Текст книги "Стражи"

Кен Бруен
Стражи

Посвящается министру юстиции (январь 1993 – декабрь 1994)

Выражаю особую благодарность Винни Брауну, книжному магазину Чарли Бирна, Филу Кеннеди и Ноелу Макджи

•••

Трудно представить, чтобы кого-нибудь выкинули из нашей полиции. Нужно очень постараться. Если только ты не покроешь себя общественным позором, там будут терпеть практически все.

На мне испробовали многочисленные

предупреждения

замечания

последние предупреждения

выговоры,

но я никак не исправлялся.

Вернее, не протрезвлялся. Не поймите меня неправильно. Между полицией и выпивкой – древние, почти любовные отношения. Более того, на полицейского-трезвенника смотрят с подозрением – если не с презрением, – как в самой полиции, так и вне ее.

На учениях наш начальник говорил:

– Мы все любим опрокинуть кружку-другую.

Кивки и одобрительное ворчание присутствующих.

– И людям нравится, когда мы выпиваем кружку-другую.

Чем дальше, тем лучше.

– Они не любят сволочей.

Он помолчал, чтобы мы все прониклись. Сделал особое ударение на последнем слове.

Через десять лет я получил третье предупреждение. Вызвали к начальству, предложили обратиться за помощью:

– Времена изменились, сынок. Сейчас появились всякие там программы, открываются реабилитационные центры и все такое. И вовсе не стыдно туда пойти. Там вместе с тобой будут и священники, и политики.

Меня так и подмывало спросить: «Думаете, из-за этого я туда помчусь задрав штаны?»

Но я пошел. Какое-то время не пил, потом постепенно начал по новой.

Это большая редкость, когда полицейский получает назначение в родной город, но начальство, видно, решило, что здешний воздух мне поможет.

Холодным февральским вечером отправились на задание. Темно как в аду. Ловили слишком резвых водителей на окраине города. Дежурный сержант заявил:

– Мне нужны результаты. И ничего слушать не желаю.

Напарником моим был Кленси, парень из Роскоммона. С ним было легко, и он вроде бы не обращал внимания на мое пьянство. У меня с собой был термос с кофе, можно сказать, пуленепроницаемым от коньяка. Очень славно шло.

Слишком славно.

Работы было мало. Видно, прошел слух о нашей засаде. Подозрительно, что водители не превышали скорость.

Кленси вздохнул:

– Они про нас проведали.

– Точно.

И вдруг мимо просвистел «мерседес». Радар заклинило.

Кленси закричал:

– Боже!

Я воткнул передачу, и мы рванули. Сидящий рядом Кленси попросил:

– Джек, сбавь скорость. Кажется, нам об этой машине лучше забыть.

– Что?

– Номерные знаки… Ты заметил?

– Да, ну и что?

– Это из правительства.

– Какой кошмар!

Я включил сирену, но прошло не меньше десяти минут, прежде чем «мерс» остановился. Когда я открыл дверцу, Кленси придержал меня за руку:

– Ты поаккуратнее, Джек.

– Ясное дело.

Я постучал в окно водителя. Он медленно опустил стекло. Ехидно улыбаясь, спросил:

– В чем дело?

– Вылезай.

Он не успел ответить, как человек, сидящий на заднем сиденье, наклонился вперед:

– В чем дело?

Я его узнал. Та еще шишка.

– Ваш водитель ведет себя как сумасшедший, – сказал я.

Тогда он спросил:

– Вы хоть имеете представление, с кем разговариваете?

– Ага, с говнюком, который трахает медсестер.

Кленси пытался оттащить меня и шептал:

– Господи, Джек, отстань от них.

Шишка вылез из машины и направился ко мне. Заорал, полный праведного гнева:

– Ты, щенок паршивый, считай себя безработным. Ты хоть представляешь, что теперь будет?

Я сказал:

– Я точно знаю, что теперь будет.

И врезал ему по зубам.

Вне полиции

В Ирландии нет частных детективов. Ирландцы такого не потерпят. Почему-то для них частный детектив – почти то же самое что стукач. Здесь можно делать почти все, но стучать нельзя.

Я просто начал собирать информацию. Не слишком трудное дело, но требует терпения и ослиного упрямства. Последнее – моя врожденная черта.

