взял его и понес к маленькому столику в конце кабинета, освященному настольной лампой. Он сел и принялся внимательно разглядывать вещицу, в то время как Инди и Салла, а так же и обезьянка, опустились на пол на подушки.

Воцарилась тишина.

Старик сделал глоток вина, потом быстро что-то набросал на клочке бумаги. Инди нетерпеливо ерзал на месте. Ему казалось, что Имама позабыл о них и о времени.

– Терпение, = произнес Салла.

Поторопись, подумал Инди.

Мужчина спрыгнул с мотоцикла и оставил его недалеко от входа в дом. Затем, бесшумно скользя вдоль стены, он обогнул дом, по пути заглядывая во все окна, пока, наконец, не добрался до кухни. Он вжался в стену и стал наблюдать за Абу– тот мыл в раковине финики. Мужчина замер. Абу сложил финики в миску и поставил на стол, потом взял графин с вином, несколько стаканов и, расположив их на подносе, вышел из кухни. Выскользнув из укрытия, мужчина достал из кармана бутылочку, открыл ее и, воровато оглядевшись, вылил немного жидкости на финики. С минуту он помешкал, а затем, услыхав звук шагов – этот возвращался Абу, – быстро и так же бесшумно, как и прежде, растаял в темноте.

Имам все еще молчал. Инди время от времени бросал взгляд на Саллу. Тот сидел с видом человека, привыкшего к долгому ожиданию, его лицо– само терпение. Открылась дверь. Вошел Абу и поставил на стол графин с вином и стаканы. Инди мучила жажда, но он не шелохнулся. В комнате царила напряженная тишина. Мальчик вышел, но скоро вернулся, неся тарелку с сыром, фрукты, миску с финиками. Салла рассеянно взял кусочек сыра и начал глубокомысленно его жевать. Финики выглядели очень аппетитно, но Инди не был голоден. Увидев еду, обезьянка покинула из и перебралась поближе к столу. Никто не проронил ни слова. Инди наклонился и взял финик. Он подбросил его в воздух и, закинув голову, попытался поймать ртом, однако промахнулся: финик ударился о подбородок и отлетел на пол. Абу как-то странно взглянул на американца – его поведение, по-видимому, казалось мальчику верхом идиотизма, – потом поднял финик и бросил в мусор.