Однажды на улицу я не вышел и не закричал: «Господь решил сделать меня сыщиком!» – Господу было все до лампочки.

Есть Господь, и есть его ирландский вариант. Поэтому он может на все плевать. Не то чтобы ему не интересно, он просто не хочет, чтобы его беспокоили.

Из-за моей прошлой карьеры считалось, что у меня есть связи. Что я знаю, как все происходит. Некоторое время меня разыскивали и просили помочь.

Иногда мне везло, и я помогал. На этой хлипкой основе начала создаваться репутация. Самое главное – я мало просил за свои услуги.

•••

Пивная «У Грогана» не самая старая в Голуэе.

В то время как в других заведениях увлекались

унисексом

низкокалорийной пищей

караоке

наркотиками,

она осталась такой же, какой была лет пятьдесят или даже больше назад. Разве что по мелочам изменилась. Все тот же посыпанный опилками пол, на который можно плевать, жесткие сиденья, никаких финтифлюшек. Здесь пока еще не появились

левые спиртные напитки

миксеры

спешащие клиенты.

Это серьезное место, где можно серьезно надраться. Никаких вышибал и переговорников у дверей. Эту пивнушку не сразу найдешь. Надо пройти вверх по Шоп-стрит, пропустить Караван-стрит, свернуть в небольшой переулок – и вы дома. Даром там не напоят, зато полная свобода.

Мне там нравится. Это единственное заведение, где мне ни разу не загораживали вход. Ни разу и никогда.

Там нет никаких украшений. На замызганном зеркале – крест-накрест две клюшки для травяного хоккея. Над ними в общей раме три фотографии. На них Папа Римский, святой Патрик и Джон Ф. Кеннеди. ДФК – в центре. Ирландские святые.

Когда-то папа занимал почетное центральное место, но после Ватиканского совета его понизили в должности. Теперь он слева.

Опасное положение.

Не знаю, какой он папа по номеру, но выглядит, как они все. Весьма вероятно, что он вскоре снова займет положение в центре поля.

Шон, хозяин пивной, – он помнил Клиффа Ричарда, когда тот был молодым, – сказал:

– Клифф был английским Элвисом.

Надо же до такого додуматься.

Эта пивнушка была моим офисом. Я по утрам обычно сидел там и ждал, когда мир постучится и войдет. Шон приносил мне кофе. С каплей коньяка… чтобы убить горечь.

Иногда Шон казался таким хрупким, что я боялся, что у него не хватит сил сделать несколько шагов до моего столика.

Чашка качается на блюдце и гремит, как самые плохие новости.

Иногда я говорю ему:

– Возьми кружку.

Он пугается и отвечает:

– Не положено!

Однажды я поинтересовался, не трясется ли он в унисон с чашкой.

– Ты когда-нибудь уйдешь на пенсию?

– Ты когда-нибудь бросишь пить?

– Что ж, баш на баш.

•••

Через несколько дней после Челтенгема я сидел за своим обычным столиком. Я выиграл несколько фунтов на бегах с препятствиями и не все еще промотал. Читал «Тайм-аут». Покупал газету почти каждую неделю. Путеводитель по Лондону, где рассказывается обо всем, что происходит в столице.

Мой план.

Да-да, у меня был план. Вряд ли бывает что-нибудь более опасное, чем алкаш с планом в голове. Вот какой план был у меня.

Я соберу все до последнего пенни, еще подзайму и двинусь в Лондон.

Сниму квартиру в Бейсуотере и буду ждать.

Вот так. Просто ждать.

Эта мечта помогла мне пережить много тяжелых понедельников.

Шон приблизился громыхая и спросил:

– Так ты собираешься ехать или нет?

– Скоро.

Он пробормотал что-то вроде благословения.

Я отпил глоток кофе, и он обжег мне нёбо.

Прекрасно.

Затем в действие вступил коньяк, согревший мне рот. Эти дивные минуты перед падением.

Застывший на мгновение рай.

Д. М. О'Нил в «Даффи умер» писал, что коньяк освобождает дыхание, а потом снова не дает дышать. Более того, приходится вставать все раньше и раньше, чтобы допиться до трезвости к открытию.

Попробуйте объяснить все это человеку, не страдающему такой привязанностью к выпивке.

В пивную вошла женщина, огляделась и прошла к стойке. Я пожалел, что выгляжу так себе. Опустив голову, попробовал задействовать свои детективные способности. Или, вернее, наблюдательность. Я только взглянул на нее. Что мне запомнилось? Темное пальто средней длины, хороший покрой. Глубоко посаженные глаза, носик пуговкой, крупный рот. Хорошенькая, но не слишком. Туфли на низком каблуке, хорошие, кожаные.

Вывод: дамочка не по мне.

Она заговорила с Шоном, он показал на меня. Она направилась ко мне, и я поднял голову.

– Мистер Тейлор? – спросила она.

– Угу.

– Можно вас на пару слов?

– Конечно, присаживайтесь.

Вблизи она оказалась симпатичнее, чем издалека. Вокруг глаз глубокие морщины. Я решил, что ей под сорок.

– Хотите что-нибудь выпить? – спросил я.

– Тот человек обещал принести кофе.

Пока мы ждали, она изучала меня. Не тайком, а открыто, без смущения. Подошел Шон с кофе… и – обратите внимание! – тарелкой печенья. Я вытаращился на него, и он смутился:

– Не твое дело.

Когда он ушел, она сказала:

– Он такой хрупкий.

Не подумав, я ляпнул ужасную глупость:

– Он? Да он нас с вами похоронит.

Она вздрогнула. Мне показалось, ей захотелось спрятаться. Я кинулся напролом:

– Что вы хотели?

Она взяла себя в руки:

– Мне нужна ваша помощь.

– В чем?

– Мне сказали, вы можете помочь.

– Ну… может быть…

– Моя дочь… Сара… она покончила с собой в январе. Ей было всего шестнадцать лет.

Я состроил соответствующую гримасу. Она продолжила:

– Я не верю… что она себя убила… она не могла.

Я с трудом сдержал вздох. Она коротко, с горечью улыбнулась и заметила:

– Любая мать, наверное, так скажет, да? Но потом кое-что случилось.

– Потом?

– Да, позвонил какой-то человек и сказал: «Ее утопили».

Это проняло меня. Я попытался собраться с мыслями и переспросил:

– Что?

– Так он сказал. Больше ничего, только эти два слова.

Тут я сообразил, что даже не знаю ее имени.

– Энн… Энн Хендерсон.

Что-то я не форме. Надо бы привести себя в порядок. Я залпом допил сдобренный коньяком кофе. Немного помогло.

– Миссис Хендерсон… я…

– Не миссис… я не была замужем. Отец Сары оставил нас давным-давно. Нас было всего двое… вот почему я знаю, она бы меня не бросила… никогда.

– Энн, когда случаются такие трагедии, иногда находятся придурки и всякие идиоты. Их притягивает чужая беда. Они расцветают на чужом горе.

Она закусила губу, потом подняла голову:

– Он знал. – Она порылась в сумке, выудила оттуда пухлый конверт и сказала: – Надеюсь, этого хватит. Мы копили деньги на поездку в Америку. Сара мечтала об этом. – Положила рядом с деньгами фотографию.

Я сделал вид, что смотрю.

– Вы попытаетесь? – спросила она.

– Не могу ничего обещать.

Знаю, есть много всякого, что я должен был, обязан был, мог сказать. Но я промолчал.

Она спросила:

– Почему вы пьете?

Застигла меня врасплох.

Я ответил:

– Думаете, у меня был выбор?

– А, все это чушь.

Я уже почти разозлился, хотя еще крепился.

– Тогда почему вы хотите, чтобы вам помог… алкаш?

Она встала, смерила меня суровым взглядом и сказала:

– Все говорят, что вы стоящий парень, потому что в вашей жизни больше ничего нет.

И ушла.

•••

…Быстро реагирует на поставленную задачу.

Из характеристики

Я живу у канала. Но совсем близко к университету. Люблю сидеть ночами и слушать, как шумят студенты.

А они шумят, можете мне поверить.

Домик небольшой, в два этажа. Хозяин разделил его на две квартиры. Я живу внизу. Наверху живет Линда, она работает в банке. Сама она из деревни, но умудрилась впитать в себя все самое плохое, что есть в городе. Все знает, все умеет.

Она красивая, ей чуть больше двадцати. Однажды, когда она забыла ключ, я открыл ей замок. Ободренный этим поступком, спросил:

– Не хочешь где-нибудь развлечься вечерком?

– Ой, я никогда не нарушаю своего золотого правила.

– Это какого же?

– Не встречаться с алкашами.

Спустя какое-то время у ее машины лопнула шина. Я сменил колесо. Тогда она сказала:

– Послушай, в тот раз… я была неправа. Была неправа!

Все становятся квази-американцами в худшем варианте.

Я встал. Все руки в масле и грязи.

Она продолжила:

– Мне не надо было говорить… ну, вы знаете…

– Да ладно, забудь.

Возможность прощать часто кружит голову и делает из тебя дурака.

Я сказал:

– Значит, ты не возражаешь, чтобы пойти куда-нибудь перекусить?

– Нет, я не могу.

– Что?

– Ты слишком старый.

В тот вечер, когда стемнело, я вышел во двор и снова проткнул ей шину.

Я люблю читать. Много читаю. Между запоями потребляю печатную продукцию. По большей части детективы. Недавно я закончил автобиографию Дерека Раймонда «Спрятанные досье».

Здорово.

Мужик что надо.

Мне было особенно интересно потому, что он перекинулся от выпивки. Вот что я написал над зеркалом в своей ванной:

Существование – это порой то, что наблюдатель-артиллерист видит на позиции врага в свой полевой бинокль.

Далекий зловещий вид, внезапно попавший в фокус, с массой мерзких деталей.

Именно от мерзких деталей мне хотелось бы избавиться с каждым выпитым стаканом. Но они отпечатались в моей душе во всей своей красе. Их не стряхнуть.

Видит Бог, я пытался. Со дня смерти моего отца я заклинился на смерти. Думаю о ней целыми днями. Живу с ней, как с полузабытой песней.

Один философ, Ларошфуко, писал, что смерть напоминает солнце. Никто не может смотреть на нее в упор. Я много копался в книгах о смерти:

Шервин Наланд – «Как мы умираем».

Берт Кейзер – «Танцы с миссис С».

Томас Линч – «Похороны».

Не знаю, что я там искал:

ответы

утешение

понимание?

Но ничего не нашел.

Внутри меня образовалась рана, которая до сих пор не заживает. После похорон священник сказал:

– Боль пройдет.

Мне захотелось заорать: «Да пошел ты, я не хочу, чтобы она проходила. Я хочу, чтобы она терзала меня, чтобы я не мог забыть!»

Мой отец был потрясающим человеком. С детских лет помню, как он вдруг сдвинет всю мебель в кухне, столы, стулья, к стенке. Потом подаст руку маме, и они начнут танцевать по кухне. Она задыхалась от смеха и кричала: «Вот как мы умеем!»

Что бы ни случалось, он говорил: «Пока ты можешь танцевать, дела идут неплохо».

Я никогда не танцую.

•••

Мертвые дети не оставляют нам воспоминаний, они приходят к нам во снах.

Томас Линч. «Похороны»

Я сходил на могилу погибшей девушки. Ее похоронили на кладбище в Рахуне. Там же, где лежит любовник Норы Барнакл.

Не могу объяснить, почему мне захотелось начать отсюда. Могила моего отца находится на небольшом холмике. Я был в слишком растрепанных чувствах, чтобы заглянуть к нему и поздороваться. Бывают дни, когда я так остро ощущаю эту потерю, что даже не могу поздороваться.

Могила Сары Хендерсон оказалась у восточной стены. Одно из немногих мест на кладбище, куда заглядывает солнце. Кустарный, временный крест с надписью:

САРА ХЕНДЕРСОН

И все.

Я сказал:

– Сара, я сделаю, что смогу.

У ворот я нашел платный телефон и позвонил Кэти Б. Она сняла трубку на девятом гудке:

– Чего?

– Кэти, какие дивные манеры!

– Джек?

– Ну да.

– Как ты?

– На кладбище.

– Хорошо, что не в могиле.

– Поработать можешь?

– Разумеется, есть-то надо.

Я рассказал ей про Сару, сообщил все подробности и добавил:

– Поговори с ее школьными подружками, приятелем…

– Не учи ученого.

– Извини.

– Так и быть. Позвоню через несколько дней.

Клик.

•••

Примерно год назад я шел домой вдоль канала. Было довольно поздно. Здесь постоянно что-то происходит после полуночи, такое уж место. Полно пьяниц, наркоманов, борцов за чистоту окружающей среды, уток и просто психов. Я как раз подхожу для такой компании.

Какой-то приезжий предложил мне купить у него пальто, но в остальном все было тихо-спокойно. Уже в конце канала я заметил девушку, стоящую на коленях перед мужчиной. Сначала я подумал, что она делает ему минет. Но потом заметил, как он поднял руку и ударил ее по голове. Я подошел сзади и засадил ему локтем под ребра.

Он упал на перила. Лицо девушки было в ссадинах, одна щека уже начала синеть. Я помог ей подняться.

– Он меня убьет, – сказала она.

Я снова поддал ему локтем, и он хрюкнул.

– Не думаю, – заметил я. Потом спросил: – Идти можешь?

– Попробую.

Я схватил мужика за рубашку,

вверх

раз

два —

и через перила.

Пусть его собственный вес утащит его на дно.

Когда я открывал дверь в квартиру, до нас доносились крики и вой из канала. Она сказала:

– Наверное, он умеет плавать.

– И что из этого?

– Да ничего.

•••

Я сотворил горячий виски в двух высоких стаканах:

тонны сахара

гвоздика

галлон виски.

Дал ей один стакан и велел:

– Пей залпом.

Она послушалась.

Я поставил «Одинокую звезду», начав с «Удивленных».

Она спросила:

– Это «Кантри и вестерн»?

– Точно.

– Дрянь.

– Ты пей, скоро тебе будет безразлично.

Я внимательно присмотрелся к ней. Торчащие волосы, проколотая бровь, тонна черной туши на ресницах. Под всем этим пряталась хорошенькая девушка. Ей могло быть и шестнадцать, и тридцать шесть. Говорила она с лондонским акцентом, немного с примесью провинциального ирландского.

Неудивительно, что она мне понравилась.

На левой руке множество серебряных браслетов. Но им все же не удавалось скрыть старые следы. Я сказал:

– Ты наркоманила.

– Ты что, добрый дядюшка Билл?

– Был когда-то.

– В смысле?

– Был полицейским.

– Мама родная!

Так я познакомился с Кэтрин Беллинггем. Ее занесло в Голуэй вместе с рок-группой. Группа развалилась, а она осталась тут.

– Я пою, – сообщила она.

И без всякого предупреждения запела «Трою». Непростая задача, если нет аккомпанемента. Я никогда не был слишком большим поклонником О'Коннора, но, слушая ее, я изменил мнение.

В ее исполнении это было изумительно. Я так поразился, что поднял стакан и посмотрел на жидкость в нем на свет.

– Здорово, ничего не скажешь.

Она тут же запела «Сердце женщины».

Да, придется пересмотреть свое мнение и о Мэри Блэк.

Такое впечатление, что я слышал эти песни впервые. Когда она замолчала, я сказал:

– Черт, ты здорово поешь.

– Правда, без дураков?

Я налил еще виски и предложил:

– Давай выпьем за красоту.

Она не притронулась к стакану и сказала:

– Я никогда не пела следующей песни, но я так напилась… – И она запела «Нет женщины, нет слез».

Я – алкоголик. У меня часто бывает такое настроение. Но, слушая ее, я пожалел, что у меня нет колумбийского виски – оно покрепче. С другой стороны, мне стало казаться, что я уже выпил.

Кэти допела до конца и сказала:

– Все, концерт окончен.

Я брякнул не подумав:

– Только тот поет таким чистым голосом, кто живет в настоящем аду.

Она кивнула:

– Кафка.

– Что?

– Это он сказал.

– Ты его знаешь?

– Я знаю ад.

Жалоба

В Ирландии говорят: «Если нужна помощь, иди в полицию; если не нужна помощь, тоже иди в полицию».

Я сходил.

После увольнения я каждые несколько месяцев получаю письмо следующего содержания.

МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ

В соответствии с условиями Вашего увольнения Вы обязаны вернуть все принадлежащее государству имущество и оборудование (см. статью 59347А Инструкции по обмундированию и оборудованию).

Мы выяснили, что Вы не вернули предмет 8234 – шинель.

Надеемся на скорейшее возвращение данного предмета.

С уважением,

Б. Финнертон.

Я смял последнее письмо и швырнул его в мусорную корзину через комнату. Промахнулся. Пока я упаковывался в предмет 8234, на улице хлестал дождь.

Предмет подходил мне идеально.

Единственная ниточка, связывавшая меня с моей несостоявшейся карьерой.

Вернуть его? Да пусть застрелятся.

Кленси из Роскоммона, мой бывший коллега, сильно вырос по службе. Я стоял у полицейского участка и думал, будет ли он рад мне.

Глубоко вздохнул и вошел. Полицейский, лет двадцати от роду, спросил:

– Да, сэр?

«Господи, как же я постарел», – подумал я.

– Я бы хотел повидать мистера Кленси. Не знаю, в каком он сейчас звании.

Глаза мальчишки вылезли из орбит.

– Старшего полицейского инспектора? – спросил он.

– Наверное.

Он посмотрел на меня с подозрением:

– Вам назначено?

– Скажи ему, Джек Тейлор пришел.

Он подумал и заявил:

– Я проверю. Ждите здесь.

Я послушался.

Почитайте доску объявлений. Может показаться, что полиция – этакое теплое местечко. Я-то знал, что это не так.

Сопляк вернулся:

– Старший инспектор примет вас в комнате для допросов. Я вас провожу.

Что он и сделал.

Комната была окрашена в ярко-желтый цвет. Единственный стол, два стула. Я сел на тот, где обычно сидит подозреваемый. Подумал, не снять ли пальто, но решил, что тогда они отнимут его. Не стал раздеваться.

Открылась дверь, и вошел Кленси. Совсем не тот зверюга, как я его помнил. Он, как говорится, набрал вес. Правильнее будет сказать, растолстел. Что, вне сомнения, больше к лицу старшему инспектору. Лицо красное, щеки обвисли.

– Это надо же! – удивился он.

Я встал и сказал:

– Старший инспектор.

Ему понравилось. Он предложил мне сесть.

Я сел.

Мы не торопились, приглядывались, оценивали друг друга. Обоим не понравилось то, что мы видели.

Он спросил:

– Чем могу тебе помочь, парень?

– Всего лишь капелькой информации.

– Вот как…

Я рассказал ему о девушке, о просьбе матери.

Он сообщил:

– До меня дошло, что ты стал кем-то вроде частного сыщика.

Я не стал отвечать, лишь кивнул.

– Я ожидал от тебя большего, Джек.

– Больше чего?

– Больше, чем обирать убитую горем женщину.

Слышать это было больно – уж слишком похоже на правду. Он пожал плечами и добавил:

– Я помню дело. Самоубийство.

Я рассказал о телефонном звонке.

Он с отвращением вздохнул:

– Может, ты сам и позвонил?…

Я сделал последнюю попытку:

– Могу я посмотреть досье?

– Ты что, совсем спятил?… Пойди протрезвей…

– Это означает «нет»?

Он встал, открыл дверь, и я попытался придумать какую-нибудь блестящую реплику на выход. Ничего не придумалось. Пока я ждал, что меня выведут, он сказал:

– И не мешайся под ногами, Джек.

– Уже не мешаюсь.

•••

Я направился в пивную «У Грогана». Утешал себя тем, что пальто не отобрали. Шон стоял за стойкой.

– Кто съел твой пирожок? – спросил он.

– Да пошел ты…

Я ринулся к своему обычному столику и плюхнулся на стул. Немного погодя Шон принес мне виски.

– Судя по всему, ты все еще пьешь, – заметил он.

– Я работал… Понял?

– По тому делу?

– По какому же еще?

– Да поможет Бог этой бедной женщине.

Потом, когда я уже набрал скорость в смысле выпивки, я сказал Шону:

– Извини, я сегодня слегка расчувствовался.

– Слегка?

– Давление. Не переношу, когда на меня давят.

Он перекрестился:

– Слава богу. И больше ничего?